Ведьмино кольцо. Советский Союз XXI века

— Красивый город. Я был там лет десять назад.

— О, теперь многое изменилось. Старики всегда говорят, что все становится хуже. Но, я думаю, вы согласитесь. Америка не та, что прежде.

— Не огорчайтесь. У нас тоже не сразу наладилось.

Невесомость закончилась. Стали давать обед. Американец заказал вегетарианский. Словно подтвердил анекдот о том, что американцы делятся на белых и черных, вегетарианцев и ножкоедов, голубых и... Нет, он не будет рассказывать этот обидный анекдот соседу. Интересно, какие анекдоты рассказывают они про нас.

— Скажите, Сэм, а есть у вас анекдоты про русских?

— А, вы вспомнили анекдот о вегетарианцах и любителей куриных ножек, голубых и жертвах харасмента? Хо-хо. Про русских? Хорошо, только не обижайтесь.

— Что вы, я уже сам нарушил политическую корректность.

— Встречаются как-то русская, француженка и американец...

Тут раздался взволнованный голос по внутренней трансляции: «Уважаемые пассажиры. К сожалению, наш космический корабль многоразового использования вынужден изменить траекторию полета по требованию группы террористов. Надеемся, что компания сможет компенсировать вынужденные неудобства. Предположительный пункт посадки — космодром Турфан». Про себя Василий решил, что это даже кстати. Если, конечно, все кончится хорошо. Одно успокаивало — если по ним действительно выстрелят, то сработает система спасения. Салон разделят на герметические секторы, и каждый отстрелят на своем парашюте.

Сэм, хоть и не закончил анекдот, как ни в чем не бывало ел травку, время от времени вытирая длинные седые усы. Увидев, что Василий отвлекся от своей рыбы, он ткнул вилкой в направлении кабины:

— Не слушайте эту болтовню. Меня уже третий раз так «захватывают». Террористы сидят где-то в горах. Возможно, у них даже есть ракета. Чтобы их успокоить, корабль задержал снижение. Сейчас готовят ракеты перехвата на случай, если по нам действительно кто-то выстрелит. Потом нас спокойно посадят в Сан-Франциско.

Словно в подтверждение слов ветерана последовало опровержение предыдущего сообщения.

— Это все ерунда, Вася. Вот в Сан-Франциско я вам не советую зевать. Там не шутят. Вы уже знаете, где остановитесь? А то поехали ко мне в Санта-Барбару. С утра полетите по своим делам.

Вася вежливо отказался, записал номер нового знакомого в Сети, оставил свои координаты. На космодроме Сэм проводил Василия до аренды флаеров (как называли здесь автолеты, отрицая российский приоритет), где они и расстались.

— Что желаете, сэр?

— Мне, пожалуйста, вот этот синий на одни сутки.

Раздалось характерное шипение реактивной стрелы. Служащий бодро прыгнул под металлический стол. Раздался сильный удар, посыпалась каменная крошка. Василий даже не успел испугаться. Служащий встал, отряхнул кепку, плащ клиента, меланхолически взял трубку мобильника:

— Хай, мастерская. Третий блок. Да, две стрелы. Колонна еле держится. И стену попортило. Нет, стену не сильно. — Положил трубку на место. — Извините, я не расслышал, — на одни сутки?

У выхода что-то сверкнуло и грохнуло. Пробежали несколько полицейских.

— У вас что тут, война?

— Нет, что вы. После похорон старика Линкольна это называется борьбой с преступностью. Разные ребята выясняют отношения. Правда, последнее время они делают это все время.

На маленьком автолете подлетели двое рабочих. Достали баллон с какой-то эмульсией. Залили выбоины, повозились, придали форму. Улетели. Стена и колонна были как новые.

— А у вас тут автолеты, то есть флаеры, не сбивают?

— У вашей машины сильное защитное устройство. Включается при наборе высоты. Так что, если будут стрелять из баловства, ничего страшного. Если вы кому-то сильно насолили, могут потратить хорошую дорогую ракету. Тогда, конечно, не спасет. Но это всегда так было.

— Спасибо, утешили.

Машина быстро набрала высоту. Закатный город напоминал шахматную доску. Одни здания и кварталы горели электрическими огнями, другие утопали во тьме. Их жутковатые силуэты напоминали о картинах из американских фильмов ужасов. Здесь Америка не знала себе равных. Справа ветер носил по улицам такие кучи мусора, что некоторые пакеты и обрывки долетали даже до высоты воздушного сообщения. Впереди гряда небоскребов отражала закат, ярко загораясь желтым и багровым. Слева что-то горело по-настоящему. Зато спереди все было чистенько, улицы и здания ярко освещены. Время от времени внизу щелкали и бахали орудия убийства и разрушения. Впереди вспыхнула крыша небоскреба. Наверное, там засел какой-нибудь «крепкий орешек-5». К горящему зданию потянулись грузовые автолеты с огромными баллонами. Они быстро залили огонь и начали закачивать в разгромленную крышу какую-то эмульсию. Вася вспомнил, как в аэропорту ремонтировали разбитый столб. Наверное, к утру небоскреб будет как новенький.

Василий включил местное видео и тут же получил полную информацию о происходящем. Ему была предоставлена видеокарта той части города, где он пролетал. Наложившись на панораму, которую зритель видел из окна, карта очертила места всех происходящих инцидентов. Вон там расовые волнения — черная Ассоциация любителей легкой музыки в союзе с Фронтом исламского освобождения бьет полицейских за вчерашний инцидент на танцплощадке. Полицейским помогают добровольные дружины, организованные по самым разным признакам. Больших успехов добились китайцы и голубые, они зашли с тыла. Это хорошо видно на карте, но в реальности сам черт ногу сломит, просто что-то грохочет и горит. А вот взрыв в небоскребе — результат неосторожного обращения с энергетической установкой. Во всяком случае, такова официальная версия компании, журналистов внутрь не пустили. Зато вон под тем роем полицейских автолетов идут бои совсем другого рода: проходит вручение Премий виртуального пространства Западного побережья. Здесь собрались губернаторы и весь бомонд. Плохое настроение у Нэнси Чартер (жюри ее отвергло) и Бэнджамина Хоука (его вилла была только что взята штурмом и разграблена, пока он объявлял следующую номинацию).

По защитной оболочке автолета что-то хлестко щелкнуло. Пожалуй, хватит экскурсии. Вася выключил видео, набрал в компьютере адрес, и машина понесла его по оптимальному маршруту к дому Александра Бычкофф.

— Hi, can I talk to Alexander?[3]

— No, he is absent now.[4]

Александра не было дома, на связи оказалась его пятнадцатилетняя дочь Лайза. Вася объяснил девушке, что он, Олег Гуськофф, находится в городе проездом и привез для Александра образцы зубов среднеазиатских змей.

Бычков был старым приятелем Романова, и если против Сергеича действовала глобальная организация, то этот адрес наверняка был под наблюдением. Артем и Вася хотели это проверить, но так, чтобы дальнейший маршрут Васи остался неизвестен злоумышленникам.

Лайза проверила документы, просветила гостя на предмет наличия оружия и сверила его фотографию с банком данных разыскиваемых маньяков — в Америке без этого нельзя. Но после этих непродолжительных процедур Олег (он же Василий) мог чувствовать себя как дома. Лайза приготовила ему кофе с молоком из пакетика, подогрела картофельные чипсы, усадила на диван и зачем-то даже накрыла пледом, как будто он перед этим промок насквозь. Все это время она не переставая рассказывала гостю о тяготах американской жизни и о том, как ошиблись родители, когда покинули землю обетованную (так она называла Союз).

«Олег» благожелательно поддерживал разговор, хотя делал это с некоторым усилием. Ему уже порядочно надоели стенания некоторой части западной публики по поводу нынешних бедствий цивилизации и заискивание перед Советским Союзом. Тем более что Василий считал — дома дела обстоят отнюдь не блестяще. А если в страну хлынут эмигранты со всего света, то они, пожалуй, потопят лодку. Когда Василий высказывал такие настроения вслух, его обычно ритуально обвиняли в шовинизме. Но в общем-то сочувствовали и... меняли тему разговора. Он не был экспертом по демографическим вопросам, и поэтому считалось, что его частное мнение не имеет большого значения. Хотя, судя по результатам электронных референдумов, оно является типичным.

— Сейчас на Дальнем Востоке дают землю общинам репатриантов. Я уже была ездила, выяснял условия. Можно наскопить небольшая сумма и поселиться недалеко от Магадан. С энергией там хорошо — ветряки работают весь год. Тепличное овощеводство, гидропоника. Я в этом разбираюсь хорошо. У меня даже есть проект коттеджа. Проблемы с гражданством, много бумаг надо, а то бы уже на следующий год переехала из этот кошмар. Эх, папа, папа, зачем уезжал?

— Наверное, он хотел как лучше. Тогда ему было легче жить здесь.

— Да нет. Тоже много проблем было. Сейчас жалеет, много жалеет. Говорил, хотел дети были счастливы.

— Да все у вас наладится. У нас было почти то же самое. Даже Союз развалился на какое-то время.

— Нет, не было то же самое. Президент— наркоман. Исламисты и черные расисты занимают страну. Вы знаете черные расисты? Вы знаете, если крадут людей каждый день. Штаты не слушают президента. Никто не слушает. Энергии не хватать — очень дорого. Дышать нечем. Вода пить нельзя. Все помешаться на своих правах: расы, неудовлетворенные тетки-феминистки, адвокаты, меньшинства, большинства — сумасшедший дом. Олигархия — все иметь. У них контроль за видео, производство чипов — золотое дно. Но им плевать на Америка. Они могут жить, где хотят. Все строить себе крепости в море у берег Южной Америки. А здесь пропадай все.

Василию было трудно возражать. Он смутно помнил, что в детстве тоже было много панических разговоров. Но, наверное, тот российский кризис все же был не так тяжел, как эти американские несчастья. Тогда люди как-то выкарабкались. Просто жили, решали свои проблемы. Да и политики в конце концов перестали очень сильно мешать, по-видимому, просто парализовали друг друга. Так что мировые потрясения начала века, которые он помнил уже хорошо, прошли даже как-то весело. Всем надоело ждать апокалипсиса, и захотелось сменить декорации. Что-то в этом роде он попробовал объяснить Лайзе.

Она слушала его, жадно пожирая глазами, будто он вещал какое-то религиозное откровение своей фанатичке. Тут Вася обнаружил, что плед сполз в сторону, блузка на слушательнице оказалась полурасстегнутой, а девичья ручка юркнула к нему под рубашку. Но «совращение малолетних» в его планы никак не входило, и он решил быть добрым, но строгим.

— А ну стоп. Это еще что такое? Что ты себе позволяешь?

— А если это любовь?

— Любовь — чувство святое. Давай договоримся: у нас с тобой любовь братская.

— Это еще как? — Лайза смотрела на него удивленно-ласковым взглядом, а между тем рука упорно продолжала пробираться к низу живота.

— Это значит все то же самое, но без секса.

— А что плохого в секса?

— Хотя бы то, что по законам твоего штата за этот милый роман меня могут посадить лет на пять. Ты же несовершеннолетняя.

— А-а, так ты боишься. — Лайза разочарованно отодвинулась, не сдавая, впрочем, своих позиций на его животе.

Это был сильный ход. Конечно, Василий ничего не боялся. Или, во всяком случае, не мог себе в этом признаться. Однажды он бросился с автолета в байкальскую воду только потому, что у него захватило дух от высоты и ужаса перед холодной водой. Впрочем, тогда трюк был хорошо рассчитан, в том числе и на милую соседку. А вот сейчас на него смотрят разочарованные глаза — герой оказался трусом. Другой бы сдался, тем более что на самом деле в закрытом помещении им вряд ли кто-то мог предъявить обвинение. И девочка была явной акселераткой — уже не Лолита. Или ему так показалось?

Другой бы сдался. Но Василий был моралистом:

— Что ты, я бы и в Швеции тебе не дал себя изнасиловать. Дело не в юриспруденции, а в ответственности. Знаешь, к чему приводит беспорядочная половая жизнь?

— Ну вот, опять как в колледже. Да знаю, знаю. Но тут ничего беспорядочная. Я тебя люблю и готова выйти тебя жениться. По законам Сибири это уже возможно. Я выясняла. (Рука предприняла еще одну атаку на Васин пупок, но была перехвачена. Теперь «Олег» владел инициативой.)

— Ага! Милое создание. Любовь, говоришь. А юридическая сторона проработана заранее.

— Конечно. У меня есть, был бойфренд из Хабаровск. Жениться предлагал. Но я тогда молодая была, глупая. И чувства не тот, что сейчас. Так что не обижайся и вообще расслабься.

«Олег» не стал расслабляться, вытащил руки Лайзы из-под своей одежды, посадил расчетливую хозяйку рядом на диван и как можно нежнее прижал к своему боку. Она возмущенно, почти театрально встала, вышла в ванную и закрыла за собой дверь. Пока «Олег» думал, что делать, если хозяйка вернется нагая, Лайза выслушивала нотацию. В зеркале появилось лицо какого-то старца. Он сурово заговорил. Слова поступали Лайзе в наушник, и Вася не мог ничего слышать.

— Что ж ты делаешь? Хочешь парня подвести под закон о сексуальном домогательстве? Тебе же до совершеннолетия полгода! Ты должна была отследить, кто его пасет, и все. А ты его тянешь в постель, маленькая... — Старец еле сдержался, чтобы не употребить оскорбительное выражение.

— Дядя Саша, ты не понял! Я ради дела. Я же могу сейчас с ним поехать и вертеть им, как надо...

Дядя Саша, видимо, справился с приступом гнева и ответил почти ласково:

— Дуреха ты маленькая. Ты же сейчас все сорвешь и посадишь ему жучок на хвост. Двух людей отследить проще, чем одного Джеймса Бонда. Бросай самодеятельность и делай, что решили заранее. Результат перешли Артему, и мне копию.

— А если я...

— А если будешь своевольничать, я Артему покажу твои сексуальные похождения.

Лайза вышла из ванной, застегнутая на все магниты, и села рядом с Васей. Теперь они напоминали уже не любовников, а любящего отца и любимое, но ершистое (и взъерошенное) чадо. «Папа» продолжил воспитательную работу, много говорил о братских чувствах, о том, что «еще найдешь свое счастье», что в случае чего можно приехать к нему в гости с отцом. И вообще...

Чувствовал он себя при этом полнейшим кретином. В голове проносилось то «Где мои семнадцать лет?», то «А вдруг будет любить меня еще пару лет, а я так и не остепенюсь. Почему бы нет?» На Лайзу он при этом смотрел сверху и видел только спутанные волосы — нарушенную конструкцию, созданную с помощью какого-то электрогеля. А Лайза между тем пронизала пространство спокойным мечтательным и немного хитроватым взором. Думала о чем-то своем.

— Ну поняла? Будешь мне как сестра.

— Да.

— Вот и хорошо. Пошли гулять.

— Пошли.

Василий на минутку зашел в ванную и защелкнул за собой дверь. На всякий случай включил воду, достал из кармана небольшой пакетик. В пакетике содержался водолазный костюм, который очень хорошо садился под дутую куртку типа бодибилдинг и намеренно консервативные, не очень облегающие штаны. Трубочки он пока вытягивать не стал — это можно сделать и в воде.

Лайза уже рассчитала наиболее безопасный пешеходный маршрут. Главная достопримечательность в десяти минутах — гигантский мост через залив. Ближайшие боевые действия шли в километре. Против мелкой шпаны она взяла небольшой пульверизатор и спортивный арбалет.

Погода была тихой, и они поддали газа в куртки. Тело стало невесомым, можно было плыть по дорожке, едва касаясь ее ногами. С тротуара Сан-Франциско выглядел гораздо симпатичней, чем с высоты птичьего полета. Аккуратные коттеджи, садики. Лишь некоторые здания были сожжены и еще не восстановлены. То ли владельцы уже совсем разорились, то ли уехали далеко. По улицам мирно гуляли прохожие, как правило, демонстративно вооруженные. Вася вспомнил хронику Чечни конца прошлого века. Горожане дружески раскланивались с милой парочкой. Лайза полностью приняла правила братской любви и ласково жалась к Васе под бочок, не предпринимая каких-либо сексуальных покушений. Аккуратно и со вкусом накрашенная, она выглядела вполне совершеннолетней. Утреннее небо было красиво разлиновано лучами солнца и разноцветными, почти виртуальными облаками. На некотором удалении от них в режиме автопилота следовал арендованный «Олегом» флаер. Вдали грохотал то ли гром, то ли очередная разборка. Вот и мост. Охранник посмотрел на посетителя наметанным глазом. Вроде не похож на потенциального самоубийцу. Хотя из-за экономической депрессии уже и вполне приличные люди стали прыгать, укрепляя репутацию этого сооружения как «Моста самоубийц».

Они сдали оружие на хранение. В случае необходимости могут получить его с другой стороны. Ах нет, только посмотреть? Тем лучше. С моста открывался прекрасный вид на город — красивую рыбину со стеклопластиковым гребнем небоскребов на спине, словно приготовленную на блюде в салате садов.

— Ну, привет, сеструха, слушайся папу, — ласково сказал Василий, перегнулся через изгородь и полетел в воду. Некоторое время Лайза ошалело смотрела на расходящиеся далеко внизу круги, потом истошно заорала.

Флаер, потеряв связь с хозяином, равнодушно полетел на базу. К Лайзе, бившейся в истерике, подбежало несколько работников охраны моста. Один уже по-деловому шарил эхолотом — дело привычное.

На небоскребе в центре города два джентльмена наблюдали эту сцену на экране монитора. Их видеокамера висела в воздухе недалеко от моста.

— Вы знаете, а он, похоже, нас все-таки надул. Попробуй, сыщи его в такой мутной воде.

— Ловить рыбу в мутной воде — ваша профессия. Не так ли?

— Но не в такой загаженной, как вода залива. Ладно, придется смириться с поражением. И вот что, когда девочка успокоится, с ней надо ласково побеседовать. Возможно, она что-то все-таки узнала о нем. И вообще, интересная девочка. Похоже, за билет на Колыму с видом на жительство она на многое согласна.

— Ну это типично.

— Конечно, но не у всех американских девочек, мечтающих эмигрировать в Союз, есть нужные нам знакомые.

Придя в себя, Лайза ответила на незатейливые вопросы полиции и понуро отправилась домой. Войдя в небольшой парк, где ее закрывала листва, девчонка вдруг изменила маршрут, свернув на соседнюю улицу к офису почты. Там она зашла в кабину закрытой связи и набрала: Абонент fdg5570723, копия aah000382: «Все ОК. Еще одна капля на твою мельницу. Сигнал с видеокамеры шел из офиса 23490. Люблю. Соскучилась».

Поход на юг

19 июля.

Черниговская земля.

Павел, Ирочка.

«Человек, воюющий с миром за свою свободу, срывается в одиночество. Разрушая сковавшие его живые связи, он попадает в сети мертвых. Лелея и холя собственную уникальность, он незаметно для себя становится удобным объектом манипуляций. Ибо легче всего манипулировать крайностями — восторженной толпой или раздробленной массой одиночек. Уникальность — в неповторимости связей с миром. Истинная свобода — погружение в мир со всеми его недостатками. Свободный человек чувствует почву под ногами, чувствует поток событий и идет навстречу им. И тогда он получает возможность выбрать возможное, а не мечтать о выборе».

— «Отжившие бредни бренного мира», — как говорила Софья Петровна. Еще Бакунин писал, что свобода не может быть ограничена. Или она есть, или ее уж нет, — Павел сладко потянулся в мешке и провел носом по своей любимой ложбинке под Ирочкиной ключицей. — И вообще, когда тебе надоест будить меня всяческим электронным мусором? До подъема еще десять минут.

— Вот и протрешь глаза за эти минуты. А то вылезаешь из палатки, как суслик. Перед соратниками не стыдно?

— Стыдно, стыдно, — и отец Павел, как звали его «соратники», еще глубже зарылся в неровности Ирочкиного тела, вызывая своими движениями ее хохоток и повизгивания — боевая подруга боялась щекотки.

— Нет, ты послушай, это модная вещица! Ее сейчас все читают... Ой-й. Ну что ты там забыл? Старый крот, вот ты кто. Маркса начитался, и туда же — все роешь... Вот: «Неограниченная свобода — всегда миф, мираж, виртуальная мечта завороженного своей индивидуальностью сознания».

— Обратный адрес у этого умника есть?

— Как не быть.

— Тогда отправь ему, чтоб не умничал: «Вам не хватает одного, чтобы быть свободным, смелости. Чтобы определять свой путь самому, нужно только решиться на это. Свободные — решительны».

Ирочка продиктовала машине монументальное изречение, пока Павел вылезал из мешка на свет Божий.

— Ты будешь смеяться, но уже есть ответ.

— Там что, робот сидит, что ли?

— Видимо, у автора есть ответы на все случаи жизни и он забил их в компьютер заранее. Машина сортирует запросы по примерному содержанию. Вот что досталось нам: «Дорогой Александр Матросов, идя на штурм, не забудь бронежилет. Это поможет тебе дожить до того времени, когда ты станешь менее решительным и более свободным».

— Ну вот, я так и знал. Автоматика его подвела. Он спутал нас с каким-то своим знакомым Матросовым и ответил назиданием, предназначенным не для меня. Вставай, красавица, труба уже охрипла. Так что там в мире делается?

Видео наполнило палатку взрывами, бегущими людьми, сжимающими кто оружие, кто скарб. Мир сотрясался в самых своих основах, и как всегда, на Ближнем Востоке. Воины Халифата лезли на желтые глиняные уступы в окрестностях Иерусалима. Брали массой. Горы трупов служили им прикрытием. Напичканные электроникой бастионы молчали. Судя по всему, их защита уже была подавлена.

Средиземное море, съемки сверху. Рой автолетов покидает Палестину. Воды не видно. Новый Исход...

Замигал красный значок в виде черепа и скрещенных костей. Это значило, что далее последует сцена, не предназначенная для глаз детей и тех, кто не любит кровавых кадров. Мавры прижали роту израильтян к Великой палестинской стене. Несчастные бойцы не могут отойти к Иерусалиму. Взорвать стену нельзя — прочнейшая технология. Перелезть? Лихорадочно гуртуются, карабкаются на плечи товарищей... Залп. Месиво трупов. Кровь стекает по стене, построенной ради защиты одного народа от другого.

Дальше пошло интервью с командующим палестинской дивизией «Арафат», прикрывавшей Тель-Авив плечом к плечу с остатками израильской армии: «Мы слишком долго боролись за свободу, чтобы уступить ее даже исламской империи...» Экстренное сообщение! Землеройки мавров прошли под линией обороны Иерусалима. Город оставлен израильско-палестинской армией.

— Что за землеройки?

— Ну как же, это переделанные немецкие туннелепроходчики. Идут под землей со скоростью километр в час. Нет такой западной технологии, которую Халифат не мог бы использовать в военных целях.

Ирочка выключила «машинку», змейкой вползла на Пашу, обняв его руками и ногами:

— Неси на волю.

— Дорогая, для начала надо хоть что-нибудь на себя надеть, а то наши православные коллеги опять будут креститься всю дорогу. Нехорошо портить людям настроение.

— Да это они только вид подают. А на самом деле им приятно увидеть меня такую красивую на тебе таком могучем. Тем более что ты уже в штанах, так что мы почти одеты.

— Презумпция невиновности. Не будем подозревать их в двуличии и соблазнять нашими мирскими обычаями, — Павел осторожно положил подругу на горку одежды и вышел из палатки.

Лагерь просыпался неторопливо, позвякивая котелками, шурша палатками, покрякивая на незлобные шуточки. Умывшись и облачившись в рубаху защитно-пятнистого цвета, координатор похода Павел Слепцов занялся делом. Как и положено лидеру, он будил заспавшихся, мудро шутил с проснувшимися, раздавал первые на сегодня поручения — так сказать, нес миссию, ставшую уже привычной за месяц похода. Народ потянулся за завтраком, выстраиваясь к кострам в несколько разноцветных хвостов: туристического вида бродяги, длинноволосые лесачи, пятнистые хаки, черная когорта монахов. Только экзотические поклонники восточных культов еще звенели бубнами, рискуя остаться, как давеча, без рисовой каши.

Павел, снова обвитый Ирочкой, складно рассуждавшей о свободе и экзистенциализме, принялся за завтрак. Вскоре метрах в двухстах от костра обнаружилась какая-то буза. Он надел черные очки, превращавшие его в грозного терминатора, и пошел разбираться.

Бузу затеял абориген — здоровый седой мужик на пневматическом велосипеде. Он громко корил пришельцев, которые не знали, что ответить, и оттого гуртовались во все более внушительную толпу. Аборигена это не пугало: то ли он знал, что имеет дело с пацифистами, то ли вообще не привык теряться в таких ситуациях.

— Вот, приперлись, дел других нету. А еще знамя зеленое вывесили (это о палатке «зеленых»), то же мне, аллахи.

— При чем здесь Аллах, — важно возразил один из длинноволосых экологистов, — видите подсолнух. Это знамя Зеленого движения — защитников Природы.

— Это вы-то защитники природы? А кто всю траву тут вытоптал?

Трава на лужайке действительно представляла собой жалкое зрелище. Экологист не нашелся, что ответить, и начал смущенно оглядываться по сторонам.

— Трава должна выдерживать естественную нагрузку, — с ходу вступил в полемику отец Павел, нависнув над оппонентом. — Трава отрастет, а вот люди могут погибнуть. Вам что, травинки жалко, а людей нет?

— А это что за терминатор? — Мужичок уставился на Павла.

Тот поправил виртуальные очки, настраивая их на собеседника. Если его лицо есть в базе данных, очки должны выдать информацию. Но мужичок ни в каких базах не числился.

— Павел Никитич Слепцов, координатор похода.

— Ага, значит, ты за весь этот бардак отвечаешь.

— Какой бардак?

— Известно, какой. Привалили тут толпой, траву помяли, мусор накидали, деревьев нарубили...

— Ну это, господин-товарищ-гражданин, форменная клевета. Травку, правда, примяли немного, а вот жгли только сушняк. Ничего не рубили. Мусор собираем и утилизируем. Все по последнему слову экологии.

Для пущей убедительности Паша включил дистанционное управление мусоркой, и она хищно заурчала в надежде получить свою порцию отходов для превращения их в пеносмолу.

— А-а, ну тогда ничего, — внезапно сменил гнев на милость защитник здешних мест. — А про что это ты говорил, что кого-то убить могут? Что, банда завелась?

Павел принялся уже привычным путем разъяснять цели похода: угроза столкновений между этносами в Крыму; противостояние военизированных групп; международная обстановка; исламский фактор.

— Ну а вы-то что сделаете?

— Наш поход — живая перегородка между враждующими сторонами. Имеем богатый опыт миротворческих акций. Во время албанских волнений мы встали между противниками. Нас немножко помяли, но до стрельбы не дошло. Наши люди прошли такие же дела и в Кашмире, и в Палестине. В Тунисе не получилось. Но там слишком большие силы были вовлечены в конфликт.

— А что не получилось?

— Обошли нас. Война началась, не удалось предотвратить. Трое наших погибли, были раненые. Но мы готовы и дальше...

— ...лоб подставлять.

— А хоть бы и лоб. Если в Крыму шарахнет, то вам здесь мало не покажется.

— Да нет, я-то понимаю. Просто, похоже, власти вам не рады.

— Еще бы. Они думают, что мы у них под ногами болтаемся и еще сильнее все запутываем. Но без нас они не справляются. Силовые методы тут не годятся.

— Вот, вот. Силовые методы. Не дойдете вы до Крыма.

— Почему?

— Километров двадцать южнее снова кварталы начинаются, там вас уже милиция поджидает. Хорошо экипированная. Щиты, силовая защита, аберрационные системы. (Последние слова не очень вязались с предыдущим лексиконом собеседника, но Павел вспомнил об этом только через несколько дней.)

— Обойти нельзя?

— А как ты их обойдешь? Вы же сейчас в горлышке — между Чернобыльской зоной и Курским следом. Я думаю, они дороги перекрыли, дозоры там, все такое.

— А через зону или след не пройти?

— Да жалко вас. Радиация все-таки приличная до сих пор. Хотя, вообще-то, в следе дырка есть. У нас ею многие пользуются.

— По карте покажешь?

— Отчего же. Покажу.

Высветили карту. Минут десять новый знакомый чертил на ней проход в следе — известную только местным тропу, где выпадение радиоактивных осадков было слабым и «все уже выветрилось». Прощались дружески, но от обеда велосипедист отказался:

— Да нет, мне дотемна надо доехать. Бывайте.

После того как лагерь скрылся за лесом, он остановил велосипед, достал телефон:

— Але, привет. Все, как договорились. Да, южный. Идеальная дичь.

Опасные грибочки

20 июля.

Ондозеро (Карелия).

Романов.

«Случайность почти невероятна в макромире. Здесь любое событие обусловлено причинным рядом. Необъяснимое ведет исследователя за собой в не освещенные еще уголки мироздания, становясь таким образом объясненным. Но необъяснимое не случайно. Оно, как правило, предопределено причинами, которых мы не знаем.

Случайности истории в большинстве случаев — пример вторжения в гуманитарную сферу факторов других наук. Кончина политика, от которого зависят судьбы мира, — результат биологических факторов или, скажем, баллистических (описываемый физиками маршрут движения пули).

Даже наши шальные мысли в большинстве случаев могут найти психологическое объяснение, стоит лишь провести грамотный психоанализ, изучить наше воспитание, сферу деятельности, навыки образования мыслительных ассоциаций, круг интеллектуального общения и направления влияний на нас со стороны. Наш внутренний мир вывернут наружу тысячей связей...»

— Это что, доклад твоего Артема? Он и здесь сбился на философствование, — вынесла свой приговор Татьяна.

— Во-первых, нашего Артема. Ты знаешь его почти столько же, сколько и я, — не преминул поправить супругу Сергеич. — А во-вторых, это действительно похоже на его теории. Но вывод другой. Этот автор — не фаталист. У него вся цепь прописана ради вывода. Вот: «Единственное пространство, свободное от предопределенности, — это выбор личности между двумя равносильными возможностями. Там, где Буриданов осел умирает от голода, человек творит новый путь себе и другим».

— Отговорка. Возвышенная фраза для украшения скучного фаталистического текста. Если возможности примерно одинаковые, то чего же тут выбирать. А если ты творишь новый путь...

— Новые пути мы тоже творим под воздействием старых предрассудков. А вот глупости делаем спонтанно. Взять, скажем, несчастную Софью Петровну. Какая уж там баллистика. Просто съела негодный гриб. И вот тебе — историческая случайность: нет приятной умной женщины, и вся страна не знает, что теперь делать в Крыму. А ведь заметный человек — известная правозащитница, ветеран движения Советского Возрождения, лауреат Бибической премии за вклад в ход истории, член экспертного сообщества и вождь десятка гражданских движений.