Комиссар Мегрэ - Порт туманов

— А Луи, наверно, знал, — медленно сказал Мегрэ, — что умри Жорис и вы получили бы триста тысяч в наследство!

Все произошло так стремительно, что комиссар чуть было не оказался на полу. Луи навалился на него, пытаясь схватить за горло. Жюли пронзительно закричала.

Комиссару удалось схватить на лету руку Луи. Медленным, но сильным движением он вывернул ее матросу за спину и прогремел:

— Убери лапы!

Жюли, прижавшись к стене и закрыв лицо руками, рыдала, издавая слабые безутешные крики.

— Боже мой! Боже мой!

— Будешь ты говорить, Луи? — отчеканил Мегрэ, выпуская руку бывшего каторжника.

— Мне нечего сказать.

— А если я тебя арестую?

— Ну и что!

— Следуй за мной.

Жюли воскликнула:

— Господин комиссар, умоляю вас! Луи, говори ради бога!

Они стояли уже у застекленной двери кухни. Большой Луи обернулся. На багровом лице блестели глаза. Он состроил немыслимую гримасу и протянул руку к плечу сестры.

— Лили, клянусь тебе…

— Оставь меня!

Поколебавшись, он шагнул в коридор, обернулся еще раз.

— Послушай…

— Нет! Нет! Убирайся!

Луи потащился за Мегрэ, остановился на пороге, хотел обернуться, но пересилил себя. Дверь за ними закрылась. Они не прошли и нескольких метров под шквальным ветром, как дверь открылась и на пороге появилась девушка. Она позвала:

— Луи!

Слишком поздно. Мужчины уже шагали в темноте. Порыв ветра с дождем вымочил их в несколько секунд. Ничего не было видно, даже стенок шлюза. Однако из темноты над ними раздался голос:

— Это ты, Луи?

Говорил Ланнек, с борта шхуны. Он услышал шаги и высунул голову из люка. Должно быть, он понял, что матрос шел не один, потому что быстро произнес по-бретонски:

— Прыгай на бак и смываемся.

Мегрэ понял, но ждал, не видя в темноте, где начинается и где кончается шхуна. Он неясно видел лишь массивную фигуру Луи, его мокрые плечи, блестевшие под дождем.

10. Трое со шхуны

Большой Луи взглянул на море, превратившееся в черную дыру, потом украдкой на Мегрэ, пожал плечами и буркнул, обращаясь к комиссару:

— Подниметесь на борт?

Мегрэ заметил, что Ланнек держит что-то в руках: это был конец швартова. Он проследил глазами и увидел, как трос скользит по береговому кнехту, возвращаясь на судно. Значит, трос был просто наброшен на кнехт, а оба конца его закреплены на палубе. Это позволяло экипажу «Сен-Мишеля» отдать швартовы, не спускаясь на берег. Комиссар ничего не сказал. Он знал, что в порту никого не было. Жюли, должно быть, рыдала в своей кухне, в трехстах метрах отсюда, а кроме нее ближе всего к судну находились сидящие в тепле бистро портовики. Он ступил на стрингер, соскочил на палубу. Луи последовал за ним. Несмотря на волнорезы, море в порту было неспокойным, и «Сен-Мишель» поднимался и опускался на волнах, как бы подчиняясь мощному дыханию.

В черноте ночи виднелись лишь слабые желтые отблески на мокрых предметах. На носу судна маячил неясный силуэт — капитан, удивленно смотревший на Луи. На нем были высокие резиновые сапоги, непромокаемый плащ, зюйдвестка. Он не выпускал из рук каната. Трое со шхуны наблюдали за Мегрэ, так отличавшимся от них своим пальто с бархатным воротником и котелком, который он придерживал рукой.

— Вы не отплывете сегодня ночью! — сказал он.

Никто не возражал, только Ланнек и Большой Луи обменялись взглядами, которые значили: «Отплывем все-таки?» — «Не стоит».

Порывы ветра становились такими неистовыми, что было трудно удержаться на ногах. Наконец Мегрэ направился к знакомому ему люку.

— Пойдемте поговорим… Позовите также второго матроса.

Он предпочитал, чтобы в тылу у него никого не было. Все четверо спустились по крутой лестнице. Моряки сняли сапоги и плащи. Горела подвесная лампа, на столе стояли стаканы рядом с морской картой, испещренной карандашными пометками и жирными пятнами.

Ланнек бросил в печку два брикета угля. Он не предлагал своему гостю выпить и глядел на него искоса. Старый Селестен уселся в дальнем углу. Он был зол и встревожен, гадая, зачем это его вызвали в кубрик. Позы моряков говорили сами за себя: никто не хотел начинать разговора, потому что они не знали, что было уже известно Мегрэ, Капитан вопросительно смотрел на Большого Луи, который отвечал ему взглядами, полными отчаяния: он не мог объяснить происходящее в двух словах.

Откашливаясь, чтобы прочистить горло, Ланнек проворчал:

— Вы хорошо подумали?

Мегрэ сидел на скамейке, положив локти на стол. Он машинально вертел в руках пустой стакан, такой засаленный, что стекло потеряло прозрачность. Большой Луи стоял, немного наклонив голову, чтобы не задевать потолок. Ланнек для виду перебирал что-то в шкафу.

— Подумал о чем?

— Не знаю, какие у вас права, знаю только, что лично я подчиняюсь морским властям. Кто еще имеет право запретить судну войти в порт или выйти из него?

— Ну и что?

— Вы мешаете мне отплыть из Вистреама, а мне нужно в Ла-Рошель, взять груз. За каждый день опоздания я должен платить неустойку.

Разговор начинался скверно — в серьезном, полуофициальном тоне. Мегрэ уже слышал подобные речи: разве мэр не угрожал ему вот так же? Жан Мартино тоже взывал к властям, правда, не к морским: он угрожал дипломатическим скандалом.

Мегрэ шумно втянул воздух, бросил на моряков быстрый взгляд, в котором промелькнуло озорство.

— Не строй из себя хитреца, — сказал он по-бретонски, — а лучше налей-ка выпить.

Трюк Мегрэ мог не пройти. Но старый матрос первым удивленно повернулся к комиссару. Морщину на лбу Большого Луи разгладились. Ланнек, еще не совсем оттаявший, спросил:

— Вы бретонец?

— Не совсем. Я с Луары, но учился в Нанте.

Ланнек скривился: гримаса истинного бретонца с побережья, когда ему говорят о бретонцах внутренних районов и особенно о полубретонцах района Нанта.

— Больше нет того голландского джина, что мы пили в прошлый раз?

Ланнек взял бутылку, медленно наполнил стаканы: он был рад хоть чем-нибудь заняться. Он еще не знал, что делать. Мегрэ же, приветливый, с трубкой в зубах, сдвинув шляпу на затылок, усаживался поудобнее.

— Можешь сесть, Луи.

Тот повиновался. Неловкость не исчезала, но она стала другой: эти трое сердились на себя за то, что не отвечали сердечностью на сердечность. И все-таки они вынуждены были оставаться настороже.

— Ваше здоровье, ребята! Ведь признайтесь, что, мешая вам выйти в море сегодня ночью, я избавляю вас от хорошенькой качки.

— Опасно только в проходе в порту, — пробормотал Ланнек, глотнув джина. — Когда выйдешь в открытое море, уже не страшно. Но проход опасен, особенно из-за течения Орны и песчаных отмелей. Каждый год там кто-нибудь да сядет.

— С «Сен-Мишелем» никогда не было никаких неприятностей?

Капитан поспешил прикоснуться рукой к деревянному. Селестен недовольно промычал что-то, услышав про неприятности.

— «Сен-Мишель», может быть, лучший парусник на побережье. Вот, например, два года назад в сильном тумане он всем днищем сел на камни у английского берега. Прибой был дьявольский. Другое бы судно так и осталось сидеть на камнях, а наше, оказавшись на плаву при следующем приливе, даже не нуждалось в заходе в сухой док для осмотра.

Мегрэ чувствовал, что на этой почве они могли бы договориться. Но он не был расположен всю ночь беседовать о судовождении. От мокрой одежды поднимался нар, струйки воды стекали по лестнице. И, честно говоря, комиссар плохо переносил все усиливающуюся качку шхуны, которая время от времени сильно ударялась бортом о сваи.

— Из нее выйдет прекрасная яхта! — произнес Мегрэ, глядя в сторону.

На этот раз Ланнек вздрогнул.

— Да, из нее могла бы выйти прекрасная яхта, — поправил он. — Только палубу надо переделать, облегчить немного паруса, особенно вверху.

— Норвежец уже подписал бумаги?

Ланнек быстро взглянул на Большого Луи. Тот вздохнул. Эти двое дорого бы заплатили за несколько секунд разговора с глазу на глаз. Что Луи рассказал комиссару? Что мог сказать Ланнек? Большой Луи ушел в себя. Он не строил никаких иллюзий. Невозможно было объяснить капитану, что происходит. Все было так сложно! Конечно, сейчас начнутся неприятности! Луи предпочел выпить: налил себе джина, залпом опрокинул содержимое стакана, посмотрел на комиссара почти без враждебности, словно смирившись.

— Какой норвежец?

— Ну норвежец, который не совсем норвежец… Мартино… Однако он не мог увидеть «Сен-Мишель» в Тромсё, так как шхуна никогда не ходила так далеко на север.

— Заметьте, что она могла бы это сделать. «Сен-Мишель» спокойно дойдет и до Архангельска.

— Когда он вступает во владение шхуной?

Старый матрос в своем углу усмехнулся. Его ирония относилась не к Мегрэ, а к им троим, экипажу шхуны.

Ланнек ограничился довольно жалким ответом:

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

Мегрэ толкнул его в бок:

— Чудак ты! Ну-ка, ребята, хватит хмуриться, как на похоронах, и упрямиться, как истинные бретонцы… Мартино обещал купить шхуну. Так купил он ее в конце концов или нет?

Вдруг его осенила догадка:

— Дайте-ка мне реестр экипажа.

Он почувствовал, что попал в точку.

— Я не знаю, где он…

— Ланнек, ведь я просил тебя не дурить. Дай мне реестр, тысяча чертей!

Он притворился эдаким грубоватым ворчуном. Капитан пошел к шкафу и принес истрепанный портфель, ставший серым от времени. Он был полон документов, деловых писем на бланках навигационных компаний. В большой желтой папке лежали огромные листы бумаги: это был реестр экипажа. Он был составлен всего полтора месяца назад, а именно 11 сентября, то есть за пять дней до исчезновения капитана Жориса.

«Шхуна „Сен-Мишель“, водоизмещением 270 тонн, оснащена для каботажного плавания. Владелец: Луи Легран, из Пор-ан-Бессен. Капитан: Ив Ланнек. Матрос: Селестен Гроле».

Большой Луи налил себе в стакан. Ланнек в замешательстве опустил голову.

— Смотри-ка! Теперь, выходит, ты владелец судна, Большой Луи?

Тот не ответил. В своем углу Селестен жевал табак.

— Послушайте, ребята, не будем терять времени. Я не намного глупее вас, хотя мало что понимаю в морских делах. У Большого Луи нет ни гроша. Судно вроде этого стоит по меньшей мере сто пятьдесят тысяч франков.

— Я не отдал бы его за эту цену! — сказал Ланнек.

— Ну, положим, двести тысяч франков. Значит, Большой Луи купил «Сен-Мишель» для кого-то другого. Предположим, для Жана Мартино, который почему-то не хочет, чтобы знали, что он владелец яхты… Ваша здоровье!

Селестен дернул плечами, как если бы вся эта история внушала ему глубокое отвращение.

— Одиннадцатого сентября, когда состоялась продажа, Мартино находился в Фекане?

Моряки насупились. Луи взял кусочек жевательного табака, лежавший на столе, и откусил от него, а Селестен замысловато разрисовывал пол кубрика плевками.

Разговор прервался, потому что в лампе кончился керосин и она коптила. Пришлось пойти на палубу за бидоном с керосином. Ланнек вернулся весь промокший. С минуту все сидели в темноте. Когда свет зажегся, они по-прежнему оставались на своих местах.

— Мартино находился там, я в этом уверен! Судно было куплено на имя Большого Луи, а Ланнек остался на нем капитаном, может быть, на некоторое время, а может быть, и навсегда.

— На некоторое время.

— Я так и думал! На время, необходимое, чтобы «Сен-Мишель» совершил один необычный рейс. Ланнек встал, зубами разорвал сигарету.

— Вы пришли в Вистреам. Ночью шестнадцатого сентября шхуна стояла в порту, готовая к отплытию. Где был Мартино?

Капитан сел снова. Он сник, но был еще полон решимости молчать.

— Шестнадцатого сентября утром «Сен-Мишель» выходит в море. Кто находится на борту? Мартино все еще тут? А Жорис?

Мегрэ не походил ни на судью, ни даже на полицейского. Голос его продолжал оставаться приветливым, глаза — хитрыми. Казалось, он играет с приятелями в загадки-отгадки.

— Вы идете в Англию, потом берете курс на Голландию. Это там Мартино и Жорис покидают шхуну? Ведь им надо плыть дальше. У меня есть все основания считать, что они отправились в Норвегию… Большой Луи что-то пробурчал.

— Что ты говоришь?

— Что у вас ничего не получится.

— Капитан Жорис уже был ранен, когда попал на судно? Или его ранили по дороге? Или уже в Скандинавии?

Он не ждал ответа.

— Вы втроем продолжаете каботажные плавания, как и раньше, но не удаляетесь от северных районов, ждете письма или телеграммы, где вам было бы указано время и место встречи. На прошлой неделе вы стоите в Фекане, где Мартино вас впервые встретил. Большой Луи узнает, что капитан Жорис был найден в Париже в престранном состоянии и что его привезут в Вистреам. Он приезжает сюда на поезде. В доме капитана никого нет. Он оставляет сестре записку и возвращается в Фекан.

Мегрэ вздохнул, не торопясь, раскурил трубку.

— Ну, вот мы и подошли к концу. Приезжает Мартино. Вы возвращаетесь в Вистреам вместе с ним. Мартино покидает судно при входе в порт — доказательство того, что он не хочет быть увиденным. Встреча между ним и Большим Луи на драге… Ваше здоровье!

Он налил джина, выпил, чувствуя на себе мрачные взгляды моряков.

— В общем, чтобы все понять, остается только узнать, зачем Большой Луи ходил к мэру, в то время как Мартино направлялся в Париж. Странное поручение: надавать тумаков человеку, который столь разборчив в знакомствах.

При воспоминании об избиении мэра Большой Луи невольно расплылся в счастливой улыбке.

— Вот так, друзья мои! Теперь запомните хорошенько, что все в конце концов объяснится. Так не лучше ли сразу?

Мегрэ выбил трубку о каблук, закурил другую. Селестен попросту спал: храпел с открытым ртом. Большой Луи, наклонив голову, уставился в грязный пол. Ланнек напрасно пытался взглядом спросить совета, что делать.

Наконец капитан пробормотал:

— Нам нечего сказать.

На палубе послышался шум, как если бы упало что-то тяжелое. Мегрэ вздрогнул. Большой Луи высунул голову в люк, так что на лестнице виднелись только его ноги. Если бы он вылез, комиссар, очевидно, последовал бы за ним. Теперь слышался только шум дождя и скрип шкивов. Сколько это длилось! Не более полминуты. Большой Луи спустился, волосы у него прилипли ко лбу из-за воды, струящейся по лицу. Он ничего не объяснил.

— Что это такое?

— Тали.

— То есть?

— Один из шкивов ударился о релинги.

Капитан подбросил угля в печку. Поверил ли он тому, что сказал Луи? Во всяком случае, Луи не отвечал на его вопросительные взгляды. Он потряс Селестена за плечо:

— Иди поставь шкот на бизань-мачте.

Матрос тер глаза, ничего не понимая. Пришлось повторить ему еще раз. Тогда он надел плащ, надвинул на голову зюйдвестку, поднялся по лестнице, все еще полусонный, недовольный, что приходилось выходить на холод и дождь. Слышно было, как он стучал своими сабо, передвигаясь по палубе прямо над их головами. Большой Луи налил себе по меньшей мере шестой стакан, но нисколько не пьянел. Все те же неправильные черты лица, немного опухшего, глаза навыкате. У него был вид человека, уныло бредущего по жизни.

— Что ты думаешь об этом, Большой Луи?

— О чем?

— Чудак! Ты подумал о своем положении? Разве ты не понимаешь, что расплачиваться придется тебе? Сначала — твое прошлое: бывший каторжник! Потом ты становишься хозяином этого судна, хотя у тебя не было ни гроша. Жорис не хотел тебя больше видеть у себя в доме, потому что ты слишком часто выколачивал у него деньги… «Сен-Мишель» находится в Вистреаме в ночь похищения капитана!.. Ты здесь в день его отравления… В довершение всего твоя сестра получит по завещанию триста тысяч франков.

Думал ли вообще о чем-нибудь Большой Луи? Взгляд его совершенно ничего не выражал; бесцветные глаза уставились в стенку кубрика.

— Что он там делает? — встревожился Ланнек, глядя на полуоткрытый люк, откуда в кубрик стекала вода, образуя лужицу на полу.

Мегрэ выпил немного, но достаточно, чтобы кровь ударила ему в голову, особенно в этой запутанной обстановке. Достаточно и для того, чтобы впасть в несколько мечтательную задумчивость. Теперь, когда Мегрэ знал всех членов экипажа, он довольно хорошо представлял себе жизнь их на борту «Сен-Мишеля». Один — на кровати, почти всегда одетый. На столе — неизменная бутылка и грязные стаканы. Другой — на палубе, слышен стук его сапог или сабо. И потом этот глухой, беспрестанный шум моря… Слабо светящийся компас… Свет фонаря, болтающегося на фок-мачте… Глаза, устремленные в темноту, ищут светлячок маяка… Пирсы, разгрузка… Два-три дня безделья, которые проходят в основном в бистро, похожих одно на другое…

Наверху послышался какой-то неясный звук. Большой Луи, кажется, тоже погрузился в тяжелую дремоту. Маленький будильник показывал уже три часа. Бутылка почти пуста… Ланнек зевнул, поискал сигареты по карманам…

Наверное, вот так, в этой атмосфере парника, с запахами человеческого жилья и горящей печки и провели они ту ночь, когда исчез капитан Жорис… Сидел ли он тогда вместе с ними, выпивая, борясь со сном?

На этот раз на палубе послышались голоса. Из-за сильного ветра до кубрика доносились только отдельные звуки. Мегрэ встал, нахмурил брови. Ланнек наливал себе в стакан; подбородок Большого Луи касался груди, глаза его были полузакрыты. Мегрэ нащупал револьвер в кармане, поднялся по ступенькам почти отвесной лестницы. Люк был такой ширины, чтобы через него мог пролезть человек, а комиссар был широк в плечах и массивен. Поэтому он даже не смог защищаться: едва голова его показалась на поверхности палубы, как на рот ему накинули повязку и завязали ее на затылке. Это сделали люди, находившиеся наверху: Селестен и еще кто-то. В то же время снизу у него выхватили револьвер и связали ему руки за спиной. Мегрэ сильно лягнул ногой и ударил что-то, кажется чье-то лицо. Но уже в следующее мгновение ноги ему опутал канат.

— Тащи! — равнодушно сказал Большой Луи. Это оказалось самым трудным: Мегрэ был тяжелый. Снизу его подталкивали, сверху тащили.

Дождь падал отвесной стеной. Ветер врывался в бухту с неслыханной силой.

Мегрэ показалось, что он разглядел четыре силуэта, но было совсем темно: фонарь погасили. К тому же резкий переход от тепла и света к; ледяной тьие сбивал с толку.

— Раз… два… хоп!

Его раскачали, как мешок; он подлетел довольно высоко и упал на мокрые камни пирса, большой Луи подошел к нему, осмотрел веревки, чтобы убедиться в их прочности. На секунду лицо бывшего каторжника приблизилось к лицу Мегрэ. Ему показалось, что Луи проделывал все это с мрачным видом, как самую тягостную работу.

— Нужно будет сказать сестре… — наш он.

Что сказать? Он и сам не знал. На шхуне слышались быстрые шаги, скрип, отдаваемые вполголоса распоряжения. Кливера были поставлены, по мачте медленно поднимался грот.

— Скажите ей, что когда-нибудь мы еще увидимся… И с вами — тоже, может быть…

Он тяжело вскочил на судно. Лицо Мегрэ было повернуто в сторону моря. Фонарь на конце фала доставал до верха мачты. Около штурвала виднелся черный силуэт.

— Отчаливаем!

Вокруг кнехтов заскользили канаты: их тянули с судна. Захлопали паруса. Нос шхуны отделался от свай, и она развернулась почти на триста шестьдесят градусов: таким сильным был порыв ветра. Но рулевой выровнял судно. На мгновение оно замерло на месте, а потом поплыло между пирсами: черная масса в черноте ночи. Светящаяся точка на палубе… Высоко на мачте — другая, кажущаяся звездой, затерянной в штормовом небе.

Мегрэ не мог шевельнуться. Он неподвижно лежал в луже, на краю бесконечного пространства

Там, на шхуне, они, наверное, разопьют бутылку джина, чтобы взбодриться. Кто-нибудь подбросит угля в печку… Один стоит у штурвала… Двое других лежат на влажных постелях…

Среди капель, стекавших по лицу комиссара, одна была, кажется, солонее других. Большой, сильный мужчина, в расцвете сил, наверное, самый мужественный и суровый во всей уголовной полиции, лежал, брошенный здесь до утра, около кнехта, на краю пирса. Если бы он мог повернуться, то увидел бы маленький деревянный навес «Приюта моряков», где уже никого не было.

11. Отмель «Черные коровы»

Море быстро отступало. Мегрэ слышал шум волн, сначала в конце пирсов, потом дальше, на песчаном берегу, с которого уходила вода. Как всегда с отливом стихал и ветер. Стрелы дождя редели, и когда на рассвете побледнели самые низкие тучи, ночной ливень превратился в холодный моросящий дождь. Мало-помалу предметы выступали из тьмы, в которую они были погружены. Угадывались косые мачты рыбацких лодок, лежавших теперь, при отливе, на прибрежной тине. Где-то очень далеко на лугу мычали коровы. Негромкими ударами церковный колокол скромно оповещал об утренней мессе. Но нужно было еще ждать: верующие не ходят через порт. Шлюзовщикам до начала прилива тоже нечего тут делать. Разве что рыбак случайно пройдет… Но кто вылезет из кровати в такую непогоду?

Со стороны Мегрэ казался просто кучей мокрой одежды. Он мысленно представлял себе все кровати Вистреама, прочные деревянные кровати с огромными перинами, в которых под теплыми одеялами лениво нежатся жители городка и неприязненно поглядывают на бледный прямоугольник окна. Они стараются еще немного продлить удовольствие, прежде чем ступить голыми ногами на пол.

А инспектор Люка тоже лежал в своей постели? Нет! Ведь иначе невозможно объяснить события. Комиссар так представлял их себе: Жану Мартино удалось каким-то образом освободиться от инспектора. Может быть, связав его, как это сделали и с Мегрэ? Затем он подошел к «Сен-Мишелю» и услышал голос комиссара. Он терпеливо ждал появления кого-нибудь на палубе. И вот когда Большой Луи высунул голову из люка, Мартино шепотом или запиской дал ему указание. Дальше все просто: шум на палубе — туда посылают Селестена. Он переговаривается с Мартино, чтобы выманить Мегрэ из кубрика. Когда комиссар наполовину вылезает оттуда, двое наверху затыкают ему рот, а двое внизу связывают ему руки и ноги.

Теперь шхуна находится, по-видимому, уже далеко от зоны территориальных вод, которую отделяют от берега всего лишь три мили. Если только они не зайдут в какой-нибудь французский порт, что маловероятно, то Мегрэ бессилен что-либо сделать.

Он не шевелился, так как при каждом движении вода подтекала под пальто. Прижав ухо к земле, он слышал различные шумы и узнавал их один за другим. Так он узнал шум насоса, который стоял в саду Жориса. Значит, Жюли встала. Должно быть, надела сабо и пошла качать воду, чтобы умыться. Но девушка не выйдет из дому. Вот она зажгла свет, потому что еще не совсем рассвело.

Шаги… Кто-то перешел мост и ступил на каменную стенку пирса. Человек шел медленно. С пирса он что-то бросил в лодку, наверное, связку веревок. Рыбак? Мегрэ с трудом повернул голову и увидел его в двадцати метрах от себя, когда тот собирался спуститься по железной лестнице, ведущей к морю. Несмотря на кляп, Мегрэ удалось испустить слабый стон. Рыбак поглядел вокруг, заметил черную груду, долго и недоверчиво смотрел, потом, наконец, решился подойти.

— Что вы тут делаете?

Он, очевидно, слышал о предосторожностях, необходимых при обнаружении преступления, так как с опаской сказал:

— Пожалуй, сначала надо вызвать полицию.

Он все-таки вытащил кляп. Мегрэ начал объяснять, и рыбак не очень уверенно принялся развязывать веревки, бормоча проклятия в адрес того, кто затянул такие узлы.

В бистро служанка открывала ставни. Море становилось неспокойным, хотя ветер и стих. Но это уже не был бешеный ночной шум. Волны, которые шли из открытого моря, достигали на песчаных отмелях трехметровой высоты и разбивались там с глухим грохотом, как бы сотрясая сушу.

Рыбак, невысокий старик, заросший бородой, все еще смотрел недоверчиво и не знал, что делать.

— Надо бы, однако, сообщить в жандармерию.

— Да говорю же вам, что я и сам вроде жандарма в штатском!

— Жандарм в штатском, — беспокойно повторял недоверчивый старик.

Его взгляд скользнул по поверхности моря, пробежал по линии горизонта и остановился вдруг на какой-то точке справа от пирса, по направлению к Гавру. Рыбак испуганно уставился на Мегрэ.

— Ну что там такое?

Рыбак был так взволнован, что не отвечал. Мегрэ понял, только взглянув в свою очередь на горизонт. Вода почти полностью ушла из бухты Вистреама. На расстоянии больше мили тянулся песок, цвета спелой ржи, а за ним, вдали, бушевала белая пена волн. Справа от пирса, примерно в километре, какое-то судно сидело на мели. Одна его половина лежала на песке, другая оставалась в воде. Волны с силой разбивались о его корпус. Две мачты, одна из которых квадратная. Шхуна из Пенполя. Не иначе, как «Сен-Мишель».

В той стороне все было мертвенно-бледным: море и небо сливались в один цвет. И только черное пятно лежащего на мели корабля.

— Слишком поздно ушли после прилива, — прошептал пораженный зрелищем рыбак.

— Такое часто случается?

— Бывает! Вода в проходе стояла низко. Вот течением реки и вытолкнуло их на отмели «Черных коров».

Унылое безмолвие: моросящий дождь, от которого воздух казался ватным. При виде судна, почти полностью выступавшего из воды, трудно было представить, что его экипаж подвергался какой-либо опасности. Но когда «Сен-Мишель» сел на мель, море еще достигало подножья дюн. Не меньше десяти рядов кипящих пеной волн!

— Надо предупредить капитана порта…

Мелкая деталь: рыбак стал машинально поворачиваться в сторону дома Жориса, потом пробурчал:

— Правда, что…

И пошел в другом направлении. Шхуну, вероятно, заметили с другого места, должно быть, с церковной паперти, потому что к ним приближался наспех одевшийся Делькур в сопровождении трех человек. Он рассеянно пожал руку Мегрэ, не замечая, что комиссар промок до нитки.

— Я же им говорил!

— Они предупредили, что уходят?

— То есть, когда я увидел, как они тут швартуются, то подумал, что они не будут ждать прилива, и посоветовал капитану остерегаться течения…

Они спустились на песок. Нужно было идти по лужам, в которых оставалось еще сантиметров тридцать воды. Ноги увязали в песке. Шли долго, с трудом.

— Это опасно для них? — спросил Мегрэ.

— Их уже нет на борту! Иначе они подавали бы сигналы тревоги, подняли бы флаг бедствия… И внезапно озабоченным тоном добавил:

— Вот только шлюпки у них не было. Вы помните? Когда пароход привел шлюпку, ее поставили в шлюз…

— Тогда как же?

— Ну, значит, они добрались до берега вплавь… Или пожалуй…

Делькуру было не по себе. Его что-то тревожило.

— Странно, что они не поставили шхуну на упоры с обеих сторон, чтобы она не легла на борт… Если только она сразу не перевернулась… Ну и дела!..

Подошли поближе. «Сен-Мишель» выглядел плачевно. Виднелся киль, окрашенный зеленой краской, ракушки, прилипшие к нему. Моряки уже рассматривали шхуну со всех сторон, искали повреждения, но ничего не находили.

— Просто сели на мель…

— Ничего серьезного?

— Думаю, что с ближайшим приливом буксир сможет стащить его оттуда… Не понимаю только…

— Что вы не понимаете?

— Почему они бросили судно… Ведь они не из робкого десятка и знают, что шхуна крепкая… Вы посмотрите, какая постройка! Эй, Жан-Батист! Сходи-ка за лестницей…

Без лестницы невозможно было забраться на шестиметровый борт накренившейся шхуны.

— Да не стоит!

Со шхуны свешивался порванный вант. Зацепившись за него, Жан-Батист, как обезьяна, вскарабкался по нему, покачался несколько секунд в воздухе и спрыгнул на палубу. Через несколько минут он спустил вниз конец веревочной лестницы.

— На борту никого?

— Никого!

На берегу, на расстоянии нескольких километров, виднелись дома Див, заводские трубы. Дальше можно было различить очертания Кабура, Улгата, скалистый выступ, скрывающий Довиль и Трувиль.

Мегрэ для очистки совести поднялся по лестнице. На наклонной палубе он чувствовал себя очень неуверенно. Ощущение опасности куда большее, чем на маленьком судне во время страшного шторма. В кубрике валялись осколки разбитого стекла, дверцы шкафчиков раскрылись. Между тем начальник порта не знал, что делать. Он не мог распоряжаться шхуной. Начать снимать ее с мели, вызвать буксир из Трувиля, взять на себя ответственность за все операции?

— Если шхуну оставить здесь до следующего прилива — ей крышка! — проворчал он.

— Хорошо, попытайтесь сделать все, что в ваших силах… Скажите, что это я распорядился…

Никогда еще до сих пор тревога не была столь гнетущей, столь тяжкой. Люди невольно смотрели в сторону пустынных дюн, как если бы ждали, что оттуда появятся моряки с «Сен-Мишеля». Мужчины, женщины и дети шли из деревни в порт. Возвращаясь в Вистреам, Мегрэ заметил в порту Жюли, которая бежала ему навстречу.

— Это правда?.. Они потерпели крушение?..

— Нет… Сели на мель… Такой здоровяк, как ваш брат, должен был выбраться…

— Где он?

Все это было мрачно, непонятно. Когда Мегрэ подходил к гостинице «Универсаль», хозяин окликнул его.

— Я еще не видел двух ваших друзей. Будить их?

— Не стоит…

Комиссар сам поднялся в комнату Люка, который лежал на кровати, связанный так же крепко, как и Мегрэ, прошлой ночью.

— Сейчас вам все объясню…

— Не нужно!.. Пошли…

— Что нового? Вы совсем промокли… У вас такой измотанный вид…

Мегрэ привел его на почту, которая находилась напротив церкви, в верхней части городка. Люди выходили на улицу. Те, кто мог, побежали на берег.

— Ты что, не смог защититься?

— Он меня скрутил на лестнице… Мы поднимались на второй этаж… Он шел сзади… Потом вдруг схватил меня за ногу, и все произошло так быстро, что я и пальцем не успел пошевелить. Вы же его видели!

Всех поражал вид Мегрэ. Можно было подумать, что он всю ночь просидел по шею в воде. На почте он даже не смог писать — бумага намокала от воды, стекавшей с его одежды.