Святая Грета

      — В четверг Бога мыли, — громко сказал Алдыбей. И тут же последовал взрыв хохота.
      — Какое потрясающее богохульство, — восхитился Учитель. — Какой дерзкий полет мысли! Мыли!.. Четверг назван “Чистым” оттого, что Бог очищал свою душу исповедью. И в Чистый Четверг нужно исповедоваться в грехах и причащаться. Вам всем знакома эта процедура, так что начинайте вспоминать. Пятница называется “Темной” не потому, что Бог спал, если следовать логике Алдыбея… Он сражался с демоном, искушающим Его свободой. Поэтому в Пятницу запрещено выходить из дома, кроме как в школу, а также спать, есть и пить. И смотреть визор! Все меня слышат?.. А надлежит молиться, стоя на коленях, с утра и до вечера, до самых первых звезд. А что у нас с субботой? Клайс?
      Грета повернула голову и взглянула на брата.
      — Суббота называется “Светлой”, потому что Бог одержал победу над демоном, — рассудительно сказал Клайс, слегка приподнявшись.
      — Правильно, — согласился Учитель. — Бог победил демона и низверг его в пучину Ада. Но и это не самое главное. Бог боролся прежде всего с самим собой. Он мог просто встать и уйти из темницы, Он знал, что никто из живущих не сможет остановить Его, не сможет воспротивиться Его воле. Но Он остался, чтобы искупить грехи этого мира. В воскресенье был праздник. Пасха, если кто не знает. В воскресенье Бога распяли, и Он умер. Но Он оставил заповеди, по которым надлежало жить, ожидая Его возвращения. И сейчас Альварес нам их перечислит, все пять.
      Прыщавый Альварес подскочил рядом с Гретой от неожиданности. Он выпрямился, не отрывая испуганного взгляда от глаз Учителя.
      — Давай, перечисли нам эти заповеди, — в мягком голосе Учителя прозвучал приказ.
      — Нельзя убивать, — гнусаво и нудно затянул Альварес. — Нельзя отнимать чужое… Нельзя колдовать… Нельзя предавать…
      — И? — вопросительно протянул Учитель, опасаясь, что Дон надолго замолчит.
      — И… Э… — кажется, у Дона начался ступор. Грете было знакомо это состояние — когда вроде и помнишь правильный ответ, да только его никак не сформулировать. Но жалости она не чувствовала никакой. Альварес тяжело вздохнул, как бы давая понять, что сдается.
      — Ну, назови пятый! — потребовал Учитель.
      Дон Альварес снова вздохнул. Он начисто забыл последний грех, и теперь умоляюще обводил глазами класс, надеясь на подсказку.
      — Нельзя дышать, — еле слышно проговорила Грета, стараясь не двигать губами.
      — И нельзя дышать! — радостно выпалил Дон, прежде, чем успел подумать.
      Класс просто взвыл от хохота. Смеялся даже Учитель. Грета поглядела на Клайса. Тот догадался о ее проделке, в значении его взгляда ошибиться было невозможно.
      Учитель что-то сказал, и оживление начало затихать.
      — Нельзя лгать, — повторил Учитель в наступившей тишине. — Пятый грех — это ложь. Вы когда- нибудь лгали?
      Молчание.
      “Конечно, лгали!” — подумала Грета. — “Миллионы раз!”.
      Учитель переводил свой цепенящий взгляд на каждого из них. Вот его глаза остановились на Грете, и у нее замерло сердце.
      — Надо всегда говорить только правду, — подвел он черту, и класс вздохнул свободнее.
      — Садись, Альварес, — Учитель махнул рукой. Грета просто тащилась от этого жеста — повелительно-небрежного, позволяющего измерить глубину культурной пропасти между Учителем и этим прыщавым ничтожеством. — Садись и думай в следующий раз своей головой. Кстати, тебе ведь кто-то подсказал неправильный ответ? Верно?
      Снова наступила тишина. Грета чувствовала, как горло сковывают тиски. В животе противно заныло от напряжения.
      — Кто тебе подсказал неверный ответ? Скажи, и я не стану тебя наказывать… за ересь.
      Альварес поднялся. Он сделал это очень медленно, и Грета заметила, что его руки дрожат.
      — Да, за ересь, — повторил Учитель. — Потому что не знать в вашем возрасте пять смертных грехов — это ересь. Поглядите на Альвареса. Он сейчас находится в двойственном положении. С одной стороны, он не может солгать, и обязан назвать того, кто ему подсказал. А с другой — он не может предать своего школьного товарища, потому что предательство — тоже смертный грех. Как же ему быть? Ну? Какие есть варианты?
      Тишина.
      — Грета, что ты об этом думаешь?
      Грета поднялась, вставая рядом с Альваресом.
      — Это я подсказала Альваресу, — сказала она. — Я хотела пошутить. Простите меня.
      Учитель улыбнулся.
      — Молодец. Садитесь оба. Продолжим…
      Альварес тяжело дышал, когда опускался на соседний стул. По его виску текла капля пота, оставляя влажный след.
      — Ты за это ответишь, — услышала Грета его зловещий шепот.
      — Завтра начинается Неделя Очищения, — снова заговорил Учитель. — Завтра мы все отправимся в путь, по стопам Бога, чтобы очиститься ото всех-превсех грехов. День за днем, в течение недели…
      — Ты ответишь за Патчера… И за Ильзе… — продолжал Альварес клацать зубами в запоздалом страхе.
      — …Вы будете очищаться страданием. Потому что все мы грешим, так или иначе. Пусть хотя бы в мыслях, например, когда желаем зла своим ближним… — теперь голос Учителя звучал ласково, как и всегда.
      — Ведь это Монахи заманили их в яму?.. Я ненавижу вас всех… — злобный шепот Дона проникал прямо в мозг. Грету начинала захлестывать ярость. Только не сейчас…
      — Заткнись, — прошипела она сквозь зубы.
      — Я знаю, это сделали твои сраные друзья! — Альвареса понесло. Его взгляд загорелся безумием. Долбаный псих…
      — После школы… я разрежу тебя на куски… — с каменным лицом пообещала Грета.
      Альварес издал непонятный звук, видимо, сдерживая собственную ярость. И замолчал. Грета смотрела в парту, на неприличное слово, нацарапанное поверх точно таких же бессмысленных слов и выражений. Патчер и Ильзе… Вот как их звали… Парня, сломавшего ей руку, звали иначе.
      И почему всегда страдают невинные?
 
      Марек подошел к ней сам, пока она собирала свой бэг. Учитель уже покинул класс, компания Бродяг ошивалась возле входа.
      “Наверное, пасут за коридором”, - подумала Грета. Она, не подавая вида, что заметила лидера Бродяг, кидала левой рукой в свой рюкзак письменные принадлежности.
      — Они сделали это из-за тебя, — негромко произнес Марек, и Грете пришлось посмотреть на него.
      Лицо Марека выражало крайнюю усталость, пополам… с отчаяньем?
      — Это уже война, — сказал он, прилагая видимые усилия, чтобы оставаться спокойным. — Но вы ведь хотели именно этого?
      И, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к выходу.
      — Что он тебе сказал? — шепотом осведомился Пол, тут же оказавшийся рядом.
      — Объявил войну… — Грета закрыла бэг, подняла глаза на Пола. — Нам всем надо поговорить.
      — Не здесь, — Пол, слегка задев ее локтем, отправился следом за Мареком. Грета вздохнула и накинула лямки рюкзака на левое плечо.
 

4

      Новая куртка Бонги оказалась на редкость кричащей, но это его ничуть не смущало.
      — В оптический прицел тебя можно разглядеть с десяти километров, — сказал ему Клайс, когда они шли по аллее в сторону Космического проспекта. — Ты специально ее надел?
      — Просто тебе завидно, что у тебя нет такой куртки, — снисходительно объяснил ему Бонга. — А мне ее папа привез. Здесь таких курток не купишь. Видишь, что написано? “Дифле”! Понял?
      - “Дифле”! — фыркнул Пол. — Бонга носит “Дифле”! Посмотрите на него!
      — Давай, завидуй! — огрызнулся тот.
      — Да хватит уже, — попросила Грета. — Надоело! Скажите лучше, что здесь происходит?
      — А ты не знаешь? — тут же откликнулся Бонга, и Грета успела перехватить взгляд, которым наградил его Пол.
      — Что случилось? — повторила она.
      — Мы не хотели тебе говорить… — медленно произнес Пол. — Вернее, не так. Клайс просил тебе не говорить этого.
      — Но ты все равно бы узнала, — добавил Клайс.
      — Бонга, что случилось? — Грета удержала толстяка за ярко-желтый рукав. — Говори!
      — Один из этих… Ну, которые попали в яму… Он сейчас в реанимации. И он никакой не Бродяга, а так просто…
      — Он двоюродный братец Марека, — вздохнув, прибавил Пол. — Приехал на Святую Неделю…
      Получается, что мы нарушили Правило.
      — Собачье дерьмо! — вырвалось у Греты. Она отпустила рукав Бонги и обхватила себя руками, как если бы ей стало вдруг очень холодно.
      — Однажды это должно было произойти, — пожал плечами Пол. — К этому все шло.
      — Взрослым что-нибудь известно?
      — Нет, конечно! На полигоне всякого говна… — Клайс пнул ногой пустую сигаретную пачку. — Могла оказаться и яма с кольями, а что здесь такого?
      — Думаешь, все в порядке?
      — Я подслушал разговор двух Бродяг, — признался неожиданно Бонга. — Они думают, что ихний шаман сделает нас всех одной левой. Они сказали, что никто из нас не видел его, и ему будет проще расправиться со всеми нами…
      Пол засмеялся.
      — Они так и сказали: “На фига нам заморачиваться, если у нас есть шаман”! — крикнул Бонга.
      — Кто это сказал?
      — Мартин и Эни, я все слышал собственными ушами!
      — Эни? — переспросил Пол. — Мальчик-Девочка?
      — Говорят, что Эни видели с накрашенными губами, — подключился Клайс. — На взрослой дискотеке, с каким-то мужиком…
      — Что ты знаешь про шамана? — спросила Грета у Бонги, и тот буквально расцвел.
      — Он не из нашей школы, живет где-то за Каналом, — быстро затараторил он. — Бродяги подцепили его на Полигоне. Говорят, он отметелил сразу четверых… Потом они подружились. Еще он играет на гитаре, такой же волосатый, как и весь этот сброд… Слушает “Кодекс Эм”, это как пить дать.
      Пол легко улыбнулся, услышав название запрещенной группы от осторожного Бонги. Однажды кассета с записью “Кодекса” попала к Грете, но Пол категорически отказался слушать “эту ересь”, и вовсе не из страха перед смертью. “Инквизиторы не слушают “Кодекс Эм”, - сказал он тогда.
      — Вот что я знаю про шамана, — закончил Бонга.
      — Говоришь, живет за Каналом? — переспросила Грета.
      За Каналом находились трущобы, и считалось, что там живут одни отбросы.
      — Заканальный шаман, — повторила Грета. Бонга захохотал.
      — Эй, подождите! — послышался голос Лейз за спиной, и Клайс обернулся. Они остановились.
      Длинноногая Лейз торопливо семенила по заснеженной аллее, и это не выглядело смешно или нелепо — двигалась она удивительно пластично.
 
      — Твоя новая девушка? — равнодушно спросила Грета. Клайс неопределенно хмыкнул. Грета отметила, что его волосы вот-вот достигнут критической длины, после которой — прямая дорога в Бродяги.
      — Тебе надо подстричься, — бросила она.
      — И правда, — поддакнул Пол. — Скоро нас совсем перестанут уважать из-за таких, как Клайс.
      — Клайс, я забыла отдать тебе конспект, — Лейз, лучась улыбкой, остановилась, не дойдя пары шагов. Клайс подошел к ней.
      — Ты пойдешь на праздник? — спросила Лейз ОСОБЕННЫМ голосом. — Может, и я с вами?
      Теперь она смотрела на Грету.
      — Вряд ли, — сказала та с максимально холодными интонациями.
      — А что ты наденешь? — не успокаивалась Лейз, и теперь Грета понимала, отчего она так бежала за ними. Лейз напрашивалась на неприятности. Грета поглядела на нее более внимательно. На лице Лейз светилась ТА САМАЯ улыбочка.
      — Ты так и пойдешь в этих уродливых ботинках? Да, Грета?
      Клайз уже убрал конспект. Лейз оказалась совсем рядом с ним, практически вплотную, и улыбалась она совершенно иначе.
      — Встретимся завтра? — донеслось ее воркование. — Ты это хотел сказать?
      Клайс что-то нерешительно промямлил. Лейз напоследок бросила на Грету уничтожающий взгляд и отправилась восвояси. Клайс какое-то время глупо таращился ей вслед, пока Грета не привлекла его внимание.
      — Может, пойдем?
      — Что, хочешь трахнуть Лейз? — заговорщицки подмигнул Бонга.
      — Заткнись, — попросил Клайс.
      — Хочешь залезть ей в трусы? — не унимался Бонга. — Пощупать ее киску? Примерить варежку?
      Клайс попытался нанести ему удар кулаком, но Бонга ожидал чего-то подобного и с легкостью увернулся. Он выплясывал вокруг разъяренного Клайса, подпрыгивая, как разноцветный мячик.
      — Дорогая, давай примерим твою варежку, — старательно кривлялся он. — Как насчет того, чтобы примерить…
      Клайс не выдержал и погнался за ним. Бонга с хохотом понесся по аллее, проявляя скорость и ловкость, несопоставимую со своими размерами.
      — Значит, Бродяги объявили войну, — задумчиво проговорил Пол.
      — А шаман закрыл все дороги, ведущие на их сторону, — дополнила Грета. Эта мысль бесила ее, не давая покоя.
      — Надо вычислить этого типа, — предложил Пол. — И проломить ему башку. Вот что я обо всем этом думаю. Война так война.
      Клайс все же догнал Бонгу и теперь набивал ему за шиворот снег. Толстяк, не переставая хохотать, выкрикивал что-то про варежку.
      — Война так война, — повторила Грета.
 

5

      Густые весенние сумерки окутали паперть, и свечи за узенькими окошками Окраинного Храма горели вдвое уютнее, чем обычно. Грета стояла рядом с Клайсом, молча глядя на небо. Звезды были слишком высоко, или просто сумерки еще недостаточно окрепли. Клайс пошевелился, посмотрел на часы.
      — Мы слишком рано пришли, — буркнула Грета. Клайс сунул руку обратно в карман и выдохнул облачко пара.
      — Я начинаю замерзать.
      — Расскажи мне то, что обещал, — попросила Грета.
      Перед тем, как они пришли домой, Клайс обещал, что расскажет про Канал. Вернее, про то, что находится ЗА Каналом. И теперь это время настало.
      — У меня мало информации, я был там всего один раз, — сказал он.
      — У меня информации еще меньше, — тут же откликнулась Грета. — Я не была там ни разу!
      — Как же я буду рассказывать, если ты меня перебиваешь?
      — Хорошо, я буду молчать.
      — Случилась какая-то авария в метро, — заговорил Клайс, — и часть воды из Канала ушла. Тогда затопило несколько станций, ты наверняка про это помнишь. Их просто закрыли, ремонтировать не стали. Говорят, что частично они затоплены, а частично — нет. Можно пройти всю ветку, если знаешь дорогу. Можно даже пробраться в Подземный Город, но в это я, если честно, не верю. Слишком похоже на приманку для идиотов. Еще там есть неработающий завод. Вот там я был.
      — Ты не рассказывал…
      — Я поклялся хранить секрет, а потом забыл рассказать, это было двести лет назад… Мы лазили туда с Хайноком, еще до того, как… Неважно. Этот завод — самое странное место, какое я когда- либо видел. Даже удивительнее, чем комбинат “Огоньки”. Представь себе такую железную громадину с вот такенной домной, с омуденными поршнями, которые чего-то там нагнетают, а вместо земли там сплошной бетон… И люки… Открытые люки, в несколько рядов. Грохнешься в такой — и баиньки. Не достать. Говорят, там раньше делали что-то вредное, для космоса. Что-то вроде графитовых стержней, похожую срань. Мы видели уцелевшие витражи, на них — ракеты, еще древние, первые. Жутко старый завод. Мы там нашли какие-то светящиеся круги, потом их первоклашкам на патроны поменяли… — Клайс улыбнулся воспоминаниям. — А рекламы в тех районах практически нет, и вообще, света мало. Темно, и грязи по колено. И ничего хорошего и прекрасного, а такое впечатление, что все время длится вечная ночь.
      — Может, там — изнанка мира? — предположила Грета. — Темная сторона?
      — Может быть… Ты погляди, Бонга помирился с Алдыбеем!
      Это была правда. Бонга и Алдыбей приближались, яростно споря о чем-то важном. Грета услышала высокий голос Алдыбея: “А вот и выйдет!”, и издевательский смешок Бонги.
      Они почти подошли, так что стало слышно, о чем идет речь.
      — Да у меня целый килограмм этого добра! — размахивал руками Алдыбей. — Там не то, что дверь, там всю стену разворотит!
      Грета поняла, в чем дело. Это был старый проект Алдыбея, он давно уже собирался вскрыть заброшенный бункер при помощи взрыва.
      — Надо посоветоваться с Полом, вот что, — подвел черту Бонга. — Привет! А где Пол?
      — Чего так поздно? — спросил Клайс, переминаясь с ноги на ногу.
      — Надо было теплее одеваться, — когда Бонга что-либо советовал, в его голосе появлялись покровительственные интонации. — И почему ты не скажешь родителям, чтобы они купили тебе новую куртку?
      — Такую же, как у тебя? — презрительно прищурился Клайс.
      — Такую же они тебе не купят. Такие здесь не продаются. — Бонга выдул розовый пузырь жевательной резинки.
      — Откуда у тебя взрывчатка? — поинтересовалась Грета, подходя к Алдыбею.
      — Откуда надо, — буркнул тот. — Но иначе нам его не вскрыть. Понимаешь, да?
      — Ты действительно веришь, что там полно автоматов?
      — Думай, что хочешь! — разозлился Алдыбей. — Девчонке этого не понять!
      — Подожди же, — нахмурилась Грета. — Послезавтра мне снимут гипс, я тебе многое припомню!
      Алдыбей захохотал.
      — Хочешь, я дам тебе поносить мою старую куртку? — предложил Бонга Клайсу. — Там только рукав чуть-чуть порвался, скажешь маме, она тебе зашьет…
      Клайс задумчиво поглядел на него, прикидывая, куда ударить.
      — Хотя… Она, наверное, тебе велика, — быстро исправился Бонга. — О, наконец-то Пол!..
      Пол вынырнул из сумерек, именно с той стороны, откуда его ждали меньше всего.
      — Ну что, идем? — быстро спросил он. За спиной Пола обрисовались широкие очертания второгодника Лорди, которому была прямая дорога в космические войска уже сейчас. Акселерат Лорди всегда сопровождал Пола, если речь шла о чем-нибудь важном.
      — Ты уже решил, откуда мы будем смотреть? — поинтересовался Клайс.
      — Думаю, что с крыши, — ответил Пол. — На площади будет давка.
      — Точно! С крыши! — поддержал его Бонга. — Я как раз взял бутерброды…
      — Тогда пошли, — сказала Грета. — А то праздник скоро начнется.
 
      Чтобы попасть на Площадь Милосердия, им предстояло проехать в метро целых шестнадцать станций. В час пик это было довольно сложно из-за обычной давки, а сегодня, накануне обещанного супер-шоу, по направлению к подземной станции валила толпа. На Окраине люди одевались преимущественно в серые, жизнезащитные тона, и оттого Грете казалось, что ее подхватил поток протоплазмы. Она привычно лавировала между монохромными спинами, стараясь сохранить набранную скорость, но возле входа в метро поневоле пришлось замедлить шаг. Около стеклянных дверей толкались люди, несколько копов поблескивали закрытыми щитками своих шлемов, пытаясь хоть как-то регулировать напор человеческих тел. Все вместе напоминало выдавливание фарша из мясорубки, но в обратном временном потоке. Грета покорно позволила стиснуть себя со всех сторон.
      — Если что, встречаемся на Милосердия у экскалатора, — предупредил Пол из-за плеча здоровенного дядьки. — Вам ясно?
      — Да! — услышала Грета голоса Бонги и Алдыбея. Клайс двигался чуть сзади, уцепившись за ее куртку, чтобы не отстать. Через несколько томительных минут, на протяжении которых давление постоянно нарастало, Грету внесло сначала в вестибюль, потом она кое-как продралась через турникет и, когда шагнула на ступени экскалатора, пот лил с нее градом. Клайс догнал ее примерно на середине лестницы.
      — Где они? — спросила Грета. — Ну и давка! Я думала, у меня кишки наружу вылезут!
      — Как твой гипс?
      — Порядок…
      — Думаю, мы все равно не найдем их в такой толпе…
      По стене вдоль экскалатора двигались буквы рекламного слогана, и на лице Клайса дрожали сполохи света.
      “Если спросить его про Лейз в открытую, он скажет, что это не мое дело”, - подумала Грета. — “И будет прав”.
      — Здесь многое изменилось, пока меня не было, — сказала она. Но тут лестница закончилась, и Клайс не успел ничего ответить.
 
      В вагоне их буквально вдавило друг в друга. Теперь Клайс мог обнимать ее совершенно открыто, потому что не было другого выхода — люди стискивали их со всех сторон. Грета закрыла глаза, прижимаясь щекой к его груди, и все, что происходило вокруг, превратилось в ночное море. Вагон набирал скорость, гул голосов становился шумом ветра, и Грета покрепче вцепилась в Клайса, чтобы не унесло волной.
 
      Юнит прибился к ним на “Площади Милосердия”, стоило выйти из метро. Каким-то образом он засек их и зашагал рядом, как ни в чем не бывало. Пол даже не нашелся, что на это сказать.
      — Ну, только заори мне среди ночи, — предупредил он Юнита, когда они заходили в подъезд расселенного дома, древней пятиэтажки с покатой крышей и каменными львами у подъезда. — Только обоссысь!
      — Сам смотри не обоссысь! — отозвался Юнит.
      На лестнице воняло именно тем, о чем они говорили. Наверняка взрослые ходили сюда отливать. Грета брезгливо зажала нос. Пол достал фонарик и посветил на испачканные ступени.
      — Будет чудом, если на крыше никого нет, — заметил он.
      На крыше никого не было. Они вылезли через чердачное окошко, и Грета увидела посреди крыши круглую каменную беседку, а прямо перед глазами оказался огромный плоский экран.
      Один из трех, обрамлявших Площадь Милосердия.
      — Опа-на! — вырвалось у Бонги. — Супер-пупер-класс!
      Беседка была свободна.
      — Надо заложить окно, — предложил Пол. — Вон той крышкой!
      — Ты все предусмотрел, — с одобрением заметил Клайс.
      Пол приосанился. Грета засмеялась. Будущий космодесантник Лорди с легкостью завалил круглое окошко подходящим по размерам ставнем, подпер доской.
      И они цепочкой направились к беседке, балансируя на гребне ската.
 
      Юнит тут же забрался на кирпичный парапет беседки, свесил ноги в пустоту. Из кармана штормовки, чуть меньшей по размеру, чем куртка Пола, он извлек пачку сигарет и принялся в ней ковыряться. Тонкие детские пальцы, торчащие из широкого рукава, шевелились, выбирая сигарету с “правильным” номером.
      — Ты много куришь, — недовольно буркнул Пол, буравя взглядом щуплую детскую спину.
      — А мне похуй! — отозвался Юнит.
      — Как ты сказал? — переспросил Пол.
      Юнит сплюнул и повторил более отчетливо:
      — Мне похуй!
      — Оставь его, — попросила Грета. — Мы в его возрасте ругались точно так же. Это пройдет.
      Юнит передернул плечами, давая понять, что он думает о мнении Греты. Клайс мягко улыбнулся.
      — Ты слишком строго с ним обращаешься, — сказала Грета. Пол оскалился в издевательской улыбке.
      — Да-а?
      Юнит глубоко затянулся и выдохнул дым через ноздри.
      По экрану на крыше соседнего дома пробежали сполохи красного.
      — Начинается! — крикнул Бонга. — Ура!
      Стрелы фанфар вспороли небо. Грета подняла голову, наконец-то увидела звезды.
      — Добрый вечер! — прогремело со сцены, немного невнятно. — Добрый вечер всем нам!
      — Это Клоун-в-марле! — крикнул Юнит, подпрыгивая на заднице. — Вот отстой!
      — Я — ведущий этого супер-шоу, Клейн Марлет, — донеслось снизу, словно в подтверждение его слов. — А это — моя прекрасная помощница, звезда телеэкрана по имени…
      — Дайши Сун… — эхом прокатилось по площади.
      Снова взревели фанфары.
      — Дешевая Сука! — хором прокричали Юнит, Клайс и Алдыбей. Все рассмеялись, Юнит — громче всех. Он болтал ногами над пропастью и выдыхал дымные колечки. Грета принюхалась. Это был действительно табак.
      — У тебя какие? — спросил у Юнита Лорди.
      - “Космические”, - отозвался тот.
      — Дашь стрельнуть?
      — Да запросто!
      — Дайши-и-сун!.. — в одно слово протянул Клоун-в-марле.
      И Дешевая Сука запела своим кукольным голосом:
 
 
Когда Господь
Зовет нас с неба,
Мы открываем наше сердце.
В моей душе
Течет река
Из милосердия и веры…
 
 
      Бонга и Алдыбей, кривляясь, подпевали. Толстый Бонга, похожий на яркий воздушный шарик, раскачивался из стороны в сторону, с каменным лицом повторяя за певицей всю ту чушь, которую она несла, и только в его круглых глазах плясали веселые искры. Алдыбей, маленький и верткий, размахивал руками и ногами, но делал это настолько смешно, что у Греты заболел от смеха живот.
 
 
Когда Господь
Задаст вопрос мне,
Где я была, чем я жила…
 
 
      — С кем я спала… — старательно выводили Бонга и Алдыбей, — Ему скажу я: “Дешевой Сукой я была”, ла-ла-ла!
      Клайс и Пол взвыли на два голоса, волчий вой улетел в искрящееся пространство рекламного неба.
      — Спасибо, Дайши-и-сун!.. — заорал в микрофон Клоун-в-марле. — Спасибо, девочки!.. Дорогие мои друзья!..
      Все смолкло. Грета поглядела на экран. Дешевая Сука старательно скалилась рядом с Клоуном, в ней было что-то от Лейз, такое же кукольное и дешевое. Девочки из “Звездного балета” уже уходили, покачивая упругими попками, их место занимали клирики в черных рясах. Одного из них показали крупным планом, и целую секунду Грета глядела в безжизненно-мрачные глаза инквизитора. Потом снова показали Дешевую Суку.
      — Сегодняшний вечер — это не просто праздник, — продолжал Клоун, скорчив благое лицо. — Мы все собрались здесь во имя Иесуса! Этот вечер открывает Неделю Очищения, этот вечер призван напомнить всем нам, как Он страдал за наши грехи!.. Господь страдал за наши грехи, а мы будем страдать просто так, ради собственного удовольствия!
      Барабанная дробь упала тяжелыми брызгами. Грета вздрогнула. Прожектора заметались по площади, потом все вместе уткнулись в белый крест, засиявший в их мертвенном свете над кучей хвороста.
      Праздник начался.
      Клирики шагнули вперед, выстраиваясь цепью. Дешевая Сука и Клоун куда-то исчезли. Что-то происходило там, внизу.
      — Надо подползти и посмотреть, — сказала Грета, в основном — для Пола и Клайса.
      — Тебе плохо видно? — тут же откликнулся Бонга, кивком головы указывая на экран. Он уже разворачивал свои бутерброды.
      — Стоило тащиться на крышу, чтобы посмотреть визор! — бросила Грета. — Я собираюсь спуститься вон до той трубы! Нас оттуда будет не видно… А нам…
 
      Пол и Клайс посмотрели друг на друга, потом — снова на нее.
      — Мой брат — епнутый, — высоким чистым голосом проговорил Юнит со своего парапета.
      Грета поглядела на трубу. “Спуститься вон до той трубы” звучало слишком просто. Она села на железный лист кровли, ощутив ладонями его ржавую поверхность. Можно испачкать себе всю задницу… Крыша спускается под опасным углом. Промахнешься мимо трубы — и до свидания…
      Пол присел на корточки рядом с ней.
      — Оттуда точно все видно?
      — Думаю, да… — Грета поглубже вздохнула и поползла, цепляясь руками и упираясь в скат ногами.
      Она тут же заскользила, как по ледяному склону, и, не успев испугаться, врезалась прямо в кирпичную трубу. Перевела дыхание. Тут же рядом оказался Пол, легко съехав на заднице. Потом присоединился Клайс. Больше места не было ни для кого.
      — Детки смотрят визор, — фыркнул Пол. — Надо доползти до края крыши и свесить голову вниз, иначе мы увидим то же, что и они… — небрежный кивок в сторону беседки. — Ну все, первый пошел!
      Встав на колени, Пол осторожно начал выпрямлять свое тело, пока не улегся животом на крышу.
      Он аккуратно прополз несколько необходимых ему сантиметров, и его руки дотянулись до железных столбиков ограждения. Грета вздохнула. Посмотрела на свою относительно чистую куртку. Да, это было необходимо.
      Они лежали рядком, свесив головы вниз. У Греты захватывало дух от открывшейся картины — огромная площадь была заполнена людьми до отказа. Три гигантских экрана показывали то, что происходило на сцене. Шеренга клириков молилась, беззвучно шевеля губами, а за их спинами высилась куча дров с торчащим из нее крестом.
      — Аминь, — произнес в микрофон один из инквизиторов.
      И стало очень тихо.
      — Как звали эту женщину? — спросила Грета, повернув лицо к Полу. — Твой отец правда знал ее?
      Лежать было не особенно удобно, но она уже освоилась. В общем-то, ничего страшного, главное — не шевелиться. И не думать о том, как отсюда вылезать.
      — У техов не бывает имен, — ответил Пол, глядя перед собой, и Грета вспомнила, что он говорил это и раньше.
      — Со школьной скамьи, — негромко проговорил инквизитор, — все мы знаем про пять смертных грехов…
      — Все, кроме Дона Альвареса, — прошептал Пол. Грета улыбнулась.
      — И эти грехи, — возвысил голос инквизитор, — называются так: Убийство, Воровство, Колдовство,
      Измена и Ложь! Все эти грехи караются смертью. Женщина, которая умрет здесь сегодня, совершила один из этих грехов.
      — Какой? — спросила Грета у Пола. Тот промолчал, сосредоточенно глядя на площадь.
      — У этой женщины нет больше имени, нет биографии, нет будущего. Ее имя предано забвению. Ее родственники никогда не придут на ее могилу, потому что у нее не будет могилы…
      — И родственников тоже, — усмехнулся Клайс.
      — Ее выбрали, чтобы публично умертвить, именно из-за тяжести того, что она совершила…Приведите преступницу!
      Снова барабанная дробь. Грета почувствовала, как напряглось плечо Клайса, лежащего справа.
      Лицо женщины-теха скрывала черная накидка. Руки были сковаты тяжелыми цепями, что соответствовало концепции супер-шоу. Она медленно шла по проходу, вдоль линии щитов из нанопласта, а на копов, держащих эти щиты, напирала толпа, желавшая плюнуть в жертву, либо кинуть в нее испорченной едой.
      Она, не торопясь, поднялась на свой эшафот и остановилась, дойдя до места казни. Теперь все прожектора сошлись на ее фигуре, окутывая дополнительной вуалью нестерпимого света.
 
      Двое клириков, встав справа и слева, подвели ее к кресту, сняли цепи и зафиксировали ее руки в специальных зажимах. Потом они отошли, занимая свои места в неподвижной шеренге черных ряс.
      Еще четверо, по-военному четко развернувшись, подошли к эшафоту. В их руках были странные черные дубинки, вспыхнувшие синим огнем, когда клирики протянули из к вязанкам сухого хвороста.
      — Электрофакелы, — прокомментировал их действия Пол. — На рукоятке два контакта, нажимаешь кнопку — появляется огонь. Вот и все Божье чудо.