Дети сумерек

      Гризли ещё не успел покинуть здание, а Железный Друг уже изрядно его утомил. Пришлось дважды возвращаться в подвал за патронами, затем он потратил время на изучение техники в действии. Снарядить Железного друга оказалось не так сложно, как он предполагал, но открывать проверочную стрельбу физик не решился. В конце нижнего коридора стальной плитой серебрилась дверь с надписью «тир», но ни замочной скважины, ни ручки Гризли так и не заметил. Оставалось надеяться, что Железный друг не подведёт. Помимо пулемёта он прихватил два автомата для Рокси и пять ящиков патронов. Автомат пригодился почти сразу, у самого выхода на улицу. На Леонида набросились двое в форме, но форма им обоим давно только мешала. Они передвигались бочком, цепляясь длинными руками за выступающие части мебели.
      Гризли не стал ждать, пока волосатые личности приблизятся. Его больше не тревожили кровь и крики смертельно раненных. Его только раздражало, что надо подходить вплотную и тратить время на контрольный выстрел в голову. Потом он обнаружил ещё штук пять живых в пищеблоке. Он так и оценивал их — поштучно, сказать «пять человек» язык не поворачивался. Леонид приоткрыл дверь в холодную кладовку, и некоторое время следил, как они с чавканьем поглощают подтаявшую свиную тушу и запивают рассолом, окуная морды в бочку с маринованными томатами.
      Он не стал их убивать, только припёр дверь снаружи.
      Маленького Стаса он напоил молоком, найденным в сумке матери, затем раздел его, прямо на роскошном столе, в одном из кабинетов второго этажа. Выкинул старые одежонки, из штор нарвал пелёнок, сменил подгузники. Некоторое время Гризли сомневался, стоит ли затевать водные процедуры, не лучше ли закутать Стаса в первые попавшиеся тряпки и рвануть отсюда, пока не стемнело. В конце концов, он нашёл компромисс — обтёр ребёнка влажным горячим полотенцем и закутал в занавеску. Из кранов, как ни странно, лилась горячая вода.
      На улицу Леонид вышел совсем в другом настроении. Его даже не напугал грузовик с хохочущими людьми в кузове. Красный грузовик проехал через ближайший перекрёсток, виляя спущенным колесом. Они заметили одинокую фигуру мужчины со свёртком, водитель притормозил, и тогда Гризли дал очередь поверх голов. С ближайшего дома полетели куски штукатурки, осколки кирпича и стекла. Водитель прокричал ругательство и резво тронул машину с места. Из кузова махали и выкрикивали угрозы. Гризли показал им средний палец. У него даже мелькнула мысль догнать их и отобрать машину, но маленький Стас снова заплакал, вовремя заявляя о себе, как будто услышав шальные мысли своего спасителя.
      Бывший физик завёл мотор и потихоньку поехал к Рокси. На полдороге его разобрал смех. Он представил, что скажет боевая подруга, увидев очередное пополнение. Такого она точно не ожидает!.. Хотя чего ещё можно ожидать? Что может быть важнее детей?
      …Он остановил машину возле сетевого гипермаркета перед громадной лужей растительного масла. Нижний этаж давно разворовали, по ступеням почему-то катались сотни шариков от пинг-понга и порхали кружева детских платьев. Кто-то не поленился выволочь наружу клеть с растительным маслом и проткнуть сотни бутылок. Дождинки падали в масляную лужу и скатывались круглыми блестящими каплями. В луже тонули раскрашенные оловянные солдатики и петарды.
      Гризли задрал голову. Над городом кружили мерзкие тучи, похожие на матрацы с распоротыми внутренностями. В лужах на проезжей части плавали сотни тропических фруктов, раздавленных колёсами и гусеницами. Вперемешку с манго, авокадо и киви догнивали варёные колбасы, и солёная рыба. Вонь стояла такая, что учитель снова полез за платком с уксусом.
      Вначале Леонид намеревался оставить Стаса в машине, но накатило неожиданно сильное ощущение чужого пристального взгляда. За ним наблюдали из полусгоревшего жилого дома напротив. Налево убегал узкий переулок, в конце его виднелся завал из машин и киосков, там тоже копошились люди, сверкнул огонь зажигалки.
      «Похоже, интуиция скоро заменит мне зрение, — невесело подумал физик. — Как любопытно наблюдать за собственными маленькими изменениями. Кажется, я не особо отличаюсь от зверят на мотоциклах. Кстати, о мотоциклах».
      Они где-то ревели неподалёку, разъезжали целой группой. Но он их больше не боялся.
      «Не так, я их боюсь ещё больше, — поправился Леонид. — Но я больше не боюсь их убивать. Я не боюсь, что ко мне придут их родители. Надо будет непременно спросить у Рокси, не мутирую ли и я? Мне становится всё равно».
      Гризли вернулся в машину, заглушил двигатель и забрал Стаса. Как ни удивительно, обняв ребёнка, он снова почувствовал себя увереннее. Крохотное горячее тельце продолжало непрерывно излучать доброту. Гризли вошёл в разбитую дверь гипермаркета с ребёнком на сгибе левого локтя и автоматом на правом плече. Пистолет сунул позади за пояс.
      Внутри его обдало смесью трупной вони и гниения, но Гризли даже не поморщился. Он почти равнодушно оценил троих мертвецов, повешенных на балке перекрытия в рыбном отделе, миновал ресторан, где не так давно велась ожесточённая перестрелка. От него врассыпную бросились крысы. Гризли не стал светить фонариком туда, где серое войско ужинало, он искал молочный отдел. Попутно подобрал тележку, бросил в неё упаковку минеральной воды. Ближайшие полки продовольственных отделов были разграблены практически подчистую, граждане уволокли даже соусы и пряности, но в глубине четырехэтажных стеллажей уцелела масса съедобного. Бывший физик набил тележку с верхом, упирая на отечественные мясные консервы и напитки без добавок. Он уже и сам не знал, что можно теперь есть, а что нельзя. Пока не вырастет новый урожай, лучше ничего не есть, а пить — из родников.
      — Стоять! А ну, не двигайся!!
      — Обыскать его! Уносит нашу жратву…
      Леонид присел, укрывшись за коробками с растворимым кофе. Кофе здесь был повсюду, покрывал пол слоем в несколько сантиметров. В полумраке он не сразу разобрал, откуда кричали. Однако обнадёживало уже то, что кричали внятно, а не рычали и не выли. Гризли обругал себя за то, что увлёкся и зашёл слишком глубоко. В щель он разглядел в глубине зала что-то вроде баррикады, составленной из ящиков, стеллажей и мешков. Баррикада тянулась под широкой лестницей, ведущей на второй этаж. Судя по всему, защитники магазина отразили уже немало атак.
      — Положи пушку, фонарь поставь на землю! Только медленно, иначе пристрелю! — уже другой голос, прокуренный сиплый тенор.
      — Я нормальный! — Леонид медленно поставил фонарь, освободился от оружия. — Не стреляйте, у меня на руках ребёнок….
      Приседая, он незаметно вытащил из-за пояса пистолет, положил рядом. Он гадал, видят ли его до сих пор, или блефуют.
      — Я же вам говорила, что у него ребёнок! Слышали, пищит? — выкрикнула женщина. — Ослепли на фиг, чуть дитя не пристрелили!
      — Что за ребёнок? Откуда? Твой, что ли? — чуть менее воинственно спросил первый.
      Где-то поверху ударил луч света.
      — Мужик, кончай прятаться! Это наш магазин! Оставь оружие и вали, а не то…
      — А не то что? — озлобился Гризли. Он разобрался, где кто. Пока он приседал, они его не видели и не могли достать. Внезапно в нём проснулась здоровая злость. Да кто они такие, чёрт подери, чтобы указывать ему, где и как ходить?!
      Он уложил Стаса, подвинулся в сторону, и когда в щели между ящиками показалась их баррикада, дал длинную очередь. Посыпалось стекло, зашипели проткнутые пивные банки, взметнулось облако муки, потом резко запахло моющим средством.
      — У него автомат! — плаксиво заорал кто-то.
      — Эй, мужик, ты чего? Продукты не переводи!
      — Я вам тут сейчас всё разнесу! — пообещал учитель. — Выходите без оружия, не то кину гранату!
      Они посовещались. Видимо, спорили, проверять ли гостя на наличие гранаты.
      — Ладно, шабаш, мир! — предложили из-за баррикады. — Никто ни в кого не стреляет! Только опусти ствол, когда мы выйдем…
      Они выбрались из укрытия, осторожно подошли вплотную. Четверо мужчин разных возрастов и две женщины. Тепло закутаны, вооружены длинными ножами, ракетницами, воздушными «мелкашками». У маленькой брюнетки в руках был шокер, пожилой мужчина в ушанке сжимал двустволку. Гризли слышал, как наверху, на верхнем ярусе стеллажей, шёпотом переговариваются ещё двое. Где-то далеко, за стенами магазина, загремели выстрелы.
      — Это наш магазин, — веско заявил высокий парень лет тридцати. Он был не просто высокого роста, а настоящий баскетболист, и сильно горбился, как делают многие высокие люди. — Наш магазин и наша жратва, усёк?
      — Глянь, у него и, правда, ребёночек!
      — Лиза, не подходи к нему?
      Лизой оказалась худая девица в лисьем полушубке, в очках и с раздутой щекой. Она спрыгнула с замершего эскалатора, ведущего на второй этаж. Там, наверху, смутно угадывались стеклянные витрины с кастрюлями, утюгами и кофеварками.
      — Заткнись, я сама знаю, куда мне идти?
      — Гиббон, не ори на неё! — осадила брюнетка. Тот, кого звали Гиббоном, сгорбленный гигант, недовольно заворчал, но отступил назад. Глаза Гризли постепенно привыкли к темноте. Казалось логичным, что главным в шайке должен быть человек солидный.
      — Назад, все назад! — приказал учитель, отступая за угол стеллажа. Под ногами хрустело битое стекло, нестерпимо воняло специями. — Вы меня видели, теперь осветите лица, иначе я стреляю!
      — Дьявол, у него ещё и пистолет!
      Они послушались, осветили себя. Гризли не покидало ощущение, будто он после месяцев блужданий в тайге встретил людей. Он перехватил тёплый свёрток поближе к груди, перевесил автомат за спину. Стас заворочался, запищал.
      — Эй, полегче! Ты откуда такой взялся? — вперёд выступил крепкий, почти квадратный мужчина лет пятидесяти. Его голову украшал тюрбан из грязного бинта и десяток мелких шрамов на щеках. В руке мужчина небрежно держал штурмовую винтовку. — Вот что, любезный, спрячь железку. Если бы я захотел, мальчики пристрелили бы тебя ещё в машине.
      — Тогда почему не пристрелили? — осведомился Гризли.
      — Потому что мы пока ещё люди. Кстати, меня зовут Авар. Я здесь был директором. А ты, почему шляешься один?
      Гризли представился и коротко рассказал о себе.
      — Ты не врёшь? Один спускался за автоматами? — недоверчиво переспросили из темноты. — На той стороне, за мостом — повсюду уроды. Мы не сумели добраться даже до телецентра.
      — Он не врёт, — подтвердили сверху, из темноты. — У него в машине ещё стволы и шмотки. Пойти, забрать?
      — Получишь дырку во лбу, — пригрозил Гризли.
      — Не трогайте! — Авар не отводил взгляда от лица учителя. — Вот что, приятель. Ты пришёл сюда без спросу, один, ты смелый парень. Но новое время диктует новые законы. Если хочешь — оставайся с нами, младенец — не помеха. Можешь съездить и забрать свою жену, я дам тебе троих ребят в помощь. Здесь полно жратвы, хватит на год. Но у тебя не получится просто так прийти, забрать продукты и уйти. Смекаешь?
      — Что вы от меня хотите? — краем глаза Гризли ловил их бесшумные перемещения. Его зажали в узком проходе, между стеной из ящиков со специями и прозрачными тюками с вермишелью.
      — Автомат и патроны.
      — Это моё!
      За стенами гипермаркета послышался звук мотоциклетных моторов. Сверху кто-то свистнул.
      — Эй, Авар, на проспект свернули четверо. Болтаются на углу. Крюгер спрашивает, что делать?
      — Не трогайте, пока не лезут… Ладно, ладно, а вы прекратите! — Авар отодвинул напрягшегося Гиббона. — Нас и так мало, ещё не хватало стрелять друг в друга! Слушай, приятель. Предлагаю тебе честную сделку. А ты подумай — ровно две секунды. Мы дарим тебе жратву, которую ты набрал. Тут действительно много, хватит на всех. А ты оставляешь автомат и патроны. Четыре рожка. У тебя намного больше, мы видели. Ну, что скажешь? И никакой стрельбы.
      После некоторого колебания Гризли пожал протянутую ладонь. У него забрали автомат, зато девушки накидали поверх тушёнки несколько коробок с детским питанием. У Леонида внутри груди словно расслабилась туго натянутая пружина. Эти люди ещё держали слово, ещё не стали животными! Хозяин гипермаркета вполголоса отдавал приказания своим парням, те передавали по цепочке. По второму этажу тащили что-то тяжёлое на колёсах, внизу, за кассами, быстро перебегали фигуры с ружьями.
      — Классная игрушка, — Авар задумчиво разглядывал автомат. — Свеженький, в масле… Говоришь, их там много?
      — Штук сорок ещё найдётся.
      — А наши слабаки не отваживаются носа высунуть! — Лиза зло сплюнула. — Смотри, Гиббон! Ты армию собираешь, чтобы штурмовать ближайший пикет, а этот парень один штурмовал подвал Управления!
      — Это не от смелости, — улыбнулся физик. — Не было выхода.
      — А что у тебя в машине? — спросил Гиббон. — У тебя там кое-что серьёзнее автомата, да?
      — А ты действительно смельчак! — замирая от собственной наглости, произнёс учитель. — Если не боишься, ступай и забери. Но учти, твой первый шаг, и…
      — Да ладно, очень мне надо! — великан сплюнул и удалился.
      — Ты собираешься один в «Парадизо»? — спросила Лиза. По сигналу главаря она зажгла три свечи. В колеблющемся свете физик разглядел нечто вроде баррикады в глубине зала. Из ящиков, холодильных прилавков и упаковки была построена стена в три метра высотой. На гребне стены, обнимая ружья, покуривали в сумраке ещё несколько мужчин и женщин. — Милый, а ты видел, что там творится, в «Парадизо»? Там собираются чернокнижники, они сдирают с людей кожу…
      — Там моя дочь.
      — Прости, но если она там, то ты ей уже ничем не поможешь. Лучше оставайся с нами!
      — Не могу, — сказал Леонид.
      — Так ты задушишь мальчика… Это ведь мальчик? Ты его кормил? Давай поможем…
      Гризли покорно вздохнул. Он всё ещё опасался, что Гиббон с дружками совершат налёт на машину, но Лиза успокоила, что приказа Авара ослушаться не посмеют. Те, кто ослушались, — висят в соседнем зале на люстре.
      — Пошли, мы тебя проводим, — улыбнулась Лиза, когда Стас счастливо засопел, сытый и согретый в чистых пелёнках. Вместе с ней учителя к выходу провожала маленькая брюнетка в десантном обмундировании.
      — Откуда ты взял малыша? Ведь это не твой сын?
      — Не мой. Но он мне дорог.
      — Почему ты такой упрямый? Ты видел, что творится в центре? Они жарят собак над кострами. Одному тебе не продержаться, надо быть вместе.
      — Мне нужен джип, тогда мы уедем из города. Это вы не понимаете, что нельзя оставаться. В каждом доме полно трупов, вас захватит эпидемия. Через крыс, через воду, неужели не ясно? — Гризли вглядывался в перепачканные, тоскливые лица. — Скоро станет тепло, проснутся насекомые, что тогда?! Вы так и будете прятаться в этих оптовых складах?
      — А с чего ты взял, что за городом лучше? — ощерилась брюнетка. — Панч и Гера вчера были на трубе. За городом всё горит.
      — Где были?!
      — На трубе. Это самая высокая точка, доступная нам — труба теплоцентрали. Ты хотел ехать в Новую реку? С юга сплошной дым, всё горит — целлюлозный комбинат, ипподром, автомобильный завод. Горят коттеджи вдоль озера, и дома на дамбе. Там не осталось людей, просто нечем дышать.
      — Здесь нельзя оставаться, — упёрся Гризли. — Дело не только во вредных продуктах. Моя жена… она генетик, её приглашали в комиссию… гм… пока ещё существовала власть. Они выяснили, что дело не только в продуктах. У комиссии были другие задачи, они не успели обнародовать…
      — А я и не сомневался, что кукуруза — дело вторичное! — из тёмного прохода под защитой Гиббона и одноглазого парня в тельняшке появился Авар. — Держи, пригодится! — он сунул учителю в руку упаковку батареек. — Скоро они все подсядут, а у тебя фонарь много жрёт. Так мы договорились — четыре рожка?
      Гризли кивнул.
      — Гиббон, забери! — сутулый гигант поплёлся к «фиату». Гризли сквозь выбитое окно ревниво следил за тем, как подручные Авара роются на заднем сиденье. Вроде бы ничего лишнего не прихватили…
      — Откуда вы знаете, что происходит в «Парадизо»?
      — Панч и Сандро туда ходили. Но не проси тебя проводить. Они сказали, что больше туда не вернутся, ни за что.
      — Ни за что! — подтвердил густой баритон. Из-за залежей телевизионных коробок вынырнул чернобородый очкарик в спортивном костюме и дублёнке. — Эти уроды ещё хлеще тех волосатиков, что шныряют на мотоциклах.
      — Так вы считаете, что… что они… что они разные?
      — Эти, которые убивают и жгут дома, они постепенно превращаются в обезьян. В очень злобных, но не слишком умных обезьян. Однако им хватает ума нападать на нас каждую ночь…
      — В «Парадизо» другие придурки, — подхватил бородатый Панч. — И не только в «Парадизо». Пока не сожгли наш автобус, мы ездили по городу с громкоговорителем, подбирали здоровых. Мы собрали здесь многих, но люди дурные, вроде тебя. Разбегаются и гибнут по одному… Ещё у них большое сборище в храме Спасителя, на малой олимпийской арене, и в киноцентре «Империя». Это то, что мы видели. Ребята, кого мы подобрали, утверждают, что чернокнижники жгут кресты и в других кинозалах. Они любят кино…
      — Мне говорили, что там жгут кресты и иконы из ближайших храмов, но я не верил… — Гризли задумался. — Выходит, что они не превращаются?
      — Кто может точно утверждать? — пожал плечами Авар. — Мне кажется, что чернокнижники тоже деградируют. Слушай, приятель… В последний день, перед тем как замолчало радио, была передача с Тайваня. Ага, прямо оттуда, шла с переводом, конференция какая-то. Я вначале не слушал, не до того было. Якобы они во всём обвиняют спецслужбы. Да, доказать ничего нельзя, но якобы эпидемия подозрительно быстро распространяется в одних районах и совсем не катит в других. Например, рыбацкие деревни у них вообще не затронуло, а в городах творится чёрт знает что…
      — Прощайте, — сказал Леонид. — Может, я вас ещё навещу. Если найду людей за городом.
      — Убеди нас, что там безопаснее, и мы уйдём.
      — Сначала проверю сам.
      — Пошли, мы тебя проводим.
      Теперь, когда у Гризли появился Железный друг, не мешало подумать и о Верном коне.
      — Нет проблем, — Авар передал Гризли бинокль. — Смотри, павильон с лимузинами сгорел подчистую, «доджи» успели угнать, а «шевроле» стоят, и парочка «хаммеров». Мои парни забрали оттуда две штуки, ещё два должно остаться. Дерзай!
      Леонид настроил бинокль. Раньше от гипермаркета к автоцентру вела крытая галерея, по обе стороны от которой располагались мелкие бутики и сувенирные лавки. Очевидно, некоторое время назад с улицы, перескочив поребрик, ворвался на тротуар рейсовый автобус. Он снёс несколько столбов, опрокинулся и сгорел. Прозрачная крыша галереи рухнула, завалив центральный вход в автосалон. Один из боковых выходов распахнул двери на Липовую аллею, но там Гризли ждало слишком открытое, простреливаемое место. Прямо перед крыльцом автоцентра он разглядел в бинокль дюжину трупов и несколько мотоциклов.
      — Зайдёшь справа, со стороны сквера. Там не простреливается с улицы, — посоветовал Авар. — Стреляют из коричневого дома напротив. Они пытались у нас воровать жратву. Мы предложили сотрудничество, предложили им еду в обмен на внешнее патрулирование и сбор дров на зиму. Но там какие-то придурки… Внизу, под ними — магазин французских вин, вот и пьют без остановки…
      Гризли заехал в автомагазин прямо сквозь разбитую витрину. Авар не обманул — машины, стоявшие возле окон, угнали, а элитные авто, застывшие на вращающихся платформах в глубине зала, почти не пострадали. Угнать их было сложнее; эта часть помещения находилась выше почти на полметра, а выкатывать «хаммеры», «геленвагены» и «рейндж-роверы» потенциальным клиентам предлагалось через запертый двор. Кроме того, ключи от машин наверняка прятал дежурный менеджер. Снаружи магазин выглядел чистеньким, ухоженным, если не считать выбитых окон, и физик уже обрадовался, что хотя бы здесь он будет лишён сцен насилия. Однако стоило выйти из машины, как в нос ударил запах горелого мяса и врассыпную кинулись крысы. Гризли насчитал три трупа, сгоревших вместе с машинами, и ещё два, обглоданных грызунами, в соседнем зале под логотипом «Тойоты».
      Он выбрал чёрный бронированный «хаммер». Собственно, выбор пал на него именно по причине наличия брони. У других роскошных красавцев столь важной опции не оказалось. Двумя ударами приклада Гризли взломал столик менеджера, подобрал ключи. Когда он закончил перетаскивать из «фиата» свои пожитки, в зале начало темнеть. Очень близко пророкотал военный вертолёт; Гризли спросил себя, кто там за штурвалом, уж не зеленоглазые ли парни с волосатыми конечностями? Наконец он закончил и, только утонув в мягком анатомическом кресле, ощутил, насколько устал. Хотелось свернуться калачиком в глубине бронированной кабины и уснуть…
      Горючего хватало только-только, но физик совершил вылазку в «японский» сектор, и там его ожидало приятное открытие. За победу в какой-то радиоигре лучшему говоруну присуждались две двадцатилитровые канистры топлива и банка масла. Об этом кричали вывески и стикеры, повсюду валяющиеся на паласах. Зажимая нос платком, Гризли разыскал эти две запечатанные канистры на втором этаже, в стеклянной будочке директора магазина. Он заправился и уселся за руль с новым настроением.
      — Я еду в «хаммере», и как назло — никого с фотокамерой! — сказал Гризли своему отражению в зеркальце. Потом дал газу, легко преодолел три ступеньки, вышиб бампером раму с остатками стекла и выехал во двор. Во дворе он на всякий случай остановился, дабы получше разобраться с кнопками и рычагами.
      Повинуясь прикосновению пальца, на панели загорался экран с картами крупных городов Европы, а мелодичный женский голос на четырех языках предлагал оптимизировать маршрут. Другая кнопка за минуту подняла температуру в салоне до тридцати градусов; Гризли пришлось спешно проветривать. Задние сиденья легко снимались и складывались, так что он мог, смело усадить и пять, и семь человек. Он разобрался с подкачкой колёс, десятком никому не нужных электроприводов и трансмиссией. Управление мостами и подвеской он до конца не освоил, надеясь, что разберётся по ходу дела. Всё равно на панели светилась масса приборов, никак не влияющих на скорость.
      Железный друг и Верный конь ждали героя. «Неплохо бы ещё Преданную подругу, — иронизировал над собой физик, в последний раз проверяя амуницию. — Тогда у меня будет полный комплект Настоящего героя…»
      Герой захлопнул дверцу, завёл мотор и закурил длинную, когда-то невероятно дорогую, сигару. От сигары попёр удушливый дым, но Настоящему герою полагалось вдоволь посмолить перед смертью. Затем Настоящий герой воткнул в магнитолу диск «Дип пёпл» и поехал в кино.

30
«ПАРАДИЗО»

 
Весело дети в детсаде живут,
Весело дети песни поют,
А на верёвках развешены в ряд
Несколько плохо поющих ребят
 
Стишок-страшилка
      Спустя четверть часа Гризли смотрел на окна центра развлечений «Парадизо» в полевой цейсовский бинокль. В «Парадизо» шум королевского бала не стихал уже вторую неделю. Вокруг, на парковках, в пустом бассейне и на крыше, жгли костры, взрывы хохота перемежались стрельбой, иногда ветер доносил обрывки очень странного пения, по музыкальному строю похожего на шаманское камлание. И что самое обидное — у этих стервецов оставалось электричество.
      Круглые сутки, счетверённые прожектора на штангах поливали светом сотни метров прилегающей площади и задворки. Нечего было и думать о том, чтобы подобраться незаметно. Уроды прибывали и убывали почти беспрерывно, большими группами, но чаще по двое, по трое, и практически никогда — поодиночке. Что они там делали, оставалось неясным. Судя по маячившим у главного входа фигурам с автоматами наперевес, у посетителей киноцентра ещё оставалась некая организация, не позволявшая окончательно озвереть.
      — Стаи… Они уже не могут без стаи, — сказал себе Гризли. — Личностей не осталось…
 
      «…Вступающий в Долину радости наг и бос…
      Вступающий в Долину вкушал лучшее, дабы, верно, оценить предстоящее.
      Вступающий в Долину вкушал худшее, дабы предвидеть предстоящее.
      Вступающий в Долину радостен и подобен свежему соку плодов её…»
 
      В помещение киноцентра он проник сравнительно легко, едва стемнело. Пришлось несколько раз притормаживать или заезжать в подворотни, когда ошалевшие уроды проносились с воплями на мотоциклах. Затем он газовал что было мочи через площадь Согласия, лавируя между застывшими фонтанами, грудами мусора и сгоревшими полицейскими автомобилями. Он ехал и молил бога, чтобы никто не приметил его чёрный броневик. Позади хохотал и дрался цепями любимый город, а навстречу скалилась выбитыми окнами раскрашенная туша «Парадизо».
      Гризли ворвался по ступенькам прямо в холл нижнего этажа. Здесь, у костра, спали вповалку человек восемь. Бывший учитель загнал машину поглубже в угол, заглушил мотор и занялся экипировкой Железного друга. Потом Настоящий герой сунул в рот незажжённую сигару и вышел наружу. Спящих у костра он расстрелял без сожаления. Когда стихло эхо выстрелов, он различил пение.
      «…Нет числа им, прошедшим путь пустоты, как нет следов идущих впереди…
      Нет света идущим, кроме того света, что принёс в пустых руках каждый…»
      — Народная самодеятельность — это хорошо, — одобрил Гризли. — Хорошо, когда все при деле. Продолжайте, не обращайте внимания на проверяющего.
      Его могли десять раз прикончить, пока он взбирался по остановившимся эскалаторам нижнего этажа, пока он брёл по продуваемой площадке танцпола. Но никто не выстрелил, никто не набросился с ножом. Возле двери третьего этажа он остановился, проморгался, кое-как вытер вспотевший лоб рукавом. Колени дрожали, хотелось откашляться, а кишечник вёл себя, как последний предатель. Только Железный друг оставался холоден. Гризли стиснул зубы.
      «…и докуда хватает глаз, встречает Вступивший серые, скребущие всходы, имя им одиночество. Рождают они гниющие цветы отчаяния, и бесконечным праздником цветут они…»
      — Цветут они! — подхватил женский хор.
      Лола. Боже мой. Только не это!
      «Приступим прямо отсюда?!» — предложил Железный друг.
      Леонид стоял на пороге внутреннего холла третьего этажа. Оказалось, что в городе он только что совершил небольшой приятный моцион, растряс накопившийся жирок. Настоящие страхи ждали впереди. Холл подковой охватывал громаду главного зала, стеклянно поблёскивали осколки витрин, со стен скалились киношные монстры и монстрики. Остальные восемь карликовых залов находились на первом этаже, в боковых коридорах комплекса. Гризли их бегло осмотрел, там воняло горелым и противно скрипело под ногами растёкшееся покрытие сидений. Там было пусто и холодно, а из-за запертых дверей большого зала долетал нестройный хор. Оттуда, из-под дверей, тянуло дымом и сложной смесью запахов, ни один из которых Гризли не понравился.
      Они все веселились в большом зале, адепты, или как их ещё назвать.
      Лола. Только не здесь. Лучше пусть она уже умерла, мысленно пожелал он, разглядывая барную стойку. Восхитительная барная стойка сложной конфигурации из цветного стекла, со всеми возможными прибамбасами. В лучшие времена подсветка шла снизу, в водяных колоннах кувыркались рыбки, прозрачный пол отражал сполохи цветомузыки. Тут имелись аппараты для попкорна, стройные ряды пивных клювов, симпатичные вешала с бокалами всех форм, пепельницы в духе «Парадизо», надувные попугаи и дракончики под потолком. Здесь было много чего интересного.
      Над стойкой головами вниз, прикрученные за ноги проводами к потолочным каркасам, покачивалось около дюжины трупов. Гризли мог полагаться только на зарево пожаров, другое освещение отсутствовало. Далёкие алые языки протискивались из внешнего, прозрачного насквозь вестибюля, перебирали длинные волосы девушек. У некоторых волосы были грубо выбриты, большинство мертвецов висели без одежды.
      Гризли обошёл всех, стволом пулемёта поворачивай мертвецов к себе лицом. Лолы среди них не было.
      «…Ибо нет смертного, способного долго вдыхать аромат их. Опадают они под ноги Вступивших жирным ковром бессилия, и трещат, как панцири мёртвых надежд… Тусклые семена безумия шуршат в их набухших бутонах, липкие колючие побеги их вгрызаются под кожу Вступившим в долину Радости, но бесконечным праздником…»
      — Цветут они…! Цветут они… — запричитали десятки голосов.
      Гризли проник в главный зрительный зал через балкончик осветителей. Он до боли таращил глаза в дымной темноте. Приходилось сдерживать кашель, в горле нещадно першило. Из ложи трудно было сосчитать людей внизу. Там полыхали несколько маленьких и один большой костёр, дымные озёра неторопливо всплывали над балконом, как тучи над горным кряжем. Внизу с хрустом выворачивали из пола остатки роскошных сидений и швыряли в жадную пасть огня. Восхитительные сиденья, последнее слово кинотехники, с анатомической подстройкой, обогревом, обдувом и дополнительными сабвуферами. Их рвали из пола, паркет разлетался в щепки, а провода и шланги тянулись, как корни за вырванной травой.
      — Цветут они… цветут они… ааа…
      Внизу детишки, очевидно, плеснули бензина в костёр. Пламя с воем взметнулось вверх, осветив разодранный опалённый занавес, разбитые линзы прожекторов и закопчённые штандарты спонсоров под потолком. Тени молящихся дёрнулись вслед за тенью огня, распластались на стенах когтистыми крысиными силуэтами. Хор жалобно подхватил мантру, голоса нестройно заскользили по нисходящей, обрамляя срывающийся дискант запевалы. Воспользовавшись шумом, Гризли ужом пролез под самую балюстраду, затем упёрся спиной и крайне медленно начал разгибать колени. Оставалось совсем чуть-чуть, сантиметров пять, после чего он сможет выглянуть и увидит, что же там творится.
      Только бы не Лола!
      «Вгрызаются они под кожу, принося зуд вечный, лаская слащавой апатией места укусов. Взрываются коробочки плодов их, точно подводные шипастые мины, и не избегнуть Вступившим в Долину их жадных касаний»
      Что-то изменилось Гризли не сразу понял, что именно. Подонки не потеряли энергетику, не записались на курсы макраме и не кинулись сажать загубленные деревья. Позади, в офисах и магазинах, в метро и на площадях, продолжалась вакханалия. Изменилось что-то в их организации. То есть у них и раньше не было толковых вожаков, поправил он себя, вглядываясь в полумрак зала. Но здесь, в «Парадизо», где они горланили неделю, здесь их Мекка, их кукурузный рай. Здесь их обожаемые картонные вампиры, места для поцелуев и покрытые ворсом, такие удобные полы для коллективных камланий. А уж об идеальных сортирных кабинках и толковать нечего, туда так удобно затаскивать девчонок во время сеансов.