Мегрэ и Клошар

      Доказательством тому служили три других предмета, ещё менее полезные человеку, ночующему на набережных, обертывая грудь бумагой, чтобы защититься от холода: три шарика, три стеклянных катышка, в которых проглядывались желтые, красные, голубые и зеленые прожилки; дети меняют такую безделушку на пять-шесть обычных шариков, поскольку обожают любоваться, как они переливаются разными цветами на солнышке.
      Этим почти исчерпывалось достояние Тубиба, разве что ещё несколько монет да в кожаном кошелечке два банковских билета по пятьдесят франков, слипшихся из-за воды друг с другом.
      Мегрэ держал один из шариков в руке и в течение всего последующего разговора крутил его между пальцами.
      - Отпечатки снял?
      - Остальные больные с интересом наблюдали за этой процедурой. Поднялся в картотеку учета правонарушений и сравнил с имеющимися дактилоскопическими картами.
      - Результат?
      - Нулевой. Келлер никогда не имел дело с полицией, да и вообще с правосудием.
      - Он не приходил в сознание?
      - Нет. Когда я был в палате, Келлер лежал с полуоткрытыми глазами, но, вероятно, ничего не видел. Дышал, несколько присвистывая. Время от времени постанывал.
      Прежде чем отправиться домой, комиссар подписал все текущие бумаги. Несмотря на внешне занятой вид, в его настроении угадывалась некая легкость, отвечавшая непостоянству погоды в тот день в Париже. И только ли по оплошности он, покидая кабинет, сунул в карман стеклянный шарик?
      Был вторник, то есть день, когда мадам Мегрэ неизменно готовила макароны, запекая их с корочкой после того, как посыпала сыром и сухарями. За исключением обязательного для четверга супа потофё* меню в остальные дни менялось каждую неделю. Но вот уже несколько лет по так и невыясненным причинам на ужин во вторник непременно подавались эти макароны, куда хозяйка дополнительно добавляла и кусочки мелко рубленной ветчины, а то и ещё более тонко нашинкованные трюфеля.
      ___
      * Потофё - овощной суп с говядиной и мозговой косточкой.
      Мадам Мегрэ тоже была в приподнятом настроении, и, судя по блеску в глазах, он понял, что супруга разузнала для него что-то новое. Он не стал ей сразу же сообщать, что виделся сегодня с Жаклин Русселе и мадам Келлер.
      - Есть хочу!
      Она ожидала, что он тут же забросает её вопросами. Но комиссар стал их задавать лишь после того как они уселись за стол перед распахнутым окном. Воздух голубел, а где-то в глубинах небес ещё проглядывались красные полоски вечерней зари.
      - Сестра звонила?
      - Считаю, что она вполне достойно вышла из положения. После обеда Флоранс, видимо, беспрерывно названивала всем подругам.
      Рядом с прибором мадам Мегрэ лежала короткая записка с пометками.
      - Повторить тебе, что она сказала?
      Городские шумы создавали звуковой фон для их беседы, к нему добавлялись звуки работавшего у соседей телевизора, по которому начали передавать последние известия.
      - Они тебя интересуют?
      - Предпочитаю послушать тебя.
      Пару-тройку раз, пока она пересказывала ему разговор с сестрой, он опускал руку в карман и поигрывал там стеклянным шариком.
      - Почему ты улыбаешься?
      - Просто так. Весь внимание.
      - Сначала, откуда взялось то богатство, которое тетушка завещала мадам Келлер. История довольно длинная. Хочешь, чтобы я изложила её со всеми подробностями?
      Он утвердительно кивнул, похрустывая макаронами.
      - Она была медсестрой и в сорок лет ещё незамужем.
      - Жила в Мюлузе?
      - Нет, в Страсбурге. Это сестра матери мадам Келлер. Следишь за перипетиями?
      - Да. Так вот, она работала сиделкой в больнице. А там за каждым профессором закреплены несколько палат с его частными пациентами. Однажды незадолго до войны ей пришлось ухаживать за человеком, о котором впоследствии много чего говорили в Эльзасе, неким Лемке, торговцем металлоломом, тот, уже став богатым человеком, имел довольно скверную репутацию. Ходили слухи, что он не гнушался ростовщичеством.
      - Он женился на ней?
      - Откуда ты знаешь?
      Мегрэ уже расскаивался, что испортил ей удовольствие от пересказа этой истории.
      - Угадал по твоему лицу.
      - Да, так и было. Но подожди, что случилось потом. Во время войны он продолжал торговать цветными металлами. Неизбежно пришлось иметь дело с немцами, и он нажил значительное состояние. Я не слишком вдаюсь в детали? Тебе ещё не надоело?
      - Напротив. Что произошло после Освобождения?
      - ФФИ* разыскивали Лемке, чтобы расстрелять, предварительно заставив его вернуть награбленное. Но так и не смогли поймать его. Никто не знал, где они прятались - он и его жена. Им все же удалось добраться до Испании, а оттуда чета Лемке отправилась в Аргентину. Некий владелец прядильни из Мюлуза как-то встретил его там на улице. Еще немного макарон?
      ____
      * ФФИ - Француские внутренние силы - движение Сопротивления (1940-1944 гг.).
      - Охотно. С корочкой.
      - Не знаю, продолжал ли он работать или оба они путешествовали ради удовольствия. Но однажды их самолет, летевший в Бразилию, разбился в горах. Экипаж и все пассажиры погибли. Так вот, именно потому, что они оба погибли в катастрофе наследство досталось мадам Келлер, совершенно не ожидавшей этого. Нормальным путем деньги должны были бы достаться семье мужа. Знаешь по какой причине родня Лемке не получила ни гроша, а племянница его жены отхватила все?
      Он сплутовал, сделав вид, что не имеет ни малейшего представления. На самом деле комиссар все сразу понял.
      - Дело, похоже, обстоит так, что когда муж и жена гибнут в одной и той же катастрофе и никак нельзя установить, кто из них умер первым, то по закону считается, что женщина пусть на несколько секунд но пережила мужчину. Медики утверждают, что мы более жизнестойкие особи, так что в итоге эта тетка сразу же стала наследницей мужа, а уже после её кончины состояние перешло, естественно, к ближайшей родственнице погибшей. Уф!
      Мадам Мегрэ была довольна и весьма гордилась собой.
      - В конечном счете, в какой-то мере получилось так, что из-за медсестры, вышедшей замуж за торговца черным металлом в больнице Страсбурга, их самолета, разбившегося в горах Южной Америки, доктор Келлер стал клошаром. Если бы его жена не стала в одночасье богатой женщиной и если бы они продолжали проживать на улице Соваж, то... Чувствуешь, что я хочу сказать? Разве, по-твоему, он не остался бы в Мюлузе?
      - Возможно.
      - У меня есть информация и о ней, но сразу предупреждаю, что это сплетни, и моя сестра не несет ответственности за их достоверность.
      - Ладно, говори.
      - Мадам Келлер - энергичная, маленького роста женщина, которая не может усидеть на одном месте, обожает светскую жизнь и в буквальном смысле слова охотится за всеми важными лицами. Как только муж уехал, она развернулась во всю, несколько раз в неделю организуя пышные вечерние застолья. Она стала таким образом тайной советницей, своеобразной Эгерией*, префекта Бадэ, чья жена была больна, а к настоящему времени вообще отошла в другой мир. Злые языки утверждают, что она стала его любовницей, а после него у мадам Келлер появились и другие, в том числе некий генерал, фамилию которого я позабыла.
      ____
      * Эгерия - мифологический персонаж, лесная нимфа, тайная советница Нумы Помпилия, второго легендарного царя Рима (715-672 гг. до н. э.), предполагаемого создателя римской религии.
      - Я виделся с нею.
      Была ли разочарована мадам Мегрэ этим известием? Во всяком случае виду она не подала.
      - Ну и как же ты её нашел?
      - Такой, как ты только что описала. Маленькая, нервная, очень ухоженная дама, выглядит моложе своего возраста и без ума от попугайчиков.
      - Почему ты их упомянул?
      - Потому что их там полно, в её апартаментах.
      - Она живет в Париже?
      - На острове Сен-Луи, в трехстах метрах от моста Мари, под которым спал её муж. Кстати, он курил трубку.
      В перерыве между макаронами и зеленым салатом он достало из кармана стеклянный шарик и принялся его по скатерти.
      - Это ещё что такое?
      - Шарик. У Тубиба их было целых три.
      Она внимательно посмотрела на мужа.
      - Тебе он пришелся по душе, так ведь?
      - Думаю, что начинаю его постигать.
      - То есть догадываешься, почему такой человек, как он, стал вдруг клошаром?
      - Может быть. Он провел несколько лет в Африке, был единственным белым человеком в медпункте, удаленном от городов и больших дорог. Но и там он разочаровался.
      - С чего бы?
      Ну как в нескольких простых словах объяснить это мадам Мегрэ, которая провела всю свою жизнь в порядке и опрятности?
      - Я стараюсь разобраться, - продолжал он легким тоном, - в чем он все же провинился.
      - Что ты хочешь этим сказать? Разве не его оглушили и зашвырнули в Сену?
      - Так-то оно так, он жертва.
      - Ну и в чем же дело? Почему ты утверждаешь...
      - Видишь ли, криминалисты, в частности американские, разработали в этой связи целую теорию, и я допускаю, что её выводы не так уж и грешат крайностями, как это кажется на первый взгляд.
      - И чего они там насочиняли?
      - А то, что из десяти преступлений, по меньшей мере в восьми случаях жертва в значительной мере разделяет ответственность с убийцей.
      - Не понимаю...
      Он посмотрел на стеклянный шарик, который словно зачаровывал его.
      - Возьмем, к примеру, жену и ревнивого муже, которые ссорятся между собой. Мужчина бросает упреки в адрес женщины, а та ведет себя вызывающе.
      - Такое, должно быть, случается.
      - Предположим, что у него нож в руке и он бросает ей: "Смотри у меня. В следующий раз зарежу..."
      - И так бывает, наверное, тоже...
      Но не в том мире, где живет мадам Мегрэ!
      - А теперь представь себе, что она в ответ ему дерзит: "Ха, да ты не решишься. Просто неспособен на это".
      - Поняла.
      - Так вот, во многих житейских драмах происходит нечто подобное. Ты только что говорила мне о Лемке, который сколотил состояние наполовину на ростовщичестве, загоняя в отчаяние своих клиентов, наполовину на сделках с немцами. Удивилась ли бы ты, узнав, что его убили?
      - Доктор...
      - Внешне он вроде бы никому зла не причинял. Жил себе под мостами, попивал красное винцо из бутылки и расхаживал по улицам с рекламным щитом на спине.
      - Вот видишь!
      - И тем не менее кто-то спустился ночью на нижнюю набережную и, воспользовавшись тем, что он спал, нанес ему по голове удар, который вполне мог бы оказаться смертельным, после чего волоком дотащил его до Сены, откуда его вытащили лишь чудом. И этот некто имел мотив. Говоря иначе, сознательно или нет, но Тубиб породил в нем стимул устранить его.
      - Он все ещё в коме?
      - Да.
      - Надеешься что-нибудь вытянуть из него, когда он сможет говорить?
      Мегрэ пожал плечами и начал набивать трубку. Чуть позже они потушили свет и уселись у открытого окна.
      То был спокойный и полный неги вечер, когда между фразами провисала длительная пауза, что совсем не мешало им чувствовать себя очень близкими друг другу.
      Когда на следующий день утром Мегрэ пришел на службу, погода по-прежнему оставалась великолепной, столь по весеннему ясная и радостная, что и накануне, а вчерашние зеленые точки на деревьях уже сменились настоящими листочками, пусть даже совсем ещё тонкими и нежными.
      Едва комиссар присел за свой стол, как появился Лапуэнт, не скрывавший своего игривого настроения.
      - К вам пара клиентов, патрон.
      Он, не менее, чем мадам Мегрэ вчера вечером, был горд собой и выказывал нетерпение.
      - Где они?
      - В зале ожидания.
      - Кто такие?
      - Хозяин красного "пежо" и друг, сопровождавший его вечером в понедельник. Моей заслуги в том, что владельца машины так быстро отыскали, не так уж много. Вопреки тому, что можно было бы предположить, в Париже автомобилей такого типа мало, а тех, у кого в номере имеются две девятки, и того меньше - всего три. Одна из них уже неделю, как в ремонте, вторая вместе с хозяином сейчас в Каннах.
      - Ты допросил этих двоих?
      - Задал всего два-три вопроса. Предпочитаю, чтобы вы сами с ними встретились. Позвать?
      В поведении Лапуэнта проскальзывала некая таинственность, будто он подготовил Мегрэ какой-то сюрприз.
      - Валяй...
      Он ждал, сидя на стуле, и в кармане у комиссара, словно талисман, покоился разноцветный стеклянный шарик.
      - Месье Жан Гийо, - возвестил инспектор, впуская первого посетителя.
      Им оказался мужчина лет сорока, среднего роста, одетый с определенной изысканностью.
      - Месье Ардуэн, чертежник.
      Второй выглядел повыше Гийо, был более худым и на несколько лет моложе своего приятеля и, как вскоре убедился Мегрэ, заикался.
      - Садитесь, господа. Как мне доложили, один из вас является владельцем "пежо" красного цвета.
      Не без некоторой гордости руку поднял Жан Гийо.
      - Это моя машина, - подтвердил он. - Купил её в начале зимы.
      - Где вы живете, месье Гийо?
      - Улица Тюренн, недалеко от бульвара Тампль.
      - Ваша профессия?
      - Агент по страхованию.
      Было видно, что его несколько впечатляло то, что он оказался в одном из кабинетов здания Уголовной полиции и что с ним беседует главный комиссар, но при этом они в коей мере не выглядел испуганным. Более того, он даже с любопытством зыркал глазами во все стороны, как если бы собирался впоследствии рассказать друзьям об этом встрече со всеми деталями.
      - А вы, месье Ардуэн?
      - Я жи... живу в т... т... том же д... д... доме.
      - Этажом повыше, - помог ему Гийо.
      - Вы женаты?
      - Хо... хо... холост.
      - А у меня жена и двое детей, девочка и мальчик, - выпалил, не дожидаясь вопроса, Гийо.
      Лапуэнт, стоявший у двери, чему-то слегка улыбался. Оба посетителя, каждый на своем стуле и со шляпами на коленях, казались хорошо спевшимся дуэтом.
      - Вы друзья?
      Они ответили хором и настолько одновременно, насколько это позволяло сделать заикание Ардуэна.
      - Очень близкие.
      - Знаете ли вы Франсуа Келлера?
      Они с удивлением переглянулись, словно впервые в жизни услышали эту фамилию. Чертежник спросил:
      - К... к... кто это?
      - Долгое время работал врачом в Мюлузе.
      - Никогда там не был, - заверил Гийо. - А что, он утверждает, что знает меня?
      - Чем вы занимались в понедельник вечером?
      - Как я уже заявил вашему инспектору, я даже не подозревал, что это запрещено...
      - Расскажите подробно, что вы делали?
      - Когда я вернулся домой к восьми часам из поездки в западные пригороды Парижа, жена отвела меня в уголок, чтобы не слышали дети, и сообщила мне о Несторе...
      - Кто он такой?
      - Наша собака. Огромный датский дог. Ему было уже двенадцать лет, и он очень ласково вел себя в отношении наших ребятишек, которых он, так сказать, знал с пеленок. Когда они были совсем маленькими, он ложился у их кроваток, и даже я еле осмеливался к ним подходить.
      - Итак, ваша жена сообщила, что...
      - Не знаю, держали ли вы когда-нибудь у себя датского дога. Вообще-то они живут, уж не знаю почему, меньше, чем собаки других пород. А в последнее время ещё и страдают чуть ли не всеми человеческими недугами. Вот уже несколько недель, как Нестора почти полностью парализовало, и я предложил отвезти его к ветеринару, чтобы усыпить. Но жена воспротивилась. Когда я в тот день вернулся к себе вечером, то узнал, что Нестор впал в агонию, и супруга, чтобы не травмировать детей этой жуткой сценой, попросила нашего друга Люсьена помочь перенести собаку к нему в квартиру.
      Мегрэ взглянул на Лапуэнта, тот ему подмигнул.
      - Я сейчас же поднялся к Ардуэну с целью выяснить, в каком состоянии находился дог. Бедный Нестор уже отдавал концы. Тогда я позвонил нашему ветеринару, но мне ответили, что он в театре и вернется не ранее полуночи. Мы прождали более двух часов, наблюдая, как он, бедняга, мучился. Я сел на пол, а он положил голову мне на колени. Его тело сотрясали конвульсии...
      Ардуэн согласно кивал головой, потом попытался вставить реплику.
      - Он... он...
      - Он умер в десять тридцать, - перебил его страховщик. - Я пошел к себе и известил жену. Сам остался в квартире, где дети уже спали, а она пошла попрощаться с Нестором... Слегка перекусил, так как не ужинал в тот вечер. Признаюсь, глотнул пару рюмок коньяка, чтобы взбодриться, а когда супруга вернулась, отнес бутылку Ардуэну, на которого эта смерть произвела столь же тягостное впечатление, как и на меня.
      В целом, маленькая драма рядом с другой.
      - Вот тогда-то мы и задумались, что делать с трупом собаки. Я слышал, что для них устроили специальное кладбище, но, как я полагаю, это стоит немалых денег, и к тому же я не могу себе позволить потерять целый рабочий день, чтобы заниматься этим вопросом. А у жены тоже нет времени...
      - Короче, - потребовал Мегрэ.
      - Одним словом...
      Гийо запнулся, потеряв нить своих мыслей.
      - Мы... мы... мы...
      - Нам не хотелось в то же время бросать Нестора где-то на пустыре. Вы представляете себе размеры датского дога? А раскинувшись на полу в столовой Ардуэна, он казался ещё более громадным и внушительным. Коротко говоря...
      Он был доволен, что вернулся к тому месту своего рассказа, когда его прервали.
      - В нескольких словах... Мы решили утопить его в Сене. Я опять пошел к себе и отыскал мешок из-под картошки. Но он оказался недостаточно большим, так что лапы Нестора торчали наружу. Мы с большим трудом спустили груз по лестнице и разместили его в багажнике машины.
      - Во сколько?
      - В одиннадцать часов десять минут.
      - Откуда вы узнали столь точно время?
      - Потому что консьержка ещё не спала. Она видел, как мы тащили мешок, и поинтересовалась, что произошло. Я ей объяснил. Дверь дворницкой была приоткрыта, и я машинально взглянул на настенные часы, они и показывали десять минут двенадцатого.
      - Вы сказали, что собрались бросить пса в реку, так? Вы сразу же отправились к мосту Селестэн?
      - Он ближе остальных к нашему дому.
      - Вам потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться туда. Надеюсь, вы не останавливались по дороге?
      - Нет, когда ехали туда... Причем самым коротким маршрутом. Понадобилось, наверное, минут пять. Я ещё колебался, стоит ли спускаться на машине по пандусу прямо к Сене. Поскольку никого поблизости не было видно, я рискнул...
      - То есть, ещё не было и половины двенадцатого?
      - Ручаюсь, нет. Вы сами увидите... Мы взяли мешок с собакой и кинули его в воду.
      - Так никого и не заметили при этом?
      - Никого.
      - А стояла ли там поблизости баржа?
      - Верно, была. Мы даже углядели проблески света внутри.
      - Но самого речника не видели?
      - Нет.
      - И вы не ходили к мосту Мари?
      - Никакого резона идти дальше у нас не было. Мы бросали Нестора в Сену, стараясь не отходить далеко от автомобиля.
      Ардуэн все время поддакивал, иногда открывал рот, чтобы вставить слово, но затем, обескураженный, вновь закрывал его.
      - Что произошло потом?
      - Мы уехали. Как только поднялись...
      - Вы хотите сказать на набережную Селестэн?
      - Да. Я чувствовал, что здорово выбит из колеи, вспомнил, что коньяка в бутылке больше не осталось. В тот веер мне здорово досталось. Ведь Нестор был почти что членом семьи. Вернувшись на улицу Тюренн, я предложил Люсьену почти чего-нибудь выпить, и мы зашли в кафе на углу улицы Фран-Буржуа, рядом с Вогезской площадью.
      - И снова в ход пошел коньяк?
      - Да. Там тоже были часы, и я взглянул на них. Хозяин ещё уточнил, что они убегали вперед на пять минут. Было без двадцати минут полночь.
      И он повторил с сокрушенным видом.
      - Клянусь, я не знал, что это запрещено. Поставьте себя на мое место. Особенно если учитывать детей, которых я хотел уберечь от этого печального зрелища. Кстати, они ещё не знают, что собака сдохла. Мы им сказали, что она убежала и что её, возможно, найдут...
      Абсолютно неосознанно, Мегрэ выудил из кармана шарик и принялся вертеть его между пальцами.
      - С какой стати я стал бы вам лгать? Если полагается заплатить штраф, то я готов...
      - Во сколько вы вернулись домой?
      Оба приятеля с некоторым смущением опять переглянулись. Ардуэн вновь было уже открыл рот, но и на этот раз ответил Гийо.
      - Поздно. Примерно в час ночи.
      - Разве кафе было ещё открыто?
      Мегрэ хорошо знал этот квартал Парижа: все заведения там закрывались в полночь, и даже ещё раньше.
      - Нет. На посошок мы пили уже на площади Республики.
      - Вы были пьяны?
      - Знаете, как это бывает. Пьешь, когда переволнуешься. Рюмка... Потом другая...
      - Вы не возвращались, не ходили вдоль Сены?
      Гийо недоуменно взглянул на приятеля, как бы с просьбой подтвердить его слова.
      - Не было такого! А зачем?
      Мегрэ повернулся к Лапуэнту.
      - Уведи их в соседнее помещение и сними показания. По всей форме. Благодарю вас, господа. Мне, видимо, не стоит добавлять, что все вами сказанное будет проверено.
      - Клянусь, что сказал правду. - Я... я... то... то... тоже.
      Все это выглядело как фарс. Мегрэ остался в одиночестве в своем кабинете, подошел к открытому окну, по-прежнему держа шарик в руке. Он задумчиво оглядел Сену, мирно несущую свои воды по ту сторону деревьев. Проследил за проплывавшими мимо судами, отметил светлые пятна женских платьев на мосту Сен-Мишель.
      В конце концов он вернулся на место и позвонил в Отель-Дьё.
      - Соедините меня со старшей сестрой в хирургическом отделении.
      Теперь, после того как она видела его вместе со своим большим начальством и получила соответствующие инструкции, она была приторно любезна.
      - Я как раз собиралась с вами связаться, месье комиссар. Профессор Маньен только что осматривал больного. Нашел, что он чувствует себя намного лучше, чем вчера вечером, и он надеется, что удастся избежать осложнений. Это почти чудо...
      - Он пришел в себя?
      - Не совсем, но начал поглядывать вокруг с интересом. Трудно выяснить, осознает ли он, где и в каком состоянии сейчас находится.
      - Повязки ещё не сняли?
      - На лице их нет.
      - Вы считаете, что он уже сегодня окончательно очнется?
      - Это может произойти в любую минуту. Вы желаете, чтобы я вас предупредили, как только он заговорит?
      - Нет. Я сам приду к вам.
      - Сейчас?
      Да, именно в эти минуты. Ему не терпелось познакомиться поближе с самим человеком; пока что он видел лишь его забинтованную голову. Уходя, он заглянул в комнату инспекторов, где Лапуэнт печатал на машинке показания страховщика и его заикающегося друга.
      - Я иду в Отель-Дьё. Когда вернусь, не знаю.
      Ходу было всего всего-ничего. Он шел туда, как к соседям, не спеша, трубка - в зубах, руки - за спиной, в голове - рой довольно нестройных мыслей.
      Подходя к больнице, Мегрэ наткнулся на толстушку Леа, как и вчера, одетую в свою розовую кофту; она с раздосадованным видом отходила от окошка справочной для посетителей. Клошарка тут же кинулась к нему.
      - Знаете, месье комиссар, мне не только не разрешают навестить его, но даже отказываются говорить о его состоянии. Грозились вызвать ажана, чтобы тот вышвырнул меня за дверь. У вас есть новости о Тубибе?
      - Мне только что сообщили, что ему стало значительно лучше.
      - Есть надежда, что он выздоровеет?
      - Это вполне вероятно.
      - Сильно Тубиб страдает?
      - Не думаю, что он это осознает. Предполагаю, что ему делают нужные уколы.
      - Вчера какие-то хмыри в штатском пришли и забрали его личные вещи. Это были ваши люди?
      Он утвердительно кивнул, добавив с улыбкой:
      - Ничего не бойтесь. Все ему вернут.
      - Вам все ещё не ясно, кто это ему такую подлянку устроил?
      - А вам?
      - В течение тех пятнадцати лет, что я живу на набережных впервые случилось, чтобы кто-то напал на клошара. Мы ведь, прежде всего, люди безобидные, и вы должны знать это лучше, чем кто-либо.
      Сказанное слово понравилось Леа и она его повторила:
      - Да, безобидные. Мы даже не деремся друг с другом. Каждый уважает свободу других. Если бы этого не было, зачем бы тогда было спать под мостами?
      Он повнимательнее присмотрелся к Леа, отметил, что её глаза были несколько подернуты красными прожилками, лицо стало ещё более багровым, чем вчера.
      - Вы выпили?
      - Чтобы заморить червячка...
      - Что говорят ваши приятели?
      - Ничего. Когда видел в этой жизни все, уже не забавляет что-то там комментировать.
      Когда Мегрэ уже переступал порог здания, она спросила:
      - Могу я подождать вас, чтобы узнать последние новости?
      - Не исключено, что я задержусь надолго.
      - Ничего. Все равно, где ошиваться - тут или где-то еще...
      Она опять обрела хорошее настроение, свою детскую улыбку.
      - У вас не найдется, случаем, сигаретки?
      Он показал на трубку.
      - Ну, тогда понюшку табаку... раз нечего курить, хоть пожую...
      Мегрэ вошел в лифт вместе с двумя медсестрами и больным, которого везли на каталке. На четвертом этаже нашел старшую медсестру, которая выходила из палаты.
      - Вы знаете, где он лежит. А я присоединюсь к вам буквально через минуту... А то меня вызывают в службу неотложной помощи.
      Как и накануне, взгляды лежачих больных дружно сфокусировались на нем. былое такое впечатление, что они его узнали. Комиссар сразу же направился к койке доктора Келлера, держа шляпу в руке и наконец-то увидел его лицо, с которого сняли практически все повязки, оставив лишь несколько лейкопластырей.
      Тубиба ещё вчера побрили, и он мало походил на свое фото в удостоверении личности. Заострившиеся черты лица, землистый цвет кожи, тонкие губы. Но особенно поразило Мегрэ выражение его глаз, когда комиссар неожиданно поймал его взгляд.
      Сомнений больше не было: Тубиб рассматривал его, и это не был взор человека, ещё не пришедшего в сознание.
      Комиссара смущало то, что их общение происходит в молчании. С другой стороны он не представлял себе, что мог бы сейчас сказать Келлеру. Около кровати стоял стул, и он, усевшись на него, скованно произнес вполголоса:
      - Вам лучше?
      Мегрэ был уверен, что его слова не затеряются где-то там, в тумане мыслей больного, что они будут замечены и поняты. Но устремленные на него глаза все ещё оставались неподвижными, и в них отражалось лишь полное безразличие.
      - Вы меня слышите, доктор Келлер?
      Это было началом длительной и не оправдавшей надежд борьбы.
      Глава пятая
      Обычно Мегрэ редко разговаривал с супругой о текущем расследовании. Впрочем, он не обсуждал его и со своими ближайшими сотрудниками и, как правило, ограничивался тем, что раздавал им различные поручения. Это объяснялось его особенной манерой работать по делу, пытаться понять, мало-помалу проникнуться жизнью людей, о которых о ещё вчера не имел ни малейшего представления.
      - Что вы об этом думаете, Мегрэ? - частенько спрашивал его следователь во время выезда бригады на место происшествия или восстановления обстоятельств преступления.
      И во Дворце правосудия повторяли его неизменный в таких случаях ответ:
      - Я никогда не думаю, месье следователь.
      И кто-то однажды глубокомысленно уточнил:
      - Так оно и есть, он просто пропитывается людьми и обстоятельствами.
      В известном смысле это было верно, ибо для него слова несли слишком большую смысловую нагрузку, так что он предпочитал отмалчиваться.
      На сей раз дело обстояло иначе, по крайней мер, в отношении мадам Мегрэ, вероятно, потому, что благодаря своей сестре, проживавшей в Мюлузе, она ему здорово помогла. Поэтому, садясь в обед за стол, он возвестил:
      - А сегодня я лично познакомился с Келлером.
      Она была поражена. И не только потому, что он инициативно, сам заговорил о ходе расследования, но и сделал это в жизнерадостном тоне. Может, слово не было совсем уж адекватным. Как нельзя было сказать, что он пребывал в игривом настроении. Тем не менее, в его голосе и глазах проскальзывали некая легкость и определенное хорошее расположение духа.
      В кой веки раз газетчики не приставали к нему, заместитель прокурора и следователь не беспокоили. Подумаешь: под мостом Мари напали на какого-то клошара, бросили в Сену, разлившуюся весенним половодьем, он чудесным образом выпутался из этой злополучной ситуации, а профессор Маньен до сих пор не мог прийти в себя от изумления перед его способностью восстанавливать свои жизненные силы.
      В общем и целом, то было преступление без жертвы, если не сказать сильнее - без убийства, и никто о Тубибе не беспокоился, разве что толстуха Леа и, может быть, два-три бомжа.
      Ну, а Мегрэ посвящал этому делу столько времени, как если бы случилась драма, и вся Франция, затаив дыхание, следили за развитием событий. Похоже, комиссар воспринял его как личную проблему, и по манере, в какой он объявил о своей встрече с Келлером, можно было бы сделать вывод, что речь шла о важном господине, встретиться с которым он и его жена жаждали уже давно.
      - Он пришел в себя? - полюбопытствовала мадам Мегрэ, стараясь не проявлять чрезмерного интереса.
      - И да, и нет. Он не произнес ни слова, довольствовался лишь тем, что взглянул на меня, но я уверен, что он не упустил ни слова из того, что я ему сказал. Старшая медсестра придерживается иной точки зрения. Она утверждает, что Тубиб находится ещё в дурмане от напичканных в него лекарств и его состояние сейчас схоже с тем, что испытывает боксер, поднимающийся с ринга после нокаута.
      Мегрэ кушал, поглядывая в окно, слушал птиц.
      - У тебя сложилось впечатление, что ему известно, кто ударил его?
      Мегрэ вздохнул и в конце концов не удержался от непривычной для него легкой улыбки, и она была сродни насмешке, которая, казалось, предназначалась ему самому.
      - Понятия не имею. Мне было бы трудно объяснить сейчас свои ощущения.
      Редко когда в своей жизни он бывал настолько сбит с толку, как это произошло сегодня утром в Отель-Дьё, но одновременно и увлечен в такой степени решением загадки.