Меч для Кащея, или Три дороги к Поклон-горе

Синякин Сергей
Меч для Кащея, или Три дороги к Поклон-горе

      Синякин Сергей Николаевич
      Меч для Кащея или три дороги к Поклон-горе
      Фанто-фольклорная повесть
      I. ЗАЩИТНИКИ
      От опавшего яблоневого цвета казалось, что земля в саду покрыта снегом.
      У белокаменной стены прогуливался уныло напевающий стражник. Стражник маялся от жары, вольно распустил кафтан и все пытался найти какую-либо тень.
      В резной беседке кидали кости богатыри. Могучий чернобородый богатырь зажал кости для броска в широкой ладони. Другой полулежал на скамье, оглаживая окладистую русую бороду. Светлые волосы его были перевязаны кожаным ремешком. Глаза третьего - юного и стройного, одетого в роскошный кафтан и щегольские штаны, заправленные в красные сафьяновые сапоги, горели нетерпеливым азартом.
      - Однако опять у меня семерка выпала!-сказал могучий богатырь, разглядывая выпавшие кости. - Плакала твоя гривна, Алешка!
      - А мы другую поставим! - тряхнул волосами юный богатырь и полез в сумку с серебряными расшитиями по коже.
      На стене залязгали чем-то железным. Русый богатырь глянул из-под руки и сказал:
      - Стража на смену пошла! Кончать надо игру!
      - Ты, Добрыня, не торопи! - возразил юный богатырь. - Еще не сумрачно и кости отлично видать!
      - Зато казна твоя изрядно опустела, - насмешливо и вместе с тем добро сказал русый богатырь.
      - А ты казну мою не считай! - запальчиво отрезал юный богатырь. Кидай, Илья!
      Илья сгреб кости, но бросить не успел. У белокаменных княжеских палат заголосили и помчались от княжеского дома дворовые девки, а на резное крыльцо выскочила красноносая заплаканная княгиня и заревела в голос.
      Добрыня приподнялся, глянул в кулак:
      - Что за суматоха?
      На крыльце появилась дородная.старшая кормилица в красном сарафане и кокошнике расшитом бисером. На руках у нее был розовощекий голосящий ребенок.
      - Никак князь Владимир опять молодильных яблок объелся? - уверенно определил Илья и бросил кости. Он добродушно захохотал, запуская руку в бороду.
      - Опять у меня семерка! - сообщил он. - Плакала, Алешка, твоя гривна!
      - А мы другую поставим, - упрямо отозвался Алеша Попович и потянулся к сумке.
      - Хватит забавами забавляться, - сказал Добрыня. - Воевода идет, службу загадывать будет!
      А над городом сгущались сумерки, застучали сторожа в деревянные колотушки, и рыжий тать с перебитым носом крался вдоль крепостной стены с мешком, в котором что-то или кто-то сдавленно хрюкало. Над городом вставал молочный двурогий месяц, мычала вдали недоенная корова, а в воздухе пахло парным молоком, сохнущим сеном, яблоневым цветом, да горячим саманом.
      А еще пахло славой ратной, пылью дорожной да богатырской кровью; а воевода сел рядом с богатырями и вздохнул горестно:
      - Беда пришла, братцы, беда!
      - Не о князе ль горюешь? - усмехнулся Илья. - Так то дело привычное оглянуться не успеешь, как подрастет. Не в первый раз.
      - Не о том я кручинюсь, - снова вздохнул воевода. То не беда, настоящая беда приближается. Опять рраждуры повсюду набеги делают, лазутчиков своих засылают. Идет Кащей походом на Русь!
      Замолчал воевода и услышали богатыри как далеко в полях воют волки, предвещая холода, голод, мор и войну.
      И не знали еще богатыри, что уже собираются в гигантские стаи и навеки покидают леса птицы, что мчатся ночами по проезжим трактам испуганные олени и поселяются в опустелых лесах мохнатые пауки, оплетающие деревья липкой своей паутиной. Не знали богатыри, что колокола опустевших церквей вызванивают по ночам набат и встает уже по утрам на горизонте призрачное черное марево.
      Если бы богатыри вслушались в зыбкую вечернюю тишину, то услышали бы они, как скрипят на дорогах возы беженцев, кричат грудные дети и заплаканные женщины торопят мрачных мужей.
      2. ВОЛХВ
      Сквозь клубящийся туман проглядывала свинцово-спокойная поверхность реки. Где-то неподалеку угрюмо гукал филин. Тишина заполнялась звуками просыпающегося дня: залаяла собака, заскрипел колодезный журавель, замычала в далеком хлеву проснувшаяся корова.
      Женщина подняла руку и богатыри покорно остановились.
      Женщина поднесла руки ко рту и эхо долго перекатывало над водой ее певучий крик.
      Добрыня кашлянул в кулак. Женщина негодующе повернулась к богатырям и Муромец жестко ткнул товарища в бок.
      Крик повторился.
      Туман заколебался, расступился, пропуская человеческую фигуру в белой рубахе, словно сотканной из этого же тумана.
      Появившийся был стар и сед. Он молча смотрел на богатырей.
      Порывистый Попович шагнул было вперед, но Муромец рассудительно удержал его.
      - Здравия тебе, Волхв! - сказал Муромец. - Пришли мы к тебе за советом да помощью.
      - Знаю, - сказал старец из тумана. - Знаю какого совета вы ждете от меня, о какой беде печалитесь. Черные всадники Кащеевы снова сеют смерть на Руси. Пауки поселяются в лесах и змеи селятся в оставленных людьми избах...
      - Скажи ты нам, как гада поганого в землю втоптать навеки, чтобы не поганил он Русь? - нетерпеливо выкрикнул Попович.
      Где-то совсем рядом страшно завыл бродячий пес. Старый Волхв заколебался, готовый раствориться в тумане.
      - Ответь же, старец! - визгливо крикнула проводница.
      Фигура Волхва вновь стала ясной.
      - Слушайте, - прозвучал над рекой мощный голос и эхо не повторяло его. - Слушайте и запоминайте. Чтобы победить Кащея и воинство его, должен найтись мужественный и сильный, что доберется до далекой Поклон-горы. Охраняют ту гору огненный беспощадный змей и три великана, у которых на троих один глаз. Кто победит огненного змея и великанов, найдет под Поклон-горой чудный меч-кладенец, лезвие которого выковано из слепящего пламени. Владеющий этим мечом непобедим. Разгонит он рати вражеские, одолеет и самого Кащея, а на Русь принесет спокойствие вечное и мир. Трудна дорога к Поклон-горе. Много врагов ожидает путников по дороге к заветному кладу, но кто преодолеет все препятстви- тот станет спасителем своего народа.
      С этими словами фигура Волхва заколебалась и медлени растаяла в тумане.
      Муромец оглядел товарищей. Попович был бледен и задумчи Добрыня встретил взгляд товарища ответным прямым взглядом и замысловато выругался.
      - Что делать будем, други верные? - спросил Илья.
      - А чего тут думать? - отозвался Добрыня. - В путь собираться надо. Только вот где ее искать, эту Поклон-гору?
      Все трое и женщина глянули туда, где стоял Волхв. Берег был пуст. Туман рассеялся и стали видны круги играющей на заре рыбы и коричневые шишечки камыша.
      - Найдем!-тряхнув волосами, уверенно пообещал Попович. - Обязательно найдем, коли надо!
      Богатыри попрощались со своей проводницей и пошли к ожидавшим их на крутом берегу коням. В глубине леса снова гулко и зловеще захохотал филин. Если бы богатыри обернулись, они бы увидели, что на том месте, где стоял Волхв, гримасничает, скалится, показывая язык, жуткая маска. Но богатыри не обернулись и маску снова затянул сгустившийся странно туман.
      3. КАМЕНЬ
      Казалось, что степи не будет конца.
      Легкий ветер волновал серебристый ковыль и оттого казалось, что земля дышит. В воздухе стоял горьковатый запах полыни, а над степью в бездонной синеве плыли облака.
      У плоской гранитной глыбы дорога расходилась на три пыльш рукава. По глыбе шла надпись, сделанная кривыми неровными буквами. На камне сидел громадный черный ворон и саркастически смотрел на богатырей.
      - Ну-ка, Алеша, - сказал Муромец, вглядываясь в на пись, - у тебя глаз молодой, острый. Погляди, что там написано?
      Лукавил Илья. Не в остром взгляде было дело - и сам Иль неплохо видел. А дело было в том, что читать он не умел. За ратньми подвигами недосуг было грамоты в руки взять. А многолетнее карачаровское сидение хоть к учению и располагало, да к образованию не привело.
      Попович свесился с седла и прочитал вслух надпись на камне:
      - Путник, - гласила надпись. - Перед тобою три дороги. Направо поедешь - коня потеряешь, налево поедешь - назад не вернешься. Прямо поедешь - самому живому не быть.
      - Да, - протянул задумчиво Муромец. - Куда не кинь, везде клин. Назад не вернуться - зачем тогда в путь отправляться? Коней терять - тоже не резон. Что за богатырь без коня?
      - Прямо надо, Илья! - решительно сказал Добрыня.
      - Так же жизни лишишься! - нервно возразил Попович.
      - А это мы поглядим, кто жизни лишится! - отозвался Добрыня и многозначительно поиграл кистенем.
      Ворон, сидевший на камне, хрипло каркнул и растопырил крылья.
      -Видали мы таких за триста лет! - сказал ворон. - Были до вас. Вон их в чистом поле сколько побито!
      - Кыш! - суеверно сказал Добрыня. - Кыш, тварь пернатая, пока голову набок не свернул!
      - Видали мы таких! - вступил в перепалку с Добрыней ворон.
      - Голову он мне, видите ли, свернет! А кто тогда за живой и мертвой водой полетит? Ты что ли, толстый?
      - Не годится прямо ехать, - покачал головой Муромец.
      - Струсил, Илья Иваныч? - Добрыня сплюнул. - Вот не ожидал от тебя!
      - Мы что - в игрушки играем? - Илья нахмурился. - Мы что - шутки шутим? Понапрасну рисковать - что с чертом спорить, Добрыня, зря рисковать нельзя. Кто тогда меч-кладенец добудет? Кто родимую землю от супостата оборонит?
      - Правильно говоришь, Илья! - горячо поддержал Муромца Алеша Попович. Направо надо. Коня потерять - не голову.
      - Ишь ты! - снова оживился ворон. - Коня ему не жалко. А ты коня спросил? Может конь по-другому думает?
      - Голову сверну! - цыкнул на ворона вспыльчивый молодой богатырь.
      Ворон втянул голову в туловище, прикрыл глаза и замолчал.
      - Коня терять тоже не резон, - рассуждал вслух Муромец. - Богатырь без коня, что князь без государства. Направо нам тоже ехать негоже.
      - Эх! - воскликнул Добрыня. - Вы, как хотите, а я прямо поеду. Посмотрим чей меч, а чья голова с плеч!
      -Давай, давай! - снова ожил ворон. - В чистом поле только твоей дурьей башки и не хватает!
      Добрыня метко швырнул в ворона гривной. Ворон свалился с камня, негодующе закаркал и не полетел, а побежал в поле, покуриному перебирая ногами.
      - Мудрец! - презрительно сказал Добрыня.- Триста лет он, видите ли, живет, триста лет на мир смотрит! Как хотите, а я прямо поеду. Есть у меня кистень верный, меч острый, да стрелы каленые. Мне ли бояться неведомо чего?
      - А я поеду направо, - сказал Попович. - Коня потеряю, зато себя уберегу. Тем и послужу родимой земле. А коня я себе раздобуду!
      - А ты чего решил? - обернулся Добрыня к товарищу.
      Илья грузно навалился на холку жеребца и, трудно шевеля губами, вглядывался в надпись на камне.
      - Налево поедешь - назад не вернешься, - задумчиво повторил он. - А почему это не вернусь? Раз живой буду, то назад обязательно вернусь. Кто мне помешает? Налево надо, налево!
      - Налево, - вздохнул Попович. - Тебе, Илья, хорошо. Ты на белом свете Один, как перст. А меня жена с детишками ждет. Когда назад не вернусь, детишки при живом отце сиротами будут. Нет, Илья, мне налево нельзя. Поздно мне налево, о детях думать надо!
      Некоторое время богатыри рядились, да так и разъехались: Илья поехал налево, Попович тронул недовольного коня вправо, а Добрыня Никитич с кистенем наготове прямо подался, неведомую опасность презирая.
      А над степью жужжали трудолюбивые пчелы да шмели, и у горизонта дрались коршуны над грудой белых человеческих черепов.
      Старый ворон, убедившись, что богатыри отъехали, надменно взгромоздился на камень, поискал у себя в перьях длинным клювом, встряхнулся и замер, вслушиваясь в удаляющийся стук подков и звяканье богатырских кольчуг.
      4. АЛЕША ПОПОВИЧ
      Пошел снег.
      Снежная пыль, взвихренная неумолкающим ветром, неслась к горизонту, над которцм повисло красным яблоком заходящее солнце.
      Попович с досадой огрел коня плетью: давай, пошевеливайся, не ночевать же в дороге. Конь встал, укоризненно косясь на всадника. Алеша прикрикнул на него было, но привстал ня стременах и увидел большой черный камень.
      Опять! Алеша Попович сплюнул.
      На камне было выбито четыре коротких строчки. "Жаждешь битвы-езжай прямо!" - гласила первая.
      "Какая к черту битва! - зло подумал молодой богатырь.- Промерз до костей, живот от голода поднянуло, конь едва на ногах держится!", "Налево поедешь - себя познаешь!" - гласила вторая надпись.
      Попович сморщился.
      "Не поеду,- решил он вслух.- Знаем мы эти самопознания! На железах спать, камни жевать и духом сосредотачиваться. Лет через тридцать вернешься домой лысым и будешь в нирвану впадать, когда все добрые люди оброк собирают!" -"Направо поедешь - что будет узнаешь" - гласила третья надпись. "А надо ли? - хмыкнул про себя Попович.- Что будет, той и будет. От судьбы разве уйдешь?" Холод не располагал к философским раздумьям и Попович обратился к последней надписи.
      "Хочешь покоя - возвращайся назад!" - гласила она.
      "Ну нет! - возмутился богатырь.- Не для того из дома уезжал, чтобы бесславно назад возвращаться. Куда же ехать? Ежели по-доброму, то прямо ехать надо. Битва не страшна, а русское "авось" никогда еще не подводило. Но вот задача: конь устал, не выдержит конь дороги. А может направо поехать. Ну, узнаю судьбу. Что в том плохого?" Морозец поторапливал с решением и Попович решительно поворотил коня направо. Жеребец поворотил морду, оскалил в усмешке крепкие белые зубы:
      - Не пожалеешь?
      - Ну, ты, волчья сыть, травяной мешок! - привычно крикнул Попович на коня. Тот пошел резвой иноходью и вскоре выбрался к черному зеву пещеры. Смеркалось.
      - Вот и ночлег,- сказал себе Попович, спешиваясь у пещеры и заглядывая во тьму ее зева. В пещере было пусто и тихо. Богатырь завел в пещеру коня, навесил ему торбу с овсом, зажег факел и огляделся. Сучьев у входа в пещеру валялось достаточг и вскоре замерцал во тьме теплый живительный огонек. По кaменным стенам пещеры заметались причудливые тени. Богатыр присел, протягивая руки к огню.
      - Не дворец,- тоскливо сказал он.- Но жить можно.
      В переметных сумах нашлась заветная фляжечка, да завалялся вялки кусок с парою ржаных сухарей. Настроение Поповичa улучшилось. Подкладывая в огонь сучья, задумался о товарищах. Где они, други верные? В каких они краях маются, задыхаются ли от жары? Дорого бы дал Алеша, чтобы были они нынче рядом. Не близок путь до Поклон-горы, всякое в пути может случиться. Доведется ли им встретиться?
      Думал Попович и о доме родимом. Как там жена с близнятами управляется? Не напал ли в его, Алеши, отсутствие на город ворог злобный?
      Вздохнул богатырь, глотнул из фляжечки полным глотком, глянул тоскливо на красные языки костра и принялся на ночь устраиваться.
      - Погреться не пустишь, соколик? - спросили из-за спины и богатырь очнулся от своих невеселых дум.
      Голос был старческим.
      - У костра места много,- отозвался Попович.- Присаживайся, бабушка.
      Послышались шаги и богатыря обдало ледянящим холодом.
      Из мрака выступило белое пятно и медленно опустилось по другую сторону костра. Попович подбросил сучьев в огонь и пламя костра взвилось выше. При свете костра увидел Алеша худую костлявую старуху в белом рубище. От взгляда на нее богатырю стало еще холоднее Он глотнул из фляжечки, но теплее от браги пенной не стало.
      - Что ж ты, мать, бродишь по такой стуже в худой одеже? - спросил Попович.
      Встал он, подошел к коню, а конь хрипит, скалится и прочь пятится.
      - Тпррру, ты, волчья сыть, травяной мешок! - достал Попович из сумы полушубок дубленый, вернулся к костру, развернул полушубок, бросил его на колени старухе.
      - Накинь, старая, обогрейся!
      Старуха завозилась по ту сторону костра, засмеялась странным лязгающим смехом - словно клинок о клинок ударился.
      - Спасибо, соколик, пожалел старую!
      - Зовут-то тебя как? Из краев каких будешь, далеко ли путь свой держишь? - продолжал Попович расспросы. Не то, чтобы интерес особый был,вежливость требовала. Коли сидишь у ночного костра с человеком, не худо бы имя его знать.
      За языками пламени опять лязгающе засмеялись и от смеха этого холодок пробежал по богатырской спине.
      - Худо не станет? - спросила ночная гостья.
      Попович пожал плечами.
      - Куда уж хуже! - сказал он в сердцах.- С друзьями расстался. Замерз так, что зуб на зуб не попадает. Дома уж сколько не был...
      - Знаю,- сказала старуха, вытягивая над огнем костлявые пальцы.- Ну, коли страха нет, так давай знакомиться, Попович.. Смерть я.
      - Кто? - Попович сначала не понял сказанного старухой, а когда понял, прошиб богатыря липкий трусливый пот.
      - Смерть? Это чья же смерть?
      - А ничья,- отозвалась спокойно старуха.- Просто Смерть. Та самая, что всех уравнивает. Бедный ли, богатый ли, сильный лн, - слабый - все мне едины.
      - За мной пришла, значит? - с ужасом догадался Алеша.
      - Пришла,- отозвались из-за костра.
      - Время пришло? - спросил богатырь, голоса своего не узнавая.
      - А это мне неподвластно,- сказала старуха.- Гляди, молодец.
      Пещера открылась в глубину и Попович увидел в необозримых рядах тысячи и тысячи свечей: и большие, и маленькие, и наполовину сгоревшие, и совсем уже малые чадящие огарочки.
      - Видишь, как горят жизни человеческие? - глухо вопросила смерть.Большие свечи принадлежат детям, наполовину сгоревшие- людям средних лет, малые же принадлежат старикам да больным. Но бывает, что случай наделяет детей с рождения малыми свечами.
      - А моя свеча где? - богатырь не мог отвести взгляда от горящих свечей.
      - Не испугаешься? - прищурилась Смерть.
      - Чему быть, того не миновать,- сказал Попович с горьким волнением в груди.
      - Хорошо сказал,- согласилась Смерть и повела рукой.
      Исчезли все свечи кроме одной, крохотной - почти догоревшей.
      - Вот, значит, как? - вскипевшее на миг отчаяние уступило место холодному спокойствию.
      Смерть усмехнулась.
      - Люб ты мне,- сказала Смерть.- Уж так люб, что и расставаться с тобой неохота. Проси чего хочешь, Алешка?
      Попович лишь, глаза прищурил.
      - Известно, пожить бы хотел,- сказал он.- Друзей повидать, детей потетешкать, с женою слюбиться.
      - Раз в столетие дается мне такое право,- сказала смерть.- Твой это день. Возьми новую свечу, да постать на нее огарочек, что бы когда догорел новая свеча занялась. Да гляди, не урони рочек-то!
      Попович поднялся, подошел к чадящему огарку, наклонился, ставя новую свечу. От движения воздуха маленький язычок пламени затрепетал, зачадил гаснуще, и богатырь застыл, завороженно глядя на мечущееся пламя. Огонек удержался.
      Богатырь укрепил новую свечу и твердой рукой поставил на нее свой догорающий огарочек.
      Переставил и вернулся к костру.
      - Крепок ты, Алеша! - одобрительно сказала Смерть.- Такому не жалко еще одну жизнь дать. Многое сумеешь, молодец, коли таким, как я тебя вижу, останешься.
      - А чего мне меняться?
      - Не только беда да лишения испытывают человека. Сытость его на прочность тоже проверяет. Редко кому я вторую жизнь дарую. Гляди, богатырь, не сломайся.
      Смерть поднялась и от костлявого ее тела в белом саване вновь повеяло леденящим холодом.
      - До свидания, Алеша! - попрощалась с богатырем Смерть.
      - Прощай,- отозвался Попович.
      Смерть засмеялась беззлобно.
      - Чего уж, прощай! - сказала она.- До свидания!
      - А так хотелось, чтобы - прощай!
      - За полушубок спасибо,- сказала страшная старуха. - Отдам, когда снова свидеться придется.
      Белая костлявая тень ее растаяла во тьме пещеры.
      Попович долго сидел у огня, завороженный страшной ночной беседой. Постепенно тепло костра взяло свое и богатырь уснул, закутавшись в походную кошму.
      А разбудил его пронзительный утренний холод.
      5. ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ
      Добрыня слез с коня, тронул скрипучую дверь и вошел в избушку. Видно было, что в избушке давно никто не живет - по полу серел пыльный налет, утварь была разбросана в беспорядке, а посреди избушки лежала рассохшаяся от времени дубовая бадья. Но для путника и брошенная изба - место для ночлега.
      Сбросил Добрыня пояс с мечом, вышел и привязал коня, корма ему дал, вернулся в избу, стянул опостылевшую кольчугу, раскинул на столе скатерть-гамобоанку, подкрепился и лег переждать непогоду в отдыхе. Шум дождя убаюкивал и Добрыня совсем уж было задремал, но тут послышался скрип двери. Богатырь поднял голову. На пороге никого не было и в раскрытую дверь видны были тугие струи дождя. Дверь снова заскрипела, закрываясь. Добрыня сел и потянул к себе свой меч. Знал он такие штучки - наденет кто-то шапку невидимку, подкрадется тайком - вспоминай, как звали тебя, богатырь: У порога послышался шепот.
      - А говорил, что сам себе хозяин!
      - Говорил! отозвался спрашивающему тонкий раздраженный голосок, -Что он мне - указчик? Я и вижу-то его в первый аз! Понять не могу, каким ветром его в мою избу занесло!
      - Надо же! В родной дом носа показать не смеешь. Что делать-то будем?
      - Вестимо что - изгонять!
      -Кого изгонять-то собрался?
      -Должен? - взбеленился невидимый собеседник.- В кои-то времена хоромами обзавелся не для того, чтобы человека обиходить!
      Добрыня Никитич слушал разговор с недоумением и совсем уж было собрался позвать хозяина в избу, да сообразил вовремя, что лешие это безобразничают.
      Рассказывали ему, что в больших лесах по три, а тo и по четыре леших колобродят. Днем они по лесу блуждают, покачиваются, да над заблудившимся в лесу потешаются. Любят лешие народ попугать на спор. Однажды Добрыня сам видел в Шaфaнавинских дремучих лесах, как проигравшийся леший стадо белок перегонял.
      Знающий да умелый может тайным заклинанием позвать себе лешего на помощь и тогда леший пригоняет волков в капканы, белок да зайцев в западни, птицу лесную в сети. А на ночь леший любит расположиться в брошенной избе.
      Если человек нежданный избу займет, то леший старается его выжить и тут уж безобразничает, пока своего не добьется.
      Товнорыв ветра пронесся над избой. За стенами загромыхало и рядом с избушкой кто-то завизжал, захохотал, заулюлюкал на разные голоса.
      Дрогнула соломенная крыша избушки, покачнулась и замерла. Рука Добрыни сама к мечу потянулась. Да какой защитой может быть меч от нечистой силы? Сел Добрыня, по сторонам тревожно озирается, а из избушки не выходит. Заманивает треклятый леший в чащобу, чтоб в лесу запутать или, что еще хуже, в болото. Захочет, чтобы человек в лесу заплутал, так дорожные знаки переставит или сам обратится в примету дорожную и станет в стороне от настоящей дороги.
      Сверху на Добрыню посыпалась соломенная труха, за стенами завыли, подражая ветру, но не непогода то была, леший Добрыню испытывал, зазывал в лес статью молодецкой да удалью богатырской похвастаться. Загукало, зашумело, послышались у входа тяжелые шаги и натужно со злобой заревел медведь. Любят лешие косолапого! Сами охотники до вина, а вина не выпьют без того, чтобы не попотчевать зауряд и медведя. Никого кроме мишки леший не берет к себе в услужение! Испуганно заржал конь. Добрыня усмехнулся и придвинул к себе меч. С медведем бороться полегче, чем с его хозяином. Но рев прекратился и вновь стал слышен раздраженный шепот:
      - Кто ж его ждал, гостя незванного?
      - Сначала в доме порядок наведи, а уж потом и зови домового!
      - Куда ждать-то было,- объяснялся хозяин.- Сам знаешь, свадьба у меня завтра!
      - .Эй, леший! - не выдержал богатырь.- Не волнуйся, утром уеду и сели свою лешачиху!
      За стеной затихли. Некоторое время царила тишина, потом у избы царапающе завозились.
      - Может коня угоним? - предложил домовой.- Я могу. Бывало в деревне...
      Добрыня опять не выдержал.
      - Не тронь коня,- сказал он в темноту.- Я за коня из тебя варежку сделаю. На правую руку,- подумав добавил он.
      Снаружи снова затихли.
      - Права такого нет,- тоскливо сказал домовому леший.- В нашей стороне он коня не теряет. Жизнь потерять может, а коня - нет.
      - А кто узнает-то? - рассудительно спросил домовой. - Коня лишим, а с жизнью пусть сам прощается. Вон намедни в соседнем лесу Горыныча видели. Авось Горыныч с пешим быстрее справится.
      - Не нами судьба на камне выбита, не нам и менять предназначенное,печально вздохнул леший.- Да ну его! Видно, что странник. Утром уберется и вселимся, а?
      - Что ж нам до утра под дождем мокнуть? - не унимался домовой.- Сам же кричал, что гнать его надо!
      - Надо,- леший снова вздохнул.- Да видишь какой несговорчивый попался! А мокнуть мы с тобой, сват, не будем. Забьемся в соломку, тепло там, вот и будет ночлег до утра... А я тебе сказочку, хочешь?
      Нечистая сила невнятно зашепталась, потом в соломенной крыше кто-то завозился, посыпая богатыря трухой, и прямо над головой Добрыни кто-то громко с оттяжечкой зевнул.
      Леший тоненько начал сказку.
      - Как пришел Белун в тридесятое царство, видит - по небу птицы железные летят, по железам змеи огнедышащие носятся. Свет над царством стоит неземной, разноцветный, а по улицам каменным коробки железные носятся... Смрад над царством стоит неописуемый и воздухом ядовитым дышать невозможно...
      Леший завозился, потом затих и спросил домового:
      - Спишь что ли?
      Ответом на его вопрос был мощный раскат храпа. Леший снова завозился, пробормотал облегченно:
      - Вот и славненько... Вот и баиньки...
      Он помолчал и стыдливым шепотом окликнул Добрыню:
      - Слышь, богатырь, ты уж не подведи, а? Свадьба у меня завтра. А в доме нетоплено, неприбрано... Слышь?
      - Я своему слову хозяин,- сказал Добрыня в потолок. - Но и ты без подлостей. В лесу не путлять, в топь не заманивать, ясно?
      - Это уж как водится,- хитро отозвался леший.- Не нам природу ломать. Лешачиха от меня откажется, когда узнает, что я тебя из лесу без обмана выпустил.
      - Избу спалю,- пообещал Добрыня.
      Леший затих.
      - Слушай, богатырь,- сказал он через некоторое время. - А может договоримся? Я тебя для вида попутляю. И тебе спокойно будет со сговором-то, и лешачихе моей приятно. А я же тебя и выведу. Окажи услугу, богатырь? Я уж тебе отслужу. А? Договорились?
      - Только без обману,- сдался Добрыня.
      Леший обрадовался.
      - А я уж тебе отслужу...- бормотал он.- Доволен останешься. Эх, богатырь ты мой! Хочешь я тебе колыбельную спою?
      Не дожидаясь ответа, леший тоненьким голосом затянул что-то грустное и протяжное, отчего богатыря неудержимо повлекло в сон. Добрыня засыпал под колыбельную лешего и мощный храп разоспавшегося домового, и глазам его представало зеленое чистое поле, синее небо и бегущая по полю женщина с русыми волосами и в белом до пят сарафане. А тоненький голосок лешего выводил печально: "Сон идет по сеням, дрема на терему; Сон говорит: Усыплю да усыплю! Дрема-то говорит: Удремлю, да удремлю!"и слышался нежный шелест дождя, медленно стекающего с широких дубовых листьев на пока еще тайные грибницы...
      6. ИЛЬЯ МУРОМЕЦ
      Муромец проехал по Калинову мосту, перебрался на другую сторону реки и увидел Соловья Разбойника. Соловей Одихмантьевич сидел в своем гнезде и выглядел крайне предосудительно.
      Узкоглазое лицо его заплыло от ушиба, рука была на свежей перевязи. Весь вид Соловья Разбойника говорил о том, что накануне его не только потузил кто-то дерзкий, но и еще волок его по земле за тройкой лошадей не менее двух верст. На голове Соловья Одихмантьевича белела повязка, сквозь которую проступала кровь.
      - Что с тобой, Соловушка? - участливо спросил Илья, останавливая коня у дерева.
      Соловей Разбойник замер и на лице его появилось выражение обреченной покорности.
      - Все нормально, Илья Иваныч... Все хорошо.
      - Кто ж тебя так? - продолжал свои расспросы богатырь.
      Разбойник глянул на богатыря здоровым глазом и махнул здоровой рукой.
      - Все нормально, Илья Иваныч. Ерунда это все...
      - Ты смотри! - строго сказал Муромец.- Если кто тебя обижать станет, мы мне лишь свистни. Я ему, твоему обидчику, все ребра пересчитаю!
      Он проехал мимо.
      Соловей Разбойник долго смотрел ему вслед с бессильной злобой и восхищением, а когда Илья Муромец отъехал так далеко, что не мог его услышать, Соловей горько посетовал:
      - Трезвый ведь золотой человек! А как выпьет - ничего не помнит!
      А виновник соловьиного горя уже отправлялся в далекий и опасный путь к неведомо где находящейся Поклон-горе.
      Был Илья родом из села Карачарова, что близ Мурома. От рождения был он немощным и по причине болезни тридцать лет просидел дома сиднем. На тридцатом году в один день отец ушел в поле пахать, а Илья дома остался.
      Постучали в дом двое нищих калик.
      - Аи, Илья, пусти калик в дом!
      Он, естественно, им в ответ:
      - Для чего издеваетесь? Аи жалости нет? Я тридцать лет сиднем сижу, ни руками, ни ногами не владею. Входите сами!
      Калики вошли в дом и опять к Илье с подлыми просьбами:
      - Жарко на дворе. Дал бы ты нам, Илья, водицы испить! Стыдно лбу здоровому, тридцатилетнему, калик немощных за водой гонять!
      Напрягся Илья от обиды великой и... встал себе на удивление. Подносят ему калики медового питья чашу. Как выпил Илья, калики его спрашивают:
      - Чего ты в себе чувствуешь, Илюша?
      - Силу в себе великую чувствую. Готов море-окиян вычерпать, гору в небо закинуть.
      Дали калики Илье питья горького.
      - А теперь что чувствуешь?
      - Силу могучую чую. Со всеми врагами, что на Русь зубы точат, сразиться готов!
      - Вот теперь силы у тебя в самый раз,- сказали калики. - Будешь ты, Илья, великий богатырь. Выходи теперь в чисто поле, покупай себе первого жеребенка, да корми его три месяца пшеном белоярским, искупай после того в трех росах, а как станет тын перепрыгивать, садись на коня и езжай славу ратную искать, Русь от супостата оборонять...
      Илья любовно хлопнул жеребца по холке. Надо же, во всем угадали калики убогие! Одного Илья никак не мог понять: что же те калики зелье могущественное на него потратили, а себя от убогости излечить не сумели? Часто он над этим раздумывал, да ответа найти не мог.