Командир атакует первым

      Да, техника серьезная. У танков толстая броня, мощные пушки, хороший ход. Но, наткнувшись на специально оборудованные противотанковые узлы нашей обороны, эти бронированные чудовища не могли одолеть мужество советских воинов, вооруженных мощными противотанковыми средствами.
      Отличное средство борьбы с танковыми полчищами врага есть и у наших друзей - штурмовиков. Мы, летчики-истребители, сопровождая "илы" на штурмовку танковой колонны, удивились, увидев, что из-под плоскостей штурмовиков посыпались маленькие, почти невидимые в воздухе, бомбы. Первая мысль: таким "горохом" даже пехоту не побьешь. Но большинство танков, осыпанных маленькими бомбочками, начинали гореть, испуская, словно дьявольский дух, черный смердящий дым.
      О нашем налете в сводках 1-го штурмового авиационного корпуса будет написано: "...7 июля 1943 года в период с 4 час 40 мин до 6 час 40 мин штурмовики 1 шак двумя группами в 16 и 33 самолета под прикрытием 30 истребителей нанесли удар по скоплению 300-350 танков противника, изготовившихся для атаки на обояньском направлении. Совместными усилиями 3-го механизированного корпуса и 1-го штурмового авиакорпуса была ликвидирована попытка прорвать оборону в центре 1-й танковой армии"{5}.
      Приземлившись, мы попросили штурмовиков показать нам этот "горох". Оказалось, что перед началом Курской битвы в штурмовые и бомбардировочные авиаполки самолетами были доставлены прямо с заводов только что запущенные в массовое производство специальные противотанковые кумулятивные авиабомбы. Ими наполняли контейнеры, которые подвешивались к самолетам. Ил-2, например, брал с собой около 200 этих бомбочек.
      Кумулятивное действие ПТАБ основывалось на принципе концентрации взрыва в одном направлении. Со скоростью 12-16 километров в секунду бомба устремлялась на чрезвычайно малую площадь, и тонкая струя раскаленного металла и газов буквально прошивала броню танков. Эффективность этого оружия, как и артиллерийских снарядов, основанных на том же принципе, была необычайно высока.
      Наступление немецко-фашистских войск на Обоянь и на Корочу продолжалось. Они несли большие потери, по вводили в бой очередные дивизии танковых корпусов. 7 и 8 июля гитлеровцы предпринимали отчаянные попытки расширить коридор прорыва флангов в сторону на обояньском направлении и углубить его к Прохоровке, на корочанском же направлении около 300 танков рвались от Белгорода на северо-восток.
      Если наш первый вылет 5 июля прошел без вмешательства вражеских истребителей, то в последующем бои приходилось вести часто.
      Особенно трудно пришлось утром 8 июля. Как обычно, все наши истребители пошли на прикрытие двух полков штурмовиков. Над линией фронта в воздухе такая масса самолетов, что сразу трудно разобраться - где свои, а где чужие. Перед самой целью в боевые порядки нашей группы врезалось около двух десятков "юнкерсов" вместо со своим прикрытием. "Илы" быстро встали в круг. Этот боевой порядок позволяет штурмовикам наиболее эффективно отражать атаки противника. Истребители группы непосредственного прикрытия, которую вел комэска Смагин, вступили в бой с "мессерами". Часть нашей ударной группы пошла ему на помощь, вторая начала атаковать "юнкерсы" и их прикрытие.
      Через несколько минут в воздухе все смешалось. Даже поймав в прицел вражеский самолет, иногда опасно открывать огонь, так как здесь же одновременно и наши самолеты. Много внимания тратишь, чтобы просто не столкнуться со снующими вокруг машинами. Ведущий нашей ударной группы подполковник Кутихин все время старается перевести бой на вертикаль. Мы быстро набираем несколько сот метров, осматриваемся, разбираемся в обстановке, насколько это возможно, и, выбрав цели, мчимся вниз.
      Район боя насквозь прошит огненными трассами: атакуем мы, отстреливаются "юнкерсы", ведут огонь "мессеры", отбивают атаки "илы".
      Задымив, падают первые сбитые самолеты. Белыми ромашками распускаются парашюты. В правой плоскости моего "яка" прямо на глазах появляется несколько отверстий. Внизу подо мной - распластанные крылья "юнкерса". Сетку прицела стараюсь наложить на двигатель или кабину, открываю огонь. Мимо "юнкерс" уходит в пикирование. Но у меня скорость больше - догоняю, подтягиваю ручку на себя, "переламываю" траекторию полета. Совсем рядом голубое, с черными подтеками масла брюхо бомбардировщика. Палец жмет на гашетку. Явственно вижу, как пушечная очередь впивается в машину противника, рвет дюраль фюзеляжа.
      В нескольких десятках метров креном вправо ухожу от него в сторону и вверх. Вовремя: очередь, видимо, попала в бомболюк. Мощный взрыв разнес "юнкерс", сильно тряхнул мой самолет. А через секунду на месте только что летевшего бомбардировщика - мелкие обломки.
      В этом бою летчики полка сбили шесть вражеских самолетов. Отличились Иван Базаров, Степан Карнач, сам командир полка Кутихин.
      Столько же сбили и наши друзья - штурмовики. Да, второй член экипажа стрелок-радист, занимает в боевой машине место недаром.
      Радость победы омрачена большой утратой. Мы потеряли двух товарищей. Погибли замечательный человек, отменный истребитель командир эскадрильи капитан Николай Смагин и опытный летчик командир звена старший лейтенант Василий Федоров. Николай Смагин поджег один "мессершмитт", заходил в атаку на второй, и в этот момент его сбили. Самолет Федорова, судя по рассказам очевидцев, поджег стрелок "юнкерса". Еще два летчика полка на поврежденных самолетах перетянули линию фронта и над нашей территорией воспользовались парашютами...
      После боя командир полка приказал мне опросить участников вылета, составить подробную схему боя всей группы, отдельных пар и летчиков, проанализировать ошибки, отметить тех, кто действовал грамотно, решительно.
      Анализ показал, что большинство истребителей, даже молодежь, в сложной обстановке действовали правильно. Но выявился и существенный недостаток. Вначале пары старались держаться плотным строем и этим сковывали друг другу свободу маневра. Во второй половине боя, наоборот, группа рассыпалась на пары и даже на одиночные самолеты. Не избежал этой ошибки и я с ведомым, который потерял меня в первые минуты. То же самое случилось и с парой Николая Смагина. Ведомый оторвался от него, и в критический момент Николай остался один на один с четырьмя истребителями противника.
      В тот день мы с командиром полка, Карначом и Меркушевым долго размышляли над итогом боя, прежде чем подполковник Кутихин выступил с разбором перед летчиками. Напрашивался вывод - при полете большой группой для предоставления свободы маневра паре, звену, для эффективной атаки противника каждым самолетом необходимо боевые порядки группы строить более рассредоточенно, увеличить интервалы и дистанции между звеньями и парами. Самое серьезное указание ведомым летчикам: из строя пары их может вывести только смерть.
      Одна из причин наших ошибок - отсутствие опыта ведения боевых действий такими большими группами. Это количественное изменение едва не обратилось против нас. Раньше все мы, не исключая командира полка, считали, что чем плотней боевой порядок группы, чем тесней взаимодействие в ней пар и звеньев, тем мощней удар по противнику. Но это тесное взаимодействие сковало нас в начале боя и привело к распылению сил группы в последующем.
      Майор Меркушев во время обсуждения боя высказал даже предложение о том, что пары и звенья в группе можно рассредоточить не только в горизонтальной плоскости, но и эшелонировать по высоте.
      К великому сожалению, нам тогда не было известно, что именно так строили свои боевые порядки наши истребители во время воздушных боев на Кубани. Вскоре, однако, начали поступать документы, обобщающие опыт боев нашей авиации на разных фронтах. Командование Военно-Воздушных Сил Красной Армии как раз в это время обратило серьезнейшее внимание на анализ и распространение опыта лучших частей и соединений авиации, летчиков-асов. Мы узнали, что в воздушных армиях генералов К. А. Вершинина, Т. Т. Хрюкина, в соединениях генерала Е. Я. Савицкого, полковника А. В. Бормана, И. М. Дзусова летчики А. И. Покрышкин, Д. Б. Глинка, В. И. Фадеев, Г. А. Речкалов уже весной этого года широко применяли растянутые и эшелонированные по высоте боевые порядки в группах истребителей. Именно там появилась знаменитая "кубанская этажерка" и формула победы: "Высота, скорость, маневр, огонь", одним из авторов которой был Александр Иванович Покрышкин.
      Нужно прямо сказать, что информация о передовом боевом опыте, новых тактических приемах и способах борьбы в воздухе, которая регулярно, хотя и с некоторым опозданием, стала поступать по официальным каналам, принесла неоценимую пользу нашей авиации. В середине сорок третьего года специальным приказом командующего ВВС Красной Армии в воздушных армиях, соединениях вплоть до дивизии была введена специальная должность офицера по обобщению и распространению в частях боевого опыта. А в штабе ВВС даже создан целый отдел.
      В то же время помощнику командира полка по воздушно-стрелковой службе вменялось в обязанность составление графических схем проведенных летчиками боев с кратким их описанием. Каждый бой, в котором был сбит противник или наш самолет, в обязательном порядке подтверждался такой схемой-описанием. Это прибавило мне работы, но позволило глубже и внимательнее изучать действия летчиков в бою, выявлять их слабые и сильные стороны.
      Несмотря на все еще сильное противодействие авиации противника, наши летчики одерживали одну победу за другой. На бортах самолетов Ивана Базарова, Николая Буряка, Степана Карнача регулярно прибавлялись новые красные звездочки - так с некоторых пор стали отмечать победы летчиков в воздухе. Прибавилось несколько звездочек и у меня.
      Но не в этом, конечно, главное, а в том, что в течение нескольких дней, когда немецкие танковые войска пытались безуспешно развить свой первоначальный успех (к 11 июля за пять дней наступления, введя все дивизии танковых корпусов, противник сумел продвинуться к Прохоровке на расстояние до 35 километров, а на корочанском направлении - на 10-12), советская авиация выходила победительницей в единоборстве за господство в воздухе.
      Да, бои были жестокие и на земле, и в воздухе. Тысячи советских воинов покрыли себя неувядаемой славой мужественных, стойких, умелых бойцов. В те дни не было легких побед, если только вообще они могут быть легкими! С каждым днем все яростнее разгорался огонь сражения на земле, и чернело небо, застланное дымом падающих самолетов. Каждый день приносил успех, по нередко мы несли и потери.
      Неудачным стал для меня шестой день Курского сражения. В первом утреннем вылете я был во главе десятки истребителей группы прикрытия штурмовиков, которых вел полковник Донченко - командир штурмовой авиационной дивизии. До цели дошли относительно спокойно. "Илы" успешно отработали, и мы возвращались домой. На подходе к линии фронта нас атаковали "мессершмитты". Мы связали их боем, оттянув в сторону от штурмовиков, которые благополучно ушли за линию фронта. У нас же горючее и боеприпасы - на исходе. Я подал команду летчикам выходить из боя и лететь на свою территорию. В это время несколько "мессеров" отсекли меня от группы. Очередь крупнокалиберного пулемета прошила борт кабины и разворотила всю приборную доску. Брызнуло стекло высотомера.
      Даже не оглянувшись, я бросил самолет на левое крыло вниз. Второе такое попадание могло натворить бед побольше. Вывел свой "як" над самыми верхушками деревьев. Поднял голову, осмотрелся - "мессеры", как стервятники, кружатся над лесом. Но, видимо, мой самолет зеленым камуфляжем хорошо вписался в зелень леса - так они меня и не разглядели, а то пришлось бы худо. У противника преимущество в высоте, и расстрелять истребитель, прижатый к земле, не составило бы большого труда.
      Только подходя к линии фронта, увидел на полу кабины, на приборной доске кровь и тут же почувствовал боль... На правой руке вырван кусок перчатки; кровь льет, а остановить нечем. До аэродрома же еще добрых полсотни километров.
      В это время - тревожный голос по радио:
      - "Шевченко", "Шевченко"! Где ты? Где ты?
      В таком измененном виде моя фамилия стала позывным.
      Отвечаю:
      - Иду на точку.
      А на аэродроме беспокоятся:
      - Что случилось?
      - Все в норме, чуток поцарапан.
      Я так думал. Одна из пуль, видно, прошла по мякоти между большим и указательным пальцами. Заживет! Только вот кровь хлещет... Пытаюсь зажать рану левой рукой, но это невозможно, руки для управления истребителем должны быть свободными.
      Вот и Старый Оскол - полевой аэродром. Захожу на посадку - в конце полосы стоит санитарная машина, несколько человек в белых халатах. Спросил по радио Кутихина, который сегодня руководил полетами:
      - Как мои?
      Командир успокоил:
      - Порядок, все сели. Как ты? - И, не дождавшись ответа, приказал: Подруливай к санитарной.
      Я хотел было возразить: "Стоит ли связываться с медициной?" - но не успел самолет закончить пробег, как рядом уже стояла машина с красным крестом. Я порулил на стоянку. Остановив мотор, расстегнул ремни парашюта и... потерял сознание.
      Врач констатировал: "Ослабление организма до потери сознания летчиком произошло из-за большой потери крови". Поставил мне скобочку на рану и уложил в постель.
      Но залеживаться я не собирался. На другой день утром, пользуясь отсутствием врача, выпросил у сестры обмундирование и, как потом доложили командиру, "самовольно прекратил процесс лечения и дезертировал из санчасти". Сразу, правда, меня Кутихин в воздух не выпустил. Но на следующее утро, поверив моему честному слову, что чувствую себя отлично, разрешил летать.
      Этот день был решающим моментом Курского сражения. Советское Главнокомандование, оценив обстановку, приняло решение перейти в контрнаступление. Вчера немцы, убедившись, что прорваться к Курску кратчайшим путем невозможно, сосредоточили все усилия на прохоровском направлении. Произошло крупнейшее в истории второй мировой войны встречное танковое сражение.
      "Тигры", "пантеры", "фердинанды" устремились на Прохоровку. Им навстречу шли наши танки Т-34. Несмолкающий лязг танковых гусениц, взрывы снарядов и бомб сотрясали землю. На многие километры вокруг, как и над полем боя, клубилась пыль, к небу поднимался густой черный дым. Пороховая гарь чувствовалась даже в кабине самолета. В воздухе в это время на нескольких ярусах дрались истребители, ниже большими группами работали штурмовики.
      Нашей дивизии, соседям-штурмовикам, хотя мы и числились в составе резервного Степного фронта, наземные войска которого еще не вступали в сражение, приходилось выполнять по нескольку вылетов в день. Особенно большая нагрузка выпала на долю незаменимых "илов". Капитаны Шубин, Пошивальников, лейтенант Бегельдинов, который летал с раненой рукой, их товарищи штурмовали подходящие танковые резервы врага прямо на поле сражения. А это было непросто. Дым и пыль затрудняли поиск целей, возникала опасность нанести удар по своим. Но мастера штурмовых атак действовали умело, четко.
      В эти дни у штурмовиков погиб Герой Советского Союза Михаил Малов. Совершил подвиг командир эскадрильи капитан Шубин. Разрывом зенитного снаряда на его машине оторвало полкрыла. Самолет падал, экипаж мог выброситься на парашютах. Но краснозвездный штурмовик шел вниз. Летчик и стрелок-радист предпочли плену смерть. Перед самой землей комэска вырвал самолет из пикирования и направил на скопление вражеских танков...
      Авиация противника, несмотря на то что гитлеровское командование перебрасывало силы с других фронтов и из резерва, все больше и больше теряла свои позиции. Борьба за господство в воздухе, начатая в воздушном сражении на Кубани, уже в период оборонительных боев на Курской дуге принесла успех нашей авиации.
      3 августа ранним утром началась артиллерийская подготовка Воронежского и Степного фронтов к решающему этапу наступательной белгородско-харьковской операции, Активное участие в подготовительном периоде наступления принимала и авиация. Части 2-й воздушной армии генерала С. А. Красовского и 5-й воздушной армии генерала С. К. Горюнова обрушили всю мощь своих ударов на противника.
      247-й истребительный авиационный полк по-прежнему имел главной задачей прикрытие штурмовиков. Из многочисленных вылетов тех дней особенно запомнился следующий. Командир эскадрильи штурмовиков Герой Советского Союза капитан Девятьяров во время разведывательного полета обнаружил тщательно замаскированные - укрытые копнами - танки противника. Фашисты готовились к нанесению контрудара по нашим наступающим войскам в районе Белгорода. Девятьяров сам повел Группу штурмовиков. Для их сопровождения подполковник Кутихин выделил восьмерку истребителей, которую поручил вести мне. А немногим раньше командир поздравил меня с присвоением очередного воинского звания "капитан".
      Сопротивление немцев в воздухе было сломлено. Через линию фронта они почти уже не летали, но у себя иногда оборонялись зло.
      До цели мы дошли без помех. Даже тогда, когда уже были на месте и штурмовики готовились к нанесению удара, молчали вражеские зенитки. Противник надеялся, что группа советских самолетов появилась над этим полем случайно. Очень уж хитро были замаскированы танки, и враг не хотел раскрывать позиции. Но ведомые капитана Девятьярова хорошо знали свои цели. На копны с танками посыпались убийственные ПТАБы, их рвали реактивные снаряды, огонь пушек. Через несколько минут огромное поле объято огнем. Горят в белом густом дыму копны необмолоченного хлеба, черный смрад идет от взорванных танков. В ужасе носятся по полю под огнем экипажи. Несколько десятков бронированных машин, представляющих грозную силу, нашли здесь свой конец.
      Мы, внимательно следя за воздухом, восхищаемся умелой работой штурмовиков. Настроение великолепное - и оттого, что успешно выполнено задание, и оттого, что сегодня отличный летний день, и оттого, что наши войска бьют врага, - мы наступаем.
      Позади запоздало стучат "эрликоны", а в воздухе показалась группа "фокке-вульфов". До сих пор мне не приходилось сталкиваться с этими истребителями. Но меня еще не покинуло ощущение радости, и чувствуется необычайный прилив сил. В безотчетном порыве я нажимаю кнопку передатчика и громко в эфир:
      - Трепещите, варвары! Вам приходит конец, наступает Россия, наступает русский народ, наступает Красная Армия! Я - "Шевченко", прием!
      Тут же я развернул группу на "фоккеров". В этот момент в наушниках голос командира корпуса генерала В. Г. Рязанова:
      - Молодец, "Шевченко"! За болтовню в воздухе объявляю выговор!
      Но строгое взыскание не испортило настроение. Тем более что я понял виноват, своим "выступлением" забил эфир и помешал, может быть, передаче важной команды.
      Пользуясь преимуществом в вертикальном маневре, веду группу на высоту. У "фокке-вульфов" хорошая скорость, мощное вооружение, сильная броневая защита, но в маневренности машина уступает нашим "якам". Теперь предстояло испробовать свои силы и возможности наших истребителей в схватке.
      Но бой продолжался недолго. С первого захода сверху я длинной очередью попал в ведущего группы противника. Он сразу же рухнул вниз. Остальные, не приняв боя, улетели на запад. Не тот, совсем не тот пошел фашистский летчик. Даже на таком хорошем самолете уходит от боя...
      Когда о сбитом мной "фоккере" доложили командиру корпуса, он позвонил в полк и передал Кутихину: "Шевчуку выговор оставить и объявить благодарность за сбитый ФВ-190". Так в один день, даже в один час, я сумел получить от начальства и выговор и благодарность.
      Два дня продолжались ожесточенные бои за Белгород. Два дня мы делали по три-четыре боевых вылета. А 5 августа к исходу дня в Белгороде закончились уличные бои. В 9 часов вечера по радио передали приказ Верховного Главнокомандующего. Торжественный голос диктора оповестил страну, что в ознаменование освобождения доблестными советскими войсками городов Орел и Белгород приказано "произвести артиллерийский салют". Это был первый победный салют Родины.
      Наше наступление продолжалось. На следующий день командующий Степным фронтом генерал-полковник И. С. Копев обратился к вверенным ему войскам с письменным призывом, в котором были слова, запомнившиеся на всю жизнь: "Впереди нас ждет измученная врагом, истерзанная украинская земля!"
      Части и соединения Степного фронта наступают на Харьков - первый город на родной украинской земле. Противник яростно защищает этот важный стратегический центр своей обороны...
      Августовское солнце жжет еще в полную силу. Жарко везде: на земле и в воздухе. Моторы "яков" не успевают остыть после полета, летчики - отдохнуть. Механики быстро заправляют баки бензином, оружейники пополняют боезапас - и мы снова в воздухе.
      Вражеская авиация активизировалась. По данным только нашей, воздушной, разведки, противник перебросил из тыла и с других участков фронта на аэродромы Полтавского и Харьковского аэроузлов около 400 бомбардировщиков и 200 истребителей. Особенно много самолетов зафиксировано на аэродромах Конотопа, Полтавы, Лебедина, Миргорода. Для истребителей полевые аэродромы и площадки оборудованы ближе к линии фронта, в пригородах Харькова. Чаще стали появляться "фокке-вульфы". Их немцы пытаются использовать в качестве штурмовиков, а также сгруппированных "воздушных охотников".
      Без боев обходится редкий вылет, и работы много. Команда "На взлет" звучит ежедневно по три, четыре, а иногда и по пять раз подряд. Задачи - на сопровождение штурмовиков, на разведку, на прикрытие наземных войск. В последние дни отличились многие летчики полка. Среди них Иван Базаров, Николай Буряк, Александр Копяев. Они сбили по два-три самолета, а боевой счет уничтоженных вражеских самолетов у Ивана Базарова перевалил за полтора десятка.
      Великая радость - радость наступления заглушает напряженность тяжелых боев, усталость от многочисленных вылетов. Настали долгожданные дни: мы не только воюем, но и бьем врага, гоним его с нашей советской земли, с Украины. Но омрачает это лучезарное чувство увиденное с высоты - сгоревшие села, вырубленные сады, мертвые пашни, полуразрушенный Харьков.
      К исходу 22 августа, возвращаясь на свой аэродром мимо города, мы заметили, что не только на окраинах, но и на улицах уже идут бои. На следующий день Совинформбюро сообщило, что крупнейший центр Украины многострадальный Харьков освобожден советскими войсками. Ликованию не было предела, тем более что вечером по радио зачитали приказ Верховного Главнокомандующего, в котором среди других соединений войск Степного фронта отмечались и летчики генерала Рязанова, а это значит, и мы, истребители 247-го истребительного авиационного полка.
      Пятьдесят дней продолжалась Курская битва - одна из величайших в истории второй мировой войны. Красная Армия, в ожесточенных боях сдержав наступление немецко-фашистских войск, уничтожила огромные силы гитлеровской армии, ее лучшие механизированные, танковые и авиационные соединения и, перейдя в решительное наступление, за короткий срок отбросила противника на 140 километров на запад. Мощный удар советских войск на белгородско-харьковском направлении открыл "ворота" в пределы Левобережной Украины и Донбасса. Контрнаступление Красной Армии переросло в стратегическое наступление почти по всему советско-германскому фронту.
      Через два дня после освобождения Харькова наш полк перебазировался на полевой аэродром и без всякой передышки продолжал боевую работу. В одном из вылетов группу штурмовиков в составе 18 самолетов, которую прикрывала восьмерка наших истребителей, командир корпуса генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов неожиданно перенацелил на другой объект. Приказано было прочесать небольшую рощу в полутора километрах южнее Коротич. Штурмовики, а затем и истребители, поскольку самолетов противника в воздухе не было, выполнили по нескольку заходов на указанную цель. Через два дня, когда наши танки овладели этой рощей, были обнаружены разбитые штабные машины. Оказалось, что разведке армии генерала И. М. Манагарова стало известно о расположении там штаба танковой дивизии СС. Он передал это генералу Рязанову, и штаб был выведен из строя нашими летчиками{6}.
      А вечером того же дня нас ждал приятный сюрприз. На аэродром приехала большая группа деятелей советской культуры и искусства поздравить нас с началом освобождения украинской земли. Среди них замечательная советская балерина Ольга Васильевна Лепешинская, известный украинский поэт Павло Григорьевич Тычина, народные артисты Советского Союза Иван Сергеевич Паторжинский и Мария Ивановна Литвиненко-Вольгимут.
      Но получилось так, что прежде чем мы начали благодарить артистов бурными аплодисментами, они дружно приветствовали нас. Перед концертом прибывший в полк командующий воздушной армией генерал Горюнов вручил ордена авиаторам, отличившимся в Курской битве.
      На импровизированную сцену вызывали моих боевых товарищей: Ивана Базарова, Николая Буряка, Степана Карнача. Орден Отечественной войны II степени - дорогая мне память о июльском сражении 1943 года...
      Были вручены награды и летчикам соседнего истребительного полка Героям Советского Союза Сергею Луганскому, Ивану Корниенко, Николаю Шутту и другим. И каждый переданный генералом в руки пилота орден сопровождался продолжительными аплодисментами. Восторженно и громче всех хлопали артисты. Ведущий концерта весело иронизировал, что столько аплодисментов ни Ольга Васильевна Лепешинская, ни другие артисты за всю концертную жизнь не получали.
      Но это, понятно, только шутка: Каждое выступление наших знаменитостей, каждый номер сопровождался, как говорится, бурей оваций.
      Долго в тот вечер на лесной поляне у фронтового аэродрома звучали мелодичные, раздольные украинские песни, исполненные бесподобным басом Паторжинского, на маленькой сцене легкая, грациозная Лепешинская исполнила свои знаменитые партии из "Золушки" и "Лебединого озера". Гневно звучал голос поэта: Павло Тычина читал отрывки из последней поэмы "Похороны друга" - стихи о несгибаемой воле советского человека, о любви к Родине.
      Перед концертом ко мне подошел майор Меркушев:
      - Василий Михайлович! Тебе ответственное поручение.
      Увидев, наверное, как лицо у меня вытянулось от огорчения, Меркушев рассмеялся:
      - Не волнуйся, поручение самое мирное и без отрыва от обязанностей зрителя. Поскольку ты у нас тоже певец, мы с командиром решили оказать тебе доверие - после выступления поблагодарить артистов.
      Легко сказать "не волнуйся" - лучше бы, пожалуй, меня на боевой вылет послали... Но делать нечего. Слушая концерт, я лихорадочно сочинял текст выступления. Но можно было не готовиться.
      Концерт закончился. В необычайном волнении я поднялся на "сцену". Успел пожать руку Паторжинскому и сказать: "Большое спасибо вам, товарищи..." В этот момент с нарастающим грохотом над аэродромом промчалась четверка "фоккеров". К счастью, бомбы упали в стороне.
      Такой "аккомпанемент" сопровождал финал этой замечательной, надолго запомнившейся нам встречи. Враг не давал забыть о войне...
      26 августа без малейшей передышки после белгородско-харьковской операции войска Степного фронта вместе с соседними фронтами начали освобождение Левобережной Украины и Донбасса. Армии и дивизии нашего фронта наступали в направлении на Красноград и Верхне-Днепровск.
      Во время выхода войск фронта к Днепру авиация использовала все силы и возможности для эффективной поддержки действий наземных частей и соединений. К сожалению, наша авиационная боеспособность была несколько ограничена. В то время как противник располагал большой сетью хорошо подготовленных аэродромов, запасами горючего и боеприпасов, нашим полкам приходилось садиться на разрушенные врагом при отходе аэродромы. Батальоны аэродромного обслуживания отставали от продвинувшихся вперед летных частей. Подвоз горючего и боеприпасов осложнялся тем, что наступающим силам требовалось огромное количество материальных средств, все дороги были забиты транспортом. Иногда, чтобы обеспечить наиболее важные вылеты, мы сливали бензин со всех самолетов и заправляли хотя бы две-три четверки. Бывало, что вылетали и с неполным боезапасом. Было тяжело и досадно, хотя мы понимали, что хозяйственники стараются сделать все для нормальной боевой работы. Те действительно делали все возможное и невозможное. Солдаты БАО с помощью местных жителей быстро восстанавливали взлетные полосы, стоянки, жилье для летного состава. Горючее и боеприпасы доставлялись любым возможным транспортом, вплоть до перевозки по воздуху. И мы опять делали по два-три вылета в день.
      Никогда не забыть полет, в котором я впервые с воздуха увидел Днепр. Рискуя подвергнуться внезапному нападению, подпустить противника, я не мог оторвать взгляда от величественной реки, прославленной в песнях и былинах. Я долго смотрел вверх по течению, туда, где в каких-то двухстах пятидесяти километрах впадает в Днепр речушка моего детства - Ирпень.
      Вскоре в полк пришло радостное известие - Указом Президиума Верховного Совета СССР капитану Ивану Базарову присвоено звание Героя Советского Союза. Для получения награды его вызывали в Москву.
      Ребята горячо поздравляют Ивана, а он смущенно улыбается:
      - Это мне повезло. У нас весь полк герои...
      Хорошее слово "повезло". А "повезло" в том, что под Белгородом и Харьковом, а еще раньше на Керченском полуострове и под Севастополем, почти в каждом вылете приходилось вести воздушные бои... "Повезло" в том, что из каждого боя Иван приводил самолет в сплошных дырках, и механики еле успевали их латать...
      Мы по-хорошему завидовали Базарову, его выдержке в бою, хладнокровию, точности расчета, меткой стрельбе. Он не бросался на противника сломя голову, не старался взять его, что называется, "нахрапом". Базаров точно знал, что он делает сейчас и что будет делать в бою через минуту, откуда зайдет на "мессер", с какой дальности начнет стрелять по "юнкерсу". Стеснительный, скромный парень, в воздухе он действовал решительно, настойчиво, отважно. В этом и было все его "везение".
      Нарядили мы Ивана, как жениха, в самое лучшее, самое новое, даже парадные авиационные погоны раздобыли. Проводили его в столицу с напутствием: все посмотреть, все запомнить, обо всем рассказать, особенно о салюте, если повезет. В последнее время Москва часто салютовала отличившимся войскам. Мы слышали гром салютов по радио, но плохо представляли, какое это зрелище наяву.