Три девицы под окном (№2) - В дебрях Камасутры

Старички, застоявшиеся без дела, принялись с энтузиазмом метать золото в дыру на потолке, но, разумеется, ни разу не попали — из ума никто из них пока не выжил.

Смущенно улыбаясь, Бандар-Логи развели руками и выжидающе воззрились на Шакабаки.

Парень сдался. Через некоторое время им на головы рухнула объемистая корзина. К ее плетеной ручке была привязана лиана, другой конец которой гордящийся своей предусмотрительностью Шакабаки надежно закрепил на мраморном выступе беседки.

— Нагружайте побольше, не жалейте, — командовал парень, исходя слюной в предвкушении богатства.

Бандар-Логи не скупясь наполнили корзину.

— А теперь отойдите подальше и не мешайте, а то никакой воды не получите.

Зорко следя за тем, чтобы никто не приближался к корзине, парень начал мало-помалу вытягивать лиану вверх. Но вот блеск золота стал нестерпим, он буквально слепил Шакабаки, и парень утратил бдительность. Только это и было нужно оставшимся внизу пленникам. Трое омолодившихся Бандар-Логов подхватили своего худосочного сотоварища и прицельно метнули в сторону уплывающей корзины. Залихватски гикнув, тот ухватился за край, и Шакабаки, крепко сжимающий в руках лиану, нырнул вслед за потяжелевшей корзиной в колодец.

Лиана оказалась крепкой: ее конец так и остался привязанным к краю беседки. Бандар-Логи не мешкая выбрались наверх, захватив с собой сокровища — сколько смогли вынести. Кто-то пустил на тюки часть своей одежды, кто-то, напротив, увешался доспехами, оружием и драгоценными украшениями... Дядюшка кшатрия, не мудрствуя излишне, так и поволок свое добро в перевернутом слоновьем седле, будто в огромном сундуке без крышки. Содержимое корзины Шакабаки честно разделили на четверых. Дядюшка кшатрия настоял на том, чтобы прихватить также из его «домашних» запасов некоторое количество провизии в дорогу. Бесчувственного парня оставили лежать на земляном дне провала, неподалеку от коченеющих тел его бывших пленников.

Когда надсмотрщик пришел в себя, вокруг не было ни души. Осмотревшись, он заметил дорожку из золотых монет, ведущую к лазу в стене. Шакабаки перевернулся на живот. Встать отчего-то не получалось — он совсем не чувствовал собственных ног. Извиваясь как змея, он пополз по сверкающему следу, сгребая животом золотые монетки. Драгоценная кучка стремительно росла. Слуга принялся визгливо похрюкивать от восторга. Рука, на которую он опирался, неожиданно подломилась, и парень ткнулся лицом в ласковую золотую прохладу.

В подземелье воцарилась гулкая, звенящая тишина. Шакабаки стало жутко. Приподнявшись на локтях, он снова поспешил вперед, продвигая перед собой все растущую и растущую горку монет. Наконец он преодолел узкий лаз и оказался на пороге сокровищницы. Единственными свидетелями его триумфа стали три трупа, застывшие в нелепых позах посреди уже ненужного им богатства.

Приступ смеха скрутил Шакабаки. Он буквально задыхался, судорожно всхлипывая, чтобы снова закатиться в припадке гомерического хохота. Плечи его сотрясались, живот сводило судорогой, из покрасневших глаз текли слезы. Наконец он притих и окинул тела полным презрения взглядом:

— Глупые Бандар-Логи, разве можно умирать рядом с золотом? Нет, я не такой, я никогда не позволю себе умереть, бросив сокровища без присмотра! Я мудрый, как кобра, и вечный, как белые вершины гор, о которых рассказывал мне хозяин...

Неприятный холодок пробежал по телу Шакабаки. Хозяин! Он обязательно заявится сюда, чтобы отобрать найденные сокровища! Правда, Каа-ма сказала, что он погиб... Но кому как не Шакабаки лучше знать своего хозяина?

— Не отдам! — взвыл несчастный парень, неимоверными усилиями продвигая свое тело вперед. Руки по локоть утопали в золоте, позади глубокой бороздой оставался неровный след. — Я — Белая Кобра. Я буду охранять сокровища от своего хозяина. А если он все же сюда заявится... то я его укушу! — пришел в восторг от собственной находчивости Шакабаки и снова скорчился в приступе безумного смеха, катаясь по сверкающим драгоценностям, ковром устилающим пол сокровищницы. Хохот захлебнулся в хриплом стоне. Дрожа всем телом, Шакабаки отполз от острого, как спица, луча, пробивающегося с высоты.

— А сейчас мне нужно немного отдохнуть. Завтра будет трудный день: я должен пересчитать все золотые монетки, все дивные камешки...

Продолжая что-то бессвязно бормотать, Шакабаки свернулся клубочком на куче браслетов. Вскоре на него снизошла сонная неподвижность. Во сне он блаженно улыбался и был абсолютно счастлив.

Четверо Бандар-Логов пробирались сквозь джунгли, волоча добытые сокровища. Предвкушение триумфального возвращения домой придавало им силы. Вот только старичку, не успевшему искупаться в Варином котле, идти было все тяжелее и тяжелее. Он без конца спотыкался, падал и, наконец, совсем отстал.

— Так не годится, — произнес Бахадур-старший, останавливаясь. — Мы не должны бросать его в одиночестве.

— Я схожу посмотрю, в чем дело, — поспешно вызвался Муджа — достойный представитель торгового сословия. Всю дорогу он подсчитывал, сколько сможет выручить за княжеские сокровища, и втайне сокрушался, что содержимое корзины Шакабаки пришлось делить на четверых.

Пробираясь обратно по своим следам, Муджа издали увидел старичка — тот сидел, привалившись к толстому стволу, и прижимал руку к груди. Глаза его закатились, по морщинистому лицу струился пот. Затаившись в высокой траве, торговец прислушался — за ним никто не шел. Рядом со старичком лежала его доля сокровищ. «Бедняга так мучается, а золото такое тяжелое... Надо бы помочь старикашке!» — проникновенно подумал Муджа.

Снимая по дороге рубаху, он пошел в сторону дерева, под которым сидел старичок. Услышав шаги, тот приоткрыл глаза и успел заметить, как торговец подносит что-то к его лицу. Шершавое полотно накрепко зажало рот, дышать становилось все труднее и труднее, разноцветные круги заполнили пространство. Дернувшись пару раз, старик затих, и Муджа отнял рубаху от его головы.

— Ну вот, больше тебе не придется тащить это тяжелое золото, — удовлетворенно констатировал торговец. Взвалив ношу старика себе на плечи, он пошел прочь.

— Наш бедный друг покинул нас, — сообщил Муджа своим спутникам.

— О, это ужасно! Может, нам стоит отнести его тело родственникам?

— Хорошая идея, — согласился торговец. — Думаю, вы вдвоем понесете тело, а сокровища я, так и быть, дотащу сам.

Поцокав сочувственно языками, Бандар-Логи решили не тревожить понапрасну прах погибшего товарища и двинулись дальше.

— А не тяжело ли тебе, Муджа, нести два мешка? — поинтересовался дядюшка кшатрия. — Думаю, оставшиеся без хозяина сокровища следует разделить между всеми нами. Это будет справедливо.

— Нет-нет, спасибо за заботу, — живо откликнулся торговец. — Мне не тяжело, ведь я самый молодой из вас. А сокровища можно будет разделить потом, когда мы доберемся до города.

Возле крошечного ручья, весело скачущего по круглым камням, путники решили устроить привал. Муджа вызвался сварить рис, а Бахадур-старший и дядюшка кшатрия решили побродить по окрестностям — поискать пряные травки или корешки. Когда бывшие соседи вернулись к ручью, возле костра, на разлапистых листах монстеры, аппетитно дымились их порции. Муджа полоскал в ручье глиняную плошку, вместе с рисом предусмотрительно позаимствованную у Шакабаки.

— Угощайтесь, друзья! — приветливо произнес торговец. — Кушайте, пока не остыло. Уж извините, что я вас не дождался — такая вкуснота...

Бахадур-старший склонился над рисом, но уловил смутно знакомый запах и стал подозрительно принюхиваться. Дядюшка кшатрия долго не раздумывал: покрякивая от удовольствия, он приступил к дегустации. Вдруг лист монстеры выпал из его рук и рис шлепнулся на землю неопрятной лепешкой. Дядюшка кшатрия побледнел и схватился за горло.

— Этот торгаш вздумал нас отравить! — завопил Бахадур-старший. — Я понял: рис пропитан соком «змеиной ягоды», самого ядовитого растения в...

Бахадуру не удалось закончить свой ботанический доклад, поскольку в этот момент Муджа обрушил на его голову тяжелую глиняную посудину, только что омытую в ручье. Несмотря на ощутимое действие яда, отставной кшатрий среагировал моментально: он схватил тяжелый посох, с которым не расставался всю дорогу, и метнул его в торговца, словно копье. Посох пробил шею Муджи насквозь и пригвоздил его тело к земле. Вложив в бросок последние силы, кшатрий пошатнулся и рухнул на землю.

Отец Бахадура застонал и с трудом приоткрыл глаза. Поверженный торговец уже не шевелился, однако кшатрий был еще жив. Сок «змеиной ягоды» неотвратимо распространялся по его телу. Жгучая боль заставляла отважного вояку стонать.

— Эй, сосед, не умирай! — заторопился отец Бахадура. Он попробовал подняться на ноги, но голова слишком сильно кружилась. Став на колени, Бахадур-старший потащил тяжелое тело кшатрия к ручью. Из рассеченной ударом торговца головы сочилась кровь, капая на траву, на руки, на хрипящего соседа...

— Ты только держись, — шептал Бахадур, не обращая внимания на расплывающиеся алые пятна.

Ручей был холодным и прозрачным. Сосед опустил лицо отравленного кшатрия в воду и велел:

— Пей!

Пересиливая боль в желудке, бывший воин начал глотать живительную воду.

— Ну-ка, посмотри на меня, — неожиданно тронул его Бахадур. — А теперь крикни изо всех сил: «Гад!».

Кшатрий устало закатил глаза и начал заваливаться на бок.

— Вот тебе, вот тебе! — заорал Бахадур, отвешивая ему смачные оплеухи. Глаза бывшего воина сверкнули гневом:

— Гад! — выдавил он скорее не крик, а стон. Этого оказалось достаточно: Бахадур-старший проворно сунул ему два пальца в рот. Кшатрий жалобно булькнул, исторгая содержимое своего желудка на бережок.

— А теперь пей еще, — устало велел Бахадур, тоже свешиваясь в ручей. Ему было совсем худо: голова кружилась, мир вокруг приплясывал, будто перебрал мадхи в гостях у рупаджив, и казалось, что быстрый ручеек сейчас унесет с собой жалкие остатки еще теплящегося сознания.

Все же он заставил себя проконтролировать действия кшатрия, который честно присосался к ручью в ожидании продолжения экзекуции. После того, как Бахадур еще пару раз помог ему прочистить желудок, отставной воин смог принять вертикальное положение и немного отдышаться.

— Кажется, ты спас мне жизнь, — пробормотал он, смущенно глядя на бывшего соседа.

— Пустяки. Ты пей, пей... — слабо взмахнул рукой тот — и все-таки провалился в небытие. Кшатрий некоторое время тупо смотрел на неподвижное тело. Постепенно до его сознания стало доходить, что из рассеченной головы Бахадура сочится кровь, а лицо его вот-вот захлестнет вода.

— Э, приятель, да ты же утонешь в этой хилой струйке! — всполошился отравленный и, пересиливая приступы режущей боли, потащил своего спасителя подальше от воды.

Когда нависшая над Бахадуром угроза захлебнуться в журчащем ручейке миновала, кшатрий разорвал свою одежду и наложил на голову бывшего соседа тугую повязку. Получилось не слишком аккуратно — руки дрожали, а лоб от каждого движения покрывался холодной испариной. Однако повязка сделала свое дело: кровь перестала капать на землю, унося из неподвижного тела остатки жизни. Исполнив долг помощи ближнему, обессиленный кшатрий повалился на траву рядом с Бахадуром. Так они и лежали, пока солнце, краснея от собственного любопытства, не начало снижаться, чтобы лучше рассмотреть происходящее на земле.

Бахадур приоткрыл глаза и слабо улыбнулся соседу:

— Быстро отдаешь долги. Уважаю.

— Приятно слышать от тебя подобное признание.

Бахадур смутился:

— Знаешь, ты прости, что я научил попугая тому глупому стишку...

— Забудем старые обиды, сосед. Ты не дал моей смерти прийти раньше времени, да и я спугнул твою, так что мы теперь квиты. Скоро начнет темнеть, нам нужно спешить. Ты можешь идти?

Громоздкое слоновье седло с сокровищами кшатрия и двойную ношу торговца Муджи друзья решили спрятать под корнями дерева, обозначив место большим камнем. С собой они взяли лишь компактно увязанные тюки Бахадура, поделив их по-братски. Поддерживая друг друга, они побрели через джунгли. Вскоре еще часть сокровищ нашла приют под камнем. Рана Бахадура-старшего начала воспаляться, а дядюшка кшатрия слабел все больше, из последних сил волоча на себе бредящего соседа.

Последние тюки закапывать не стали, просто закидали ветками.

А до города было еще идти и идти...

ГЛАВА 17

— Жди. Гуру где-то рядом, — произнес тощий индус, указывая Птенчикову на коврик из сухого тростника, лежащий на самом солнцепеке. Иван поблагодарил своего провожатого, который тут же исчез, будто растворился в жарком полуденном мареве.

Да, нелегок путь в Шамбалу. Ни тебе дорожных указателей, ни постов ГИБДД на перекрестках. Самое обидное, что место это всем в округе известно, а как туда добраться, никто толком сказать не может. Последняя надежда — неведомый гуру, чьи пожитки так беззаботно свалены на пыльной земле. Иван присел на корточки, рассматривая старый мешок, пару пустых бутылок, кучку ржавых гвоздей... На бутылках имелись бумажные этикетки. Заинтригованный, Птенчиков поднял одну из них и с изумлением прочитал: «Горилка украинска з перцем».

Раздалось настороженное шипение, и из мешка выглянула глянцевая головка кобры. Птенчиков поспешно отдернул руку, бутылка покатилась и замерла на песке в некотором отдалении от коврика.

— Ш-ш-ш!!! — возмутилась кобра, осознав, что застала охальника на месте преступления.

— Ч-ч-ч... — приложил Птенчиков палец к губам. От такой наглости кобра чуть не задохнулась. Смертоносной молнией она вылетела из мешка и замерла на хвосте, раздув капюшон и угрожающе покачиваясь.

— Фу, фу, место! — залепетал Иван, по-крабьи отодвигаясь в сторонку.

— Ф-ф-ф!! — откликнулась змея, делая резвый бросок вперед и вновь замирая в гипнотической стойке.

— Домой! Домой иди! Хорошая коброчка, — возвысил голос Иван, надеясь, что неведомый гуру услышит и призовет своего питомца к порядку. Словно насмехаясь, кобра показала ему язык. Поняв, что шансов на спасение не остается, Птенчиков пошел в наступление:

— Да у тебя небось и зубов-то ядовитых нет! Один капюшон, и тот не по размеру!

Кобра чуть не подавилась собственным языком. Вперив в Ивана недобрый взгляд булавочных глазенок, она принялась раздуваться еще больше, недвусмысленно давая понять о своих намерениях.

— Мама! — закричал Иван и попытался обратиться в бегство, но растянулся в пыли, наступив ногой на рассохшуюся флейту. Кобра издала торжествующий звук. Непослушными руками Иван схватил инструмент и выставил над головой вместо щита.

— Пш-ш-ш, — выпустила кобра лишний воздух из капюшона. Иван приободрился:

— Ну что, девочка, потанцуем? — Он поднес флейту к губам и издал душераздирающую ноту. Кошки от ужаса попадали с городских крыш, однако на кобру музыкальные способности Птенчикова впечатления не произвели: зачарованным взглядом она наблюдала, как флейта ходит ходуном в трясущихся руках Ивана. Тело змеи тоже начало подрагивать, пытаясь повторить хаотичные движения инструмента, однако задача оказалась настолько сложна, что змея обиженно фыркнула и вновь начала раздуваться.

Нервы Птенчикова сдали:

— Ах, такой аккомпанемент нас не устраивает? Что ж, я предлагал договориться по-хорошему.

Он стремительно намотал на руку опустевший мешок и, заслоняясь тростниковым ковриком, принялся лупить кобру флейтой по капюшону. Обалдевшая от неожиданной атаки змея попробовала защищаться, тщетно кусая шуршащий тростник; капли яда заблестели в лучах жаркого солнца.

— Попрыгай, попрыгай, — подзадоривал ее разошедшийся Птенчиков, лихо орудуя дудкой. — Вот так у нас дрессируют тех, кто слишком любит показывать зубки.

— Остановись, чужеземец, — раздался за спиной Ивана негромкий голос. Флейта выскользнула из его руки и начала выписывать в воздухе загадочные зигзаги. Змея на секунду замерла — и вдруг умиротворенно зашипела, мигом забыв о недавнем обидчике. Плавно покачиваясь вслед за кончиком флейты, она опустилась на землю.

— Мешок! — услышал Иван тот же голос. Он поспешно размотал руку, и кобра, едва не мурлыча от удовольствия, вернулась на свое привычное место. Смуглый человек в белоснежной чалме аккуратно затянул тесемку и сунул мешок в тенечек.

— Гуру, — представился он, отрешенно глядя на Птенчикова.

— Иван, — поклонился мэтр по неразрешимым вопросам. Человек взял из его рук коврик, встряхнул и безмятежно уселся, скрестив ноги и прикрыв глаза.

— Гм, — кашлянул спустя некоторое время Птенчиков, надеясь привлечь к себе внимание нового знакомого. Тот продолжал сидеть с таким видом, что даже непосвященному было ясно: хоть обчихайся — толку не будет. Иван попробовал действовать иначе.

— Извините, вы случайно не подскажете, где тут Шамбала? — спросил он как можно корректнее. На тонких губах гуру продолжала блуждать непуганая улыбка идиота. Иван начал раздражаться:

— Мне что, снова дудку в руки брать? Мать-перемать, где тут твоя кобра, сейчас я с нее шкуру спущу!

Гуру встрепенулся и с неожиданной проницательностью взглянул на Птенчикова:

— Ты сердишься. Душа твоя не свободна от тяжких оков ненужных эмоций. Как же ты надеешься достичь Шамбалы?

— Ох, извините, — смутился Иван. — Так это было что-то вроде экзамена. И я его не выдержал.

Плечи Птенчикова поникли, он в тоске уставился на бутылку из-под горилки.

— А ты вообще кто? — без особого интереса осведомился гуру.

— Я? Учитель.

— Напрасно врешь.

— Я вру?! — обиженно выпрямился Иван. — Трудовой книжки с собой не захватил, но готов присягнуть на чем угодно: лучшие годы жизни проработал в средней школе, преподавал русский язык и литературу.

Гуру снова прикрыл глаза, и Иван вдруг ощутил в голове легкое копошение.

«Изучает меня третьим глазом», — осознал Птенчиков. Захотелось сбежать.

— Ты говорил правду, — без энтузиазма констатировал индус. — Но мне не слишком нравится русская литература. Пушкин, Лермонтов, Достоевский... Загадочная русская душа... Сплошные эмоции и сотрясения структур мирового пространства.

— А ты откуда знаешь? — поразился Птенчиков. Гуру собрался снова прикрыть глаза.

— Нет, подожди, подожди! У нас и другая литература имеется. Например... Например, Владимир Вишневский. Никаких сотрясений, сплошной пофигизм и ерничество: «Спасибо мне, что есть я у тебя!».

— Ну надо же! — оживился гуру. — Никогда не слышал ничего подобного. Обращусь во всеобщее информационное пространство с жалобой: почему не предоставляют полной картины?

Он по-новому взглянул на Птенчикова.

— Ладно, учитель, присаживайся, не стесняйся.

Птенчиков невольно покосился на пустые бутылки.

— Разбить? — перехватил его взгляд гуру.

— Зачем? — не понял Птенчиков.

— Чтобы подстелить под попу осколки, — доброжелательно пояснил индус.

— Э... спасибо, я лучше посижу на гвоздях, — нашелся Иван, рассудив, что в горизонтальном положении гвозди ему особого вреда не причинят. Он подгреб к себе ржавую кучку и поспешно разровнял на земле, пока заботливый индус не перевернул свое слесарное хозяйство остриями кверху.

— Значит, желаешь отправиться в Шамбалу, — задумчиво произнес гуру.

— Туда ушли мои друзья, — постарался объяснить Птенчиков.

Гуру покачал головой:

— К Шамбале каждый идет своей дорогой. Не знаю, найдешь ли ее без подготовки. Для начала я рекомендовал бы освоить основы медитации...

— Я немного знаком с восточными практиками, — робко возразил Птенчиков. — Вот, смотри.

Он ловко перевернулся на голову и заплел ноги хитроумным узелком.

— Ребячество, — снисходительно махнул рукой гуру. — Сядь как сидел и не выпендривайся.

Пристыженный, Птенчиков вернулся на гвозди. Взгляд его снова скользнул по стеклянным бутылкам.

— Слушай, гуру, а почему именно горилка? — не выдержал Иван.

— Нравится она мне, — пожал плечами индус, размышляя о чем-то своем. — Ладно, если ты так настаиваешь, я помогу. Дышать умеешь?

Птенчиков припомнил свои опыты управления праной и радостно закивал.

— Отлично.

Индус достал из-под чалмы настоящую английскую трубку, кончик которой тут же засветился приветливым огоньком. Заклубился легкий дымок, потянуло чем-то смутно напоминающим коноплю.

— Дыши за мной! — внушительно скомандовал гуру и заколыхал тощим животом.

Проглотив готовые сорваться с языка вопросы, Птенчиков запыхтел в унисон, стараясь колыхаться точно так же. Через некоторое время лицо его обрело умиротворенное выражение, глаза закатились, руки расслабились, а из уголка рта сбежала хрустальная капля слюны.

— Готов, — констатировал гуру и загасил английскую трубку.

Егор, Варвара и Маугли пробирались сквозь джунгли без особой надежды на успех. В какой стороне находится город, никто из них не знал. Джунгли становились все гуще, из наушника зоотранслейтора неслись обрывки лесных сплетен, раздражающая трескотня местной мошкары и... ни малейшего намека на полезную информацию. У Гвидонова от напряжения разболелась голова, и он начал подумывать о том, чтобы вовсе отключить трансляцию.

— Я устал и хочу есть, — заныл Мозгопудра.

— Может, нам сделать привал? — робко предложила Варя.

Однако Гвидонов продолжал брести вперед, не обращая внимания на просьбы друзей.

— Багир, посади меня на шею, — снова завел Маугли.

Гвидонов вдруг резко остановился и, бухнувшись на колени, стал внимательно приглядываться к ближайшим кустам. Варя схватила Маугли в охапку и, повалившись рядом, испуганно поинтересовалась:

— Егор, что случилось?

— Тихо! — шикнул тот и медленно пополз вперед. Растерянным спутникам ничего не оставалось, как ползти следом.

— Вон они, я их вижу. — Егор ткнул пальцем в сторону пары небольших зверьков, покрытых гладкой темно-коричневой шерстью, чьи пушистые хвосты мелькали среди кустов. — Это мангусты, и они собираются на водопой. Главное, не упустить их из виду, тогда мы тоже сможем добраться до воды. Надеюсь, это будет река, и мы...

Развить свою мысль Егор не успел, потому что раздался жуткий визг:

— Они хотят меня съесть! — И мальчик принялся крутиться вокруг себя волчком, размахивая руками.

— Зачем же ты улегся на муравейник? — удивилась Варя, пытаясь избавить мальчишку от разъяренных насекомых.

— Ваши вопли распугали всех мангустов, — зашипел Егор, разъярившись не хуже потревоженных муравьев. — Они уходят, все за мной!

Гвидонов огромными скачками рванул за мангустами. Маугли, позабыв о том, что еще минуту назад грозился помереть от усталости, бросился следом, продолжая на ходу отряхиваться и взбрыкивать. Варвара припустила за ними. Испуганные погоней мангусты забыли о своем желании испить водички и кинулись в разные стороны, спасая свои коричневые шкурки.

— Ну, и кого из них теперь догонять? — запыхавшись от быстрого бега, спросила Сыроежкина. Гвидонов безнадежно махнул рукой:

— Чего теперь их догонять? Нам ведь нужны не сами мангусты, а река, к которой они направлялись.

Ребята присели на вывороченную из земли корягу.

— Что будем делать дальше? — поинтересовался Маугли, тоскливо почесывая муравьиные укусы. — Может, все-таки кого-нибудь съедим?

— Крепись, Маленький Брат. Нам нужно найти новых проводников, которые выведут нас к водопою. Только умоляю: не спугните их раньше времени! Вы с Варей должны превратиться в индейцев.

— Я не хочу превращаться в индейца! — перепугался Маугли. — Багир, можно я останусь человеком?

— Человеком нужно оставаться в любой ситуации, — пробормотал Егор, подкручивая настройку зоотранслейтора.

— Индеец — это просто такой охотник, — утешила мальчика Варя. — Егор хотел сказать, что ни один зверь в джунглях не должен почувствовать нашего присутствия. Вот послушай, я расскажу тебе индейский охотничий стих. — Варя постаралась придать своему голосу мистическую проникновенность:

Ноги ступают бесшумно, как лапы.

Глаз замечает движение тени.

Ухо уловит шуршание мысли...

— Вот еще рот бы заткнуть не мешало, — в тон ей подхватил Гвидонов. — Прошу тебя, сделай паузу! Мне слышится голос дикобраза, и я хочу разобрать, что именно он говорит.

Варя покорно притихла. Гвидонов, точно эквилибрист над пропастью, пошел вперед, то замирая в причудливой позе, то делая резвый рывок через кусты. Постаравшись отстать на безопасное для нежной психики дикобраза расстояние, Варя и Маугли двинулись следом.

— А почему ты ничего не сказала про хвост? — шепотом поинтересовался мальчик, на которого «охотничий стих» произвел неизгладимое впечатление.

— У индейцев нет хвоста, — огорчила его Варя. — Зато они любят украшать свою голову перьями.

Вскоре впереди заблестела полоска воды, и друзья выбрались на илистый берег широкой реки.

— Я знаю, сейчас Багир найдет черепаху, и мы будем обедать! — обрадованно завопил Маугли, решивший, что можно уже не щадить слух дикобраза.

— Нет, Маленький Брат, — разочаровал его Егор, — охота на черепах сегодня в наши планы не входит. Надо успеть до темноты построить плот и допытаться доплыть на нем до города.

— А когда же мы будем кушать? — не унимался пацан.

— Вот доберемся до города, там и поедим, — теряя терпение, заявил Егор. — А сейчас нам нужно наломать как можно больше тростника и связать его в снопы. Из этих снопов, как из бревен, мы и соберем плот.

Ребята с энтузиазмом приступили к заготовке тростника. Маугли честно пытался им помогать, однако это оказалось не так легко — жесткие стебли упрямо не желали отделяться от сидящих в земле корней, к тому же больно ранили нежные ладошки. Помучавшись немного, Маугли стал конспиративно отползать подальше от берега.

— Пойду-ка я лучше на охоту. Добуду какой-нибудь еды, вот Багир удивится! — Мальчишка отряхнул колени и решительно двинулся обратно в джунгли. — По-моему, еда нам гораздо нужнее, чем этот дурацкий плот.

Занятые делом Егор с Варварой даже не заметили исчезновения Маугли.

Меж тем Сонька, разделавшись с Бандар-Логами, вскочила в отремонтированный паланкин и кинулась в погоню. «Рыжие псы» уверенно шли по следу беглецов, богиня с высоты оглядывала окрестности. Однако деревья становились все гуще, и постепенно темп погони начал снижаться. Было ясно, что тяжелый паланкин может вскоре и вовсе застопорить движение. Кинув прощальный взгляд на нефритовые ручки и янтарные кольца для шторок, богиня мужественно покинула любимое транспортное средство. «Рыжие псы» выразили свой восторг и с возродившимся энтузиазмом последовали за ней в густые дебри. Широкий праздничный сарафан Каа-мы цеплялся за кусты и сучья, изрядно тормозя продвижение. Недолго думая, Сонька оборвала с подола шитую золотом кайму, одним махом сменив длину с «макси» до «мини». С кокошником она расстаться не решилась и лишь поглубже надвинула его на уши. «Рыжих псов», с интересом наблюдавших за этими манипуляциями, богиня привела в чувство короткой командой:

— Запоминайте место, потом вернетесь за паланкином.

Крошка Мозгопудра бродил по лесу, с недоверием разглядывая местную флору. Откровенно говоря, он не очень хорошо представлял, откуда берется еда. Никогда раньше ему не приходилось самостоятельно заботиться о собственном пропитании — изысканные блюда всегда появлялись вовремя и безо всякого участия мальчика, стоило лишь маме позвать его к столу. Маугли тяжело вздохнул и присел на горбатый корень, выпирающий из земли.

Здорово, конечно, путешествовать по джунглям вместе с Багиром и Ракшей, но о маме Васька вспоминал все чаще и чаще. Хорошо бы сейчас оказаться дома, в храме, залезть к маме на коленки и послушать одну из тех удивительных историй, которые она умеет так здорово рассказывать. Васька всхлипнул и, чтобы хоть как-то себя утешить, принялся жевать зеленый листок с красными прожилками, сорванный с ближайшего куста. Листок противно хрустел на зубах, и Ваське показалось, будто он жует таракана.

Тихие сумерки опускались на джунгли. Варя с Егором по-прежнему хлопотали у реки, и никому не было дела до маленького мальчика. С омерзением сплюнув горькие остатки растения, Васька решил что так просто не сдастся, и принялся внимательно оглядывать окрестности, надеясь разыскать что-нибудь более подходящее для употребления в пищу. Поднявшись со своей импровизированной скамеечки, он побрел по краю леса, зевая во весь рот но, все же стараясь не поддаваться охватывающей землю дремоте.

Вскоре он заметил круглую дыру, чернеющую в стволе высокого толстого дерева. От нее пахло чем-то вкусно-знакомым и невероятно притягательным.

— Интересно, что бы это могло быть? — поинтересовался пацан у ближайшей коряги, сглатывая голодные слюнки. Коряга промолчала — вероятно, была не в курсе.

Ловко вскарабкавшись по стволу, Васька встал на толстую ветку и сунул руку в темноту дупла. Пальцы увязли в липком месиве, послышалось сердитое жужжание, и перед голодным мальчиком материализовалось маленькое облачко, состоящее из разбуженных насекомых.

— Кажется, мама что-то говорила про этих крошек с полосатыми брюшками, — исполняясь недобрым предчувствием, пробормотал малыш.

Тут его руку больно кольнуло. С диким криком: «Пчелы!» Васька спикировал на землю и бросился бежать. Разъяренные хозяева дупла, все множась и множась в числе, ринулись за ним.

Марш-бросок в пешем строю быстро лишил Соньку сил. Отсутствие тренажерных залов, фитнесцентров и священный статус богини сделали свое дело — Каа-ма была не в лучшей физической форме. В левом боку появилось предательское покалывание, во рту пересохло, и лишь материнский инстинкт не давал Соньке свалиться в изнеможении. И вдруг — «Мама!!!» Такой родной высокий голосок кричал где-то совсем рядом, призывая на помощь. У «богини» словно открылось второе дыхание, она сделала мощный рывок и помчалась наперерез отчаянно вопящему сыну.

— Мама!!! — орал Васька-Маугли, улепетывая во все лопатки от жужжащих и жалящих пчел.

— Я здесь! — призывно вскрикнула Сонька, заметив мелькающую между деревьев худенькую фигурку. Услышав мамин голос, Васька завизжал от радости и хотел было развернуться, чтобы побежать ей навстречу, но увидел клубящуюся позади черную тучу насекомых — и снова рванул наутек.