Частный детектив Татьяна Иванова - Охота на ведьму

      Признаться, я слабо представляла себе обитателей свалки. Бомжи, бродяги, жалкие существа, бывшие люди, влачащие алкогольно-растительное существование, вот, пожалуй, все, что я о них думала. Действительность оказалась живописнее.
      Мы не успели проехать и двух километров, как округа заволоклась серой дымкой. Зловоние горящих отбросов явственно ощутилось в салоне даже при наглухо закрытых окнах.
      — Веня, здесь всегда так смердит?
      Аякс, мирно дремавший сзади в тепле и уюте, мгновенно очнулся и ответил вполне бодрым голосом:
      — Ветерок сегодня в эту сторону, вот и наносит. Это еще ничего!
      — Ничего! — эхом отозвался Костя, так и не поборовший свою угрюмость.
      Следуя указаниям Аякса, мы съехали с асфальта и по обледенелой грунтовке добрались до курящихся дымом темно-серых мусорных барханов. Свернули еще раз и краем этой адовой пустыни направились к лесопосадке, видневшейся невдалеке, за небольшим, но оказавшимся совершенно непроходимым для автомашин овражком. Какие-то люди копошились на той его стороне.
      — Ваши? — спросил Константин.
      — Нет! — радостно ответил Аякс. — Они, как и я, из города, поденщики, на промысел прибыли.
      Он подался вперед, приблизив голову к отодвинувшемуся от него Константину, всмотрелся, прищурившись.
      — Толку не знают. Новички! — заключил уверенно. — Дряни разной набрали и рады-радешеньки!
      — Дряни? — повернул к нему лицо Константин.
      — Ты, мил человек, на меня не обижайся, — в голосе Аякса ясно прозвучало ожесточение. — Извини уж, не знаю твоего роду-племени, но только возьми в толк вот что: людишки здешние, конечно, по-своему Богом обиженные каждый, но ведь не воруют и не грабят, а живут себе тихо с того, что под ногами найдут. И не вредят никому, кроме разве самим себе иногда. Не любят их, а им и не надо! Презирают, да, а им — по хрену, не трогали бы лишь!
      Костя потешно хлопал глазами от нагловатой смелости, прорезавшейся у вернувшегося в привычную атмосферу бродяги.
      — Не обижайся только, — не унимался Аякс, — ты на своих посмотри, на дела, на отношения их. Что, хороши людишки? Да не лучше этих! Рожи, правда, шире и одеты лучше. Тань, мне убегать? — закончил он вдруг неожиданным вопросом свою проповедь и взялся за ручку дверцы.
      — Стой! — Я почти смеялась. — Нам без тебя здесь никак!
      — Да? — удивился он. — Ах да! — опомнился. — Тогда пошли!
      Анохина, глядя на нас, выбралась из машины, робея и поэтому демонстрируя всем строгий, деловой прищур.
      — Куда нам? — осведомилась, оглядываясь по сторонам и стараясь не морщиться от вони.
      — Туда, милая! — крикнул ей Аякс, махнув рукой в сторону оврага.
      И мы пошли за ним, бросив машины на произвол судьбы.
      Фанерный сарай стоял неподалеку от лесочка, слава богу, с наветренной стороны, и смрад поэтому здесь ощущался не так резко. Перед ним, возле очага, сооруженного на малом обломке бетонной плиты, хлопотала женщина в овчинном полушубке, резиновых сапогах и зеленой береточке, кокетливо сбитой на сторону.
      — Здравствуй, Вика, ненаглядная моя, вот я и прибыл! — издалека еще радостно прокричал ей Аякс. — Ты мне рада? — спросил, когда подошли вплотную.
      Только теперь она соизволила обратить к нам лицо, ощерилась радостно беззубым ртом и разразилась приветственной, изощренной матершиной.
      — Во дает! — удивился Аякс, мотнул головой, хохотнул и нырнул в сарайчик.
      К нам Виктория интереса не испытывала, занялась своими делами возле большой, черной от копоти кастрюли.
      Анохина со словами: «И чего люди за экзотикой в Африку ездят?» — сняла ее на видео. Вика, повернувшись спиной, тихо послала ее подальше сквозь отсутствующие зубы.
      — Татьяна, иди сюда! — появившийся в поле зрения Аякс махнул мне рукой.
      Сарайчик оказался всего лишь навесом, защищавшим от непогоды вход в землянку, загороженный грубо сколоченной дверью.
      — Пойдем! — пригласил Аякс, открывая дверь. — Там она. От собак убрали.
      Поскольку в нору я лезть не торопилась, а стояла в сомнении, он счел необходимым пояснить:
      — Собак здесь много!
      В нору я не полезла, а мертвое тело, плотно завернутое в старую офицерскую шинель, вытащили Аякс с Костей вдвоем. Положили неподалеку от очага.
      — Что, брезгуете? — Вениамин презрительно, снизу вверх посмотрел на нас и решительно взялся за пуговицы.
      Алла тихо ахнула за моим плечом, когда он откинул полы шинели в стороны, и не сразу вспомнила про свою видеокамеру.
      Милицию я вызвала по сотовому Константина, не обращая внимания на мнения и советы окружающих, количество которых возрастало, пока я беседовала с дежурным по горотделу. Похоже, все население землянки оказалось налицо. Для милиции обилие свидетелей кстати. Кстати, о милиции!
      Видно, сильно подействовал на меня вид обезображенного тела, как Венька назвал ее, девчонки? До того, что не сразу вспомнила об Анохиной и ее видеокамере. А вспомнив, за руку оттащила Аллу и послала к черту в сторону машины, пожелав ей успешного исчезновения отсюда до приезда оперативной группы. Алле еще не доводилось видеть меня в экстремальных ситуациях, поэтому мой тон и вид произвели на нее впечатление достаточно сильное — взяв с меня обещание позвонить при первой возможности, она спешно ретировалась.
      До приезда милиции мы с Константином топтались особнячком, в стороне, наблюдая за бомжами и стараясь не встречаться глазами друг с другом. По-дурацки неудобно было за вчерашний день, так здорово закончившийся для нас и так страшно для этой бедняжки, лежащей теперь перед нами на старой шинели. Обменялись всего лишь двумя-тремя словами.
      — Ты ни о чем их поспрашивать не хочешь? — Константин показал на оборванцев, сгрудившихся вокруг закопченной кастрюли, спинами в основном к мертвой, которую даже не потрудились прикрыть.
      — Не мое это дело, Костя, — ответила нехотя. — Я лицо частное и убийство расследовать не имею права. — И, помолчав, добавила: — И желания не имею тоже.
      Милиция прибыла на удивление быстро. Алла наверняка повстречалась с ними на дороге. Вовремя я ее отсюда спровадила.
      Пять человек, двое из них в форме и при оружии, перебрались через овраг и направились к нам. Папки с документами, чемодан и носилки. Целая бригада. Бомжи заметили их раньше нас. Поднялись, сгрудились, негромко, тревожно загомонили. Вика, нахлобучив беретку обеими руками на самые уши, решительно двинулась прочь, в сторону лесочка. Аякс по-крабьему, боком перебрался к нам с Костей, спрятался за нашими спинами.
      Милицейские подошли к бомжам и после короткого нелюбезного разговора по одному перебрались к телу, закопошились вокруг него. Бомжи, не медля, двинулись было вразброд, но один из одетых в форму вскинулся и заорал, не жалея связок:
      — Стоять! Всем назад, с-сволочи!
      Бомжи нехотя вернулись.
      — Ко мне по одному! — по-армейски четко скомандовал парень в форме, отходя в сторону от своих.
      — Молодой, не наигрался еще! — осторожно подал голос Аякс.
      — Закрой рот! — посоветовала я ему.
      Работавшие у тела будто услышали нас, видно, первое впечатление прошло, стали замечать окружающее и действовать профессионально.
      — Подойдите сюда! — позвал нас мужчина в штатском. Тоже приказал, как бомжам, но помягче. Мы повиновались.
      Один из них, врач, должно быть, в резиновых перчатках, тормошил тело. Раздвигал окоченевшие пальцы, приподнимал конечности, поворачивал его на бок, чтобы взглянуть на спину, и, похлопывая по впалому животу рядом с огромным, сшитым через края разрезом, черным от крови, диктовал мудреными словами результаты осмотра другому, записывавшему за ним.
      Костю замутило от такого зрелища — простонал коротко и тихо.
      — Звонили вы? — спросил позвавший.
      — Мы.
      — Имя?
      Я молча смотрела на него и отвечать не собиралась. Он же не отводил глаз от занятых делом коллег.
      — Имя? — повернулся наконец к нам. Глаза бешеные и удивленные одновременно.
      — С кем имею честь? — отчеканила ему в ответ.
      — Следователь Горчаков! — сообщил, раздув ноздри.
      — Иванова. Татьяна Александровна.
      — Как вы относитесь к неприятностям, Татьяна Александровна?
      Сзади, мне в затылок, засопел Константин. Тоже бесится.
      — Стараюсь избегать, если это возможно, — отвечаю поспешно, пока Костя не брякнул что-нибудь неуместное.
      — Это радует! — Горчаков удовлетворенно кивнул.
      — Хамства, как неприятности, избежать трудно.
      Он поморщился, как от кислого.
      — Все мы сейчас на взводе, — поднял к нам голову врач, — не усложняйте друг другу существования!
      Для тела у них не нашлось даже полиэтиленового мешка. Завернули все в ту же шинель, бросили на носилки, стянули ремнями.
      — Багапов! — крикнул врач менту, опрашивающему бомжей. — Давай сюда двух, пусть это тело в машину оттащат!
      — Не отвлекайтесь! — попросил Горчаков уже по-человечески. — Еще раз: имена, фамилии, адреса…
      Пока он записывал, я наблюдала, как носилки на двух здешних аборигенах поплыли к оврагу, сопровождаемые врачом.
      — Молодого с собой заберем, — сообщил подошедший Багапов, — он ее нашел. Да и второго можно до кучи, чтобы было кому там дотащить до места.
      — Бери! — разрешил Горчаков. — Хоть всех!
      Багапов заспешил вслед за носилками, конвоируемыми его коллегой, а я с интересом наблюдала, как Аякс, появившийся откуда ни возьмись, с опаской оглядываясь на нас, торопится к оставшимся оборванцам.
      Стало как-то легче после того, как унесли тело.
      Горчаков предложил нас подвезти, но мы отказались и двинулись вместе с ним к своей машине.
      — У меня к вам один вопрос, — нарушил он установившееся было молчание, — каким образом и для чего вы оказались сегодня здесь?
      И тут я совершила такую ошибку, что, если бы имела привычку грызть себя за прошлые промахи, назавтра сглодала бы Татьяну вчерашнюю до костей! Видя, что Аякс избежал беседы с Багаповым, я решила исключить его участие в этой истории, захотела облегчить жизнь «веселому бомжухе» и усложнила жизнь себе.
      Я протянула Горчакову свое удостоверение частного детектива, и он узнал меня, на что я и надеялась.
      — Слышал-слышал, как же! — глянул с интересом, возвращая корочки.
      — Бомжи тоже от кого-то слышали, потому что сегодня утром позвонили ко мне и спросили совета, как поступить с мертвецом, найденным ими здесь. Вам сообщать никто из них не хотел, опасались неприятностей. Проще всего для них было закопать тело в мусор и забыть о нем. Но тут их мнения разделились.
      Горчаков слушал не перебивая, покачивал головой.
      — Мне подумалось о новом маньяке, и я решила познакомиться с обстоятельствами на месте. Константин согласился сопровождать меня, сами понимаете, оружие мне не положено по закону. А с бомжами я, можно сказать, не разговаривала, не было нужды. Увидела тело и позвонила вам.
      Горчаков в сомнении покачал головой.
      — А из города нельзя было позвонить, после их звонка, сразу?
      — Можно, — согласилась я, — но, не согласись я приехать, вы вряд ли бы нашли ее здесь. Бродяги похоронили бы ее по-своему. А как могло прозвучать мое сообщение, вы представляете? «Мне позвонили и сказали, что там-то обнаружено мертвое тело, проверьте, пожалуйста!» Проверили бы?
      — Скорее всего.
      Неуверенность, прозвучавшая в голосе следователя, меня порадовала. Он проводил нас с Константином до машины и не скрыл, что интересуется номерами. Глядя на него, записывающего их карандашом на сигаретной пачке, я поняла, что дело на этом не кончится. Поэтому повестка на завтра, которую он выписал прямо на капоте, меня не удивила.

Глава 3

      Уехали горчаковцы. «ГАЗель» и «УАЗ», ведомые опытными руками, быстро скрылись из виду, затянулись вонючей дымкой. Мы с Константином, прислонившись задами к грязному багажнику, проследили за ними. Переглянулись — без них воздух еще чище стал и атмосфера успокоилась — ветерок стих. Сквозь зловоние, к которому мы уже порядком принюхались, чудом пробился запах влажной, оттаявшей земли. Весна. И день солнечный. Я пошарила по карманам в поисках сигарет, не нашла и взяла из пачки, протянутой Константином. Костя курит только в исключительных случаях и никогда — за компанию. Покурили мы, помолчали, забрались в машину и двинули не торопясь прочь.
      Не знаю, как его, меня молчание тяготило, а говорить не хотелось. Странное состояние. Муторное. Обсуждать происшедшее — все равно что стараться запить устойчивую изжогу раствором чайной соды ради полуминутного облегчения. А нейтральных тем для нас сейчас не существовало.
      Константин тоже, видно, этой изжогой мучился, а может, и сильнее меня, потому что первым не выдержал.
      — Тебе приходилось встречаться с подобным? — нарушил он тягостное молчание.
      К криминалистике он никогда отношения не имел, поэтому его любопытство мне было вполне понятным.
      — С подобным… — Я кивнула. — Трупы мне встречались.
      И едва не брякнула, что даже приходилось их самой создавать и способствовать их созданию. Ущипнула себя мысленно за самое больное место и договорила:
      — Но не такие!
      И, опережая его неизбежный вопрос, спросила сама:
      — Может, она себе харакири сделала?
      Константин воспринял шутку правильно, но без энтузиазма. Ответил нехотя:
      — Действительно похоже, судя по описаниям. При харакири рядом стоит лучший друг и, когда дело сделано, из милосердия сносит мечом голову. У нее голова на месте. Живот только вспорот.
      Вот именно — вспорот! Не вскрыт, не взрезан, не проткнут, вспорот! Точное слово у него получилось! Я ему об этом сказала.
      — Ну и что? — пожал он плечами.
      Простительно ему, профану, такое невнимание к деталям. Поясняя, я попутно занялась анализом.
      — То, — сказала, — что по характеру раны и еще по кое-каким следам, которые можно обнаружить, осматривая тело, делаются выводы об обстоятельствах, предшествующих моменту умервщления.
      — По-русски скажи! — попросил он, поежившись, как от холода.
      — Разрез ровный, — я размышляла, больше не обращая на него внимания, — и неглубокий. Сделан, скорее всего, коротким и очень острым предметом по голому телу. Одежда не мешала, не цеплялся нож за одежду и прошел плавно. У левого края раны — синяк, гематома. Сюда ножом ударили, ударили сильно и провели вправо, и выдернули оружие. Значит, действовали спокойно, без спешки и аффекта. Спокойно, по голому животу ножом, а, Костя?
      Он хотел что-то сказать, но я не дала, продолжила:
      — Тело, конечно, я не осмотрела, но то, что было перед глазами, других следов насилия на себе не имело. Покорна была девчоночка, не сопротивлялась. И разрез ровный. Даже не дернулась, когда ее ножом ударили. Вот тебе, Константин, и обстоятельства. И это пока одни факты, без выводов и предположений. Все ли понятно?
      — Нет! — качает головой Константин. — Не все! По-твоему, выходит, покорность у нее была овечья какая-то, ладно! Это бывает. Но вот не дернулась, когда ножом ударили, это, Танечка, неестественно. В таких случаях мышцы сокращаются сами по себе. Может, к этому моменту она уже мертвой была?
      — Может, и так, — отвечаю. — Но еще теплой. Кровь из раны шла. На края внимание не обратил? И с живота кровь стерта небрежно — следы остались.
      — А зачем сшивать понадобилось?
      Я смотрю на него, как на дитя неразумное.
      — Чтобы при перевозке не вывалились внутренности.
      — То есть готовили тело к перевозке?
      — Верно!
      Костя опять полез за сигаретами, посмотрел с сомнением на пачку и сунул ее обратно в карман. Нервничает, хотя по нему не скажешь.
      — Заинтересовался?
      Я улыбнулась, пожалуй, впервые с момента появления Аякса в моей квартире.
      — Похоже.
      Он достал-таки сигарету. Предложил и мне, пришлось отказаться, сморщиться.
      — А ты? — спросил, рассчитывая на солидарность.
      — Нет! — ответила очень серьезно. — Частный детектив должен зарабатывать себе на кусок хлеба насущного с маслом и, желательно, с икрой, а здесь какая корысть? Только обострение отношений с органами следствия.
      И, видя, как потемнел лицом мой сэнсэй, крикнула, боднув его головой в плечо:
      — Не положено по закону мне… — машина вильнула в сторону, к обочине, — убийства расследовать!
      — Неистовая ты кошка! — пробурчал сэнсэй под нос, но я успела заметить улыбку, на мгновение тронувшую уголки его губ.
      — Я тебе, Костенька, правду говорю всегда, какой бы она ни была. Себе вру, бывает, а тебе — нет. Вот так ты на меня действуешь!
      — Ты тоже на меня действуешь! — осчастливил он меня признанием, и я ответила, что, мол, это — слава богу!
      Свободно было на шоссе этим весенним днем. Лишь изредка приходилось сторониться встречных машин, а обгоняли нас еще реже. Отчасти потому, что скорость у нас была приличная.
      Почти на самом въезде в город, где дорога была прямая и ровная, как ученическая линейка, нас дожидалась Алла Анохина. Я затормозила сразу, как только узнала ее, но разгорячившаяся машина, не сразу почувствовав удила, проскочила вперед, и потребовалось какое-то время, чтобы убедить ее остановиться. А когда я управилась, экипаж Анохиной был уже сзади нас, вплотную.
      Меня порой раздражает страсть газетчиков по любому поводу пускать в дело свои фото — и видеокамеры. Алла с ходу, опустив стекло, нацелилась на меня объективом.
      — Вы недооцениваете мое профессиональное любопытство! — ответила она на мой вопрос о причинах, заставивших ее так задержаться. — Должна же была я узнать, чем кончилось дело!
      — Да ничем особенным! — ответила я. — Приехали, на бродяг покричали, меня поспрашивали, забрали тело и подались ко своим дворам.
      — А что дальше будет?
      Алла, покопавшись в карманах, достала диктофон и защелкала его кнопочками.
      — Дальше будет расследование. Следователь произвел впечатление умного человека, но вовсе не обязательно, что дело поручат ему.
      Добавить к сказанному мне было решительно нечего, и это ее огорчило, но не разочаровало. Узнав о повестке, выписанной мне Горчаковым на завтра, она добилась от меня обещания непременно позвонить и рассказать подробности, как она выразилась, обрушившихся на меня неприятностей.
      — Не неприятности это, — возразила я, слегка потешаясь над ее стремлением видеть все в превосходной степени. — Так, напряг легкий, но мне, кстати, совершенно не нужный.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.