Дюжина ножей в спину

      Вот и в этот день был приготовлен русский обед: стопка водки с бутербродом с настоящей селедкой, вкусный борщ и гречневая каша. Прямо на опушке леса около кладбища были расставлены палатки и столы. Любой желающий мог за символическую плату в 50 франков принять участие в этом обеде. Перед едой общая молитва. Затем - торжественная церемония возложения венков, в которой приняли участие министр Франции по делам ветеранов, мэр и другие представители муниципальных властей, несколько генералов французской армии (некоторые из них с русскими фамилиями), а также рота почетного караула и военный оркестр из ближайшей воинской части.
      Впервые в торжественной церемонии участвовали посол России во Франции Ю. А. Рыжов и несколько российских офицеров из военного представительства во Франции. Были торжественные речи, в которых вспоминали о роли России в Первой мировой войне. Князь Сергей Сергеевич Оболенский, который руководил церемонией как президент Ассоциации памяти русского экспедиционного корпуса, напомнил присутствующим слова генерала Фоша, который написал в своих мемуарах, что без помощи России в тот момент Франция была бы стерта с карты Европы. Позднее, в 1940 году, именно так и произошло.
      Посол Ю. А. Рыжов говорил о том, что история заново возрождается не только в глазах россиян, но и всего человечества. Другие выступающие говорили о теме исторической памяти и сотрудничества Франции и России, о том, что Франция чтит храбрых сынов России, отдавших жизнь за нее. А после официальной церемонии были песни, праздничный костер, разговоры о прошлом и будущем России. Разъехались все поздно вечером. Мне подумалось о том, что живущие в России потомки многих из тех солдат и офицеров, что похоронены на этом кладбище, вероятнее всего, даже не знают, где захоронены их деды и прадеды. А также о том, что в будущем в подобных церемониях будет принимать участие все большее число людей из сегодняшней России, потому что это кладбище - часть нашей истории, о которой мы должны помнить.
      Запомнился этот день особым просветленным настроением всех, кто там присутствовал, чувством гордости за принадлежность к великой и несчастной России, трагическая судьба которой в ХХ столетии не имеет исторических аналогов. Невольно приходили на ум слова последнего царя Николая II: "Боже, спаси и сохрани Россию!"
      Глава 3
      ВЫБОРЫ ГУБЕРНАТОРА
      САНКТ-ПЕТЕРБУРГА:
      ПОРАЖЕНИЕ ИЛИ ПОБЕДА?
      То, как будут проходить выборы губернатора в Петербурге и чем они закончатся, а главное, что будет происходить после выборов, - не могло мне присниться и в дурном сне. Я понимал, что легкой победы не будет: слишком много было надежд и слишком много бед принесла новая жизнь. Все, что было сделано доброго и хорошего за прошедшие годы (достаточно вспомнить только один факт: количество горожан, живущих в коммунальных квартирах, сократилось с 45% в 1990 году до 19% к 1996 году, то есть более чем в два раза), - быстро забывается, и, наоборот, все дурное бросается в глаза, каждодневно раздражает и рождает злобу и недовольство. Есть реальная жизнь и есть наше представление о ней; реальную жизнь изменить трудно, иногда невозможно, а вот представление о ней под влиянием средств массовой информации и ведущейся под определенным углом зрения пропаганды - изменить можно быстро и очень существенно.
      Работая по 12-14 часов ежедневно, я как-то мало задумывался над тем, а как я сам и моя работа выглядят в глазах горожан. Мне казалось, что огромные позитивные перемены, которые произошли в Петербурге за прошедшие годы, настолько очевидны, что о них нет нужды специально говорить. Ведь город на глазах возвращал свое прошлое, полусонная провинциальная жизнь областного центра оборачивалась новым бытом мирового города, каким был и каким должен снова стать Петербург. Ведь во многом именно благодаря моим усилиям Петербург стал заново известен и популярен в мире - не было ни одного крупного мирового издания (журнала или газеты), в которых не появились бы обширные публикации о Петербурге. И это в момент, когда город переживал тяжелейшее время - был на грани голода и холода.
      Распад Советского Союза в декабре 1991 года особенно больно ударил по Петербургу - мы снова оказались вмиг отрезанными от основных источников снабжения продовольствием: Прибалтики, Украины, Белоруссии, Молдавии. Союзные фонды, по которым нам отпускались основные продукты питания, уже не действовали, никто не хотел посылать в Петербург ни тонны продовольствия. В эти катастрофически трудные дни мне удалось разбронировать (под личную ответственность) государственные запасы продовольствия, предусмотренные на случай войны, и добиться массированной гуманитарной помощи Запада (в основном из Германии и американского продовольствия с военных баз в Германии). В последующие годы невероятными усилиями удалось сохранить в городе самые низкие в России цены на основные продукты питания (прежде всего хлеб), самые низкие тарифы на городском транспорте, на коммунальные услуги и т. д. Мы практически никогда не имели задолженности по выплате пенсий и пособий. И самое удивительное - уровень безработицы в городе не поднимался выше 1-1,5%, то есть был всегда в два-три раза ниже общероссийского. И это в городе, основу экономики которого составляли крупные военные заводы, потерявшие государственные заказы! Прекрасно помню, как мне приходилось в эти годы вызывать директоров крупных военных заводов и требовать, чтобы они организовали выпуск любых изделий, пользующихся спросом (вплоть до лопат, вилок или ложек), но ни при каких условиях не сокращали своих работников. Многократно мэрия оказывала этим предприятиям и финансовую помощь, давая заказы, выделяя бюджетные деньги на организацию новых производств. Другое дело, что все эти меры могли лишь смягчить, но не снять проблемы, возникшие у военно-промышленного комплекса в связи с демилитаризацией страны.
      У Петербурга, как и у других российских городов, существует множество труднейших проблем, но есть и свои, составляющие его специфику: изношенный и не ремонтировавшийся по сто и более лет жилой фонд в центре города, устаревшие и изношенные до предела инженерные коммуникации, отсутствие очистных сооружений, ужасающие дороги, острая нехватка средств городского транспорта и проч. Однако на первом месте стоят все же не они, а другие три проблемы, определяющие атмосферу и пульс жизни города:
      1) почти полтора миллиона пенсионеров, ветеранов, блокадников, инвалидов, выплаты которым по социальным льготам съедают до 40% городского бюджета. Но именно эта категория людей более всего пострадала от политических и экономических изменений в стране. Все усилия городских властей, которые мы предпринимали для облегчения их положения, к сожалению, не могли изменить его в лучшую сторону существенно - слишком неблагоприятны были общие процессы, происходившие в России.
      Когда я встречался на приемах с этими людьми - а именно они составляли основную массу жалобщиков, - временами возникало впечатление, что в городе живут одни несчастные, загнанные болезнями, несчастьями и житейскими неурядицами люди;
      2) почти миллион работающих на военных заводах и в связанных с ними проектных, исследовательских и конструкторских организациях. Все они враз из людей с привилегированным положением и сравнительно высокой зарплатой превратились в лишних, ненужных, подлежащих увольнению работников. И никакими словами убедить их в неизбежности, необходимости и исторической справедливости перемен было невозможно. Ведь для каждого это составляло личную трагедию, было крушением привычной жизни;
      3) и наконец, почти половина жителей, проживающих в коммунальных квартирах - этом страшном изобретении советской власти, которое более всего способствовало превращению городского (потенциально наиболее опасного для любой власти) населения в однородную массу - одинаково мыслящую, сцементированную страхом, доносами, взаимной слежкой и унижающими душу, но одинаковыми для всех: профессоров и дворников, врачей и кухарок, инженеров и сантехников... и т. д. и т. п. - коммунальными условиями сосуществования (общей кухней, общим туалетом, общей ванной, бесконечными счетами и копеечными расчетами за общие коммунальные услуги). Весь этот коммунально-лагерный мир, который достался нам в наследство от коммунистического режима.
      К сожалению, события в стране развивались таким образом (ожесточенная политическая борьба, один путч за другим, шоковая терапия экономических реформ), что ни одну из этих проблем кардинально решить не удалось - не хватило ни сил, ни средств, ни времени. И я, понимая, что это будет использовано моими соперниками на предстоящих выборах, просто не предвидел того, какие грязные средства будут пущены в ход.
      Неважно складывались у меня и отношения с военными, особенно из-за моей позиции по Чечне - мое категорическое осуждение этой безумной войны с самого ее начала, а также попытки сыграть роль посредника между Дудаевым и российским руководством (напомню, что подобную роль мне удалось выполнить в процессе налаживания армяно-азербайджанских переговоров и погашения военного конфликта в Нагорном Карабахе) - все это вызывало изжогу не только у президента, но и прежде всего в генеральской среде. Учитывая высокую степень милитаризованности города (более 40 военных академий и училищ, множество специализированных организаций Минобороны и воинских частей, дислоцированных в городе и его пригородах), это составляло порядка 300 тысяч голосов избирателей, которые, в отличие от неорганизованных жителей города, практически все приходят на избирательные участки (повзводно, поротно, побатальонно). В будущей избирательной кампании мне было трудно рассчитывать на голоса этой категории избирателей.
      Об этом же предупреждал меня и известный наш социолог профессор Александр Юрьев, который был не только моим советником, но и советником Черномырдина, и который дал согласие возглавить мою предвыборную кампанию. Еще до старта избирательной кампании (в ноябре 1995 года) он со всей присущей ему конкретностью и откровенностью предсказал финал драмы: "Ваше превосходство по авторитету и популярности в сопоставлении с любым из потенциальных конкурентов не вызывает никаких сомнений. Вы одержите победу, но только в случае, если к урнам для голосования выйдет "средний класс" - ваша наиболее верная социальная группа поддержки. Вы дали новую жизнь городу, а им создали шанс добиться успеха в жизни, и они отблагодарят вас за это. Но именно потому, что они имеют относительно обеспеченную и достойную жизнь - добиться их серьезной явки и есть задача из задач. Рабочие, пенсионеры и военные по ряду объективных причин (зависимых от вас лишь в малой мере) вряд ли в большинстве своем поддержат вас. Сегодня уже мало кто вспоминает о том, как вы сумели предотвратить голод зимой 1991/92 года, как не допустили ввод в город армейских частей при путчах в 1991 и 1993 годах, как пресекли разжигание политического и националистического экстремизма в городе, а также о том, что именно благодаря вашей и Попова (бывшего тогда мэром Москвы) позиции была проведена бесплатная приватизация государственного жилья - все эти заслуги имеют несчастье вымываться из памяти людей. Зато тяготы сегодняшней жизни свежи, и потому протестное голосование может привести к вашему поражению. Вам следует добиваться максимальной явки людей на выборы, если к урнам придет менее 50 процентов избирателей, ваше поражение практически неизбежно".
      Юрьев первый указал на подстерегающие меня опасности и на мои иллюзии неоспоримого лидерства в городе. Особенно точным оказался его прогноз относительно явки: на второй тур голосования пришло менее 49% избирателей, и как раз этих полутора процентов мне не хватило для победы. Я всегда с уважением относился к его профессионализму, таланту и проницательности. Таланту человека, распознавшего причины, ход и последствия ряда крупных кризисов последнего времени в нашей стране. Давний университетский товарищ, он без колебаний нарисовал реальную картину предстоящей борьбы, предупредив меня, что она будет предельно жестокой. Юрьев только не мог предугадать, что сам станет жертвой этой борьбы. В начале января 1996 года, когда пришло время начинать предвыборную кампанию, я вновь встретился с ним. Вновь состоялось реалистичное обсуждение моих перспектив на переизбрание, и он принял мое предложение возглавить всю идеологическую часть кампании и стать одним из руководителей моего предвыборного штаба.
      В свою очередь, я учел его рекомендации по ведению кампании: дать честный и открытый отчет о проделанной по годам и месяцам работе в интересах населения города, подготовить и обнародовать конкретный и общедоступный план перспективного развития города и напомнить избирателям, что губернатор - не царь и не Бог, его полномочия ограничены законом и деятельностью Законодательного собрания города, он не может обещать всего, но то, что пообещал, обязан сделать вопреки всем препятствиям. Будучи ученым, Юрьев особо просил не ввязывать его в финансовую жизнедеятельность штаба. На том и договорились.
      Но не прошло и нескольких дней, как на профессора Юрьева было совершено варварское покушение: его чуть не убили у дверей собственной квартиры. Как и любой настоящий преподаватель, Александр Иванович часто шел навстречу просьбам студентов, которые по каким-то причинам не смогли прийти к нему на кафедру, но должны были сдать реферат или курсовую работу - в таких случаях он принимал их у себя дома. Об этом на факультете все знали, и кто-то решил воспользоваться профессорской добротой. В то злополучное январское утро в квартире раздался звонок; взглянув в глазок, Юрьев увидел миловидную девушку. Добродушный хозяин смело открыл дверь, но вместо студентки перед ним оказался мужчина крепкого телосложения в маске, который плеснул в лицо Юрьева серную кислоту из банки. Если бы дверь открывалась не внутрь (часть кислоты попала на дверь), Александр Иванович вряд ли остался бы в живых. Отлетев от двери, кислота попала в лицо и самого преступника, который отшатнулся и затем выстрелил в упавшего Юрьева. После чего убежал. К счастью, он промахнулся, и профессор, бросившись в ванную, начал лихорадочно обмывать лицо и шею - места основного поражения холодной водой. Кожа тем временем быстро краснела и начала отслаиваться, а боль становилась все невыносимее. Вскоре приехали "скорая" и милиция, вызванные по телефону женой.
      Только спустя два дня мне разрешили навестить профессора Юрьева в Военно-медицинской академии. Войдя в палату, я едва не закричал, настолько чудовищным было зрелище. Впервые в жизни я видел такое. Вся его голова и шея были плотно забинтованы, на бинтах выступали пятна крови и мазей - одним словом, это была какая-то кукла, выдающая живого человека только благодаря незабинтованным рту и одному глазу. Он находился на искусственном питании и в окружении капельниц. Когда я подошел к кровати, у меня перехватило дыхание. Мягко взяв его руку, я переборол волнение и сказал, что готов сделать все необходимое для его излечения, а также пообещал, что преступники будут обязательно найдены.
      Первое обещание я выполнил, а вот второе выполнить оказалось невозможно негодяи, покушавшиеся на жизнь Юрьева, не найдены до сих пор.
      "Я уже ожил и начинаю адаптироваться, - тихо сказал Юрьев, - к счастью, глаза удалось спасти, хотя одним я пока не вижу совсем. Врачи обещают, что со временем он восстановится. Хочу сказать, что они меня не запугали, и я обещаю вам свою помощь в предвыборных делах". Меня очень тронули его слова и самоотверженное желание помочь мне, но со слов врачей я уже знал, что ему суждено лечиться долгие месяцы и ни о каком участии в выборах не может быть и речи.
      Наш разговор прервали врачи - пришло время очередной смены бинтов. Снятие старых и накладывание новых бинтов вызывает из-за отслоения клетчатки такую нестерпимую боль, что больной начинает не просто стонать, а кричать. И так по нескольку раз в день в течение нескольких месяцев. Не всякий человек, которому уже за пятьдесят, при таком массированном поражении кожного покрова, по мнению специалистов, может выжить. Но Юрьев выжил наперекор всему. В этом я увидел еще одно проявление силы его воли и характера.
      Спустя три месяца я помог ему лечь на операцию в одну из американских клиник, специализирующихся по ожогам и восстановлению кожи после них, а позднее - пройти курс лечения в Париже. Сейчас Александр Иванович, слава богу, здоров и продолжает работу в университете. Но не пожелаю и врагу своему пережить то, что выпало на его долю.
      В августе 1995 года Законодательное собрание принимает постановление о проведении очередных выборов мэра (теперь уже губернатора в связи с переименованием должности) 16 июня 1996 года, то есть как и предыдущие выборы, они должны были состояться в один день с президентскими. Однако в ноябре становится известно о нежелании президента санкционировать проведение выборов главы Санкт-Петербурга в этот день. Хотя по Конституции РФ назначение даты выборов в местные и региональные органы власти относится к исключительной компетенции субъектов Федерации, президент вдруг, без согласования с нами, издает указ, запрещающий проведение местных и региональных выборов в один день с президентскими - дабы не путались под ногами.
      Впоследствии мне стала доподлинно известна закулисная сторона такого решения Ельцина - сыграли свою роль интриги Коржакова и Барсукова, которые убедили шефа в необходимости моего поражения. Они же по команде Ельцина начали кампанию по моей дискредитации. Логика интриги состояла в разведении сроков проведения выборов губернатора Санкт-Петербурга и Президента России, дабы петербуржцы, которые будут голосовать против меня, не проголосовали бы и против Ельцина, политику которого многие отождествляли со мной, видя во мне верного его соратника.
      В Петербурге назревал серьезный политический скандал, поскольку многие депутаты Законодательного собрания и представители политических партий протестовали против самоуправства президента и грубого нарушения законодательства о выборах. Чтобы снять напряженность, я решил добиться аудиенции у Ельцина в Кремле. Еще год-два тому назад это не составляло для меня особых трудностей. Теперь же пришлось обратиться к Коржакову, от которого зависел доступ к "телу" - и тот неожиданно помог мне. Ельцин встретил меня весьма прохладно и настороженно. От былой простоты и доверительности в наших отношениях не осталось и следа. Лишь много позднее (уже после выборов) я узнал о причинах столь резкой перемены. Свою роль сыграла дезинформация Сосковца, который сопровождал канцлера ФРГ Г. Коля в Петербург, после чего донес президенту, что в разговоре с канцлером я якобы высказался против поддержки Ельцина на выборах в пользу Черномырдина. Для придания правдоподобия этой информации Сосковец и компания организовали в Петербурге (через подставных лиц) сбор подписей за избрание президентом Черномырдина, выдав это за мою инициативу.
      Была и другая подобного же рода дезинформация, которая легко наложилась на природную подозрительность президента и дала ход всему последующему развитию событий.
      Я был убежден в своей правоте и привел Ельцину все аргументы за восстановление законного срока выборов губернатора Петербурга. Рассеянно и с раздражением выслушав меня, он царским тоном отрезал: "Я не допущу ваших выборов в один день с выборами президента, они будут мешать выборам президента!" Я снова возразил: "Но ведь Москве вы разрешили совместить выборы мэра с президентскими, а нам в нарушение закона отказываете. Вы не должны забывать, что жители Петербурга очень остро реагируют на любые ущемления своих прав, особенно в сопоставлении с Москвой. Такая несправедливость может резко снизить число ваших сторонников на президентских выборах в нашем городе". Я добавил также, что со своей стороны гарантирую полную поддержку кандидатуры Ельцина на президентских выборах.
      Он остался непреклонным, и в этот момент я отчетливо понял, что нашему сотрудничеству и добрым отношениям приходит конец: сиюминутные политические соображения и придворные интриги взяли верх над всем тем, что было сделано мною для поддержки президента все эти годы, начиная с первой его избирательной кампании в мае-июне 1991 года, когда я, бросив собственные выборы, поехал на юг страны агитировать за него, и кончая моей ролью в подготовке и принятии новой российской Конституции. Я уже не говорю об августе 1991 года или сентябре-октябре 1993 года, когда вопрос стоял не просто о том, сохранит Ельцин место президента или нет, а о самой жизни.
      Но, как для всяких авторитарных и не очень мудрых правителей, прошлое для Ельцина не имеет принципиального значения, так же, как и его вчерашние соратники и союзники. Сложившаяся ситуация была благоприятной для того, чтобы сыграть на местном патриотизме и, заручившись поддержкой городского Законодательного собрания, пойти на резкий конфликт с Кремлем. В этом случае я наверняка выигрывал свои выборы, но Ельцин мог проиграть свои в Петербурге, а возможно, и в России. К сожалению, при таком повороте событий больше всего выиграли бы коммунисты, поэтому я сразу же отказался от подобного сценария, хотя кое-кто из моего окружения предлагал его использовать, ссылаясь на успех Росселя, применившего эту схему на выборах в Екатеринбурге.
      Руководствуясь высшими интересами, мне пришлось агитировать депутатов Законодательного собрания за перенос даты выборов на 19 мая (эту дату предложил Черномырдин, и Ельцин ее принял). Многие депутаты восприняли этот перенос как закулисные предвыборные игры и настаивали на проведении городских выборов одновременно с президентскими. После бурных дискуссий согласие депутатов на перенос даты выборов было все же получено.
      Однако не удалось избежать шумной кампании в прессе и обращений в суд с требованием отмены этого постановления. Тем самым предвыборная борьба в Петербурге началась задолго до официального начала избирательной кампании.
      Но параллельно этому еще в декабре 1995 года начинается кампания моей травли и преследований, которая продолжается до сих пор. По делу о небольшой строительной фирме "Ренессанс", которая вела капитальный ремонт одного из домов в центральной части города, специальным совместным распоряжением трех руководителей силовых ведомств: Барсукова (начальника ФСБ), Куликова (министра внутренних дел) и Скуратова (Генпрокурора России) - была сформирована объединенная оперативно-следственная бригада. Случай, насколько мне известно, беспрецедентный. Поводом для создания специальной следственной группы послужило то, что среди лиц, получивших квартиры в доме, отремонтированном этой фирмой, были мой заместитель и главный архитектор города О. Харченко и моя племянница, М. Кутина, о чем я уже говорил.
      Поскольку же в действиях владелицы фирмы "Ренессанс" г-жи Евглевской следственные органы усмотрели криминал, то именно через нее и начала осуществляться сверхзадача, поставленная перед следственной группой: сбор компромата на Собчака. К счастью для меня, я никогда с этой дамой не встречался и не подозревал о ее существовании. Что же касается племянницы, то еще за полгода до этих событий, когда я узнал о приобретении ею однокомнатной, в 16 квадратных метров, квартиры у фирмы "Ренессанс" одновременно по двум взаимоисключающим договорам, купли - продажи с рассрочкой платежа и договору дарения, мне пришлось объяснить ей, что ее обманули и что она должна немедленно в нотариальном порядке расторгнуть оба договора. Что ею и было сделано. Квартиру она так и не получила и лишь потеряла несколько тогдашних миллионов рублей, внесенных при заключении договора. По ее словам, Евглевская убедила ее заключить сразу два договора, так как иначе нельзя было оформить право собственности на квартиру. Якобы потому, что новый Гражданский кодекс еще не начал действовать (?!).
      Мало разбираясь во всех этих делах, племянница подписала соответствующие документы. И на этой основе следствие начало разрабатывать версию о получении мною взятки в виде злосчастной квартиры для племянницы.
      Уже позднее (после выборов), когда я встречался со следователями и давал им объяснения как свидетель, я обратил их внимание на то, что инициатором и ответственным исполнителем всех документов по фирме "Ренессанс" был не кто другой, как нынешний губернатор, а в то время мой заместитель, В. А. Яковлев. Именно он и несет по закону персональную ответственность за содержание и соответствующие согласования документов по выделению этой фирме дома на капитальный ремонт. Никаких нарушений существующего порядка при подписании этих документов мною выявлено не было. Я был уверен, что Евглевская законно получила этот дом, что и было впоследствии подтверждено решением арбитражного суда. Другое дело, что она была чрезвычайно активна в налаживании "деловых" связей с различными городскими чиновниками. Но меня это никак не касалось.
      Евглевская была арестована, и сразу же как по команде появились многочисленные статьи, посвященные этому "делу". Руководитель следственной группы - следователь по особо важным делам в генеральском звании В. Прошкин без устали раздавал журналистам сенсационные интервью, многозначительно намекая на мое участие в этом деле и на мои прегрешения перед законом. Другие материалы появлялись со ссылкой на "осведомленные и близкие к следственной группе источники". Все это удивительным образом совпало с началом избирательной кампании. И вот уже небезызвестный Невзоров, размахивая перед телезрителями толстой папкой, якобы содержащей материалы уголовного дела против меня, убеждает петербуржцев не голосовать за меня, так как вскоре я буду арестован и пойду "в кандалах по этапу".
      Когда осенью 1996 года Евглевскую освободят из-под стражи, она расскажет журналистам о том, как ее избивали в тюрьме, требуя дать показания против Собчака.
      В тот момент, понимая вздорность и надуманность обвинений в мой адрес, я поначалу игнорировал их, пока не понял, что дело идет не об обычной избирательной борьбе, поставлена задача на уничтожение меня как политического деятеля, а при случае - и на физическое уничтожение. Кампания по моей дискредитации разворачивалась уже не только в прокоммунистических изданиях, но и в либеральных: заголовки типа "Невский спрут", "Второе ленинградское дело", "Коррупция в Петербурге", "Подписан ордер на арест Собчака", "Квартирные махинации мэра" и тому подобные пестрели на первых полосах петербургских и общероссийских изданий. Опровергать слухи - всегда мучительно сложная и неблагодарная работа, поэтому я решил обратиться прямо в Генпрокуратуру с вопросом, имеются ли у следственных органов какие-либо претензии ко мне и существует ли уголовное "дело" Собчака, о котором так много пишут, а также о том, почему руководители следственной группы дают интервью о моей причастности к делу по фирме "Ренессанс", не предъявляя мне каких-либо формальных обвинений.
      Генпрокуратура в своем ответе была вынуждена признать, что никакого "дела" Собчака не существует и что я по делу фирмы "Ренессанс" прохожу в качестве свидетеля. Кстати сказать, с тех пор прошло уже более трех лет - газетные "утки" о якобы совершенных мною преступлениях продолжают регулярно появляться, но никаких официальных обвинений в мой адрес и никакого уголовного "дела" Собчака так и не появилось, несмотря на все старания моих заклятых "друзей" и клеветников.
      Интересна и такая деталь: после опубликования мною ответа Генпрокуратуры, чтобы уменьшить резонанс, который он произвел на публику, немедленно организуется запрос от имени рабочих Кировского завода в Генпрокуратуру о моей причастности к расследуемым в Петербурге уголовным делам. И что за диво - та же прокуратура, но за другой подписью (зам. Генпрокурора Катышева) разъясняет, что Собчак имеет отношение к квартирным махинациям, связанным с получением квартиры его племянницей и приобретением его семьей второй квартиры. Причем ответ на запрос профсоюзной организации Кировского завода был дан прокуратурой в фантастически короткий срок - на следующий день после его получения - и сразу же был распубликован во всех газетах. Те, кто в своей жизни хоть раз сталкивался с деятельностью прокуратуры, прекрасно знают, что обычно для получения ответа на свои обращения в эту организацию нужны многие недели и месяцы. Не следует при этом забывать, что все описываемые события происходили в период и на фоне моей избирательной кампании, иначе говоря, следственные органы активно использовались в политической борьбе (а это категорически запрещено законом) и сыграли серьезную роль в моем поражении на выборах.
      К этому времени сформировался круг претендентов на губернаторское кресло. Кроме уже ожидаемых противников: Юрия Болдырева, достаточно популярного в Петербурге человека с демократическими взглядами; Вячеслава Щербакова отставного адмирала и бывшего вице-мэра, переметнувшегося во время сентябрьско-октябрьских событий 1993 года в лагерь "непримиримой оппозиции"; Игоря Артемьева - лидера петербургских "яблочников"; Юрия Севенарда и Александра Ходырева - представителей коммунистической оппозиции, и других в ряду семнадцати зарегистрированных кандидатов на пост губернатора неожиданно оказался и мой заместитель по городскому хозяйству Владимир Яковлев.
      Выдвижение его кандидатуры было тем более неожиданным, что он случайно попал в мою команду и результаты его деятельности были весьма скромными. Придя в правительство города с инженерной должности, он старался ничем не выделяться, предпочитал соглашаться и никогда не спорил с предлагаемыми решениями. Из всех моих заместителей он в наименьшей степени был подготовлен к тому, чтобы стать руководителем города. Путин, Кудрин, Малышев, Чаус и другие имели гораздо более широкий кругозор, были более образованными, культурными и опытными людьми, чем Яковлев. К тому же последнее время ко мне стали поступать сигналы о связях Яковлева и особенно его жены с криминальным миром, вследствие чего я подумывал о его перемещении на другую должность либо увольнении. И вдруг он выдвигает свою кандидатуру на должность губернатора. Мало того, по размаху его предвыборной кампании, по количеству денег, затрачиваемых им в ходе кампании, и по открытой его поддержке московскими структурами доселе мало кому известный Яковлев превращается в моего основного оппонента и противника.