Акынская песня с прологом и эпилогом

      - Бабушка? Хм... Да-да, все в порядке. Слушай, помнишь, ты у меня брала в долг двадцать рублей? - для бабушки это было новостью. - Ну, было, было...
      - А-а, помню, помню, - сказала бабушка, проклиная в душе свой склероз.
      - Так вот, может быть, к тебе сейчас, минут, скажем, через десять-пятнадцать, завалится толпа волосатых.
      - Ой...
      - Чаем не поить. В разговоры не вступать. Отдать деньги и вытолкать в шею.
      Бабушка, привыкшая к подобным выходкам внучонка, сказала: "Хорошо, "- и повесила трубку.
      Прошло, однако, полчаса, а хипы все не перезванивали: то ли деньги нашли, то ли ехать раздумали. "В любом случае, им же хуже, "- решил Сид и протянул уже руку к трубке, звонить Сане, как телефон душераздирающе заверещал. Но это звонили не хипы. Это звонил Аркаша. Закруглив разговор с ним буквально за полтора часа, Володя опять не успел набрать Санин номер. На этот раз звонила какая-то сумасшедшая девица с вопросом: давно ли он видел Лиду?
      - В гробу я вас всех видел. Недавно, - вежливо ответил Сид и бросил трубку. Телефон как будто ждал этого момента и, чуть только трубка коснулась рычажков, задребезжал опять. Барковский звал его в Ижору, в кришнаитской храм. (На эту мысль его натолкнул Сэм давешними расспросами. Кстати, не слышал ли он, Сид, что там за рок-группу Сэм собирает? ) А еще через несколько минут позвонила Катя, искавшая Барковского по всем притонам.
      - А он в какой-то монастырь ушел, - очень серьезно сообщил Бродяга. Разве он тебя с собой не взял?
      - В какой монастырь? - она действительно не сразу въехала.
      - Действующий. Кающихся грешниц. Имени Марии Магдалины. Офелия, иди в монастырь. Отбой связи.
      Потом звонили отцу, но его не было дома.
      Потом звонили матери. Она дома была, но Володя все равно не стал звать: ему надо было позвонить Сане. Удалось это, тем не менее, только после звонков Альбины, Марины, Лиды и еще кого-то, попавшего не туда.
      - Уже у телефона, - услышал наконец Сид бодрый Санин голос. Видимо, ему сегодня звонили меньше.
      - Фришберг, ты скотина! - торжественно возвестил Володя.
      - Я знаю. Саня, это тебя... Сид.
      И через минуту - абсолютно тот же голос:
      - Алло?
      - Это что, опять братец подходил?
      - Да. Опять спутал?
      - Да. И теперь повторяю лично для тебя: Фришберг, ты скотина. Почему, знаешь?
      - Знаю. Хотя ты так запропастился, что что-либо тебе сообщить было невозможно. Равно как и узнать у тебя о результатах. Я тебе все эти дни пытался дозвониться. Только что два часа угробил...
      - Да, это Аркаша звонил.
      - Аркаша? Не выдержал, значит, все-таки. И как он там?
      - Письмо от Джексона получил.
      - Почитать даст?
      - А как же... Все ищет, в кого бы возвышенно влюбиться. С Натальей-то у него, сам знаешь...
      - Ладно, ты мне зубы не заговаривай. Ты о результатах докладывай.
      - Результаты потрясающие, - скрипнув зубами, сказал Сид. - Меня, считай, выгнали из секции, из общества парапсихологов, не сегодня-завтра попрут из института, плюс разборки с тремя девицами из двух возможных, плюс на даче жить нельзя.
      - Сгорела?
      - Нет, но провоняла аммиаком.
      - Ужас! - Саня был в восторге. - И как это все связано с моим слушком?
      Володя объяснил, что знал, Саня - остальное.
      - Короче, кружка пива моя.
      - Да, но, учитывая, что ты нарушил правила...
      - Увы, я...
      - Так вот. Спор ты выиграл. Но игра не окончена. Она даже, считай, не начата: я не имел возможности отвечать.
      - Ну, знаешь ли...
      - Так вот. Ответный ход - за мной.
      - Ладно, азартный игрок вечно лезет отыгрываться. Ты лучше скажи, как выпутываться будешь? Чем-нибудь помочь? Хотя, по-моему, ситуация безвыходная.
      - Ну, это по-твоему. Увидишь, все утрясется в двадцать четыре часа.
      - М-да? И с чего ты начнешь?
      - Высплюсь.
      - Спокойной ночи.
      Сид повесил трубку, закурил и начал прикидывать, так с чего же он в самом деле начнет, когда телефон опять зазвонил.
      - Здорово, Сид. Это Сема, - представился Сэм, будто бы его можно с кем-то спутать.
      - Да, привет.
      - Ты сможешь через двадцать минут быть на Владимирской?
      - Зачем? - Сид так устал, что не нашелся даже, как подтрунить над Сэмом.
      - Ну, мы же в среду договаривались. Не помнишь? Насчет сигарет...
      - Не ожидал, что ты так долго помнишь свои великие идеи... Ладно, жди.
      - 21
      Убьют - и никаких проблем.
      М. Щербаков.
      ... Когда в "рафике" оставалось всего три коробки, Сид почувствовал, что за ним наблюдают, и, прикуривая, осторожно огляделся. Так и есть - в подъезде напротив дверь была чуть приоткрыта, из-за нее кто-то выглянул и, встретившись с Володей взглядом, шарахнулся обратно. В следующую секунду оттуда выскочили шесть человек, трое побежали на Барковского, трое - на Сида, который невозмутимо курил, не обращая на нападавших особого внимания. Это их настолько ошарашило, что они остановились в нерешительности, а Сид, усмехнувшись, нанес ближайшему серию коротких ударов, от которых тот тихо лег на землю с выражением недоумения на лице.
      Зато второй оказался противником посерьезней. Первый удар пришелся Сиду в челюсть, второй он успел сблокиргвать, но его сбило с ног вместе с блоком, и покатился он по асфальту, разбивая локти и матерясь на чем свет стоит. Противник подошел к лежащему на земле Сиду и, охнув, согнулся пополам - Сид, не вставая, пнул его ногой в пах, потом вскочил и ударил локтем в переносицу. У бедняги хлынула кровь, но он попытался было еще раз ударить, однако был остановлен встречным ударом, который окончательно вывел его из боя.
      Третий противник стоял в стороне, задумчиво поигрывая финкой. Он узнал Сида: когда-то они вместе тренировались, потом Сид из-за травмы бросил тренировки, а он пошел работать на Полещука. Встреться они в другой обстановке, он сводил бы Сида в пивную за свой счет - Полещук платил хорошо. Но сейчас...
      Сид взглянул на Барковского. Тот уже угостил своих противников нончаками, поэтому они вели себя осторожно и старались держаться на расстоянии. А тот, что остался против Сида, наоборот, держался вызывающе, вертел в пальцах нож и ухмылялся. Сида это взбесило, и он нанес несколько ударов, которые, впрочем, было блокированы. Контратаку Сид успешно отразил. У них была абсолютно одинаковая школа, и это могло бы продолжаться довольно долго, но тут из-за "рафика" выбежал Сэм с обрезком водопроводной трубы в руках. "Куда же он прет, убьют ведь, "- мелькнуло в голове у Сида, и он, обернувшись, чтобы крикнуть Сэму: "Уматывай! " - крикнул нечто созвучное. Но тут почувствовал, как что-то холодное и неприятное с хрустом вошло ему под ребра и кровь теплой струйкой потекла по спине. Стало резко темнеть, и, хотя Сид никогда не жаловался на зрение, противника различить он уже не мог и ударил ногой наудачу, в темноту и пустоту... Он услышал сдавленный крик и понял, что попал... Как упал на асфальт, Сид уже не почувствовал.
      Стало тихо.
      Эпилог
      Так он и умер у вокзала,
      В экспрессе, едущем на юг...
      Ах, почему в России мало
      Талантов авторских, мой друг?
      М. Щербаков.
      Стало тихо...
      И это все?
      Все. Среди хипов ходит байка про Бродягу, который отправился автостопом во Владивосток. Крамин уверен, что Володя уехал по вызову Техасского парапсихилогического университета. А друзья собираются на могиле Сида крайне редко...
      ... Помолчали. Отхлебнули.
      Нет, плохо.
      А может быть, так?
      Угрюмый и небритый могильщик в вязаной шапочке с помпоном лишний раз поправил лопатой засыпанный цветами холмик. Был уже вечер, солнце из желтого стало красным и окрашивало в розовый цвет облака и золотые, не успевшие потускнеть листья. Темнело, к ночи обещали дождь. Все расходились поминать. У могилы остались двое. Подошли с разных сторон поближе, молча взглянули друг на друга и сели. Они были очень похожи и очень непохожи друг на друга. Один - обросший, немытый и нечесанный, с руками, густо покрытыми шрамами, шрамиками и царапинами разной величны и значком - портретом Виктора Цоя на ксивнике. Другой - достаточно респектабельный, со следами самосовершенствования на снобоватом лице, и глаза... Нет, глаза одинаковые серьезные и внимательные, хотя у одного в них была вечная циничная насмешка.
      Разговор не клеился. Не потому, что им тяжело было понять друг друга, нет: один из них видел людей насквозь, а другой... Другой знал людей. Он узнал их там, где нет секретов: какие тайны с попутчиком на последней электричке, с соседом в промерзшем зале ожидания, в ночном парке на скамейке, с таким же, не нашедшем другого места для ночевки? Что скрывать от человека, с которым делишь пополам последний бычок? Что будет прятать за душой водитель-дальнобойщик, который по пути из Архангельска в Сыктывкар подсадил к себе промокшего до нитки паренька? Или разве не расскажет о себе девчонка из Заполья, у которой заночевал по пути в Псков? И разве молча ляжет спать стрелочник со станции Гачки, в домике которого ты ждешь первого поезда?
      Оба они разбирались в людях и знали друг про друга все. Но разговор не клеился - слишком велика была дистанция между ними, как между двумя концами цепи, из которой выбито одно звено.
      - Жаль Сида.
      - Жаль? Нет, он нашел, что искал.
      - Искал смерти? Ну нет, это удел фанатиков и шизофреников. Нормальный человек...
      - Ну, то нормальный. Риска он искал. Острых ощущений искал. Во всем. Вот и нашел на свою спину приключений.
      - Зачем?
      - От скуки.
      - От скуки? Я полагаю, дело в другом. Он риска не искал. Тот сам его находил. А он просто тыкался во все стороны - энергии много, а куда идти не видел. Тратился по мелочам. Перенервничал из-за всей этой дурацкой истории с наркотиками. Может, и тут искал из нее выход?
      - Елы-палы, выход искал... В том, что ласты склеить? В кайф! Он же не идиот! Курить будешь?
      - Да.
      - Пижон он был, этот Сид.
      - Оригинальное пижонство.
      Было уже совсем темно, и спичка выхватила из темноты два лица и фотографию. Похожие, даже слишком, но и непохожие. Стал накрапывать дождь, шурша по листьям. Завтра они будут уже темнее, а потом и вовсе сольются с землей, станут неразличимы.
      - У тебя какие планы? - Поеду в США, в Техасский парапсихологический. А я во Владивосток, автостопом. Но я про сейчас.
      - Сейчас? Домой.
      - Помянуть бы...
      - Да нет, дела. Домой. А ты?
      - Я? Я налево.
      Они внимательно посмотрели друг на друга, как в зеркало, и, обменявшись рукопожатиями, молча разошлись.
      Огоньки их сигарет все удалялись, а потом и вообще пропали из виду.
      ... Помолчали, отхлебнули еще.
      - Слушай, тебе не кажется, что мы создали образ шизующего бога?
      - Нет, мне кажется, что мы создали образ хипующего черта.
      - В любом случае, его смерть - событие довольно странное. И вообще, зачем так мрачно?
      - Тогда, может быть, так?
      - Алло, Сид? Из больницы давно выпустили? Когда на тренировках появишься? Да, тренер просил передать, что так тебе и надо, и когда придешь - будешь отрабатывать защиту...
      - Алло, Володя? Здравствуйте. Как Ваше здоровье? Вы не забыли, что через неделю семинар? У Вас доклад. Да, пока Вы болели, председателя правления сеяли. Ромоданова добилась своего. Теперь председатель - Думов...
      - Привет, Бродяга. Так я насчет двадцати рублей...
      Все шло своим чередом. Леня готовился к отъезду. Жорж сидел на компьютере и обсуждал с Саней и Сэмом планы ближайшего похода. Альбина и Лида, не знающие, что Сид сбежал из больницы, собирали передачи, и Марина тоже думала, что надо бы. Барковский бросил институт. А женщина, которую снял наконец Аркаша, оказалась на редкость вульгарной.
      И, видит бог, сказать мне больше нечего,
      Да больше и не скажешь ничего.
      М. Щербаков.
      IX. 1990 - IV. 1991