Ужасы перистальтики

«Завтрак на плите. Все горячее. Ешь. Поехала в Чухлинку. С приветом. Бабушка PS Буду вечером.»

Подойдя к плите он обнаружил давно застывшую манную кашу. В холодильнике не было ничего, кроме пакетиков с непонятным содержимым… Он отравился к метро – перекусить…

Сначала он заглянул в «Макдональдс»: время было очень неудачным, в конце дня народа было слишком много… Не став ждать, он вышел обратно на улицу и бесцельно побрел вдоль торговых павильонов. В первый раз с тех пор, как переехал, брел здесь вот так… Он еще ничего не знал в этих местах. Взгляд упал на киоск, блестевший прилавком и поручнями из нержавеющей стали. За витриной была металлическая конструкция: в ней, один на другом – чебуреки и несколько видов пирожков.

Тут с ним произошла странная вещь: он не мог объяснить, чем понравился именно этот пирожок – с пузырьками жира и какими-то непонятными темными пятнами. И продавец хотел предложить другой, но Замелькацкий замахал – «Нет, нет!..»

Тогда продавец удивленно вскинул глаза:

– Какой вам?..

– Мне вот тот… – Замелькацкий уже показывал рукой на свой…

– Этот?!.. – продавец, молодой черноволосый парень со смышленым лицом и вострыми глазами, явно удивился.

Артем молчал и продавец, сняв другие пирожки с металлического приспособления, вытащил тот единственный, понравившийся Замелькацкому. Принял деньги, отсчитал сдачу и положил ее на стоявшее на прилавке блюдце.

Артем отошел с пирожком в сторону…

Вспомнил утреннюю историю. Лучше бы ему его не есть… Зачем он купил?.. Ерунда, от одного пирожка ничего не будет. Что может быть от одного единственного пирожка?..

…Скомкав промасленную бумагу, он выбросил ее в урну.

…Он уже был рядом с почтой. Вдруг вспомнил: давно хотел подписаться на журнал «Популярная механика», – все как-то не было времени. Почему бы не сходить сейчас?

Он подошел к почте, схватился за дверную ручку и потянул ее на себя, прошел внутрь, поднялся на две мраморные ступени, невероятно стертые и щербатые, скользнул взглядом по плакату, что-то там рекламировавшему и повернул налево.

3

Народа было человека четыре… Он подошел к конторке и встал в очередь за какой-то теткой… Нос его уловил отвратительный запах слишком давно немытого тела. В то же мгновение обратил внимание, что следом за старичком, что-то протягивавшим в окошко, стоит худая испитая бабка, с огромным синяком под глазом, с головой замотанной толстенным серым платком, в невообразимо грязном бежевом клетчатом пальтишке и стоптанных мужских башмаках. Тетка, следующая по очереди за бабкой, стоит от нее примерно в метре или даже в полутора, а вплотную к ней – та тетка, за которой стоит он. И даже до него сильно доносится исходящая от бабки вонь.

– Господи, как же их пускают… – словно отвечая его мыслям проговорила стоявшая перед ним тетка.

Та же, что была перед ней тут же обернулась:

– А как ее не пустишь! Она за пенсией пришла! – проговорила она негромко.

Старичок отошел от окошка и вонючая бабка действительно стала совать паспорт:

– Пенсия… – скрипучим голосом произнесла она, поправляя рукой платок.

Зал почты был очень странен. Высокий, огромный потолок: то, что было под этим потолком, казалось по сравнению с ним несоразмерным, ничтожным. Подходил к потолку только овальный стол – вокруг него вполне могло рассесться человек пятнадцать… Стол был придвинут к витрине, на нем стояли кадки с цветами, валялись справочники, подшивки газет, скомканные почтовые бланки.

– Это еще ладно!.. – по-прежнему негромко, но с выражением продолжала обернувшаяся тетка. – Вон сыну в школе сказали: будьте осторожны… Ничего не слышали?..

– Я-то?.. А что?.. – спросила тетка, стоявшая перед ним.

– Я ж говорю, сыну сказали!.. – словно раздражаясь непонятливостью собеседницы проговорила первая. – В школе!.. В нашем районе появился бомж… Его ловят, но не могут поймать… Все лицо его обезображено огромными наростами… И это заразно! Такая болезнь: обезображивает лицо!.. Детям сказали – увидите, держитесь подальше!.. А то…

– Мне кажется, этого не может быть…

– Да как не может быть?!.. Такие бородавки, знаете, бородавка на бородавке…

– Да кто у нас станет его ловить?! Гос-споди!.. Такие ходят… Вон, наркоман, СПИДом всех заражал… Слышали?!.. Заразил двести человек. А поймали его, когда хотел кровь сдать… Донор!.. Чтоб еще больше заразить!..

– Поймают, будьте уверены! Это очень заразно!.. Сейчас за таких взялись… А вы, кого знаете, всем расскажите – подальше пусть держатся!..

– Да ведь что толку! Он ведь, знаете, может и в магазин зайти, и еще куда-то, и в кафе…

– В магазине, положим, охранник есть…

– Ой, да эти охранники не хотят ни с чем связываться. Лишь бы их самих не трогали…

– Нет-нет, сейчас за них взялись!..

– За кого, за охранников?

– О, господи! Да я ж вам говорю: за бомжей! – раздраженно произнесла тетка. – Что вы в самом деле!.. Вы что, совсем что ли ничего не соображаете?!..

– Да это потому что вы непонятно объясняете: вы ж про охранника говорили!..

– Да ну вас! – тетка отвернулась.

Бабка по-прежнему торчала у окошка, пытаясь негнувшейся рукой вывести закорючку в ведомости… Прошло еще минут пять прежде чем она наконец, распространяя вокруг себя волны отвратительного запаха, переместилась от прилавка к столу. Наконец, пересчитав деньги, она поковыляла к двери…

– Так вы говорите, даже в школе детей предупредили!..

– Ну конечно! – воскликнула первая, уже стоявшая возле окошка. – Держитесь от него, сказали, подальше!.. Черт знает что!.. До чего дошли!.. Заразный бомж по городу бегает!.. Раньше такого никогда не было! Никогда!..

– Я вам хочу сказать: тоже было! Один раз такой случай был! Я вам хочу сказать…

– Да бросьте вы!.. Раньше такого не было!.. – тетка окончательно отвернулась от нее…

Через пятнадцать минут, держа в руке оплаченную квитанцию, он вышел с почты. Посмотрел по сторонам – улица была пустынна…

Он вернулся в квартиру. Бабки по-прежнему не было… Делать было совершенно нечего. Он начал ходить по просторной, но обветшалой квартире и заглядывать во все ящики и шкафы: ничего интересного, кругом какой-то старый хлам. В одной из тумбочек он нашел небольшую коллекцию игральных карт, выволок их оттуда, некоторое время рассматривал… Карты были заграничные, несколько колод – явно японского происхождения – с гравюрами… Зачем они бабке? Потом вспомнил, что она любила раскладывать пасьянсы… Он начал тасовать колоды и так и эдак… Потом попытался играть сам с собой в подкидного дурака…

– А-а, нашел! – раздалось над ухом.

Выпучив глаза, он вскочил, повалил стул, рассыпал карты… Рядом стояла бабка…

– Как?! Ты!..

– А ты что, разве не знаешь, здесь совсем не слышно, если кто-нибудь входит… В длинном коридоре все звуки гаснут. Да-а, такой дом, понимаешь, старый… Ты поел?

– Да, ба…

– Послушай, что я хочу тебе сказать… Куда все катится?!.. Народ совершенно озверел! Шла от метро, меня чуть не сшибли!.. Никто дорогу не уступает, все прут, как танки. Знаешь, мне кажется, это все приезжие!.. Москвичи никогда себя так раньше не вели!.. А эти… Ужасный народ!.. Откуда их столько понаехало?!.. Грубые, некультурные!..

Глядя на него, она замолчала. Некоторое время оба не произносили ни слова…

– Ба, я хотел тебя спросить: а есть такая болезнь, от которой на лице появляются наросты – бородавка на бородавке?.. Да, еще, ба: не надо этой твоей манной каши, я ее терпеть не могу…

4

Он не проспал. Начал спешно собираться: совещание было назначено на девять и он боялся опоздать даже на несколько минут. Директор приходил заранее и раздражался, если замечал, что кто-нибудь опаздывает. Бабка ему не мешала, – она уже проснулась, но из комнаты не выходила, – из-за ее двери доносились какие-то звуки: скрипела дверца шкафа, грохотали передвигаемые стулья.

Только теперь сообразил, что у него нет завтрака: в холодильнике было пусто, манную кашу он накануне отверг… Он решил не завтракать: пораньше выйдет, а там – возле работы в магазинчик, чего-нибудь купит, как-нибудь перекусит с чайком перед совещанием… Много времени на это не надо, а немного он сейчас себе добудет. Он заторопился, подскочил к окну, глянул на улицу: все тот же склон, поросший старыми деревьями, футбольное поле, спортивные площадки. Он вспомнил вчерашний вечер: вот так же он стоял у окна и смотрел на все это. Какая-то странная неприязнь к виду из окна мелькнула в нем… Он посмотрел потом на прибитый к деревянной раме градусник: началась оттепель, а значит с наматыванием шарфа можно не мучаться. Быстро собравшись он покинул квартиру…

Хоть и без шарфа, а от быстрой ходьбы он скоро запарился, но и до метро добежал удивительно быстро – прежде он даже и не предполагал, что здесь, при желании, можно так быстро добежать до метро. Будет теперь это знать, будет иметь это ввиду: ведь это же замечательно!.. От земли, от деревьев исходил теплый, влажный дух – совершенно весенний запах. Полный какого-то удивительно радостного чувства он вклинился в толпу, двигавшуюся к дверям метро, кого-то толкнул, наступил кому-то на ногу, успел занять место раньше кого-то. И тут вдруг в голове у него мелькнуло: а ведь никогда прежде с такой звериной радостью он не бежал из дома на работу! Да, хотелось! Хотелось на работу! Причиной тому был вчерашний день – целый день он пробыл дома, кровь в нем застоялась и теперь она бурлила, радостно требуя еще большей деятельности!

Он удивительно быстро продвигался в толпе у входа! Правда и то, что народа сейчас было немного меньше, чем когда он шел вчера – он все-таки вышел пораньше, – двери не были так безнадежно раскрыты, как накануне. Он прошел внутрь, торопливо направился к ближайшему смотревшему на него турникету. Уже когда он лез в карман за проездным билетом он испытал первую очень легкую атаку и сразу же вслед за этим невероятная паника охватила его. Но билет он, конечно же достать – достал, неловким движением ткнул его в прорезь турникета, он туда не попал, ткнул еще, уронил его… Наклонился за билетом, не сразу поднял его с каменного пола, какая-то тетка сходу налетела на него… Это был конец! Ничего не соображая, он все же просунул билет в прорезь, взял его, прошел за турникеты, сунул билет в карман… Он шел по платформе. Народу было достаточно, но он словно бы никого не видел: все тяжелее и тяжелее становилось ему.

Раздался грохот: как раз по тому пути, по которому нужно ехать ему, на станцию въезжал поезд. Еще какие-нибудь секунды и ему надо будет лезть в вагон! Да что же он делает! Это невозможно!.. Он остановился, развернулся и ринулся к выходу со станции – как раз туда, откуда он только что пришел. Бешеное чувство радости охватило его: спасен! Невероятно, но он неожиданно спасся! Конечно: он же вышел раньше обычного – сейчас он так же быстро дойдет до дома, – теперь он знает, этот путь можно преодолевать гораздо быстрее, чем он предполагал сначала, сделает все дела и так же спешно ринется обратно. И никаких проблем не будет!..

Он несся так быстро, что сам не заметил, как оказался уже на поверхности, по дороге к дому. Паника и страх, которые он перед этим испытал, были столь велики, что он даже перестал думать о причине, которая все это вызвала… Нет-нет, она была, ему не показалось – теперь он вновь чувствовал это. Правда она была не очень значительна, но ясно, в какую проблему все это может вылиться, когда он будет зажат между другими пассажирами в набитом вагоне, стоящем на перегоне между станциями… Он пошел еще быстрее, чем до этого.

Уровень проблемы не увеличивался и не уменьшался – был ровно в том же состоянии, в каком продемонстрировал ему себя, когда он только входил на станцию… Он был почти уже у дома. Вдруг наконец до него дошло, как сильно он запыхался – сердце колотилось отчаянно… Вот и подъезд. Когда домофон запищал, он с силой рванул дверь на себя…

…Вытаращив глаза бабка спешила по коридору ему навстречу:

– Как ты меня напугал!..

Он не смотрел ей в глаза. Дойдя в спешке до туалета, сообразил, что ботинки снял, а куртку – нет… Заскочил в комнату, сбросил куртку. Он посмотрел на часы: странно, как ни бежал он, а дорога обратно от метро к дому почему-то заняла больше времени, чем от дома к метро… Странно! Неужели он в первый раз что-то напутал?!..

Ничего-ничего! Время все равно еще есть – ровно столько, чтобы успеть!.. Что же, черт возьми, происходит?! Ничего! Только то, что он вовремя выскочил из метро… Все нормально!

Он торопливо завершил дело, выскочил из туалета, не моя рук – в комнату, торопясь начал одевать куртку, в спешке конечно же никак не мог попасть в рукав… Остановился, встряхнул куртку, спокойно надел ее. Стараясь быть как можно сосредоточенней вышел в коридор, направился к двери. Бабка наперерез ему вышла из своей комнаты. Все это время она незаметно стояла на пороге, поджидая его…

– У тебя что, болит живот?.. Зря ты не ешь кашу!..

– Да отвяжись ты со своей кашей! – грубо сказал он и ринулся к двери.

Заохав она поковыляла за ним…

– Иди, иди! Я закрою, не волнуйся! А то опоздаешь!.. – проговорила она, закрывая за ним дверь.

– Да отвяжись ты со своим «опоздаешь»! – крикнул он уже с лестничной клетки, но тем не менее, не запирая двери, поторопился нырнуть в лифт…

«Эх, черт! Зря не засек, сколько же это все-таки занимает времени!» – подумал он, пройдя уже больше половины пути до метро. Он немного успокоился, настроение, как ни странно, было радостным. Радовала мысль про то, каких мук и сложностей избежал.

Оказалось, что народищу за эти двадцать – двадцать пять минут стало значительно больше. На этот раз он был не столь агрессивен и удачлив. Двери уже не закрывались, поток донес его до них… Но все равно, настроение у него было скорее хорошее, чем плохое – пусть он даже и остался без завтрака!

В ужасной давке, совершенно не нервничая, затолкался в вагон сразу с наслаждением начал прислушиваться к своему состоянию: совсем не так, как могло бы быть, не вернись он домой – сейчас он был готов ко всему. Вот остановись поезд, – в каком-то блаженном расслаблении и безучастности он будет переживать минуты в тоннеле, сколько бы их ни было… И пусть вокруг нервничают люди!..

Стоп! Он же опоздает на совещание, если поезд в тоннеле остановится… Он с тревогой принялся вслушиваться в гудение моторов, грохот состава… Все было в порядке, поезд резво несся… Вдруг гудение изменилось. Так и есть! Останавливается…

Мысль о совещании испортила все настроение. Он был спокоен, но наслаждаться своей уверенностью уже не мог, – думал о времени… Достаточно быстро поезд поехал вновь. «Хоть бы больше не останавливался!» – молил он.

Проехали несколько остановок, люди входили и выходили, в тоннеле больше не застревали. На последней остановке вышло много народа, вошло – всего несколько человек. Он подошел ближе к дверям. Пока они не закрылись, наблюдал, как медленно втягивается в старый отделанный мрамором вестибюль станции вышедшая из вагонов толпа.

Следующая была его… Невероятно! Опять прежнее беспокойство! Да сколько же можно!.. И хотя беспокойство было очень легким и тут же начало улетучиваться, настроение моментально испортилось. Черт побери, с этим переездом его организм окончательно расстроился!.. Что же делать?!.. Нет, на этот раз он ни на что не станет обращать внимание. Поезд въехал на станцию и остановился. Он вышел из вагона. Здесь ему предстояла пересадка. Пока он шел по вестибюлю, поднимался по лестнице, ехал на эскалаторе состояние его продолжало оставаться умеренно тревожным. Какие-то дурацкие, путанные мысли вертелись: все из-за переезда, а то вспоминал, как бабка выскочила закрывать за ним дверь. Представил директора, совещание, – как оно будет проходить? Ему было очень хреново: чувствовал – угроза, которая только-только была заявлена, не исчезнет сама собой, будет только увеличиваться, пока он помимо своей воли просто о ней не думал – не знал, чтобы он с ней сейчас смог сделать. Вернуться домой было уже нельзя. Едва он зашел в вагон, ему начало становиться хуже, поезд побежал в тоннеле и ему стало совсем тяжело – сильная, отчаянная атака, справиться с которой, казалось, невозможно – вот с чем пришлось ему иметь дело. Он справился. Через несколько минут его уже покрывал холодный пот. Второе утро подряд! Он прикрыл глаза. Он весь сосредоточился на своем кошмаре, он пытался думать о вчерашнем утре – тоже было плохо, ситуация была даже хуже, поезд стоял в тоннеле, он был зажат между другими пассажирами и ничего – все обошлось… Теперь, несмотря на все мысли, ему становилось хуже и хуже… Но теперь поезд все-таки бежит по рельсам и быстро бежит. Ехать ему совсем немного остановок. Вот и еще одна… Он даже не мог позволить себе выйти! Времени оставалось еле-еле, чтобы успеть на совещание. Этот директор, – вот чертов педант! – наверняка начнет его ровно в назначенный срок. Да и куда ему выходить?!.. Бегать по городу в поисках заведения?.. Где он сейчас его найдет?.. Впрочем, вот рядом со следующей станцией, буквально в полуминуте ходьбы он знает ресторан быстрого питания… Уже секунд десять он невидевшим взглядом смотрел в свое отражение на стекле. Какую муку можно разглядеть сейчас в его глазах, присмотрись кто-нибудь к нему повнимательнее?.. Он смежил веки… Нет, выходить из метро, возвращаться обратно, – там длинный эскалатор, ему проще доехать до работы… Теперь уже проще… Сколько ему еще добираться? Минуть пятнадцать-двадцать, – посчитать спокойно и точно он был не в состоянии, продолжавшаяся атака была очень сильной. А сколько он протерпел вчера? Да примерно столько же времени. И при этом, вполне вероятно, был способен протерпеть вдвое-втрое больше, хотя атаки были временами ничуть не менее сильные. Слава богу, поезд бежит быстро, ровно, без всяких заминок и, кажется, от станции к станции движется все быстрее и быстрее – наверное, график догоняет… Только бы никаких заминок с поездом! Тогда все будет нормально! Он успеет! Да, точно! Там, когда он выйдет из метро, уже до работы бежать будет как-то легче, веселее, там впереди уже будет удачное разрешение всего!.. На этой приятной мысли начало отпускать – все сильнее и сильнее…

Относительно благополучный период продолжался практически до середины последнего перегона, который ему предстояло одолеть в метро. Было трудно, но теперь он был окрылен мыслью, что перегон этот все же последний… Оказавшись на эскалаторе он принялся быстро подниматься вверх пешком… То ли от того, что он изо всех сил бежал вверх по эскалатору, толи от того, что он уж слишком вообразил себя уже находящимся в офисе, – а на самом деле ему было еще минут десять пешего ходу – самое малое, – но когда он вышел из метро его скрутило так, что все, что было с ним накануне, показалось ему просто детской игрой… Он понял, что это конец и еле-еле пошел дальше… В голове скакали мысли: он думал о том, что станет делать, когда это все же произойдет – возьмет такси? Но как ехать в такси в таком виде? Поедет на метро – и там, наверное, от него будут шарахаться! Ужас! Деться было некуда!.. Совершенно некуда! Здесь некуда было деться!..

За крайним отчаянием всегда следовало относительное облегчение… Незаметно для себя он прошел полдороги до офиса, худо ему только что было так, что он думал, что в офис уже не пойдет… Впереди он увидел одного из сотрудников их фирмы – он тоже спешил на работу… Смешно сказать: «тоже»!.. У него еще оставались силы повеселиться: он даже как-то усмехнулся над самим собой… Он подходил к офису… О том, чтобы пойти сразу куда-либо кроме одного вполне определенного места не могло быть и речи… Он наверняка опоздает на совещание, но другого варианта просто не было…

5

Если бы он не решил все же снять куртку, то все, возможно, сложилось бы по-другому, но он решил все же зайти на секундочку в комнату, в которой он сидел еще с одним сотрудником и повесить на вешалку куртку – без куртки ему, все же, в волшебной кабинке будет удобнее… Он так и сделал… Зашел, скинул куртку…

Вдруг в комнату вошел директор…

– Ты чего опаздываешь?!..

– Я не опаздываю… – он оторопел. Он действительно не опоздал: он не пришел заранее, но и не опоздал!..

– Я распечатал тут у тебя продажи за последний месяц…

Только тут он заметил, что компьютер его включен… Директор подскочил к его компьютеру, стоя покликал что-то мышкой – он не понял что и где…

– Пойдем, мы начали раньше… Уже все сидят… Мне через полчаса надо уезжать, – директор повел его за собой.

Если бы не это «полчаса» он бы, наверное, не пошел за директором в комнату совещаний. Но тут во-первых ему как раз в этот момент было полегче, потом он настолько оторопел от того, что директор роется в его компьютере, что вообще вся проблема на какие-то мгновения вылетела у него из головы, и тут это сказанное «полчаса» подтолкнуло его подумать «протерпел столько, полчаса еще вытерплю… Тем более, что здесь уже есть куда в случае чего деться, самое страшное не произойдет, в случае чего, извинюсь и на пять минут выйду». Директор что-то спрашивал, думая подобным образом, он что-то невпопад отвечал и так они дошли до комнаты переговоров…

– А ты чего не взял с принтера продажи?

– А? Что?

– Я же тебе сказал – возьми с принтера продажи… Я только что распечатал… Давай быстрей!

Директор зашел в комнату для переговоров. Все, действительно, с серьезными лицами и раскрытыми блокнотами сидели за круглым столом, – он увидел это в приоткрывшуюся дверь.

Ничего не соображая он развернулся и подошел к стоявшему у большого стола секретарей сетевому принтеру, начал собирать с него бумажки…

– Приве-ет! – донеслось до него.

Он поднял голову: одна из секретарей улыбалась ему.

– Ну надо же! Никого и ничего не замечает!.. Все наверное о продажах думает! – улыбнулась она ему.

– Привет! – еле слышно проговорил он, собрал, наконец, все бумажки и поспешил в переговорную…

Он поздоровался, уселся между двумя другими сотрудниками. Все были хмурыми, в воздухе витало – директор раздражен и всеми недоволен.

Замелькацкий начал раскладывать листы отчета… Руки его дрожали от напряжения – он почувствовал, что ему стремительно становится хуже. Директор сидел как раз напротив него: на его одутловатом лице застыла презрительная гримаса. Верхняя губа то и дело поднималась, словно он собирался сказать что-то и в последний момент раздумывал, дряблая, с нездоровым желтым оттенком кожа на его щеках каждый раз дергалась, глаза оставались цепкими и холодными.

Кроме него и Замелькацкого в комнате собралось еще три человека: начальница отдела и ее подчиненная – Федорова и Богачева и Маркин – один из продавцов оборудования из филиала фирмы, находившегося на расстоянии одного перегона по метро. Именно он в этот момент и разговаривал с Федоровой по поводу поставки оборудования одному из клиентов, которым занимался ее отдел. К теме совещания этот разговор никакого отношения не имел. Маркин и Федорова недолюбливали друг-друга и споры между ними возникали постоянно. Директор смотрел то на него, то на нее…

В голове мелькнула отчаянная мысль: вот сейчас, пока они говорят, встать, извиниться и выйти минут на пять. В этот момент директор проговорил:

– Давай, откомментируй продажи…

Маркин и Федорова тут же смолкли. Ему продолжало становиться хуже. В эту секунду он не мог думать ни о чем, кроме того, что происходило внутри него. Каким-то странным, непохожим на свой собственный голосом он, тем не менее, начал: он просто начал зачитывать цифры, значившиеся в распечатанном отчете… Это зачитывание было единственным, за что он мог хоть как-то уцепиться, потому что мысли в голове не было ни одной, кроме, разве что «Зачем же я так?! Мне надо было встать и выйти!» Но он продолжал зачитывать, постепенно повышая голос…

– Я же тебе сказал: откомментируй! Что ты нам тут читаешь! – раздраженно прервал его директор.

– Прочитать мы можем каждый у себя в кабинете! – тут же подхватила Федорова, предпенсионного возраста, но бодрая, очень хорошо одетая и уверенно державшаяся женщина, с копной густых, крашеных волос на голове.

Она не любила молодых сотрудников и не упускала возможности показать директору насколько они плохи и ненадежны.

– Да, но тут очень важный момент!.. – бодро понес он, потому что как раз в этот момент состояние его дошло до критической точки и он инстинктивно стремился хоть чем-то отвлечь себя.

Он начал всерьез взвинчивая голос говорить какую-то чушь, про то, что в этих цифрах он видит определенную тенденцию… Директор внимательно смотрел на него.

Тут вмешался Маркин, – ловкий умный продавец, – он, конечно же, не упустил случая высмеять коллегу, заодно подчеркнув еще раз собственный профессионализм и компетентность…

Все знали, что между Маркиным и директором постоянно происходят доходящие до крика споры. Касались они размеров Маркинских комиссионных. Тот получал их от заключенных сделок. Директор, хоть и нехотя, постоянно уступал Маркину, угрожавшему, что уйдет к конкурентам…

Все постоянно шептались, что Маркина вот-вот выгонят, что он балансирует на грани, но тот, тем не менее, до сих пор был в фирме и по-прежнему вел себя крайне независимо и нагло.

Маркин убедительно и умно начал доказывать, что все, что он, Замелькацкий, только что сказал – полная ерунда. Директор поддержал Маркина и с ехидной улыбочкой посмотрел на Замелькацкого. Кризис, тем временем, был пройден и у него начало отпускать. Это облегчение после того, как он был на грани казалось совершенно неминуемого конца окатило его по нервам столь благодатной волной, что он почувствовал счастье и ему все равно было, что и кто в данный момент говорит… Все это было неважно!.. Главное, ему стало легче…

Маркин продолжал распинаться. Он постепенно выводил свою собственную теорию по которой получалось, что все продажи того оборудования, которым занимался Замелькацкий были осуществлены только благодаря отделу, в котором работал он, Маркин, что когда, тем не менее, требовалась поддержка и какое-то сопровождение контрактов от него, Замелькацкого, он не делал этого так, как того требовалось, потому что они слишком разделены: Маркин никогда не может найти Замелькацкого, когда он ему требуется, а потому он, Маркин, давно уже предлагал включить его, Замелькацкого, в состав их отдела (для Замелькацкого это означало только одно – потерю самостоятельности и, наверняка, дополнительную нагрузку и придирки, которых, работая с Маркиным, избежать будет невозможно).

Но облегчение было недолгим. С ужасом он понял, что оно опять начинает напирать. Его начал покрывать ледяной пот… Впрочем, он и так его уже несколько раз за это утро окатывал его с ног до головы. Он заговорил, перебивая Маркина, чувствуя, что на этот раз ему на ужасной грани не удержаться и надо бы прямо сейчас вставать и выходить, потому что еще несколько секунд – и будет поздно! Но он продолжал говорить, судорожно развивая свою речь, совершенно не соображая, что он говорит, в голове было только это «Что же через секунду будет?! Как же этот ужас пройдет?! Надо немедленно встать и выйти! Но это значит – прервать свою речь! Господи!» Ладони его были противно липкими от пота. Должно быть, в эту секунду он был бледен, как мертвец!

Он нес что-то про то, что та тенденция про которую он говорил – это вовсе не плод его воображения, что про эту тенденцию он вычитал из заграничных источников (он ничего такого нигде не читал!), что странно, как это Маркин не понимает, что продажи оборудования не могут не зависеть от сезона, так как есть периоды закрытия балансов и проч. (это звучало внешне правдоподобно и даже логично, но на самом деле ничего такого не было, продажи, вопреки логике, ни от какого сезона не зависели и он сам это лучше всех знал – иногда лучше всего покупали именно в тот момент, когда, казалось бы, клиентам должно быть совершенно не до покупок). В общем он сам, невольно, начал выводить и обосновывать систему там, где ее точно не было… Хотя!.. Иногда, ткнув пальцем в небо, можно нечаянно и попасть во что-нибудь…

Поджимало так сильно и отповедь была столь яростной, что Маркин опешил и, как понял Замелькацкий какой-то еще остававшейся свободной от происходившего с ним ужаса частью мозга, Маркин сдался, видимо решив, что все его нападки не пройдут.

И странно – Замелькацкий опять удержал все в себе и его опять отпустило. Большего наслаждения, чем в эту секунду он давно уже не испытывал, – ужасная лапа, сжимавшая его, разжалась… Невольно он сделал в своей речи паузу.

Директор – все-таки голова у него, надо было отдать должное, несмотря на всю раздражительность, работала отменно, – спокойно проговорил:

– Понимаешь, никакой тенденции, кроме той, что мы по твоему товару очень сильно отстаем, нет. Хотя и рынок и все преимущества по сравнению с конкурентами у нас есть…

Тут уж, после того, как сам директор при всех обозначил его вину, начала говорить Федорова – уж у ее-то речей тенденция всегда была только одна и совершенно предсказуемая: теперь получалось так, что во всех неудачах руководимого ей отдела виноват единственно он, Замелькацкий, потому что вовремя не встретился с тем, с кем она просила его встретиться, не предоставил данных, которые она просила его предоставить, не выбрал в переговорах ту линию, которую она просила его выбрать и так далее все в таком же духе.

Директор посмотрел на часы.

Измученный Замелькацкий тоже глянул на свои… Надежда охватила его – до истечения получаса, про которые обмолвился директор, оставалось не так уж и много.

– Что, спешишь куда-то? – неожиданно спросил директор, перебив Федорову (та тут же замолчала) и внимательно уставился на него.

Вопрос этот настолько поразил Замелькацкого, что вдруг его как будто окатили ледяной водой, и вся проблема прошла… По крайней мере так в ту секунду ему показалось… Ясно было, что директор не мог ни о чем догадываться, но все же!..

– Ты как себя чувствуешь? – вдруг проговорил директор.

– Что? – вытаращился Замелькацкий на него.

– Ну тебе вчера было плохо… Ты же сказал, сердце… Как сейчас чувствуешь себя?

– Хорошо… Нормально… – неожиданно бодро ответил Замелькацкий.

– Ой, здоровье – это самое главное! – запричитала Федорова. – Вот я занимаюсь теннисом, лыжами. Это помогает сохранять отличную форму! – конечно же не могла не подчеркнуть она.

– Ну вы когда меня с собой возьмете на лыжах, а?! – весело заговорил с ней директор, словно бы позабыв за секунду и о Замелькацком и о совещании. – Я вот все хочу на лыжах покататься!.. Как в школе, знаете, на уроках физкультуры… А то все приятели все этими горными занимаются… А я вот хочу на беговых, обычных, так, знаете ли, по рабоче-крестьянски…