Последняя орбита

      - Нормально, - лаконично ответил Бурмаков. Остальное за него передали приборы, которые отмечали их поведение после старта и в первые минуты подъема.
      Председатель удовлетворенно кивнул головой. Экран поплыл, на нем крупным планом появились лица тех, кто находился в зале. Это было традиционное последнее прощание. Потом на экране снова появился председатель. Подняв руку, он торжественно сказал:
      - Вам время выходить на курс. Желаем счастливого путешествия и возвращения на Землю!
      Невидимый оркестр заиграл Гимн Советского Союза. Бурмаков, Павел и Витя встали и повернулись к иллюминатору, в котором была видна Земля.
      Глава вторая
      1
      Из дневника Вити Осадчего
      25 ноября
      Иногда я забываю, что нахожусь не на Земле, а на корабле в космосе. Как здесь хорошо, как продумана каждая мелочь! Вот я сейчас сижу в небольшом кабинете-библиотеке. Это - уютная каюта со столом, шкафами и полками вдоль стен. Можно читать, писать (что и делаю), и никто, и никогда тебе не помешает. Степан Васильевич и Павел Константинович не знают о моем дневнике. Не говорю им не потому, что хочу от них что-нибудь утаить. Нет. Но вдруг они подумают, что мне захотелось домой, и станут жалеть: зачем брали меня с собой. А я очень не хочу, чтобы эти люди, лучше которых я еще в своей жизни не встречал, подумали обо мне плохо. Им хватает забот и без меня, так пусть мой дневник будет пока что для них тайной.
      Ну, вот и все. Главное сказано, можно записывать свои впечатления. Начну с того, как по телевидеофону простились с Землей. Это был такой момент, что у меня даже горький комок к горлу подступил. Казалось, вот-вот заплачу. Но хорошо, что удержался, было бы очень стыдно. А так, кажется, ни С.В., ни П.К. не заметили этой моей слабости. Я считаю, что ее нельзя простить настоящему космонавту, хотя, пожалуй, и им было тогда не очень весело.
      Из-за этой своей слабости я чуть не прозевал минуту, когда наш корабль лег на курс к Марсу. Было это до обидного обыденно. Сначала показалось, что руки и ноги будто свинцом налились, как во время упражнения на центрифуге. С.В. взял меня за чуб, словно я маленький мальчик, и сказал успокаивающе:
      - Десять минут небольшого ускорения.
      А я и сам понимал, что это возникла повышенная сила тяжести из-за включения ядерных двигателей. Взглянув в иллюминатор, я увидел, что Земля поплыла от нас в сторону, уменьшаясь буквально на глазах.
      До Марса будем лететь со скоростью семьдесят тысяч километров в час, и наше путешествие продлится два с половиной месяца. Я поинтересовался, почему бы нам не увеличить скорость, ведь наши двигатели позволяют это. Мне объяснили, что Марс в это время находится в самой ближайшей точке от Земли, на расстоянии по прямой примерно шестидесяти миллионов километров. Если мы разгоним корабль до большей скорости, то у нас не будет времени для постепенного торможения. "Набат", чего доброго, еще пролетит мимо планеты.
      Нужно сказать, что С.В. и П.К. пока не вмешиваются в работу механизмов корабля. Ими управляет автопилот - с виду небольшой ящичек, внутри которого находится компактная вычислительная машина. У нас их четыре. Они работают одновременно, контролируя одна другую. П.К. рассказывал мне, что первые электронно-вычислительные машины были очень сложные и громоздкие. Если бы тогда была создана машина такой мощности, как наши, то она имела бы очень сложную схему и более сотни тысяч электронных ламп, которые, как известно, часто выходили из строя. Конечно, на такой вычислитель в полете, вроде нашего, надеяться нельзя. Поэтому сейчас счетные приспособления для космических кораблей целиком собирают из керамических пластинок, на которые методом печатного монтажа нанесены узлы схем. Вместо электронных ламп поставлены кристаллики полупроводников. Энергии для питания этих машин нужно немного. Одна солнечная батарея дает ее достаточно. А их на корабле находится больше десятка. Когда же мы удалимся от Солнца, электроэнергия станет поступать от урановых батарей.
      Словом, наш корабль ведут автоматы. Здесь может возникнуть вопрос: а что тогда делает дежурный пилот? О, у него тоже обязанностей хватает. Над центральным пультом управления установлен экран. На нем всегда светится та часть неба, где мы в этот момент находимся. Среди звезд отмечается наша трасса, бегущая за миниатюрным космическим корабликом - копией нашего. Время от времени дежурный проверяет, правильный ли курс. А если надо отклониться, поручает машинам вычислить новый.
      Но главное занятие дежурного - наблюдения. Из иллюминатора корабля Вселенная выглядит совсем иначе, чем с Земли. Потому и П.К. и С.В. все время у приборов. Оба они очень интересуются астрономией. Жалею, что пока ничем не могу помочь им. Не умею. Буду учиться!
      Для меня, между прочим, была составлена специальная учебная программа еще перед стартом. Нужно обязательно выполнить ее. Учебников здесь хватает. Все полки в библиотеке заставлены. Правда, это не такие книги, которыми мы привыкли пользоваться на Земле. Протянешь руку к одному из ящиков, и у тебя маленькая коробочка, раза в два меньшая, чем из-под спичек. Открываешь маленький кристаллик. Даже в лупу на нем ничего необычного не заметишь. Однако если вставить кристаллик в электронный микросниматель звуков, то можно услышать или на специальном экране увидеть текст книги, концерт, кино, спектакль. С помощью этих кристалликов я могу прослушать лекцию, получить научную или техническую справку, которая может мне понадобиться во время учебы или позже, за работой. Здорово!
      Небо мне не очень нравится. Оно черное-черное, а на нем - яркие, неподвижные звезды, будто нарисованные. Вот если бы мы были близко к ним или высадились рядом, тогда другое дело, а смотреть просто так - по-моему, зря время тратить.
      Главную часть корабля занимают склады топлива для атомных двигателей. Оно надежно изолировано от отсеков, где хранятся запасы концентрированных продуктов питания, воды, жидкого кислорода. Есть еще и специальные эллинги, в которых находятся вспомогательные машины и устройства. Они нам понадобятся, когда мы высадимся на Марсе. Хозяйственные помещения разместились в центральной и задней частях корабля. Передняя же, значительно меньшая по площади, предназначена для жилья и систем управления. Спим мы все в одной каюте. Есть у нас гимнастический зал, однако С.В. все равно заставляет нас во время зарядки бегать по трапам, тянущимся почти вдоль всего "Набата". Работаем мы или в библиотеке, или в ходовой рубке у автоматов.
      Как-то на третий день после старта я практиковался на пятой, запасной, счетной машине, пытаясь самостоятельно вычислить, не пересечется ли орбита блуждающего астероида Гермес с трассой нашего "Набата". Решив эту задачу, я захотел вычислить, на сколько времени нам хватит запаса кислорода. Откровенно говоря, сделав расчеты, я растерялся. Получалось, что всего на полгода. Я показал ответы машины С.В. Он улыбнулся:
      - Давай вместе проверим.
      Мы задали машине новую программу, в которой поставили вопрос так: "На какое время в наших условиях хватит имеющихся запасов кислорода". Ответ получен моментально: "На год, не считая хлореллы".
      - Ты брал только то, что мы имеем. А машина "вспомнила" еще кое-что. Воздух, который мы выдыхаем, очищается от углекислого газа двумя способами. Первый - механический, регенерация. Кстати, с помощью сложных регенерационных процессов мы восстанавливаем и воду. И второй - хлорелла, зеленое одноклеточное водное растение, килограмм которой дает в сутки десять кубометров кислорода - в четыре раза больше, чем нужно одному человеку. Этот источник у нас практически неисчерпаем. Но автомат "не знает", сколько проживет хлорелла, и потому не учитывает ее.
      Действительно, как это я забыл об оранжерее, где мы выращиваем хлореллу! Она идет нам в пищу, используется на корм для нашей кролиководческой фермы. Да, и такая у нас есть. Никогда раньше не думал, что в космосе у нас будет свежее мясо!
      Автоматы следят за чистотой воздуха, состоянием нашего здоровья, могут выбрать каждому из нас меню на завтрак, обед, ужин, учитывая не столько желание, сколько потребность организма. Даже, если попросишь, посоветуют, чем тебе лучше всего заняться в этот момент.
      Как-то мне захотелось дать машине именно такое задание. Надел на руку специальный браслет, в который вмонтированы приборы, определяющие самочувствие человека. Все данные с помощью С.В. перевел на язык цифр. И вот из динамика приятный голос, совсем такой, как у врача в академическом городке, посоветовал: "Посмотрите приключенческий фильм".
      С.В. громко засмеялся. А через минуту пришла моя очередь смеяться. Ему машина приказала прогуляться по высокогорной дороге. В наших условиях - это верхние трапы, где включается установка, ионизирующая воздух.
      - Да, видно, переработал, - виновато проговорил С.В.
      Вот какие у нас счетные машины!
      Однако, что это вдруг замигала лампочка?
      А-а, она напоминает, что я засиделся здесь.
      Вот еще одно качество автомата - настоящая нянька. Ничего не сделаешь, нужно слушаться.
      26 ноября
      Какое все-таки чудо эти наши автоматы! От какой беды нас спасли! Но - по порядку.
      С.В. был у пульта. П.К. занимался со мной астрономией. Мы как раз наблюдали Венеру, пытаясь с помощью телескопа проникнуть сквозь густой слой облаков, окружающих планету. Венера - очень таинственная планета и вместе с тем во многом похожая на нашу Землю. И я очень жалею, что мы направились не к ней. Еще никому из астрономов не удалось увидеть хоть крохотную частичку ее поверхности. Предполагают, что Венера развивается так, как развивалась Земля, только отстает примерно на пятьсот миллионов лет. Как много интересного мы могли бы увидеть там! Возможно, не понадобилось бы искать жизнь на Марсе. Ибо он, по утверждению большинства ученых, мертвый. Обо всем этом я говорил П.К., как вдруг завыла сирена. Тревога! Мы, как по команде, взглянули на экран локатора. На его черной блестящей поверхности засветилась маленькая точка.
      - Метеорит! - спокойно сказал С.В., но так крепко стиснул зубы, что побелели челюсти.
      Точка росла прямо на глазах, превращаясь в небольшой шарик. Сирена выла, нагоняя ужас.
      - Столкнемся? - спросил я, стараясь не думать, что в этом случае нам угрожает катастрофа: метеорит был не маленький.
      П.К. ничего не ответил, только его рука, легшая мне на плечо, как-то сильно прижала меня к креслу.
      Но ничего страшного не случилось. Шарик на экране неожиданно вспыхнул огненным пятном, и сирена умолкла.
      - Почему сигналы тревоги всегда подаются этим мерзким воем? - спросил С.В.
      - Чтобы не было легкомысленного отношения к опасности, - ответил П.К.
      - Как хотите, - не согласился С.В., - а я заменю сирены чем-то более приятным.
      - Моцартовским "Реквиемом"? - засмеялся П.К.
      - А где метеорит? - Это меня интересовало больше, чем конструкция сирен.
      - Уничтожен, - сказал С.В. и объяснил: - Вероятность встречи корабля с космическим телом очень мала в обычных условиях. Тем не менее она существует. Можно ее избежать простым отклонением от курса. Это важно, когда метеорит крупный. Но изменение курса довольно хлопотливое дело, поэтому на замеченный метеорит мы просто выпустили небольшой атомный заряд. Метеорит сгорел. Это было хорошей проверкой на практике противометеоритной защиты корабля.
      Ого! С такой техникой не пропадем!
      Каждый из нас снова занялся своим делом.
      Все-таки мне здорово повезло, что я нахожусь среди таких замечательных ученых. Казалось бы, наша библиотека, или, по научному, фонотека, даст самое полное разъяснение на каждый вопрос, а послушаешь С.В. или П.К. и видишь, что они знают даже больше ее.
      П.К. вдруг перестал интересоваться Венерой и неожиданно переключился на Крабовидную туманность. Он установил на корабле антенны радиотелескопа и сейчас целые дни слушает сигналы этой далекой Галактики. Думаю, что это напрасное занятие. Ну, что из того, если узнаешь, как идут радиоволны от туманности. Пусть этим занимаются на Земле. Мы же можем в хороших условиях наблюдать Венеру так близко, как никому еще не удавалось. Буду наблюдать Венеру сам.
      30 ноября
      Никаких результатов наблюдений и моих и П.К. пока что нет.
      1 декабря
      Наконец получили весть с Земли - раньше мешало сильное излучение солнечной хромосферы, в полосу наибольшей активности которого мы, наверно, попали. Земля беспокоилась о нашей судьбе, потому что мы молчали почти десять суток подряд. Получив радиограмму, С.В. сказал:
      - Пока десять. А ведь будет их намного больше, таких молчаливых дней...
      Нам, видимо, лучше, чем оставшимся на Земле. Мы знаем, что живы, что у нас все хорошо и что Земля существует без нас. Она будет существовать и тогда, когда мы удалимся за Марс, и наши радиосигналы не смогут преодолеть пространство и не достигнут Земли.
      - Мы обязательно вернемся! - это сказал в микрофон П.К., разговаривая с Валей.
      Через несколько минут сквозь шум и треск прозвучал еле слышный ответ:
      - Буду ждать. Слышишь?
      П.К. прямо засиял от радости. А нас почему-то целый день потом убеждал, будто радостно ему оттого, что удалось записать незнакомый сигнал. Чудак. Можно подумать, что я не видел цветного фотопортрета Вали, который он никогда не убирает со своего рабочего стола. 8 декабря
      Сегодня было весело. Утром сквозь сон я слышал, что С.В. обещал П.К. вызвать Землю, чтобы передать интересную новость. Передачи мы ведем лишь в крайнем случае - каждая требует столько энергии, что ее хватило бы нашим двигателям, чтобы долететь до Марса. Значит, новость - важная. Я быстро выскочил в ходовую рубку.
      П.К., не отрываясь, смотрел в окуляр телескопа и говорил:
      - Отчетливо вижу твердую поверхность. Будто циклон какой-то невероятной силы разогнал многослойные облака и открыл нам материк Венеры. Вон вода. Аппарат! Пленку!
      Дело в том, что мы не собирались делать визуальных наблюдений и отключили синхронизированную с телескопом фотоустановку.
      Мгновенно был сделан снимок. П.К. отдал пленку С.В.
      Командир долго изучал ее и наконец сказал:
      - Похоже на то. Но...
      - Что "но"? - обиделся П.К. и забрал пленку. - Здесь хорошо видно.
      - Витя, - попросил меня С.В., - подай мне, пожалуйста, светофильтр для увеличителя.
      Через увеличитель, снабженный светофильтром, мы увидели мощное завихрение, динамически схваченное объективом фотоаппарата. Но то, что на пленке для глаза, вооруженного только лупой, представлялось поверхностью, оказалось еще одним слоем туч, темно-серых, грозовых.
      П.К. смутился и отошел от стола. Весь день он чувствовал себя неловко, ибо мы иногда подшучивали над ним. И когда его допекли, сказал:
      - Я сам видел. Аппарат не успел. Уверен, что мы ошиблись, выбирая маршрут! На Венере есть жизнь. Буду очень жалеть, что не я увижу ее первый.
      Почему не отправились мы на Венеру?
      11 декабря
      Выражение "Дайте светофильтр" прижилось. Если кто из нас высказывает что-то невероятное, ему напоминают: "Дайте светофильтр".
      2
      "Набат" летел к Марсу. Жизнь космонавтов после первых дней, немного неустроенных из-за новизны обстановки, пошла наконец размеренно и нормально.
      Венера осталась далеко в стороне от трассы корабля, и космонавты перестали наблюдать ее. Труба главного телескопа "Набата" теперь была нацелена на красноватый шарик, что уже ярко засветился в черной бездне неба.
      По-разному ждали космонавты встречи с Марсом. Павел считал эту планету мертвой, без признаков высокоорганизованной жизни. Бурмаков же склонялся к мысли, что там даже есть умные существа. Возможно, поэтому Павел почти совсем не смотрел в телескоп. Зачем, если все успеет увидеть вблизи, даже руками пощупать. А Бурмаков, что бы ни делал, нет-нет да и заглянет в окуляр: а не появилось ли там чего нового?
      Нового не было. Марс рос, увеличивался и по-прежнему оставался загадочным, пряча от людей детали своего ландшафта.
      Но так не могло долго продолжаться. Они должны были наконец что-то заметить. И, как ни удивительно, первым это "что-то" заметил Витя. Безразличный сначала к звездам, он стал вскоре горячим сторонником Бурмакова и иногда заменял его у телескопа,
      - Вижу! Быстрее фотографируйте! - закричал Витя.
      Бурмаков прильнул к окуляру, нащупал рычажок переключения и нажал его. Телевизионный экран, соединенный с линзами телескопа, засветился. Медленно, будто на фотобумаге, которая лежит в проявителе, на нем стали проступать очертания одного из уголков марсианской поверхности. Никто еще никогда не видел Марс так близко, не любовался его пейзажем, похожим и не похожим на земной.
      На экране, который стал желто-красным, прямой линией пролегла узенькая сероватая лента. Что-то подобное они уже наблюдали не однажды. Но внимательно вглядевшись, Павел понял, что поразило Витю и взволновало Бурмакова. На серой ленте появлялись и исчезали маленькие искорки. Так могла поблескивать только вода на солнце.
      - Те-чет, - раздельно проговорил Павел.
      - Вот вам первое доказательство. Где есть вода, там должна быть жизнь.
      В знак согласия Павел склонил голову. Бурмаков имел основания для такого вывода. Марс, имеющий воду, вполне мог оказаться похожим на Землю.
      Истоки канала, который увидели космонавты, начинались где-то в полярной зоне, а сам он оканчивался вблизи экватора, в районе, обозначенном на земных картах Марса как озеро Солнца. Бурмаков сравнил карту со снимками и сказал:
      - Этот канал - Нектар. Так его назвал некогда Скиапарелли. Старик сам не предполагал, что по Нектару на самом деле течет влага жизни - вода.
      Космонавты долго еще изучали озеро Солнца, пока Марс не повернулся пустынной стороной. Но ничего больше не заметили. То ли там действительно ничего не было, то ли помешал тот самый фиолетовый слой, находящийся в атмосфере над поверхностью планеты и мешающий наблюдениям. От этого поверхность планеты представлялась гладкой и однообразной. Тем не менее настроение у людей было приподнятым.
      - Я уверен, что суровые условия марсианского климата, - говорил Бурмаков, - не являются препятствием для высших форм жизни. Марс - намного старше Земли. Путь его развития не обязательно был такой же, как и Земли. Наша планета находится в лучших условиях, так как она ближе к Солнцу - самому мощному источнику энергии. Марсианин должен был все время бороться за свое существование: и с холодом, и с разреженностью атмосферы, и с бедностью фауны и флоры. Эта борьба должна была помочь ему достичь высших форм развития. Пусть марсиане совсем не похожи на нас, да, в конце концов, это и наиболее вероятно. Природа не терпит однообразия. Но я верю, что марсиане должны быть... Бурмаков остановился, чтобы перевести дыхание, взглянул на Павла. - Вы не согласны?
      - Просто у меня меньше уверенности... Может быть, это не вода, хотя даже ее наличие отнюдь не категорическое утверждение жизни.
      - Напрасно вы так думаете. Чем вы можете объяснить, что направление и прямизна каналов не меняются на протяжении столетий? Такими их могли сделать только разумные существа. А почему Фобос и Деймос, или в переводе с греческого языка, на котором назвали их люди по традиции, "Страх" и "Ужас", ведут себя не как естественные спутники, а как искусственные. Еще в начале столетия было замечено, что они постепенно приближаются к своей планете. - Бурмаков опустился в кресло и тихо добавил: - Наконец, это моя мечта - найти разумную жизнь вне старушки-Земли.
      Павел сердечно сказал:
      - Я очень хочу, чтобы получилось по-вашему. Очень!
      - Понимаю. И скажу вам, дорогие друзья, - боюсь. Не верится, что человек наконец встретится с подобным себе. Это очень фантастично и потому кажется невероятным. А у землян связано с Марсом столько надежд!
      С того дня Бурмаков как будто стал еще более строгим, собранным. Он только изредка подходил к телескопу, смотрел в него минуту-другую и отходил. "
      Набат", начав торможение, описывал большую кривую вокруг Марса, чтобы в конце концов подойти к нему совсем близко. Так было решено еще тогда, когда составлялся план экспедиции. Тяжелый корабль нецелесообразно сажать на планету, потому что для старта с нее потребуется израсходовать довольно значительную часть запасов топлива. Но это вовсе не значило, что люди так и не побывают на Марсе. "Набат" имел небольшие одноместную и двухместную ракеты, на которых космонавты могли слетать на поверхность планеты и вернуться назад.
      Вскоре настал момент, когда Бурмаков пригласил экипаж в рубку и торжественно провозгласил:
      - Через восемь суток, 3 февраля в 11 часов по земному времени, выйдем на свою постоянную орбиту вокруг Марса. С сегодняшнего дня вступает в силу приказ номер три: "Исследование достигнутой планеты".
      В соответствии с этим приказом о предстоящей высадке на Марс космонавты собрали легкие ракеты, вездеход, снова примерили космические костюмы, в последний раз испытали приборы для исследований. Все, что нужно и можно было сделать, было сделано. Оставалось лишь ждать момента, когда "Набат", ставший уже искусственным спутником Марса, выйдет к озеру Солнца.
      Счетные машины быстро вычислили время, когда это произойдет. У космонавтов в запасе оказалось почти сорок часов. Но переждать их было невообразимо трудно. Люди не покидали рубку даже для короткого отдыха, все время проводя у приборов. Очень хотелось знать, что ждет их, первых землян, на этой красной планете.
      Но прошли и эти сорок часов. Автоматы включили экран цветного телевизора, соединенного с телескопом. На экране краснел шар Марса, два кружка его спутников и обозначалась замкнутая кривая - путь космического корабля.
      Бурмаков поднялся.
      - Поздравляю вас, товарищи, с прибытием на Марс.
      Космонавты подбежали к иллюминаторам. Поверхность чужой планеты медленно проплывала под ними, волнуя своей неизвестностью, таинственностью. И каждый думал: кому выпадет первому оставить уютные каюты "Набата", чтобы шагнуть в неизвестное?
      Будто отвечая на эти мысли, Бурмаков мягко сказал:
      - Павел Константинович, принимайте командование кораблем!
      - Степан Васильевич, разрешите, лучше я, - попросил Павел.
      - Нет. Мы не знаем еще, что нас там ждет. Поэтому мой долг высадиться первым. К тому же, - грустно улыбнулся Бурмаков, - космос - мой дом.
      Павел понял его: вся прежняя жизнь Бурмакова давала ему право на это.
      - Мои дорогие! - командир обнял Павла и Витю. - Вы также побываете на Марсе, если пребывание там не угрожает опасностью. Побываете вы и в других местах. Не правда ли?
      - Когда отправитесь? - спросил Павел.
      - Ровно в восемь по московскому времени. Так и передайте на Землю.
      Отправляясь впервые на Марс, Бурмаков не собирался проводить широкие исследования. В его задачу входило собрать сведения об атмосфере, растительности, если она встретится, взять пробы воздуха, почвы, определить радиацию и сразу же возвращаться на корабль.
      Павел и Витя очень сильно беспокоились о своем командире, даже больше, наверное, чем он сам. Только он, старший и более опытный, лучше умел справляться со своими чувствами.
      Прежде чем войти в герметическую камеру, ведущую к выходу, Бурмаков, уже в космическом костюме - легком, пластичном и очень прочном, сказал:
      - Давайте по старому нашему обычаю посидим перед дорогою.
      На минуту сели. Потом поднялись. Бурмаков надел на голову гермошлем. Маленький радиопередатчик, вмонтированный в шлем, работал на одной волне с корабельной рацией. Это было сделано для того, чтобы экипаж мог все время поддерживать с космонавтом прямую связь.
      Услышав голос Бурмакова, немного измененный микрофоном и динамиком и потому какой-то чужой, Витя заморгал глазами.
      - Не горюйте, ребята, - бодро говорил командир. - Следите за мной и помните, что в следующий раз - ваша очередь.
      - Скорее бы! - оживился Витя.
      - Скоро! - Бурмаков поднял на прощание руку и исчез в дезокамере.
      Павел с Витей поспешили в рубку. Несколько минут мощные компрессоры откачивали воздух из переходной камеры. Потом корабль слегка вздрогнул, и за иллюминатором, оставляя дымный след, мелькнула маленькая ракета. Сквозь шум и треск донеслись еле слышные слова:
      - Я в полете.
      3
      Ракета шла со скоростью обычного реактивного самолета. Да это, собственно, и был самолет, только своеобразной конструкции, специально приспособленный к перелетам в безвоздушном пространстве. Запасов топлива хватало на несколько десятков тысяч километров.
      Когда ракета вышла на свободный полет и перегрузка уменьшилась до минимума, Бурмаков огляделся. Кабина пилота из прочных прозрачных пластиков позволяла видеть все, что делается вокруг. Марс был впереди, и, казалось, его вогнутая чаша с каждым мгновением все больше и больше окружает ракету. Только сверху было видно слегка фиолетовое небо. Слева, над горизонтом, полным пепельно-серебристым кругом выделялся на небе Фобос. Бурмаков взглянул на приборы: сорок тысяч километров. Дал еще задание приборам, и они сообщили, что ракета может встретиться с Фобосом менее чем через час. Мелькнула мысль: стоит захотеть, и через каких-то шестьдесят минут одна из самых волнующих людей загадок Марса будет разгадана. Даже ради одного этого стоило лететь сюда. Соблазн изменить курс был столь велик, что Бурмаков даже спрятал руки за спину, чтобы невольно не ухватиться за штурвал и не направить ракету к спутнику. "Дойдет и до тебя черед", - прошептал Бурмаков, провожая глазами удаляющийся Фобос.
      - Степан Васильевич, Степан Васильевич, что с вами, что с вами?..
      Бурмаков не сразу сообразил, почему его вызывает обеспокоенный Павел. Давно бы пора дать весть о себе, а он размечтался, как юноша. Друзья, видно, услышали его "разговор" с Фобосом.
      - Извините, - ответил он, - размечтался. Вот посмотрите причину. - На телевизионном экране корабля появилась та же картина, которую видел он сам. Слева - Фобос. Вот он чуть меня и не соблазнил.
      - Понимаем, - догадался Павел. - Фобос почти рядом. - И, не выдержав, сказал: - А вдруг он пустотелый?
      Глаза Бурмакова блеснули из-под очков гермошлема, и в динамике прохрипело озадаченное: "Гм-м".
      Однако шутить времени не было. Ракета мчалась со сверхзвуковой скоростью, и на экране все более отчетливо вырисовывалась приближающаяся пустыня. Ни возвышенности, ни низины, ни реки. Только песок. Первую высадку было решено совершить именно сюда, где не предполагалось встретить более или менее развитую жизнь. На встречу с ней люди хотели прийти уже вооруженными определенными знаниями о Марсе.
      Скоро экран стало заволакивать туманом.
      - Высота тысяча километров, - сообщил Бурмаков по радио.
      Еще через полтора часа полета Бурмаков передал:
      - Иду на посадку.
      В репродукторе сразу послышались взволнованные возгласы Павла и Вити. Они требовали сообщений, впечатлений. Бурмаков отвечал коротко: "Потом, потом" - и все более внимательно вглядывался вниз, едва успевая наводить объективы автоматических киноаппаратов.
      С восьмидесятиметровой высоты поверхность Марса выглядела голой и твердой, будто специально сделанная посадочная площадка. Бурмаков плавно посадил ракету. Легкий толчок, и она остановилась.
      Первый человек совершил посадку на Марс! Почти невероятное, замечательное событие, которое, безусловно, уже потрясло человечество, не вызвало у Бурмакова почти никаких эмоций. Он чувствовал себя исследователем. А голова исследователя должна быть ясной, нервы спокойными.
      Ракета стала вертикально, окруженная молочным туманом, а сам Бурмаков лежал на спине. Включив механизмы, которые поворачивали ракету в горизонтальное положение, он задал работу приборам. Они показали, что туман находится только вокруг ракеты и постепенно расплывается во все стороны, с некоторым отклонением на север.
      - Странно... - задумался Бурмаков.
      Его услышали на корабле.
      - Что случилось? - спросил Павел.
      - Сел в туман. Кажется, минуту назад было чисто, ни облачка на десятки километров вокруг. Откуда он взялся?
      - От ракеты, Степан Васильевич, от ракеты, - радостно закричал Павел. - В разреженной атмосфере всегда так бывает. Вспомните, как мы с Земли наблюдаем инверсионные следы высотного полета реактивного самолета.
      - Тьфу ты, ломаю голову, - рассмеялся Бурмаков. - Показалось, что марсиане на меня туман напустили. Ну, готовлюсь к выходу.
      - Будьте осторожны, - попросил Павел.
      Пока Бурмаков собирался, вокруг ракеты посветлело. Но пробы марсианского воздуха брать пока еще было нельзя: в нем находились остатки газов реактивного двигателя. Сидеть сложа руки, ждать? На это не хватало терпения. Проверив герметичность костюма, Бурмаков отбросил люк и выбрался наружу. Почва под ногами была, как земная. А вот в теле чувствовалась непривычная легкость. Да оно так и должно быть - здесь все в два с половиной раза легче, чем на Земле. Бурмаков сделал несколько шагов. Ноги начали проваливаться в мелкий песок, оставляя на нем отпечатки следов. Копнув носком ботинка, Бурмаков почувствовал под ногами твердую, похожую на камень почву. Верхний, сыпучий слой песка был не толще двадцати пяти - тридцати сантиметров.
      Приборы показывали, что с юга дует слабый ветер. Бурмаков пошел в южном направлении, чтобы подальше от ракеты взять пробу чистого воздуха.
      Туман окончательно рассеялся. Стоял марсианский полдень. На удивительном, сине-фиолетовом небе - маленькое, непривычного вида тусклое солнце - какой-то неправильный шар с короткими и толстыми желтыми лучами. Его тепло плохо чувствовалось даже здесь, в экваториальной зоне. А вокруг, как окинуть взором, тянулась молчаливая, плоская, кирпичного цвета мертвая пустыня.
      Бурмакову стало грустно. Разве о таком он мечтал? Огорченный, он забыл, что специально выбрал зону больших пустынь, что уже одно то, что он находится здесь, - факт, граничащий с пределом человеческой фантазии. И даже если он не найдет здесь больше ничего, то этого, достигнутого и увиденного, вполне хватит, чтобы познать огромную часть природы чужой планеты.
      Но нужно было что-то делать. Бурмаков собрал образцы песка, в нескольких местах отломал куски каменных пород, наполнил воздухом колбы и пошел к ракете. Подойдя к люку, он обернулся. Те же бесконечные пески...