Двойник мафиозо

В палате, из чисто мальчишеского любопытства, прошелся по тумбочкам. И был вознагражден. В ближайшей к его кровати тумбочке, на нижней полке, оставленные щедрым меценатом этого вида искусств, нашлись: откупоренная, но полная бутылка коньяка, упаковка банок водки с тоником и две бутылки пива. Меценат был, возможно, прежним здешним постояльцем. Решив, что подарок судьбы оставлять негоже, Александр открыл банку и с наслаждением выпил. А то от прежде выпитого спирта стала его томить жажда. Потом Александр подошел к двери, выключил свет, прилег поверх одеяла и незаметно уснул. Александр спал уже некоторое время и, казалось, разбудить его уже никто не сможет, так, оказалось, устал... Но нет: среди ночи промелькнуло что-то и, широко раскрыв глаза, он тревожно уставился в светлый мрак пустой палаты, неведомыми силами предоставленный ему на эту ночь. В открытую балконную дверь свободно входил свежий ночной воздух. В комнате прозрачно и светло, глаза привыкли к темноте, видят каждую деталь, каждую мелочь в комнате... Выглянула луна и, застыв, пласты лунного света упали на пол и стены, крестообразно выделив оконную раму. Спать совсем не хотелось. Вверху светлыми дымами проплывали редкие облака, в просветах открывая черно-синее, усыпанное звездами небо. А море внизу - разлилось бескрайне и застыло на ночь - бледное, молочно-зеркальное, уснувшее. Сигареты. Александр вернулся в комнату, нашел сигареты и тут же, в другом кармане брюк - зажигалку. Развороченная постель неприятно белела. Он подошел и поправил одеяло, невольно принявшее форму спящего тела. Вышел на балкон, а тут сразу потемки: скользкая луна нырнула под длинную шеренгу облаков и спряталась надолго. Закурив, Александр присел на корточки, задумался. Не мог понять, что же это случилось с ним сегодня? Ломал голову, чувствуя абсурдность всего. Может быть, понадобился паспорт какого-нибудь лоха. Он читал, с чужим паспортом можно делать разные миллионные дела, предприятия регистрировать, банки, там, квартиры покупать-продавать... Все может быть. Надо будет сразу как-только выйдет из больницы, заявить в милицию. Обойдется. Где-то, невидимый, ясно, звонко защелкал соловей. Ему ответил другой, завершил полный круг песни. В ответ сонно с подвыванием заворковали голуби "ху-хуу...", но тут несколько невидимых певцов запели так неистово, что осмелиться мешать им не решился никто. Красиво. Жизнь начала налаживаться, все оказалось не таким уж плохим. Александру вновь захотелось спать. Он снова лег в постель. Что-то его, все-таки, продолжало тревожить. Возможно, необычность всего происшедшего с ним за последние сутки-полтора, начиная с её звонка и кончая его одиночным бдением в этой больничной палате. Одиночное бдение! Вот, наверное, что его подспудно тревожило. И полная тишина, неестественная для больницы, вмещающей в себя столько людей. Пусть и больных людей. А вернее, именно больных людей, которые должны стонать, там, иногда звать сестру... Александр улыбнулся своей мнительности. Конечно, - не успел вырваться из дома, а уже страхи мерещаться. Он дотянулся до недопитой банки с водкой и сделал глоток. Нет, все равно не мог успокоиться. Он встал, надел халат, вытащил из пачки сигарету. Закурил. Чувствовал он себя вполне сносно. Водка, заигравшая на старых операционных дрожжах, подняла общий тонус. Лоб и затылок не болели. Ушибы - коих было не так уж и много - тем более. Александр, не включая свет в палате, вышел в коридор. Здесь тоже было темно. А ведь он отлично помнил, что свет горел, когда его сюда везли санитары. Они что, уходя выключили свет? Александр усмехнулся: ну да, бергут электроэнергию. Ему вдруг стало не до смеха. Что-то здесь было не так... Он понял, что было странным: полная тишина в здании. Тишина, которая позволяла слышать звуки ночного города, да отдаленный шум морского прибоя. Все это глупость, решил он и, нащупав на стене выключатель, щелкнул. Зажглись лампы. Не по всему коридору, а на ближайшем участке метров в двадцать. Бодро насвистывая, Александр пошел по коридору вдоль дверей, заглядывая в каждую. Свистеть он перестал быстро. Через некоторо время бросил на пол и затер подошвой сигарету. Свет он включал по всему коридору. Впрочем, долго ходить не пришлось, чтобы понять простую вещь: здесь на этаже находился только один человек - это он сам. В палатах если кровати и были, то в разобранном виде: обычные железные койки, разобранные и сложенные у стен. Судя во всему это больничное крыло подготовили к ремонту. Он вспомнил собственный приезд в этот город... вокзальная суета... внезапное нападение бойцов... Одиночество больничного крыла, собственная беззащитность, какой-то дикий водоворот случайностей, водоворот, в котором его кружит без всяких на то оснований. Александр пожалел, что всюду включил свет. Все-таки в темноте можно скрыться, спрятаться, если за ним придут. Он рассмеялся нарочито громко. Смех прозвучал жалко, и он подумал, что испугался. Надо взять себя в руки. То, что произошло на вокзале, было чистой случайностью. Кому он здесь нужен? И зачем? Незачем становиться шизоидом. Чушь какая! Он нащупал в кармане сигареты, вновь закурил. Раз уж ему одному предоставлено целое крыло, стоит провести экскурсию, посмотреть чем располагает городская больница на югах. Впреди увидел стеклянную дверь на лестничную площадку. Он находился на третьем этаже. Поднялся на последний, четвертый. Здесь были процедурные кабинеты, сейчас закрытые. Людей тоже не было.
      Спустился сразу на первый этаж. Тоже какие-то смотровые кабинеты и - в темноте он не сразу понял, что находится в этом огромном зале - кухня. Он пошарил рукой по стене. Какой-то рубильник, рычаги... круглый выключатель с тумблером в центре. Он включил свет. Ему было все равно, если его застанет здесь дежурный врач: нечего одного переводить в пустое крыло. Как и в любом казенном учреждении в этой больнице руководство также допускало полный бардак. Между тем яркий свет залил помещение. Закурив новую сигарету он пошел осматривать достопримечательности. Не похоже, чтобы здесь был порядок; вилки, ножи, алюминиевые ложки-поварешки разбросаны по большим нержавеющим ваннам, где их, наверное, и мыли. Длинные, тоже из блестящего железа столы. Электроплиты с круглыми отверствиями камфорок для огромных кастрюль. Как тут, интересно, подогреваются эти кастрюли: снизу, что ли, идет огонь? Какие-то агрегаты... Александр прочитал: картофелечистка... мясорубка большого размера, чтобы сразу перемолоть теленка с потрохами. Или полтуши коровы, или... Ему внезапно здесь надоело. От ранее выпитого наступил упадок сил. Захотелось лечь спать, либо выпить две оставшиеся банки с водкой и тоником. И тоже завалиться спать. Утра вечера мудренее, как говорит народ. Здесь было душно, несмотря на то, что одно окно было открыто. Окна здесь располагались очень низко, почти на уровне земли и одно, длинное, открывалось по горизонтальной оси, закрепленной почти в центре створки. У выхода он щелкнул черным тумблером выключателя, погрузив помещение во тьму. Второй этаж как две капли воды походил на его собственный, третий. Только без единственного жильца. Все равно прошел до середины. Все палаты - естесттвенно пустые - были открыты. Он зашел в ту палату, которая приблизительно находилась под его, сегодня заселенной. Вышел на балкон. Это хождение в большом здании - если отбросить естественный холодок страха от полного одиночества там, где всегда ждешь столпотворение людей - тоже могло быть раздуто до приключения, что при домашнем образе жизни Александра и перманентном сенсорном голодании было довольно легко сделать. Александр посмотрел вверх. Надо же, угадал. Все окна этого крыла были погружены во мрак. Вверху же, прямо над ним, светился балкон его палаты. Причем пол балконы - может ему это показалось - был довольно близко. Придерживаясь за трубу, приваренную к перилам и уходящую куда-то вверх, вряд ли дальше крыши, он влез на перила. Оказалось, не ошибся: пол верхнего балкона был ему на уровне шеи. Избыток накопившихся сил, а скорее, просто спиртное, невольно и вольно поглощенное сегодня, заставили его решиться влезть Чего там тащиться по этажам. Цепляясь за прутья балконного ограждения, он кое-как подтянул ноги, закрепился и вдруг замер. Бог ты мой! А ведь выходя из палаты он не включал свет! Свет он включал только в коридоре!.. Все же стал медленно выпрямляться... и замер.
      Было от чего. В его комнате были люди!
      ГЛАВА 4
      МЯСОРУБКА
      Александр сразу понял, что эти двое муцжчин не имеют отношения к больнице. И не потому, что обладали слишком уж массивными мускулистыми фигурами, и даже не потому, что настороженными хмурыми взглядами (мужики только вошли и в недоумении оглядывали пустую палату) напомнили телевизионный бандитский образ. Все это конечно... Но главное, у каждого в руке, как атрибут профессиональной принадлежности, был длинный пистолет. С глушителем, конечно. Все мгновенно поняв, Александр, тем не менее, не сдержал обычную реакцию обывателя, обнаружившего в своей квартире вооруженных воров и, ещё не осознав опасности, крикнул: - Эй! Вы кто? Ответ пришел мгновенно. И разночтений не предполагал. Оба мужчины тут же вскинули на голос свои стволы, стекло звякнуло, но не рассыпалось, а мимо головы Александра с двух сторон чиркнуло... казалось, неопасное. Да уж. Александр - откуда прыть взялась! - уже слетал вниз,на балкон, потом, на земле, метнулся было бежать в сторону моря, но сверху вновь стреляли, а кругом открытые газоны с цветами, дорожки с асфальтом... метров тридцать... безнадежный путь на тот свет... ни за что не добежать!.. Это тоже осознал не рассудком, инстинктом. Кинулся под прикрытие стены и вдруг - открытое окно! - окно, только что обозреваемое с ракурса иного. Единственное открытое окно в помещение кухни. Александр зайцем метнулся туда. Сверху послышались сдавленные ругательства и тут же - упругие вспышки выстрелов. Пули очень ясно били об асфальт, словно бы подогревая ему пятки... но он уже ужом протискивался в довольно узкую, как оказалось, щель длинного окна. Помня кое-как расположение кухни, Александр метнулся к двери, но в густом мраке зацепился за что-то, упал, прокатился по гладкому линолиуму... хорошо, в правильном направлении, но плохо - стукнулся больным лбом о что-то... стол?.. тумбу?.. Света белого не взвидев от боли, вскочил. Что-то сыпалось, грохотало!.. Больничное крыло, получив единственного жильца, оживало на глазах. Правда, были ещё и посетители. Посетители к больному, на глазах выздоравливающему. Наконец добежал. Распахнув дверь, сразу ослеп: в коридоре горел яркий свет, и один из мускулистых бандитов уже бежал к нему, стреляя на ходу. Незабываемое ощущение! Да и звук свистнувшей над ухом пули не оставляет равнодушным. Александр - словно пуля многосотенной массой смогла ударить - влетел обратно с громовым ударом захлопнувшейся двери. Быстро-быстро в сторону, хоронясь за что-то твердое, железное. Сам не заметил, что давно ползет на четвереньках, подгоняемый ужасом, только сейчас окончательно затопившим душу. Скорчился где-то в углу, а тут вспыхнул, озарил свет огромный зал; бандит у входа повернул выключатель, как совсем недавно это делал сам Александр. Мгновенная тишина нарушалась только гулкими ударами: сердце его билось в горле, словно, отчаявшись, само желало выпрыгнуть, покончить со всем. Вдруг стал различаться тихий мерный скрип. Очень тихий, размеренный. Догадался. Его преследователь, осторожно продвигаясь от двери вглубь зала, скрипел - видимо новой - кожей туфель. Александр в отчаянии огляделся. Он, скрючившись, сидел в углу (стена выдавалась четырехугольной колонной, возможно, скрывая внутренние коммуникации), прикрытый длинным - метров десять - разделочным столом, снизу заполненным металлическими же ящиками и ящичками. Но между столом и стеной - помогла выступающая колонна - имелся промежуток больше полуметра, где можно было проползти по направлению к дверям. А ничего другого и не оставалось. Согласуя каждый щелчок собственных суставов со скрипом дорогой кожи бандитских туфель, Александр изменил положение пассивного отчаяния, на положение активного... тоже отчаяния. Шаг за шагом продвигаясь вперед, скоро поровнялся со скрипом киллера. Вдруг, словно с неба рявкнуло: Нашел? Он здесь где-то, не выскочил, точно. По тому, откуда шел звук, Александр догадался, что это второй бандит, спустившись с балкона, сунул голову в окно. Так и оказалось, потому что голос тут же пожаловался: - Окно дрянь, одно название, узкое. Как Сашок пролез, не представляю. Ты с ним поосторожнее, когда поймаешь. Держи все время под прицелом. Я сейчас по коридору обегу, здесь мне не пролезть. Вот дрянь хитрая! Эй, Сашок, может сам выползешь? Чего нас гонять зря? Все равно ведь поймаем. Вылазь! Секунду-другую все молчали, только продолжали скрипеть вражеские туфли. Ну и хрен с тобой, все равно достанем. Так я, Андрюха, пойду. - Давай, давай, двигай, - раздраженно ответил второй. - Мы его с двух сторон тут зажмем, подонка. Давай, я жду. - Услышанное так не вязалось со здравым смыслом, таким дичайшим образом разнилось со всем спокойным развитием его прежней размеренной и, в общем-то, очень даже тихой жизни, что Александр, продолжая ползти, перестал особенно осторожничать. Сам не замечая, он полез все быстрее, все менее прислушиваясь к шагам бандита. Стол оказался даже длиннее, оканчивался метра за четыре до приоткрытой двери... рывок... две-три секунды, а там... Бог поможет. Не помог. Голова Александра уперлась во что-то твердое. И раздался насмешливый голос: - Ну что? Ты так до дому намерен ползти на карачках? Может встанешь, гад? Не очень сильный, но болезненный удар по голове последовал сразу. Александр медленно выпрямился. Напротив, нацелив на него пистолет, стоял коренастый, очень сильный на вид мужчина, лет двадцати пяти, и улыбался. - Ну вот и доигрался, сволочь, пистолет дернулся к лицу Александра, сразу ушел назад, к сердцу. - Ну как, лобик болит? Бритвочкой хорошо тебя отметили, паскуда? Как же ты нам всем тут надоел! Хорошо, хоть мы тебя здесь загнали, сейчас кончим без шума и пыли и всего делов. Да ты не бойся, все будет чисто и быстро. Ты даже не почувствуешь. Пулька в сердце и контрольный в голову. А можно протсо в голову. Димок любит башки дырявить. Сейчас придет, решим. Александр, покачиваясь, слушал излияния бандита. Даже с каким-то отвлеченным интересом. Это все равно, что оказаться по ту сторону экрана: только что смотрел крутой боевик и тут же эти плакатные мерзавцы уже ставят к стене тебя. Абсурд! Не думая, что делает, Александресандр махнул ногой и неожиданно попал куда целил; пистолет бандита взлетел и, завершая дугу полета, исчез в какой-то металлической трубе, закрытой редкой решеткой. От собак, что-ли? Пистолет ещё гремел в длинной жестяной трубе, а Александр уже бежал - от испуга потеряв направление - вглубь помещения. Сзади послышались сдавленные вопли, потом страшный быстрый топот ног, мгновенно приближающийся. И тут он получил такой удар по затылку, что движение продолжил уже в полете. А хуже всего, что упал (повезло, на столешницу очередного стола) только что прооперированной щекой. Ой, как больно! А тут ещё затылок сдавила тяжелая клешня бандита, тем самым ещё более усилив боль. Левая рука Александра упала в моечную ванну, в груду вилок, ложек, вилок. - Ах ты!.. Да я же тебя теперь буду на кусочки резать! Шея так болела!.. Щека так болела!.. Бандит всем весом раздавливал рану на щеке. Александр взвыв, как лесной зверь, нащупал рукоять чего-то (хорошо бы вилки, только бы не ложки!), махнул левой рукой за спину... Попал, судя по мягкому толчку и нступившей тишине и, так как ожидал лишь усиление прежних пыток, рванул инструмент назад и ударил уже с большей амплитудой, целенаправленно. Давление на шею внезапно прекратилось. Александр вскочил и повернулся. В двух шагах стоял бандит и разглядывал бок, где под ребрами, почти вертикально вниз, прилепилась к синей рубашке деревянная рукоять ... ножа, конечно, что ещё может войти так глубоко?.. - Ты же меня убил, гад! удивленно сказал бандит. Вдруг дернулся, открыл рот, широкой рукой хлынула кровь, словно бы мужик блевал, а не прощался с жизнью... и тут же стал заваливаться вбок, и, так и не согнувшись, столбом рухнул на гладкий линолиум. Александр, словно разбуженный, помчался к двери, с одним только желанием, подальше оказаться отсюда. Он уже ни о чем не думал, мысли за ненадобностью, испарились, осталось лишь изначальное желание, словно у зайца - спастись и только. Подбежав к двери, распахнул створку и нос к носу столкнулся со вторым киллером, кажется с Димком, Дмитрием, так его перетак. У Дмитрия физиономия стала глупая, очумелая. Александр от испуга среагировал быстрее: отшатнулся, захлопнул дверь, прыгнул к выключателю, повернул тумблер... Свет не погас, как ожидалось, но что-то в помещении сразу зазвенело, заверещало!.. Дверь чуть не слетела с петель от мощного удара, и, разъяренный, страшный, в два раза сделавшийся шире (вроде бы куда еще!) Димок ворвался на кухню. Какой там свет! Александр, визжа от старха как недорезанный поросенок, летел не видя куда; стояла перед глазами разъяренная рожа Димка, который, сам забыв о пистолете, бежал за жертвой с одним, наверное, желанием - разорвать на куски голыми руками. Почти настиг, хотя и Александр, атавистическим инстинктом подстегиваемый, ставил личные рекорды, все время чувствуя хватательные, пока пустые зацепы бандитских клешней за спиной. Впереди что-то ещё гуще взревело мотором, Александр рванулся и вдруг, - к ещё большему ужасу своему! - подскользнулся; падая, он успел заметить, что по линолиуму растеклась кровь, извергнутая тем, первым, сейчас неподвижно лежавшим в двух метрах. Удивительно, но все было как-то расчленено, существовало отдельно, ничуть не соприкасаясь: его спринтерские скачки, зарезанный бандит, этот страшный Димок сзади, пятьсот долларов, оставленные в палате без присмотра, Москва, спокойно существующая где-то в ином мире... свирепо гудящий, включенный по ошибке агрегат впереди (лучше бы свет вырубил!)... Александр скользил на кровавой луже головой точнехонько в железный бак, содрогавшийся в впереди от вибращии мотора и глупо думал, как бы не ушибиться раненой щекой... Сзади, споткнувшись о его ноги, взлетела в воздух тяжелая туша бандита, перелетела Александра и поплыла дальше... И тут произошло сразу несколько вещей: голова Александра врезалась в нержавеющий бак; ноги летевшего киллера с размаху стукнули его по затылку, вызвав новый взрыв боли в прооперированной щеке; сам Димок влетел в самую середину алчно взревывающего бака и тут же больничное крыло, нет, вся больница, весь город, да что там, - весь мир, кажется, заполнил чудовищный рев - страшная мешанина ужаса, боли, отчаяния и ярости!.. немедленно сменившийся дробным хрусторм и треском... Ноги бандита забили Александра по голове, шее, плечам - как больно! Александр, уклоняясь, стал подниматься. Посмотрел на тихо лежавшего на полу мертвеца - тот за это время не ожил, перевел взгляд на зад никак не вылезающего Димка... Странно, он, словно бы окутанный дымом и паром, продолжал рывками вползать в бак. Ага!.. Взвесь в воздухе оседала кругом, даже на лице Александра (он поробовал рукой - мокро), но гуще всего на внутренностях объемного бака, уже сумевшего вместить в себя половину Димка... Вдруг Александр понял, что просто смотрит, как вместо половинки говяжьей туши мясорубка перемалывает на фарш неудачно прыгнувшего внутрь бандита Дмитрия!.. Надо было что-то срочно делать?.. Он побежал к двери и выключил рубильник. Наступившая тишина оглушила. Что-то надо было сделать?.. Ничего не соображала голова... Да, да, вымыться; он слишком близко находился рядом с работающей мясорубкой, которая обычно перемалывает обескровленное мясо, а тут... шесть литров крови... он сам и пижама покрыты красной пылью... Александр подошел к ближайшей ванне и попробовал открыть кран. Холодная вода сразу полилась. Ничего, здесь и ночью, как в сауне: жарко, не замерзнешь. Он снял пижамные штаны, куртку, бросил в воду и сам стал умываться. Смыл липкое с волос на голове... Повязка... Повязка представляла собой липкий тампон, прикрепленный к коже лица пластырем. Он почти безболезненно отодрал покрасневшую сверху и снизу повязку. Надо сходить на перевязку... К дежурной сестре или к врачу, сказать, что сорвал во сне... Поискал и нашел больничные тапочки, которые сразу потерял в беготне. Они были сухие и чистые. Хоть в этом повезло. Отстиранную пижаму тщательно выжил и одел. В этой душной жаре прохлада только приятна. Сколько интересно прошло времени? Посмотреть у мужиков? Он содрогнулся от одной мысли: живо представил перемолотые в фарш руки и череп Димка!.. Нет, сегодня он об этом не буджет думать, невесело усмехнулся он. Подумает завтра. Пистолет, утерянный Димком при падении, лежал недалеко. Александр подошел, поднял его и положил в сырой карман пижамы, нащупав при этом месиво раскисших сигарет. Дуло глушителя торчало из кармана. Страшно захотелось курить. А ещё выпить. Он вспомнил, что в его палате есть ещё сигареты и две банки водки с тоником. Вроде всё.
      И вдруг его охватил ужас! Так странно, чудовищно!.. Что происходит?!. Он тут же справился. Он не знает, что происходит, так что нечего паниковать. Завтра он выпишется из больницы и уедет к чертовой матери. Отдых ему уже не нужет, пропади он пропадом, этот южный отдых! В глаза его больше никогда не видеть! В Москву, в Москву! Приободрившись, он направился к дверям кухни. Собираясь гасить свет, вспомнил об отпечатках пальцев. Снял пижамную куртку. Пистолет выпал из кармана и громко стукнулся об пол. Поднял его и сунул за пояс штанов. Пижамой вытер тумблер рубильника и выключатель. Тут же вспомнил о ноже. Повернулся, и двигаясь словно в трансе, подошел к первому телу. Вытер рукоять ножа. Невольно взглянул на лицо мужчины и поразился изменению - заострилось лицо, отекло. Умер, все-таки. Александр, подойдя к дверям, выключил свет через ткань пижамы. Вышел из помещения кухни (теперь он вечно будет помнить эту кухню!). Пошел по коридору, везде выключая свет, поднялся на третий этаж, зашел к себе в палату. Некоторое время стоял посреди комнаты, не зная, что делать дальше. Как же, а повязка, содранная им с лица и все ещё мокрым противным комком лежащая в кармане пижамы. Он вынул её и положил на стол. На стол положил и пистолет. Подумал и спрятал его в сумку. В сумке лежало запасное белье. Он разделся, снял и трусы и переоделся. Одел джинсы. Рубашку, запачканную его вокзальной кровью, унесли. Наверное, стирать. У него была ещё футболка. Одел и её. Надо было идти к врачу. Хоть шов и намазали какой-то густой мазью, но лучше поберечься. Одев сверху больничный халат, он вдруг замер от пришедшей мысли: как он может так тщательно и равнодушно обдумывать свои действия после всего, что недавно произошло?!. Ах! Он и правда подумает об этом завтра. Он осмотрелся. Вновь порадовался своей предусмотрительности во всем. Вроде ничего не забыл. Взял сумку, старую повязку, чтобы выкинуть её по дороге в какое-нибудь мусорное ведро в жилом секторе больницы. Там, где, найдя, ей никто не удивиться и не заинтересуется. Теперь вроде всё. Уже идя по коридору вспомнил о коньяке и банках с водкой. Остановился в досаде, но решил не возвращаться. Потом. Дежурная медсестра, встреченная им уже в заселенном главном корпусе, отправила его вниз, к хирургу. Александр подумал, что им окажется та, оперировавшая его девушка, и не ошибся. Когда он зашел, лицо её вновь исказила непонятная ему гримаса. Все это длилось едва ли не мгновение, после чего девушка справилась с собой и спокойно произнесла: - Вот мы и опять встретились. Мне искренне жаль, что вы, Александр, до сих пор живы.
      ГЛАВА 5
      МАМА ВСЕГДА ПРАВА
      Вера Александровна Синицина, для большинства занкомых ей людей просто Вера, чаще Верочка, выросла, как говориться, в неполной семье. Во всяком случае, отца она не помнила, ушел отец к другой женщине, когда Верочка ещё ходить не умела, только ползала, бессмысленно, но уже очаровательно тараща прелестные глазенки на этот огромный, пока ещё очень добрый мир. Мама вырастила дочку одна, замуж больше не вышла и постоянно учила дочку, что им никто не нужен, что им и вдвоем хорошо, и это было правда. Отсутствие отца Верочку не ущемляло, жила она весело, подружек имела много, а когда подросла за ней стали ухаживать мальчики, носили портфель, на даче устраивали серенады - приятные глупости, в общем. А вот ближе к окончанию школы, - на исходе шестнадцати лет, что ли, - с ней что-то произошло; так похорошела и округлилась, что внимание мужчин, даже просто взгляды на улице, стали привычны, - все замечали изящество, нарядность, ловкость, ясный блеск глаз... Испугавшись чего-то, мама все чаще повторяла старое, и так заученное с детства: "не верь им, верить никому из них нельзя". Под "ними" имелись в виду мужчины, и когда однажды тренер по плаванию, молодой плечистый парень с узкими бедрами, - вызвав её к себе в кабинет на быстрый инструктаж не сдержался, плененный её мокрыми от бассейновых вод формами, очарование которых даже выразить было трудно словами... В общем, случилось. Однако, происшедшее лишь послужило лишним подтверждением верности впитанных с материнским молоком истин, так что трагедии не произошло. Тренер клялся в вечной любви, просил выйти замуж, но Верочка гордо отказывалась, радостно мучала его, пока он, действительно влюбленный, не уехал куда-то, в другой город...Впрочем, о нем не жалела, так просто, взгрустнулось на минутку. А тут выпускной бал, цветы, вступительные экзамены в медицинский институт, нестарый ещё доцент-экзаменатор, поставивший ей пятерку, но тут же и объяснивший, что, что без его дальнейшего участия... покровительства, Верочке не удасться... просто ей никогда не стать студенткой. Доцент оказался, в общем-то милым человеком. Был свободен (жена бросила, ушла к профессору их же кафедры), на первом курсе помогал с зачетами, особенно не надоедал, все было как-то легко... Однако, мама, конечно, была права. В Верочку влюблялись, за ней ухаживали, было всё: прогулки в сумерках то с этим, то с тем, поцелуи, тупики постелей... Несколько раз ей делали предложение выйти замуж, но делали все как-то не те. А те, как-то, не встретились. Да и жизнь мамы была примером того, что им, все-таки, лучше не доверять. Институт Верочка закончила, попала в городскую больницу, работала уже почти год, но свободное время проводила как и раньше, в студенческие годы: дискотеки, вечеринки... А тут - скоро уж год как - познакомилась она на дискотеке с приятной девушкой, Наташей Хиш, местной гречанкой. Та на следующий же день позвонила Верочке на работу, пригласила вечером к себе... приятная компания, обещала заехать, вместе поедем. Действительно, зашла вечером, повезла к себе. Когда вошли в квартиру - музыка гремела уже внизу на лестничной площадке - Наташа, пропустив Веру вперед, тут же извинилась, сказала, что у неё нет другого выхода, иначе просто никак. И с этими непонятными словами внезапно выскочила из квартиры, захлопнув за собой дверь. Все разъяснилось немедленно: её с шутками и прибаутками встретили хозяева, пять здоровенных молодых мерзавцев, предводительстующих тощим и омерзительным молокососом, не постеснявшимся назваться настоящим именем и фамилией. И то, что с ней делали весь вечер и всю ночь, ей уже не забыть никогда. Боялась, что её убьют, чтобы не заявила в милицию, но странно, даже деньги сунули на дорогу. Она швырнула их им под ноги. Странности своего спасения поняла почти сразу. Заявление в милицию Вера подала, на работу не вышла, естесственно, но в этот же день к ней заявился некий адвокат, разъяснивший, что для неё альтернатива проста: либо она берет три тысячи долларов и свое заявление из милиции, либо её вообще никогда не найдут. Но перед скорой смертью, случившееся накануне, покажется ей цветочками. Уходя, оставил свою визитную карточку и просил звонить особенно не затягивая. Не позже, чем через неделю она должна решить свою судьбу. Так и сказал, мерзавец! Следователь в прокуратуре отмалчивался, так что Верочка вдруг поняла, что словам адвоката надо верить. И как же права всегда была её мама!.. Деньги в конверте ей передал адвокат и просил все забыть как дурной сон. Что поделаешь, время сейчас такое. Да, время. Вера хотела выбросить эти грязные доллары, но не выбросила. Потому что время сейчас такое. Ну и легко понять, что почувствовала Вера, когда в её дежурство открылась дверь кабинета и вошел этот омерзительный... гадкий насильник, мерзавец, нелюдь... этот Санек!.. Она испугалась до безумия, но быстро справилась с собой, да и время прошло достаточно, худо-бедно острота унижения и боли прошла. Но все равно, ненависть, вспыхнувшая в ней, испугала её самое. Приглядевшись, она поняла, что в нем что-то за это время изменилось. Конечно, исчезло лютое хмельное безумие, которое делало его таким страшным в ту гнусную ночь. Сейчас перед ней стоял обычный молодой человек, попавший в беду: через весь лоб посередине - свежий багровый шов по безжалостному порезу, на лице читались обида, боль, недоумение... которые, возможно, и изменили его так... удивительно, но в лучшую сторону. И ещё что-то... Несмотря на то, что горевшая сейчас в ней тот час же ненависть едва не отняла у неё силы, тем не менее, Вера не могла ни отметить: если год назад Александр выглядел и был обезумевшим садистом и убийцей, то сейчас перед ней стоял растерявшийся мальчишка. К тому же не узнающий её. Она подумала, это оттого, что подобные преступления для него норма. Еще вечером она сделала ему операцию, зашила порез, отправила в палату и решила забыть о нем, выкинуть из голову, попытаться больше с ним не встречаться. Но осталась на дежурство и - словно неотвязный кошмар! - он вновь появился в её кабинете... "с той же самой мерзкой целью, как и тогда", - нвольно подумала она. - Вы, я вижу, меня не узнаете? - спросила она. И напомнила с ненавистью, - Наташа Хиш. Очередная жертва. Пять ублюдков, включая вас. Похоже, он, действительно, не узнавал её. Она села за стол, раскрыла какую-то тетрадь. Потом подняла руку и опустила её на колено. Машинально прикрыла колено полой халата. Бросила на него взгляд. - А сейчас вы смирный, как я погляжу. Когда вы один, а я могу позвоть на помощь, вы тут все смирными делаетесь. Не так ли? (Он молчал). Вас что, порезала одна из ваших жертв? (Он продолжал молчать). Удивляюсь, что вы ещё живы, когда сеете столько ненависти вокруг. (Молчание, как ей показалось, длилось целую вечность). Бледное, чем-то слегка испачканное лицо, влажные волосы, будто бы недавно купался, багровый шрам с болтающимися нитками швов, усталый взгляд, светлые волосы, сильно отросшие с прошлого раза... И молчал. Он был ей по-настоящему омерзителен. Она покачала головой. - А на вид приличный молодой человек. Так знайте, будь моя воля, я не стала бы лечить таких как вы!