Широко закрытые глаза

      – Стойте! Это тот самый стол, на котором нашли ключ?
      – Естественно.
      – Тогда, значит, миссис Гэр была убита. Теперь я знаю, как убийца вышел из этого помещения после того, как совершил свое черное дело.
      Трое полицейских смотрели на меня, вытаращив глаза.
      – Выкладывайте!
      – Очень просто. Убийца вышел через дверь и запер её за собой. Вероятно, он собрал всех животных и запер их.
      – Великолепно. Потом он сунул ключ под дверь, а одна из кошек аккуратно положила его на стол! – язвительно сказал один из полицейских.
      – Напротив! Он подождал, пока все в доме успокоится. Потом обошел дом сзади и бросил ключ в кухню через эту узкую щель в верхней части окна. Ключ упал на этот стол.
      – О святое небо, лейтенант, я думаю, миссис Дакрес права! – возбужденно закричал Вэн и уставился на приоткрытое, заколоченное окно. – Я могу даже повторить это. Подождите-ка все здесь. Я сейчас попробую.
      Он выбежал из кухни. Через несколько минут в кухню через щель в окне влетел ключ. Он ударился о край стола и упал на пол.
      – Бросайте его немного больше вправо! – крикнул Штром.
      Появился второй ключ и с металлическим стуком упал на стол. Штром вытер лицо громадным носовым платком.
      – Пять сантиметров от места, где лежал тот самый ключ! Этого достаточно, Вэн. Спасибо.
      Он присел к столу и глубоко задумался. Вэн вернулся и смотрел на меня сияющим взглядом.
      – Так, – сказал Штром, блеснув глазами. – Кто-то помог миссис Гэр умереть. – Он подошел к лестнице, от которой я его перед этим отозвала. – Теперь я вам кое-что покажу.
      Он взял меня за плечи, подвел к нижней ступеньке подвальной лестницы и направил луч своего мощного фонаря на верхние ступени.
      – Вам ничего не бросается в глаза?
      – Краска на ступеньках почти полностью стерта.
      – Я не это имею в виду. Вспомните-ка о показаниях на судебном расследовании. В связи с этим вас в самом деле ничего не удивляет?
      Я поломала голову и, в конце концов, созналась, что ничего необычного не заметила.
      – Я повторю одну фразу из показаний Джерри Фостера: «Толстый слой пыли на этой лестнице был нетронут».
      До меня тут же дошло, к чему клонил Штром.
      Он торжествующим тоном продолжал:
      – За это время лестница была подметена! И кто же её подмел? Определенно не миссис Тевмен, так как она удрала сразу же после судебного расследования. Она заявила, что не задержится в этом доме ни на минуту дольше, чем это необходимо. Миссис Халлоран тоже не могла этого сделать. Она сюда и ногой не ступала и вообще не приходила в дом, пока мы вчера во второй половине дня не доставили её сюда с целью допроса. Мои сотрудники также не прикасались к этой лестнице. Они убрали этот свинарник в кухне, и я ещё подумал, когда проверял их работу: «И что за лентяи! Уж лестницу-то они, по меньшей мере, тоже могли бы подмести!» Следовательно, имеется только одно существо, которое могло быть заинтересовано в том, чтобы лестница была подметена – это именно тот, кто напал на миссис Дакрес. Преступник воспользовался этой лестницей и не хотел, чтобы были обнаружены его следы. И, таким образом, он должен был как-то воспользоваться и верхней дверью! Заколоченной, закрытой на засов – мне безразлично. Никакой другой возможности нет!
      Штром взбежал вверх по лестнице. Мы с любопытством последовали за ним, наблюдая, как он тщательно исследует дверь. Луч его фонаря скользил по поверхности двери.
      – Мы проверяли эту ручку на наличие отпечатков пальцев. Ничего не нашли! Это тоже подозрительно! Ручка двери, неиспользуемой в течение такого долгого времени, в общем, не должна быть такой тщательно вытертой! Но задвижка не двигается.
      Луч его фонаря заиграл на винтах, крепящих филенку двери. И вдруг мы все заметили на старой масляной краске этой двери свежую царапину.
      – Царапина! Вы только посмотрите – свежая царапина!
      Штром взял отвертку и начал отворачивать четыре винта. Это удалось сделать очень легко. Затем он взялся за ручку двери и потянул – мне пришлось поддержать его сзади, так как иначе он кувырком скатился бы вниз по лестнице. Потому что дверь открылась совсем легко! Мы все вскрикнули от удивления. При ближайшем рассмотрении мы установили, что заржавевший засов был посередине распилен!
      – Черт побери! – вскричал Штром, отбросив в сторону все приличия. Черт возьми!
      Меня же во всем этом деле больше всего ошеломило тот факт, что я могла проспать перепиливание железного засова.
      – Ведь это, должно быть, страшно шумная работа!
      – Вы ведь пришли домой только в три часа утра, миссис Дакрес. С полуночи до трех часов утра можно успеть перепилить дюжину старых задвижек.
      – Таким образом, это означает, что, когда я вернулась домой, кто-то уже подстерегал меня там, внизу…
      – Вероятно.
      – Я задаю себе вопрос, смогу ли я когда – либо опять спать спокойно?
      Штром рассмеялся.
      – В этом я твердо убежден!
      – А я нет! Мысль о том, что кто-то, возможно, притаился там внизу и поджидает момент, чтобы ещё раз ударить меня по черепу, совсем не утешительна!
      – Во второй раз этого не случится! – заверил меня лейтенант полиции. – До окончания этого дела мои люди будут дежурить здесь внизу в течение всей ночи, не сходя с места.
      – Кроме того, слесарь поставит здесь хороший, надежный новый замок. Согласны?
      – Я уже никогда не буду чувствовать себя в безопасности. Подумать только, что я доверилась этим дурацким стульям под ручкой двери в гостиной!
      Лейтенант Штром, ухмыльнувшись, подмигнул своим сотрудникам.
      – Самое лучшее для миссис Дакрес – это снова выйти замуж. Любые меры безопасности не так надежны, как храбрый супруг! – засмеялся он. Затем снова повернулся к двери. – Здесь, должно быть применена не совсем обычная пила. Есть в этом доме кто-нибудь, кто был в заключении?
      – Нет, насколько я знаю. Правда, сын мистера Баффингэма сидит…
      – Об этом я тоже уже вспомнил.
      Мне в голову пришла мысль:
      – Какова сумма залога за освобождение молодого Баффингэма?
      – При убийстве залог не разрешен.
      – Но адвокаты тоже стоят огромных денег! Вероятно, Баффингэмы остались должны довольно большую сумму, не правда ли? Я уже часто задавала себе вопрос, не потому ли адвокаты добиваются свободы для своих клиентов, чтобы они могли снова ограбить какой-нибудь банк и заплатить гонорар адвокату…
      – Все это очень остроумно, но не приближает нас к цели, – нетерпеливо сказал Штром. – Во всяком случае, теперь мы знаем, как ваш обидчик вошел в вашу комнату и как снова вышел. По крайней мере, это уже кое-что! Сразу после обеда я распоряжусь собрать всех обитателей этого дома и начну допрос. В вашем присутствии, миссис Дакрес.
      Мужчины ушли обедать, а я тем временем выпила свой надоевший апельсиновый сок, ненадолго прилегла, потом встала и оделась.
      Халлоранов, должно быть, тоже вызвали, так как, с трудом облачась в свою одежду, я услышала доносящийся из холла голос миссис Халлоран.
      Вернувшись, лейтенант Штром превратил мою гостиную в импровизированный судебный зал. Он сел в кресло к моему складному обеденному столу, я заняла место на диване, исполняя одновременно роли слушателя и присяжного заседателя. Первым вызвали Халлоранов. К моему удивлению, явились не двое, а все девять Халлоранов. Впереди выступали миссис мистер Халлоран, а следом за ними в комнату гурьбой вошли семеро маленьких Халлоранов. Шестеро из них были шумными, невоспитанными и неприятными миниатюрными копиями родителей. Однако, старшая дочь раздавала тумаки и подталкивала остальных, младших детей, пока они до некоторой степени не образумились.
      На вопросы лейтенанта Штрома отвечала миссис Халлоран.
      – Мы отмечали получение наследства! В конце концов, мы же имеем на это право…
      – Право отмечать у вас никто не оспаривает. Расскажите, пожалуйста, где вы были и в какое время.
      – После судебного расследования мы пошли домой и забрали наших малышей. Потом мы все отправились в ресторан «Эль-Лаго» – о чем я, впрочем, вчера уже рассказывала – первосортный ресторан скажу я вам! И мы, наконец-то, заказали себе все, что хотели! – Голос миссис Халлоран звучал гордо. Следовательно, это означало, что адвокаты выдали им аванс в счет наследства. – Итак, мы поели. Так хорошо мы уже давно не ели. У них в «Эль-Лаго» прекрасный повар! После этого мы все отправились в «Ред бабль».
      Это был ночной клуб. И детей они, очевидно, тоже потащили туда с собой. Я раскрыла рот, что мисс Халлоран, по-видимому, приняла как выражение моего восхищения, так как продолжила:
      – Своим детям всегда нужно показывать только лучшее из лучших. Им, конечно, там ужасно понравилось! Наш стол был совсем рядом с танцплощадкой, и мы с Халлораном тоже танцевали. Двое наших малышей уснули, но это ничего не испортило. Нам лишь пришлось их разбудить, так как к нам присоединились ещё друзья, с которыми мы затем все вместе отправились в пивную. Одно очень забавное заведение на Мэйн-стрит. Потом мы поменяли его на другое, на Хэмпстед-стрит. Там мы встретили ещё больше друзей. Уже давно мы так хорошо не веселились!
      – Мистер Халлоран все время оставался с вами?
      Она бросила кокетливый взгляд на стоявшего поодаль супруга и задорно сказала:
      – Конечно, он был со мной! Вы ведь не думаете, что он позволил бы своей жене выходить одной!
      Мистер Халлоран смущенно ухмыльнулся. Я очень хорошо могла себе представить, что теперь, когда его жена стала наследницей, он от неё не отстанет. Меня поражала эта куча детей. Они, по-видимому, были не из робких. Штром некоторое время молча смотрел на миссис Халлоран, а затем сказал:
      – Ваши показания правдивы, мы их уже проверили. Это семейство вернулось домой только на восходе солнца. И едва ли они были достаточно трезвыми для того, чтобы суметь отравить кого-либо хлороформом.
      Все Халлораны торжествующе посмотрели друг на друга.
      Следовательно, мне приходилось примериться с тем, что Халлоран, которого я до этого подозревала больше всех остальных, действительно невиновен.
      – Спасибо, – коротко сказал лейтенант Штром и кивком головы отпустил всю семью. Они с шумом покинули комнату и продолжали шуметь за дверью, в холле. Впрочем, они оставались в доме всю вторую половину дня, так как дети ведь ещё как следует не видели своего будущего нового жилища. Меня удивляло, что они ещё раньше не занялись этим имуществом. Но, в конце концов, с момента обнаружения мисс Гэр прошла неделя. Одна неделя! Чего только не случилось за этот короткий промежуток времени! И что ещё произойдет!? При мысли о переезде сюда всей семьи Халлоранов я ужаснулась. Вероятно, мне придется искать какое-то другое пристанище. Но, разумеется, не раньше, чем прояснится эта тайна! Я не собиралась позволить скрыться моему обидчику.
      – Пригласите, пожалуйста, Тевменов, Вэн! – распорядился Штром.
      Появилась миссис Тевмен в сопровождении своего малорослого, похожего на крысу супруга. Видимо, они ожидали в холле.
      – Итак, Тевмен, я хотел бы сначала кое о чем вас спросить. Можете ли вы обращаться с пилой по металлу так же хорошо, как и с пилой по дереву?
      – Пила по металлу?
      – Вот именно – пила по металлу.
      – Понятия не имею! Но думаю, что смогу.
      – Не находили ли вы когда-нибудь здесь, в доме такую пилу для стали?
      – В ящике с инструментами за корытом есть одна пила… но пилит ли она сталь…
      – Ладно, оставим пока это. Теперь повторите ту историю, которую вы мне рассказывали вчера. Что вы делали в понедельник?
      – Ну, лейтенант, это было так: я присутствовал при судебном расследовании… – Я видела, что он нервничал и немного дрожал. – Как я уже говорил, мой брат и я держим сосисочную – он работает днем, а я ночью. Ну, в понедельник моя жена отправилась сюда, чтобы забрать наши вещи, а я пошел прямо на работу. Мой брат был, конечно, там, и мы побеседовали с ним приблизительно до девяти часов вечера… ну, да… и потом я остался один на рабочем месте. Его я не мог оставить ни на минуту, иначе сопрут… э… я хотел сказать, они у меня все украдут…
      – Звучит логично. – Штром обратился ко мне: – Его рассказа тоже соответствует истине. Мы опросили нескольких его клиентов.
      Затем он вопросительно посмотрел на миссис Тевмен:
      – Итак?
      – Я вернулась сюда… я хочу сказать, после того судебного расследования. – Она выглядела сердитой. – Я решила ни минуты больше не оставаться в этом доме. Потому что с миссис Халлоран как хозяйкой мне стало ещё невыносимее, чем прежде. Увидев, что в холле уже нет дежурного полицейского, я спустилась вниз, собрала все наши пожитки и отправилась прямо к Джиму. Это мой родственник. И там осталась, вы ведь не собираетесь меня вернуть сюда, лейтенант?
      – Нет, нет, миссис Тевмен, Вы можете спокойно оставаться у своего родственника. Где ваш ключ?
      – На книжной этажерке в холле.
      – Вот видите? – обратился ко мне Штром. – Этот ключ тоже был там. Конечно, вполне возможно, что Халлораны или Тевмены изготовили себе запасной ключ. Но в этом я сомневаюсь. – На этом он отослал Тевменов, и те с облегчением покинули комнату.
      – Я намеренно распорядился вызвать сначала этих четырех свидетелей. Я был убежден, что ни один из них не имеет отношения к нападению на вас и связанному с ним убийству миссис Гэр. Их участие, по моему мнению, полностью исключается. С остальными людьми, проживающими здесь, дело обстоит уже иначе. У меня такое ощущение, что каждый из них подозрителен.
      Перед моим мысленным взором прошли все обитатели этого дома.
      – Почему вы так полагаете, лейтенант Штром? – взволнованно спросила я.
      – Давайте поразмыслим. Может ли здесь идти речь о посторонних? Исключено. Это должен быть кто-то из числа тех, кто знает этот дом и внутри, и снаружи и легко может войти в него.
      – Это я понимаю.
      – Итак, кто здесь оказывается под вопросом? В первую очередь Кистлер. Для него ведь, в сущности, было очень просто ещё раз потихоньку спуститься вниз после трех часов утра, не правда ли? – улыбаясь, сказал Штром. – Не думаю, что вы относитесь к типу людей, расположенных к самоубийству – а, впрочем, довольно затруднительно сначала ударить себя по черепу, а после этого самой себя травить хлороформом.
      – Что вы говорите! Мне сейчас пришло в голову ещё кое-что. Чем меня, собственно, ударили по голове?
      – Ах, вы этого не знаете? Молотком из ящика с инструментами внизу. Разумеется, на нем мы тоже не обнаружили никаких отпечатков. Итак, на ком мы остановились? Ах, да – Кистлер. Баффингэм. Грант. Мисс Санд. Уэллеры. Шесть человек.
      – Я не могу себе представить, чтобы это была женщина. Это должен быть мужчина. Конечно, следует учесть, что у мисс Санд была бутылка с пятновыводителем…
      – Вот именно – следует учесть очень многое! Если это были Уэллеры, то они должны были действовать вместе. Они во всем заодно. Вэн, приведите сюда мистера Баффингэма.
      Но Вэн вернулся один.
      – Баффингэм ушел в магазин. Густав в холле сказал, что за ним следит сержант Джонсон.
      – Значит, придется его подождать. Тогда займемся сейчас Грантом.
      Бедный старый мистер Грант вошел в комнату, как всегда, робко, крадучись. Казалось, что за эту прошедшую неделю он постарел на несколько лет. Штром объяснил ему причину этого второго допроса.
      – Как я вчера уже сообщил, – начал мистер Грант, сидя на краешке стула и сложив руки на коленях, – меня изрядно взволновало это судебное расследование. Я все время думал о… я думал о разном. Я пошел домой пешком, пришел и сел с книгой у себя в комнате. Но читать не смог. Во всяком случае, я не мог сосредоточиться.
      – Вы оставались там весь вечер?
      – Да, приблизительно до одиннадцати часов. Потом я вышел.
      – Это ваша привычка – выходить так поздно вечером?
      – С некоторых пор я постоянно совершаю поздние прогулки. Я плохо сплю. У меня нервы. При судебном расследовании многое прояснилось – многое, что меня взволновало.
      – Вот как? Что же, например?
      – Например, это завещание. Какая ирония! Скверная, злая старуха получила то, что заслужила!
      – Ах, – тихо произнес Штром, – значит, вы находите правильным, что у этой старой женщины был такой ужасный конец?
      – Я не только нахожу это правильным, я просто рад этому, – спокойно сказал мистер Грант.

18

      Мы все с изумлением уставились на старика. Этого мы от кроткого, тихого старца не ожидали!
      – Однако, вчера вы такого не говорили. Могу ли я спросить о причинах вашей радости?
      Мистер Грант смотрел на полицейского спокойно и приветливо.
      – На судебном расследовании говорилось об дурном и грязном прошлом миссис Гэр, не так ли? Эта женщина принесла бесконечные страдания многим людям. Матерям… матерям невинных дочерей… матерям, которые даже на смертном одре громко выкрикивали имена своих несчастных дочерей…
      Он сжал губы и на несколько мгновений умолк.
      – Такая злая ведьма не заслуживает лучшего конца!
      Штром спросил тихо и спокойно:
      – А какое отношение все это имеет к вам лично, мистер Грант?
      Руки Гранта теперь вяло и неподвижно свисали между его коленями.
      – О, никакого… совершенно никакого. Я лишь вижу в этом Божью кару!
      – А вы не помогли немного Богу осуществить его кару?
      – Нет… нет… конечно, нет… я не могу мешать Господу Богу в его делах.
      Штром сел на место и испустил глубокий вздох. Мистер Грант вел себя, по меньшей мере, очень странно. Его последняя фраза прозвучала чуть ли не как сожаление. Как будто он с большим удовольствием взял бы на себя эту работу Господа Бога. Я наблюдала за Штромом, который, в свою очередь, не спускал глаз с допрашиваемого.
      – Вы не должны обижаться на Господа Бога за то, что он не призвал вас на помощь! Итак, – что же произошло во время этой вашей прогулки?
      – Я шел вдоль Уотер-стрит мимо Эллиот-хауза и увидел идущего мне навстречу мужчину. Это был мистер Баффингэм, который возвращался домой с работы. Мы вместе пришли домой и расстались на втором этаже, в коридоре. Вчера утром я был разбужен этим шумом и суматохой в доме.
      – Скажите, мистер Грант, пользуетесь ли вы иногда пилой?
      Мистер Грант выразил своим видом полное недоумение.
      Наконец, он сказал:
      – В детстве я, по случаю, пользовался ею на ферме своего отца. Когда помогал пилить дрова.
      – А вам знакома пила по стали?
      – Едва ли… во всяком случае, я никогда такой не видел.
      – А вы можете себе представить, как она выглядит?
      – Я думаю, похожа на пилу по дереву. Может быть, тоньше и прочнее. Я, собственно говоря, даже не знал, что сталь можно распилить, – но думаю, и до этого дойдут. В конце концов, даже алмазы ведь можно шлифовать…
      Он смотрел на нас поверх стекол своих очков, как бы не очень понимая, чего мы от него хотим.
      – Большое спасибо, мистер Грант. Вы можете идти.
      – Этот парень задал мне задачу, – сказал Штром, когда старик покинул комнату. – Если бы мы только могли установить, имеет ли он какое-то отношение к темному прошлому миссис Гэр – но это не в наших силах! Двое моих сотрудников в течение двух дней изучали его прошлое. Все, что мы смогли выяснить – это то, что он прибыл в Джиллинг-сити четыре года назад. Он утверждает, что приехал сюда из Дейтройта. Этого, конечно, проверить невозможно. В Дейтройте тысячи Грантов! Сразу же по своем прибытии он поселился в этом доме и живет на проценты от каких-то акций. Мне бы очень хотелось узнать, не сыграла ли миссис Гэр с ним когда-нибудь злую шутку. Он не тот человек, который стал бы убивать ради нескольких сотен долларов, но может это сделать, чтобы заплатить по старым моральным счетам.
      – Но со мной у него нет никаких старых счетов, – заявила я. – И, кроме того, я не могу представить себе этого старого человека в роли крадущегося в ночи душителя…
      – Но не забывайте то, что услышали от него. И, кроме того, вы ведь тоже задали несколько очень неприятных вопросов!
      – Тогда, значит, он хотел убить меня, чтобы защитить себя. Но мне он представляется человеком, который совершенно безразлично относится к собственной безопасности. Он апатичен…
      – Ах, эти ваши психологические рассуждения! – утомленно сказал Штром. – Кистлер уже дома? Сколько сейчас, собственно, времени? Четыре часа? Тогда мы должны подождать ещё мисс Санд. Пригласите, пожалуйста, Уэллеров.
      При появлении супружеской пары Уэллеров у меня началось учащенное сердцебиение. Не произносил ли лейтенант Штром в их адрес слово «шантаж»? Меня удивляло, что они меня ни разу за прошлый день не навестили. Я помнила, что, когда я пришла в сознание, миссис Уэллер заботилась обо мне. А мистер Уэллер помогал Кистлеру взломать дверь. Странно, что они ни разу не справились о моем здоровье.
      Войдя в комнату, они лишь бросили на меня мимолетный взгляд. По приглашению лейтенанта Штрома они сели. У обоих на лицах было одинаковое, непроницаемое выражение. Но за этими неподвижными масками скрывались неуверенность и страх.
      – Уэллер – приветливо начал Штром, – не будете ли вы так добры повторить ещё раз для сведения миссис Дакрес, что вы нам уже рассказывали о событиях понедельника.
      Мистер Уэллер рассказал, что после судебного расследования он в обществе своей жены и мисс Санд отправился ужинать. Он сообщил, что сразу по прибытии домой он и его жена легли спать и были разбужены криками Кистлера. Так же, как и он, мистер Уэллер помогал доктору в попытках вернуть меня к жизни. Впервые я узнала о своем ужасном состоянии. Во всяком случае, я тут же поблагодарила их за помощь. Когда оба закончили свои рассказы, Штром с минуту сидел неподвижно, а затем вновь обратился к мистеру Уэллеру.
      – Теперь я должен спросить о некоторых, сугубо личных вещах, Уэллер. – Голос Штрома звучал уже не так учтиво, как прежде. – Почему вы до сих пор умалчиваете, что у вас есть долговая расписка миссис Гэр?
      Уэллер вздрогнул, и я заметила, что маленькая полная рука миссис Уэллер тоже сильно задрожала. Ее муж избегал смотреть в глаза лейтенанту полиции.
      – Эта расписка никак не связана со смертью миссис Гэр. Речь идет о частном деле.
      – Такое частное дело может легко привести к крупной ссоре и, возможно, к убийству! – прикрикнул на него Штром.
      – У меня не было с миссис Гэр никакой ссоры.
      – Это вы говорите! А я знаю случайно, что миссис Гэр предлагала вам покинуть этот дом. А теперь правдиво расскажите нам, почему миссис Гэр была вам должна деньги.
      – Много лет назад она взяла у меня взаймы.
      – Почему?
      – Ну… потому что… вероятно… потому что ей нужны были эти деньги.
      Уэллер облизнул языком свои сухие губы.
      – Хм. Уэллер, миссис Дакрес рассказывала мне, что миссис Халлоран видела эту долговую расписку, когда заходила к вам по поводу квартирной платы.
      Уэллер ничего не ответил.
      – Почему вы не предъявили эту расписку в комиссию по наследству?
      – Я не хотел торопиться. Я думал, что будет приличнее немного подождать. – Уэллер все ещё избегал смотреть на Штрома.
      – Может быть, вы хотели подождать пока полиция закончит свое расследование?
      – Нет, нет – мне просто казалось слишком корыстным и непорядочным, сразу с этой распиской… – Он замолчал, так как Штром перебил его:
      – Ах, значит вы настолько деликатны и скромны? При такой сумме это уже кое-что значит. Миссис Халлоран была поражена размером этого долга. – Он подался вперед: – Когда это произошло?
      Миссис Уэллер громко сглотнула.
      – Это несущественно…
      Штром вспылил:
      – Эта расписка у вас, Уэллер! Я желаю её видеть!
      – Это мое личное дело, и только мое. Я не отдам эту расписку!
      – Это мы ещё посмотрим! Вэн, Билл – обыскать!
      Двое рослых полицейских с грозным видом подошли к Уэллеру. Он смотрел на них испуганными глазами.
      – Подождите… подождите… это лишнее, лейтенант. Я покажу вам эту долговую расписку.
      Полицейские стали, как вкопанные, в то время, как Уэллер поднялся со стула и вытащил из внутреннего кармана своего пиджака бумажник. Достав из него довольно грязный, помятый листок бумаги, он подал его лейтенанту.
      Мы все стояли молча и неподвижно, пока Штром не прочитал эту бумагу и не положил её в свой бумажник. Когда он поднял голову, в его глазах был опасный блеск, а в голосе звучала сталь.
      – Уэллер, эта расписка датирована 8 июля 1919 года. Я повторяю, 8 июля 1919 года. Что произошло между вами обоими в тот самый год, когда миссис Гэр попала в тюрьму?
      Лейтенант полиции с трудом пытался скрыть свое возбуждение. Похоже, что эта дата – 8 июля 1919 года – имела колоссальное значение, что в ней был ключ к разгадке тех жутких событий, которые происходили в последние недели в доме на Трент-стрит! Как будто в то время, как Штром бродил в потемках, кто-то вложил ему в руку фонарь, осветивший ярким светом всю эту мистерию.
      Уэллер опустился на стул, его лицо покрыла смертельная бледность.
      – Миссис Гэр пришла ко мне за помощью. Ей были нужны деньги.
      – Почему она пришла именно к вам?
      – Я поставлял в ее… э…хм… дом спиртное.
      – Значит – бутлегерство, так?
      – Нет, нет, ведь сухого закона тогда ещё не было. Я был посредником по продаже водки и ликеров.
      – Ага. Следовательно, она обратилась к вам?
      – Да.
      – Вы знали тогда, для чего ей были нужны деньги?
      – Конечно – об этом ведь даже писали газеты.
      – Вы имеете в виду это дело Либерри?
      – Я…да… именно это…
      – Значит, вы оплатили её судебные расходы?
      – Это должно было стоить намного больше того, что она взяла у меня взаймы.
      – Те две тысячи были единственной суммой?
      – Нет, потом я одолжил ей ещё три тысячи. Но их она вернула.
      – А две тысячи она осталась вам должна? И, несмотря на это, оставила почти двенадцать тысяч долларов капитала, с которого начисляется рента в пользу Халлоранов? Тут, мне кажется, что-то не сходится! Миссис Гэр когда-нибудь объясняла вам, почему не возвратила эту сумму?
      – Она отказалась, заявив, что мы можем здесь жить.
      – Миссис Дакрес говорила, что слышала ссору между вашей женой и миссис Гэр. Вы должны были выехать.
      – Верно! Миссис Гэр постарела, и у неё появились странности, – быстро ответил Уэллер. Казалось, что он заранее подготовил эти слова. – Она внушила себе, что эта долговая расписка устарела, то есть, с годами стала недействительной. Она просто заявила, что вовсе не собирается платить.
      – Миссис Дакрес, это звучит логично?
      – Нет, но характерно для этой старой женщины.
      – Уэллер, не имеет ли эта расписка ещё какого-то значения, о котором вы умолчали?
      Уэллер вновь облизнул пересохшие губы.
      – Нет… нет!
      Штром просидел молча и неподвижно, по меньшей мере, пять минут. Если бы он так же пристально уставился на меня, мои нервы не выдержали бы, и я бы громко закричала. Я едва не нарушила эту ужасную тишину, но что-то удержало меня. Уэллер продолжал смотреть в пустоту поверх плеча Штрома. Миссис Уэллер разглядывала свои сложенные руки.
      – Вы можете идти! – внезапно сказал Штром грубым тоном.
      Уэллер взял под локоть свою жену и поднял её со стула. Оба медленно пошли к двери, поддерживая друг друга. Мы слышали их тяжелые шаги в холле и на лестнице. Открылась и закрылась дверь. Голосов мы не слышали.
      Штром вскочил и начал большими, размеренными шагами ходить взад и вперед по комнате.
      – Наконец-то я вижу землю! Вы заметили, как они были испуганы? И чего бы это им так бояться? За этим что-то скрывается. Я это чувствую, хотя и не знаю точно. 8 июля 1919 года!
      – Но что? И что, собственно, означает это 8 июля?
      – Ах, не много, не много – только то, что именно 8 июля 1919 года в доме миссис Гэр была найдена мертвой девушка по имени Роза Либерри. Самоубийство. В июле 1919 года грязное предприятие миссис Гэр взлетело на воздух. И почти одновременно с ним вся полиция! В ноябре 1919 года едва хватало полицейских для патрулирования улиц! Прежний начальник полиции, старый Хартиган, умер. Я не знаю точно все подробности. Но знаю, что это вызвало тогда страшный скандал, о котором стало известно по всей стране. Это было дело о «полицейской опеке» некоего промысла. Потом состоялись выборы, и население города избрало новый состав городского управления. С тех пор установился порядок, в большей или меньшей степени. Не забывайте, что здесь был центр лесозаготовок, и в городском совете был всякий грубый, неотесанный сброд. Но в июле 1919 года все стало совершенно иначе.
      – Я не вижу, что нам дает эта старая история. Я могу понять, что миссис Гэр, оказавшись в затруднительном положении, попросила о помощи мужчину, которого она хорошо знала. Странно только, что Уэллер был агентом по продаже спиртных напитков. Это могло быть до его поступления в полицию. Или, возможно, после его ухода на пенсию. Но ведь нельзя себе представить, что он уже тогда должен был уйти!
      Мои замечания произвели эффект разорвавшейся бомбы. Штром сразу остановился, как вкопанный, и посмотрел на меня, как человек, потерявший рассудок. Потом медленно подошел ко мне. Если бы я его не знала так хорошо, могла бы даже подумать, что он дрожит всем телом.
      – Не могли бы вы повторить все это ещё раз?
      Я выполнила его просьбу.
      Он очень тихо спросил:
      – А кто вам, собственно, сказал, что мистер Уэллер когда-либо имел отношение к полиции?
      – Миссис Гэр говорила мне об этом. Она сказала, что он на пенсии. И использовала при этом выражение: офицер полиции на пенсии.
      – Так – значит, миссис Гэр рассказала вам это. А разве вы упоминали этот интересный маленький факт в своих показаниях?
      – Нет. А почему я должна была это сделать? Вы ведь меня не спрашивали, знаю ли я что-либо из прошлого того или иного жителя этого дома!
      – Это, конечно, верно. Почему вы должны о чем-то упоминать? Говорилось ли об этом что-нибудь при судебном расследовании?