Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Баллантайн (№1) - В поисках древних кладов

ModernLib.Net / Приключения / Смит Уилбур / В поисках древних кладов - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 4)
Автор: Смит Уилбур
Жанр: Приключения
Серия: Баллантайн

 

 


Робин снова взобралась на гору товара, ища доказательства, которые искренне надеялась не найти. В трюме не было поперечных переборок, но грот-мачта проходила сквозь палубу, нижним концом опираясь на киль, и к толстому стволу норвежской сосны были прикреплены клиновидные ступеньки. Возможно, на них и устанавливали палубы для рабов. На одном уровне со ступеньками на мачте были прибиты тяжелые деревянные брусья, похожие на узкие полки. Наверно, опоры для наружных краев палубы. Она прикинула расстояние между ними — сантиметров восемьдесят—девяносто, она считала, что именно такова бывает средняя высота палуб для рабов.

Робин попыталась представить, как выглядит трюм, когда палубы установлены, — множество ярусов, тесные проходы, такие низкие, что человек может лишь проползти по ним, согнувшись пополам. Она насчитала пять рядов полок — пять палуб, пять слоев обнаженных черных тел, уложенных, как сардины в банке. Каждый с обеих сторон касается соседа, каждый лежит в собственных нечистотах и в нечистотах тех, кто лежит над ним, фекалии капают сквозь щели в палубе. Она попыталась представить, как в удушающей тропической жаре корабль попадает в экваториальную полосу штилей, представить, как две тысячи человек мучаются от морской болезни, исходят рвотой и поносом там, где Мозамбикское течение натыкается на мель у мыса Игольный. Попыталась представить, как в этом скопище человеческого страдания вспыхивает эпидемия холеры или оспы, но воображение отказывало. Она выбросила из головы ужасные картины и снова поползла по грудам товара, освещая фонарем каждый уголок, в поисках других доказательств, более весомых, чем узкие полки.

Если на борту есть доски, они наверняка уложены на нижней палубе, под грузом, и добраться до них Робин не могла.

У передней переборки она увидела дюжину прикрученных болтами огромных бочек. Возможно, в них была вода, а может быть, они были наполнены ромом на продажу, или, когда рабов погрузят на борт, ром заменят водой. Проверить, что в них находится, было невозможно, но она постучала по дубовой клепке рукояткой скальпеля, и послышался глухой звук. Значит, бочки чем-то наполнены до краев.

Робин присела на корточки на одном из тюков и, разрезав шов скальпелем, засунула руку внутрь и зачерпнула горсть содержимого, чтобы осмотреть его при свете лампы.

Дешевые бусы, нанизанные на хлопчатобумажные бечевки. Нитка таких бус длиной от кончиков пальцев до запястья называлась «битиль», четыре битиля составляли «хете». Эти бусы из ярко-алого фарфора относились к наиболее высоко ценимой разновидности «сам-сам». За хете таких бус африканец из первобытного племени продаст сестру, за два хете — брата.

Девушка поползла дальше, осматривая ящики и тюки. В них лежали рулоны хлопчатобумажной материи с ткацких фабрик Салема, называемой в Африке «меркани» — искаженное «американский», пестрая ткань из Манчестера под названием «каники». Длинные деревянные ящики были помечены просто «5 шт.», и Робин догадалась, что в них лежат ружья. Огнестрельное оружие — обычный товар на побережье, и нельзя доказать, что за него собираются покупать рабов — оно может быть предназначено для покупки слоновой кости или копаловой смолы.

Она устала ползать и лазать среди нагромождений товаров, нервное напряжение отнимало все силы.

Робин на минуту остановилась, чтобы передохнуть, и облокотилась на один из тюков меркани, как вдруг что-то больно впилось ей в спину. Она пошевелилась, потом сообразила, что в мягкой ткани не должно быть твердых бугров. Пошарила вокруг и еще раз распорола укутывающую тюк мешковину.

Между слоями материи торчали какие-то черные предметы, холодные на ощупь. Робин вытащила один из них — это оказались какие-то железные петли, соединенные цепью. Она сразу их узнала. В Африке их называли «браслетами смерти». Вот наконец и доказательство, твердое и неопровержимое, ибо такие стальные наручники с легкими походными цепями были неотъемлемым атрибутом работорговли.

Робин разорвала тюк шире. Между слоями ткани лежали сотни железных наручников. Поверхностный обыск, совершенный военной досмотровой командой, даже если бы он был возможен, вряд ли помог обнаружить этот зловещий тайный груз.

Она взяла одни наручники, чтобы показать брату, и начала пробираться к корме, в лазарет. Внезапно ее охватило острое желание поскорей выбраться из этой темной пещеры с пляшущими по стенам грозными тенями, вернуться в уютную безопасную каюту.

Девушка почти дошла до двери в лазарет, как вдруг на палубе раздался громкий скрежет, и она застыла от ужаса. Звук повторился. У Робин хватило благоразумия погасить фонарь, и она сразу об этом пожалела. Темнота навалилась на доктора всей своей удушающей тяжестью, ее охватила паника

С грохотом, похожим на пушечный выстрел, крышка главного люка распахнулась. Оглянувшись, она увидела в квадратном просвете белые булавочные головки звезд. Огромная темная тень свалилась внутрь, мягко приземлилась на груду тюков, и почти в тот же миг люк снова захлопнулся. Звезды погасли.

От ужаса у Робин волосы встали дыбом. В трюме кто-то находился, и это парализовало ее на несколько долгих драгоценных секунд. Потом, подавив подступающий к горлу вскрик, она снова кинулась к люку, ведущему в лазарет.

Перед ней на мгновение мелькнула фигура, не узнать которую было нельзя. Девушка поняла, что в трюме вместе с ней заперт Типпу, и ужас сковал ее еще сильнее. Ей представилось, как огромная безволосая жаба с омерзительным проворством ползет к ней в темноте, она словно воочию увидела розовый язык, мечущийся между толстых жестоких губ. Сломя голову Робин помчалась к люку, но в темноте оступилась и упала. Она рухнула на спину в глубокий провал между грудами товара и больно стукнулась затылком о деревянный ящик. Полуоглушенная, она выронила фонарь и никак не могла найти его на ощупь. Снова поднявшись на колени, она в полной темноте трюма совершенно потеряла ориентацию.

Робин понимала, что лучше всего сейчас притихнуть, не издавая ни звука, пока человек, который на нее охотится, не обнаружит себя, и съежилась в узком проходе между двумя ящиками. Удары сердца гудели в ушах, как барабан, казалось, сердце бьется где-то у самого горла, и каждый вздох давался с трудом.

Пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы снова овладеть собой, обрести способность думать.

Она попыталась определить, с какой стороны находится лазарет, это был единственный путь к спасению, и поняла, что найти его удастся, только если ощупью добраться до деревянного борта корабля и двигаться вдоль него. Мысль о таком путешествии, когда за ней охотится эта гнусная тварь, привела ее в ужас. Девушка поглубже забилась в узкую щель и прислушалась.

Трюм наполняли тихие шорохи, которых Робин раньше не замечала, — скрипел и трещал корабельный рангоут, шуршали веревки, удерживающие груз, — и вдруг она услышала совсем рядом движение живого существа. Инстинктивно подняв руку, чтобы защитить голову, она едва успела сдержать крик ужаса. Застыв в такой позе, девушка ждала удара, но он так и не обрушился.

Вместо этого Робин услышала позади приподнятого плеча еще один шорох, едва различимый. Кровь застыла у нее в жилах, ноги подкосились. Типпу здесь, рядом, в темноте, играет с ней как кошка с мышкой. Наверно, он нашел ее по запаху. Каким-то животным чутьем он обнаружил ее и сжался, готовый нанести удар, а ей остается только ждать.

Что-то мягкое коснулось ее плеча, и, не успела она отпрянуть, как существо вскарабкалось на шею, прощекотало по лицу. Девушка опрокинулась назад и завизжала, отчаянно отбиваясь стальной цепью и наручниками, которые все еще сжимала в руке.

Зверек пронзительно заверещал, как рассерженный поросенок, а она все колотила и колотила воздух. Потом животное исчезло. Робин услышала шорох крошечных ножек по деревянному ящику и поняла, что это была корабельная крыса

Девушка вздрогнула от отвращения, но на мгновение ей стало легче. Правда, ненадолго.

Внезапно ее ослепила молниеносная вспышка света. Луч фонаря быстро окинул трюм и погас. Темнота стала еще гуще.

Враг услышал крик и посветил лучом в ту сторону, откуда он раздался. Может быть, Типпу ее увидел, потому что она уже выбралась из укрытия между двумя ящиками. Но и Робин теперь знала, в каком направлении двигаться. За короткий миг вспышки девушка успела сориентироваться и поняла, где находится люк.

Доктор бросилась на кучу мягких тюков и по-пластунски поползла к люку, но остановилась и задумалась. Типпу, разумеется, знает, как она проникла в трюм, и догадывается, что она попытается убежать тем же путем. Нужно двигаться осторожно, крадучись, быть готовой к тому, что свет в любой миг может вспыхнуть снова, и не попасться прямиком в ловушку, которую помощник капитана обязательно ей расставит.

Робин крепче сжала железную цепь. Только теперь она поняла, что может воспользоваться ею как оружием, более действенным, чем короткий скальпель в кармане. Оружие! Впервые мисс Баллантайн подумала о том, что должна защищаться, а не просто припадать к земле, как цыпленок, увидевший ястреба. «Робби всегда была храброй девчонкой». Она словно наяву услышала голос матери, встревоженный, но полный затаенной гордости. Мать всегда так говорила, когда Робин успешно оборонялась от деревенских драчунов или не отставала от брата в его самых невероятных проделках. Теперь, похоже, ей понадобится вся ее храбрость.

Зажав цепь в правой руке, доктор крадучись, по-пластунски поползла к люку, то и дело замирая и прислушиваясь. Казалось, прошла вечность, пока ее пальцы коснулись дощатой обшивки кормовой переборки. Теперь до люка оставался всего шаг-другой, и наверняка именно там Типпу ее и поджидал.

Робин приникла к палубе, крепко прижавшись спиной к обшивке, и подождала, пока сердце перестанет колотиться и она сможет что-нибудь расслышать, но скрип и треск деревянного корпуса, шепот моря и удары волн, раскачивающих «Гурон», полностью заглушали любой шорох, издаваемый преследователем.

Она наморщила нос: сквозь всепроникающую вонь трюмной воды пробился какой-то непривычный запах. Пахло горячим маслом из прикрытого заслонкой фонаря. Робин прислушалась, и ей почудилось, что она слышит тихое потрескивание. Враг близко, совсем рядом, стережет люк и готов распахнуть заслонку фонаря, едва определит, где она находится.

Медленно, еле ощутимо Робин поднялась и вгляделась в темноту, туда, где стоял Типпу, потом переложила скальпель в левую руку, а правую руку с цепью и железными наручниками отвела назад, приготовившись к удару.

Коротким броском она метнула скальпель, целясь так, чтобы нож упал достаточно близко от этого чудовища, заставив его двинуться прочь от нее.

Скальпель ударился обо что-то мягкое, звук вышел приглушенным, едва не затерялся среди прочих шорохов, но потом он с тихим звоном соскользнул на палубу, и в тот же миг яркий свет залил трюм.

Из темноты, невероятно близко, выступила огромная грозная тень Типпу. Помощник держал горящий фонарь высоко в левой руке, и на круглом голом куполе его черепа мерцали желтые блики. Он набычившись отвел назад правую руку с увесистой дубинкой, его мускулы вздулись и заходили, как округлые холмы. Всего один миг Типпу смотрел в противоположную от нее сторону. Поняв, что перед ним никого нет, он пригнул к груди огромную круглую голову и со звериным проворством развернулся.

Девушкой руководил только инстинкт. Она взмахнула тяжелыми наручниками. Прожужжав, они описали в свете фонаря мерцающий круг и ударили Типпу в висок. Раздался треск, словно хрустнул сломанный бурей толстый сук, и его голова разверзлась, как кошель с багровой бархатной подкладкой. Великан покачнулся на широко расставленных ногах, как пьяный, колени под ним начали подгибаться. Робин снова взмахнула цепью, вложив в удар всю силу тела и всю глубину страха. Блестящий желтый череп прорезала еще одна глубокая алая рана. Помощник капитана медленно рухнул на колени. Точно в такой же позе она каждое утро видела его на юте, где он молился по мусульманскому обычаю, обратясь лицом к Мекке. Теперь он снова коснулся палубы лбом, но на этот раз из разбитой головы струилась кровь.

Фонарь, продолжая гореть, звякнул о палубу, и в его свете Типпу тяжело перекатился на бок. Дыхание хрипло клокотало у него в горле, глаза закатились, невидяще сверкнув мертвенными белками, толстые ноги задергались в конвульсиях.

Робин глядела на поверженного гиганта, пораженная ужасом содеянного. В ней шевельнулась потребность прийти на помощь любому раненому или искалеченному живому существу, но это длилось всего несколько секунд. Глаза Типпу снова вернулись в орбиты, взгляд постепенно становился осмысленным. Трепещущая желтая грудь начала медленно вздыматься, конечности уже дергались не так судорожно, их движения стали более координированными, голова приподнялась, все еще покачиваясь из стороны в сторону. Он вопросительно озирался.

Невероятно — два рубящих удара не покалечили этого человека, а всего лишь ненадолго оглушили, и через несколько секунд он будет в полном сознании и с яростью кинется на нее, гораздо более опасный, чем раньше. Робин с криком бросилась через открытый люк в лазарет. По дороге он схватил ее за лодыжку, девушка потеряла равновесие и чуть не упала, но сумела рывком высвободиться и нырнула в просвет люка.

В свете упавшего фонаря она увидела, что Типпу на четвереньках ползет к ней, и всей тяжестью навалилась на люк. Дверца захлопнулась с глухим стуком, Робин задвинула засов, и в тот же миг помощник капитана плечом толкнул люк с такой силой, что переборка сотряслась.

Ее руки дрожали так, что пальцы не слушались. Она лишь с третьей попытки сумела закрепить цепь и запереть люк на замок. После этого Робин рухнула на палубу и разрыдалась. Слезы смыли страх, она немного успокоилась и собралась с силами.

Она с трудом поднялась на ноги. Голова кружилась, ее пьянило странное, до сих пор неведомое чувство свирепого ликования. Мисс Баллантайн понимала, что ее пьянит победа, вырванная в бою, рана, нанесенная ненавистному противнику, и знала, что позже ощутит вину за это — позже, но не сейчас.

Ключи все еще были там, где она их оставила, в двери из лазарета в кают-компанию. Доктор распахнула дверь и застыла на пороге, внезапное ощущение тревоги развеяло буйный восторг.

Она поняла, что кто-то прикрутил фитиль лампы в кают-компании. В тот же миг сильные пальцы схватили ее сзади за запястье, опрокинули и прижали к палубе.

— Лежи смирно, черт бы тебя побрал, а не то шею сверну, — яростно прошептал ей в ухо Манго Сент-Джон.

Ее рука, державшая цепь, оказалась зажатой, противник навалился на нее всей тяжестью, уперся коленом в поясницу и с силой надавил. Дикая боль скрутила позвоночник, Робин едва не закричала.

— Типпу довольно быстро выкурил тебя оттуда, — пробормотал Сент-Джон с мрачным удовлетворением. — Ну-ка, посмотрим, кто ты таков, а потом подвесим на решетке.

Он нащупал и стянул матерчатый берет, прикрывавший ее голову. Волосы рассыпались струящейся волной, замерцали в свете ламп, и он удивленно хмыкнул. Его хватка ослабла, колено перестало давить ей на позвоночник. Капитан грубо схватил Робин за плечи и перевернул на спину, чтобы разглядеть лицо.

Она быстро перевернулась, высвободила руку и изо всех сил хлестнула его цепью по лицу. Сент-Джон выставил обе руки, чтобы перехватить удар. Девушка увернулась, как угорь, выскользнула из-под него и метнулась к двери кают-компании.

Капитан оказался проворнее, его пальцы стальной хваткой вцепились в тонкую фланелевую рубашку, и та разорвалась от воротника до подола Робин развернулась и еще раз стегнула его цепью, но он был к этому готов и поймал ее за запястье.

Она яростно лягнула его в голень и подсекла пяткой за лодыжку. Сплетясь в клубок, они рухнули на деревянную палубу, и Робин почувствовала, что ее уносит свирепая бесшабашная ярость. Она шипела и рычала, как кошка, пыталась выцарапать ему глаза, ее ногти оставляли у него на шее кровавые борозды. Рубашка Робин превратилась в лохмотья, жесткие темные волосы на мужской груди щекотали ее нежные обнаженные соски, и она в пылу безумной ярости смутно осознала, что на ней надеты лишь брюки. Ноздри наполнил запах мужского тела. Капитан пытался, навалившись всей тяжестью, удержать ее бешено мелькающие руки.

Она приподняла голову, стараясь вцепиться зубами в это красивое раскрасневшееся лицо, но он сзади схватил ее за волосы и сильно крутанул. Боль, казалось, прокатилась по всему телу и вспыхнула внизу живота теплой судорогой, от которой перехватило дыхание.

Сент-Джон крепко держал Робин, она не могла пошевелиться, силы покидали ее, по телу разлилась истома. Робин вгляделась в лицо капитана со странным удивлением, словно видела его впервые. Она заметила какие у него белые зубы, как в чувственной усмешке изогнулись губы, а свирепые желтые глаза затуманились неясным безумием, таким же, какое сжигало ее.

Робин последним слабым усилием попыталась оттолкнуть Манго и приподняла колено, целясь в пах, но капитан, увернувшись, приподнял ее и поглядел на обнаженную грудь девушки.

— Святая Мария, матерь Божья! — прохрипел он, и Робин увидела; как напряглись жилы у него на шее, как желтым огнем вспыхнули его глаза, но даже когда Сент-Джон разжал пальцы, она не могла шевельнуться. Капитан выпустил ее волосы и медленно провел рукой по телу, обхватив пальцами сначала одну тугую маленькую грудь, затем другую.

Он разжал руки, но воспоминание о его ладонях продолжало щекотать кожу девушки, как крылья бабочки. Сент-Джон требовательно подергал застежки ее брюк. Робин закрыла глаза и запретила себе думать о том, что сейчас произойдет. Она понимала, что ничего не в силах поделать, и тихо плакала, испытывая странный мученический восторг.

Ее плач задел в нем какую-то глубоко скрытую струну, туманные желтые глаза на мгновение прояснились, хищное выражение на лице сменилось нерешительностью. Он вгляделся в распростертое под ним белое тело, и в глазах мелькнул ужас.

— Прикройся! — грубо сказал Манго Сент-Джон, и на нее холодной лавиной обрушилось ощущение утраты, а следом нахлынули жгучий стыд и чувство вины.

Робин с трудом поднялась на колени, прижимая к телу остатки одежды. Внезапно ее затрясло, словно от холода.

— Нечего было драться, — проговорил он. Сент-Джон пытался овладеть собой, но голос у него дрожал не меньше, чем у нее.

— Я вас ненавижу, — безрассудно прошептала Робин и вдруг поняла, что это правда. Она ненавидела его за те чувства, которые он в ней возбудил, за наступившую следом боль и вину, за горечь и утрату.

— Надо было тебя убить, — пробормотал капитан, не глядя на нее. — Напрасно я не позволил этого Типпу.

Угроза ее не испугала. Робин, как могла, привела в порядок одежду, но до сих пор стояла перед ним на коленях.

— Уходи! — Он почти кричал. — Иди к себе в каюту.

Девушка медленно поднялась, на мгновение замешкалась и повернулась к трапу.

— Доктор Баллантайн! — окликнул он, и Робин оглянулась. Сент-Джон поднялся и встал у двери в лазарет, держа в одной руке ключи, в другой — наручники и цепь. — Не стоит рассказывать брату о том, что вы здесь нашли. — Капитан овладел собой, его голос звучал тихо и холодно. — С ним я не стану церемониться. Через четыре дня мы прибудем в Кейптаун, — продолжал он. — После этого можете делать все, что хотите. А до тех пор больше не злите меня. Хватит того, что я один раз вас отпустил.

Она с безмолвной яростью пожирала его глазами, чувствуя себя жалкой и беспомощной.

— Спокойной ночи, доктор Баллантайн.

* * *

Едва Робин успела спрятать брюки и рваную рубашку на дно сундука, растереть синяки бальзамом, натянуть ночную сорочку и нырнуть под одеяло на узкую койку, как в дверь каюты постучали.

— Кто там? — хрипловато откликнулась она, еще не вполне оправившись после ночных приключений.

— Это я, сестренка, — раздался голос Зуги. — Кто-то раскроил череп Типпу. Кровью залило всю палубу. Не могла бы ты прийти?

На мгновение Робин вспыхнула первобытным торжеством. Она попыталась подавить это чувство, но это ей не вполне удалось.

— Иду.

В кают-компании сидели трое — Зуга, второй помощник и Типпу. Манго Сент-Джона не было. Типпу, обнаженный, если не считать набедренной повязки, с бесстрастным видом восседал под масляной лампой, на шее и плечах ручьями запеклась темная густая кровь.

Второй помощник прижимал к его черепу клок грязной ваты. Когда Робин убрала его, кровь из раны снова заструилась.

— Бренди, — потребовала она.

Доктор ополоснула руки и инструмент — Робин верила в учение Дженнера и Листера — и только потом погрузила в рану кончик пинцета. Она пережала и скрутила сосуды. Типпу не шелохнулся, не изменился в лице, а ею все еще владело языческое буйство, не признающее клятвы Гиппократа.

— Нужно промыть раны, — сказала она и быстро, пока проснувшееся сознание не успело ее остановить, плеснула в рану крепкого бренди и промокнула.

Типпу сидел неподвижно, как резной божок в индуистском храме, словно и не чувствовал, как спиртное обжигает незащищенные ткани.

Робин перетянула сосуды шелковой ниткой, выпустив конец из раны наружу, а потом сшила ее края аккуратными ровными швами и туго их стянула. С каждым стежком на гладком лысом черепе вздувался острый бугорок.

— Я вытяну нитку, когда сосуды омертвеют, — сказала она Типпу. — Швы можно снимать через неделю.

Робин решила не тратить на него лауданум. Этот человек, видимо, нечувствителен к боли, а ею до сих пор владела безграничная злость.

Помощник поднял шарообразную голову.

— Ты хороший доктор, — торжественно заявил он, и она получила урок, который запомнила на всю жизнь: чем сильнее слабительное, чем горше и отвратительнее на вкус лекарство, чем радикальнее операция, тем более сильное впечатление производит на африканского пациента мастерство хирурга.

— Да, — мрачно кивнул Типпу, — ты чертовски хороший доктор. — Он раскрыл ладонь. На огромной лапище лежал скальпель, который Робин оставила в трюме «Гурона». Не произнеся ни слова, он вложил его в обмякшую руку девушки и с жутковатым проворством выскользнул из кают-компании, а она осталась стоять, глядя ему вслед.

«Гурон» мчался на юг, беззаботно разрезая форштевнем волны Южной Атлантики. Они пенились у бортов и исчезали за кормой, прорезанные длинным гладким кильватером.

Теперь их сопровождали морские птицы. С востока прилетали и парили у них за кормой веселые олуши с желтым горлом и черными ромбами вокруг глаз. Когда из камбуза выбрасывали за борт объедки, они с резким криком ныряли за ними. Появились и тюлени, они высовывали из воды обрамленные бакенбардами морды и с любопытством смотрели, как высокий клипер острым носом рассекает море, спеша на юг.

Иногда сверкающую голубизну вод нарушали длинные змееподобные плети морского бамбука, сорванного со скалистых берегов ветрами и штормами, частыми в этих бурных морях.

Все эти признаки указывали, что берег близко, что он скрыт неподалеку за восточным горизонтом, и Робин каждый день по многу часов стояла у левого борта, глядя вдаль, страстно мечтая хоть одним глазом увидеть землю, вдохнуть ветер, насыщенный сухим пряным ароматом трав, посмотреть на песок, отливающий на закате чудесными красноватыми и золотыми оттенками. Но Сент-Джон так и не дал доктору взглянуть на сушу, хоть и подошел к ней довольно близко перед тем, как лечь на правый галс для последнего перехода к Столовой бухте.

Едва Манго Сент-Джон появлялся на юте, Робин поспешно сбегала вниз, не бросив в его сторону ни единого взгляда, запиралась в каюте и подолгу сидела там одна, так что даже Зуга заподозрил, что с ней что-то неладно. Он десятки раз пытался вызвать ее на разговор. Робин каждый раз прогоняла его, не желая отпирать дверь.

— Со мной все в порядке, Зуга, просто мне хочется побыть одной.

А если он пытался присоединиться к сестре в ее одиночных бдениях у поручней, она отвечала ему коротко и односложно и изводила его так, что брат, топнув ногой, удалялся и оставлял ее в покое.

Она боялась разговаривать с ним, боялась, что проболтается и расскажет, что обнаружила в трюме «Гурона» приспособления для перевозки невольников, и тем самым навлечет на него смертельную опасность. Робин хорошо знала своего брата, знала его буйный норов и не сомневалась в его храбрости. Не подвергала она сомнению и предупреждение Сент-Джона. Чтобы защитить себя, капитан убьет Зугу — убьет собственноручно, Робин видела, как он владеет оружием, или подошлет Типпу, чтобы тот сделал дело среди ночи. Она обязана уберечь брата, пока они не достигнут Кейптауна или пока она сама не свершит того, что ей предначертано.

«Я воздам, говорит Господь». Робин нашла эти слова в Библии и тщательно в них вчиталась, а потом обратилась к Богу, моля дать ей знак, но не получила его и закончила молитву в еще большем смятении и замешательстве, чем начала.

Стоя на коленях на голых досках каютного настила у койки, она снова и снова возносила молитвы, пока не заболели колени, и постепенно ей стал ясен ее долг.

За один год проданы в рабство три тысячи душ — в этом обвинил Сент-Джона капитан Королевского военно-морского флота. А сколько тысяч было до того, сколько тысяч еще последует, если позволить ему продолжать свои черные дела, если никто не помешает его набегам на восточное побережье Африки, на африканские земли и народы, те народы, которые она поклялась защищать, опекать и привести в объятия Господни.

Ее отец, Фуллер Баллантайн, был величайшим защитником свободы, безжалостным противником отвратительной торговли людьми. Он называл работорговлю «кровоточащей язвой на совести цивилизованного мира, которую надо вырвать с корнем любой ценой». Она дочь своего отца, она дала клятву перед лицом Господа.

Этот человек, этот зверь воплотил в себе все горе и зло, всю чудовищную жестокость своей мерзкой профессии.

— Молю тебя, Господи, укажи мне мой долг, — просила Робин, и к молитве примешивались стыд и чувство вины. Ей было стыдно оттого, что его глаза шарили по ее полуобнаженному телу, что его руки касались и ласкали ее, стыдно за то, что потом он ее унизил, обнажив собственное тело. Девушка торопливо отогнала это видение, слишком ясное, превозмогающее все. — Господи, дай мне силы, — взмолилась она.

Ей было стыдно и терзала вина за то, что его взгляд, его касание, его тело не вызвали у нее должного гнева и отвращения, а наполнили греховным восторгом. Сент-Джон ввел ее в искушение. Впервые за двадцать три года она столкнулась с настоящим грехом, и у нее не хватило силы духа. За это она его ненавидела.

— Укажи мне мой долг, Господи, — вслух взмолилась мисс Баллантайн, неуклюже поднялась с колен и присела на край койки. Положив на колени потрепанную Библию в кожаном переплете, она снова зашептала. — Молю тебя, Боже, настави свою верную слугу.

Робин наугад раскрыла книгу и с закрытыми глазами ткнула пальцем в текст. Открыв глаза, она удивленно вздрогнула, ибо никогда еще совет, полученный с помощью этого обряда, не был таким недвусмысленным. Девушка открыла Книгу Чисел, главу 35, стих 19: «Мститель за кровь сам может умертвить убийцу; лишь только встретит его, сам может умертвить его».

Робин не обманывала себя — выполнить тяжкий долг, возложенный на нее прямым велением Господним, будет очень трудно. Роли легко могут перемениться, и она из мстительницы превратится в жертву.

Этот человек столь же опасен, сколь и порочен, а время работает против нее. В полдень Зуга определил положение солнца и вычислил, что корабль находится в ста пятидесяти милях от Столовой бухты, а ветер держался ровный и сильный. Следующим утром на заре из моря покажется высокая гора с плоской вершиной. Нет времени составлять хитроумные планы. Она должна действовать быстро и решительно.

В ее саквояже с медикаментами найдется дюжина бутылочек… но нет, смерть от отравления — самая отвратительная. В больнице Сент-Мэтью Робин видела человека, умирающего от отравления стрихнином. Она никогда не забудет, как в конвульсиях изогнулась его спина, как он стоял на макушке и пятках, похожий на натянутый лук.

Нужно найти другой способ. У Зуги в каюте был большой морской револьвер «кольт». Он научил ее, как заряжать и разряжать его. Была еще винтовка «шарпс», но все это оружие принадлежало ее брату. Ей ничуть не улыбалось увидеть, как Зугу повесят на парадном плацу перед Кейптаунской крепостью. Чем проще и бесхитростнее будет план, тем легче его осуществить, поняла она и сразу придумала, что делать.

В дверь вежливо постучали, и Робин вздрогнула.

— Кто там?

— Доктор, это Джексон. — Это был стюард капитана. — В кают-компании накрыт ужин.

Она и не заметила, что стало совсем поздно.

— Я сегодня не буду ужинать.

— Вам нужно поддерживать силы, мэм, — уговаривал Джексон через закрытую дверь.

— Может быть, вы здесь врач? — съязвила она, и стюард, шаркая ногами, спустился по трапу.

Робин с утра ничего не ела, но не чувствовала голода, живот свело от напряжения. Она немного полежала на койке, набираясь решимости, потом встала и выбрала самое старое платье из тяжелой темной шерсти. Из всего ее гардероба с ним расстаться будет легче всего, а темный цвет поможет затеряться в тени.

Она вышла из каюты и быстро поднялась на верхнюю палубу. На юте не было никого, кроме рулевого, лампа на нактоузе слабо освещала его загорелое лицо.

Доктор тихо подошла к световому люку кают-компании и заглянула вниз.

Во главе стола сидел Манго Сент-Джон, перед ним лежал кусок горячей солонины, от которого шел пар. Он отрезал тонкие ломтики мяса, смеясь какой-то шутке Зуги. С одного взгляда она поняла все, что хотела узнать. Если не крикнет вахтенный или не понадобится переложить паруса, Сент-Джон еще по меньшей мере полчаса не двинется с места.

Робин вернулась к трапу, прошла мимо своей каюты и спустилась к кормовым кубрикам. Дойдя до каюты капитана, девушка потянула за дверную ручку. Дверь легко раздвинулась, она вошла и закрыла ее за собой.

Всего несколько минут ушло на то, чтобы найти в ящике тикового стола оружейную шкатулку. Она раскрыла ее и вытащила красивый пистолет. Крапчатые стволы из дамасской стали были покрыты золотой инкрустацией, изображавшей охотничью сцену с лошадьми, собаками и егерями.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9