Фицхью - Каждый твой взгляд

Шерри Томас

Каждый твой взгляд

Sherry Thomas

TEMPTING THE BRIDE

© Sherry Tomas, 2012

© Перевод. Т.А. Осина, 2013

© Издание на русском языке AST Publishers, 2014

Пролог

Январь 1896 года

Дэвид Хиллсборо, виконт Гастингс, не влюблялся ни разу в жизни. И уж тем более никогда не страдал от безответной любви. А это означало, что ничто не мешало ему с легким, полным нерастраченного пыла сердцем посвятить себя познанию тех бесконечных удовольствий, которые судьба щедро предлагала молодому, богатому, красивому и свободному мужчине.

Во всяком случае, именно так считали в обществе.

Впрочем, виконт подозревал, что некоторые самые близкие ему люди давным-давно кое о чем догадывались. Дело в том, что он тайно и безответно был влюблен уже почти половину своей жизни. Успокаивало одно: сам объект любви пребывал в блаженном неведении. Неукоснительное сохранение тайны Дэвид всегда считал своей главной задачей, потому что, если бы это вдруг открылось, он отправился бы прямиком в ад.

Надо сказать, однако, что в те минуты, когда дама его сердца восторженно смотрела на другого мужчину, виконт Гастингс чувствовал себя так, словно стоял у врат преисподней. Вообще-то из сестер Фицхью признанной светской красавицей считалась Венеция, старшая, но Дэвид не мог отвести глаз от младшей, Хелены. Разве легко устоять перед непослушной копной огненно-рыжих волос, перед жемчужным сиянием кожи, перед лукавым взглядом восхитительно-прекрасных изумрудных глаз?

Нет, он ни в малейшей степени не винил свою богиню за несправедливый выбор. В конце концов, тот, кто сознательно отказался от участия в поединке, не имеет права обижаться и жаловаться на поражение. Вот только драгоценное внимание волею судьбы досталось тому, кто ничем не заслужил подобного счастья.

Несколько лет назад Эндрю Мартин имел возможность жениться на Хелене, но его властная матушка решила, что необходимо объединить два соседних поместья. Сын не посмел ослушаться и поступил так, как приказала миссис Мартин.

Среди множества браков по расчету семейный союз мистера и миссис Мартин отличался особой, ледяной холодностью. Супруги обедали в разное время, вращались в разных кругах, а между собой, за редким исключением, общались посредством переписки.

И все же в глазах светского общества эти обстоятельства не имели определяющего значения. Женатый человек – не важно, счастливый в браке или же глубоко несчастный – все равно оставался женатым человеком, и уважающей себя молодой леди следовало обратить взор в иную сторону.

Мисс Фицхью слыла особой независимой, склонной нарушать правила. До сих пор, однако, она игнорировала не столько устоявшиеся правила как таковые, сколько рекомендации общества. Когда ей, единственной в семье, вздумалось поступить в Оксфордский университет, в лондонских гостиных и салонах поступок расценили скорее как невинно-эксцентричный. Но этого оказалось мало: получив от одной из тетушек солидное наследство, Хелена основала небольшое издательство и единолично им управляла. К счастью, и этот шаг был воспринят как очередное проявление фамильной оригинальности и склонности к предпринимательству – что ни говори, а ее брат, граф Фицхью, вовсе не пренебрегал выгодой от унаследованного супругой оловянного рудника.

Но вот близкая дружба с женатым джентльменом выходила за границы безобидных, а потому вполне приемлемых чудачеств. Молодой леди даже не требовалось впадать в грех: одной лишь видимости недостойного поведения с лихвой хватало, чтобы запятнать репутацию всей семьи.

В гостиной загородного дома лорда Уэнтуорта царила непринужденная, раскованная обстановка. Миссис Денби, замужняя подруга и дуэнья мисс Фицхью, самозабвенно предавалась светским удовольствиям, постыдно пренебрегая обязанностями. Виконт Гастингс с трудом дождался более-менее естественной паузы в разговоре, в котором принимал участие, и через всю комнату целеустремленно направился к дивану, где, оживленно беседуя и неотрывно глядя друг на друга, сидели мисс Фицхью и мистер Мартин.

– Мартин, что вы здесь делаете? – Дэвид решительно нарушил предосудительный тет-а-тет. – Разве вас не ждет работа над очередным томом исторического исследования?

Мисс Фицхью отреагировала первой, хотя вопрос предназначался вовсе не ей:

– Вот как раз сейчас мистер Мартин напряженно работает. Обсуждает со своим издателем новую книгу.

– Я полагаю, обсуждение новой книги продолжается с самого утра. Повариха может хоть весь день уточнять у хозяйки подробности меню, однако от этого обед на столе не появится. Точно так же и мистер Мартин: проводя время в разговорах, а не за письменным столом, он лишает своих нетерпеливых читателей долгожданного продолжения достойнейшего исторического труда.

Мартин густо покраснел.

– Признаю, лорд Гастингс, справедливое замечание.

– Мои замечания всегда справедливы. Понимаю, что вам необходимо заняться научными изысканиями – ведь именно с этой целью вы попросили лорда Уэнтуорта предоставить в ваше распоряжение удобную комнату, не так ли? И все же до сих пор так и не воспользовались прекрасными условиями.

Румянец на щеках Мартина приобрел пунцовый оттенок.

– А…

– Лично я не могу дождаться новой встречи с Оффой, достойнейшим королем Мерсии.

– Неужели вы прочитали книгу?

– Разумеется. Что в этом удивительного? Разве в университете я не отличался выдающимся умом и бесконечной любознательностью?

– Да, несомненно.

– В таком случае воспринимайте мое присутствие в рядах ваших читателей как честь. Ну а теперь идите к себе и трудитесь до глубокой ночи. И прекратите недостойные попытки монополизировать мисс Фицхью. Вы женатый человек – не забывайте об этом!

Мартин, смущенно усмехнувшись, встал. Мисс Фицхью смерила Гастингса ледяным взглядом, однако тот предпочел не заметить осуждения и как ни в чем не бывало занял освободившееся место.

– Не верю, что вы действительно прочитали книгу мистера Мартина.

Гастингс прилежно, от корки до корки, штудировал все, что она издавала, – даже сугубо коммерческие проекты.

– Бегло просмотрел первую и последнюю страницы. А что, разве я не достаточно убедительно высказался?

Во взгляде Хелены сквозило нескрываемое презрение.

– Вы говорили помпезно, напыщенно и самонадеянно. Помешали чужой беседе. Позволили себе бесцеремонно прогнать моего друга! Право, подобного нахальства не ожидала даже от вас.

Виконт непринужденно откинулся на спинку дивана.

– Давайте не будем понапрасну тратить слова на мистера Мартина. Вот уж кто не достоин ни капли внимания! Со своей стороны, дорогая мисс Фицхью, счастлив констатировать, что сегодня вы поистине прелестны.

Внимание виконта непроизвольно сосредоточилось на глубоком декольте девушки. Дэвид влюбился в мисс Фицхью еще в ту пору, когда ее фигура ничем не отличалась от мальчишеской, а потому считал себя вправе наслаждаться видом женственных форм всякий раз, когда позволял наряд Хелены.

Реакция не заставила себя ждать: мисс Фицхью быстро раскрыла веер и лишила собеседника возможности созерцать ее прелести.

– Не смею вас задерживать, Гастингс. Если не ошибаюсь, миссис Понсонби упорно пытается привлечь ваше внимание к собственной персоне.

– Не ошибаетесь, – пробормотал виконт. – Все они стремятся привлечь мое внимание – женщины, с которыми мне довелось повстречаться.

– Понимаю, к чему это сказано. Хотите услышать в ответ, что меня ваше внимание никогда не интересовало – лишь для того, чтобы возразить, что равнодушие притворно и представляет собой жалкую попытку разбудить любопытство.

Мисс Фицхью говорила лениво, скучающим тоном. А ведь Дэвиду доводилось сердить ее всерьез и надолго. Безразличие страшило виконта больше, чем откровенная неприязнь. Дело в том, что в действительности любви противостоит не ненависть, как принято считать, а равнодушие: невыносимо сидеть рядом с возлюбленной и не чувствовать ничего, кроме скуки и пустоты.

Виконт скептически хмыкнул:

– Мисс Фицхью, подобный образ мыслей был бы чересчур банальным. Разумеется, вы нуждаетесь в моем внимании, но исключительно для того, чтобы швырнуть его мне в лицо. Любое противоречие доставляет вам огромное удовольствие, дорогая.

В зеленых глазах мисс Фицхью вспыхнула искра и погасла так быстро, что Дэвид едва успел это заметить. Он и жил ради подобных редких моментов, когда удавалось заставить ее увидеть его настоящего, а не такого, каким она его считала.

Самой печальной стороной долгой безнадежной любви оставалось то обстоятельство, что в четырнадцать лет Дэвид и в самом деле был не больше чем сопляком, дерзким и в то же время жалким. К тому же во время первой встречи с Хеленой разница в их росте составляла почти полфута – и, увы, не в его пользу: пять футов девять дюймов против пяти и четырех. Наверное, поэтому Хелена смотрела на приятеля брата как на ребенка, хотя и была всего на несколько недель старше. Ну а Дэвид тем временем терзался жестокими муками первой любви.

Отчаявшись честно завоевать расположение Хелены, бедняга виконт начал действовать запрещенными методами. Например, пытался коварно заманить любимую в чулан ради нескольких недозволенных поцелуев. В результате сам он испытывал горькое упоение, а она – ничего, кроме отвращения. И все-таки даже брезгливость казалась лучше оскорбительного безразличия.

К тому времени как Дэвид Хиллсборо смог наконец смотреть на мисс Фицхью сверху вниз – шесть футов два дюйма против пяти футов одиннадцати дюймов, – а детская упитанность растаяла и явила миру черты столь острые, что ими вполне можно было бы гранить алмазы, Хелена твердо и решительно настроилась против давнего знакомого. Ну а Дэвид, теперь уже отнюдь не жалкий, но еще более уязвимый и гордый, чем прежде, считал новую попытку сближения ниже своего достоинства.

И вовсе не потому, что не желал испытывать судьбу. Нет, всякий раз, встречая в свете независимую, уверенную в себе красавицу с пышными волосами и фигурой гибкой и соблазнительной – истинную сильфиду, – виконт Гастингс был готов пожертвовать самолюбием и принести извинения за былую глупость.

Но вместо этого продолжал вести себя по-прежнему несносно. Обидные замечания и комментарии сыпались как из рога изобилия:

– Женский колледж. Кажется, так теперь называют рассадник лесбийской любви?

– Мисс Фицхью, вы занимаетесь издательским делом. Неужели вы считаете, что на свете еще недостаточно плохих книг?

– Восхитительное платье, дражайшая мисс Фицхью; жаль только, что вашей фигуре не хватает еще хотя бы нескольких женственных изгибов.

Непредсказуемые ответы Хелены неизменно распаляли и сердце, и разум:

– Я твердо знаю, почему выбрала именно женский колледж. Но рассадник лесбиянской любви? Бог мой, это все равно что найти на только что купленном участке земли золотую жилу. Разве не так?

– Конечно, большинство книг кажутся вам утомительными – ведь вы едва умеете читать. Не переживайте: непременно напечатаю несколько книжек с картинками, специально для вас.

Но острее всего она отразила бессовестный выпад против своей фигуры:

– Дорогой лорд Гастингс, боюсь, плохо вас расслышала. Уж очень невнятно бормочете. Да, так и есть! Рот полон кислого винограда.

Кончиком указательного пальца Хелена провела линию от подбородка до декольте, смерила Гастингса откровенно насмешливым взглядом и удалилась, оставив противника сгорать от любви.

– Вы смотрите на меня в упор. – Требовательный голос Хелены заставил виконта вернуться к действительности.

– Да. Смотрю и печалюсь, предвидя скорое увядание. Сейчас вы все еще подобны цветущей розе, но рано или поздно возраст неминуемо победит в вечной битве с красотой. Никто из нас не молодеет, мисс Фицхью.

Веер затрепетал.

– А вам известно, чего больше всего на свете хотят женщины не первой молодости?

Едва заметная полуулыбка воспламенила вожделение.

– Скажите же!

– Как можно быстрее избавиться от вас, Гастингс, чтобы не тратить остаток драгоценного времени, ловя на себе распутные взгляды.

– Если я перестану смотреть с жадностью, вам станет скучно.

– Почему бы не проверить эту гипотезу? Перестаньте, а лет через десять я расскажу, скучно мне или нет.

Виконт выдержал еще несколько долгих мгновений. Точнее, прекращать процесс созерцания он не собирался – ведь никто не запрещает смотреть из любой точки гостиной, – но пришло время освободить диван подобру-поздорову, пока не прогнали силой.

Он встал и галантно поклонился.

– Уверяю вас, мисс Фицхью, через две недели вы умрете от тоски.

В половине одиннадцатого дамы удалились. Джентльмены выкурили по паре сигар, сыграли несколько партий в карты и в бильярд. В половине первого все разошлись, и Гастингс остался в полном одиночестве.

Однако к себе он не пошел, а вместо этого устроился в глубоком алькове, откуда открывался вид на комнату мисс Фицхью. Безответная любовь заставляла, смотря на затворенную дверь, предаваться мечтам. Внизу мерцала узкая полоска света: должно быть, читает в постели.

Еще несколько страниц.

Хэмптон-Хаус, где сестры Фицхью выросли, не отличался грандиозными размерами. Всякий раз, приезжая в гости к другу, Дэвид ночевал через три двери от комнаты Хелены. Ровно в одиннадцать к ней являлась гувернантка с требованием выключить лампу, и всегда слышался один и тот же ответ:

– Еще несколько страниц.

Как только гувернантка уходила, Дэвид бесшумно выбирался в коридор и смотрел на дверь до тех пор, пока полоска света не исчезала. А потом возвращался к себе, чтобы вновь погрузиться в пучину вожделения.

Привычка сохранилась до сих пор и проявлялась всякий раз, когда виконт и Хелена оказывались под одной крышей.

И вот свет погас. Дэвид вздохнул. Сколько еще лет это будет продолжаться? Скоро ему исполнится двадцать семь. Неужели предстоит точно так же томиться в темном коридоре в тридцать семь, сорок семь, девяносто семь?

Он провел ладонью по волосам. Пора возвращаться в одинокую постель. Географическая близость мисс Фицхью решительно отвергала физическое присутствие другой женщины. Внезапный всплеск врожденного благородства препятствовал откровенному проявлению двуличия. А может быть, глубоко спрятанное суеверие не позволяло поставить под сомнение хрупкую надежду?

И вдруг дверь бесшумно открылась.

Дэвид затаил дыхание. Неужели она почувствовала его присутствие? Он еще плотнее прижался спиной к изогнутой стене алькова. В полной темноте Хелена остановилась на пороге. Может быть, она ждет его?

Дверь осторожно закрылась, и Дэвид позволил себе выдохнуть. Наверное, вернулась к себе.

В это мгновение легкое движение воздуха подсказало, что его прекрасная возлюбленная прошла мимо. Сердце едва не вырвалось из груди, а в голове вихрем пронеслись тысячи катастрофических сюжетов. Годы искусного притворства пошли прахом, словно волшебница, подняв тонкую бровь, рассмеялась над тщетностью его желаний.

Да, возлюбленная ускользнула, и виконт невольно зажмурился: судьбоносная встреча не состоялась. Она шла не к нему. Наверное, решила перекусить или выбрать в библиотеке другую книгу. Но почему же не взяла свечу? Может быть, не хотела, чтобы окружающие заметили ночную вылазку?

Летом он не смог бы даже пошевелиться – на деревянном полу слышен каждый шаг. Но сейчас, зимой, все звуки тонули в толстых коврах, а потому Дэвид скрытно пошел следом.

Хелена направилась к лестнице. Кухня и библиотека располагались внизу, на первом этаже, но она поднялась наверх. Большинство гостей ночевали на втором этаже: незамужних леди и неженатых джентльменов разместили по разные стороны от центрального холла. А наверху устроились опоздавшие… и мистер Эндрю Мартин.

Нахлынула душная, жестокая волна осознания и подозрения. Нет, не может быть! Хелена слишком разумна, чтобы среди ночи тайком пробираться в комнату мужчины. Тем более женатого мужчины.

На третьем этаже свет выбивался лишь из-под одной двери. Как только Хелена подошла, дверь эта распахнулась, и на пороге показался улыбающийся соперник.

Она проскользнула в комнату. Дверь закрылась так же тихо, как и открылась. Гастингс застыл на месте.

Она не просто друг и издатель Эндрю. Она – его любовница.

Упершись локтями в колени и закрыв лицо ладонями, Дэвид Хиллсборо, виконт Гастингс, сидел на полу в темном коридоре. Хелена провела в комнате Мартина два часа, а потом вышла так же бесшумно, как вошла, и, словно бесплотное видение, перенеслась вниз, в свою комнату. Гастингс вернулся к себе только на рассвете.

Конечно, мисс Фицхью вовсе не обязана щадить его чувства, но неужели ее не волнует собственное будущее? Ночные похождения сродни безумству. Окажись она в комнате холостяка, Гастингсу было бы не легче, но в этой ситуации любовник хотя бы мог на ней жениться… в крайнем случае.

С Эндрю Мартином даже такой исход был невозможен.

Утром виконт, войдя в библиотеку, увидел обоих сидящими в соседних креслах с книгами в руках. Мисс Фицхью излучала тихое довольство. Дэвид молча удалился.

Ночью Хелена снова отправилась в комнату Эндрю. Гастингс, стоя в коридоре, словно часовой на посту, изо всех сил старался не представлять, что происходит за закрытой дверью.

И снова ему было не до сна.

В третью ночь Дэвид уселся на лестнице – прямо на ступеньку – и уткнулся головой в холодные кованые перила. Утром предстояло уехать домой: он никогда не оставлял дочку больше чем на три дня. Может быть, имеет смысл, слегка отклонившись от маршрута, заглянуть в поместье Хенли-Парк и осторожно, тонкими намеками, дать знать о предосудительном поведении мисс Фицхью? Несмотря ни на что, Фиц, брат-близнец Хелены, всегда был и по сей день остается его лучшим другом.

Но сможет ли Хелена простить подобный поступок?

Дэвид выпрямился. По лестнице, негромко хихикая, поднимались двое. Голоса показались виконту знакомыми: мужчина женат, но не на ней; дама замужем, но не за ним.

И оба изрядно пьяны.

Гастингс нарочито громко откашлялся. Парочка тут же смолкла, а через несколько секунд послышался шепот – должно быть, состоялось краткое совещание, после чего оба повернулись и уже молча направились вниз.

Прошло несколько мучительно долгих минут, прежде чем Гастингс смог разжать онемевшие, судорожно вцепившиеся в перила пальцы.

Вряд ли эти двое начали бы ломиться в комнату Мартина, тем более что замок наверняка был надежно заперт, да и в ручку скорее всего был засунут стул – так, ради пущей безопасности. Но ведь не исключено, что когда-нибудь где-нибудь кто-нибудь случайно распахнет роковую дверь…

Дэвид медленно поднялся на затекших ногах и прислонился спиной к балюстраде. Он очень хорошо знал Хелену. Проще укротить льва, чем заставить упрямицу изменить решение. Она будет балансировать на краю пропасти до тех пор, пока окончательно не утратит доверие общества.

А ведь даже при всем своем бесконечном желании он не в силах постоянно ее оберегать.

Любовные объятия обладают свойством благотворно влиять на восприятие общей картины мира. Хелена Фицхью, вернувшись в пустую темную комнату, удовлетворенно вздохнула.

Точнее говоря, удовлетворение было неполным, поскольку любовному объятию мешали ночная сорочка Хелены и пижама Эндрю – он чрезвычайно опасался беременности. Но все же до чего ново и волнующе интересно целоваться и прикасаться друг к другу в постели, делая вид, что прошедших пяти лет не было вовсе, а единственное, что их разделяет, – это два слоя тонкой податливой материи!

– Доброй ночи, мисс Фицхью, – послышался во тьме мужской голос.

Сердце Хелены на мгновение остановилось. Гастингс был лучшим другом брата – но не ее.

– Перепутали мою комнату с будуаром одной из своих любовниц? – Хелена быстро нашлась с ответом. Голос звучал ровно, бесстрастно, почти безучастно.

– В этом случае я назвал бы вас ее именем. Логично? – Виконт говорил так же невозмутимо и небрежно.

Вспыхнувшая спичка на миг осветила внимательные строгие глаза Гастингса. Хелену всегда удивляла способность Дэвида казаться серьезным и даже угрюмым… при всей его знаменитой легкомысленности.

Он зажег свечу. В теплом мерцающем свете резкие черты лица виконта напоминали барельеф, а волосы отливали бронзой.

– Где вы были, мисс Фицхью?

– Проголодалась и спустилась в кладовку за кусочком грушевого кекса.

Гастингс задул спичку и бросил в камин.

– И сразу вернулись?

– Непонятно, с какой стати вас это интересует. Да, сразу вернулась.

– Значит, если бы я вас сейчас поцеловал, то ощутил бы вкус грушевого кекса?

Этот человек умел завести в тупик любой разговор.

– Несомненно. Но поскольку ваши губы никогда не коснутся моих, предположение остается спорным, милорд.

Гастингс посмотрел на собеседницу с нескрываемым недоверием.

– Вам, должно быть, известно, что я имею честь быть одним из ближайших друзей графа Фицхью, вашего брата?

Этой дружбы Хелена никогда не понимала.

– И что же дальше?

– А дальше вот что: пребывая в данном качестве, считаю себя обязанным незамедлительно предупредить Фица о вашем недостойном поведении.

Хелена воинственно подняла подбородок.

– Недостойное поведение? Значит, так теперь называется небольшой набег на кладовку?

– Позвольте переиначить вопрос: значит, теперь кладовкой называется постель мистера Мартина?

– Не понимаю, о чем вы.

– Прикажете использовать научные термины?

О да! Мерзкий насмешник с удовольствием бы это сделал. Но поскольку Хелена никак не могла позволить ему получить это удовольствие с ее помощью, то твердо заявила:

– Мы с мистером Мартином давние друзья, а теперь еще и коллеги. Это единственное, что нас связывает.

– Мы с вами тоже давние друзья, однако…

– Мы с вами давние знакомые, Гастингс.

– Что ж, отлично. Мы давние друзья с вашей сестрой, однако Венеция никогда не проводила время в моей комнате. Одна. Ночью.

– Я всего лишь спустилась в кладовку за кексом!

Дэвид покачал головой.

– А я собственными глазами видел, как без двадцати час вы вошли в комнату мистера Мартина. И когда двадцать минут назад я покинул наблюдательный пост, вы все еще оставались там. Да, кстати: то же самое случилось и прошлой, и позапрошлой ночью. Вы можете обвинять меня во многом, что, несомненно, и сделаете, но только не в безосновательных выводах. По крайней мере в данном случае.

Хелена похолодела. Коварство Гастингса она явно недооценила. Виконт казался таким же легкомысленным и несерьезным, как всегда. Трудно было предположить, что этот погруженный в себя человек способен догадаться о тайных ночных похождениях.

– Чего же вы хотите, милорд?

– Хочу вернуть вас на путь добродетели, дорогая мисс Фицхью. Понимаю, что в идеальном мире мистер Мартин должен принадлежать вам. Понимаю также, что его жена неустанно молится о том, чтобы благоверный завел любовницу – ведь тогда и она сможет сделать то же самое. Но если ваши отношения перестанут быть тайной, ни одно из этих соображений не будет иметь сколько-нибудь существенного значения. Именно поэтому считаю своим моральным долгом выехать с первыми лучами солнца, чтобы сообщить вашим родственникам и моим близким, дорогим друзьям о том, что их любимая сестра опаснейшим образом рискует и своим добрым именем, и репутацией семьи.

Хелена закатила глаза.

– Зачем вам все это, Гастингс?

Виконт театрально вздохнул.

– Подобная трактовка глубоко меня ранит. Почему в любом поступке вы ищете низменные мотивы?

– Потому что они всегда присутствуют. Что я должна сделать, чтобы вы молчали?

– Молчание невозможно. Не существует такой цены, за которую я согласился бы утаить чреватый роковыми последствиями факт.

– Отказываюсь верить, что вас нельзя подкупить.

– Ах Господи, что за непреклонная убежденность в моей продажности! До чего же жаль вас разочаровывать!

– Если так, не разочаровывайте. Назовите цену.

Аристократический титул Дэвида был совсем новым: он считался всего лишь вторым виконтом Гастингсом, после дядюшки. Семейная казна не нуждалась в пополнении, так что о фунтах стерлингов не стоило и думать.

– Если я промолчу, Фиц страшно на меня обидится.

– Если вы промолчите, брат попросту ничего не узнает.

– Ошибаетесь. Граф Фицхью чрезвычайно умен и необыкновенно проницателен во всем, что не касается его собственной супруги. Рано или поздно ему непременно станет все известно.

– Но разве вы не из тех людей, кто живет сегодняшним днем?

Дэвид недоуменно поднял бровь.

– Надеюсь, данное высказывание не означает, что кто-то считает меня пустым болваном, начисто лишенным способности думать о будущем?

Хелена не потрудилась ответить на вопрос.

– Уже почти утро. Скоро придут слуги, чтобы разжечь камин. Не хочу, чтобы вас застали в моей комнате.

– Если это произойдет, я по крайней мере имею возможность жениться на вас и тем самым спасти репутацию. А мистер Мартин не способен даже на такую малость.

– Беспредметный разговор. Скажите, чего вы хотите за молчание, и немедленно уходите прочь.

Виконт многозначительно улыбнулся.

– Вам отлично известно, чего я хочу.

– О, только не говорите, что все еще мечтаете меня поцеловать! Кажется, я уже не раз недвусмысленно выражала свое отношение к этим жалким потугам.

– Вовсе я не собираюсь вас целовать! Но вот вам придется поцеловать меня.

Целовать Гастингса? Подобной бесцеремонности Хелена не ожидала даже от него.

– Вижу, мисс Фицхью, вы надеялись стоять неподвижно, сравнивая себя с христианскими мучениками, брошенными на арену Колизея на растерзание львам. Но, как вы не устаете повторять, мне свойственны грубые, низменные вкусы. Поэтому вам предстоит исполнить роль льва, ну а мне… мне остается изобразить мученика. Хочется верить, что хищник окажется невероятно голодным и агрессивным.

– Будь я львом, сочла бы вас тухлой рыбешкой, не пригодной в пищу царю зверей – особенно после того, как отведала плоти самой нежной газели во всей саванне. Надеюсь, сможете простить, если поцелуй окажется недостаточно пылким.

– Напрасные надежды. Не собираюсь прощать ни малейшей халатности. Выбирайте: или вы демонстрируете должное рвение, или рано утром я сажусь в поезд и отбываю на юг нашего благословенного острова.

– А вас удовлетворит удачная имитация?

– Вполне. Покажите свое мастерство – и о мистере Мартине никто не узнает.

– Даете слово?

– Нет, это вы дайте слово, что поцелуй превзойдет те, которыми вы только что осчастливили своего давнего друга и коллегу.

– Вы извращенец, Гастингс.

Виконт снова улыбнулся.

– В таком случае вы как раз способны в полной мере оценить мои достоинства, даже если сами об этом не подозреваете. Итак, слушайте: вам предстоит схватить меня за плечи, прижать к стене, засунуть ладони под сюртук…

– Мне сейчас станет плохо.

– Значит, пора действовать. Вперед, я жду нападения.

Хелена поморщилась.

– Фу, до чего же не хочется портить блестящую историю: почти пятнадцать лет я доблестно сопротивлялась вашим мерзким домогательствам!

– Ничто в мире не продолжается вечно, дорогая мисс Фицхью. Не забудьте, что поцелуй должен оказаться страстным, иначе эксперимент придется повторить.

Что ж, оставалось одно: как можно быстрее покончить с тяжким испытанием.

Двумя широкими шагами Хелена преодолела разделяющее их с Гастингсом пространство и схватила виконта за рукава. Но не прижала к стене, как он приказал – специально, чтобы не подчиняться, – а привлекла к себе и впилась в его губы, представив себя акулой с сотней острых как лезвие бритвы зубов.

Или обитательницей преисподней с устами, полными жгучей кислоты и ядовитых испарений, пожирающей душу недруга и с наслаждением поглощающей все совершенные им низкие поступки – в качестве закуски между серьезными грехами.

А может быть, хищным растением под названием «венерина мухоловка», полным сладкого нектара, смертельного для любого насекомого, осмелившегося погрузить хоботок в желанную влагу и отведать угощения. Не пройдет и пары секунд, как глупое создание исчезнет без следа.

Внезапно она уперлась спиной во что-то гладкое и холодное. Только что они стояли посреди комнаты. Откуда же взялась стена? И как случилось, что не она пожирает жертву, а жертва поглощает ее?

Руки Дэвида оказались мускулистыми и сильными, а сам он крепостью напоминал скалу. Ну а губы вместо того, чтобы служить горнилом грязного, жадного вожделения, дарили прохладу и свежесть, как будто он только что напился чистой колодезной воды.

Хелена вырвалась из объятий, отвернулась и провела ладонями по лицу. Дыхание давалось с трудом. Странно, с чего бы это?

– Ах Господи, – пробормотал Гастингс. – Именно так я это себе и представлял. И не ошибся. Вы меня хотите.

Хелена пропустила замечание мимо ушей.

– А ваше обещание, милорд?

– Об Эндрю Мартине никто не узнает. Можете не волноваться.

– Уходите.

– С радостью. Я уже получил то, ради чего пришел. – Дэвид усмехнулся. – Спокойной ночи, дорогая. Как я и предполагал, долгое ожидание оказалось не напрасным.

Глава 1

Прошло шесть месяцев…

Движение на Флит-стрит застопорилось, и ландо Гастингса застряло в самом центре пробки. Бесконечная вереница ползла ужасающе медленно: дочкина любимая черепаха пришла бы к цели быстрее. Предприимчивые торговцы ловко сновали между экипажами и повозками, предлагая утомленным пленникам имбирное пиво и горячие булочки.

Случись затор на какой-нибудь другой улице, Гастингс немедленно вышел бы из ландо и отправился пешком. Но этот маршрут он выбрал не случайно: именно здесь в одном из домов находилось окно, ничем не отличающееся от двух дюжин других. И все же он неотрывно смотрел именно в это стеклянное пространство, блеск которого сейчас притушили тени надвигающейся грозы.

Если бы виконт сумел оторваться от земли футов на пятнадцать – двадцать и воспарить в воздухе, то непременно увидел бы Хелену Фицхью сидящей спиной к окну в белой блузке, заправленной в темную юбку, с огненными волосами, скромно собранными в пучок. Скорее всего на краю стола стоял бы чайник, еще утром принесенный добросовестной секретаршей, но, в сущности, не особенно нужный.

За полгода может произойти многое – и многое произошло. Гастингс сдержал обещание и ни единым словом не обмолвился об Эндрю Мартине, однако не стал держать в секрете неподобающее леди поведение мисс Фицхью. Рано утром он отправился в Хенли-Парк и сообщил графу и графине, что, воспользовавшись гостеприимством лорда Уэнтуорта, Хелена проводила ночи не там, где должна была бы проводить.

Родственники сразу поняли, о чем идет речь, и немедленно приняли меры. Хелену то ли уговорили, то ли заставили уехать в Америку в сопровождении сестры и невестки – якобы затем, чтобы на месте изучить деятельность колледжа Рэдклиф – женского учебного заведения в составе Гарвардского университета. И не просто изучить, а написать подробную статью на эту животрепещущую тему.

Таинственные события, имевшие место в кампусе Гарвардского университета, закончились одним из самых интригующих скандалов лондонского светского сезона. В гостиных то и дело упоминались имена старшей сестры мисс Фицхью – красавицы Венеции – и герцога Лексингтона. Необходимо отметить, что их пышная, хотя и весьма скоропалительная свадьба превзошла самые смелые ожидания.

Вскоре после этого яркого события граф Фицхью, брат-близнец Хелены, наконец-то осознал, что давно влюблен в свою состоятельную супругу – особу, на которой женился исключительно под давлением чрезвычайно неблагоприятных финансовых обстоятельств.

В жизни самого Гастингса мало что изменилось: разве что возлюбленная виконта проявляла к нему еще большую неприязнь, чем прежде. Их жизненные линии продолжались, время от времени пересекаясь и всякий раз порождая яркую вспышку. Но подобно образам волшебного фонаря, и сюжет драмы, и движения героев оставались иллюзорными, повторяясь в бесконечном замкнутом хороводе. Ничего существенного не происходило. В подобном ключе они общались с детства, и сейчас, много лет спустя, Дэвид чувствовал себя ничуть не ближе сердцу Хелены, чем чайник на столе – привычный и в то же время абсолютно незначительный.

А потому он сидел в ландо и среди бела дня смотрел на ее окно – точно так же, как когда-то по ночам смотрел на дверь.

Окно распахнулось. Хелена, слегка перегнувшись через подоконник, окинула взглядом улицу.

Виконт знал, что увидеть его она не сможет: соседний экипаж служил надежной защитой. Но все равно сердце забилось быстрее, а дыхание участилось.

И как всегда, спустя секунду волнение Гастингса сменилось уже привычным унынием: даже не обратив внимания на то, что творится внизу, она сразу посмотрела вдаль – в ту сторону, где находился дом Эндрю Мартина.

Гастингс честно выполнил данное Хелене обещание и не назвал имени соучастника преступления, однако родственники мисс Фицхью провели собственное расследование и выяснили личность негодяя. В результате Дэвид получил от Фица заслуженную оплеуху за сокрытие полной правды, а Эндрю Мартин, хотя и избежал физического воздействия (еще более заслуженного), был недвусмысленно оповещен о невозможности продолжения знакомства.

Хелена отчаянно скучала. Гастингс оставался лишь одним из толпы, в то время как Мартин был воздухом, небом и солнцем.

Дэвид неотрывно смотрел на свою богиню до тех пор, пока окно не захлопнулось и она не скрылась из виду. А потом вышел из ландо, приказал вознице по мере возможности двигаться домой и двинулся прочь.

Должно быть, окно было закрыто неплотно, потому что с улицы по-прежнему доносился надоедливый шум.

Хелена прижала ладонь к виску, а пальцами другой руки нетерпеливо забарабанила по последнему письму Эндрю. Она читала его уже сотни раз и все же снова и снова пробегала глазами знакомые строчки:

«Моя дорогая!

Рад узнать, что ты благополучно вернулась из Америки. Все это время отчаянно скучал. Стоит ли говорить, с каким восторгом я получил твою записку с предложением встретиться и как буду рад снова тебя увидеть!

Я много думал о нашем прошлом, настоящем и будущем. Несмотря на испытанное счастье и огромную честь, оказанную твоим благосклонным вниманием, не могу не понимать, что каждое мгновение украденной радости угрожает тебе страшной опасностью.

Разумеется, во всем, что произошло, исключительно моя вина. Нельзя было позволить себе даже слабого проблеска надежды на то, что мы сможем соединить наши судьбы. С моей стороны было крайне эгоистично не понять раньше, что своей любовью я помешал тебе создать собственную семью и вести добропорядочную жизнь, лишенную лжи и страха разоблачения».

С огромным трудом Хелене удалось убедить Эндрю в значимости своих желаний и доказать, что если она хочет поддерживать интимные отношения, то имеет право следовать этому выбору с полным пониманием возможных последствий.

Однако одного-единственного краткого разговора мистера Мартина с Фицем оказалось достаточно, чтобы весы качнулись в противоположную сторону. Эндрю немедленно перестал с ней встречаться – даже официально, как со своим постоянным издателем. И переписку тоже прекратил. Если не считать случайного столкновения на железнодорожном вокзале, Хелена не видела любимого с тех самых пор, как уехала в Америку. В январе.

Общество строго придерживалось бесполезных условностей: ставило брак, суть которого заключалась в обмене собственностью, выше правды сердца, а любящую женщину судило исключительно по признаку целостности девственной плевы, а вовсе не по поступкам и характеру.

Обидно, что самые близкие люди – брат и сестра Хелены, которые на протяжении всей жизни позволяли ей отвечать за себя и поступать, руководствуясь собственными соображениями, – на сей раз проявили поразительную непреклонность и даже жесткость.

«Твое время еще не ушло. Ты добра, обаятельна и красива. Желаю всех благословений, на которые способно мое сердце, и остаюсь верным и преданным твоим другом».

Разве Эндрю не понимал, что на самом деле время Хелены ушло? Ушло уже давно, с самого начала. И дело даже не в том, что мисс Фицхью не давала себе труда пристально взглянуть на окружающих мужчин, – просто того единственного, с кем захотелось бы провести остаток своих дней, до сих пор так и не увидела.

Хелена отказывалась верить, что ее с Эндрю отношения окончены. Даже во время их случайной краткой встречи на вокзале (хотя они и стояли на переполненной платформе) она попыталась горячо, страстно доказать любимому, что жизнь не ограничивается репутацией. Счастье тоже имеет право на существование, а за ее счастье в ответе только он, и никто другой.

К концу монолога уверенность Эндрю заметно поколебалась. Не исключено, что с тех самых пор он раздумывал, не изменить ли принятое решение. Жаль только, что она не могла проникнуть в ход его мыслей и направить поток в нужное русло.

В комнату залетел ветерок и едва не унес письмо. Хелена поймала листок, спрятала в ящик стола и для надежности повернула в замке ключ. Отодвинула чай, который каждый день дотошно готовила мисс Бойл, и подошла к окну. Столпотворение внизу продолжалось: сотни экипажей ползли подобно собравшимся на парад улиткам. Небо окончательно потемнело. Возницы кутались в плащи, а пешеходы наклоняли головы и ускоряли шаг.

Взгляд упал на одного из них. Фасон шляпы, ширина плеч, походка показались знакомыми. Нет, должно быть, просто чудится. Гастингсу нечего делать на Флит-стрит в это время; скорее всего сейчас он где-нибудь веселится с очередной подружкой.

Воображение нарисовало яркую картину: Дэвид прижал неизвестную красотку к стене, одной рукой схватил за талию, другой за шею – и жадно целует… нет, скорее, хищно пожирает. Да и женщина ведет себя более чем непристойно: запустила пальцы в его шевелюру, извивается и сладострастно стонет.

Хелена резко захлопнула окно.

Она почти не вспоминала о лучшем друге Фица. Гастингса можно было бы сравнить с осой, залетевшей на пикник, или с мухой, неосторожно упавшей в суп: оказавшись рядом, он вызывал досаду, а потом мгновенно исчезал из памяти.

Точнее, так было до тех пор, пока полгода назад виконт не потребовал поцелуя в обмен на молчание, на деле оказавшееся обманом. Хелене и сейчас удавалось о нем не думать, но порою мысли отказывались повиноваться и заходили слишком далеко.

Хелена вернулась к столу. Открыла только что запертый ящик, чтобы достать старые письма Эндрю и с их помощью заглушить ту часть сознания, которая упрямо представляла Гастингса во время его порочных свиданий. Но вместо конвертов в руке оказалось кое-что иное: рукопись, которую виконт прислал не так давно.

В эротическом произведении под названием «Невеста из Ларкспура» вышеозначенная особа стала невольницей в самом прямом смысле слова: супруг завязал ей глаза и приторочил к кровати.

«Малину собрали меньше часа назад. Небольшие ядреные ягоды самого настоящего малинового цвета. Я беру одну ягодку и провожу по ее губам.

– Что это?

– Кое-что сладкое и сочное. – Я говорю легко и свободно. Глаза закрыты шелковой косынкой, и презрительный взгляд уже не терзает душу. – Совсем как ты.

Она открывает рот, и я кладу малину на язык. Смотрю, как она жует, а потом глотает. На нижней губе остается крошечная капля алого сока. Я ее слизываю, ощущая терпкую сладость.

– Хочешь еще?

– Откуда такая нежность? – насмешливо спрашивает она. – Я ведь уже раздета, спутана и ослеплена. Так действуй же! Делай все, что пожелаешь.

О, как бы хотелось напасть на нее подобно стае голодных волков! Тело горит, мужское естество разрывается от похоти, мускулы едва сдерживают порывы.

– Нет, – отвечаю я. – Лучше поиграем еще немного».

Нижнюю половину страницы занимал рисунок: обнаженная женщина, вид сбоку. Лицо скрыто одним из толстых столбиков кровати, в то время как фигура предстает во всей красе: упругая грудь, бесконечно длинные ноги. Однако внимание привлекали выразительные ступни: одна напряженно прогнулась, а пальцы второй вжались в простыню, словно в неосознанном возбуждении.

Спустя мгновение Хелена ощутила, что ее собственные пальцы точно так же вжались в подошвы туфель. Сердито схватила рукопись, сунула обратно в ящик и несколько раз торопливо повернула в замке ключ.

Надо сжечь эту гадость. Или дочитать до конца и отправить холодное вежливое письмо с отказом. Однако бросить пачку листов в камин не хватало решимости, а прочитать больше двух абзацев подряд недоставало храбрости.

Наверное, в этом и заключалась истинная причина ее гнева: Гастингс прорвался сквозь невидимую, но неодолимую прежде преграду и силой заставил заметить себя… как мужчину.

А она этого не хотела. Лучше бы он вернулся туда, откуда явился – на задворки ее памяти, – и оставался там до конца своих дней, чтобы больше ни разу не вызывать учащенное сердцебиение и неровное, судорожное дыхание.

Сосредоточиться на работе удалось не скоро.

Гастингс не сразу пошел домой, а сначала заглянул в клуб. Светский сезон подходил к концу, и народу в гостиной оказалось совсем мало. Общество готовилось к привычной миграции на побережье или в деревню. В августе Фиц с женой устроят традиционную охоту, и тогда, возможно, удастся встретиться с Хеленой. А потом, вплоть до самого Рождества, протянется унылая полоса, когда не будет даже двери, на которую можно тайком посмотреть ночью.

– Милорд, вам телеграмма, – доложил лакей. – Ваши слуги переслали депешу сюда, чтобы вы быстрее получили ее.

Милли, жена Фица, сообщала, что они уезжают на короткие каникулы в Озерный край. Новость обрадовала: граф и графиня Фицхью так долго шли к взаимопониманию, что в полной мере заслужили свое счастье.

Задумавшись, Дэвид едва не пропустил постскриптум внизу страницы:

«Теперь, дорогой Гастингс, я понимаю, что надо было давным-давно открыть свои чувства. Позвольте посоветовать вам сделать то же самое».

Да, разумеется, так и следовало поступить. Более рациональный, не столь болезненно гордый человек, по достоинству оценив возможную награду, смирился бы с унижением и решился на открытое ухаживание. Но Гастингс был устроен иначе. Во всем остальном он проявлял здравый рассудок, но едва дело касалось Хелены, опускал руки: ему казалось, что с таким же успехом можно построить в центре Сахары храм во имя бога дождя.

А потому он лишь неустанно молился, чтобы в один прекрасный день любимая проснулась, взглянула на него другими глазами и увидела таким, каким он мечтал перед ней предстать.

– Что-то случилось, Гастингс?

Дэвид поднял голову. Рядом стоял Бернард Монтит – худощавый, преждевременно поседевший, но все еще весьма представительный джентльмен. Уже много лет они регулярно встречались в клубах, но сблизились только в последние полгода: Монтит был женат на свояченице Эндрю Мартина.

Гастингс вопросительно поднял брови.

– Это вы мне, сэр?

– Мне показалось, вы чем-то опечалены.

– Опечален? Признаюсь, что размышлял сейчас об удовольствиях грядущего вечера. Как говорится, куй железо, пока горячо и не уехало в деревню до следующего сезона.

Монтит вздохнул.

– Искренне вам завидую. Поистине надо ковать без устали. А главное, ни в коем случае нельзя необдуманно жениться раньше времени, как это сделали многие из нас.

– Обещаю не рассказывать о нашей беседе миссис Монтит, – беззаботно пообещал Гастингс. – Кстати, как поживает ваша достойная супруга?

– Эта женщина вечно что-то замышляет, – недовольно проворчал Монтит.

– Надеюсь, не строит козни против вас?

– К счастью, ее интриги не касаются моей персоны. По крайней мере пока. Но она неустанно плетет какие-то сети.

Бернард не преувеличивал. Миссис Монтит представляла собой не столько безудержную сплетницу, сколько убежденную защитницу добродетели и праведного образа жизни. Она неутомимо шпионила за слугами, в гостях, словно невзначай открывала двери дальних комнат – правда, в последнее время ее редко куда-нибудь приглашали – и вообще делала все, что могла, во имя борьбы с падением нравов.

– И за кем же миссис Монтит охотится на этой неделе?

– Понятия не имею, – пожал плечами Монтит. – Заметил только, что она стала проводить подозрительно много времени со своей сестрой.

Дэвид ощутил неприятный холодок.

– Уж не мистера ли Мартина она намеревается наставить на путь истины?

Монтит покачал головой.

– Парень сидит в кабинете в обнимку с книгами и печатной машинкой и носа за порог не высовывает. Не представляет ни малейшего интереса.

Да, знал бы он правду…

– Нет, – уверенно продолжал Монтит. – Мартин никогда не преступит границ дозволенного. Слабо.

И все же однажды Мартин это сделал. Не исключено, что сделает снова, даже несмотря на данное Фицу слово.

– Что ж, – заключил Гастингс. – Держите меня в курсе начинаний своей благоверной. Не знаю ничего увлекательнее доброго старомодного скандала.

Глава 2

Работа превратилась для Хелены в единственное прибежище, так как позволяла надолго забыть о том, что она оказалась пленницей в тюрьме собственной жизни. Самым чистым источником утешения стала серия детских рассказов под общим названием «Сказки старого пруда», права на издание которой она приобрела в начале года.

В очаровательных историях живо описывались похождения двух утят и их многочисленных приятелей, а действие разворачивалось вокруг безмятежного с виду, заросшего ряской пруда. Обманчивое спокойствие не мешало юным пылким созданиям переживать нескончаемые приключения: весеннее нашествие лисьего боевого отряда, летнее появление крокодила, решившего укрыться от египетской жары не где-нибудь, а в дождливой Англии, шалости глупых зайчат: празднуя осеннее равноденствие, те начали жарить морковку и едва не устроили в лесу пожар.

Хелена планировала печатать по одной книжке в месяц в течение года, начиная с сентября. К Рождеству собиралась выпустить красочное подарочное издание, а сразу вслед за ним – том, включающий двенадцать старых историй и две новые: так чтобы в итоге получилось счастливое число четырнадцать.

С автором рассказов, некоей мисс Эванджелиной Саут, Хелена не встречалась ни разу, однако работать с незнакомкой оказалось очень легко. Изначально сказки не предназначались для ежемесячного издания, а потому пришлось обратиться к мисс Саут с просьбой внести в текст кое-какие изменения. До сих пор пожелания редактора исполнялись быстро и точно, и правка происходила в полном соответствии с рекомендациями.

Хорошо было бы нанять каллиграфа и напечатать книги особым, высокохудожественным шрифтом. Конечно, это увеличит расходы, но в то же время…

В дверь постучали.

– Да?

На пороге возникла мисс Бойл, секретарша.

– К вам лорд Гастингс.

Под Хеленой громко скрипнул стул.

Дэвид иногда заходил за ней по просьбе Фица, чтобы проводить домой, но сейчас брата с женой в городе не было – они отправились в романтическое путешествие по Озерному краю.

– Впустите, но предупредите, что в моем распоряжении всего несколько свободных минут.

– Хорошо, мисс.

Хелена быстро взглянула в небольшое зеркало на стене. Как всегда в рабочее время, на ней была скромная белая блузка со старинной камеей у высокого глухого ворота. Сестра Венеция, старше всего на два года, считалась первой светской красавицей. Хелена часто благодарила судьбу за то, что тяжкий груз очаровательной внешности достался не ей: большинство мужчин и, что еще хуже, многие из женщин даже не пытались разглядеть в Венеции что-либо еще, кроме безупречно прекрасного лица.

Но сегодня мисс Фицхью вдруг захотелось обладать красотой сестры. Было бы невероятно приятно сразить Гастингса недосягаемым великолепием.

Виконт вошел с улыбкой Чеширского кота и грацией амурского тигра – большой сильный зверь с уверенными и легкими движениями неутомимого охотника.

Хелена упрямо сжала губы. Эту необыкновенную походку она заметила только недавно, в начале года.

Дэвид сел.

– Мисс Фицхью, чрезвычайно рад тому, что вы смогли выделить для меня пять минут.

– Непременно предложила бы присесть, но вы прекрасно обошлись и без приглашения, – проворчала она вместо приветствия.

– Принести чаю? – с услужливой готовностью поинтересовалась секретарша.

– У лорда Гастингса больше дел, чем у вас и у меня, вместе взятых, мисс Бойл. Уверена, что он даже не дождется, пока закипит вода.

– Действительно, пробуду ровно столько, сколько необходимо, чтобы в жилах мисс Фицхью вскипела кровь. – Гастингс ухмыльнулся. – И все же спасибо за любезность, мисс Бойл.

– Рада помочь, – ответила та, просияв довольной улыбкой.

– Не смейте этого делать, – сурово отрезала Хелена, едва дверь закрылась.

– Что вы имеете в виду?

– Не смейте флиртовать с моей секретаршей.

– Почему же? Ей приятно, да и мне интересно.

– А вдруг она в вас влюбится?

Виконт улыбнулся.

– Дорогая мисс Фицхью, вы приписываете моей скромной персоне чересчур невероятную способность обольщения! Резонно предположить, что вы сами находите меня неотразимым.

– Как видите, все эти годы как-то держусь.

– Вся ваша выдержка не больше чем внешняя оболочка. Одно легкое дуновение – и исчезнет без следа. Но, честное слово, не стоит беспокоиться за мисс Бойл. Каждый день ее поджидает и провожает до дома весьма положительный молодой человек. Кстати, сам он работает в Сити. Больше того, дважды по воскресеньям они отважно выезжали за город на пикник – вдвоем.

– Никогда об этом не слышала.

– А с чего бы ей вести с вами такие разговоры? Разве вы обсуждаете с ней личную жизнь?

– В таком случае почему она рассказала о своей личной жизни именно вам?

– Потому что я проявляю интерес к делам мисс Бойл, и внимание аристократа ей льстит. Однако молодая особа отличается завидным здравомыслием и никогда не позволит своей голове закружиться от моего яркого оперения.

Яркое оперение? Что за самомнение!

– Право, вы чрезвычайно себе льстите.

– Научился у лорда Уайера. От безудержного хвастовства у слушателей быстрее вскипает кровь.

Голос Гастингса звучал мягко, музыкально, а слова текли подобно звукам арпеджио под умелыми пальцами. Почему же она не замечала этого раньше?

Ситуация начала раздражать. Хелена откинулась на спинку кресла и постаралась говорить с оттенком холодного нетерпения.

– Зачем вы пришли?

– Не зачем, а почему. Пришел, потому что я ваш давний верный друг и забочусь о вашем благополучии.

Хелена усмехнулась.

– Искренне тронута. Так что же именно вас беспокоит? Снова вам кажется, что мой корсаж не по размеру? Или, может быть, моя энергичная походка разрушает лондонские мостовые?

– Ни то ни другое. Опасность заключается в мистере Мартине.

– На этот счет мне уже доводилось слышать от вас немало предупреждений, – отмахнулась Хелена.

– И все же вы не последовали ни одному из них.

– В этом не виноват никто, кроме вас.

Гастингс на миг опустил голову, а потом снова посмотрел прямо. Разве у него и прежде были такие синие глаза?

– Готовы ли вы принять меня всерьез, если дам слово впредь никогда не требовать от вас поцелуя?

Хелена только вздохнула.

– Насколько я могу судить по вашим прошлым обещаниям, вместо поцелуя вы непременно придумаете что-нибудь еще, столь же неприличное.

– А что, если я пообещаю не подходить ближе чем на три фута?

Тон, которым были произнесены эти слова, заставил не спешить с ответом. Что, если именно в эту минуту Гастингс говорил искренне? Хелена постаралась поскорее выбросить из головы предательскую мысль.

– В таком случае, очевидно, потребуете, чтобы я разделась и привязала себя к кровати – точно так же, как описали в своем бесстыдном романе. А сами тем временем, любуясь мною с расстояния трех футов, будете предаваться мерзким утехам, которые свойственны мужчинам в подобных случаях.

– Заметьте, идея принадлежит вам, – пробормотал Гастингс.

Что ж, так-то лучше. Насмешливый стиль куда более привычен для слуха, когда беседуешь с его милостью. Впрочем, противостоять ему оказалось ничуть не легче: пальцы на ногах продолжали судорожно поджиматься.

– Подобные идеи вы прекрасно порождаете самостоятельно, без малейшей помощи с моей стороны.

Гастингс театрально вздохнул.

– Вижу, что в данной ситуации любые обещания совершенно бесполезны.

– Абсолютно напрасны.

Он встал.

– Иногда полезно не обращать внимания на того, кто принес весть, и целиком сосредоточиться на содержании сообщения. Разве когда-то я не оказался прав в оценке склонностей и поступков Билли Карстерса? И вот сейчас миссис Монтит вышла на тропу войны, так что игнорировать ее неуемную энергию и праведный гнев крайне опасно.

Миссис Монтит была свояченицей Эндрю и считала себя бескорыстной и преданной защитницей добродетели. При этом добродетель в ее понимании сжималась до узких рамок строжайшего целомудрия. Она жила на свете исключительно ради высоких целей: чтобы разоблачить пороки юной девы, неосторожно позволившей лишнего одному из дерзких поклонников, или заклеймить позором распущенность молодой леди, проявившей благосклонность не к тому джентльмену, которого общество назначило официальным женихом.

– Когда сообщение достойно внимания, я без труда абстрагируюсь от его источника, – высокомерно заверила Хелена. Тем не менее упоминание имени Билли Карстерса заставило ее задуматься. Прежде мисс Фицхью решительно отказывалась верить критическим суждениям Гастингса о двойственном характере любимого кузена, однако, к огромному сожалению, время развеяло заблуждения.

– Подойдите к окну и посмотрите вниз.

– На Флит-стрит? Прекрасно знаю, как выглядит эта улица.

– И все-таки исполните мою просьбу. Взгляните на противоположную сторону, на второй фонарь справа.

Гастингс послушался.

– Там стоит человек и читает газету. Ничего особенного.

– А стоит он на этом месте исключительно для того, чтобы я, не дай Бог, не вылезла в окошко, не спустилась по стене – заметьте, на глазах у всех – и не предалась предосудительным увеселениям. Кроме того, вам отлично известно, что возле второго выхода из комнаты сидит горничная и стережет, чтобы я не сбежала. Когда я иду на работу пешком, она следует на расстоянии двух шагов. Когда еду в экипаже, вознице строго-настрого приказывают не выпускать меня нигде, кроме как на пороге этой конторы, где она уже ждет. А на балах и раутах рядом неизменно оказывается сестра или невестка. Даже в дамской комнате.

Вопреки ожиданиям Хелены перечисление мер предосторожности, предпринятых семьей Фицхью, не произвело на виконта ни малейшего впечатления.

– И это все?

– Скажите, каким образом миссис Монтит удастся уличить меня в скандальных действиях, если нельзя даже чихнуть незаметно?

– Я более высокого мнения о вашей изобретательности, мисс Фицхью. Да, пока еще бдительный надзор себя оправдывает, но пройдет немного времени, и вы придумаете способ вырваться из-под контроля. – Дэвид, умолкнув, пристально посмотрел на Хелену. В глубине его синих глаз светилось что-то опасно напоминающее искреннее участие. – Так вот, когда это произойдет и благоприятная возможность наконец-то представится, умоляю проявить мудрость и выдержку и осознать, что далеко не все пути в равной степени достойны внимания. Некоторые, причем самые привлекательные, ведут прямиком к катастрофе.

С этими словами он поклонился и ушел.

Хелена попыталась вернуться к работе. Мисс Эванджелина Саут была не только талантливым писателем, но и ярким художником-иллюстратором с твердой, умелой и в то же время сентиментальной рукой. Пруд выглядел очаровательно уютным и по-весеннему зеленым, домики вокруг утопали в кудрявых зарослях плюща, а в ящиках на окнах буйно цвела герань. Большое полено, служившее лодкой для черепах – сезонных переселенцев из теплых краев – украшали симпатичные камышовые букеты, слегка похожие на веники.

Но если раньше милые рисунки вызывали ностальгическую улыбку, то сейчас в душе родилось тревожное сомнение. Разве можно обнаружить хотя бы отдаленное сходство между жизнерадостной невинностью иллюстраций мисс Саут и откровенной непристойностью литературного опуса Гастингса?

Хелена достала роман и быстро перелистала. Каждый рисунок, который трудно было назвать иначе как порнографическим, убедительно доказывал ошибочность ее предположений: между тонким мастерством лиричных пейзажей «Старого пруда» и грязными картинками «Невесты из Ларкспура» невозможно было обнаружить даже отдаленного сходства.

Впрочем, за несколько страниц до конца рукописи попался пристойный рисунок. На этот раз невеста из Ларкспура оказалась одетой с головы до ног в платье, застегнутое до подбородка. Она лежала на траве, и широкие поля соломенной шляпы прикрывали лицо. Виднелись только губы, изогнутые в дразнящей – или насмешливой – улыбке.

Сейчас, когда неловкость созерцания откровенной наготы пропала, идентичность стиля иллюстраций бросилась в глаза Хелены с шокирующей определенностью. Да, догадка родилась не на пустом месте: выбор цвета, характер линий, густота теней полностью совпадали и говорили убедительнее любых слов.

Прежде чем мысли мисс Фицхью успели достичь логического завершения, в дверь снова постучали. Хелена поспешно захлопнула рукопись и убрала в ящик.

– Войдите.

Появилась секретарша.

– Вам еще одна телеграмма, мисс.

– Благодарю, мисс Бойл.

Фиц писал совсем недавно. Может быть, вспомнил что-то важное?

Однако ни имя, ни адрес отправителя на листке был не указан, а текст оказался кратким и деловым.

«В следующий понедельник. Отель «Савой». Четыре часа. Спросите комнату Куэйда».

Дыхание остановилось. Эндрю. Наконец-то! Хелена, прижав телеграмму к сердцу, живо представила радости долгожданного воссоединения. Прошло несколько минут, прежде чем восторг уступил место осознанию реальных трудностей: неустанное наблюдение делало свидание практически невозможным.

Что ж, да будет так. Если граф Монте-Кристо сумел совершить побег из неприступного замка Иф, то и она сможет избавиться от вездесущих соглядатаев.

Внезапно Хелене вспомнились последние слова Гастингса, произнесенные подчеркнуто веско, почти с пророческой убежденностью: «Умоляю проявить мудрость и выдержку и осознать, что далеко не все пути в равной степени достойны внимания. Некоторые ведут прямиком к катастрофе».

Хелена глубоко задумалась.

Нет, никто не сможет помешать ее свиданию с Эндрю, и меньше всех, разумеется, Гастингс.

Глава 3

Следующим утром Хелене крупно повезло. Горничная Сьюзи, в обязанности которой входило не спускать с нее глаз, уволилась. Скоропостижно скончалась экономка прежних хозяев, и Сьюзи предложили занять освободившееся место, причем немедленно. Мисс Фицхью с готовностью отпустила удручающе исполнительную особу, щедро вознаградив за труды и снабдив блестящей рекомендацией.

Сестре Венеции, герцогине Лексингтон, в семье которой жила, Хелена посоветовала временно заменить Сьюзи одной из служанок Милли, Бриджет, поскольку невестка вместе с Фицем отправилась в путешествие по Озерному краю.

Разумеется, мисс Фицхью не забыла, что брат с женой должен вернуться в понедельник днем. Горничная, несомненно, поспешит на законное место, а птичка в этот момент сможет без особого труда выпорхнуть из клетки.

Хелена не стала терять времени даром: раздобыла ливрею, в какой красовались слуги герцога Лексингтона, и связалась с компанией, сдававшей в аренду экипажи.

Фигуры на шахматной доске пришли в движение. Оставалось лишь дождаться наступления понедельника и убедиться в правильности избранной тактики.

В субботу вечером герцог и герцогиня Лексингтон давали в своем особняке званый обед. Первым в списке оказался виконт Гастингс: так случалось всякий раз, когда брат или сестра собирали гостей. Впрочем, Дэвид сидел далеко от мисс Фицхью, так как она давным-давно заявила, что непосредственное присутствие этого человека портит ей аппетит.

Но после того как джентльмены выпили свой портвейн, выкурили положенное количество сигар и присоединились к дамам в гостиной, скрыться от назойливого внимания виконта уже не представлялось возможности. Так же неизбежно, как день перетекает в ночь, Дэвид появился рядом с Хеленой, уверенный в себе и довольный, словно хищник после особенно удачной охоты.

Уже не впервые Хелена спросила себя, кого он уложил в постель, прежде чем приехать к Лексингтонам на обед, и что делал со своей жертвой.

– Дорогая мисс Фицхью, – пропел Гастингс. – Несмотря на безупречность наряда, выглядите вы одинокой и печальной.

– А помочь, разумеется, могут лишь несколько бурных часов, проведенных в вашей постели, милорд?

– О, недоверчивая молодая леди! Никто не покидает мою постель спустя несколько быстротечных часов. Те, кто в нее попадает, остаются не меньше чем на неделю.

Говорил виконт очень тихо, и голос его журчал, будто обволакивая Хелену и лишая ее необходимой в бою бдительности. Глубоко внутри затрепетала недозволенная струна.

– Чего вы хотите, Гастингс?

– На днях перебирал драгоценности матушки и обнаружил перстень, словно созданный для вас: огромный изумруд прекрасно подойдет к зеленым глазам.

Хелена иронически приподняла бровь.

– И с каких же это пор я принимаю подарки от посторонних джентльменов?

– О, полагаю, если вы не остепенитесь, мы очень скоро перестанем быть друг другу посторонними. В вашем остром взгляде читается нетерпение, бьется мысль. Вы явно что-то затеяли, мисс Фицхью, и намерены всех обвести вокруг пальца.

Да, он, несомненно, негодяй, но негодяй необыкновенно умный и потрясающе проницательный.

– Мистер Монтит держит меня в курсе относительно намерений своей супруги, – беззаботно продолжал виконт. – Почтенная особа ежедневно навещает сестрицу, жену вашего возлюбленного, и возвращается домой в чрезвычайном возбуждении. Мистер Монтит убежден, что кумушки замышляют крупную интригу. На вашем месте я не предпринимал бы никаких шагов до тех пор, пока миссис Монтит не потеряет интереса к зятю и не успокоится.

Но если упустить эту возможность, когда представится следующая? И представится ли вообще?

– Вы не слушаете, мисс Фицхью. – Голос Гастингса стал еще тише, еще слаще, еще волнительнее. – Подумайте о моем кольце и обо всем, что с ним связано. Разве вам не приходит в голову, что я способен оказаться тем самым героем, который спасет вас от ужасающей пропасти? Не забывайте: как я уже говорил, мне вовсе не хочется стать вашим мужем. Но если того потребует долг джентльмена, я готов назначить свою цену и выдвинуть требования, о которых вы даже не мечтали.

Хелена прочитала фрагменты эротического романа Гастингса, а потому живо представляла, на какие грязные фантазии он способен. Одно только смущало и одновременно раздражало мисс Фицхью: по какой-то неведомой причине она не испытывала того глубокого отвращения, которого следовало бы ожидать от благовоспитанной молодой леди.

– Разве то обстоятельство, что меня ничуть не заботит перспектива оказаться привязанной к вашей кровати, не доказывает, что преступные замыслы, которые вы приписываете мне, не больше чем плод вашего воображения?

– Но вы как раз озабочены и взволнованы. Голос то и дело срывается, а щеки заметно порозовели. – Дэвид посмотрел Хелене прямо в глаза. – И если не ошибаюсь, зрачки расширены.

– Точно так же я выгляжу, когда обнаруживаю в яблоке червяка, милорд.

– В таком случае представьте, что с вами станет, когда действительно найдется червяк – вернее, его половина. Отныне в каждом надкусанном плоде вас будет ждать подобный сюрприз. Осторожнее, мисс Фицхью! На этой доске движется значительно больше фигур, чем вам кажется. Проиграть с позором будет легко.

По воскресеньям Гастингс вместе с дочкой раскрашивал стены ее чайной комнаты в Истон-Грейндж, фамильном поместье в графстве Кент. Точнее, Гастингс работал, а Беатрис наблюдала.

Фреска была уже почти готова. На штукатурке, под безмятежным голубым небом, появились темно-зеленые деревья, изумрудная трава, разноцветные домики возле пруда. Сам же пруд был нарисован на прошлой неделе, успел высохнуть и теперь блестел, словно освещенный ярким солнцем.

– Видишь? – Дэвид показал палитру. – Беру немного желтой краски, немного красной, смешиваю и получаю оранжевую.

Беа посмотрела очень внимательно, но ничего не сказала.

– Ты не против, если среди красных цветов появится несколько оранжевых? – В ящике на окне ближайшего из домов бушевали настурции. – Может быть, попробуешь сама их нарисовать?

Девочка прикусила губу. Ей очень хотелось принять участие в необыкновенном действе, и Дэвид, понимая это, исподволь провоцировал сказать «да».

Беатрис покачала головой, и он мысленно вздохнул. Что ж, по крайней мере отказываться от чего-либо дочке становится все сложнее.

– Ну, значит, в другой раз. Рисовать очень интересно. Окунаешь кисточку в краску – раз! – и картинка готова.

Дэвид был бы счастлив поработать вместе с Беатрис. Для девочки, которая говорила очень мало и неохотно, цвет и образ могли бы стать полезной заменой слов. Но эту роспись Гастингс затеял вовсе не для того, чтобы привлечь малышку к рисованию. Точно так же, как, проводя долгие часы и дни с палитрой в руках в лондонском доме, он не надеялся произвести неизгладимое впечатление на Хелену Фицхью.

Рисование превратилось в своеобразный ритуал. В постоянных метаниях между надеждой и отчаянием кисть и палитра помогали справиться с чувствами слишком болезненными, чтобы можно было выразить их словами, и слишком острыми, чтобы забыть о них. Этот идиллический, наивный с виду пейзаж нес в себе молчаливую молитву: отец всем сердцем желал дочке вырасти сильной, счастливой и смелой.

Дэвид взял новую кисть.

– А сейчас будем рисовать листья. Тебе ведь нравится смотреть, как я смешиваю синюю краску с желтой, правда? Получается зеленая. Хочешь сама попробовать?

Он ожидал отрицательного ответа, однако Беатрис кивнула, протянула ручонку к кисточке и замерла. Оказывается, она ждала, чтобы отец показал ей, что и как делать дальше.

После всего, что случилось с дочкой, Гастингс не чувствовал себя достойным отцом, и все же по какой-то неведомой чудесной причине Беатрис искренне ему доверяла.

Он вложил кисточку в маленькую ладошку, поцеловал девочку в макушку, и они стали смешивать краски вместе.

В понедельник, в половине четвертого пополудни, в контору мисс Фицхью явился возница, одетый в ливрею дома герцога Лексингтона.

– Прибыл мой экипаж, – сообщила Хелена горничной Бриджет. – Знаю, что тебе не терпится как можно быстрее вернуться домой и подготовиться к встрече госпожи. Можешь отправляться. Миссис Вилсон уже получила распоряжение добавить к жалованью плату извозчику.

– Благодарю, мисс. В таком случае я сейчас же поеду. Надо все предусмотреть: перед чаем у герцогини леди Фицхью едва успеет переодеться с дороги.

– Да, времени немного.

Ну а сама Хелена с огромным удовольствием проведет полчасика в обществе Эндрю – ведь к пяти часам ее тоже ждут на чаепитии в гостиной Венеции. Надо будет постараться и приехать раньше Милли, чтобы избежать вопросов, почему дорога заняла так много времени.

Как только Бриджет ушла, Хелена поспешно села в экипаж и приказала отвезти себя в ближайшее почтовое отделение, откуда позвонила в особняк Лексингтонов и предупредила, что вернется в сопровождении горничной леди Фицхью: экипаж за ней посылать не надо.

Все, путь свободен! Теперь уже ничто не мешало отправиться в отель, на свидание с Эндрю.

Сидя в закрытой карете за плотно задернутыми шторками, Хелена заглянула в ридикюль. Что, если, несмотря на все старания, она подготовилась недостаточно тщательно? Появление в отеле «Савой» удивления не вызовет, это точно. Просторная терраса служила популярным местом отдыха: дамы часто назначали здесь встречи за чашкой чая. Но может быть, нелишне на всякий случай загримироваться? Например, под мужчину с большой черной бородой…

А виноват во всем Гастингс с его постоянными предупреждениями о катастрофе! Вместо того чтобы радоваться встрече с Эндрю, приходится суетиться и думать о мнимых опасностях.

Все, хватит неприятных мыслей! Она уже и так достаточно поработала ради этого украденного свидания. Пора сосредоточиться на главном и вспомнить о предстоящей радости.

Ну, или хотя бы сделать для этого все, что возможно.

Гастингс не ожидал встретить в клубе Эндрю Мартина. После серьезной беседы с Фицем тот старался избегать тех мест, где можно было наткнуться на кого-нибудь из членов семейства Фицхью. Но сейчас, во время отсутствия супругов, он решил, что ему ничто не угрожает, и смело явился в клуб, дабы спокойно и приятно скоротать несколько часов.

Вот только вел Эндрю себя как-то странно. Выглядел рассеянным и в то же время беспокойным, то и дело вскакивал с места и зачем-то принимался ходить по комнате. Вдруг доставал из кармана листок, что-то читал, засовывал обратно, садился, но вскоре снова вскакивал и повторял странную церемонию.

Чем беспокойнее вел себя Мартин, тем больше волновался Гастингс. Что же, черт подери, так его тревожит? И почему он все время заглядывает в какой-то листок?

В следующий раз, когда Мартин пробегал мимо, виконт встал и преградил ему путь. Эндрю немедленно налетел на неожиданное препятствие.

Гастингс учтиво поддержал его за локоть.

– Простите, старина.

– Это я виноват, – кротко признал Мартин.

Многие дети мечтают убежать к цыганам, а Гастингс делал это не раз и не два. Вор из него получился неважный, однако Мартин оказался невероятно легкой добычей.

Отвернувшись и сделав вид, что рассматривает в шкафу книги, Дэвид быстро взглянул на украденный из кармана соперника листок. Телеграмма.

«В следующий понедельник. Отель «Савой». Четыре часа. Спросите комнату Куэйда».

Гастингс посмотрел на дату отправления. Сегодня тот самый понедельник, и скоро как раз четыре. Неужели, несмотря на все предупреждения, Хелена Фицхью все-таки назначила свидание?

За спиной раздался громкий вздох. Гастингс посмотрел через плечо и увидел, что Мартин судорожно шарит по карманам. Засунув листок в рукав, Дэвид подошел к креслу, где, словно на иголках, ерзал несчастный, и незаметно бросил телеграмму на пол.

– Что случилось, Эндрю?

Мартин обернулся, заметил возле ног пропажу и радостно, с заметным облегчением выдохнул.

– Ничего особенного. Всего лишь обронил телеграмму.

Гастингс услужливо поднял листок и протянул Эндрю – текстом вниз.

– Эту?

– Да. Спасибо, сэр.

Мартин сунул улику в карман, торопливо встал, попрощался и вышел из комнаты.

Не иначе как негодяй отправился в «Савой»!

Эндрю Мартина трудно было назвать законченным подлецом. Он просто был безвольным человеком и всю жизнь подчинялся чужому влиянию. В случае с женитьбой он поступил так, как приказала матушка. Не так давно послушался Фица. А теперь вновь поддался неуемной энергии и железной настойчивости мисс Фицхью.

Гастингс не мог понять, кого ему хотелось стукнуть сильнее – Мартина или себя самого. Почему, почему он до сих пор не отошел в сторону? Почему продолжает строить свой храм в Сахаре и молиться о дожде, когда, насколько хватает глаз, все вокруг свидетельствует о полном безысходном поражении?

Тем временем ноги уже сами несли Дэвида к двери. Если приходится топить горе в виски, то лучше делать это дома, в тиши кабинета, где никто не видит твоих сердечных мук.

На плечо Дэвида легла чья-то рука.

– Кажется, вы правы, Гастингс, – прошептал Бернард Монтит. – Только что встретил Мартина и попытался пригласить его вместе выпить, однако парень нашел тысячу поводов и отказался.

– То, что человек не хочет с вами выпить, сэр, еще не повод для подозрений.

– Вы не понимаете. – Монтит осмотрел почти пустую гостиную и перешел на шепот: – Сегодня утром я случайно увидел письмо, которое написала моя благоверная. В нем сказано: «Скоро поймаю его на месте преступления». Догадайтесь, к кому оно было обращено? «Моя дорогая Александра»!

Александрой звали супругу мистера Мартина.

– Какой кошмар. – Собственный голос Гастингс услышал словно со стороны. Звучал он спокойно, почти отрешенно. Скорее всего из-за шока: по спине полз ледяной холод.

– Вот именно. Я попытался затащить беднягу Эндрю сюда, в безопасное место, но он даже слушать ничего не захотел.

– Ну и дела, – выдавил из себя Гастингс. – Держите меня в курсе событий, хорошо? А сейчас мне пора. Моя леди ждет.

И он направился к двери, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не побежать.

– Ваша леди? – удивленно переспросил Монтит. – Но ведь вы не женаты.

Да, он действительно не был женат. И не хотел делать предложение той, которая демонстративно предпочла другого. Но несмотря на все это, Дэвид понимал, что если обстоятельства сложатся неблагоприятно, вольной холостяцкой жизни придет конец.

Возле клуба Мартина уже не было. Гастингс подозвал двухколесный экипаж и приказал как можно быстрее ехать в отель «Савой». Кажется, сегодня опять придется стоять на страже, пока Хелена будет с возлюбленным. Тем не менее Дэвид был готов на что угодно – лишь бы остановить коварные происки миссис Монтит.

Подъезжая к отелю, Гастингс увидел Мартина, уже входившего в двери. Тот опасливо оглядывался по сторонам, словно понимая, что совершает преступление. Виконт проворно спрыгнул на тротуар, ворвался в холл и поспешил к стойке портье.

– Комната Куэйда.

– Номер пять на верхнем этаже, сэр.

– Меня должен ждать ключ – на ходу сымпровизировал Гастингс.

– Простите, сэр, но ключ приказано отдать первому из посетителей.

– А первым оказался тот джентльмен, который приехал минуту назад?

– Нет, сэр. Я отдал ключ леди, она появилась несколько раньше.

Судя по телеграмме, свидание назначил не Мартин. А если бы инициатива принадлежала мисс Фицхью, ей незачем было бы просить ключ – она непременно распорядилась бы отдать его Мартину.

Подозрение, что марионетками управляет кто-то третий, переросло в уверенность.

– А сколько всего ключей?

– Три, сэр.

– И где же два остальных?

– Один у той персоны, на чье имя заказан номер, а еще один здесь, у нас.

Если ключ взяла Хелена, значит, комната числится не за ней.

Гастингс сунул руку в карман, достал банкноту в один фунт и положил на стойку.

– Дайте третий ключ и никому обо мне не говорите.

Служащий долго разглядывал деньги, потом молниеносным движением схватил купюру и спрятал в карман. Достал из ящика ключ и невозмутимо, как ни в чем не бывало протянул Гастингсу.

– Прошу, сэр.

Гастингс направился к лифту. Минуту назад получить эту холодную тяжелую железку казалось важнее всего на свете. Но что же делать с ней дальше? Мешать любовному свиданию, когда нет очевидной неминуемой опасности, неразумно.

Проблема, однако, разрешилась сама собой: очевидная и неминуемая опасность воплотилась в облике миссис Монтит, которая в этот момент как раз появилась возле стойки.

Сердце виконта почти остановилось. Нет, лифт не годится: неизвестно, с какой скоростью он поедет. Стараясь держаться спокойно и постоянно, хотя и незаметно, оглядываясь, Гастингс подошел к лестнице, а едва интриганка скрылась из виду, бросился бежать вверх по ступенькам, умоляя судьбу, чтобы лифт полз как можно медленнее и останавливался на каждом этаже.

Легкие Дэвида чуть не лопались, но он помчался еще быстрее.

Отель «Савой» был не таким высоким, как тот, в котором мисс Фицхью жила в Нью-Йорке, и все же с верхнего этажа улица казалась далекой, а люди и даже экипажи крошечными. Хелена стояла на балконе и ждала.

Иногда ей чудилось, что они с Эндрю познакомились всего лишь несколько недель назад и будущее сулит обоим безмятежное счастье. А порой Хелену охватывало ощущение, что прошла целая жизнь, и тогда сердце ее погружалось в холодную пустоту.

В дверь едва слышно постучали, и она поспешила открыть. На пороге стоял Эндрю с лицом одновременно сияющим и полным раскаяния.

– Извини за опоздание. Монтит пытался затащить меня в клуб, чтобы вместе выпить. Вечно забываю, как трудно в Лондоне куда-нибудь вовремя добраться.

Какая разница, почему он опоздал? Главное, что пришел! Хелена втащила любимого в комнату, закрыла дверь и обняла его.

– Эндрю, Эндрю, Эндрю!

Она прекрасно помнила их первое жаркое объятие. Мартин тогда сказал, что не видит препятствий, способных помешать ее грандиозной издательской карьере, и Хелена не смогла сдержать чувств. Дело было в поместье графа Фицхью. Эндрю и Хелена познакомились неделю назад и часто сидели на берегу ручья. Это была восхитительная неделя: влюбленные расставались лишь на ночь, и Хелена всякий раз засыпала со счастливой улыбкой на лице.

Эндрю страстно прижался губами к волосам возлюбленной.

– Как же я по тебе соскучился!

Неожиданно в коридоре послышались торопливые шаги – такие резкие, громкие, что звук их отдавался в голове эхом. Хелена замерла. Нет, не может быть, чтобы миссис Монтит совершила столь дерзкий налет!

– Мне нельзя было приходить, – продолжал Эндрю. – Но после того как на вокзале ты спросила, почему слово, данное графу Фицхью, я считаю важнее слова, данного тебе, моя жизнь превратилась в сплошное мучение. Я ведь обещал всегда оставаться рядом с тобой, правда?

Она почти не поняла слов, зато явственно услышала, как в замке повернулся ключ, и отскочила назад с такой прытью, слово внезапно заметила на лице возлюбленного страшные признаки оспы.

Но на пороге показался всего лишь виконт Гастингс. Вцепившись в ручку двери, он едва дышал.

– Как вы здесь оказались, милорд? – ошеломленно воскликнула Хелена. Гнев в душе странным образом смешался с чувством облегчения. Да, ее поступок выходит за рамки приличий, и все же он не имеет права врываться так бесцеремонно в чужой номер!

– Это совсем не то, что вы подумали, сэр, – растерянно пробормотал Эндрю.

– Я прекрасно знаю, что это, но мне плевать. – Гастингс закрыл дверь. – Сюда поднимается миссис Монтит. С ключом от номера.

Хелена похолодела.

– Не может быть. Не верю!

Однако в ее тоне не было вызова, а слышался только испуг.

– Вы послали Мартину телеграмму? – сурово спросил Гастингс.

– Разумеется, нет. Это он назначил мне встречу.

– Ничего подобного, – возмутился Эндрю. – Я получил телеграмму от мисс Фицхью.

Хелена окончательно утратила дар речи.

– Значит, миссис Монтит написала вам обоим, – жестоко заключил Гастингс, – и устроила это свидание, чтобы поймать на месте преступления.

Он слегка приоткрыл дверь и осторожно выглянул.

– Вот она, легка на помине. Как раз выходит из лифта. И – о Господи! – вместе с ней старшая миссис Мартин.

– Моя матушка? – дрожащим голосом уточнил Эндрю.

Миссис Мартин держала детей в ежовых рукавицах, и Эндрю всегда ее боялся. Узнай она, что сын скомпрометировал молодую леди из хорошей семьи, не простила бы до конца своих дней. Такого испытания он вынести не мог.

Гастингс закрыл дверь и внимательно осмотрел замок.

– Кто-то приложил руку – изнутри не запирается.

– Что же делать? – Эндрю умоляюще взглянул на Хелену. – Что делать?

– Миссис Монтит явилась в отель следом за мной, – пояснил Гастингс, прислонившись спиной к двери. – Если портье исполнит мою просьбу и не проболтается, она узнает лишь о том, что ключ попросили дама и джентльмен. Итак, каков ваш план? – Гастингс выжидающе посмотрел на мисс Фицхью.

Хелена удивилась, что услышала вопрос так ясно, – в голове стоял отчаянный шум. Судорожно сглотнув, она обратилась к почти парализованному страхом Мартину:

– Эндрю, милый, зайди, пожалуйста, в ванную и запри за собой дверь. Если любишь меня, не издавай ни звука, что бы ни произошло.

– Но, Хелена…

– Некогда рассуждать. Делай, как я сказала.

Эндрю все еще колебался. Пришлось схватить его за локоть и силой втолкнуть в ванную.

– Помни, ни звука! Иначе никогда не прощу.

Она захлопнула дверь перед его носом; оставалось надеяться, что приказание прозвучало достаточно убедительно.

Обернувшись, Хелена с удивлением увидела, что Гастингс поспешно снимает сюртук и жилет.

Вопросительно приподняв одну бровь, он обратился к Хелене:

– Надеюсь, не возражаете, мисс Фицхью?

Не дожидаясь ответа, Дэвид толкнул Хелену на диван. Теплая сильная рука очутилась на ее затылке, в то время как пальцы второй принялись расстегивать пуговицы на жакете.

Волосы Хелены рассыпались по плечам, прикосновение горячих губ обожгло шею. Виконт уже сражался с застежкой блузки, а скоро и блузка, и жакет покинули привычное место и оказались где-то в районе талии.

Не колеблясь Гастингс завладел губами Хелены. Его тело оказалось тяжелым… очень тяжелым. Волосы – а она даже не заметила, когда запустила пальцы в его волосы – напоминали прохладный шелк. Поцелуй сосредоточил в себе всю страсть, весь голод мира. Вопреки тому, что Хелена знала об этом человеке, целовал он так, словно никогда в жизни не знал другой женщины.

Сама того не желая, она ответила пылко и искренне.

Внезапно дверь распахнулась.

– Наконец-то я застала вас на месте преступления! – торжествующе вскричала миссис Монтит. – Как вы объясните свое поведение, мистер Мартин?

Гастингс, выругавшись, поднялся с дивана.

– Поистине на месте преступления! Что означает это вторжение? Убирайтесь, пока не вышвырнул обеих!

Хелена едва вспомнила, что в подобной неловкой ситуации положено вскрикнуть и начать суетливо поправлять одежду.

Миссис Монтит окаменела от изумления.

– Лорд Гастингс, но… но…

– Немедленно уходите, миссис Монтит. И вы тоже, миссис Мартин. Неужели человек не имеет права отпраздновать собственную тайную свадьбу?

– Тайную свадьбу? – ошеломленно выдохнула маленькая, словно птичка, миссис Мартин.

Собственную тайную свадьбу? Хелене показалось, что ее ударила молния. Она поспешно опустила голову.

– Да, похищение невесты и бракосочетание, – хладнокровно подтвердил Гастингс. – Уж не думаете ли вы, что, не связав себя предварительно священными узами брака, я приведу сестру лучшего друга туда, куда может сунуть свой длинный нос любая сплетница?

Его милость говорил таким ледяным тоном, что и масло во рту не растаяло бы.

Хелена спрятала левую руку. Главное сейчас – не ляпнуть в присутствии миссис Монтит и миссис Мартин что-нибудь глупое и компрометирующее. Вряд ли в этой суматохе кто-то успел заметить отсутствие обручального кольца.

Миссис Мартин торжественно выпрямилась во весь свой крошечный рост.

– Примите глубочайшие извинения, лорд Гастингс. Леди Гастингс. Желаем счастья и согласия.

Миссис Монтит все еще что-то бессвязно бормотала.

– Но… но…

Миссис Мартин решительно схватила подругу за руку и вывела из комнаты. Гастингс захлопнул дверь и оперся о притолоку спиной.

Хелена досчитала до десяти, чтобы дать блюстительницам нравов время дойти до конца коридора, а потом для уверенности повторила еще раз.

Восемь. Девять. Десять.

– Свадьба? Священные узы? – выпалила она, с трудом удерживаясь, чтобы не перейти на крик. – Ради всего святого, что заставило вас это сказать? Неужели вы окончательно сошли с ума?

Гастингс посмотрел на нее удивленно, с оттенком неодобрения.

– А вы хотели, чтобы я честно признался, что у нас с вами роман?

– Да!

Лицо виконта стало сначала серьезным, а потом равнодушным.

– Результат оказался бы точно таким же: все равно пришлось бы на вас жениться. Поэтому я решил избежать скандала.

Нет, он на ней не женится! Вернее, она ни в коем случае не должна выйти за него замуж.

– Милорд, вы не имеете права принимать за меня решения.

– С тех самых пор, как вы вернулись из Америки, я неустанно просил не ставить меня в такое положение.

– Никто вас никуда не ставил. – Раздражение Хелены нарастало, и голос звучал все громче. – Вы сами вмешались в ход событий!

– И что было бы с вами и с мистером Мартином, если бы я не вмешался?

Хелена вздрогнула.

– Согласна, случилось бы худшее. Но из этого ровным счетом ничего не следует. Ради спасения мистера Мартина мне пришлось притвориться, что мой любовник вы, а не он. И больше ничего.

– Спасение мистера Мартина? Но единственное, что меня заботит… – он не договорил. – И что же дальше? Что я должен сказать Фицу?

– Правду, разумеется, и ничего, кроме правды. Скажите, что нам с Эндрю в лице миссис Монтит грозила серьезная опасность и, чтобы предотвратить ее, вы притворились участником предосудительного свидания.

– Полагаете, на этом дело благополучно закончится? Неужели Фиц позволит обществу поверить, что его сестра и лучший друг спят вместе, и ничего не предпримет? Первое, что он сделает, – это заставит меня предложить вам руку и сердце.

– Ну а я с благодарностью отклоню предложение. Сама разберусь с Фицем, сама отвечу за свои действия. Не нуждаюсь ни в чьем заступничестве, а уж тем более в вашем.

В голосе виконта зазвучали металлические нотки.

– Итак, мисс Фицхью готова стать падшей женщиной? Как вы любите напоминать всем и каждому, речь идет не только о репутации. Неужели вам не понятно, что вы не просто навеки запятнаете доброе имя своей семьи, но и сделаете несчастными брата и сестру? Не важно, останетесь ли вы в Лондоне или вернетесь в деревню: в любом случае они никогда больше не смогут показаться с вами в обществе, упомянуть в разговоре ваше имя. Вам раз и навсегда запретят встречаться с их будущими детьми – разве только тайком. До конца своих дней они будут тревожиться о вашей участи и от беспомощности рвать на себе волосы. Хотите обречь близких на жалкое, позорное существование?

Ловушка захлопнулась. Семья оставалась для Хелены ахиллесовой пятой. Она не боялась тяжких последствий для себя, однако не могла даже подумать о том, чтобы доставить горе тем, кого любила всей душой.

Она считала, что готова ко всему, но сейчас ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Несправедливость мира оказалась убийственной: Гастингса, с его бесконечными похождениями, в поместье которого открыто живет его незаконный ребенок, принимают везде и всюду, в то время как ей, откажись она от его предложения, пришлось бы всю жизнь расплачиваться за свое неосмотрительное поведение.

Но ведь она всегда знала суровые правила общества, так какой же смысл понапрасну возмущаться?

Из ванной вдруг послышался нерешительный голос:

– Мне уже можно выйти?

Эндрю. Хелена совсем о нем забыла.

– Да, выходи.

Мартин открыл дверь и, прижимая к груди шляпу, робко шагнул в комнату. Несчастный, должно быть, во всем винил себя.

– Все в порядке, милый. – Хелена попыталась успокоить его.

– Нет. – Эндрю горестно покачал головой. – Все ужасно, как и предупреждал твой брат.

Она взяла любимого за руки, и шляпа упала на пол.

– Послушай меня. Ты ни в чем не виноват.

Гастингс надел сюртук.

– Оставайтесь здесь, Мартин. Как только путь будет свободен, выведу вас через служебный подъезд.

– Спасибо, – едва слышно поблагодарил Эндрю. – Очень любезно с вашей стороны.

– Надеюсь, леди Гастингс, что в мое отсутствие вы не совершите ничего порочного. – Виконт посмотрел на новоявленную супругу почти враждебно. Хелена попыталась выдержать пронзительный взгляд, однако не смогла: сердце неприятно забилось, и пришлось опустить глаза. – Как только я вернусь, любовь моя, поедем к вашим родственникам.

Глава 4

Будущая супруга лорда Гастингса сидела, выпрямив спину, сложив руки на коленях, и неподвижно глядела в окно. Так, наверное, Наполеон ехал на остров Святой Елены, понимая, что обратного пути не будет.

В тесном экипаже пришлось тесниться рядом, плечом к плечу, и громоздкая юбка касалась его колена. До того мгновения, как в комнату ворвались светские хищницы, Хелена проявляла неподдельную пылкость натуры: Дэвид и сейчас еще чувствовал на губах вкус страстного поцелуя, ощущал жар объятия. Но сейчас она с таким же успехом могла бы сидеть в самой северной точке Сибири, где-нибудь возле Берингова пролива.

Виконт вовсе не собирался принуждать мисс Фицхью к замужеству. Но никаких иных объяснений тому, что произошло, придумать не удалось. А она, несомненно, считала его человеком, чье любимое развлечение заключалось в уничтожении репутации одиноких молодых леди из хороших семей.

И скорее была готова превратиться в парию, чем стать его женой.

То обстоятельство, что в ужасном к себе отношении виноват он сам, нисколько не утешало. Подобно Фемиде, эта девочка жила с завязанными глазами, вот только весы ее давным-давно рассыпались в прах, и в руке она держала лишь глупые, далекие от жизни убеждения.

Он пристально посмотрел на собственную руку, на указательный палец, едва заметным прикосновением удерживающий трость в вертикальном положении – как будто ничто, кроме этого аксессуара истинного джентльмена, его не заботило.

– Жаль, что ваша горничная уволилась, – произнес виконт тоном таким же легким, как движение пальца. – Уж она-то не моргнув глазом привязала бы вас к кровати.

Юбка слегка дрогнула, однако в ответ не последовало ни единого слова.

– Впрочем, не важно, – продолжал Гастингс. – Уверен, что смогу найти кого-нибудь на эту роль. А может быть, и сам покажу несколько полезных узлов. Вы особа умная и способная, так что сможете надежно себя привязать.

Хелена заговорила голосом, больше похожим на рычание:

– Человек, которого я люблю, недостижим, а замуж приходится выходить за того, к кому не чувствую ни малейшей симпатии. Соблюдайте приличия, Гастингс, потерпите с оскорблениями хотя бы до свадьбы.

Ну вот, снова удалось ее спровоцировать – просто так, по привычке. Однако в душе царила пустота, а сердце даже не дрогнуло.

Он зашел слишком далеко. Еще даже не открыв рот, заранее знал, что зайдет слишком далеко, но сдержаться не смог – так же как не в силах остановиться несчастный, оступившийся на краю пропасти. С каждой секундой его все стремительнее влечет вниз по крутому склону.

– Никогда ничего не делаю ради такого пустого и нелепого понятия, как приличия. Готов даровать вам возможность молчать, но исключительно во имя благодарности, которую надеюсь получить, став вашим супругом.

Ответа не последовало. Несколько минут Гастингс безучастно смотрел в окно, а потом снова взглянул на спутницу.

Впервые за долгое знакомство он увидел Хелену с опущенными плечами, а следом, потрясенный, осознал: она плакала. Плакала беззвучно, отвернувшись к стенке и забившись в угол как можно глубже. Но от ее застывшей фигуры веяло неподъемным, свинцовым отчаянием, и это отчаяние камнем навалилось на грудь и не позволяло дышать.

Дэвид снова посмотрел в окно, на улицу, до отказа заполненную экипажами и пешеходами. Его глаза остались сухими, но лишь потому, что отчаяние уже давно стало привычным верным спутником.

– Если не возражаете, я хотела бы сама поговорить с родственниками, – произнесла Хелена, едва экипаж свернул на тихую элегантную улицу, где возвышался импозантный особняк герцога Лексингтона.

Слезы высохли, а голос звучал ровно. Она твердо решила скрыть страдания в душе: если сама приготовила себе постель в виде доски, утыканной гвоздями, то обязана лежать в этой постели с бесстрастным достоинством.

Гастингс смерил ее непроницаемым взглядом.

– Готов подождать за дверью, но не больше десяти минут. Надеюсь, что в полной мере восславите мои заслуги; как ни крути, а истинный герой дня – это я.

Да, все почести достанутся ему. А бедный Эндрю, который виноват лишь в том, что хотел ее увидеть, предстанет в глазах близких подлецом и злодеем.

– Не беспокойтесь, вы сполна получите все, что заслужили, – холодно ответила Хелена.

Стоя перед дверью, она не чувствовала под собой ног и даже не ощущала в руке шнур от звонка. Все ее существо словно занемело, осталась только тупая боль в сердце.

– Ты как раз вовремя, дорогая! – радостно приветствовала сестру Венеция, когда та вошла в гостиную, где герцогиня Лексингтон о чем-то оживленно беседовала с Фицем и Милли.

Синеглазая, с роскошными черными волосами, сестра сегодня выглядела еще прекраснее, чем обычно. Фиц, хотя и был братом-близнецом Хелены, внешностью походил не на нее, а на Венецию. Подруги Хелены всегда считали графа неотразимо красивым. Что же касается его жены, то поначалу она напоминала золовке серую мышку. Теперь, однако, Хелена и сама не понимала, как могла так жестоко заблуждаться: миниатюрная, с тонкими чертами лица, Милли оказалась по-своему очаровательной.

– Фиц и Милли как раз подробно рассказывают о путешествии в Озерный край. – Венеция задорно подмигнула сестре.

Обеих необычайно радовало, что брат с женой, пережившие несколько тяжких, безрадостных лет, наконец-то обрели счастье. Не дожидаясь ответа, Венеция показала на кресло:

– Присаживайся, моя милая. Весь день мечтаю сообщить радостную новость. Теперь, когда все мы наконец-то в сборе…

– Я… – неуверенно начала Хелена…

– Мы с герцогом скоро станем родителями.

От неожиданности и удивления присутствующие дружно разинули рты. В семье давным-давно считалось, что у Венеции детей не будет. Теперь понятно, почему в последнее время она так сияла.

– Поздравляем! – хором воскликнули все трое.

Хелена вскочила первой и бросилась к сестре.

– Я так счастлива! Так счастлива!

Поцелуи и радостные объятия продолжались долго.

– А где же сам Лексингтон? – наконец опомнился Фиц.

– Решил появиться на несколько минут позже, чтобы кое-какие вопросы вы смогли задать без него.

Фиц выразительно поднял брови.

– Например, когда ожидать появления на свет первенца?

Венеция слегка покраснела.

– Именно.

Милли нетерпеливо подалась вперед.

– Итак, когда же ожидать появления на свет первенца?

– В конце года.

– В конце года? Но ведь вы женаты всего-то… – Милли смущенно прикрыла рот ладонью. – Значит… значит, таинственная возлюбленная герцога, сопровождавшая его во время путешествия на пароходе «Родезия», – это ты!

– А когда ты упала в обморок и пришлось срочно вызывать на помощь мисс Редмейн, проблема заключалась вовсе не в неведомой болезни. Ты просто уже была в положении! – воскликнула Хелена.

– На «Родезии» Кристиан еще не знал, кто я такая. И назвала я себя только после того, как поняла собственное состояние.

Хелена прикусила губу.

– Ах Господи, он же, наверное, пришел в ярость.

– Так оно и было. Но потом мы обо всем договорились и теперь с восторгом ожидаем малыша.

В гостиную вошел герцог – красивый сдержанный аристократ и одновременно известный археолог, чей интерес к древним окаменелостям в полной мере разделяла супруга.

– Мне уже ничто не угрожает? Можно присоединиться к разговору?

– Да, милый, все прекрасно.

Фиц протянул руку.

– Сердечно поздравляю, Лексингтон. Может быть, стоит выпить за здоровье наследника или наследницы?

– И за то, чтобы родилась девочка, такая же великодушная и одаренная, как моя жена, – добавил герцог.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.