Сломанная Головоломка

Собачий Х З
Сломанная Головоломка

      Сломанная Головоломка
      ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
      Сборник рассказов "Сломанная головоломка" имеет несколько существенных отличий от других подобных сборников.
      Во-первых, для этой книги не подходит само название "сборник" рассказы в ней не собраны, они специально для нее созданы авторами.
      Во-вторых: "составителями" (точнее - в данном случае организаторами) руководило принципиально чуждое духу подлинной литературы желание - попробовать с помощью литературных произведений (в данном случае - рассказов) выразить нечто большее, чем то, на что обычно отваживается литература как таковая. Если говорить совсем просто - рассказы заказывались и были написаны авторами "на тему".
      Этот самоубийственный для любого живого творчества подход - подход к литературе, как к средству, а не как к цели - в данной ситуации, тем не менее, полностью себя оправдал.
      Случилось это лишь по одной причине.
      Причина эта в том, ради чего сомнительное мероприятие по созданию сборника и было затеяно; в уникальной способности этого оживлять все, за чем оно скрывается, просвечивать сквозь любую свою внешнюю форму.
      Для обозначения этого таинственного нечто, скрытого в данном случае за полутора десятками небольших рассказов, существует, в общем-то, специальное название. Самое обычное, достаточно точное и - в то же время - совершенно не подходящее в данной ситуации. Это название - неприятные по звучанию и смыслу слова "философская система".
      Гегель просто писал "Феноменологию духа". Ницше говорил - афоризмами, притчами, устами Заратустры, Сартр, чтоб растолковать наболевшее, сочинял романы и пьесы, Хайдеггер дошел до философской Поэзии. Что-то из этой серии сейчас перед Вами.
      Однако предлагаемая Вам книга, в то же время, заметно отличается от "философской прозы" в традиционном ее понимании. Отличий несколько. Прежде всего, это отсутствие единого стиля и тональности (что, конечно, во многом обусловлено коллективным характером работы).
      Второе отличие - принципиальная незавершенность этого сборника как философского произведения. Отказаться от подзаголовка "Том первый" составителей заставила лишь некоторая неуверенность в целесообразности скорого продолжения. Если продолжение все же последует, то это будет уже новая книга, а не "второй том" (пример - хорошо известные сборники "Вехи" и "Из глубины").
      Такая незавершенность - прямое следствие третьей особенности сборника: он служит выражением философской системы, которой не существует в иной, отличной от этого сборника, форме. (Именно поэтому не очень и подходят для обозначения того, вокруг чего выросла книга, слова "философская система" эти слова предполагают как минимум существование того, к чему относятся.) Противоречие здесь лишь кажущееся.
      Принцип неопределенности в философии (подобный принципу неопределенности в квантовой механике) гласит, что чем более строга и лаконична форма изложения "философской системы", тем меньшее число людей принимает эту "систему"; и, наоборот, чем очевиднее, естественней, популярнее "система", тем более неопределенна, метафорична, двусмысленна ее словесная оболочка (примеры таких "размытых" текстов приводить, вероятно, излишне). При этом важно понимать, что указанное противоречие между "популярностью" и "строгостью" изложения "философской системы" не имеет никакого отношения к самому факту ее существования. Тем более - к вопросу о ее истинности или ложности.
      Так же несомненно существование и той "философской системы", ради выражения которой написана эта книга - и не важно, что ее максимально строгое выражение непонятно вообще никому и поэтому даже не написано, а выражение, понятное всем, настолько банально, что в записи вовсе не нуждается. Эта система, повторим, тем не менее, существует. И именно в той форме, которую Вы держите сейчас в руках.
      В свете этого огромным соблазном для "составителей" было и внешне оформить книгу в виде серьезного философского трактата ("Раздел первый: Очевидные истины. Часть первая: Особенности феноменологического подхода. Глава первая: К смыслу понятия "быть". Параграф первый: "Ограбление в подворотне"", и т.д. - разбивка собранного в книге материала на главы существует на самом деле, даже в двух, немного отличающихся друг от друга, вариантах, но явно нигде не отражена). Помешала воплотить идею "псевдофилософского оформления", как Вы, вероятно, уже догадались, боязнь излишней строгости в ущерб популярности.
      Боязнь излишней популярности (в ущерб строгости) помешала, в свою очередь, издать книжку сколько-нибудь заметным тиражом.
      Но, несмотря на отказ от явной разбивки на главы, параграфы и т.п., особенностью книги все же остался особый характер составивших ее рассказов: каждый из них, как уже говорилось, есть нечто большее, чем просто рассказ. Представить себе это легче всего на примере: некий эротический рассказ, пересказанный кем-то "в двух словах", оказывается, вдруг, текстуально идентичным - к примеру! - знаменитому одиннадцатому тезису Маркса о Фейербахе.
      Настоящая книга в то же время не есть (отметим еще раз!) просто "популярной", доходчивой формой выражения каких-нибудь пятнадцати философских "тезисов". У того, о чем здесь говорится, иной формы выражения - кроме той, которая перед Вами - пока просто не существует. Если смотреть, все же, на эти рассказы как на комментарии или иллюстрации, то они - комментарии, иллюстрации к несохранившимся текстам (а точнее - к текстам, еще никогда не существовавшим).
      Другая возможная, в принципе, аналогия - между текстами "сборника" и дзенскими коанами - также искусственна. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть наугад несколько страниц из книги.
      Что же касается названия "СЛОМАННАЯ ГОЛОВОЛОМКА", то о нем можно сказать лишь одно - книга действительно так называется. Почему, можно понять, прочитав ее.
      Наконец, само предисловие. Написано оно в большей мере из рекламных соображений. И без него - по целому ряду заметных внимательному читателю признаков - достаточно быстро улавливается существование некоторой под- или сверхструктуры, "скрытой" текстами сборника, их порождающей и организующей.
      Осторожно намекнуть читателю, что такая "сверхструктура" (то самое таинственное нечто, о котором говорилось выше) не есть что-то необыкновенное, что это, в действительности, всего лишь хорошо знакомое читателю его собственное отношение ко всему на свете (а так оно и есть!) в этом "составители" (организаторы) "сборника" видят основную задачу своей странной затеи.
      Они даже верят, что, в итоге, что-то подобное у них может и получиться. Большинство работавших над "Сломанной головоломкой" авторов - все вместе и каждый в отдельности - в этом, к сожалению, не настолько уверены...
      Еще двое из них наотрез отказались высказать свое мнение по этому поводу.
      В любом случае - кто бы из членов авторского коллектива ни оказался прав в оценке "сборника" - он у Вас в руках.
      Москва, ноябрь 1993.
      ОГРАБЛЕНИЕ В ПОДВОРОТНЕ
      В детском садике на вопрос: - Ну, маленький, сколько нам годиков?.. отвечают, как известно, не задумываясь:
      - Шесть лет и восемь месяцев!!!
      С возрастом эта удивительная способность - помнить, сколько тебе сейчас лет - почему-то исчезает. Чтобы вспомнить, приходится смущенно производить в уме выкладки с четырехзначными числами. Помнят, разве что, некоторое время после очередного по счету дня рождения. Лучше - юбилея. Да и то совсем недолго.
      ...Бывший старший оперуполномоченный Московского угрозыска подполковник Семен Семенович Шукайло, опытный криминалист, уволенный совсем недавно из органов внутренних дел - за дзен-буддизм - и возглавлявший теперь собственное сыскное бюро "Феликс", как раз 13 марта праздновал свой день рождения.
      В тот же день (это была, кажется, среда), ровно в два часа дня, в пивной бар без названия, что на втором этаже, над овощным магазином в доме 194 по проспекту Мира (кстати - такое уж совпадение - тот самый, где годом позже Семен Семенович взял знаменитого Макеева) нагрянули с довольно необычным визитом народные депутаты. Самые настоящие, со значками.
      Ничего никому не объясняя, они втащили в зал несколько тяжелых коробок и, деловито разобрав у своего главного молотки и отвертки, полезли, не разуваясь, на столы.
      Бармен Сережа, огромный, толстый, метра под два ростом, мужик, брезгливо делал вид, что даже не смотрит, что они там по углам развешивают.
      А развешивали они большие жестяные, выкрашенные серой масляной краской громкоговорители.
      - Дискжокеи говняные... - проворчал Сережа, но вмешиваться не стал да и действительно, с какой стати?..
      Дискжокеи оказались членами парламентской комиссии по связям с общественностью. Сделав дело, они выпили пива и торжественно включили колонки. Вместо музыки зазвучали хриплые голоса спорящих народных депутатов: передавали запись одного из старых съездов.
      Все присутствовавшие в пивбаре, не сговариваясь, схватились за головы и выругались, негромко, но, что довольно странно, почти в одних выражениях... Погода, как водится, тут же испортилась, повалил мокрый снег, завыл холодный ветер.
      С головы до ног облепленный снегом, Семен Семенович, пряча под полой купленный у метро самому себе в подарок букет чайных роз, поднялся по скользкой темной лестнице бара, остановился в дверях, пропуская уходящих депутатов, и, войдя в зал, осторожно осмотрелся.
      Осторожно - скорее по привычке. Остаться незамеченным он сегодня, пожалуй, не смог бы, как бы ни старался. Роскошный длинный черный плащ, черный, лихо заломленный на бок берет с блестящим металлическим цвета чайной розы значком сыскного бюро, белоснежный шарф с золотистым восточным узором по самому краешку (непременная часть придуманной самим Семеном Семеновичем униформы сотрудников "Феликса") - все это заметно контрастировало с общей обстановкой. Например, с той же лужей блевотины у самого входа, в которую Семен Семенович случайно наступил до блеска начищенным высоким черным ботинком армейского образца.
      Ослепительно белыми, белее шарфа и снега на берете, были пышные, красивые, ухоженные усы Семена Семеновича, ярким пятном выделявшиеся на его смуглом, иссеченном шрамами и морщинами лице. Лицом - особенно своей знаменитой добродушной улыбкой - Семен Семенович был необыкновенно, а сегодня, почему-то, особенно, похож на известного физика Альберта Эйнштейна; еще Семен Семенович, как и Эйнштейн, немного, для себя, играл на скрипке. И трубку тоже, разумеется, курил - так уж сложилось.
      Семен Семенович пересек по диагонали шумный задымленный зал и осторожно подошел к столику в правом углу, у большого грязного окна...
      - Ваши документы! - тихо, но отчетливо произнес он, обращаясь к двум стоявшим к нему спиной мужчинам: долговязому молодому человеку в ватнике и в серой спортивной шапочке с надписью "СЛАЛОМ" и низенькому плешивому крепышу в полушубке из черного искусственного меха.
      - Никак молодость ментовскую не забудет, - недовольно проворчал, оборачиваясь, тот, что пониже. Звали его Михаилом Сергеевичем (тем, кто не верил, он показывал паспорт). - Ты, Семен Семеныч, таперича никто. Ты даже документы у меня проверить права не имеешь! - хмуро подмигнул он и сделал неприличный звук губами.
      - Но пива, Семен Семенович, мы вам все равно дадим, - приветливо улыбнулся тот, что повыше, в ватнике; звали его Шуриком. - Здравствуйте.
      - Здравствуй, Шура! Мое почтение, Михаил Сергеевич, - засмеялся Семен Семенович. - Как наша общая знакомая госпожа Тэтчер? Все не пишет?
      - Достали вы уже меня своими тупыми шутками!.. - вздохнул Михаил Сергеевич.
      Особой его приметой были обвислые казацкие усы, которые он каждый раз, отхлебнув пива, тщательно вытирал носовым платком. Шурик был без усов, но с двухдневной щетиной и вообще был очень похож на тезку из кинофильма "Приключения Шурика", только более мрачного и, как видно, сильно пьющего. Он тоже глубоко вздохнул в ответ на шутку Семена Семеновича, почему-то покосился на висевший неподалеку громкоговоритель и скорчил отвратительную рожу.
      - Прости уж, Михаил Сергеевич, - извинился обескураженный Семен Семенович. - Все-таки милиционер я, или нет? Хоть и бывший. И шутки у меня соответствующие...
      Он выпил под нестройные аплодисменты депутатов на съезде кружку пива и, оттопырив мизинец, подцепил с бумажной тарелочки кусочек соленой скумбрии: - Вот, шел мимо, вдруг думаю: "дай зайду! пивка выпью!.." Не ожидали небось? Что вы такие мрачные?
      - Видишь, Семеныч, и тут уже - сволочи - мозги вправляют. Тоже педагоги... - показал Михаил Сергеевич на дребезжащий громкоговоритель.
      - А все, обрати внимание - нет, ты посмотри, посмотри! - на это кладут! И правильно! И Сережа - колонки завтра же кому-нибудь продаст. Спорим?
      - Если я сегодня провода не перегрызу... - тихо вставил Шурик, косясь на потолок...
      Семен Семенович, разжевывая кусочек рыбки, с пониманием оглядел гомонящий зал, над которым, сотрясая табачный дым, висел рассерженный голос народного депутата.
      - Да, так вот! Но мой-то! Мой, а? - продолжил, грохнув по столу кружкой, Михаил Сергеевич. - Я тут Шурику как раз жаловался... Тут ладно, все равно без толку, с этими педагогами давно все ясно... А у моего младшенького, спрашивается, что, а?!
      Семен Семенович никуда сегодня не спешил. Доев рыбку, он прислонился к стене и улыбнулся Михаилу Сергеевичу.
      - ...дома его такому не учили! В этом году отдали в детский сад, и что ты думаешь? - Михаил Сергеевич сделал театральную паузу и тоненьким голосом вывел: "- Папа, - говорит, - давай в съезд поиграем!" - и сплюнул на пол. - Это они таким там занимаются! Игры, понимаешь, теперь новые... Новое поколение выбирает ПЕПСИ!..
      Семен Семенович засмеялся и спросил: - Твой-то у них... э... кто?.. А еще на мои шутки обижаешься!.. - и совсем развеселился.
      Шурик тоже ухмыльнулся.
      Михаил Сергеевич в сердцах выругался и сказал, стукнув себя кулаком в грудь: - Да бля буду! Я-то тут при чем? Вот так прямо приходит и говорит: "Давай, батя, в съезд играть!"... - и опять с отвращением сплюнул на пол.
      - Ох, выпори, Михаил Сергеевич, выпори засранца, тебе говорю! корчась от смеха, посоветовал Шурик. - Это он скрытно над отцом издевается, намекает на твое имя-отчество!
      - А как они в съезд-то играют? - спросил Семен Семенович. - Что-то не верится, Михаил Сергеевич, извини уж. У них что, регламент, повестка дня, у этой мелкоты, да? - он опять засмеялся.
      - И что они там... э... обсуждают? Дуришь ты нас, Сергеич.
      - Да не дурю! - рассердился Михаил Сергеевич. - Сам ходил смотрел. Ни повестки, ни регламента у них нет. Они просто голосуют.
      Шурик и Семен Семенович посмотрели на Михаила Сергеевича. Тот объяснил: - Садятся на детской площадке в кружок и голосуют, кто за что выдумает: кто за то, что Витька дурак? Кто за то, что ветер? Кто за то, что скамейка? - и ржут, как ненормальные.
      Шурик и Семен Семенович удивленно смотрели на Михаила Сергеевича.
      - Хоть голоса-то считают? - спросил, наконец, Шурик.
      - Откуда? - удивился Михаил Сергеевич. - Они и считать-то не умеют... Наверное.
      - И все это называется "играть в съезд", да? - засмеялся Семен Семенович. - Ох, хорошо! И вправду, что в мире творится, а, Михаил Сергеевич? "Кто за то, что скамейка?.." - говоришь?.. Философы, тудыть их! Нет, ну что в мире-то творится, а?.. - он засмеялся.
      - А я про что!.. - мрачно согласился Михаил Сергеевич. Шурик, посмеиваясь, чистил рыбку.
      - Детский сад!... - задумчиво сказал Семен Семенович. - Нет, детский сад это не хухры-мухры! - и, вспомнив вдруг что-то, опять улыбнулся. - А какое у меня было дело с детским садиком!.. Красивое, ух!.. Прямо в учебник по криминалистике вставляй.
      При слове "дело" Шурик внезапно - будто вспомнив что-то очень важное! - замер с недочищенной рыбкой в руках.
      - Что, манку воровали? - пошутил Михаил Сергеевич.
      - Да нет, куда круче...
      - Семен Семенович! - сказал ставший вдруг очень серьезным Шурик. Вы сказали "дело", и я вспомнил... Очень давно хотел вас об одном одолжении попросить.
      Обгрызая рыбий хвост, Семен Семенович взглянул на Шурика и вопросительно поднял брови.
      Шурик нагнулся, быстро достал из-под стола полиэтиленовый пакет с надписью "Год Лошади", вынул из него обтрепанную общую тетрадь в сером переплете, перелистал ее, нашел какое-то место, внимательно прочел несколько строк и опять посмотрел на Семена Семеновича.
      - Вы знаете, я работу одну пишу... - сказал он.
      - Как называется? - поинтересовался Михаил Сергеевич.
      - "Апология рационализма", - внятно, по буквам, произнес Шурик. Понял, да? - Михаил Сергеевич смутился. Семен Семенович, услышав название работы, подавился кусочком рыбки и закашлялся.
      - Так вот. Как бы попонятнее сказать-то? Рассматривая в общем виде каркас произвольного эвристического рассуждения... это, впрочем, не важно... в общем, я вышел на одну проблему: проблему полноты пространства версий...
      - Семен Семенович и Михаил Сергеевич переглянулись. - Сейчас все объясню! - заторопился Шурик, - у меня здесь все на простых- простых примерах! Правда! Вы не бойтесь! Поясняю... - Шурик быстро отхлебнул глоток пива. - Кстати, пример из реальной жизни. У нас на заводе несколько лет назад дело было.
      Михаил Сергеевич и Семен Семенович кивнули.
      - Дело очень простое. Поперли у нас из сейфа партвзносы, - начал Шурик. - Довольно большие деньги. Ясное дело - шум, переполох, приехал следователь. Изучил обстановку и пошел копать - составил список подозреваемых и начал их вызывать по очереди: всех, знавших о сейфе, сроках сдачи денег, тех, кто, так или иначе, имел доступ к ключам, тех, кто мог на своем оборудовании сделать копии по слепкам - ясно было, что спер деньги кто-то свой, завод оборонный, пропускная система. Список был очень хороший - наметил этот мужик, вроде бы, все возможные версии, например, не забыл даже электриков, которые в кабинете секретаря парткома лампочки два раза меняли. Заставил каждого подозреваемого расписать по минутам тот день, когда деньги пропали; особенно изматывал троих подозрительных ребят из четвертого цеха - там станки стоят, на которых копию с ключа за минуту сделать можно... В общем, работал мужик, как зверь, на совесть. И стукачей к своим подозреваемым подсылал, ну все как положено. Измотался весь.
      И вдруг - бабах! - второй раз сейф вычистили!
      Новые взносы собрали, в сейф положили - и как не бывало! Прежнего секретаря парткома, седенького такого, старого большевичка, сразу, тогда еще, после первой кражи, из партии поперли; теперь новый секретарь партбилет положил! Следователь похудел, осунулся, круги под глазами... Скандал колоссальный!
      В общем, долго рассказывать как все это раскручивалось. Сразу скажу, что следователь - от умственного перенапряжения, наверное - стал совершать безумные поступки... После того, как в сейф положили новые тыщи, он лично взял пистолет, спрятался за портьерой, простоял там часа четыре и - не поверите! - в дырочку увидел-таки того, кто опять, в третий раз, попытался спереть деньги! Клянусь, так и было!
      - Здорово! - сказал Михаил Сергеевич.
      - Но что особенно важно, - продолжил Шурик, - так это то, что именно этот-то человек - единственный, из тех, о ком точно было известно, что он имел доступ к сейфу, - Шурик сделал многозначительную паузу, отсутствовал у следователя в списке подозреваемых.
      - А почему? Потому, что следователю, настоящему коммунисту, не карьеристу, а действительно идейному...
      - Бывали такие, - кивнул, внимательно слушавший все это время, Семен Семенович...
      - ... ему, - продолжил Шурик, - просто в голову не могла прийти, Шурик стукнул себя по лбу, - такая чудовищная мысль, что партвзносы экспроприировал тот самый старичок-большевичок, о котором я уже говорил секретарь парткома. Он тогда вроде спутался с какими-то антикоммунистамидемократами, не помню уж, время, сами помните, тогда сложное было, - Шурик отхлебнул пива. - Впрочем, это сейчас совершенно не важно: для чего я, собственно, все рассказываю? Понимаете?
      Семен Семенович и Михаил Сергеевич смотрели на Шурика.
      - Обратите внимание, какая ситуация: перебирает следователь все-все версии, просчитывает все-все варианты, да? И одну версию, одну-единственную - причем, ту, которая совсем на поверхности! - в упор не видит. Не вносит старичка-большевичка в свой список. Факт? Факт. Как объяснить?..
      - Ты же сам говорил, что спутался... - нерешительно высказался Михаил Сергеевич. Шурик выругался:
      - При чем тут это. Семен Семенович, понимаете, о чем я?..
      Семен Семенович с интересом слушал.
      - В чем моя проблема? Проблема в том, чтобы разобраться, как так вышло, что следователь - вроде бы профессионал, - все-таки, не все версии вначале подготовил. Пропустил одну.
      Семен Семенович понимающе закивал.
      - Вот это я и имел в виду, - сказал Шурик, - под проблемой неполноты пространства версий, понимаете теперь?.. Так вот, Семен Семенович. Я по этому поводу кое-какие, так сказать, методологические рекомендации понапридумывал, а правильно, или нет - не знаю. Поможете советом? улыбнулся Шурик. - Экспертиза специалиста, так сказать...
      - Интересно! Очень, очень интересно, Шурик! - сказал Семен Семенович радостно. - Ты сам, наверное, не понимаешь, как точно по адресу обратился! - Шурик улыбался и моргал глазами. - Методология - мой конек, - объяснил Семен Семенович, - уже очень давно. Сколько мне из-за этого вытерпеть пришлось!.. И можно сказать, "Феликс" на этом держится. Давай, что там у тебя за метод? Ну! Порадовал ты Шурик меня! И проблему выделил действительно очень важную.
      Шурик даже замялся как-то. Открыл тетрадку, полистал, почитал что-то про себя, отложил, опять взял. Наконец, еще подумав, осторожно начал:
      - Ну, общепризнанно, что феноменологический подход к логике, - с каждым словом он, почему-то, все больше волновался, - ...нет, не так... и опять замолчал.
      - Да ты не волнуйся. И не стесняйся, попроще говори. Сразу давай, в чем суть твоего решения?..
      Шурик, краснея, помолчал, пошевелил губами.
      Семен Семенович и Михаил Сергеевич внимательно слушали.
      - Ну как вам это просто объяснить! - не выдержал Шурик. - Я целую книгу, можно сказать, написал об этом, а тут в двух словах... Сейчас, попробую... - он опять задумался.
      - Ну логику, самую элементарную, вы помните?.. - спросил он через полминуты у Семена Семеновича. - Рассмотрим множество всех небессмысленных малых посылок некоего силлогизма...
      Семен Семенович с Михаилом Сергеевичем испуганно переглянулись.
      - А может - как ты сам говорил - на примере?.. - осторожно посоветовал Семен Семенович. Шурик взглянул на него, поднял брови, потом вдруг закивал головой:
      - Да! Именно!.. Спасибо. Сейчас! - сказал он, закрыв глаза и сосредотачиваясь.
      - Есть, - сказал он, наконец, открыв глаза. - В общем, э... как этот... как Шерлок Холмс. Да.
      Семен Семенович и Михаил Сергеевич удивленно замигали.
      Помолчав с полсекунды, они опять переглянулись и прыснули, потом захохотали. Михаил Сергеевич платком для вытирания усов принялся утирать слезы, Семен Семенович, повторяя тихонько, на разные лады: "Шерлок Холмс!.. Ватсон!..", сполз по стенке и, весь дергаясь от смеха, уткнулся в колени лицом.
      - Я всегда знал, что вы идиоты, - помолчав, сказал Шурик. Он зачем-то подвигал по столу кружку, бережно спрятал свою тетрадь обратно в пакет и уставился в лужу пива на столе.
      На съезде подводили итоги какого-то голосования. У соседнего столика подвыпившая девушка с растрепанными волосами хрипловатым голосом просила хмурого, налысо выбритого юношу поцеловать ее:
      - Поцелуй, ну поцелуй, пожалуйста, ну пожалуйста... - жалобно повторяла она и тянулась к нему пухлыми губами. Тот отворачивался, вяло отталкивал ее и жевал рыбу...
      Семен Семенович, почти перестав наконец смеяться, поднялся и, постанывая, принялся извиняться перед Шуриком. Михаил Сергеевич, всхлипывая, обнял Шурика и примирительно поцеловал его.
      - Ты лучше не обижайся, просто у меня настроение сегодня очень веселое. Объясни нормальным человеческим языком, что имел в виду, - сказал Семен Семенович, вытирая слезы. - Тоже должен нас понять! Ну! - и опять засмеялся. - Я думал у тебя и вправду методология...
      - Давай, давай, - сказал Михаил Сергеевич. - Все, больше не смеемся, - и снова прыснул.
      - Козел, - сказал Шурик. И, обращаясь уже только к Семену Семеновичу, попросил: - Вы действительно поймите, о чем я говорю. Пожалуйста! Это же... Это же просто!.. У меня не методология, у меня только постановка проблемы!
      Семен Семенович и Михаил Сергеевич на этот раз сдержались, оба сосредоточенно кивнули.
      - Вот вы, Семен Семенович, выехав на место преступления и собрав какие-то данные садитесь и начинаете думать. В эти минуты ваша мысль... плывет, так сказать, по течению, или же вы осознанно - подчеркиваю: осознанно! на основании каких-то логических норм! - выделяете вначале все без исключения возможные версии, чтобы их - потом уже - проверять, логически сопоставлять друг с другом, все такое прочее? То, чего явно не сделал следователь в деле о взносах. Теперь понятно?
      И добавил рассерженно: - Видите, не такой уж я и придурок.
      Семен Семенович и Михаил Сергеевич жестами выразили полное согласие.
      - И спросить у вас, Семен Семенович, я только одно это и хотел! продолжил Шурик. - Выписываете вы сначала - в качестве особого этапа в расследовании - все-все версии происшедшего? Но так, чтобы точно уж все без исключения версии перебрать, беспристрастно. Чтобы потом работать с этим полным набором версий. Или нет? - Семен Семенович улыбнулся. - Вот и все, - Шурик стащил с головы шапочку, сунул ее в карман ватника и замолчал, почему-то уставившись в большую лужу пива на сером заплеванном столе. Семен Семенович не выдержал и взглянул в лужу. В ней он увидел перевернутое отражение Шурика, их взгляды встретились. Шурик попросил тихонько: Расскажите, как вы поступаете? Правда нужно...
      Михаил Сергеевич тоже, сбоку, удивленно уставился в лужу пива, пытаясь понять, что они там высматривают. Все трое молчали. На съезде тоже что-то притихли, похоже, опять затеяли голосование.
      - Как я провожу расследование? Гм... - переспросил, улыбнувшись, Семен Семенович. Задумавшись, он осторожно поднес к губам кружку с пивом цвета чайной розы на самом донышке.
      - Что ж. Вот как раз и расскажу историю про детский сад! Ту, о которой только что вспоминал! Очень для тебя показательная в плане методологии выйдет история. Именно то, что тебе нужно. Отработка версий. - Пригладив усы он спросил: - Ты, я вижу, хоть трактатов и не пишешь, тоже не прочь байку послушать, а, Сергеич?
      - О чем речь, Семеныч!
      - Ну а тогда, Шурик, что надо сделать? - сказал Семен Семенович. Он нахмурился, пристукнул кулаком по столу и, улыбнувшись, объяснил: Быстренько. За пивом!
      Испугавшийся было Шурик рассмеялся, сгреб шесть пустых кружек, ввинтился в толпу у прилавка продираясь поближе к Сереже.
      - Пошел на подхват, - молвил Михаил Сергеевич, собирая оставшиеся кружки.
      Семен Семенович, оперев подбородок о ладонь и посмеиваясь, разглядывал зал. Он посмотрел, как тихонько плачет растрепанная, все еще нецелованная девушка у соседнего столика; как Шурик, расплескивая пиво, передает через головы полные кружки Михаилу Сергеевичу, как носит их тот по четыре к столу, как, улыбаясь до ушей, возвращается Шурик с рыбкой на бумажных тарелочках.
      - Суки! - продолжая улыбаться, выругался Шурик. - Толкаются, сволочи, как в... на вокзале!..
      Улыбался и Михаил Сергеевич, улыбался, глядя на них обоих, и Семен Семенович.
      - Ну? - кивнул Шурик Семену Семеновичу. - Начнем?.. Что это за дело?
      Семен Семенович кивнул в ответ, задумался, взял кружечку.
      - Начнем, - сказал он, громко отпив два глотка. - Дело довольно необычное...
      За окном валил мокрый снег, налипавший на ветки деревьев и плечи людей. Над проспектом Мира зажглись вдруг желтые фонари - как-то незаметно и неожиданно рано стемнело, наверное из-за плохой погоды.
      - Рассказывать, Шурик, я буду, все-таки, не про то, как я сам раскручивал это очень непростое дело. Лучше, мне кажется, будет, если ты сам сможешь все сделать. А я буду в случае чего только помогать, говорить - так я рассуждал, или нет. Сам все раскрутишь - отлично поймешь и мой метод. Идет?
      - Идет! - удовлетворенно кивнул Шурик.
      - Начну я, поэтому, к ак положено: с самого-самого начала, - Семен Семенович достал из кармана длинную черную трубку с серебряным кольцом на мундштуке и не спеша набил ее табаком, поглядывая косо, как, размахивая у самого лица плачущей девушки руками, громко втолковывает ей что-то ее лысый возлюбленный, Михаил Сергеевич угостил Шурика "Беломором". Все закурили.
      - Так вот. Темным зимним утром, - начал свой странный рассказ Семен Семенович, - родители, приведя детей в детский сад, обнаружили, что входная дверь заперта... - говорил он негромко, отчетливо, лишь изредка замолкая и попыхивая трубкой... Шурик и Михаил Сергеевич внимательно слушали.
      - На снегу, выпавшем в начале ночи, не было еще никаких следов, и, естественно, первой мыслью стоявших у дверей было: "Эти подлецы проспали начало рабочего дня!". Но нянечка тетя Катя, пришедшая вскоре, озадачила всех словами о том, что в садике на ночь оставалась другая нянечка Ниночка - с четырьмя круглосуточниками. Все заволновались и принялись еще громче стучать в дверь "Не иначе, что-то там случилось", - первой почувствовала недоброе тетя Катя.
      Пришла вторая воспитательница, у которой были свои ключи от двери, и все поняли, что дверь заперта изнутри. Еще примерно через полчаса, когда совсем рассвело, решили дверь ломать. Детишки, сидевшие на скамейках у ворот садика, очень обрадовались таким приключениям, мрачные родители при участии очень кстати подвернувшегося участкового принялись вышибать дверь, что им в конце концов и удалось: отскочила, разодрав в клочья дверной косяк, стальная петля, в которую изнутри была вставлена державшая дверь тяжелая задвижка, запертая, к тому же, на висячий замок. То есть (это я сразу тебе говорю, Шурик, чтобы ты не ломал голову), снаружи дверь так запереть было совершенно невозможно. Ну и, к тому же, свежий снег без единого следа.