Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты

Сергей Константинович Романюк

Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты

К читателю

Эта книга приглашает в путешествие по московским переулкам, раскинувшимся в старом городе, ограниченном Садовым кольцом. Здесь, в небольшой части современного города-гиганта (она составляет примерно ¹/₅₀ его площади), сосредоточено большинство архитектурных и исторических памятников.

Причудливая вязь переулков – характерная черта нашего города, особенно его центра. Это существенная особенность старинных городов, имеющих многовековую историю, таких, например, как Таллин, Тбилиси, Москва. В новых же городах, построенных не так давно, мы не найдем этого лабиринта, вспомним хотя бы Петербург или Одессу. Причиной возникновения такой планировки были хаотичность застройки и обилие мелких участков, к которым протаптывались, прокладывались узенькие дорожки-проулки, превратившиеся со временем в переулки.

Как мало еще мы знаем о них! В десятках и сотнях путеводителей по Москве рассказывается о ее главных улицах, основных достопримечательностях. Но московские переулки никем не были описаны. И это неудивительно – ведь наиболее важные события в городе связаны как раз с главными улицами и площадями. Нет смысла сравнивать роль и значение, скажем, Тверской или Большой Никитской с ролью какого-нибудь Медвежьего или Лукова переулков. Но без этих маленьких и незаметных переулков Москва не была бы уже тем городом, который мы так любим.

В книге рассказывается о тех сокровищах, которые «спрятаны» в прихотливом лабиринте переулков, вдали от проторенных туристами путей, о выдающихся сооружениях и дорогих всем памятных местах, связанных с великими именами в истории нашей страны, и о рядовых, казалось бы, ничем не примечательных зданиях, и часто незаслуженно забытых деятелях отечественной культуры и истории.

Автор ставил себе целью рассказать возможно полнее и основательнее о том, что мало известно, а то и вовсе неведомо, о чем можно узнать, лишь заглянув в глубины архивных хранилищ, стремясь ознакомить читателя хотя бы с малой частью огромного культурно-исторического наследия такого города, как Москва. Под понятием «наследие» понимается не только то, что уцелело в огне и бурях прошедших столетий, но также и то, что исчезло, оставив следы только в документах, свидетельствах современников и старых изображениях.

Самые интересные и значительные здания, которые выходят на магистральные улицы, также будут описываться в этой книге.

Работа над книгой проходила в основном в читальных залах библиотек и архивов, и автор считает своим долгом выразить глубокую благодарность библиографам, библиотекарям, сотрудникам музеев, архивистам, моим друзьям, без которых книга не увидела бы свет, и в особенности И.А. Гузеевой, советами которой я пользовался в любимой Историчке, О.А. Захаровой, открывавшей мне богатства архива, памятного многим под именем ГИНТА, где хранились документы по московским домам, Н.Н. Филичкиной, взявшей на себя труд подготовить многочисленные и мало разборчивые черновики к печати, Л.И. Карабановой, опытному, внимательному и благожелательному редактору первого издания, Ю.Н. Александрову, который дал «путевку в жизнь» этой книге. При работе по описанию московских переулков мне постоянно помогала сотрудник Исторической библиотеки Вероника Лапшина, без которой книга была бы существенно менее полной.

Особенно хотелось бы поблагодарить тех, кого, к великому сожалению, уже нет со мной: В.С. Попова, взявшего на себя труд просмотреть всю рукопись и сделать ценные замечания, Э. Вацетиса, благодаря которому я смог разобраться в сложных московских планах, В.В. Сорокина, который рецензировал первое издание книги, Ю.А. Федосюка, рецензента первого издания, постоянно интересовавшегося моей работой, Н.М. Волович и А.А. Демскую, много помогавших мне.

С. Романюк

Глава I

ЛЕБЯЖИЙ ПРУД И КОНЮШЕННЫЙ ДВОР

Между набережными Москвы-реки и Знаменкой

Район, примыкающий к Пречистенской и Кремлевской набережным Москвы-реки, пересекает улица Волхонка – одна из основных радиальных улиц. Еще на Петровом плане конца XVI в. на улице показан Государев конюшенный двор, к которому вела эта улица от Кремля. Далее она переходила в Пречистенку, направлявшуюся к Новодевичьему монастырю.

Переулки между Волхонкой и набережными сохранили старые московские названия – Ленивка и Лебяжий. Ленивка, правда, именуется улицей, но она больше похожа на иной переулок – длиной всего 120 метров и теперь не очень-то оживленная, но раньше по ней непрерывно двигались люди, подводы, извозчичьи пролетки, так как на Ленивку выходил старинный Большой Каменный мост, ведший в Замоскворечье. После того как в 1938 г. ниже по течению построили новый мост, основное движение пошло по Моховой, а Ленивка превратилась в спокойную улицу, до некоторой степени оправдывающую свое имя. Оно произошло от небольшого рынка, находившегося поблизости: церковь Иоанна Предтечи, стоявшая на месте дома № 10 по Волхонке, носила название «что у Ленивого торжка» либо по вражку, где протекала впадавшая в Москву-реку маленькая речка Ленивка (обычно гидронимы – это самые старые названия), либо по «ленивому», небольшому рынку. В нижнем течении Неглинная была запружена, на пруду разводились лебеди, отчего он был назван Лебяжьим, и переулок, шедший от Ленивки к пруду, стал также называться Лебяжьим. На плане-рисунке 1661–1662 гг., приложенном к книге австрийского посла Мейерберга, он обозначен под названием «Лебединый пруд».

Иногда всю Волхонку именовали Ленивкой (это бывало и в середине XIX в.), а нынешняя улица Ленивка носила название либо «проезд к Каменному мосту», либо «Всехсвятская», по воротам стены Белого города, у которых находилась церковь Всех Святых.

Ленивка, дом № 3

В XVII в. всю нечетную часть нынешней Ленивки (так же как и современные участки № 11 и 13 по Волхонке) занимала большая усадьба Прасковьи Федоровны Дорошенко, урожденной Пушкиной, дочери стольника Федора Матвеевича и Пелагеи Алексеевны, урожденной Соковниной. И Пушкин и Соковнин положили головы на плаху за участие в заговоре совместно со стрелецким полковником Иваном Цыклером против царя Петра.

Самолюбивый и честолюбивый Цыклер не смог выйти на первые роли при царевне Софье, и он переметнулся на сторону Петра, но царь все-таки не доверял ему. Тогда Цыклер решил поднять стрельцов и казаков, ревнителей старины, против царя и его нововведений. Эти стремления разделяли и родовитые русские – Алексей Соковнин, брат знаменитых раскольниц Феодосии Морозовой и Евдокии Урусовой, зять его Федор Пушкин, женатый на дочери Соковнина Пелагее, бывшие не против того, чтобы разделаться с Петром чужими руками. Заговорщики подговаривали убить царя: «можно его изрезать ножей в пять», а стрельцам можно «государя убить, потому что ездит он один, и на пожаре бывает малолюдством, и около посольского двора ездит одиночеством».

На заговорщиков донесли, их арестовали, пытали и 4 марта 1697 г. казнили.

Дочь Федора Пушкина Прасковья вышла замуж за сына украинского гетмана Петра Дорошенко, положившего много сил на объединение Украины под своей властью, но потерпевшего неудачу, сдавшегося московским властям и отправленного в Москву. На родину ему не пришлось вернуться – его сделали воеводой в Вятке, а через три года пожаловали село Ярополче (Ярополец) под Москвой, где он и скончался в 1698 г.

В 1740–1770 гг. усадьбой здесь владел сын комнатного стольника Василия Григорьевича Нарышкина, генерал-поручик Василий Васильевич Нарышкин (1712–1779), служивший белгородским и новгородским губернатором. Женат он был два раза – на Прасковье Васильевне Солнцевой-Засекиной и на Анне Ивановне Паниной. На плане усадьбы 1751 г. на углу с Волхонкой показаны одноэтажные протяженные каменные палаты и ближе к Москве-реке обозначены «каменные розвалившиеся полаты ево ж Нарышкина». Палаты на углу с Ленивкой в 1779 г. заменили зданием, построенным его вдовой. При возведении современного строения была обнаружена медная закладная доска с гербами Нарышкиных и Паниных со следующей надписью: «Сие здание заложено в царствование Екатерины Вторыя попечением генерала и кавалера боярина Василия Васильевича Нарышкина вдовствующия вторыя его супруги Анны Ивановны Нарышкиной, урожденной Паниной в лето от Рождества Христова 1779 маия 20 дня. Архитектор при строении был Елезвой Семенов сын Назаров, первый каменьщик крестьянин ея села Спасского Макар Мелехин и протчия каменьщики того же села с заплатою как бы посторонния». Опубликовавший эту надпись историк Москвы А.А. Мартынов справедливо замечает: «…подобные доски, помещаемые в старину при закладке дома, встречаются не в первый раз. Обычай этот и доныне существует при закладке общественных зданий, обычай крайне странный: не лучше ли бы было эту самую дощечку вделывать в здание на видном месте, тогда бы она с пользою послужила как дополнение к истории домов нашей древней столицы». При этом доме находилась домовая, не имеющая главы, церковь Воздвижения.

У В.В. Нарышкина было три сына, оставившие каждый свой след в российской истории и культуре. Старший, Семен, стал вице-президентом Берг-коллегии, участвовал в Комиссии для составления проекта нового Уложения, серьезно интересовался литературой, выступал в журналах, печатая басни, стихи и переводы. Его стихотворения считались «очень изрядными», а переводы были «приняты с одобрением».

Младший, Василий, подобно старшему брату, не был чужд литературе – его элегию «Узрев твой нежный взор» напечатал Сумароков в 1759 г. в «Трудолюбивой пчеле». Василий Нарышкин, получив назначение начальником Нерчинских заводов, отличился там необычными административными реформами (хотя некоторые из них были вполне разумными), расточительностью и вымогательством. Подвиги его в Сибири даже привлекли внимание автора романа «Дочь купца Жолобова», с подзаголовком «Извлеченный из иркутских преданий». За множество нарушений Нарышкина отрешили от должности, препроводили в Петербург, в Петропавловскую крепость, и отдали под суд, признавший его виновным. Милосердная Екатерина приказала освободить его, но… «удержав в крепости на пять лет».

А вот средний сын, Алексей, стал владельцем усадьбы на углу Волхонки и Ленивки (№ 9). Как и старший брат, он также принимал участие в делах комиссии, отстаивая интересы дворянства. Одобрение Екатерины II вызвало его «страстное влечение к занятиям, направленным ко благу моей отчизны». Он путешествовал по Европе, познакомился с Дидро и вместе с ним приехал в Петербург, поселив его в доме брата Семена. По сравнению с братьями он сделал довольно успешную карьеру, был полоцким и псковским губернатором, получил чин тайного советника и сенатора, но под конец жизни выхлопотал себе длительный отпуск по болезни. Алексей Нарышкин приобрел известность как поэт и переводчик. Последние годы его прошли под Москвой, в поместье недалеко от радищевского имения Немцово.

После А.В. Нарышкина усадьба была разделена между его племянницами. К началу XIX в. южная ее часть (Ленивка, № 1) стала принадлежать действительному статскому советнику И.Н. Ефимовичу, женатому на Прасковье Семеновне, а позднее надворному советнику Г.П. Оболонскому. При нем на углу с Кремлевской набережной стояло трехэтажное каменное, богато декорированное здание с оригинальным оформлением угловой ротонды – наверху ее помещена беседка, крыша которой поддерживалась несколькими кариатидами. Этот дом существенно перестроил его владелец князь Григорий Грузинский в 1884 г. – тогда «надложили все стены для увеличения высоты квартир», а через три года убрали старый декор: купола, фронтон, колонны. В этом доме в середине 1900-х гг. во время приездов в Москву из Сухуми, где он постоянно жил и лечился, останавливался знаменитый врач А.А. Остроумов, в начале 1900-х гг. жил в юности И.Д. Удальцов, учившийся неподалеку, на Волхонке, в 1-й московской гимназии. Участник революции, в советское время он вместе с печально знаменитым А.Я. Вышинским и В.П. Волгиным внедрял большевистские методы преподавания в Московском университете и короткое время – в 1928–1930 гг. – был его ректором.

Будущий маршал, начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников жил в этом доме в начале 1920-х гг., когда он только начинал свою карьеру в Советской России. Полковник царской армии, Шапошников добровольно вступил в Красную армию, уцелел в те лихие года, разработал все основные операции в Гражданскую войну, будучи помощником начальника штаба РККА. Впоследствии он участвовал в страшной комедии осуждения видных военных во главе с Тухачевским. Все, кто находился в составе «судей», были уничтожены Сталиным, за исключением только двух – Буденного и Шапошникова. Как писал много знавший сотрудник ОГПУ Александр Орлов, «Шапошников до революции был полковником царской армии и по своим убеждениям монархистом. В первые месяцы революции он оказался свидетелем уничтожения многих своих друзей-офицеров. Он жил в постоянном страхе за собственную жизнь до тех пор, пока в один прекрасный момент Сталин не заметил его и не взял под свою опеку». Он пользовался его знаниями – Шапошников был самым выдающимся штабным работником в Советской армии и много сделал для победы в войне.

Другая, северная часть бывшей нарышкинской усадьбы перешла к дяде А.С. Грибоедова Алексею Федоровичу Грибоедову, одному из прототипов Фамусова в «Горе от ума», гостеприимному владельцу смоленской усадьбы Хмелита. Алексей Федорович был женат на второй племяннице А.В. Нарышкина, Настасье Семеновне. Племянник Алексея Федоровича писал о нем: «Он как лев дрался с турками при Суворове, потом пресмыкался в передних всех случайных людей в Петербурге, в отставке жил сплетнями. Образец его нравоучений: „я, брат!..”»

В 1806 г. всей северной частью усадьбы (№ 9/1 по Волхонке и № 3 по Ленивке) стал владеть купец А.М. Зимулин, который в марте 1825 г. решил продать участок по Ленивке генерал-майору И.Т. Сназину.

С обоими участками оказался связанным известный московский живописец Василий Андреевич Тропинин.

Он родился в крепостной семье, и если бы не выказал способности к рисованию, то стал бы хорошим кондитером – барин, граф И.И. Морков, отдал его в ученики кондитера, но, в конце концов, решил определить воспитанником в Академию художеств. Учился он там блестяще, но все внезапно прервалось – барин приказал ему возвратиться в его украинское имение и приступить к обязанностям кондитера, художника и по совместительству лакея. Он обладал счастливым характером и не впал в уныние. «Я мало учился в Академии, – вспоминал он, – но научился в Малороссии: я там без отдыха писал с натуры, и эти мои работы, кажется, лучшие из всех до сих пор мною написанных».

Тропинин переехал в Москву и жил в доме под № 22/1 (на месте проезда у перекрестка напротив угла дома № 6 по Тверской) на углу Тверской и Камергерского переулка, купленном Морковым в 1810 г. Здесь он все чаще писал портреты известных москвичей, совершенствовал технику живописи.

Лишь в 1823 г., когда ему было 47 лет, Василию Андреевичу удалось получить вольную (но дети и жена еще остались крепостными). В этом же году, после представления живописных работ, в том числе очаровательной «Кружевницы», Совету Академии художеств, он получил первое официальное звание – «назначенного в академики», а через два года – уже полного петербургского академика. Тропинин остался в Москве, живя только частными заказами и создав себе независимое положение, что было тогда редко. Он завоевал славу лучшего портретиста: Карл Брюллов, когда ему предлагали писать москвичей, говорил: «У вас есть собственный превосходный художник».

Неудивительно, что именно Василий Андреевич Тропинин написал лучший портрет А.С. Пушкина.

Осенью 1826 г. Москва встречала поэта. «Он только что вернулся из михайловской ссылки и, где бы ни появлялся, всегда был окружен толпами восторженных почитателей. Москвичи единодушно приветствовали первого поэта России. Прием от Москвы Пушкину – одна из замечательных страниц его биографии», – свидетельствовал современник.

Тогда же появились и первые портреты Пушкина, из которых самым лучшим стал тропининский, который был написан в доме на Волхонке.

В мае 1827 г. в журнале «Московский телеграф» появилась небольшая заметка «О портрете Пушкина», которая, похоже, была написана издателем Николаем Полевым: «Русский живописец Тропинин недавно окончил портрет Пушкина. Пушкин изображен en trois quart, в халате, сидящий подле столика. Сходство портрета с подлинником поразительно, хотя нам кажется, что Художник не мог совершенно схватить быстроты взгляда и живого выражения лица Поэта. Впрочем, физиогномия Пушкина, столь определенная, выразительная, что всякий хороший живописец может схватить ее, вместе с тем и так изменчива, зыбка, что трудно предположить, чтобы один портрет Пушкина мог дать о нем истинное понятие. [Тропинина] должно причислить к числу тех артистов, которые делают честь Отечеству своими необыкновенными талантами».

История этого портрета запутана многими мемуаристами, и только сравнительно недавно она была более или менее прояснена.

По словам одного из современников, друг Пушкина Соболевский был «недоволен приглаженными и припомаженными портретами поэта, какие тогда появлялись. Ему хотелось сохранить изображение поэта, как он есть, как он бывал чаще, и он просил Тропинина нарисовать ему Пушкина в домашнем его халате, растрепанного, с заветным мистическим перстнем на большом пальце одной руки – перстнем, которому тот придавал особенное значение. Кажись, дело шло также и об изображении какого-то ногтя на руке Пушкина, особенного отрощенного».

Но Соболевский сам рассказывал, что Пушкин заказал портрет сам и «поднес мне его в виде сюрприза с разными фарсами». Собираясь за границу, Соболевский заказал копию, с которой и уехал, а оригинал оставил у Киреевского, который жил у Елагиных у церкви Трех Святителей, что у Красных ворот. Вернувшись через несколько лет, Соболевский, по его словам, обнаружил, что «в великолепной рамке был уже не подлинный портрет, а скверная копия с оного, которую я и бросил в окно».

Судьба тропининского портрета на многие годы оставалась неизвестной, пока его случайно не нашли в лавке известного московского антиквара Гаврилы Волкова, и, что любопытно, на Волхонке, совсем рядом с тем местом, где он и был создан. Его увидел директор Московского архива МИДа князь М.А. Оболенский (которого, кстати говоря, в детстве писал Тропинин) и купил у антиквара. Он показал его Тропинину: «И тут-то я в первый раз увидел собственной моей кисти портрет Пушкина после пропажи, и увидел его не без сильного волнения в разных отношениях: он напомнил мне часы, которые я провел глаз на глаз с великим нашим поэтом, напомнил мне мое молодое время, а между тем я чуть не плакал, видя, как портрет испорчен, как он растрескался и как пострадал, вероятно, валялся где-нибудь в сыром чулане или сарае. Князь Оболенский просил меня подновить его, но я не согласился на это, говоря, что не смею трогать черты, наложенные с натуры и притом молодою рукою, а если-де вам угодно, я его вычищу, и вычистил».

Теперь этот многострадальный портрет находится в Третьяковской галерее, приобретенный ею у наследника Оболенского в 1909 г.

В каком же именно доме был создан пушкинский портрет, где была мастерская художника, в которой позировал ему Пушкин?

В Московском историческом архиве сохранились сотни маклерских книг, в которых записывались различные сделки, заключаемые москвичами. В одной из таких книг, Пречистенской части за 1825 г., был найден договор от 10 сентября между купцом Александром Михайловичем Зимулиным и академиком Императорской Академии художеств Василием Андреевичем Тропининым о том, что он снимает «в каменном флигеле на большой улице верхний этаж в четыре комнаты и кухня, к ним галлерея со стеклами» за 600 рублей в год.

В то время Зимулин владел главным домом на углу Волхонки и Ленивки (№ 9) и небольшим каменным двухэтажным жилым строением (№ 11) по «большой улице», то есть по Волхонке, который и был нанят Тропининым. Он прожил в нем до 1831 г., и, следовательно, именно там и находилась его мастерская, и там был написан пушкинский портрет.

В конце 1831 или начале 1832 г. Тропинин переехал в дом № 3 по Ленивке. В его мастерской побывали чуть ли не все российские живописцы. Рассказывали, что дверь в мастерскую была изукрашена автографами его гостей, среди которых был и знаменитый Карл Брюллов, который в блеске славы первого художника России после картины «Последний день Помпеи» по приезде из Италии часто приходил сюда.

Самые подробные воспоминания о Тропинине оставил нам скульптор Н.А. Рамазанов, много раз бывавший здесь. По его словам, только «собственные произведения Василия Андреевича, повешенные без рам на стенах, составляли всю роскошь квартиры и вместе с мастерской, в которой постоянно господствовали простота, тишина и уважение к труду». У окна квартиры художника в 1844 г. был написан известный автопортрет с видом на кремлевские башни.

Василий Андреевич Тропинин. Автопортрет

Здесь он жил до кончины в 1855 г. своей горячо любимой жены (которая когда-то свободной вышла замуж за крепостного юношу и, таким образом, сама стала крепостной). Затем сын перевез его в маленький деревянный дом с большим садом на углу Большой Полянки и 2-го Спасоналивковского переулка и постарался создать ему уют – наполнил комнату любимыми цветами и канарейками. Но прожил Тропинин здесь совсем недолго: он не мог жить без друга и жены. Умер Тропинин 3 мая (15 мая по новому стилю) 1857 г. Похоронили его на Ваганьковском кладбище.

В 1830-х гг. весь участок – и по Волхонке (№ 9 и 11), и по Ленивке (№ 3) – перешел к жене важного чиновника, попечителя Московского учебного округа тайного советника А.А. Писарева. Его супруга задолжала некоему Х.Д. Спиридонову (он вымогал у нее подарки в обмен за отсрочки векселей) и была вынуждена продать и этот дом, и подмосковное имение Люблино. Следующая владелица, вдова подпоручика Ю.А. Воейкова, выстроила в 1879 г. по проекту архитектора М.И. Никифорова существующее ныне здание на углу Волхонки и Ленивки. Именно на этом здании, где Тропинин не мог жить, и находится мемориальная доска со словами «в этом доме жил Тропинин», да еще и с неправильными датами.

Герб Воейковых можно увидеть на углу дома и в середине стороны, обращенной к Волхонке. По описанию «Общего Гербовника дворянских родов Всероссийской Империи», щит разделен на четыре части, в двух помещены змеи, один против другого поставленные, и над главами их видна дворянская корона, а в двух других два оленя; на щите дворянские шлем и корона с тремя страусовыми перьями. Считается, что основатель рода Воейковых выехал «из Прусския земли» к князю Дмитрию Донскому в XIV в.

Одно окно третьего этажа дома № 3 по Ленивке выделяется своими размерами, и было бы заманчиво думать, что именно там и находилась мастерская Тропинина, но в его времена дом был двухэтажным (там мог быть обычный в те времена мезонин, но поместить там мастерскую было невозможно, ибо комнаты в мезонинах были маленькими и с низкими потолками). Третий этаж надстроили только в 1878 г. Однако сохранились воспоминания о том, что на Ленивке была мастерская художника Маковского и ее снимали в 1887 г. молодые художники Илья Остроухов, Николай Третьяков и Михаил Мамонтов и пригласили к себе Серова. Как писал он, «там мы пишем с натуры, там завтракаем, там же с учителем фехтования гимнастируем – одним словом, почти целый день проводим там».

Напротив, на другом углу Волхонки (№ 7), вместо магазина пробит проход для пешеходов на первом этаже дома, выстроенного в 1905 г. архитектором Н.Г. Лазаревым по заказу купца Кузьмы Лобачева. Этот участок, согласно плану 1782 г., был занят каменными палатами прокурора Т.И. Черкасова. Далее на Ленивке выходит за красную линию улицы, делая здесь узким тротуар, двухэтажное здание (№ 4) со скромным пилястровым портиком и междуэтажной тягой. Это старинные палаты, они находились в усадьбе, план которой сняли в 1764 г. Однако очень вероятно, что они значительно старше. Нынешний фасад палаты получили в 1845 г., когда с левой стороны сделали пристройку. В 1880-х гг. весь участок принадлежал текстильному фабриканту Герасиму Хлудову, владельцу дома в Театральном проезде, где были построены роскошные бани. Здесь же, в центре двора бывшей дворянской усадьбы, установили водокачку, доставлявшую воду из Москвы-реки по специальному водоводу к «Китайским баням», как тогда назывались нынешние Центральные бани.

На этом же участке, но уже по Лебяжьему переулку в 1903 г. построили доходный жилой дом (№ 8) по проекту А.М. Калмыкова.

Лебяжий переулок —

Да и не переулок даже,

А так, проулок в сто шагов, —

Без лебедей и берегов. —

как писал о нем поэт А. Межиров. После постройки нового Большого Каменного моста переулок стал еще короче, чем был когда-то, и превратился в тихий – там мало пешеходов и автомобилей – внутриквартальный проезд, упирающийся в перила моста и довольно-таки неопрятную автомобильную стоянку, окруженную слепыми брандмауэрами соседних домов.

По его четной, северной стороне в экспликации на так называемом Мичуринском плане Москвы 1739 г. в графе «Публичные и другие знатные строения» обозначен «Дом блаженной памяти Государыни Царевны Екатерины Иоанновны», дочери брата Петра I Ивана Алексеевича. Петр I считал своих племянниц удобным и ценным политическим «товаром» – он расплачивался ими за те выгоды, которые можно извлечь из их замужеств. Почти все петровское царствование было занято Северной войной. Уже 17 лет длилась эта нескончаемая война, истощившая до предела российские ресурсы, и для Петра было важно найти союзника в центре Европы. Петр был заинтересован в том, чтобы герцог Мекленбургский-Шверинский был на его стороне. Он выдал за 38-летнего герцога Георга Карла Леопольда (1677–1747) свою 24-летнюю племянницу Екатерину, дочь брата Ивана. Бракосочетание происходило в Гданьске 8 (21) апреля 1716 г. в присутствии Петра I и короля Польши, курфюрста Саксонии Августа II. Петр ввел в герцогство десять русских полков, русские получили склады, пристани, войска могли свободно проходить через Мекленбург, и обязался отнять у шведов город Висмар, а герцог должен был платить супруге по 6 тысяч ефимков, которые носили забавное название «шкатульные деньги».

Как выразительно пишет В.О. Ключевский, «на его беду… у Петра зародился новый спорт – охота вмешиваться в дела Германии. Разбрасывая своих племянниц по разным глухим углам немецкого мира, выдав одну за герцога курляндского, другую за герцога мекленбургского, Петр втягивался в придворные дрязги и мелкие династические интересы огромной феодальной паутины, опутывавшей великую культурную нацию. С другой стороны, это московское вмешательство пугало и раздражало. Ни с того ни с сего Петр впутался в раздор своего мекленбургского племянника с его дворянством, а оно через собратов своих, служивших и при ганноверском, и при датском дворе, поссорило Петра с его союзниками, которые начали прямо оскорблять его».

На плане Мейерберга 1661 г. Лебяжий пруд (№ 45) у Боровицкой башни (№ 19)

Итак, герцог встретился с сильной дворянской оппозицией, хотя Висмар и остался у него, но Петр был здесь ни при чем. Содержание десяти русских полков было невыносимым бременем, а тут еще и взбалмошный и непредсказуемый характер герцога. В результате Екатерина с двухлетней дочерью, будущей правительницей России Анной Леопольдовной, отправилась обратно на родину. Она жила в Петербурге, покровительствовала поэту Тредиаковскому, который так приветствовал ее приезд:

Жаль, что не говорят человеча сердца!

Обычное бо наше не довольно слово

Всю великость радости тебе изъявити,

Что ваше высочество здесь изволит быти,

И что тем причиняет счастие нам ново.

Жаль, что не говорят человеча сердца!

Лишь твое пришествие слышно нам быть стало,

Всех сердца закипели, мысли заиграли,

И веселие токмо всяку обещали,

И что то есть прямое наших благ начало.

Жаль, что не говорят человеча сердца!

Потом царевна Екатерина переехала в Москву и получила дворец Меншикова у Боровицких ворот, который ей был отдан Верховным тайным советом после падения «полудержавного властелина», не удержавшегося в борьбе за власть, – он был сослан, а все его имущество конфисковано. В числе многочисленных владений Меншикова был и дом у Боровицких ворот, который царевна Екатерина Ивановна просила отдать ей «на время». 19 октября 1727 г. она пишет письмо графу Остерману: «Как вам известно, что мне надобно быть в Москве, а двора я не имею, который у Боровицкого моста; а ежели того невозможно, прошу о дворе князя Прозоровского, в чем остаюсь на вас благонадежна и за что должна вам заслужить. Царевна Екатерина». Уже на следующий день состоялось указание совета «О представлении Царевне Екатерине Иоанновне. двора князя Меншикова».

После ее кончины в 1733 г. все владение перешло в дворцовое ведомство и по указу императрицы Елизаветы Петровны 14 января 1742 г. было передано «в вечное и потомственное владение» великому канцлеру, сенатору князю Алексею Михайловичу Черкасскому, самому богатому и чиновному аристократу России середины XVIII в. Щербатов в книге «О повреждении нравов в России» писал, что «сей человек весьма посредствен разумом, ленив, не знающ в делах и, одним словом, таскающий, а не носящий свое имя и гордящийся единым своим богатством». Но многие факты говорят об обратном. Черкасский был деятельным администратором в Тобольске, Петр I доверил ему важнейшие посты, назначил обер-комиссаром Петербурга и ответственным за застройку его. Он зарекомендовал себя неподкупным (при его богатстве это было несложно: крепостных у него насчитывалось 70 тысяч душ) и распорядительным, хотя и медлительным администратором. После него все владение перешло к вдове Марье Юрьевне, урожденной княжне Трубецкой, и, пройдя еще через руки многих владельцев, разделилось на несколько участков, плотно застроенных во второй половине XIX в. Из зданий XVIII в. остался лишь дом № 4, но и он в 1907 г. был капитально перестроен.

Другую, четную сторону Лебяжьего переулка занимала обширная усадьба Никиты Моисеевича Зотова, первого учителя молодого Петра, а затем и ближайшего его сподвижника.

Подбирал учителя Петру его старший брат, царь Федор Алексеевич, по рекомендации думного дворянина Федора Соковнина. Выбор пал на дьяка Челобитного приказа Никиту Моисеевича Зотова, человека кроткого и добродетельного. Призвали его во дворец и подвергли строгому экзамену, который он успешно выдержал, после чего и приступил к занятиям с пятилетним Петром. Учение шло обычным порядком – азбука, чтение религиозных книг, письмо (которому Петр так толком и не научился), но Зотов, кроме всего этого, рассказывал своему ученику о русской истории и показывал привезенные из-за границы «потешные фряжские листы» с изображениями городов, рек, гор, животных. Петр любил своего учителя и позже держал около себя, давал важные поручения и сделал его главой – «князь-папой» – дружеских пирушек. Зотова называли там «всешутейший отец Иоаникита, пресбургский, кокуйский и всеяузский патриарх».

Одно время он был «ближним советником и ближней канцелярии генерал-президентом», одним из первых получил титул графа (первым был Борис Петрович Шереметев) и исполнял контрольные обязанности: «взял на себя сие дело государственного фискала, т. е. надсмотрителя, дабы никто от службы не ухоронивался и прочего худа не чинил, и сей свой уряд подписал своею рукой».

Скончался он в 1718 г., оставив троих сыновей – Конона, Василия и Ивана. Ни у старшего, ни у младшего из его сыновей детей не было, и усадьба перешла к среднему брату Василию, а затем к сыну последнего Никите Васильевичу и внуку Ивану Никитичу, который, вероятно, и выстроил существующий главный дом усадьбы, очень может быть, что с использованием каменных палат, стоявших на том же месте.

В 1802 г. усадьба числится за бригадиршей Дарьей Леонтьевной Чемодановой, а с 30 марта 1805 г. – за Александром Васильевичем Алябьевым, отцом известного композитора и значительным чиновником: действительным тайным советником, сенатором, президентом Берг-коллегии и главным директором Межевой канцелярии. Во всем, к чему он имел отношение, Алябьев, деятельный и энергичный, вводил улучшения и исправления. Сразу же после покупки усадьбы он просил позволения Управы благочиния сделать к главному дому пристройки справа и слева, а спереди – портик с колоннами. Всю усадьбу он в марте 1812 г. продал кригс-комиссарше Дарье Алексеевне Шатиловой. При ней изменился декор дома, в котором появились черты ампира.

Бывшая дворянская усадьба много раз переходила из рук в руки, пока в 1890-х гг. в ней не обосновался «водочный завод вдовы М.А. Поповой». Он упоминается в хронике боев октября 1917 г. – на крыше завода были установлены пулеметы юнкеров, охранявших подходы к Кремлю. В советское время в главном доме находилась мастерская архитектора Бориса Иофана, работавшая над проектом Дворца Советов. Ныне его занимает Российская книжная палата.

На углу Лебяжьего переулка с Ленивкой во владении № 1 архитектор С.С. Эйбушитц в 1889 г. построил помпезно украшенный дом, в крыле которого, смотрящего на Москву-реку, находились жилые квартиры, на Ленивку выходили склады, а по Лебяжьему переулку располагался водочный завод.

Этот дом связан и с именем поэта Александра Межирова. «Дом, в котором я родился и рос, и теперь стоит на берегу Москвы-реки, окнами на Кремлевскую набережную и Лебяжий переулок. На другом берегу – Замоскворечье, Болотный рынок, Кадашевские бани, купеческие особняки в тихих переулках, особый, еще не разбавленный замоскворецкий говорок. Помню старый Каменный мост, его деревянные пролеты, храм Христа Спасителя, в который водила меня няня, боясь оставить на мраморных плитах площади. В этом храме она совсем тихо подпевала хору, по-своему молилась. Помню, как храм взорвали», – вспоминал он, находясь уже в Нью-Йорке.

Во дворе этого же владения в 1913 г. построили «синематограф и театр миниатюр» П.Г. Солодовникова (архитектор С.М. Гончаров). Несколько измененный фасад синематографа, открытого в октябре того же года, выходит на Кремлевскую набережную.

Керамическое панно на доме № 3 по Лебяжьему переулку

Летом 1918 г. здесь находился так называемый Театр Народа, в котором ставились спектакли-митинги, то есть во время театрального действия одновременно проходил и митинг на заданную тему. «Митинг введен в пьесу», как объявлялось в газете. В конце 1918 г. в продолжение одного сезона в Театре Народа работал Е.Б. Вахтангов.

Тем же архитектором после пожара в 1913 г. были перестроены в жилой дом (№ 6/1) служебные здания в Лебяжьем переулке.

При подготовке первого издания книги о московских переулках в конце 1970-х гг. я с удивлением обнаружил керамические вставки высоко, под самым карнизом дома. Никто о них не писал, да и вообще не было о них ни малейшего упоминания во всей обширной москвоведческой литературе. Они находились очень высоко, и разобрать, что там изображено, оказалось почти невозможно. Было необходимо сфотографировать их, и желательно с помощью телеобъектива, однако угол зрения был очень острым, ибо Лебяжий переулок отнюдь не отличался шириной. Но в Москве того времени, да еще так близко от Кремля, появление фотографа, да еще с большим необычным объективом, немедленно вызвало бы ответное появление человека в штатском и вполне предсказуемые последствия. Забраться на крышу и снимать оттуда было также нереально. Оставалось надеяться на понимание и помощь жильцов последнего этажа дома напротив. Они прониклись моими просьбами и объяснениями и позволили сделать фотографии.

Ординарные фасады дома оживлены пятью яркими керамическими панно, находящимися под карнизом. На двух из них изображена одна и та же батальная сцена с подписью: «Сшиблись вдруг ладьи с ладьями, и пошла меж ними сеча, брызжут искры, кровь струится, треск и вопль в бою сомкнутом».

И что же значили строки текста под изображением воинов, подъявших копья? Ответ я получил от моих друзей на заседании комиссии по истории московских улиц Общества охраны памятников. Я рассказал о своей находке, процитировал строки надписи и посетовал, что не знаю, откуда они. И тут же раздался голос Нины Михайловны Пашаевой, доктора исторических наук, знатока русской поэзии: «Это строки баллады Алексея Константиновича Толстого „Боривой”».

В ней повествуется о крестовом походе немецких князей и викингов Свена и Кнута, предпринятом с благословения папы римского Евгения III против балтийских славян. Боривой – вымышленное имя славянского вождя, нанесшего сокрушительное поражение крестоносцам в решительной битве (курсивом выделены строки, помещенные на майоликах):

И под всеми парусами

Он ударил им навстречу:

Сшиблись вдруг ладьи с ладьями —

И пошла меж ними сеча.

То взлетая над волнами,

То спускаяся в пучины,

Бок о бок сцепясь баграми,

С криком режутся дружины;

Брызжут искры, кровь струится,

Треск и вопль в бою сомкнутом,

До заката битва длится, —

Не сдаются Свен со Кнутом.

Очень возможно, что эти яркие майолики с таким необычным текстом были установлены после окончания строительства, уже во время ожесточенных сражений с немецкими войсками в Первой мировой войне. Появление патриотических строк А.К. Толстого на московском здании выглядело тогда вполне уместным, тем более что поражение немецкие рыцари испытали в 1147 г., в том самом году, когда впервые была упомянута в летописи будущая столица Русского государства.

Предполагается, что майолики вышли из мамонтовской мастерской Абрамцево, и утверждается (Московский журнал. 1992. № 5), что крайняя слева с изображением драконов и богатыря может принадлежать Аполлинарию Васнецову. Еще в 1898 г., то есть за 14 лет до строительства этого дома, с ним велись переговоры об иллюстрировании стихотворения А.К. Толстого «Дракон». Майолики со сценой битвы и с надписями под ними могут быть сделаны по эскизам М.А. Врубеля, а вот центральная, большая композиция, с портретом девушки в центре, точно принадлежит руке Врубеля. Обнаружилось соответствие портрету, сделанному Врубелем и находившемуся в кабинете Саввы Мамонтова, и изображению на вазе с автографом Врубеля. Предполагается, что это портрет балерины Б.С. Гузикевич (в Ростовском музее изобразительных искусств есть его карандашный портрет балерины). Авторство крайней правой майолики с двумя крылатыми грифонами осталось неизвестным.

Интересно отметить, что на одной из центральных улиц Таганрога стоит живописное здание в стиле модерн, щедро украшенное майоликами, очень похожими на московские (как, например, сцена битвы и женский портрет). Этот дом постройки 1910 г. – подарок богатого землевладельца Е.И. Шаронова дочери Марии, проект которого он, как предполагается, заказал архитектору Ф.О. Шехтелю. Действительно, можно усмотреть весьма похожие формы этого дома на формы шехтелевского здания Ярославского вокзала в Москве. В Таганроге считают, что рисунки, по которым были исполнены некоторые керамические украшения, принадлежат Николаю Рериху и Виктору Васнецову.

Возможно, что в доме № 1 (адрес у него был Лебяжий пер., 1, но под № 1 числятся все дома по левой стороне Лебяжьего) в небольшой комнате с видом на Кремль жил в 1913 и 1917 гг. Борис Пастернак, молодой поэт, увлекавшийся заумным словотворчеством футуристов. Некоторые его творения того времени (как, например, «Цыгане», «Мельхиор» и «Об Иване Великом») уже никогда не перепечатывались, а он избегал даже упоминать о них.

Пастернак писал о своей комнатке: «Коробка с красным померанцем – моя каморка…» Тогда эти слова были понятны многим: красный померанец изображался на коробке спичек – отсюда и комнатка, как спичечный коробок.

* * *

К северо-западу от Волхонки к Знаменке идут, круто изгибаясь, два переулка. Их названия – Большой и Малый Знаменские – произошли от церкви Знамения Пресвятой Богородицы, стоявшей на улице Знаменке. С 1939 по 1991 г. переулок назывался улицей Грицевец (почему-то в именительном падеже). Летчик С.И. Грицевец принимал участие в гражданской войне в Испании и в боях на Халхин-Голе: за обе кампании он был дважды награжден званием Героя Советского Союза.

Большой Знаменский переулок начинается от Волхонки зданиями (№ 1 и 2), когда-то принадлежавшими старинной 1-й московской гимназии.

Ее основное здание (№ 2/16) имеет долгую и сложную историю. Известно, что в 1722 г. княгиня А.Г. Волконская продала вице-губернатору П.Е. Ладыженскому этот участок; на плане, снятом через 30 лет (тогда он принадлежал коллежскому советнику И.П. Ладыженскому), на нем показаны каменные палаты с планом сложной уступчатой формы примерно на месте современного здания. Двор этот был дан дочери Ладыженского в приданое, когда она выходила замуж за князя Василия Сергеевича Долгорукова.

Во время приезда в Москву императрицы Екатерины II в 1775 г. на празднование заключения Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией все окружающие дома были либо сняты, либо куплены в казну для размещения многочисленного двора (тогда Кремлевский дворец перестраивался Баженовым, а Головинский дворец незадолго перед тем сгорел). Так был приобретен и дом на углу Большого Знаменского переулка, в котором поместился цесаревич Павел. В том же году Екатерина пожаловала дом генерал-фельдмаршалу П.А. Румянцеву-Задунайскому, который после пожара, происшедшего через 13 лет, продал его. В конце XVIII в. дом, принадлежавший тогда бригадиру Ф.А. Лопухину, предназначался под казармы, а в начале XIX в. переделывался для «приему азиатских посланников». В 1804 г. дом был продан университету для «главного народного училища» и его опять переделывали (в этом участвовал архитектор М.Ф. Казаков). В 1810 г. дом сгорел и стоял неотделанным, а в 1812 г. он опять пострадал от пожара, и только в мае 1819 г. в нем открылась губернская гимназия, ставшая 1-й московской.

1-я московская гимназия

Одно время директором гимназии был М.А. Окулов, женатый на сестре Павла Воиновича Нащокина. Вероятно, здесь у Окулова, который, по отзывам, «…для какого-нибудь Дюма, Бальзака или Сю мог бы заменить рудник калифорнийский по своему неистощимому запасу анекдотов, комедий, трагедий, романов и повестей», бывал А.С. Пушкин.

В 1-й московской гимназии преподавали известные ученые Н.С. Тихонравов, А.А. Григорьев, А.А. Крубер, Я.И. Вейнберг, а список учеников блистает именами А.Н. Островского, М.П. Погодина, С.М. Соловьева, П.А. Кропоткина, Ф.Н. Плевако, Н.А. Умова, В.Ф. Снегирева, В.Я. Цингера, П.Н. Милюкова, Н.И. Бухарина, И.И. Артоболевского, И.Г. Эренбурга, К.Н. Игумнова и других известных деятелей. На сцене гимназического театра впервые выступил будущий известный артист Малого театра Н.И. Музиль. В актовом зале гимназии была выставлена картина Иванова «Явление Христа народу». В 1872 г. в здании гимназии открылись Высшие женские курсы.

В советское время в здании размещался Коммунистический университет трудящихся Востока (КУВТ, созданный в 1921 г. при Наркомпросе РСФСР) – организация, готовившая кадры для проведения пропагандистской работы, затем Лесотехнический институт и несколько институтов красной профессуры (мирового хозяйства и мировой политики, экономики), а впоследствии различные учреждения, в том числе Министерство лесной промышленности.

На другой стороне Большого Знаменского переулка здание (№ 1/18) также связано с 1-й московской мужской гимназией – оно было приобретено для нее в декабре 1831 г. В основе своей это здание, возможно, второй половины XVIII в. – на плане усадьбы гвардии прапорщика П.П. Дохтурова 1758 г. на его месте показаны каменные палаты. В 1760– 1790-х гг. усадьба принадлежала князьям Волконским, при которых, возможно, и был возведен существующий дом. От них усадьба в 1798 г. перешла к статской советнице А.И. Ушаковой, и в 1814 г. наследник продал ее Елизавете Михайловне Ермоловой, жене бывшего екатерининского фаворита. В 1817–1818 гг. этот дом снимал И.А. Яковлев, отец Александра Герцена.

Уже в 1880-х гг. к старому зданию был пристроен двухэтажный корпус на углу с Пречистенским бульваром (ныне – Гоголевский бульвар), где помещались учреждения Московского учебного округа.

В советское время в старинном доме находились РАНИОН, то есть Ассоциация научных институтов общественных наук, ЦК Всероссийского Пролеткульта, в продолжение многих лет редакция уникального научного издания «Литературное наследство», а теперь академический Институт русского языка.

По левой стороне Большого Знаменского переулка тянутся строения, расположенные на участках, которые выходят к Гоголевскому бульвару. Из них можно отметить бывшее убежище для бедных (№ 5, 1854 г.), принадлежавшее церкви Ржевской Богоматери, которая находилась на месте здания (№ 9), построенного в 1930 г.

Дом № 13 состоит из двух разновременных частей. Левая построена после 1812 г. (здесь характерны ампирные воротные столбы с полукруглыми нишами), а правая – в 1852 г. С 1926 по 1938 г. в нем жил известный композитор В.Я. Шебалин. Он приехал в Москву из Омска, показал свои сочинения и был зачислен в консерваторию. В первые годы он жил в коммунальной квартире в проходной комнате в 7-м Ростовском переулке.

После окончания консерватории в 1928 г. он преподавал там же и вскоре стал профессором. В доме в Большом Знаменском переулке были написаны такие известные произведения, как Четвертая симфония, посвященная героям боев за Перекоп, симфония «Ленин» на текст Маяковского, встреченная довольно критически.

Здесь у Шебалина обычно останавливался в свои приезды в Москву его близкий друг Д.Д. Шостакович. В квартире стоял специально для него диванчик, где он спал и работал, – в этой квартире была написана часть музыки к спектаклю «Гамлет».

В прошлом места эти отличались обилием церквей. Так, на участке дома № 15 еще до 1793 г. стояла церковь Пятницы, «что на Нарышкином дворе» – по находившейся рядом большой усадьбе Нарышкиных (Гоголевский, бывший Пречистенский бульвар, 10). На месте разобранной церкви долгое время был пустырь, застроенный только в 1832 г. Фасад дома получил свой современный вид, вероятно, в 1886 г., когда к нему с правой стороны пристроили объем с лестницей. В этом доме в 1845 г. жил литературный критик, философ, один из основоположников славянофильства И.В. Киреевский.

Двухэтажное, с небольшим мезонином здание рядом (дом № 17) напоминает о его владельце – славном партизане, герое Отечественной войны 1812 г. генерал-майоре Денисе Давыдове. Выйдя в отставку, он в 1823 г. поселяется в Москве и живет в наемных домах. Только в начале 1826 г. Давыдов покупает на имя жены этот небольшой дом в Большом Знаменском переулке и живет в нем до 1830 г. – в исповедных ведомостях регулярно записываются живущими в собственном доме «генерал-майор Дионисий Васильевич Давыдов, его жена Софья Николаевна и дети Василий, Николай, Дионисий и Ахиллий». Можно предположить, что здесь Дениса Давыдова посещал А.С. Пушкин. Давыдовы продали этот дом в 1833 г., но переехали отсюда тремя годами ранее – они опять стали снимать дома, а в 1835 г. купили великолепный дом-дворец на Пречистенке, 17.

Правая сторона улицы – длинный ряд служебных помещений бывшей 1-й московской гимназии (№ 2) и выходящих сюда строений соседних участков. Однообразные двухэтажные здания прерываются только доходным жилым домом (№ 4), построенным в 1908 г. (архитектор А.Ф. Мейснер). На его месте до 1774 г. стояла церковь Николы, «что в Турыгине» – так тогда называлась окружающая местность.

В современном доме перед большевистским переворотом жил профессор Московского университета Ю.В. Готье, перу которого принадлежит более 180 работ по различным вопросам истории России, в числе которых такие классические труды, как «Замосковный край в XVII в.» и «История областного управления в России от Петра I до Екатерины II»; он же перевел с английского записки «Английские путешественники в Московском государстве в XVI в.». Ему принадлежит интереснейший дневник, первая запись в который была сделана 8 июля 1917 г.: «Я, образованный человек, имевший несчастье избрать своей ученой специальностью историю родной страны, чувствую себя обязанным записывать свои впечатления и создать этим очень несовершенный, но все же исторический источник, который, может быть, кому-нибудь пригодится в будущем». Уникальность его была в том, что этот исторический источник принадлежал историку, видевшему больше других и могущему обобщать и сравнивать не так, как делали другие. Предчувствуя обыски и гонения со стороны новой власти, он, сделав последнюю запись в июле 1922 г., передает рукопись американскому профессору Ф. Гольдеру, бывшему тогда в Москве и сохранившему его в составе Гуверовской библиотеки Стенфордского университета, в которой она пролежала никем не замеченная (была без подписи, без каких-либо сопроводительных заметок) до тех пор, пока ее не опознал крупнейший специалист по русской истории Э. Казинец. Теперь же дневник опубликован в России.

Готье недаром ожидал пакостей от большевиков – они все-таки состряпали так называемое «академическое дело», арестовав известных ученых по обвинению в создании мифического «Всенародного союза борьбы за возрождение свободной России». Готье, бывшего тогда главным библиотекарем Всесоюзной библиотеки имени В.И. Ленина, приговорили к пяти годам заключения в лагере, но отделался он легко: его выпустили до срока и позволили вернуться в Москву, заняться наукой и даже разрешили быть академиком, в то время как многие из арестованных не только отсидели полные сроки, но и поплатились жизнью.

В этом же доме на первом этаже в 1930-х гг. была квартира композитора и пианиста Ф.Ф. Кенемана. Он окончил с золотой медалью Московскую консерваторию, долгое время преподавал там, написал более ста произведений, в том числе гимн на открытие Большого зала, и многие годы был аккомпаниатором Ф.И. Шаляпина.

За перекрестком с Антипьевским переулком, почти у Знаменки, внимание привлекает изящный небольшой дом (№ 8), стоящий в глубине асфальтированной площадки, которая возникла после сноса ветхих строений, прилегавших к Знаменской церкви (№ 10/17). Дом этот показан на плане еще 1752 г. – он принадлежал тогда лейб-гвардии конногвардейского полка ротмистру князю Николаю Шаховскому, а в 1776 г. – его сестре поручице Н.А. Пассек, которая сдавала дом Военной и Провиантской конторам. В конце XVIII в. владельцем дома был богатый пензенский помещик, прадед М.Ю. Лермонтова (и прадед известного политического деятеля П.А. Столыпина) Алексей Емельянович Столыпин. Его дом был, как писал П.А. Вяземский, «сборным местом увеселений и драматических зрелищ», а труппа крепостных актеров славилась в Москве: «Было человек десяток мужского и женского пола между актерами с хорошими способностями и некоторые пьесы разыгрывали превосходно!»

По воспоминаниям А.М. Тургенева, современника событий, «Приехал в Москву симбирский дворянин Алексей Емельянович Столыпин, себя и дщерей своих показать, добрых людей посмотреть, хлебом-солью покормить и весело пожить; у дворянина был, из доморощенных парней и девок, домовой театр – знатная потеха. После, года через три, как дворянин попроелся, казна его поистряслась, он всю стаю актеров и актрис продал к Петровскому театру, поступившему в то время в ведение и управление Московскаго опекунскаго совета. Алексей Емельянович, – не тем будь помянут, царство ему небесное, не гной его косточки, – нигде ничему не учился, о Мольере и Расине не слыхивал, с молодых дней бывал игроком, забиякой, собутыльником Алексию Орлову (гр. Алексею Григорьевичу), а под старость страдал от подагры, геморроя и летом обувал ноги свои в бархатные на байке сапоги. Вот полнейшая биография почившего, – ни прибавить, ни убавить нечего».

Когда он собрался уже распродавать своих актеров, они смогли подать императору Александру I прошение: «Слезы несчастных никогда не отвергались милосерднейшим отцом, неужель божественная его душа не внемлет стону нашему. Узнав, что господин наш, Алексей Емельянович Столыпин, нас продает, осмелились пасть к стопам милосерднейшего государя и молить, да щедротами его искупит нас и даст новую жизнь тем, кои имеют уже счастие находиться в императорской службе при Московском театре. Благодарность будет услышана Создателем Вселенной, и он воздаст Спасителю их», и, как ни странно, царь услышал их, чему помогло немало то, что владелец после торговли скинул с запрашиваемой цены – 42 тысячи – 10 тысяч. Артисты смогли увидеть на афише перед своими фамилиями желанную букву «г.», что означало «господин» или «госпожа», означавшую, что бывшие крепостные стали свободными людьми.

В 1805 г. усадьбу приобрел князь В.А. Хованский, который через три года уже продал ее. Причиной столь скорой продажи послужило происшествие, которое показалось ему знаменательным: когда умер его сосед, князь А.И. Вяземский (отец поэта), священник приехал на отпевание по ошибке в дом Хованского и, увидев, что хозяин жив, сказал ему: «Как я рад, князь, что встречаю вас; а я думал, что приглашен в дом ваш для печального обряда». Суеверный Хованский поспешил продать дом. Его приобрел князь И.Н. Трубецкой. Возможно, что Пушкин в молодости посещал этот дом; он был знаком с сыном хозяина, Николаем Трубецким, прозванным «le naine jeune» (то есть желтый карлик), которому посвятил одно из юношеских стихотворений. В доме была большая библиотека, где, в частности, хранился один раритет, о котором рассказал друг Пушкина С.А. Соболевский: «В знак особого ко мне расположения Пушкин напечатал один экземпляр своей поэмы „Цыганы” на пергаменте и преподнес его мне; впоследствии я отдал этот экземпляр князю Николаю Ивановичу Трубецкому».

В 1850-х гг. здесь жил известный врач, директор университетской клиники А.И. Овер. В 1882 г. старинный дом приобрел за 160 тысяч (тогда это считалось недорого) купец Иван Васильевич Щукин, глава крупной и уважаемой торговой фирмы.

Щукины происходили из Боровска, где они были известны с 1625 г. В Москве Щукины занялись торговлей мануфактурным товаром и основали одну из самых крупных русских компаний, имевшую дело по всей России и Персии.

И.В. Щукин имел большую семью, и все его сыновья прославились на ниве собирательства. После рождения в январе 1886 г. долгожданного внука он подарил особняк своему сыну Сергею Ивановичу, который не только исключительно успешно управлял делами торгового дома «И.В. Щукин и сыновья», но и собрал лучшую коллекцию картин французских импрессионистов, и это в то время, когда их произведения встречали во Франции полным непониманием и насмешками.

О коллекции Щукина известный искусствовед Я.А. Тугенхольд сказал, что «Россия, снежная Москва, может гордиться тем, что дала бережный приют этим экзотическим цветам вечного лета, которых не сумела подобрать их официальная родина-мачеха Франция. В этом московском убежище не только самое большое собрание гогеновских картин, но, может быть, и наилучшее по своему выбору». В щукинской коллекции находились картины Моне, Гогена, Пикассо, Руссо, Матисса. Последний, приехав в Москву в 1911 г., сам развешивал свои картины в этом доме. Галерея Щукина производила на современников необычайное впечатление – ею непомерно восхищались и так же ругали. Александр Бенуа, отнюдь не однозначно относившийся к увлечению Щукина, признавал: «Что должен был вынести этот человек за свои „причуды”? Годами на него смотрели как на безумного, как на маниака, который швыряет деньги в окно и дает себя „облапошивать” парижским жуликам. Но С.И. Щукин не обращал на эти вопли и смехи никакого внимания и шел с полной чистосердечностью по раз избранному пути. Но больше, нежели от этих внешних уколов, ему пришлось пострадать от собственных сомнений и разочарований. Каждая его покупка была своего рода подвигом, связанным с мучительными колебаниями по существу…»

С.И. Щукин устраивал у себя музыкальные собрания, на которых лучшие московские музыканты исполняли произведения С.В. Рахманинова, Н.К. Метнера, А.Н. Скрябина. Щукинский дом в 1913 г. перестраивал Л.Н. Кекушев – он сделал пристройку слева, он же оформил интерьеры. В 1918 г. галерея была объявлена государственной собственностью и стала называться «1-м музеем новой западной живописи». Когда в середине 1920-х гг. спросили оказавшегося в эмиграции С.И. Щукина, собирается ли он требовать свои картины из СССР, то он ответил: «Вы знаете, я собирал не только и не столько для себя, а для своей страны и своего народа. Что бы на нашей земле ни было, мои коллекции должны остаться там» (он, правда, не предполагал, что власть на его родине будет распродавать художественные сокровища). В 1929 г. бывшая Щукинская галерея была переведена в дом № 21 на Пречистенке, а здесь, в Большом Знаменском переулке, поместился Музей фарфора и позднее – Музей К. Маркса и Ф. Энгельса. С тех пор бывший барский и купеческий особняк, полный артистических воспоминаний, оккупировали военные, и совсем недавно прохожим запрещалось даже останавливаться около него.

Сейчас на месте, где до 1931 г. находилась церковь Знамения, ничего нет – ее снесли для того, чтобы еще один храм не мозолил глаза московским властям. Церковь стояла почти на линии улицы, правее дома № 15 по Знаменке (любопытно, что на воротах этого дома сохранились инициалы бывшего владельца «С» и «Г» – князя Сергея Голицына). Время строительства церкви неизвестно, первое упоминание о ней содержалось в надписи на одном из колоколов: «1600 года, марта 20 дня. Сей колокол церкви Знамения Пресвятой Богородицы вылит подаянием приходских людей, а перелит 1757 Декабря 7 дня». Но, конечно, церковь стояла здесь и ранее – ведь Знаменка была одной из самых старых улиц города, по которой проходила дорога, часть торгового пути из Новгородской земли в приокские города. Возможно, что и само строительство церкви, от которой произошло название улицы, посвященной празднику, имевшему новгородское происхождение, обладает особым значением. При осаде Новгорода в 1170 г. войсками князя Мстислава Андреевича город спасла икона с изображением Богородицы. Архиепископ вынес ее на крепостную стену, и в нее ударила стрела нападавшего – икона оборотилась ликом к врагам и начала источать слезы. Тут гром небесный поразил наступавших, их обуял ужас, и стали они побивать друг друга и ударились в бегство. С тех пор появление – «знамение» – Богородицы стало праздноваться в Новгороде, а затем и в Москве. Сын священника этой церкви был, по некоторым известиям, Лжедмитрием II, Тушинским вором. В «расспросных речах», то есть в протоколах следствия, ведшегося властями после подавления выступления самозванца (в 1608 г.), было записано: «…сказывал де с пытки князь Дмитрей Мосалской Горбатой, а был на Костроме от вора (то есть Лжедмитрия II. – Авт.) воевода, который де вор называется Царем Дмитреем и тот де вор с Москвы, с Арбату от Знаменья Пречистыя из-за Конюшен попов сын Митка…» Одноглавый четверик церкви был выстроен в первой половине XVII в. после Смутного времени – известно, что в 1629 г. ее деревянное здание горело, а в 1657 г. она значилась уже каменной. В 1667 г. подали прошение: «Вели Государь у тое церкви Знамения Богородицы построить колокольню каменную». Во второй половине XVIII в. она была построена заново. Церковь закрыли в 1929 г. «ввиду острой необходимости рабочих и служащих РВС (то есть Революционного военного совета, помещавшегося рядом, в доме № 19. – Авт.) и 1-й типографии Наркомата военных и морских дел в помещении клуба» и через два года разрушили. Раньше от церкви через переулок была перекинута арка, соединявшая ее с соседним дворцом (№ 23/19). Здесь в XVIII в. находились каменные палаты на двух участках: один – на углу с Большим Знаменским переулком, а другой – далее по Знаменке. Последний принадлежал графам Толстым. При генерал-аншефе Матвее Андреевиче по плану 1753 г. на красной линии улицы стояли палаты, названные «старыми». После его смерти в 1763 г. они перешли к вдове Анне Андреевне, урожденной графине Остерман, потом сыну Федору, лейб-гвардии Преображенского полка секунд-майору. Угловым участком владели графы Иван и Петр Головкины – внуки знаменитого петровского канцлера Г.И. Головкина, главы дипломатической службы, царедворца, пережившего четыре царствования: Петра Великого, Екатерины I, Петра II и Анны Иоанновны, и дети Александра Гавриловича Головкина. В 1763 г. они заключили купчую крепость: «…ноября в пятый день в роде своем не последние продали мы лейб-гвардии капитан порутчику Графу Федору Алексееву сыну Апраксину наш двор с каменными всякими полаты и с деревяным всяким же строением» за 5 тысяч рублей. Оба двора разделялись переулком, ведшим к церкви св. евангелиста Луки (позднее переулок ликвидировали и вход в него закрыли зданием питейного дома). К 1790-м гг. оба владения вместе с питейным домом перешли к генералу С.С. Апраксину, который в начале 1800 г. получил разрешение «по сломке каменных и деревянных строений… вновь построить каменный корпус в три этажа», который стоял вровень со старым корпусом, на углу с Большим Знаменским переулком, а в дополнение к сему позволенному строению… по улице Знаменка приделать портал на два аршина для колонн». Еще в 1801 г. велись работы в правой части, на месте палат Ф.М. Апраксина, где «фундамент выбрать до материка… поменять цоколь, делать, где назначено, венецианския оконы с колонами… а также стены, своды, карнизы и протчее по показанию архитектора самою прочною работою зделать». Проект приписывается архитектору Франческо, или, как его звали в России, Францу Ивановичу, Кампорези. Он имел немалую практику в Москве, но подтвержденных атрибуций немного – достоверно известно, что он строил для того же Апраксина замечательную подмосковную усадьбу Ольгово.

Степан Степанович Апраксин славился в Москве своим гостеприимством. «Богат-пребогат, фамилия не только знатная, но и заслуженная, дом как полная чаша; своя музыка, свой театр, свои актеры, любит жить на большую ногу, приветлив и радушен – гуляй, Москва!» – писал современник. О таких говорил Фамусов в «Горе от ума»: «Он не то на серебре, на золоте едали; сто человек к услугам». Апраксины были соседями Яньковых, и Елизавета Петровна Янькова, чьи рассказы записал внук, рассказывала: «…не знаю, был ли дом, подобный их дому, до их переселения в Москву, но что после них не было подобного, это я могу сказать по всей справедливости. Степан Степанович. жил в Москве как совершенный вельможа; без лести он был у нас в Москве последним истинным вельможей по своему образу жизни. Состояние Апраксиных позволяло им жить по-барски, потому что имели они 13 или 14 тысяч душ крестьян. Самое любимое их место жительства было село Ольгово, которое они привели в цветущее положение; а дом их в Москве, на углу Знаменки, рядом с церковью через переулок, был в свое время совершенным дворцом и по обширности одним из самых больших домов в Москве. В этом доме бывали такие празднества, каких Москва уже не увидит. В 1818 г., когда двор был в Москве, Апраксины давали бал, и вся царская фамилия и какие-то принцы иностранные были на этом празднике, а званых гостей было, я думаю, 800, ежели не 1000 человек». Е.П. Янькова подробно рассказывала о семье Апраксиных и образе жизни богатых дворян: «Скажу без хвастовства и лести, что то, что нам пришлось видеть на нашем веку, мне и дочерям моим, того ни дети их, ни внуки, конечно, уже не увидят. Тогда было совсем другое время, и жизнь проводили иначе, чем теперь: кто имел средства, не скупился и не сидел на своем сундуке, а жил открыто, тешил других и сам чрез то тешился; а теперь только и думают о себе, самим бы лишь было хорошо да достаточно. Впрочем, надобно и то сказать, что теперь у всех средства далеко не такие, как тогда, и все несравненно дороже стало, и люди требовательнее, потому что больше во всем роскоши».

В 1812 г. в этом доме квартировал наполеоновский главный интендант граф Дарю, и тут останавливался его двоюродный брат Анри Бейль (известный позднее под псевдонимом Стендаль), отправившийся в Россию вместе с наполеоновской армией в предвкушении быстрых побед. Но вскоре он писал домой: «Я не слишком жажду оставаться здесь. Как человек меняется! Моя привычная жажда видеть новые неизвестные места оставила меня. В этом океане варварства не было ни звука, который находил бы отражение в моей душе», а из Смоленска при отступлении он рассказывает: «Однажды вечером я нашел несколько картофелин и съел их без соли с заплесневелым солдатским хлебом. Теперь вам понятно наше отчаянное состояние. Граф Дюма приказал мне отправиться с обозом из 1500 раненых. Каждый день мы непременно проводили два или три часа в грязной канаве в полнейшей беспомощности. Вот когда я проклинал свою глупую мысль поехать в Россию…»

В.А. Тропинин. Портрет Александра Сергеевича Пушкина. 1827 г.

После пожара 1812 г. апраксинский дворец быстро отстроили, но в ночь с 14 на 15 июля 1814 г. он опять горел – на этот раз от забытой свечи, но, несмотря на большие убытки, был отстроен заново, и в нем возобновилась прежняя роскошная жизнь – балы, приемы, ужины. Дочь владельца княгиня С.С. Щербатова рассказывала «об экспромтном бале, данном ея отцом Степ. Степанов. Апраксиным, Государю Александру I в один из приездов его в Москву. Император Александр I, при представлении ему С.С. Апраксина, выразил желание быть у него на вечере. Польщенный вниманием Государя, С.С. Апраксин пригласил на этот вечер, кроме свиты Государя, все московское дворянское общество в свой знаменитый дом на углу Арбатской площади и Пречистенскаго бульвара. Слабое развитие колониальной торговли в Москве в то время, бездорожье окрестностей и вообще невозможность добыть что-нибудь особо выдающееся в тогдашних магазинах поневоле вынудило графа обходиться собственными средствами и запасами. Немедленно были посланы нарочные в подмосковныя имения графа, откуда были доставлены померанцевыя, лимонныя, лавровыя и другия деревья, наполнявшия оранжереи, и ими украшены московския палаты графа. Всю провизию и фрукты тоже доставила вотчина С.С., и роскошный бал, осчастливленный присутствием Государя, состоялся при тысячной публике русскаго дворянства. Оркестр, прислуга – были свои, и провизия к ужину не покупная. Великолепный бал стоил графу всего пять тысяч ассигнациями. Конечно, там не было ничего сверхъестественного: ни мартовской земляники, ни январских вишен, ничего ненатуральнаго и противнаго природе и климату, а было то, что соответствовало времени и стране». Но не только ужинами угощал Апраксин – в его доме проходили и литературные вечера, чтения и концерты, известен был и манеж его, где обучались верховой езде и покупали лошадей. Он был большим любителем театра, и на небольшой сцене выступали не только его крепостные актеры, но и многие вельможные любители. И москвичи еще долгое время помнили постановки, в которых гремели настоящие охотничьи рога, за кулисами слышался лай гончих собак, а по сцене бегали живые олени. Четыре года (в 1814–1818 гг.) играла труппа московского императорского театра, и 4 ноября 1817 г. состоялся дебют знаменитого артиста Павла Мочалова в пьесе «Эдип в Афинах», в которой играли его отец и сестра. По воспоминаниям одного из зрителей, «Мочалов играл великолепно, рукоплескания не прерывались, триумф был полный…». В апраксинском театре долгое время выступала французская труппа и итальянская опера. А.С. Пушкин, вырвавшись из михайловской ссылки, был захвачен вихрем московских развлечений и конечно же театром. Узнав в Одессе, что в Петербург приезжает итальянские актеры во главе с самим Россини, он тут же написал Дельвигу: «Правда ли, что едет к вам Россини и итальянская опера? – Боже мой, это представление рая небесного. Умру с тоски и зависти». Известно, что он в феврале 1827 г. дважды побывал на спектаклях итальянской оперы, и конечно же он выбрал оперы Россини:

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в Оперу скорей:

Там упоительный Россини,

Европы баловень – Орфей.

Он звуки льет – они кипят,

Они текут, они горят,

Как поцелуи молодые,

Все в неге, в пламени любви,

Как закипевшего Аи

Струи и брызги золотые…

В субботу 5 февраля, перед Масленицей, Пушкин был на премьере оперы Россини «Магомет», а через два дня, 7 февраля, – на представлении знаменитой оперы «Сорока-воровка». Его кишиневский знакомый Филипп Филиппович Вигель, приехавший в Москву на несколько дней, встретил в театре Пушкина и другого кишиневского приятеля – Н.С. Завалиевского: «Тут в креслах встретил я двух одесских знакомых, Пушкина и Завалиевского. Увидя первого, я чуть не вскрикнул от радости; при виде второго едва не зевнул. После ссылки в псковской деревне Москва должна была раем показаться Пушкину, который с малолетства в ней не бывал и на неопределенное время в ней остался. Я узнал от него о месте его жительства и на другой же день поехал его отыскивать. Это было почти накануне моего отъезда, и оттого не более двух раз мог я видеть его; сомневаюсь, однако, если б и продлилось мое пребывание, захотел ли бы я видеть его иначе, как у себя. Он весь еще исполнен был молодой живости и вновь попался на разгульную жизнь: общество его не могло быть моим. Особенно не понравился мне хозяин его квартиры, некто Соболевский».

Об этом театре вспоминал и Герцен, как он мальчиком посещал его: «Изредка отпускал он [отец] меня с Сенатором [так прозвали в доме его дядю] в французский театр; это было для меня высшее наслаждение».

В июне 1832 г. дворец был приобретен за 350 тысяч рублей (200 тысяч из них были пожертвованы П.П. Бекетовым) Александринским сиротским институтом (ему покровительствовала императрица Александра Федоровна), созданным «для призрения сирот чиновников, умерших от холеры в Москве» (его перевели из дома Разумовского на Гороховом поле), и здание значительно переделали. В 1850 г. институт преобразовали в Александринский сиротский кадетский корпус (его окончил известный историк русской литературы А.Н. Веселовский), а в 1863 г. – в Александровское военное училище, которым гордились москвичи. «Москва в число своих фаворитов неизменно включала и училище в белом доме на Знаменке, с его молодцеватостью и вежливостью, с его оркестром Крейнбринга и с превосходным строевым порядком на больших парадах и маневрах», – писал выпускник училища А.И. Куприн. Училище закончили генералы Н.Н. Юденич и Н.Н. Духонин, актер Б.В. Щукин, историк П.Н. Миллер, советские военные деятели С.С. Каменев и М.Н. Тухачевский, электротехник В.Н. Чиколев, там преподавали С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, В.И. Герье, И.К. Бабст, А.И. Чупров, Н.И. Стороженко, И.А. Каблуков, Е.М. Пржевальский.

В октябре – ноябре 1917 г. училище стало основным очагом сопротивления отрядам большевиков. Впоследствии в здании находились Реввоенсовет, комиссариат и Министерство обороны. В 1944–1946 гг. здание полностью перестроили по проекту архитекторов М.В. Посохина и А.А. Мндоянца, пристроив к нему тяжелый 12-колонный портик, тимпан которого до отказа заполнен военными атрибутами.

Малый Знаменский переулок (в 1926–1993 гг. улица Маркса и Энгельса) почти точно повторяет изгибы Большого. Как и он, Малый Знаменский начинается от Волхонки. С его правой стороны – величественное здание Музея изящных искусств имени Александра III. В советское время – с 1932 г. – он стал называться Музеем изобразительных искусств, а с 1937 г. – имени А.С. Пушкина, хотя поэт никакого отношения ни к музею, ни к его коллекциям не имел, и давно пора называть его именем создателя И.В. Цветаева. Здание музея находится на территории старинного конюшенного (или колымажного) двора московских государей, который был показан на этом месте еще на первых планах-рисунках Москвы конца XVI в. Согласно описанию, сделанному в XVIII в., по всему периметру участка, занимавшего квартал между Волхонкой и переулками, стояли одноэтажные здания, где находились конюшни, манеж, «ложа для благородных зрителей» (со стороны Малого Знаменского переулка), несколько домов для солдат и служителей, «большой амбар, где стоит богатой старинной экипаж и конские старинные уборы лежат», а также «навес для просушки старинного богатого экипажа». В конце XVIII в. здесь открылся манеж для обучения верховой езде молодых московских дворян, который существовал почти до 1860-х гг., и здесь также размещались воинские команды.

Во время Крымской войны крепостные крестьяне понадеялись было на освобождение – их же призывали защищать Отечество, – шли в Москву, где их ловили и отправляли обратно, закованными в кандалы, а до этого держали в Колымажном дворе и в Манеже. В 1863 г. устроили пересыльную тюрьму, о которой вспоминали как о нечто ужасном: «Это была отвратительная тюрьма, и вряд ли в каком-нибудь государстве земного шара существовало нечто подобное». Очевидец рассказывал: «Площадь застроена была каретными сараями старинной постройки, обращенными в жилое помещение для пересыльных арестантов. Что это было за помещение, я описывать не буду – один ужас». В 1881–1882 гг. тюрьму – «эту клоаку в центре города» – уничтожили и сломали все строения, и в самом центре Москвы долгое время был обширный пустырь, на котором хотели выстроить реальное училище, но Московскому университету удалось получить эту землю для постройки учебного музея. Создание его неразрывно связано с профессором Иваном Владимировичем Цветаевым, который задумал создать при Московском университете учебный музей, в котором были бы собраны копии всех значительных произведений скульптуры мира. Был объявлен конкурс, на котором первую премию получил Г.Д. Гримм, вторую – Л.Я. Уралу, третью – П.С. Бойцов, но окончательный проект было решено передать Р.И. Клейну, создавшему шедевр, прославивший его имя. За этот проект Академия художеств присвоила Роману Ивановичу Клейну звание академика архитектуры. В 1898 г. в летний день 17 августа происходила закладка здания, а строительство его продолжалось с некоторыми перерывами почти 12 лет. Применялись лучшие строительные материалы не только из России, но и Финляндии, Швеции, Польши, Италии, Венгрии. Все проектные и строительные работы происходили под непосредственным наблюдением Цветаева, старавшегося добиться точного воспроизведения деталей греческой архитектуры. К отделке залов были привлечены многие известные художники – И.И. Невинский, К.П. Степанов, П.В. Жуковский и др. Только с помощью многочисленных жертвователей и московской администрации в лице великого князя Сергея Александровича мысль Цветаева удалось претворить в действительность, но, однако, без поддержки такого щедрого мецената, как Ю.С. Нечаев-Мальцев, музей не был бы построен. Как писал в дневнике о нем И.В. Цветаев: «Один такой покровитель Музея стоит мне целого десятка московских купцов и бар, сношения с которыми подчас так тяжелы, утомительны и бесплодны». Только на облицовку здания он пожертвовал 300 тысяч рублей, а всего Нечаев-Мальцев потратил на музей около двух с половиной миллионов. Музей был открыт 31 мая 1912 г., создатель его через год скончался от сердечного приступа, и по справедливости музею должно быть присвоено именно его имя – Ивана Владимировича Цветаева. Через сорок дней умер и главный даритель, без которого Москва не имела бы этого музея, – Юрий Степанович Нечаев-Мальцев. Музей сразу же стал одним из самых крупных культурных центров Москвы – недаром именно туда попала ценнейшая коллекция египетских древностей В.С. Голенищева, когда этот собиратель был вынужден продать ее. Само здание музея является учебным экспонатом: на наружном портике находится фриз, созданный петербургским скульптором Г.Р. Алеманом, «Олимпийские игры», за колоннадой – фриз «Панафинейская процессия», повторяющий фриз Парфенона, выполненный скульптором Л. Армбрустером. «Итальянский дворик», где стоит статуя Давида, скопирован (с изменением пропорций) с дворика палаццо Барджелло во Флоренции, в Белом зале воспроизведен фриз балюстрады храма Ники Аптерос в Афинах, а пол сделан по образцу пола церкви S. Paolo fuori le mura в Риме. В советское время музей многократно увеличил количество своих экспонатов и стал музеем мирового значения. Сейчас остро стоит вопрос о ремонте здания музея, о его техническом оснащении, о фондовом хранилище. Недавно был проведен конкурс на «Музейный городок», в котором победили архитекторы Сергей Ткаченко и Андрей Боков в соавторстве с именитым английским архитектором Норманом Фостером. По проекту реставрация, приспособления и новое строительство должны закончиться к 2018 г. Предусматриваются подземные сооружения, где поместятся концертный зал, библиотека вместе с ресторанами, кафе, магазинами, парковками и подземными переходами. Планируется реставрировать усадьбу Вяземских позади музея в Малом Знаменском переулке (№ 5), где будет картинная галерея, постройка фондохранилища, реконструкция стеклянного купола, перекрытие внутренних дворов и превращение всего района около музея в пешеходную зону. Как считает директор музея, Норман Фостер – это «тот архитектор, который умеет вести диалог с историческим наследием и его сверххайтековские проекты отличает высокая художественность», что вызывает серьезные сомнения – достаточно вспомнить его скандальный лондонский небоскреб в виде огромного огурца, беспардонно вылезающего отовсюду, или неудачное восстановление берлинского Рейхстага.

На углу Волхонки и Малого Знаменского переулка – здание (№ 1/14), занимаемое Музеем личных коллекций. Инициатором создания его был И.С. Зильберштейн, неутомимый исследователь истории русской культуры и один из крупнейших коллекционеров, собравший более 2300 произведений искусства Западной Европы и России. Для музейных экспозиций пришлось коренным образом перестроить здание, в котором перед передачей его музею находился «Автоэкспорт» (авторы реконструкции, проведенной в 1988–1993 гг., – Д.В. Буш, И.М. Виноградский). До советского времени это была гостиница «Княжий двор» (1892 г., архитектор В.Г. Залесский). Здесь останавливались В.И. Суриков, М. Горький, М.Н. Покровский, И.Е. Репин, А.Н. Скрябин, И.Г. Эренбург, Л.О. и Б. и А.Л. Пастернаки, А.И. Эртель, В.О. Массалитинова. В «Княжьем дворе» в 1913 г. собрались художники и литераторы, приветствовавшие И.Е. Репина, приехавшего в Москву после того, как он получил известие о том, что сумасшедший порезал его знаменитую картину «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». На этом собрании выступил И.А. Бунин, выразивший от имени собравшихся сочувствие художнику. По трагической мощи эта картина превосходит все, что было создано до Репина в мировом искусстве. Крамской взволнованно говорил: «Вот она, вещь, в уровень таланту. Выражено и выпукло выдвинуто на первый план – нечаянность убийства!.. И как написано, боже, как написано!.в картине есть страшное, шумно выраженное отцовское горе, и его громкий крик, а в руках у него сын, сын, которого он убил, а он. вот уже не может повелевать зрачком, тяжело дышит, чувствуя горе отца, его ужас, крик и плач, он, как ребенок, хочет ему улыбнуться: „Ничего, дескать, папа, не бойся!” Ах, боже мой!» Картину реставрировали, но, если постараться встать сбоку так, чтобы свет падал под определенным углом, можно увидеть еле заметные слезы трех порезов. Любопытно, что в этом здании проводились художественные выставки: так, в 1908 г. здесь состоялась выставка Союза русских художников и посмертная экспозиция картин С.А. Коровина. В советское время тут находились полномочное представительство Литвы, общежитие Наркоминдела, гостиница «Европейская» и в последнее время – «Автоэкспорт». По плану реконструкции Музея изобразительных искусств за этим зданием будет построено фондохранилище площадью 14 тысяч квадратных метров.

До 1960 г. к торцу здания примыкал двухэтажный флигель усадьбы Голицыных, главное здание которой находится в Малом Знаменском переулке. Эта усадьба (№ 1/14) в XVII в. принадлежала боярину Борису Гавриловичу Юшкову, в 1738 г. ею владел генерал-адмирал князь М.М. Голицын. На плане усадьбы, снятом в 1759 г., обозначены каменные палаты на месте современного дома. Они перестраивались в 1761 г. Авторство этого дворца до недавнего времени приписывалось двум архитекторам: С.И. Чевакинскому и И.П. Жеребцову, однако новыми исследованиями было установлено, что проект переделки был выполнен одним С.И. Чевакинским, выдающимся архитектором, автором таких известных сооружений в стиле барокко в Петербурге, как Никольский морской собор и дворцы Шереметева и Шувалова. Естественно, ему, архитектору Адмиралтейств-коллегии, и приказал построить свой московский дворец президент коллегии князь Голицын. Жеребцов же участвовал лишь во внутренней отделке голицынского дворца, которая закончилась к 1766 г. К тому же времени относятся и прекрасной работы парадные ворота с ажурным вензелем – «PMG», что означает Prince Michail Golitzin, князя Михаила Голицына.

В 1774 г., во время празднования победы над Турцией, голицынский особняк был приспособлен для пребывания в нем Екатерины II и ее двора, так же как и соседние дома Долгорукова (Волхонка, 16) и Лопухина (Малый Знаменский, 3), а между ними, на том месте, которое сейчас занято бензоколонкой для правительственных автомобилей, построили по проекту М.Ф. Казакова обширный деревянный дворец с большим – площадью около 775 квадратных метров – двухсветным тронным залом. Писатель и ученый А.Т. Болотов вспоминал, что, «несмотря на всю стужу и зимнее тогдашнее время, производилось строение сие с великим поспешением, и тысячи рук занимались оным денно и ночно». Церковь при дворце освятили 16 декабря 1774 г. во имя св. Андрея Печерского, а 31 декабря 1774 г. (очевидно, был дан приказ закончить обязательно в этом году, прямо как в «благословенные» советские времена) начальник Кремлевской экспедиции М.М. Измайлов рапортовал об окончании строительства. Английский путешественник Уильям Кокс, побывавший в то время в Москве, отмечал, что «здание, сооруженное с быстротой молнии, оказалось столь красиво и удобно, что материал, из которого оно сооружено, был употреблен впоследствии на постройку императорского загородного дворца, стоящего на небольшой возвышенности в окрестностях города», – речь идет о дворце на Воробьевых горах. Однако Екатерина осталась недовольна казаковской постройкой – она писала барону Гримму: «Вы желаете иметь план дома, где я живу. Я вам его пришлю, но опознаться в этом лабиринте премудреная задача: прошло часа два, прежде чем я узнала дорогу к себе в кабинет, беспрестанно попадая не в ту дверь. Выходных дверей многое множество, я в жизнь мою столько не видала их. С полдюжины заделано по моему указанию, и все-таки их вдвое больше, чем нужно».

В начале XIX в. дом принадлежал князю С.М. Голицыну, в домовой церкви которого, освященной во имя Рождества Христова и помещавшейся в северной части здания, предполагал венчаться А.С. Пушкин. Но митрополит Филарет предписал устроить обряд венчания в приходской церкви невесты у Никитских ворот, чтобы не лишать заработка тамошний причт. Эта церковь, как и все домовые храмы, была закрыта при большевиках, но еще долгое время там сохранялся красивый иконостас. В 1925 г. член президиума Коммунистической академии В.П. Милютин настоятельно требовал убрать из помещения церкви иконостас, так как она была, как он сообщал, «…занята гистологическим отделом Института мозга, а поэтому иконостас крайне препятствует работе». С.М. Голицын в 1834 г. был назначен председателем следственной комиссии по делу «о лицах, певших пасквильные песни», как называлось сфабрикованное полицией дело, по которому были арестованы и приговорены к различным наказаниям Александр Герцен, Николай Огарев и их товарищи. Приговор осужденным был объявлен в этом доме 31 марта 1835 г. «Торжественный, дивный день, – писал Герцен. – Кто не испытывал этого, тот никогда не поймет. Там соединили 20 человек, которые должны прямо оттуда быть разбросаны, одни по казематам крепостей, другие по дальним городам». Дом князя был поставлен на широкую ногу, его обслуживало небывалое даже тогда количество дворовых, которыми заведовал некий персианин, которого все знали под именем Михаила Сергеевича, щеголявший «…по стогнам белокаменной, несмотря на трескучие морозы, в белых коленкоровых невыразимых и высокой барашковой шапке». После смерти князя все его состояние перешло к племяннику М.А. Голицыну, любителю искусств, библиофилу и коллекционеру. Он, будучи много лет на различных дипломатических постах за границей, собрал большую коллекцию книг, картин и различных редкостей – фарфора, бронзы, ювелирных изделий. После кончины собирателя эти коллекции составили так называемый Голицынский музей, открытый в январе 1865 г. В нем экспонировались картины известных европейских художников итальянской, французской, голландской школ: Чимы да Конельяно, Караваджо, Веронезе, Тициана, Каналетто, Рубенса, Пуссена и многих других. В собрании редкостей находились ценные предметы античной культуры – мраморные бюсты, вазы, бронзы, резные камни, фигурки животных, произведения ювелирного искусства, мебель, средневековая скульптура Европы и стран Востока. В библиотеке музея насчитывалось 12 тысяч томов, среди которых были инкунабулы и редкие образцы типографского искусства. Музей действовал около 20 лет и был популярен в Москве. В 1869 г. в нем проводились заседания первого в России археологического съезда. Однако со временем сын собирателя, князь С.М. Голицын, охладел к музею – он больше интересовался скачками. По воспоминаниям П.И. Щукина, хранитель коллекций музея К.М. Гюнцбург так отзывался о нем: «Unsere Furst ist keit Bucherfreund, sondern ein Pferdefreund» («Наш князь друг лошадей, а не книг»). В 1886 г. музей был продан Эрмитажу и Публичной библиотеке за 800 тысяч рублей, а дом стал сдаваться различным учреждениям и жильцам. В 1888–1892 гг. в нем помещалось частное училище И.М. Хайновского; в 1894–1898 гг. во время перестройки дома на Большой Никитской тут находились классы Московской консерватории. Известный композитор Р.М. Глиэр вспоминал: «Консерватория тогда временно помещалась в здании против Храма Спасителя, и мои первые воспоминания связаны с этим живописным местом, откуда виден был и Кремль, и Москва-река. Много маленьких переулочков было расположено вокруг тогдашней консерватории: и ученики ее селились поближе, чтобы не терять времени на ходьбу. Здесь, на Волхонке, я держал вступительный экзамен». Вместе с консерваторией в голицынском особняке находилось и Русское хоровое общество, концерты которого проходили в зале главного дома. В 1903 г. усадьба поменяла владельца – ее приобрело Московское художественное общество, при котором состояло и знаменитое училище живописи, ваяния и зодчества. Общество стало сдавать помещения здесь различным учреждениям – торговой школе, женской гимназии Л.Н. Громогласовой, университету имени Л.А. Шанявского (его физической лаборатории, а также лабораториям экспериментальной биологии и физической), Высшим женским сельскохозяйственным курсам и др. В советское время дом занимали Голицынские сельскохозяйственные курсы, после них – Лесной институт и техникум, Институт мозга, редакции нескольких журналов, с 1925 г. – Коммунистическая академия. Именно для нее и надстроили в 1928–1929 гг. старинное здание, грубо исказив его пропорции. В 1936 г. Коммунистическая академия была упразднена, и в этом доме осталось несколько научных институтов, работавших в системе Академии наук, – институты истории, славяноведения, истории материальной культуры, экономики, мирового хозяйства и мировой политики, истории искусств и др. На здании помещены мемориальные доски в честь историка Б.Д. Грекова и экономиста К.В. Островитянова. В правом флигеле усадьбы находилась редакция Большой советской энциклопедии. Сейчас в этом здании институты философии, управления и человека. Восстановленный правый флигель усадьбы занимают отделы Музея изобразительных искусств. В 1882 г. Б.И. Чичерин нанял на первом этаже голицынского дома восьмикомнатную квартиру и прожил там шесть зим (на лето он уезжал в свое тамбовское имение Караул). В 1881 г. Чичерин был избран московским городским головой, но через два года за весьма туманный намек на возможность конституционных свобод в царской России был уволен по распоряжению самого Александра III. В этом доме Чичерин работал над такими крупными сочинениями, как «Собственность и государство» и «История политических учений». Также на первом этаже в квартире, окна которой выходили на юго-восток, провел последние годы жизни великий русский драматург А.Н. Островский. Он переехал сюда 4 октября 1877 г. из Николоворобинского переулка, где не было, как он признавался, «покойного угла». Новая квартира в доме Голицына Островскому очень нравилась, и он беспокоился, чтобы успеть ее снять: «Так как смотритель дома говорил серьезно жене, что прежде, чем заключить условие, они соберут справки о нравственных качествах того лица, которому сдают квартиру, то можно сообщить ему некоторые из моих достоинств, не крупных (чтоб не поразить), например, что я не пьяница, не буян, не заведу азартной игры или танцкласса в квартире и прочее в этом роде». Вместо своего домика в Воробине Островский надеялся найти хорошую квартиру: «…если я увижу, что квартиру можно натопить до постоянной температуры +14° (по шкале Реомюра, что равно 17,5 °C. – Авт.), то я готов заключить контракт хоть на 10 лет. Отсутствие сырости и холода для меня самый важный вопрос – все остальное не стоит большого разговора». Квартиру сняли за 1000 рублей в год (что было довольно дешево для нее), и Островские прожили в ней 9 лет. Здесь у Островского бывали Л.Н. Толстой, П.И. Чайковский, И.С. Тургенев, Д.В. Григорович, многие актеры. В этом доме были написаны «Бесприданница», «Сердце не камень», «Таланты и поклонники» и другие пьесы – Островский работал много, на износ. В 1886 г. Островский был назначен начальником репертуара московских театров и должен был занять казенную квартиру. Пока она отделывалась, он переехал в гостиницу «Дрезден» на Тверской (в современном доме № 6 на углу с Тверской площадью сохранились остатки старого здания). Отсюда он, уже больной, уехал в свое имение Щелыково Костромской губернии, где умер 2 июня 1886 г. В том же 1886 г. голицынский дом покинули еще несколько квартирантов: умерли профессор Московского университета зоолог С.А. Усов и поэт, общественный деятель И.С. Аксаков. С.А. Усов вложил много труда в создание Московского зоосада, он был автором нескольких работ по зоологии, но не только: он серьезно интересовался историей и археологией – в частности, ему принадлежит работа по истории московского Успенского собора. Один из основоположников движения славянофилов И.С. Аксаков пользовался большой известностью как защитник угнетенных славянских народов, был одним из руководителей Московского славянского комитета; издавал несколько газет, которые, как правило, закрывались царским правительством за независимые суждения и критику. И.С. Аксаков поселился в доме Голицына в сентябре 1885 г. и прожил всего около полугода – он скончался в своем кабинете за редактированием очередного номера газеты «Русь» 27 января 1885 г.: в некрологе в журнале «Русский архив» было сказано, что «…на Волхонке, в скромном помещении, окнами против храма Христа Спасителя, на 63-м году жизни, скончался сего 27 января 1886 г. Иван Сергеевич Аксаков». В домах, стоявших в бывшей голицынской усадьбе, в разное время жили многие известные деятели культуры: историк М.Н. Покровский, музыкальный критик Н.Д. Кашкин, актриса В.О. Массалитинова и многие другие.

Рядом с бывшей голицынской усадьбой находится одно из самых старинных зданий (№ 3) в этих местах. Его фасад украшен портиком с шестью широко поставленными колоннами коринфского ордера, в тимпане фронтона – герб графов Протасовых. На заднем фасаде здания – декоративные детали, относящиеся к XVII в.: оконные наличники, пояс поребрика, колонки, восстановленное по аналогам крыльцо. Справа от дома – дворовая служебная постройка, средняя часть которой относится к второй половине XVIII в. Сам же главный дом возведен на подвалах и первом этаже, которые могут относится к 1689 г. Возможно, что усадьба была подарена Федору Авраамовичу Лопухину в связи с женитьбой Петра I на его дочери Евдокии. Тесть построил большие двухэтажные палаты, но в 1718 г. он их лишается: царь разводится с нелюбимой женой, расследуется дело царевича Алексея и все Лопухины попадают в немилость. В конфискованном дворе Абрама Лопухина находилось одно из отделений полотняной фабрики Ивана Тамеса, о которой иностранец, бывший в то время в Москве, писал в своем дневнике, что он «никак не ожидал, чтобы хозяин фабрики мог устроить здесь такое заведение и привести его в столь цветущее состояние. Оно имеет 150 ткацких станков, за которыми работают почти исключительно одни русские, и производят все, чего только можно требовать от полотняной фабрики». По словам того же иностранца, камер-юнкера Берхгольца, этот дом ранее служил жилищем для шведских генералов и офицеров Рейншильда, Пипера и др., тех самых, которых Петр I приветствовал после Полтавской битвы:

И славных пленников ласкает,

И за учителей своих

Заздравный кубок поднимает.

В 1728 г. усадьба по указу Петра II была возвращена наследникам Лопухина и принадлежала им до 1760-х гг. Газета «Московские ведомости» в декабре 1763 г. несколько раз помещала объявления о продаже «каменного дома Тайного Советника и Кавалера Федора Абрамовича Лопухина в приходе Николая чудотворца, что в Турыгине». Возможно, именно тогда дом был приобретен матерью екатерининского фаворита Григория Потемкина Дарьей Васильевной и позже перешел от нее по наследству к самому Потемкину. Во время пребывания Екатерины II в Москве в 1775 г. этот дом был соединен специально построенным переходом с Пречистенским дворцом. Г.А. Потемкин продал усадьбу в 1787 г. князю А.Я. Хилкову, и в самом конце XVIII в. ею стал владеть действительный тайный советник А.Я. Протасов (он был воспитателем императора Александра I и при его коронации получил графское достоинство – «во изъявление признательности Нашей к ревностным его трудам, при воспитании Нас понесенным»). В 1830-х гг. дом снимал генерал-майор Д.Н. Бологовский, причастный к убийству Павла I (говорят, что именно его шарфом был задушен император), участник сражений при Бородине и Лейпциге. Он был давним знакомым отца и дяди А.С. Пушкина, и сам поэт также знал его. Не исключено, что поэт бывал здесь. В середине XIX столетия дом уже принадлежал А.Н. Бахметеву, встречи с которым отмечены в записных книжках Н.В. Гоголя, и возможно, что писатель посещал этот дом. Хозяин его, крупный чиновник Московской дворцовой конторы, был близок к кругам славянофилов – при его участии был создан Славянский благотворительный комитет. В 1919 г. тут помещался военный отдел Всероссийской чрезвычайной комиссии. Теперь в зданиях на этом участке находится Международный центр Рерихов с музеем, где хранится большая коллекция гималайских этюдов Н.К. Рериха. Целью этого центра является изучение и популяризация трудов семьи Рерих – его жены и помощницы Елены, сыновей Юрия и Святослава. Н.К. Рерих – автор многих значительных картин в историческом жанре, принесших ему славу живописца еще в конце XIX – начале ХХ в. В дальнейшем он увлекся философией и культурой Востока, пропагандировал философию «космической реальности», увлекался мистикой, столоверчением, общением с умершими и прочими странными занятиями, а также лелеял мысль о… слиянии буддизма и коммунизма, а появление Ленина предлагал принять «как знак чуткости Космоса»(!). Неудивительно, что и до сих пор циркулируют слухи о вербовке Рериха чекистами, о том, что он являлся агентом Коминтерна и помогал подрывной деятельности советских шпионов в Азии.

Перед зданием с правой стороны усадьбы 9 октября 1999 г. поставлен памятник Н.К. и Е.И. Рерихам работы скульпторов А. и И. Бургановых и архитектора Е. Розанова. Между двумя фигурами памятника изображен так называемый символ мира, почему-то представляющий, по словам Рериха, «три соединенные амарантовые сферы как символ Вечности и Единения» (амарант – средство против запора и прочих болезней кишечного тракта. – Авт.). Рядом установлены памятники сыновьям – Юрию и Святославу Рерихам. Позади главного здания усадьбы удивительно не к месту – перед восстановленным древнерусским фасадом – находится так называемая ступа, буддийский символ «Просветления Усмиряющей Демонов».

Резкий изгиб переулка занимает еще одна старинная усадьба (№ 5), в XVIII в. принадлежавшая Голицыным. Ее главный дом – памятник архитектуры первой половины XVIII в. В 1790 г. всю обширную усадьбу приобрел князь А.И. Вяземский, отец поэта, одного из самых близких друзей Пушкина, его литературного соратника и единомышленника Петра Андреевича Вяземского, который родился в этом доме 12 июля 1792 г. «По тогдашним понятиям и размерам, – вспоминал он, – дом был довольно большой, с очень большим двором и садом». Здесь часто бывали московские писатели, многих привлекала личность владельца, человека умного и образованного. По словам сына, «как известно, родительский дом был одним из гостеприимнейших. Гости его принадлежали более или менee к разряду людей образованных и разговорчивых, в смысле и значении разговора дельного, просвещенного и приятного».

«Родительский дом, – вспоминал он же, – не отличался ни внешней пышностью, на лакомыми пиршествами. князь Лобанов говорил мне долго по кончине отца моего: „.Уж, конечно, не роскошью зазывал он всю Москву, должно признаться, что кормил он нас за ужином довольно плохо, а когда хотел похвастаться искусством повара своего, то бывало еще хуже”».

В этом доме много лет жил Н.М. Карамзин, женатый на сестре П.А. Вяземского. Усадьба, доставшаяся Вяземскому, принадлежала ему до 1810 г., когда была продана А.Т. Тутолмину. Позднее ее владельцами были князья Долгорукие. В начале июля 1905 г. в особняке собрался съезд земских и городских деятелей – в Петербурге уже были уверены, что съезд провозгласит себя учредительным собранием и создаст временное правительство. В начале заседаний появилась полиция, составила протокол и предложила разойтись, но делегаты решительно отказались, полиция удалилась, и съезд благополучно закончился без особых последствий для властей. В 1896–1898 гг. на первом этаже дома снимал квартиру знаменитый русский художник В.А. Серов. Его дочь вспоминала: «При доме был огромный двор и большой чудесный сад. Там, где теперь Музей изящных искусств имени Пушкина, находился плац, на котором проезжали верховых лошадей, и мы детьми залезали на деревья и часами наблюдали это зрелище». В советское время, по свидетельству писателя Л.В. Никулина, здесь разместилось «учреждение под звучным название УЛИСО – Управление личного состава флота. Две сводчатые комнаты нижнего этажа занимала семья Ларисы Рейснер». Писательница Л.М. Рейснер в те времена работала в этом учреждении. В 1933–1936 гг. в доме находился Музей К. Маркса и Ф. Энгельса, и Малый Знаменский переулок, как и продолжающий его Ваганьковский, стал называться улицей Маркса и Энгельса. В 1962 г. музей основателей научного коммунизма был здесь открыт вторично, но после распада Советского Союза его упразднили, и потом здесь поместилось Дворянское собрание, под еще видными в тимпане фронтона барельефами «основателей» и серпами с молотами. Ныне здания усадьбы ждут основательной реставрации в связи с расширением Музея изобразительных искусств.

За домами под одним № 7 на углу с Колымажным переулком скрывается во дворе очень интересное здание, которое построено, вероятно, в середине XVIII в. на более старой основе. Тогда оно принадлежало гофинтенданту Петру Ивановичу Машкову, наследники которого продали его в 1782 г. князю Степану Борисовичу Куракину, а он в 1788 г. – полковнику Якову Дмитриевичу Ланскому. Имя автора этого незаурядного памятника неизвестно, однако И.Э. Грабарь на основе стилистического анализа приписывал его руке знаменитого В.И. Баженова. Здание почему-то считается построенным для книжных складов Н.И. Новикова, но документально это не подтверждается. Оно сохранилось и до недавнего времени было полуразвалившимся, удерживаемым лишь громадными железными обручами и огороженным глухим высоким забором. Много лет велись разговоры на самых различных уровнях о его восстановлении, но все кончилось тем, что вместо него построили новодел.

В начале XIX в. дом приобрела казна, и он стал называться «шталмейстерским», в нем были поселены чиновники конюшенного дворцового ведомства. В доме жила семья князя Б.А. Святополк-Четвертинского, в чине обер-шталмейстера долгое время управлявшего Московским конюшенным двором. Жена его Надежда Федоровна была из семьи князей Гагариных, откуда происходила и ее сестра, добрый друг семьи Пушкиных – Вера Федоровна Вяземская. Его дочь Надежда, сохранившая до преклонных лет (она родилась в 1812 г., а умерла в 1909 г.) ясную память, вспоминала, как она танцевала на балах в отцовском доме с Александром Сергеевичем Пушкиным. В 1865 г. весь участок был пожалован Александром II княгине Н.Ф. Святополк-Четвертинской, и с тех пор дом стал просто жилым. В 1870-х гг. здесь жил антрополог, этнограф и географ академик Д.Н. Анучин. Позднее началась застройка свободной территории. В 1899–1900 гг. на углу с Колымажным переулком выросло четырехэтажное здание по проекту П.М. Самарина – в нем в 1902 г. жила старшая дочь Пушкина М.А. Гартунг. В 1901 г. появилось трехэтажное здание (архитектор К.Ф. Буров) реального и коммерческого училища К.К. Мазинга (открыто 14 января), известного деятеля на поприще технического образования, а в 1912 г. – шестиэтажное жилое здание между ними (архитектор Г.Ф. Ярцев). Карл Карлович Мазинг (1849–1926), инициатор технического и экономического просвещения, отдал много сил народному просвещению, созданию школ для рабочих, в том числе знаменитых Пречистенских рабочих курсов. Были известны его учебники по математике, он возглавлял московское отделение Русского технического общества. В 1877 г. Мазинг основал частное реальное училище, в котором основное внимание уделялось преподаванию «реальных» предметов: математики, физики, химии, прикладных дисциплин; оно приобрело широкую известность. Дом Мазинга был известен в Москве как музыкальный и литературный салон, в котором бывали Л.В. Собинов, писатель В.А. Гиляровский, ученые и врачи Н.Н. Бурденко, Д.Н. Зернов, И.М. Сеченов, Г.Н. Сперанский. В училище Мазинга во время 1905 г. неоднократно проходили массовые собрания участников революционных событий, а в период Декабрьского восстания студенты-медики устроили перевязочный пункт. В советское время тут помещается средняя школа № 57 (одно время она называлась «опытной школой имени Л.Б. Каменева»), которая считается одной из лучших в городе; а жилые дома перешли к «жилтовариществу научных деятелей». Тут в 1920-х гг. жили известные ученые-теплотехники Н.Р. Брилинг (здесь он в 1922 г. был арестован, впоследствии работал в «шарашках» НКВД, разрабатывая дизельные двигатели) и Е.К. Мазинг, в 1920—1930-х гг. – специалист в области строительных конструкций В.М. Келдыш, в 1920—1930-х гг. – артист М.Ф. Астангов, художник Н.К. Купреянов. В 1992 г. Третьяковская галерея обратилась в Моссовет с просьбой способствовать созданию музея Купреянова, одного из классических мастеров отечественного искусства графики первой трети XX в., автора известного плаката «Граждане, храните памятники искусства». В его квартире находились архив, более 900 рисунков и акварелей, сотни гравировальных досок и много другого. Результат этого обращения можно увидеть сейчас – никакого музея, конечно, нет в элитной семиэтажке, выстроенной на месте разрушенного мемориального дома.

Церковь Антипия в Конюшенной

Крошечный, уже покосившийся и вросший в землю дом (№ 9), приютившийся рядом со школой, – образец рядовой застройки Москвы по типовым проектам после пожара 1812 г. Он принадлежал причту Антипьевской церкви, которых со временем становится все меньше и меньше. Похоже, что и этот дом вскоре исчезнет. Левая сторона заканчивается зданиями академической Библиотеки по естественным наукам. В начале XVII в. здесь были два владения, которые занимали весь квартал по Знаменке от Малого Знаменского переулка до церкви Знамения. Одно принадлежало капитану князю И.М. Оболенскому, второе – поручику И.М. Измайлову, к 1776 г. оба оказались в руках секунд-майора Новотроицкого кирасирского полка князя Сергея Николаевича Голицына. Его сын камер-юнкер Николай Сергеевич в 1836 г. отделил большую часть участка по Знаменке почти до церкви (современные № 11 и 13), а угловое владение в XIX в. переходило из рук в руки, пока купец Иван Евдокимович Пономарев не построил тут особняк по проекту архитектора К.Ф. Бурова (отца известного советского архитектора) в 1899–1900 гг. После того как весь участок перешел к текстильному фабриканту Г.М. Арафелову, он заказал перестроить для себя старое здание по переулку (1913 г., архитектор А.Г. Измиров). Герб нувориша в подражание старинным дворянским красуется на фронтоне этого здания. В 1920-х гг. дом занимали секции Коммунистической академии (основное ее помещение в Большом Знаменском переулке, 1), а также общество статистиков-марксистов. Торец одной из служебных построек во дворе этой усадьбы, обращенный к Знаменке, имел оригинальное оформление – в обрамлении колонн помещена львиная маска, перед ним небольшой бассейн, а поверху надпись: «ARCHITECTVR». Причина появления этого оригинального сооружения так и осталась невыясненной, делались различные и необоснованные предположения о времени постройки, и о причине ее, и об авторе, но уже в 2000 г. дикари из соседней типографии уничтожили этот оригинальный павильон.

На четной стороне переулка высится самое большое его здание (№ 8), построенное в 1913 г. архитектором В.Е. Дубовским для купцов Николая и Петра Стуловых, солидное, добротное (одна из самых значительных работ архитектора), любопытное отделкой вестибюля, выполненной художником И.И. Нивинским. В потолочных нишах и на стенах – росписи, справа и слева от входа – фигуры атлантов, над дверями квартир – небольшие барельефы. В 1919–1920 гг. здесь находилось московское отделение издательства «Всемирная литература», возглавлявшееся В.Ф. Ходасевичем. В 1920-х гг. здесь жили знаменитая участница народовольческого движения В.Н. Фигнер, историк С.К. Богоявленский, литературоведы Н.К. Гудзий и В.М. Фриче. Дом теперь предполагается переоборудовать по проекту устройства «Музейного городка» для выставок и для отеля. В первой половине XIX в. здесь находился дом, принадлежавший архитектору И.Т. Таманскому, активно работавшему над восстановлением Москвы после наполеоновского нашествия, здесь также жили певец А.О. Бантышев, строитель московского водопровода инженер А.И. Дельвиг, медик А.Д. Булыгинский.

В небольшом домике (№ 10), выстроенном в 1840 г., в 1919–1921 гг. квартировал Л.В. Собинов.

Строение на самом углу с улицей Знаменкой (№ 12/9) находится на территории большой усадьбы князя Бориса Прозоровского (возможно, что ранее она принадлежала Шуйским).

Борис Прозоровский чудом остался жив, когда Степан Разин захватил Астрахань, где его отец был воеводой. Отца убили, а сына подвесили за ноги, после чего он на всю жизнь остался хромым. Находясь на казенной службе, он заведовал Оружейной палатой. Все свое имущество он завещал в полное распоряжение Екатерины I, прося сохранить только некую часть на помин души и на обеспечение его вдовы. Дом Прозоровского использовался как посольский: в 1722 г. там останавливался турецкий посланник, а в 1744 г. Сенат рассматривал вопрос об отпуске денег на «разные в том доме уборы и другие потребности для английского посла лорда Тираулии». В 1727 г. дом был передан Верховным тайным советом, правившим страной в царствование молодого императора Петра II, графу Павлу Ягужинскому. Бывший денщик царя Петра Великого, сын бедного органиста, он славился тонким умом, начитанностью и даром слова, пользовался доверием царя Петра, назначившего его генерал-прокурором Сената – «сей чин, яко око наше и стряпчий о делах государственных должен во всем верно поступать». После П.И. Ягужинского, умершего в 1736 г., этот участок перешел к его сыну Сергею, по отзывам современников беспутному расточителю, промотавшему отцово состояние на развлечения, игры, театры. «В ряду театров вельмож Екатерининского времени, – рассказывал историк М.И. Пыляев, – отличался своей царской роскошью при постановке пьес театр графа С.П. Ягужинского, у него в числе крепостных актеров был Михаил Матинский, личность крайне талантливая, с глубокими познаниями в науках; он, помимо таланта актера, обладал качествами музыканта и композитора. Опера его „Санкт-Петербургский гостиный двор” долго не сходила со сцены». С.П. Ягужинский разорился и впал в нужду (в «Московских ведомостях» в 1767 г. объявлялось о сдаче внаем и дома на углу Знаменки, и его загородной усадьбы за Калужскими воротами); с его смертью в 1806 г. род Ягужинских пресекся. После пожара 1812 г. «пустопорожняя земля» была куплена соседним владельцем купцом М.П. Головкиным, а от него перешла к гвардии прапорщику В.М. Коноплину, для которого в 1828 г., возможно, по проекту архитектора Е.Д. Тюрина (сын этого Коноплина служил советником в Комиссии для строений в Москве, где также служил и Тюрин) было построено трехэтажное здание по красной линии Знаменки. В этой городской усадьбе находились меблированные комнаты Е.П. Ивановой, родственницы Ф.М. Достоевского, который, желая поддержать ее, почти всегда останавливался здесь в свои приезды из Петербурга. В 1899 г. здание надстроили четвертым этажом. В связи с мемориальной ценностью здания его поставили на госохрану и вскоре же снесли…

Два Знаменских переулка, параллельные друг другу, пересекает под прямым углом Колымажный переулок, идущий от Волхонки до Гоголевского бульвара. В XVII в. часть переулка, ближайшая к бульвару, называлась Лукинским – по церкви св. евангелиста Луки, находившейся примерно на месте здания Министерства обороны, а другая часть переулка, ближе к Волхонке, называлась, по мнению авторитетного историка XIX в. А.А. Мартынова, Колымажным – по Колымажному двору, где сейчас музей. Весь же переулок до 1962 г. носил название Антипьевского (по церкви), а в 1962–1992 гг. его назвали улицей Маршала Шапошникова, военного теоретика и практика, долгие годы бывшего начальником Генерального штаба Советской армии. В 1992 г. в процессе восстановления нашей истории улица опять стала привычным переулком, но теперь ему дано старинное имя – Колымажный. Церковь, здание которой стоит на углу с Малым Знаменским переулком, освящена в память священномученика Антипия, епископа Пергамского, который славился исцелениями (особенно он был популярен среди страдающих зубной болью). Время построения этой церкви неизвестно, но, вероятно, она появилась здесь после «великого пожара» 1547 г., когда сюда перевели великокняжеские конюшни, ранее находившиеся в Кремле. Церковь называлась «что у государевых больших конюшен», «на Ленивом торжку у старых конюшен» или «что в Чертолье». Церковь была исследована и отреставрирована архитектором Л.А. Давидом, который обнаружил в ее составе уникальное сооружение, о котором ранее ничего не было известно. Центральное ядро церковного строения, как оказалось, составляет здание с двумя, что было чрезвычайно редко, апсидами. С южной стороны находился Никольский придел, впервые пристроенный в XVII в. вместо галереи, опоясывавшей церковь, и замененный ныне существующим в 1739–1741 гг. по прошению князя С.А. Голицына (он в 1755 г. был московским губернатором). С северной стороны – придел св. Иоанна Предтечи, который, как и трапезная с колокольней, был выстроен в 1798 г. Две апсиды первоначального объема церкви хорошо видны со двора – большая апсида отмечает главный Антипьевский престол, а меньшая – придельный св. Григория Декаполита. Посвящение придела этому святому, может быть, обязано тому, что храмоздателем мог быть Григорий Яковлевич Плещеев-Бельский, более известный как Малюта Скуратов, опричник Ивана Грозного. Известно, что в Антипьевской церкви в 1628 г. патриарх совершал отпевание его родственника (правнука его брата) Дмитрия Скуратова, возможно имевшего усадьбу рядом с церковью. По книге 1657 г. возле церкви находился двор «Петра Дмитриева сына Скуратова». Храм св. Антипия закрыли в 1929 г. – в августе этого года газета «Вечерняя Москва» сообщала, что церковь «будет предоставлена Неофилологической библиотеке». До последнего времени помещение храма было занято Музеем изобразительных искусств. Церковный участок полукольцом охватывает территория бывшей усадьбы Милославских XVIII в. (№ 6). Ее главный дом не сохранился, и примерно на его месте находится деревянный ампирный особняк, построенный после пожара 1812 г. действительным статским советником П.И. Глебовым, знакомым семьи Пушкиных, крестным отцом их третьего сына – Льва, родившегося 9 апреля 1805 г. Позади дома Глебова осталось хозяйственное строение, возможно, еще XVIII в., другое же строение, справа, появилось в 1820 г. В 1914 г. около старого здания сделана двухэтажная пристройка с левой стороны (архитектор Н.С. Шуцман). К этому времени относится и ограда с изящными, в стиле модерн столбами, увенчанными вазами. В усадьбе в конце 1830-х – начале 1840-х гг. жил профессор Московского университета, врач, один из основателей учения о ревматизме Г.И. Сокольский.

Маршал Борис Михайлович Шапошников

В 1989 г. здесь при раскопках под руководством известного археолога А.Г. Векслера были обнаружены остатки деревянных сооружений, сгоревших в грандиозный пожар 1737 г. Пожар этот начался от свечки, забытой у иконы в доме князя Милославского (отсюда появилось в русском языке выражение «Москва от копеечной свечки сгорела», означающее, что и большое, и важное может разрушиться от незначительной причины). Наряду со многими важными археологическими свидетелями прошлого буквально прямо под травяным дерном нашли заржавевший револьвер, серебряный портсигар с мелочью и записку, где были указаны денежные суммы, хранимые или переводимые на счет в английском банке. Возможно, что кто-либо из владельцев или жильцов дома наспех спрятали эти вещи в дни большевистского переворота, надеясь вернуться сюда когда-нибудь. До советского времени домом владел Н.И. Пастухов, против имени которого в справочнике «Вся Москва» было написано: «Гор. Ярославль. Железо, сталь». Теперь в отреставрированных особняках «Мусейон» – центр эстетического воспитания детей и юношества Музея изобразительных искусств.

Прекрасный образец московского ампира – дом № 4. Изящные приставные колонки с ионическими капителями поддерживают крутой аттик-мезонин с большим полукруглым окном. Центр здания отмечен балконом с легкой, грациозной решеткой и кронштейнами, восстановленными при реставрации дома в 1960-х гг. В этом доме находились отделы Музея изобразительных искусств, и там работала замечательный человек, знаток музейной истории Александра Андреевна Демская. Когда я бывал у нее, мы часто заводили разговор о необычных интерьерах дома и, в частности, о росписи парадной лестницы, с масонскими эмблемами и странными изображениями, похожими на человеческие фигурки в разных позах. Они имеют какое-то символическое, но пока не разгаданное значение. Этот дом построен на бывшей земле церкви Иоанна Предтечи, стоявшей до 1793 г. на углу с улицей Волхонкой. Церковь была упразднена, а участок перешел к частным владельцам. Одна из них, В.А. Глебова, жена владельца соседнего (№ 6) участка, в 1826 г. начала строить этот особняк, который к ноябрю того же года был готов, но только в последних числах августа 1827 г., по сообщению полиции, он был «приспособлен к житью и окны вставлены». Проект здания принадлежит архитектору Ф.М. Шестакову, автору такого выдающегося сооружения, как церковь Большого Вознесения у Никитских ворот. Красива композиция парадного фасада дома, очень сдержанного, но в то же время нарядного, с его отчетливо выделенным центром, где расположен вход. Долгое время его называли домом Верстовского и считали, что композитор жил здесь, но, как оказалось, он никогда не был связан с этим домом. С 1896 г. дом перешел к купеческой семье Бурышкиных, один из которых оставил любопытные воспоминания о купеческой Москве конца XIX – начала XX в., где писал, что дом «…не был удобен для жилья: парадные комнаты хороши, а жилые значительно хуже. В доме была большая лестница. Ею будто бы вдохновился Грибоедов для четвертого акта „Горя от ума”. Как бы то ни было, но когда Художественный театр начал постановку „Горя от ума”: к нам в дом не раз приезжала из театра большая комиссия, сняла ряд фотографий и сделала зарисовки. Но надо сказать, что наш дом был не единственный, о котором сохранилась такая легенда, отовсюду Художественный театр что-то позаимствовал». Последний владелец – П.А. Бурышкин – собрал, пользуясь помощью и советами И.Э. Грабаря, значительную коллекцию «всего, что касалось Москвы», и намеревался передать ее и весь дом городу для организации музея «Старая Москва». Сразу же после большевистского переворота в доме поместились украинский и немецкий отделы Народного комиссариата по делам национальностей, затем детская библиотека, областная библиотека МОНО, в 1932–1960 гг. его занимали жильцы, пока, наконец, в 1961 г. не передали Музею изобразительных искусств, и после реставрации тут поместились коллекции гравюр и рисунков и архив музея.

На противоположном конце Колымажного переулка, ближайшего к Гоголевскому бульвару, выделяется своими большими формами одно из многочисленных зданий Министерства обороны. Один из родоначальников помпезного советского стиля, архитектор Л.В. Руднев, получил заказ на новое строительство – Народного комиссариата военных и морских дел (Наркомвоенмора) у Арбатской площади (1934–1938 гг.). К счастью, была выстроена только небольшая часть предполагавшегося огромного комплекса с доминировавшей в нем преувеличенно огромной аркой, выходящей на Арбатскую площадь. К сожалению, далеко видна назойливо вылезающая высокая башня этого строения, своим резко подчеркнутым срезом, так не подходящая московскому силуэту. Руднев был одним из самых востребованных советских архитекторов – ему давали заказы военные. Кроме Наркомвоенмора на Арбате, он проектировал здание Военной академии на Девичьем поле, устрашающий огромный параллелепипед, прорезанный ровными рядами окон с тяжелыми обрамлениями. Он считается автором высотного здания Московского университета, но нигде не говорится, что Руднев скопировал проект другого архитектора – Бориса Иофана, который не согласился отодвинуть здание от кромки Воробьевых гор и был отстранен от работы над ним. Напротив военного здания – особняк, выстроенный представительницей славного рода Алексеевых (большая буква «А» изображена на торце здания) – Елизаветой Михайловной, матерью известного московского городского головы Николая Александровича Алексеева, убитого сумасшедшим в 1893 г. в здании Городской думы. Особняк был построен архитектором М.Н. Чичаговым в 1885–1886 гг. Тут после переезда советского правительства из Петрограда в Москву в 1918 г. обосновался один из департаментов Комиссариата земледелия.

Глава II

ВАГАНЬКОВО

Между Знаменкой и Воздвиженкой

Этот район города расположен между двумя крупными радиальными магистралями – древними дорогами. Одна направлялась к волоку около нынешнего города Волоколамска далее к Новгороду – теперь это Знаменка, а другая по Арбату к западным землям – Воздвиженка.

Сейчас здесь один из наименее изрезанных переулками участков центра города – всего два соединяют крупные улицы. В древности же их было значительно больше. Так, на Петровом плане историк Москвы П.В. Сытин насчитывает здесь целых 11 переулков.

Заселяется район с давних времен, что подтвердили археологические изыскания, и, несомненно, раньше первого письменного упоминания о Ваганькове в 1446 г. Под этим годом в летописи говорится о том, как «приде князь великий на Москву месяца ноября в 17 день и ста на дворе матере своея за городом (то есть вне кремлевских стен. – Авт.) на Ваганкове…», то есть в загородном дворе великой княгини Софьи Витовтовны, жены Василия I, активно участвовавшей в управлении Московским княжеством.

Василий, старший сын Дмитрия Донского, 13 лет был отдан отцом в качестве заложника за долг Золотой Орде. После двух лет плена ему удалось освободиться и убежать через Молдавию в Литву, где его помолвили с Софьей, дочерью литовского великого князя Витовта. Василий вернулся в Москву и стал великим князем в 1389 г., а через два года Софья Витовтовна прибыла в Москву и стала великой княгиней. После смерти Василия I в 1425 г. она стала играть большую роль в политике московского двора: ее сын Василий занял великокняжеский престол по завещанию отца, несогласно с традиций, по которой престол должен переходить к младшему брату, к князю Юрию. Вспыхнули междукняжеские распри, еще более усилившиеся после того, как Софья Витовтовна обвинила сыновей Юрия – Василия Косого и Дмитрия Шемяку – в том, что они украли золотой пояс Дмитрия Донского, и прилюдно сорвала его с Василия Юрьевича. «Произошла ссора, – рассказывает Карамзин, – Косой и Шемяка, пылая гневом, бежали из дворца, клялись отмстить за свою обиду и немедленно, исполняя повеление отца, уехали из Москвы в Галич». Сцена эта изображена на картине художника П.П. Чистякова «Великая княгиня Софья Витовтовна на свадьбе великого князя Василия Темного» (в Русском музее).

Великая княгиня Софья Витовтовна

Последовала долгая борьба за власть, в ходе которой ослепили Василия Косого и князя Василия, получившего прозвание Темного. Софья Витовтовна участвовала в этих событиях: ее брали в плен, сажали в тюрьму. Она руководила обороной Москвы от татарского нашествия царевича Мазовши. В продолжение 62 лет она была великой княгиней и в 1453 г. скончалась в инокинях и погребена в Воскресенском кремлевском монастыре.

Предполагают, что название Ваганьково произошло от слова «ваганить», которое Даль в своем словаре снабжает пометой «вологодское» и объясняет: «баловать, шалить, играть, шутить», так как здесь якобы находился «государев потешный двор», о котором нет никаких сведений. Но надо сказать о гуляньях, происходивших, правда, не в самом Ваганькове, а где-то «за ним» и существенно позднее. Гулянья эти принимали такой разгульный характер, что в 1627 г. царь Михаил Федорович указал «послать бирича кликать в Китае и в Белом каменном городе по торгам, и по большим улицам, и по крестцам, и по переулкам, и по малым торжкам, не по один день, чтоб вперед, за Старое Ваганково никакие люди не сходились на безлепицу николи; а будет учнут ослушаться и учнут на безлепицу ходить, и Государь указал тех людей имать и за ослушание бить кнутом по торгам… и о том память послана, чтоб на безлепицу за Ваганково с кабацким питьем не въезжали» (бирич – глашатай, вестник; безлепица – игры ряженых, забавы, танцы. – Авт.).

От случайных звуковых совпадений название связывают и с западноевропейскими «вагантами», странствующими церковниками – clerici vagantes – или музыкантами, переходившими из одного места на другое, из одной страны в другую и распевавшими под аккомпанемент свои песни. Несомненно, связь Ваганькова с немецкими или итальянскими музыкантами XI–XIV вв. даже и предполагать бессмысленно. Предлагается также объяснение названия от имени Ваган (уменьшительная форма Ваганька) – это могло быть, хотя тому и не находится подтверждений.

Церковь Благовещения в Старом Ваганькове

Было бы логичнее объяснить это название наименованием денежного налога за взвешивание товара, который назывался «ваганный». Дело в том, что поблизости от Ваганькова находился брод через Москву-реку, по которому проходила важная торговая дорога из Новгорода в приокские города. Вполне естественно ожидать появления заставы у самого брода под стенами крепости на Боровицком холме, где и собиралась «ваганная» пошлина, которую академический «Словарь русского языка» определяет как сбор за взвешивание товара; «вага» – «вес, тяжесть». Так, например, в Жалованной грамоте конца XV в. на право беспошлинной торговли было написано: «А коли с чем пошлют, с каким товаром или что купят себе, ино им с того товару не надобе мыт. ни весчее, ни померное, ни побережное, ни ваганное…» Место же, где происходило взвешивание, звалось «ваганец»; отсюда и наименование «Ваганьково».

Долгое время это место находилось во владении великих князей или их родственников – в 1472 г. дмитровский князь Юрий Васильевич, будучи бездетным, завещал Ваганьково брату, великому князю Ивану III: «А что мое место Ваганково да и двор на Ваганкове месте, чем мя благословила баба моя, великаа княгини, а то место и двор господину моему, князю великому, опрочь того места, что есмь того ж места Ваганкова дал великому Николе в дом на Песнош». Здесь говорится о Николаевском Пешношском монастыре у Дмитрова. Неудивительно, что приглашенный великим князем Василием III итальянский зодчий Алевиз построил в 1519 г. именно здесь, в Ваганькове, в числе пятнадцати каменных церквей церковь Благовещения.

С 1926 г. переулок был частью улицы Маркса и Энгельса, которая включала в себя и его, и Малый Знаменский. В 1990 г. переулок получил название Староваганьковский, сохранив, таким образом, преемственность с древним селом (номера домов остались еще от советской улицы, поэтому первые дома имеют № 13 слева и № 6 справа). В XVIII в. переулок именовался Шуйским – по двору знатных бояр, а также Благовещенским – по церкви Благовещения, что в Старом Ваганькове, которая находилась на месте дома № 21. Тут была и еще одна церковь: в августе 1531 г. великий князь Василий Иванович «постави церковь древяную обетную» во имя Усекновения главы Иоанна Предтечи «и зделаша ея единым днем; того же дни и священна бысть». На освящении присутствовали великая княгиня Елена и сын Иван. «Весь город собрался тогда, – повествует автор „Обозрения Москвы” А.Ф. Малиновский, – видеть церковь, единым днем созданную». Каменная Благовещенская церковь была разобрана по резолюции архиепископа Августина 9 сентября 1816 г., и материал от разборки был употреблен для постройки дома причта при Крестовоздвиженской церкви (Воздвиженка, 7).

В начале 1820-х гг. на месте Благовещенской церкви был построен небольшой двухэтажный дом (№ 21), который отмечен в московской истории как место, где провел последние годы жизни и умер великий русский художник Валентин Серов.

Утром 22 ноября 1911 г. художник, которому не исполнилось еще и 47 лет, почувствовал себя плохо и вскоре скончался – подвело сердце. «День был солнечный, – вспоминала его дочь, – необыкновенно яркий, из окон гостиной был виден архивный сад (там, где новое здание Российской государственной библиотеки, построенное на месте архива Министерства иностранных дел. – Авт.) с пирамидальными тополями, белыми от инея. На углу стоял, как всегда, извозчик, шли люди – взрослые, дети шли мимо дома, занятые своими делами и мыслями. Я смотрела в окно и не могла поверить случившемуся. Как, неужели так, так быстро и так просто может кончиться жизнь?» Целый день в доме не закрывалась парадная дверь, очень многими смерть знаменитого художника воспринималась как личное горе.

Валентин Александрович Серов

Крутоверхая крыша на доме № 23, как и наличники, решетки окон и другие детали убранства, – результат реставрации здания, одного из немногих сохранившихся в Москве памятников гражданского зодчества XVII в. С 1679 г. в нем размещались подворья Успенского девичьего монастыря, что в Александровской слободе, и Флорищевой пустыни, которые обычно сдавались внаем. В таком подходящем ему доме в 1890-х гг. жил замечательный историк Москвы Алексей Александрович Мартынов (1820–1903). Он участвовал в полемике по определению места рождения Пушкина, написал серьезную книгу об именах московских улиц, которая до написанной недавно Я.З. Рачинским, была основной по топонимии Москвы, он же издал книги «Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества», «Русские достопамятности», «Знаменский монастырь и палата бояр Романовых», «Москва. Подробное историческое и археологическое описание города», «Подмосковная старина» и др. В энциклопедиях его путают с братом Николаем, который интересовался историей России и скончался в 1895 г.

Еще один памятник древней московской архитектуры расположен рядом, на территории бывшей усадьбы боярина Ивана Богдановича Милославского и стольника Петра Саввича Хитрово (№ 25). В 1676 г. по указу царя Федора Алексеевича был упразднен старый Аптекарский двор, а новый обосновался здесь, в Староваганьковском переулке. На новом Аптекарском дворе размещалось несколько палат, «погребов теплых» и прочих строений, где хранились в числе лекарств такие действенные средства, как «меды ставленые 20 ведер дорогого, 150 ведер расхожего, 750 ведер вина, водка ромайная с анисом, водка ис терновых костей, яблочная водка с бадьяном», и много чего другого.

Уже через три года здесь находился «Новый денежный двор». От каменных палат сохранился первый этаж, датируемый 1670 г. (там обычно устраиваются временные музейные выставки); второй же этаж, где помещается дирекция Музея архитектуры имени А.В. Щусева, был надстроен в 1930-х гг.

Дом № 19 появился на участке князя А.С. Трубецкого после пожара 1812 г., но, возможно, в нем сохранились и более древние части. Тут провел последние годы своей недолгой, но славной жизни один из талантливейших артистов русской сцены Павел Мочалов – он родился в 1800 г. и прожил неполных 48 лет. Будучи на гастролях в Воронеже, Мочалов простудился и возвратился в Москву тяжело больным. Помощь врачей, и в их числе известного Федора Ивановича Иноземцева, оказалась тщетной, и 16 марта 1847 г., как сообщали московские газеты, «не стало артиста, который так долго был опорою и украшением московской сцены».

В доме № 19 в 1876 г. жил врач, основоположник гинекологии в России, основатель научной школы В.Ф. Снегирев. В 1910-х гг. тут была квартира писателя А.М. Пазухина, теперь малоизвестного, а тогда много печатавшегося в периодической прессе. Особенно часто его имя появлялось в газете «Московский листок», где за 30 лет его сотрудничества было напечатано более 60 романов и повестей (в том числе и о Москве), а также множество рассказов и фельетонов. В 1911–1914 гг. здесь жил зоолог профессор Московского университета М.А. Мензбир.

За чугунной ажурной решеткой – дом (№ 17), связанный с Москвой газетной. В 1882 г. его, старинный особняк князей Голицыных, купил Николай Иванович Пастухов, издатель газеты «Московский листок», первого в Москве бульварного периодического издания. В ней регулярно появлялись скандальные разоблачения купеческих похождений, занимательные романы и фельетоны, и газета пользовалась широкой популярностью среди определенных кругов московского населения. О ней и ее издателе, известном московском журналисте Н.И. Пастухове, писал В.А. Гиляровский, сам начинавший работать репортером в этой газете: «Немного сейчас – в двадцатые годы XX века – людей, которые знают, что это за газета. А в восьмидесятые годы прошлого столетия „Московский листок” и в особенности его создатель – Николай Иванович Пастухов были известны не только грамотным москвичам, но даже многим и неграмотным; одни с любопытством, другие со страхом спрашивали:

– А что в „Листке” пропечатано?

Популярность „Московского листка” среди москвичей объяснялась не только характером и направленностью издания, но и личностью издателя, крепко державшего в руках всю газету».

Гиляровскому Пастухов «запомнился очень характерными для него как человека особенностями, которые делали его фигуру необычайно колоритной для газетной Москвы того времени.

„Московский листок” – создание Н.И. Пастухова, который говорил о себе:

– Я сам себе предок!

Это – яркая, можно сказать, во многом неповторимая фигура своего времени: безграмотный редактор на фоне безграмотных читателей, понявших и полюбивших этого человека, умевшего говорить на их языке».

В этом же доме размещались редакции журналов «Вестник литературы», «Всемирная иллюстрация» и «Развлечение», а также в 1906–1912 гг. известного журнала «Русская мысль», который редактировался П.Б. Струве, экономистом, членом партии кадетов, написавшим «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии». В «Русской мысли» появлялись статьи крупных русских философов, ученых, либерально мыслящих публицистов. Но в 1910–1912 гг. в журнале заведовал литературно-критическим отделом В.Я. Брюсов, который предоставил его страницы не очень-то популярным писателям-символистам, и, в конце концов, Брюсову пришлось покинуть журнал из-за попытки напечатать свой рассказ, запрещенный за порнографию. В январе 1918 г. журнал, так же как и газета «Московский листок», были закрыты большевиками, и здесь обосновалась сначала редакция «Красной газеты», а потом газеты «Беднота». Эта ежедневная газета стала выпускаться новой властью в марте 1918 г., когда осуществлялись драконовские меры против русской прессы, не желавшей быть сервильной по отношению к ней. В этой газете была опубликована речь-предупреждение Ленина крестьянам, что к ним грядут отряды, отбирающие хлеб: «Продовольственные отряды ставят своей задачей только помочь собрать у кулаков излишки хлеба, а не производить (как пытаются наши враги заранее запугать этим деревню) в ней какой-то грабеж всех и вся…» Далее он пообещал, что за хлеб будут давать «мануфактуру, нитки и предметы домашнего и сельскохозяйственного обихода», но на деле это обернулось именно грабежом, беззастенчивым разбоем и репрессиями. Газета «Беднота» издавалась до 1931 г.

В этот дом М.А. Булгаков поселил незадачливых служащих некоей конторы из романа «Мастер и Маргарита», которые после нашумевшего представления заезжих фокусников были охвачены загадочной эпидемией – все беспрерывно пели старинную русскую песню «Славное море, священный Байкал».

Застройка участка (№ 17) принадлежит ко второй половине XVIII в., когда в центре его появились каменные палаты и два небольших флигеля по красной линии переулка. Этот дом перестроен в 1876 г. архитектором М.А. Зыковым, который также надстроил флигели и соединил их с главным домом. Ансамбль зданий украшен чугунными балконами (в ажурную вязь ограды вплетены инициалы Н. Пастухова – «НП»), навесами крылец и решеткой ограды. В начале XIX в. этим участком владела княгиня Н.И. Голицына, мать декабриста, члена Северного общества В.М. Голицына, который жил здесь. В 1860-х гг. тут квартировал писатель А.А. Потехин, автор многих повестей, романов и пьес, составивших восемь томов его собрания сочинений, а в 1880-х гг. – главный дирижер Большого театра И.К. Альтани. При нем впервые в Москве были поставлены «Борис Годунов», «Пиковая дама», «Алеко», «Снегурочка» – оперы, составившие эпоху в развитии русской музыки. В 1906–1908 гг. здесь была квартира артиста Художественного театра И.М. Москвина. Позади главного дома с 1895 г. работала типография «Московского листка», перешедшая в советское время к Наркомвоенмору и потом к институту Маркса – Энгельса – Ленина.

Дома № 15 и 13 стоят на земле бывшей усадьбы генерал-аншефа В.Я. Левашева (он впервые упоминается в документах в 1738 г.). По преданию, предок Левашевых Христофор-Карл Дол в XIV столетии выехал «из немец» в Псков, крестился с именем Василий и приехал в Тверь, став там боярином. Его потомок, тверской боярин Александр Викулович, был известен под прозванием Леваш (то есть левша), откуда и произошла эта фамилия. Василий Яковлевич Левашев – участник многих петровских баталий, в Азовских походах и Северной войне, в войне с Турцией и Швецией и в особенности с Персией, где отличился при обороне крепости от превосходящей армии персов. За «многие свои службы» он был отмечен высшими российскими орденами: св. Андрея Первозванного и св. Александра Невского. В чине генерал-аншефа он был назначен московским губернатором, которым пробыл с конца 1744 по 1751 г. Во время его губернаторства пришлось заниматься починкой стен Кремля, Китая и Белого города, которые «во многих местах обветшали и угрожают падением». Однако получить из казны необходимые около 200 тысяч рублей не удалось. Вместо них решили выдать 15 тысяч, но и их, как сообщила Штатс-контора, отпустить было «не из чего». Пришлось во многих местах Белого города начать разборку стен. Левашев показал себя не только боевым генералом и деятельным администратором, но и бескорыстным чиновником – за время управления персидскими провинциями он скопил несколько миллионов и, покидая Кавказ, отослал их в казну. Скончался Левашев в возрасте 84 лет в самый день Пасхи и был похоронен в соседнем Крестовоздвиженском монастыре. После него усадьбой владел сын генерал-поручик Иван Васильевич, а впоследствии его дочери Татьяна, Александра, Елисавета и Анастасия Ивановны.

При Левашеве левая часть этого владения, там, где ныне высится угловой дом с башенкой (№ 13/8, 1909 г., архитектор Ф.О. Шехтель), была занята садом, а в правой находились большие палаты. О них я узнал впервые из материалов Н.П. Чулкова еще 1930-х гг. в архиве Музея истории Москвы. В 1968 г. во двор дома № 15 по улице Маркса – Энгельса я увидел еще крепкое здание, почти все оштукатуренное. В некоторых местах, под осыпавшейся штукатуркой, были видны следы старинных наличников и других декоративных деталей, о которых и написал в журнале «Городское хозяйство Москвы».

К палатам во второй половине XVIII в. сделали пристройку справа, а в 1877 г. надстроили третий этаж. Эти палаты – ценный памятник гражданской архитектуры – постепенно и неуклонно погибают, доведенные уже до руин. Они несколько раз горели, крыши уже давно нет, разрушилась часть стен. До такого состояния их довел собственник здания – Российская государственная библиотека.

Высокое семиэтажное здание по линии переулка (№ 15) было построено в несколько приемов – в Москве немало таких «слоеных пирогов». Возможно, что в его правой части есть еще остатки каменных зданий, показанных на плане 1752 г. Они вошли в трехэтажный дом, построенный в 1877 г. (архитектор Н.И. Поздеев) и позднее надстроенный еще четырьмя этажами. Этот «пирог» хорошо виден со двора.

В 1850-х гг. здесь жил плодовитый писатель Б.М. Маркевич. Его имя было известно в России, романы читались везде, от императорского двора до обычных читателей. Популярность его вызывалась в немалой степени тем, что персонажи были списаны с известных тогда лиц. Маркевич во всем поддерживал реакционера Каткова, ожесточенно выступал против либералов, занимался доносительством. И.С. Тургенев хлестко отозвался о его обвинениях: «И как подумаешь, из чьих уст исходят эти клеветы, эти обвинения?! Из уст человека, с младых ногтей заслужившего репутацию виртуоза в деле низкопоклонства и „кувыркания”, сперва добровольного, а, наконец, даже невольного! Правда – ему ни терять, ни бояться нечего: его имя стало нарицательным именем, и он не из числа людей, которых дозволительно потребовать к ответу».

Маркевич называл либеральных деятелей «мошенниками пера и разбойниками печати», но, правда, эта фраза почти сразу же стала применяться к самому автору. В конце XIX в. вышло собрание сочинений Маркевича в 11 томах, а сейчас о нем знают только знатоки истории литературы.

В квартире № 16 в 1925–1956 гг. в доме жил кинорежиссер, теоретик кино, педагог, воспитавший многих известных деятелей кино, Л.В. Кулешов, о котором признанными деятелями кино было сказано: «Мы делаем картины – Кулешов сделал кинематографию». Наиболее известной его работой стал немой фильм «Необыкновенные приключения мистера Веста в стране большевиков». Здесь же жила его жена, актриса Александра Хохлова – дочь врача Сергея Боткина, внучка купца и мецената Павла Третьякова, племянница художника Бакста. Она была видным персонажем культурной жизни Москвы 1920-х, но, к сожалению, рано оставила кино – не могла работать ввиду своего происхождения. Официальная же версия звучала по-иному: дескать, Хохлова некрасивая и худая и ролей под нее нет. Версия, сильно притянутая за уши, так как тот же Эйзенштейн писал: «Хохлова может сделать жанр. Хохлова именно тот материал, „под” который можно делать свои картины».

Вся четная сторона Староваганьковского переулка занята Российской государственной библиотекой – одной из самых больших библиотек мира. Основные ее помещения расположены на Моховой, а в переулок выходит многоэтажное книжное хранилище, в котором находятся не только миллионы книг, брошюр и журналов, но также интереснейшие изобразительные материалы, и в том числе по истории Москвы.

При строительстве станции метро «Боровицкая» книгохранилище, само по себе огромное, да еще перегруженное десятками тысяч тонн печатных изданий, дало трещины. Общественность забила тревогу, устраивались независимые экспертизы, установившие непрочность Ваганьковского холма, и тогда существовали проекты закрыть библиотеку, книжные фонды перевезти в здание Манежа и приступить к ремонту.

Примерно на месте правой части книгохранилища было небольшое здание, в котором в 1903 г. находилась редакция журнала «Русская мысль», где печатался А.П. Чехов. Похоронная процессия с его телом остановилась у этого места, где была отслужена лития. Далее процессия вышла на Знаменку, повернула на Волхонку, а оттуда проследовала по Пречистенке и Большой Царицынской к Новодевичьему кладбищу.

Рядом – бывшая усадьба П.Е. Пашкова, главный дом которой возвышается на холме напротив Кремля. В переулок выходят красивые въездные ворота усадьбы, оформленные в виде триумфальной арки, фланкированной двумя парами ионических колонн. Около арки – редкость в Москве – вкопанные глубоко в землю пушечные стволы (подробнее об истории дома Пашкова можно узнать в моей книге «Москва. Вокруг Кремля и Красной площади» (М., 2008). Рядом, во дворе, здание церкви святителя Николая, «что в Старом Ваганькове». История этой церкви начинается с ХV в., когда дмитровский князь Юрий Васильевич, заботясь о Николаевском Пешношском монастыре в своем княжестве, подарил ему землю на Ваганьковском холме. Возможно, что монастырь выстроил на своем подворье Никольскую церковь, которая первоначально была деревянной, а в начале XVI в. – каменной. В 1630-х гг. в приходе этой церкви насчитывалось тридцать дворов. В конце XVII в. пристроили северный придел Сорока мучеников, простоявший до конца XVIII в., – его разобрали по настоянию богатого соседа П.Е. Пашкова.

После многих перестроек вместо обветшавшей было выстроено в 1759 г. существующее здание (возможно, с включением более старых частей) – вытянутый четверик с одной апсидой, с коротким восьмериком и барабаном маленькой главки и южным приделом преподобного Сергия. Звонница в псевдорусских формах значительно более поздняя – она возведена в 1902 г. по проекту архитектора Г.П. Евланова. В 1992 г. в церкви возобновились богослужения. На южной стене храма находится мозаичный портрет Николая II с несколько двусмысленной надписью: «Господи, спаси и усмири Россию».

Западнее Староваганьковского параллельно ему проходит Крестовоздвиженский переулок, который с 1957 по 1992 г. назывался улицей Янышева – большевика, бывшего председателем Московской ЧК.

Здесь по левой части переулка стали строить новое здание для размещения контор советских военных. Проект, конечно, был заказан главному московскому архитектору М.В. Посохину, поставившему в 1984 г. кошмарный бетонный монстр прямо на месте нескольких выдающихся архитектурных и исторических памятников, безжалостно снесенных, несмотря ни на какие протесты.

Погибли все дома по левой стороне, начиная от перекрестка с Крестовоздвиженским переулком и до Арбатской площади. Так, у Знаменки стоял двухэтажный дом, построенный в 1823 г. Этот дом был связан с памятью о А.С. Пушкине: здесь он в первый раз появился в обществе с Натальей Николаевной после свадьбы. Дом снимала Н.М. Щербинина (дочь знаменитой Екатерины Романовны Дашковой), и она давала 20 февраля 1831 г. бал. А.И. Кошелев писал В.Ф. Одоевскому на следующий день: «Вчера на бале у Щербининой встретил Пушкина. Он очень мне обрадовался. Свадьба его была 18-го, т. е. в прошедшую среду. Он познакомил меня с своей женою, и я от нее без ума. Прелесть как хороша». В этот же дом А.С. Пушкин послал письмо с поздравлением Павла Воиновича Нащокина с рождением дочери. Нащокин жил здесь в 1834 г.

Крестовоздвиженский переулок от Знаменки. 1913 г.

По всей левой стороне в XVII в. и в первой половине XVIII в. располагалась большая усадьба князя Романа Горчакова. Каменные палаты находились примерно посередине переулка в глубине двора, а по красной линии одно за другим шли здания, возведенные в XVIII в., в которых могли быть скрыты и еще более старые постройки.

Один из домов в глубине участка под № 7 (снесен в связи со строительством станции метро «Арбатская» в 1950 г.) был связан с именем П.И. Чайковского, жившего в нем с ноября 1875 по июль 1877 г. Здесь у Чайковского бывали многие известные композиторы и литераторы: М.А. Балакирев, Н.А. Римский-Корсаков, А.П. Бородин, А.Н. Плещеев и др. В том доме были написаны такие известные произведения Чайковского, как увертюра-фантазия «Ромео и Джульетта» и Первый струнный квартет. Здесь же началась работа над Четвертой симфонией и оперой «Евгений Онегин». В эту квартиру к П.И. Чайковскому несколько раз приезжал Л.Н. Толстой.

В другом доме (№ 5) в конце 1830-х гг. жил знаменитый трагик П.С. Мочалов.

В трехэтажном строении (№ 9) художник Н.П. Ульянов открыл школу живописи; по утрам он занимался там с учениками, остальное время мастерская предоставлялась скульптору А.С. Голубкиной. Здесь она создала свой известный барельеф «Пловец» (он назывался также «Волна» или «Море житейское»), заказанный Саввой Мамонтовым для перестраиваемого здания Художественного театра, – он помещен над правым входом в него.

Изящной угловой башенкой выходит на Воздвиженку (№ 9) главный дом усадьбы князей Волконских, известный в Москве как «дом Болконских» из «Войны и мира».

В середине XVIII в. участок принадлежал князьям Шаховским, в 1774 г. его купил генерал-поручик В.В. Грушецкий. Позже дом перешел к его дочери П.В. Муравьевой-Апостол, сыновья которой участвовали в движении декабристов. Она продала дом в 1816 г. генералу от инфантерии, деду Л.Н. Толстого, владельцу Ясной Поляны князю Николаю Сергеевичу Волконскому, выведенному в романе «Война и мир» в образе старого князя Болконского; он владел им в продолжение пяти лет, а в начале 1830-х гг. дом перешел к Рюминым, рязанским помещикам. По словам современника, сына писателя М.Н. Загоскина, их «роскошные обеды и танцовальные вечера по четвергам привлекали всегда многочисленное общество». Сын владельца дома, живя в Швейцарии, жертвовал большие суммы на образование, и в Цюрихе благодарные граждане назвали одну из улиц города Rue Rumine.

Л.Н. Толстому этот дом был хорошо знаком – он бывал здесь молодым на балах, где ухаживал за прелестной княжной Прасковьей Щербатовой. «Со скукой и сонливостью поехал к Рюминым, и вдруг окатило меня. П.Щ. Прелесть. Свежее этого не было давно». Княжна вскоре вышла замуж за графа А.С. Уварова и стала одним из самых известных деятелей русской археологии.

В начале прошлого столетия дом купил нефтяной промышленник Шамси Асадулаев. Корпус по Крестовоздвиженскому переулку с башенкой на углу с улицей Воздвиженкой был построен в 1906 г. архитектором П.А. Заруцким.

Шамси Асадулаев родился в 1841 г. в Азербайджане в небогатой семье, начинал работать как «арбакеш», перевозил на арбе разные грузы, и в том числе нефть с промыслов Кокорева. Постепенно он расширял свое дело, нанимал рабочих, приобрел нефтяной участок и таким образом выбился в богачи. Он занимался благотворительностью, жертвовал крупные суммы на образование, строительство культурных учреждений, поддержку газет, помощь студентам. В Москве в Малом Татарском переулке он выстроил дом и подарил его мусульманской общине Москвы (см. главу XXVII).

Всезнающий московский репортер Владимир Гиляровский побывал в доме Асадулаева и рассказал о нем: «…бакинский нефтепромышленник Шамси-Асадулаев, который владел роскошно отделанным домом на Воздвиженке, где теперь помещается „Крестьянская газета”. Шамси – бывший простой носильщик в Бакинском порту – оказался владельцем участка, в котором забили нефтяные фонтаны, и в один год сделался миллионером. Потом переселился в Москву, женился на русской, некоей Марье Петровне, особе еще молодой, высокого роста, весьма дородной и знавшей, как пожить. Она одевала своего старого азиата в черный сюртук, в котором он молча и встречал гостей на беспрерывных пирах в своем новом дворце. А в Баку у него осталась семья, взрослые красавцы сыновья и жена. Конечно, семья была против этой женитьбы и жаждала мщения. Постановили убить и жену, и самого Шамси».

Известный адвокат Ф.Н. Плевако, к которому обратился Асадулаев, не знал, что и делать, но только случайно встреченный Гиляровский, как он писал в рассказе «О репортерстве», просветил знаменитого юриста, как ему надо поступать, и, таким образом, дело было благополучно решено.

В советское время особняк занимали множество различных учреждений: Народный комиссариат по морским делам, редакция «Крестьянской газеты», редакция «Истории Гражданской войны» и др. Теперь он принадлежит Министерству иностранных дел.

Правую сторону переулка начинает флигель усадьбы, главное здание которой расположено параллельно Знаменке. Возможно, что оно было построено в середине XVIII в. при графе Ф.А. Апраксине на основе более старых палат. По переписной книге 1738 г. здесь значится владение П.В. Курбатова (1672–1747), соратника Петра I, исполнявшего многочисленные и разнообразные его поручения, автора проекта введения гербовой бумаги, а также известного дипломата. В 1759 г. владелец этого участка граф Федор Алексеевич Апраксин просит у Московской полицмейстерской канцелярии разрешения достраивать два каменных дома, расположенные на его участке параллельно линии Знаменки. Все владение перешло по купчей от 22 июля 1761 г. к графу Роману Воронцову, известному мздоимцу, заслужившему от современников прозвище Роман – большой карман. Его дворец, видно, был необычным, если сам Баженов в «Слове на заложение Кремлевского дворца» сказал: «Прекрасны еще в Москве домы. на Знаменке Графа Воронцова».

При нем в пристроенном к дому деревянном театральном помещении давались представления труппы антрепренеров Бельмонти и Чинти, получивших привилегию на постановку «публичных Маскерадов, комедиев и опер комических». Им в 1769 г. сначала предоставили место «по способности между Покровскими и Месницкими воротами, где была стена Бела-го города и лесной ряд», но вскоре выяснилось, что это место «ниско и еще не осушено и за тем онаго Театра построить не можно. в рассуждении сего и чтоб актеры без платы, а общество без удовольствия не остались», им позволили выстроить театр в доме Воронцова. Театр построили там же, в воронцовском доме, как сообщалось в исповедной ведомости, «жительство имеют оперного дому ахтеры», в том числе известные в истории русского театра Иван Полиграфов и Василий Померанцев.

Сохранилась «опись, учиненная всем пожиткам содержателя московского театра Ивана Иванова Бельмонтия», скончавшегося в 1772 г., которая была составлена им. В описи под номером первым стоит: «театр, построенный мною и на мои собственныя денги по договору и контракту в доме, состоящем на Знаменке, генерал-аншефа, сенатора и разных орденов кавалера Романа Иларионовича Воронцова, весь деревянной: и в нем все строение лавки, ложи и протчее всио деревянное же, а печи кирпишныя». Театр был небольшой – «три деревянные стены, прирубленные к каменной», которые составляли «непрочное строение онаго, без всякого порядка и украшения в внутри, без всякой удобности и важности, приличной публичному зданию с наружи». Театр, конечно, был маленьким и неудобным, и предполагалось построить новый, гораздо больший: «Контора Знаменского театра, стараясь всегда о удовольствии почтенной Публики, чрез сие объявляет, что ныне строится вновь для театра каменный дом на большой Петровской улице близ Кузнецкого мосту, который к открытию окончится конечно нынешнего 1789 года в декабре месяце. что ж касается до внутреннего расположения театра, то оно будет наилучшее в своем роде, как видеть можно на сей сырной неделе в маскерадных покоях, что на Знаменке, где точные планы оного для Публики выставленыя будут».

Только успели москвичи прочесть это объявление, как они узнали, что Знаменский театр сгорел: «в прошлую среду [то есть 26 февраля 1780 г.] в здешнем Знаменском оперном доме от неосторожности нижних служителей, живших в оном, пред окончанием театрального представления сделался пожар, который скорым своим распространением на всех бывших тогда в спектакле и маскараде хотя навел было немалый страх, однако ж. удержан он был и не допущен распространиться далее, так что не только близкие к театру соседние дома, но и самые флигели онаго остались целы». Его уже не восстанавливали, так как почти был готов большой Петровский театр, открытый в том же году 30 декабря.

От Р.И. Воронцова, скончавшегося в 1783 г., дом перешел к его сыну Александру Романовичу, одному из самых известных государственных деятелей нескольких царствований – Екатерины, Павла и Александра, глубоко образованному и по-человечески симпатичному. Он начал службу в 15 лет в Измайловском полку, получил образование за границей, вернувшись в Россию, пошел по дипломатической стезе – поверенным в Вене, посланником в Гааге, полномочным министром в Лондоне, а потом он жил в Петербурге и занимал пост президента Коммерц-коллегии, но всегда находился в отдалении от двора Екатерины. Он старался облегчить участь своего подчиненного А.Н. Радищева, заключенного в крепость и потом сосланного в Сибирь. В 1802 г. император Александр назначил его государственным канцлером.

В 1801 г. Александр Романович продал усадьбу генерал-майору Александру Дмитриевичу Арсеньеву (1766–1819), московскому уездному предводителю дворянства, который владел ею недолго. Уже в 1809 г. усадьбу приобрела графиня Прасковья Васильевна Мусина-Пушкина. Есть сведения о том, что дом пострадал от пожара при нашествии Наполеона. В «Московских ведомостях» в августе 1813 г. было опубликовано такое объявление: «Продается Графини Прасковьи Васильевны Мусиной-Пушкиной большой погорелой каменный дом, состоящий здесь в Москве, на Знаменке, нижний этаж весь со сводами». Следующий владелец, статский советник Н.П. Римский-Корсаков, брат Е.П. Яньковой, известной по «Рассказам бабушки», приобрел дом 12 января 1816 г. и существенно перестроил его к 1818 г., когда он приобрел яркие черты классического дворца с представительным восьмиколонным портиком ионического ордера.

Позже дом принадлежал представителям знатных родов – Гагариным (Н.П. Римский-Корсаков продал его 12 июня 1825 г. князю Сергею Ивановичу Гагарину, одному из основателей Общества сельского хозяйства) и Бутурлиным, а в начале XX в. сдавался под гимназию Е.А. Кирпичниковой, отличавшейся весьма либеральными взглядами. По воспоминаниям ее ученика, эта гимназия «была, кажется, единственной тогда в России средней школой, где от первого до последнего класса мальчики и девочки обучались вместе. Правительство косо смотрело на нашу гимназию, ей не раз угрожало закрытие». Е.А. Кирпичникова, дочь известного либерального историка литературы профессора А.И. Кирпичникова, продолжала работать в школе, формально передав ее другой учительнице – П.Н. Поповой. Затем пришлось переменить не только название, но и статус гимназии: она перешла в ведение объединившихся родителей и учителей и получила странно звучащее название – «Гимназия общества гимназии П.Н. Поповой». Здесь учились дети многих известных актеров – Качалова, Москвина, Лужина.

В 1840-х гг. в доме жил известный филолог Ф.И. Буслаев. «Моя комната, – вспоминал он, – была наверху, окнами во двор», там была и последняя московская квартира философа С.Н. Трубецкого, получившего известность своей общественной деятельностью. Молодой профессор – ему было тогда 43 года – был избран ректором Московского университета. Он поехал в Петербург, и во время заседания у министра народного просвещения у него случился удар, и вскоре – 29 сентября 1905 г. – он скончался. Похороны Трубецкого в Москве превратились в грандиозную манифестацию: у дома на Знаменке собралась огромная толпа желающих проводить его в последний путь.

В первые годы советской власти дом заняли квартирами военные – он назывался 3-м (позже 4-м) домом Реввоенсовета.

В небольшом скверике перед домом в 1959 г. поставили памятник М.В. Фрунзе (скульптор З.М. Виленский), активному участнику Гражданской войны, заменившему Троцкого на посту главы военного ведомства. Тогда «лучший поэт советской эпохи» Маяковский разразился стишком:

Заменить ли горелкою Бунзена[1]

Тысячевольтовый Осрам[2],

Что после Троцкого Фрунзе нам,

После Троцкого Фрунзе срам.

О нем позднее старались не вспоминать.

После смерти Фрунзе на операционном столе в 1925 г. Знаменку переименовали в улицу Фрунзе; историческое имя было возвращено ей в 1990 г.

По Крестовоздвиженскому переулку расположен флигель усадьбы, обработанный в нижнем этаже рустом и замковыми камнями над оконными проемами. На этом же участке позади главного дома в 1911 г. построен большой жилой доходный дом по проекту С.К. Родионова. В нем в жил философ И.А. Ильин, который здесь был арестован в 1922 г. и затем выслан за границу. В 1920—1930-х гг. здесь жили математик А.Я. Хинчин, один из создателей школы теории вероятности, и В.П. Полонский, критик и журналист, первый редактор журналов «Новый мир» (при нем журнал имел самый большой тираж), «Печать и революция», активно участвовавший в литературной борьбе и выступавший против позиции Маяковского, оправдывавшего все, что делала новая власть.

Флигель усадьбы граничит также с солидным доходным домом (№ 4), который украшен колоннадой, проходящей по третьему и четвертому этажам, – модная тогда манера оформления фасадов. Это работа того же архитектора, но более ранняя – 1899 г.

Воздвиженская церковь

В XV в. ближе к углу переулка и Воздвиженки, недалеко от высокого берега речки Неглинной, около небольшого лесного островка был основан Крестовоздвиженский монастырь, который так и назывался – «что на Острове». Он дал название и Воздвиженке, и Крестовоздвиженскому переулку. В летописи Воздвиженская церковь упоминается в 1547 г., когда от нее начался один из самых больших пожаров в Москве. «И бысть буря велика, и потече огнь, яко молния, и пожар силен промче во един час», – эпически повествует летописец. Перед пожаром москвичи были удивлены, увидев известного всей Москве блаженного Василия, «ста перед церковию и плакася неутешно». Недоумевали они только до следующего дня, когда в полдень именно от этой церкви и начался пожар. «Вся Москва представила зрелище, – рассказывал Н.М. Карамзин в „Истории государства Российского”, – огромного пылающего костра под тучами густого дыма. Деревянные здания исчезали, каменные распадались, железо рдело: как в горниле, медь текла». После пожара монастырский собор был отстроен в камне, а в XVIII в. началось новое строительство. В 1701 г. по образу и подобию южнорусских деревянных церковных построек начали возводить новый монастырский собор, но постройка была приостановлена из-за запрещения каменного строительства по всей России. В 1711 г. успели выстроить и освятить нижнюю Успенскую церковь, завершен же собор был только в 1728 г. Богато декорированный центральный восьмигранный столп был окружен четырьмя меньшими башенными объемами, увенчанными главками. Монастырь был упразднен после 1812 г., и собор стал обычной приходской церковью. В 1816 г. стал вопрос о строительстве колокольни (старая обветшала, да и выступала далеко за линию улицы). На старом месте церковное начальство строить уже не хотело, ибо не хотели, чтобы она закрыла «единственный по своему фасаду храм», и предложили построить колокольню с западной стороны. Построили ее только в 1849 г.: автор проекта архитектор П.П. Буренин возвел изящную многоярусную колокольню высотой 52 метра. Она являлась важной доминантой окружающего района.

Справа и слева от святых ворот монастыря в 1820 г. построили два дома для семейств причта кремлевского Успенского собора (Воздвиженка, 7). В Крестовоздвиженской церкви были похоронены многие известные государственные деятели – генерал-аншеф и московский губернатор В.Я. Левашев, живший неподалеку и скончавшийся в возрасте 84 лет, канцлер, друг и покровитель Ломоносова М.И. Воронцов, генерал-поручик Ф.В. Наумов, генерал-майор Ф.М. Каменский. В этой церкви 6 июня 1856 г. состоялось бракосочетание М.Е. Салтыкова и Е.А. Болтиной (которая и придумала ему псевдоним Щедрин, приобретший всероссийскую известность). Снесли церковь в 1934 г., устроив на ее месте метростроевскую шахту, а при прокладке подземного перехода в 1979 г. уничтожили сохранявшиеся монастырские ворота и кладбище – останки погребенных сгребли в кучу и выбросили.

Глава III

КИСЛОВСКИЕ СЛОБОДЫ

Между Воздвиженкой и Большой Никитской

«Того же года попущением божием за грехи наши возъярился царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси, учиниша опришнину, разделение земли и градом. И иных бояр и дворян, и детей боярских взяша в опришнину, а иным повеле быть в земских» – так повествует летопись о событиях 1565 г. На опричнину и земщину была разделена и Москва: на «свой обиход», в опричнину, Иван Грозный забрал западную часть города, от впадения ручья Черторый в Москву-реку (от Пречистенской набережной) до левой стороны Большой Никитской улицы. Сам же царь поселился в новом дворце, построенном недалеко от реки Неглинной. Там, за высокой, в 6 метров, каменной стеной, стояли три большие палаты, окруженные деревянными хоромами. Место сырое, и весь двор вокруг них был засыпан белым песком в локоть толщиной. Благодаря этому обстоятельству было довольно точно определено расположение опричного дворца Ивана Грозного – на углу Моховой и Воздвиженки при строительстве метро нашли слой белого речного песка (хотя, по последним исследованиям археологов, «соотнесение обнаруженных при раскопках сооружений с хозяйственными постройками Опричного двора, описанных Г. Штаденом, весьма вероятно, но не может быть пока строго доказано»). Надо еще упомянуть, что примерно на том месте, где сейчас проходит граница между домами № 4 и 6 на Воздвиженке, до 1780-х гг. стояла церковь Дмитрия Солунского, называвшаяся «что на старом государевом дворе».

Возможно, что для опричников Ивана Грозного недалеко от дворца и были поселены калашники, то есть пекари, и кислошники, приготовлявшие капусту, соленья, квасы. Здесь в XVII в. находились две Кисловские слободы – патриаршая и дворцовая, в последней в конце века насчитывалось 124 двора. Тут была и слобода, управлявшаяся Царицыной мастерской палатой, в которой жили мастерицы-портные, швеи-вышивальщицы, постельницы, портомои, комнатные бабки. Действие пьесы А.Н. Островского «Комик XVII столетия», написанной им к 200-летию русского театра, происходит «на Кисловке», в доме «золотной мастерицы Царицыной мастерской палаты». Пьеса писалась драматургом после изучения исторических источников и консультаций с историком И.Е. Забелиным.

На бровке высокого холма над долиной Неглинной стояли крупные боярские усадьбы, среди которых особенно выделялось владение боярина Никиты Романова. Оно занимало почти всю четную сторону Романова переулка (с 1920 г. назывался улицей Грановского, а до этого Шереметевским переулком). Возможно, что это владение было частью Опричного двора Ивана Грозного, отданной царем Михаилом Федоровичем своему двоюродному брату. Ворота в обширную усадьбу были с Большой Никитской улицы, а каменные палаты боярина стояли по переулку. После смерти Н.И. Романова двор перешел к царю Алексею Михайловичу, который указал его «ведать в Оружейной палате для пушечных и иных разных дел». Здесь построили палаты, где была сложена «всякая ружейная бронь», тут же пристреливались пищали. На этом дворе находились и две палаты «для всяких великого государя верховых живописных писем». Северная часть усадьбы, выходившая на Большую Никитскую улицу, позднее разделилась на несколько дворов, там же были и старинные палаты, которые в 1764 г. все еще назывались «Романовыми». Тогда в газете «Московские ведомости» сообщалось, что «живущий в Романовых палатах учитель принимает учеников для обучения французскому, немецкому языкам и арифметике».

В конце XVII в. вся местность у перекрестка переулка и Воздвиженки принадлежала боярину Льву Кирилловичу Нарышкину, брату царицы Натальи, матери Петра I. По разделу усадьба перешла к сыну Ивану Львовичу, а от него к дочери Екатерине, которая в 1746 г. вышла замуж за младшего брата фаворита императрицы Елизаветы Петровны Кирилла Григорьевича Разумовского, ставшего графом и украинским гетманом и получившего громадное состояние.

В усадьбе уже существовал каменный дом (с правой стороны Романова переулка на месте современного участка № 2), который, вероятно, был выстроен около 1730 г. Возможно, что после перехода всей усадьбы к Разумовскому главный дом перестроили. Предполагают, что при переделке основного дома был заимствован проект французского архитектора Шарля де Вальи, по которому строился дворец в Кускове, а вот мнение о принадлежности проекта В.И. Баженову не подтверждено.

От К.Г. Разумовского дом перешел к его сыну Алексею, но он не хотел оставить его себе, задумав переселиться в большую, почти загородную, усадьбу около Яузы, где он строил себе роскошный дворец (Гороховская улица, 18). Дом был продан с частью мебели и иной обстановки за 400 тысяч рублей. Купил его (и участок через переулок – Воздвиженка, 8/1) граф Николай Петрович Шереметев: купчая была заключена 30 июля 1800 г.

Дом Шереметева на Воздвиженке. 1832 г.

С 1863 г. в шереметевском доме находится Московская городская дума, и он значительно переделывается внутри. С переходом думы в собственное здание здесь в 1892 г. поместился Охотничий клуб. В нем каждую неделю давались спектакли Общества искусства и литературы. В сентябре 1898 г. в клубе познакомились А.П. Чехов и О.Л. Книппер. «…Знаменательный и на всю жизнь не забытый день, – вспоминала Ольга Леонардовна. – Никогда не забуду ни той трепетной взволнованности, которая овладела мною еще накануне, когда я прочла записку Владимира Ивановича (Немировича-Данченко. – Авт.) о том, что завтра, 9 сентября, А.П. Чехов будет у нас на репетиции „Чайки”, ни того необычайного состояния, в котором шла я в тот день в Охотничий клуб на Воздвиженке. И с той встречи начал медленно затягиваться тонкий и сложный узел моей жизни».

В этом же помещении проводились и репетиции Художественного театра в то время, когда отделывалось его здание в Камергерском переулке.

Перед 1917 г. в этом доме помещался Московский шахматный кружок, членом которого был знаменитый русский шахматист А.А. Алехин. В большом зале Охотничьего клуба в начале 1914 г. выступал с сеансами кубинский шахматист, будущий чемпион мира Х.Р. Капабланка.

После переворота 1917 г. в здании находилась военная академия и музей Рабоче-крестьянской Красной армии и флота. В 1930 г. сломали флигели усадьбы и по улице вместо них и парадного двора выстроили уродливое здание для расширявшейся больницы. Со стороны переулка вход в старое здание находился в торце, и можно было наблюдать вереницы черных «Волг», куда обслуга несла пакеты с дешевой провизией для своих хозяев и себя.

Граф Николай Петрович Шереметев

За великолепным дворцом Разумовского – Шереметева видна глава церкви Знамения, одного из самых ярких образцов так называемого московского, или нарышкинского, барокко, для которого характерны центрическое построение здания («иже под колоколы»), широкое использование деталей ордерной архитектуры и особые декоративные приемы – сочетание белого камня и красного кирпича, наличники с полуколонками и резными навершиями, резные гребни фронтонов. В этой церкви особенно хороши ее большие ажурные кресты. К главному Знаменскому храму с обеих сторон на сводчатом подклете примыкают небольшие приделы с главками, освященные во имя св. Сергия Радонежского и св. Варлаама Хутынского.

Знаменская церковь была выстроена Львом Кирилловичем Нарышкиным в конце 80-х – начале 90-х гг. XVII в., и после постройки дворца Разумовским она была соединена с ним переходом – стала домовой.

Церковь закрыли в первой половине 1920-х гг. и тогда сломали часть трапезной и паперть. В ней долгие годы находилась больничная столовая и кухня. Это великолепное произведение русской архитектуры за последнее время тщательно отреставрировано, и в ней совершаются службы.

В доме № 2 (строение 1), построенном архитектором В.В. Белокрыльцевым в 1880–1895 гг., нанимал квартиру композитор А.С. Аренский. Здесь жили профессора Московского университета зоолог М.А. Мензбир, геологи М.В. и А.П. Павловы, биолог К.А. Тимирязев. В дворовом корпусе, напротив апсид Знаменской церкви, – мемориальный музей К.А. Тимирязева, где сохраняются подлинная обстановка, рукописи и обширная библиотека. На письменном столе – папка с рукописью книги «Солнце, жизнь и хлорофилл» – строки предисловия к ней Тимирязев дописывал в последние дни жизни.

Климент Аркадьевич Тимирязев – один из самых известных ученых России, исследовавший проблему фотосинтеза растений. В возрасте 34 лет он стал профессором Московского университета, преподавал в Петровской сельскохозяйственной академии, на женских курсах. Тимирязев приветствовал взятие власти большевиками, преподнес Ленину книгу «Наука и демократия», выражая «счастье быть его современником и свидетелем его славной деятельности», имея в виду, вероятно, разгон Учредительного собрания, закрытия оппозиционных газет, высылку ученых из страны, убийства, казни и террор. В ответ на посвящение Ленин одобрительно заметил: «Я был прямо в восторге, читая Ваши замечания против буржуазии и за Советскую власть».

Церковь Знамения на Знаменке

Тимирязев чрезвычайно резко отзывался о теории наследственности Менделя, лежащей в основе современной генетики, чем, конечно, воспользовался гонитель научной биологии проходимец Лысенко, широко цитировавший Тимирязева. Сыну его, физику А.К. Тимирязеву, видно, не давали покоя лавры Лысенко: он «прославился» отрицанием теории относительности и квантовой механики и организацией (правда, безуспешной) процесса против ученых-физиков.

В доме рядом (№ 4, 1900 г., архитектор К.М. Быковский) было также много квартир университетских профессоров – здесь жили географ А.А. Борзов, биохимик В.С. Гулевич, физик Г.С. Ландсберг, литературовед Н.К. Гудзий, физиолог М.Н. Шатерников, зоолог С.И. Огнев и др.

Бывшие университетские жилые дома теперь перестроены, в университетском дворе построены офисные здания – все это ныне так называемый бизнес-центр «Романов двор». Это работа (1996–2004) мастерской «Попов и архитекторы». Архитекторы М. Леонов, О. Попов и др. поставили новые строения вплотную к зданиям на красной линии переулка и до невозможности затеснили двор. Там обращает на себя внимание стеклянная пирамида, напоминающая пирамиду во дворе Лувра, – здесь же она покрывает бассейн. В «бизнес-центре» находится и кинотеатр, один из самых дорогих в Москве. Эта же мастерская испортила и один из самых ценных памятников архитектуры и истории – «Ректорский дом» Московского университета, и она же очень изобретательно и выигрышно перестроила фабричные здания на Садовнической улице.

Дом с угловой полуротондой на углу переулка и Большой Никитской был выстроен, вероятно, в самом начале XIX в. (на плане участка 1802 г., хранящемся в Московском историческом архиве, написано: «каменное жилое в 2 этажа на погребах строение, состоящее в отстройке») купцами 1-й гильдии Иосифом и Антоном Якоби, в который, возможно, были включены и части более старых зданий. В 1850 г. дом переделывался в доходный, и тогда была уничтожена живописная угловая колоннада с балконом над ней. Дом принадлежал архитектору Московского дворцового ведомства Ф.Ф. Рихтеру, восстанавливавшему и достраивавшему дом Романовых на Варварке. С ним был знаком Н.В. Гоголь, бывавший в этом доме.

На левой стороне переулка также располагались шереметевские владения. Угловой участок № 1/8 занят одним из самых изящных зданий русского классицизма с характерной угловой ротондой. Возможно, что он строился А.К. Разумовским для жены (сестры Н.П. Шереметева) по образцу углового дома на Покровке (№ 2/15). По купчей, заключенной 30 июля 1800 г. (обычно пишут о 1799 г.), он перешел к Шереметеву. Здесь он поселился после бракосочетания с актрисой его крепостного театра Прасковьей Жемчуговой.

Н.И. Аргунов. Графиня Прасковья Ивановна Шереметева-Жемчугова. 1803 г.

В доме жили многие Шереметевы и служившие у них. В этом доме каждая комната «имеет свои воспоминания о членах семьи, уже отошедших; ими доныне все полно в этом доме. Предания в нем живы еще гораздо далее того, что мы помним, и захватывают былое шести поколений. Каждая комната носит свой отпечаток, каждая переносит в незабвенный мир семейного прошлого», – вспоминал Сергей Дмитриевич Шереметев, внук первых владельцев.

После Октябрьского переворота всех повыгоняли, некоторых и расстреляли, а в доме ютились в продолжение многих лет жильцы в коммунальных квартирах.

Сразу за угловым по Воздвиженке домом 1790-х гг. находится большой жилой комплекс из нескольких зданий (№ 3, 1895–1898 гг., архитектор А.Ф. Мейснер), где в 1900-х гг. жил химик-органик С.С. Наметкин. После переворота октября 1917 г. в доме находилась конспиративная квартира английского разведчика Сиднея Рейли. В 1920-х гг. весь жилой комплекс получил название 5-й Дом Советов; в нем жили многие партийные и государственные деятели: К.Е. Ворошилов, М.В. Фрунзе, А.С. Щербаков, Е.М. Ярославский, В.А. Малышев, П.Г. Смидович, С.В. Косиор, С.М. Буденный, И.С. Конев, А.Н. Косыгин, Л.М. Каганович и многие другие. Чуть ли не все высшие чиновники партии и государства перебывали в этом доме – они то переселялись в Кремль, поближе к Сталину, то опять вселялись сюда, попадая в немилость. Иногда в результате таких колебаний они навсегда исчезали, переселяясь в лучшем случае в «места не столь отдаленные», а в худшем – и на тот свет.

В этом доме не все квартиры были комфортабельными. Вот какую запись оставил в дневнике драматург А.Н. Афиногенов, побывавший у академика О.Ю. Шмидта в 1937 г.: «На улице Грановского, в доме номер 3, живет Шмидт. В его квартире еще две семьи, у него все три комнаты, в тесной передней запах обеда из кухни, кабинет плотно уставлен мебелью и книгами. Жена – Вера Федоровна. Большие, грустные глаза. Базедова болезнь.

– Почему мы живем здесь? Отто Юльевич привык. Близко от столовой (СНК) и больницы, близко от Кремля и работы…»

В 1927 г. в доме жил Лев Троцкий, выселенный Сталиным из Кремля. Троцкий рассказывает: «В то время я уже переехал из Кремля на квартиру моего друга Белобородова, который формально был еще наркомом внутренних дел, хотя агенты ГПУ следили за ним всюду, куда бы он ни шел. Тогда Белобородов был на его родном Урале, где он старался встречаться с рабочими в борьбе против бюрократического аппарата [Сталина]». Из этого дома Л.Д. Троцкого 17 января 1928 г. выслали в Алма-Ату. Он отказался выходить из квартиры (№ 62а), и агенты ГПУ вынесли его на руках насильно. Сын Троцкого кричал на лестничных площадках: «Арестовывают Троцкого», а испуганные жители, бывшие бесстрашные борцы с царизмом, выглядывали в полуоткрытые двери, не пытаясь вмешаться. Агенты втолкнули Троцкого в автомобиль и отвезли на Ярославский вокзал.

Доходный жилой дом (№ 5) был построен в 1913 г. по проекту архитектора Н.Н. Чернецова.

В Романов переулок выходит боковой корпус, построенный в усадьбе, главный дом которой смотрит на Большую Никитскую (№ 5). Он представляет собой один из прекрасных образцов классической архитектуры Москвы, включенный М.Ф. Казаковым в альбом лучших «партикулярных» (то есть частных. – Авт.) зданий города. Несколько перестроенный после пожара, он интересен замечательными барельефами на античные темы, помещенными между пилястрами портика. Внутри сохранилась отделка парадного зала и домовой церкви в мезонине, освященной в 1765 г. во имя преподобного Мемнона и девяти Кизических мучеников.

Большой Кисловский переулок в сторону Большой Никитской улицы. 1913 г.

Возможно, что этот дом включил в себя и части древних палат боярина Богдана Матвеевича Хитрово, стоявших в XVII в. как раз на этом месте. В XVIII в. участок принадлежал обер-президенту магистрата С.С. Зиновьеву, потом – стольнику С.Т. Клокачеву, с 1761 г. – князю А.С. Голицыну и в 1765 г. – младшему из знаменитых братьев Орловых, возведших Екатерину на престол в 1762 г., Владимиру Григорьевичу.

Он не принимал такого деятельного участия в перевороте, как его братья. Впоследствии его отправили за границу учиться в Лейпцигском университете, а после возвращения назначили директором Академии наук.

В.Г. Орлов содействовал ученым экспедициям, помогал отправке студентов в заграничные университеты. Он 32 лет вышел в отставку и в основном жил в своем подмосковном имении Отрада, украшая и устраивая его. По мнению его соседа Д.Н. Свербеева, Орлов выгодно отличался от всех других помещиков «…богатством, несравненно высоким перед всеми образованием и достойным глубокого уважения своим характером».

С детьми Орловых занимался бывший у них домашним учителем В.К. Кюхельбекер, в доме жил крепостной Орлова композитор А.Л. Гурилев.

Потом дом перешел к дочери Орлова Софье Владимировне Паниной, после нее и до коммунистического переворота 1917 г. им владели князья Мещерские.

В советское время в доме находился землеустроительный техникум, а с 1934 г. он принадлежит Московскому университету, разместившему в нем исторический факультет, где работали выдающиеся историки и археологи А.В. Арциховский, Д.А. Авдусин, Б.Д. Греков, В.И. Пичета, Е.А. Косминский, Н.А. Машкин и др.

Параллельно Романову проходит Большой Кисловский переулок, самый большой из четырех одноименных переулков бывшей Кисловской слободы.

На месте скверика на левом углу переулка до 1991 г. стоял памятник М.И. Калинину, декоративному главе Советского государства, немало пережившему за годы своего «президентства», – его жена была арестована Сталиным и заключена в лагерь, а он продолжал улыбаться с портретов.

За сквериком стоит здание (№ 1/12), которое было показано на многих планах XVIII в. Оно долгие годы принадлежало Матюшкиным, с 1776 г. – инженер-генерал-майору И.И. Раевскому, с середины XIX в. – Устиновым, а в конце XIX – начале XX в. – Азанчевским. Дом перед переворотом 1917 г. нанимала частная гимназия Н.П. Щепотьевой.

Об этом доме вспоминал композитор С.Н. Василенко, живший в нем в детстве. Его отец в 1870-х гг. был управляющим имениями Азанчевского и занимал квартиру на первом этаже: «Отлично помню обширную залу, длинную белую гостиную с окнами в сад и отцовский кабинет. Перед нашей квартирой был порядочный палисадник – густая полоса акаций вдоль решетки, совершенно закрывавшая улицу, разросшиеся группы сирени, жасмина и других кустов, молодые тополи и клены, цветочные клумбы».

В доме Азанчевского жила С.Н. Львова, с которой был близок С.А. Соболевский, известный библиофил, друг Пушкина. По словам современника, «…он до смешного ухаживал за Львовой, бродил под ее окнами, нанимал ложу против той ложи, которую она взяла, чтоб только смотреть на нее». Соболевский собирался жениться на ней и поехать вместе за границу, но внезапно умер. Он завещал все Львовой, и она, уехав за границу, продала, не пожалев, его замечательную библиотеку и архив. Книги разошлись по разным покупателям, но бумаги, к счастью, приобрел граф С.Д. Шереметев.

В здании, выстроенном в 1871 г. на этом же участке, выходящем и на Нижний Кисловский переулок, в 1881–1882 гг. жил Д.Н. Мамин-Сибиряк. Здесь он работал над первым из романов, посвященных жизни горнозаводского Урала. На первом листе рукописи романа «Приваловские миллионы» Мамин-Сибиряк написал: «Москва, Большая Кисловка, меблированные комнаты Азанчевского», они тогда находились как раз в этом доме. Здесь же располагалось и Общество распространения технических знаний, устраивавшее публичные лекции и издававшее книги и брошюры. В этом доме жили общественный деятель, славянофил К.С. Аксаков, литературовед Н.И. Стороженко, останавливался в приезды в Москву математик А.М. Ляпунов, в 1852 г. жил поэт Н.Ф. Щербина, приехавший в Москву из Одессы уже известным автором изящных «Греческих стихотворений». Он стал работать помощником редактора «Московских губернских ведомостей». «Я очень доволен, – писал он, – что наконец-таки добился до исполнешя своего желания вступить в казенную службу, которая одна только дает человеку постоянное и верное обезпечеше в жизни; а частныя занятия так непостоянны и непрочны. Это я испытал на себе. Постараюсь же строго и законно исполнять свои служебныя обязанности, и благо мне будет». Он прожил в Москве до 1854 г., уехал в Петербург, часто печатался (стихотворение «После битвы» превратилось в романс Гурилева и потом в очень популярную песню «Раскинулось море широко») и был известен своими острыми эпиграммами на сервильных литераторов, которых он звал «литературщиками», да и до наших пор злободневными сатирами на правителей России:

Одно мы пред судом народов

Собой способны доказать,

Что может шайка идиотов

Народом умным управлять.

Дом перед переворотом 1917 г. занимала частная гимназия Н.П. Щепотьевой, о которой писал ее преподаватель, известный историк С.П. Мельгунов: «Эта гимназия представляла собой как бы до некоторой степени семью, членами которой являлся и педагогический и учащийся персонал. Работать здесь в силу этого вдвойне было приятно. да и состав учениц был повышенно интеллигентный».

В первые годы советского правления в 1920-х гг. здесь находилась гостиница «Октябрьская».

В бельэтаже небольшого углового дома № 3/2, построенного к началу 1820-х гг., в 1830—1840-х гг. жил писатель А.Ф. Вельтман, автор когда-то широко известных 15 романов и множества повестей и рассказов. Пушкин так отозвался о романе Вельтмана в письме к Е.М. Хитрово: «Посылаю Вам, сударыня, „Странника”, которого вы у меня просили. В этой немного вычурной болтовне чувствуется настоящий талант». Белинский писал, что «талант г. Вельтмана самобытен и оригинален в высочайшей степени».

Оригинален он был действительно: свободно смешивал в одном произведении прозу и стихи, фантастику и реальность, стиль его изложения был вычурен и манерен. Вельтман известен в москвоведческой литературе – ведь он был директором Оружейной палаты. Ему принадлежат книги «Достопамятности Московского Кремля», статьи «Императорский Кремлевский дворец», «Освящение нового Московского Дворца в Кремле», «Терем в императорском Кремлевском Дворце в Москве», «Московские городские ряды и Гостинный двор», а также несколько исторических сочинений. Как писал М.П. Погодин, сам необыкновенный труженик, в его некрологе: «Он принадлежал к числу тех московских типических тружеников, которые работают с утра до вечера, в своем кабинете, никуда и никогда не выходят почти из дому, кроме случайных необходимостей, не знают никаких в свете удовольствий и всецело преданы своему делу».

Александр Фомич Вельтман

За небольшим палисадником – два однотипных дома постройки 1928–1930 гг. На них несколько мемориальных досок. В доме № 5/7 в 1930–1949 гг. жил первый нарком здравоохранения Н.А. Семашко, именем которого назван этот переулок. В доме жили в 1930–1944 гг. автор «Цусимы» А.С. Новиков-Прибой, в 1928–1951 гг. – невропатолог М.С. Маргулис, в 1928–1955 гг. – соратник В.И. Ленина, организатор и директор Литературного музея, автор многих исторических работ В.Д. Бонч-Бруевич, а также литературовед и общественный деятель П.И. Лебедев-Полянский и известный писатель и библиофил В.Г. Лидин.

До постройки современных зданий тут жили профессора Московского университета – медик А.И. Бабухин и ботаник Н.И. Железнов.

Под № 13 стояли два здания; левое было построено в 1821 г. – на его месте в XVIII в. находилось владение директора Московского университета А.М. Аргамакова. В 1825–1826 гг. на втором этаже этого дома жил известный музыкант Джон, или, как его звали в Москве, Иван Романович, Фильд, создавший целую школу фортепианного исполнительства в России. В 1891–1893 гг. здесь снимал квартиру профессор Московского университета зоолог М.А. Мензбир. Ныне на этом и на соседнем участке, на углу со Средним Кисловским переулком, построены новые здания.

Большой Кисловский переулок кончается невидным строением, фасад которого выходит на Большую Никитскую. За этим фасадом скрывается одна из архитектурных жемчужин классической Москвы, изображение которой поместил архитектор М.Ф. Казаков в альбом лучших московских строений.

По переписной книге 1738 г. здесь находились два участка – небольшой подворья Александро-Свирского монастыря и угловой с палатами – Петра Ивановича Вельяминова-Зернова, из старого рода, происшедшего от татарского мурзы Чета, принявшего крещение и основавшего известный костромской Ипатьевский монастырь. В 1796 г. общий участок числился за графом Львом Кирилловичем Разумовским, племянником известного в российской истории Алексея Розума, певчего, ставшего фаворитом императрицы Елизаветы Петровны.

Пианист и композитор Джон Фильд

Л.К. Разумовский «был истинный барин в полном и настоящем значении этого слова: добродушно и утонченно вежливый, любил он давать блестящие праздники, чтобы угощать и веселить других», но делал это в основном в доме на Тверской (где потом располагался Английский клуб) и в подмосковной усадьбе Петровское. Этот дом, включенный М.Ф. Казаковым в его «Альбомы» лучших московских дворцов, он, как правило, сдавал. Так, здесь поселились князь Александр Сергеевич Долгорукий с молодой женой Ольгой, урожденной Булгаковой. Отец ее, А.Я. Булгаков, записал: «До сих пор еще толкуют о славном бале наших молодых, хваля особенно ласку и ловкость Ольги. Поэт Пушкин также в восхищении от нее: говорит, что невозможно лучше Ольги соединять вместе роль девушки, только поступившей в барыню, и хозяйки. Он мне говорил на бале: „Я глаз не спускаю с княгини Ольги Александровны”; не понятно, как она всюду поспевает, – не только занимается всеми, кои тут, но даже отсутствующим посылает корнеты (пакеты, кульки. – Авт.) с конфетами; я бы ее воспел, да не стихи на уме теперь». А 1 марта 1831 г., в последний день Масленицы, он опять был в этом же доме у Долгоруковых. В этот день знакомые Пушкиных Пашковы, владельцы большой усадьбы на Чистых прудах (главный дом усадьбы сохранился – его нынешний адрес: Чистопрудный бульвар, 12), устроили санное катание, в котором участвовал поэт с Натальей Николаевной, после чего все приехали в этот дом.

Дом пушкинской Москвы сохранился, но в перестроенном виде, и есть опасение в его сохранности.

В начале правой стороны Большого Кисловского переулка находится внушительное здание Центрального военного универмага (Военторга), выстроенное архитектором С.Б. Залесским в 1912 г. для Экономического общества офицеров Московского военного округа. Тут в XVIII в. находились два двора: один, на углу Большого Кисловского, принадлежал Федору Стрешневу, а другой, справа от него, также на углу переулка (но уже в XVIII в. исчез), – Ивану Матюшкину. На плане-рисунке изображены палаты сложной уступчатой формы с крыльцом и двумя маршами лестницы, идущей к сеням; на двор вели ворота со Смоленской улицы, как называлась тогда Воздвиженка. Возможно, что в середине XVIII в. Матюшкины присоединили соседний участок, и они оставались в их роду до 1765 г., когда вся усадьба была куплена князем Д.М. Голицыным. На ней тогда параллельно Воздвиженке стояли каменные палаты. Они уцелели в пожаре 1812 г. и позднее – в середине века – перестраивались. В конце 1850-х гг. дом приобрел золотопромышленник И.Ф. Базилевский; он сдавал его жильцам. Так как дом принадлежал богачам-золотопромышленникам, то досужие москвичи уверяли, что домовые доски были сделаны из чистого золота и охранялись день и ночь дворниками. В 1869 г. Базилевский выстроил позади главного дома отдельное трехэтажное здание специально для меблированных комнат.

В главном здании в октябре 1899 г. открылся Литературно-художественный кружок. «…в подвале, где был устроен буфет, – вспоминал Н.Д. Телешов, – стояла огромная, до потолка, дубовая бочка с крупной надписью латинскими буквами: „in pivo veritas”» (переделка известного речения «Истина – в вине»).

Проект существующего здания универмага сделан под влиянием творчества выдающегося мастера модерна австрийского архитектора Иржи Ольбриха. Интересна сдержанная отделка здания, о владельце и заказчике которого напоминали фигуры воинов-богатырей у входа.

Закрыли популярный магазин в 1994 г. под предлогом нерентабельности, и здание стояло почти десять лет без употребления, после чего московские власти заявили о необходимости снести его и построить новое, с огромной подземной автостоянкой.

При рассмотрении этого вопроса экспертная комиссия определила его несомненную архитектурную ценность и постановила внести здание Военторга в список вновь выявленных памятников, которые по закону нельзя сносить. Все это не повлияло на решение властей, как и не произвело никакого впечатления обращение министра культуры. Здание снесли и на его месте к августу 2008 г. построили то, что никак не может заменить незаурядный оригинал. «Знаток» архитектуры первый заместитель мэра Москвы В.И. Ресин ничтоже обинуясь заявил, что «в целом получилось очень симпатично», а вот директор Музея архитектуры посчитал, что «совмещение чудовищной трехэтажной мансарды, круглого купола по новой московской моде и элементов модерна – вопиющая безвкусица, провинциальная гадость». Автор ее – М.М. Посохин со товарищи.

Дом № 4 (строение 1) по Большому Кисловскому с кариатидами на третьем этаже в 1884 г. был перестроен из двухэтажного классического особняка, принадлежавшего в начале XIX в. генерал-майору А.Д. Арсеньеву. Это было сравнительно небольшое, но представительное здание с высоким вторым этажом, украшенным четырехколонным портиком на арках. В 1830—1840-х гг. владельцем дома был обер-егермейстер, граф К.П. Сухтелен, сын видного военачальника, дипломата и виднейшего коллекционера книг, рукописей, карт и медалей. Его библиотека была крупнейшей частной библиотекой в России, насчитывавшей до 70 тысяч томов.

Члены Экспертной комиссии по охране памятников в квартире П.В. Сытина. Ноябрь 1992 г. Справа налево: М.М. Шагал, Ю.А. Федосюк, Б.М. Маркус, С.К. Романюк

Дом сдавался внаем – в 1838 г. здесь поселился будущий известный драматург Александр Васильевич Сухово-Кобылин и с ним его сестра Елизавета с мужем. Они жили на втором этаже, а комнаты Александра – на первом, справа от холла, который был тогда проездом во двор. Современники вспоминали об их гостеприимном салоне, где бывали писатели и ученые.

Елизавета Васильевна (1815–1892) получила, как и брат, прекрасное образование – ей преподавали известный поэт С.Е. Раич, профессора Морошкин и Максимович. Один из учителей, Н.И. Надеждин, увлекся ею и, несмотря на противодействие матери, задумал увезти ее и жениться, но случайно все расстроилось. Елизавета уехала за границу и вышла замуж за некоего графа Анри Салиаса де Турнемира. Она приобрела известность как писательница под псевдонимом Евгения Тур. Ее первая повесть «Ошибка», напечатанная в журнале «Современник» в 1849 г., имела большой успех и благоприятные отзывы И.С. Тургенева и А.Н. Островского.

Александр Сухово-Кобылин и сестра жили в Большом Кисловском переулке до весны 1848 г.

В 1884 г. дом перестроили и надстроили третий этаж для женской гимназии З.Д. Перепелкиной. В этом здании учились актриса Вера Холодная и поэтесса Марина Цветаева, скучавшая там, по словам ее сестры, «самым отчаянным образом».

Впоследствии гимназия перешла к новой владелице М.Т. Брюхоненко, переехавшей в 1907 г. в Столовый переулок (№ 10).

Здесь же находилось итальянское культурное общество «Данте Алигьери».

Доходное жилое здание рядом № 4 (строение 2) было построено в 1911 г. (архитектор Н.Н. Чернецов) тогдашним владельцем графом С.Д. Шереметевым. В доме с 1915 г. до середины 1930-х гг. жила знаменитая певица А.В. Нежданова.

Строение под № 10 – последний остаток древнего Никитского монастыря, находившегося на углу переулка и Большой Никитской улицы. До основания монастыря здесь, очевидно, была просто приходская церковь св. Никиты, к которой, возможно, относится сообщение Карамзина о том, что в ней в 1534 г. «без всякой чести» похоронили князя Михаила Глинского. Один из самых блестящих авантюристов средневековой Европы, дядя супруги великого князя Василия III Елены Глинской, талантливый и честолюбивый, он перешел от литовского князя на сторону Москвы. После кончины Василия Глинский выступил против фаворита царицы Елены и потерпел поражение. Его арестовали, и он кончил свою полную честолюбивых надежд жизнь в Москве – «поиман бысть по слову наносному от лихих людей», «преставился в нужи» и похоронен «без чести» в церкви св. Никиты в Занеглименье.

У этой церкви Никита Романович Юрьев, отец патриарха Филарета, основал монастырь. В нем, кроме главного собора, были еще две церкви – великомученика Дмитрия Солунского, примыкавшая к собору, и Воскресения Словущего в колокольне, выстроенной М.Д. Быковским в 1868 г.

«Жаркий и неизменный поклонник» Пушкина И.А. Гончаров вспоминал, как он, будучи студентом университета, видел поэта в Никитском монастыре. В монастырском соборе студенты, почитатели поэта, узнав, что он был убит на дуэли, пытались заказать панихиду. Священник вызвал полицейского пристава, который запретил службу, а студентам объявил, что известие о смерти Пушкина ложно.

В связи со строительством московского метро именно на территории Никитского монастыря советские власти решили построить энергоподстанцию. При рытье котлована нашли много скелетов погребенных на монастырском кладбище – их все собрали и выкинули вместе с землей. В 1935 г. тут было выстроено здание подстанции по проекту архитектора Д.Ф. Фридмана.

Напротив дома № 10 поднимается вверх Средний Кисловский переулок. На правой стороне его за угловым домом 1883 г. находится жилой дом (№ 2), построенный архитектором В.А. Мазыриным в 1890 г. (в нем в 1910—1920-х гг. жил композитор Ф.Ф. Кенеман, в 1930-х гг. – артист В.Я. Станицын); за ним дом № 4 (1897 г., архитектор В.Д. Шер), в котором имели квартиры многие преподаватели Синодального училища, в частности Н.С. Голованов, С.Н. Кругликов, А.Д. Кастальский. Далее в переулок выходит помещение знаменитого Большого зала Московской консерватории, открытого 7 апреля 1901 г.

П.П. Кончаловский. Портрет Георгия Богдановича Якулова. 1910 г.

В начале левой стороны переулка находятся новые строения, заменившие небольшие здания: в доме № 1 в 1824 г. жил А.А. Алябьев; там в начале ХХ в. находились меблированные комнаты «Центр», в них в 1914–1917 гг. жил интересный, яркий художник Г.Б. Якулов, о котором М. Сарьян писал, что «его искусство – результат творческой борьбы человека, воодушевленного высокими общественными идеалами». К сожалению, теперь уже не увидишь в том подъезде, где он жил, рисунка на стене лестничной клетки, как бы визитной карточки художника, – вздыбленного красавца коня с всадником, закованным в латы.

Дом № 3, построенный в 1806 г., принадлежал очень большому владению купца Филиппа Ланга, которое выходило в три переулка – в Средний, Нижний и Малый Кисловские (потом оно разделилось на несколько частей). В начале 1850-х гг. в этом доме жил профессор Московского университета, математик А.Ю. Давидов, известный всей школьной России учебниками, многократно переиздававшимися, а его научные работы были дважды удостоены Демидовской премии.

В середине 1890-х гг. здесь жила балерина Е.В. Гельцер, в 1900-х гг. – Карл Метнер, отец известных в московской художественной летописи братьев Метнер. Здесь же, поблизости от консерватории, квартировали композиторы В.С. Калинников и А.Н. Корещенко.

На углу с Малым Кисловским переулком, на месте палисадника перед домом № 10/7, до 1781 г. стояла церковь Косьмы и Дамиана, «что в Ржищах» (то есть на пахотном поле). В 1625 г. здание церкви было еще деревянным, но через три года было выстроено каменное. В приходе ее тогда находились дворы дьяков Андрея Варетева и Семена Собакина, подьячего Леонтия Лукина, приходского священника. У церкви богатыми прихожанами Нероновыми пристроен в 1670 г. придел св. Алексея митрополита.

После пожара 1812 г. бывший церковный участок вошел в состав большого владения генерал-майора Г.А. Колокольцева, продавшего его в 1858 г. коммерции советнику В.И. Якунчикову. В его руках позднее соединились несколько участков – № 5 и 7 по Среднему Кисловскому и № 10 по Малому Кисловскому переулкам.

Дом Якунчикова – это два нижних этажа здания еще XVIII в. под № 10/7, надстроенного в 1953 г. Владелец не был чужд искусству – он играл на скрипке, на его музыкальные вечера собиралась вся Москва. Знаменитые Николай и Антон Рубинштейны часто давали на них фортепианные концерты, не один раз бывал здесь художник В.Д. Поленов. Страстно любила музыку и жена Якунчикова, Зинаида Николаевна, урожденная Мамонтова. Дочь их, рано умершая известная художница М.В. Якунчикова, оставила значительное живописное наследие. У Якунчиковых в 1899–1903 гг. жил художник С.Г. Судейкин, а в 1908 г. – скульптор С.Т. Коненков. В 1950-х гг. тут была квартира известного органиста А.Ф. Гедике.

Интересно отметить, что этот дом, стоявший в самом центре Москвы, по воспоминаниям внучки хозяина, еще в конце XIX в. находился в патриархальной, сельской обстановке: «У дедушки была своя корова, они присоединялась к стаду, поднимавшемуся вверх по Средней Кисловке. Стадо заворачивало к Арбатской площади, по Пречистенскому бульвару спускалось к Москве-реке и по Каменному мосту переправлялось на пастбище».

На месте современного пожарного депо в Малом Кисловском переулке (№ 8) находились много раз перестраивавшиеся старые каменные палаты, которые принадлежали в середине XVIII в. полковнику М.Б. Неронову, а в начале XIX в. – статскому советнику М.М. Грибоедову.

Малый Кисловский переулок у домов № 6 и 7. 1913 г.

В XIX в. за оградой с двумя воротами с геральдическими львами в глубине стояло двухэтажное здание с высоким аттиком и пристройкой с правой стороны для зимнего сада.

Театральные традиции здания рядом (№ 6), бывшего известного ГИТИСа, Государственного института театрального искусства, а сейчас известного как Театральная академия под странноватой аббревиатурой РАТИ-ГИТИС, идут с первых лет прошлого века – на его фасаде над вторым этажом далеко была видна надпись «Музыкально-драматическое училище». Училище Московского филармонического общества находилось здесь с 1902 г.; в нем преподавали такие известные деятели искусства, как А.А. Брандуков, А.Д. Кастальский, В.С. Калинников, В.И. Немирович-Данченко, Л.М. Леонидов, а среди окончивших его были О.Л. Книппер, И.М. Москвин, А.В. Свешников, И.А. Сац и многие другие. По фамилии выдающегося певца Л.В. Собинова, учившегося в этом училище (но, правда, в другом здании), и был в 1937 г. переименован Малый Кисловский переулок.

Это старинное здание, вероятно еще первой половины XVIII в., во второй половине этого столетия принадлежало представителям знатных фамилий – Нелединскому-Мелецкому, Трубецкому, Волконскому. Постройка приписывается генерал-аншефу, князю Михаилу Никитичу Волконскому (1713–1789), участнику Семилетней войны и главнокомандующему в Москве. Отец его, одного из высших сановников, был придворным шутом при Анне Иоанновне – вот до какой степени унижалось дворянство в России.

В 1810 г. всю усадьбу купил у тайного советника В.Н. Зиновьева за 30 тысяч рублей купец Фридрих Ланг, сдававший, как и его наследники впоследствии, множество отдельных строений на большом участке жильцам и различным учреждениям. В нескольких флигелях, выходивших в Малый и в Средний Кисловские переулки, после пожара 1812 г. временно разместилась Московская губернская гимназия. В ней учился М.П. Погодин, писавший в «Школьных воспоминаниях»: «Шесть комнат внизу – классы, вверху шесть комнат для учеников. По бокам квартиры для учителей, комнаты по две. Летом играли на большом дворе в лапту и ходили довольно часто на Воробьевы горы по праздникам». В московском архиве сохранились прошения владельца Ф. Ланга от 1815 г. о дозволении учредить в его доме некий клуб, где «кроме чтения и других занятий, принятых в клубе, определяются две залы, одна для фехтования, а другая для стреляния в цель кисточками из механических ружей, формою и тяжестью соответствующих огнестрельным», а также «танцевальное общество» с платой по 100 рублей, на что генерал-губернатор выразил свое согласие.

Василий Иванович Якунчиков

В 1825 г. «Московские ведомости» объявляли об открытии в доме Ланга учебного заведения для молодых дворян; в 1826 г. главный дом занимала Глазная больница, средний этаж нанимал для своей типографии, одной из лучших тогда в Москве, Август Семен. Он 19 декабря 1817 г. поместил в «Московских ведомостях» такое объявление: «Август Семен, управлявший в продолжение 9 лет типографиею Г-на Действительного Статского Советника Всеволожского, честь имеет уведомить Почтеннейшую Публику, что он завел новую типографию на Кисловке, в доме Ланга, под № 318. В сей типографии, сверх сочинений на Российском и на иностранных языках берется печатать всякия таблицы с большими линейками, визитныя карты, адресы, этикеты всякого рода и проч.» (типография Всеволожского находилась в его усадьбе в Хамовниках и считалась лучшей частной типографией в допожарной Москве).

Типография Августа Ивановича Семена была лучшей в Москве. Он напечатал в ней около тысячи книг, в числе которых были произведения Жуковского, Грибоедова, Баратынского, «Путеводитель в Москве» 1824 г., «Памятники Московской древности», а также почти все сочинения Пушкина, вышедшие в Москве, напечатаны в типографии Семена.

Виньетка к изданию поэмы А.С. Пушкина «Цыганы»

С типографией А. Семена связана история с виньеткой, помещенной им в издании пушкинских «Цыган», где изображены кинжал, цепи, змея и опрокинутая античная чаша, очень заинтересовавшая жандармов, боявшихся малейших намеков на революционеров. Семен убедил их, что виньетка давно получена им из Парижа.

Над типографией А. Семена на третьем этаже дома осенью 1827 г. квартировал великий польский поэт Адам Мицкевич. В 1820-х гг. здесь проходило первое заседание Императорского общества сельского хозяйства. На своей квартире на третьем этаже главного дома читал лекции по французской литературе преподаватель Московского университета Амедей Декамп, о которой помощник попечителя учебного округа отозвался как о знатоке французской литературы, но считал, что «по неведению Русского языка пропадет» без переводчика. Другого мнения придерживался А.С. Пушкин, присутствовавший на одной из его лекций (но не здесь, а у своего родственника М.М. Сонцова), и «во все время чтения смеялся над бедным французом, и притом почти вслух. Это совсем уронило лекции. Декамп принужден был не докончить курса, и после долго в этом упрекали Пушкина».

В одном из зданий на этом обширном участке поселился осенью 1858 г. С.Т. Аксаков. Его старший сын Константин писал родителям, что он ищет квартиру: «Мы уже осмотрели квартир 12 и можем указать вам на 2: 1) на Пречистенке в Еропкинском переулке к Остоженке совершенно отдельный домик г<оспо>жи Баскаковой, гнусной наружности, но дешев, т. е. 800 р<ублей> асс<игнациями> в год: внутри довольно еще чисто, комнаты крошечные (всего 6), может быть, вам удастся что-нибудь из них сочинить. 2) на Кисловке на дворе дома Русселя, где пансион m-me Коколль (известно, что во владении Марии Руссель, дочери Ф. Ланга, нанималось помещение для пансиона благородных девиц Эмилии Федоровны Кнолль. – Авт.), каменный флигель: помещение прекрасное, чистое и просторное, но кухня в связи с комнатами и людской особенной нет. Конюшня небольшая имеется. Цена 300 р<ублей> сер<ебром>. Вверху в мезонине и внизу, почти в земле, живут однако жильцы. Может быть, вы успеете как-нибудь сделаться с хозяином или с подземными жильцами, и они уступят вам комнату, Дешевле 300 р<ублей> вы не найдете, а если мы будем откладывать, так дай Бог и за 400 р<ублей> сер<ебром> нанять что-нибудь».

Сергей Тимофеевич Аксаков

Сергей Тимофеевич Аксаков в продолжение многих лет страдал от тяжелой болезни и скончался здесь ночью 30 апреля 1859 г. Отпевали его в соседней церкви св. Бориса и Глеба на Арбатской площади. Рассказывали, что, переехав сюда и узнав, что здешней приходской церковью была Борисоглебская, он сказал: «Тут и я умру, и отпевать меня тут будут».

Кончина «отесеньки», как нежно называли его в семье, очень тяжело подействовала на Константина. Его знакомый рассказывал, как он увидел Константина в то время: он из редакции журнала «Русская беседа», «перебежав только улицу, уж был на Кисловке, а сделав еще шагов тридцать к знакомому дому, видел палисадник за перилами, большие ворота, и из ворот, в противоположную от меня сторону, медленными шагами удалявшуюся фигуру. Я нагнал вслед; медленно отходивший от меня обернулся. Можно ли было узнать прежнего, бодрого душевно и телесно Константина Сергеевича. Мало сказать: он страшно изменился в лице, нет! а от общей исхудалости. и было еще что-то удлиненное и утонченное во всей фигуре. Пепельность бороды и усов, вдруг взявшаяся проседь, вместо прежнего их цвета; с ног до головы чрезвычайная угрюмость во всем виде; неподвижный, какой-то внутрь самого себя обращенный, самоуглубленный взор и тихость, жуткая тихость – поразили меня, „Ни удовольствие, ни радость жизни, – писал другу Аксаков, – для меня существовать не могут. Одним словом, жизнь кончилась, жизнь, как моя”… Всю зиму К.С. чахнул; весной и летом заболел так, что его отправили за границу; в том же 1860 году он и скончался, 7 декабря, вдали от родины, в греческом архипелаге, на острове Занте. За границей первоклассные знаменитости, иноземные врачи дивились чахотке и сухотке этого богатыря, умирающего с тоски по своему отцу; собственно, вся и болезнь была в этом».

Соседний, стоящий в глубине участка дом № 2 также солидного возраста – он показан на планах конца XVIII в., когда принадлежал некоему доктору Г. Доппельмайеру. С 1890-х гг. здесь жили химик И.А. Каблуков и медики Н.Ф. Голубов и А.П. Губарев. В 1970-х гг. этот особняк, принадлежавший Министерству внутренних дел, роскошно переделали для приемов министров дружественных социалистических стран, а в 1989 г. по инициативе тогдашнего министра В.В. Бакатина отдали под клуб ветеранов милиции.

Алексей Николаевич Оленин

На другой, левой стороне Малого Кисловского переулка два больших жилых дома, построенные почти одновременно, – № 1 в 1913 г. (в 1930-х гг. жил писатель А.С. Яковлев, внесший весомый вклад в советское мифотвотворчество книгой «Пионер Павел Морозов») и № 3 в 1914 г. Последний был переоборудован для издательства «Искусство». Он находится на территории бывшей большой усадьбы, принадлежавшей конной гвардии вахмистру Николаю Наумову, на которой торцом к переулку стояли двухэтажные каменные палаты, сохранившиеся в составе современного строения. Усадьба была приобретена в 1761 г. подпоручиком конного полка Николаем Яковлевичем Олениным, отцом президента Академии художеств археолога А.Н. Оленина, директора Императорской публичной библиотеки, талантливого художника, археолога и писателя, который родился здесь в 1763 г. и жил до 11 лет.

Часть усадьбы, где находятся палаты, в 1832–1833 гг. снимала семья И.С. Тургенева, а в 1840-х гг. здесь жил у своего шурина после возвращения из ссылки декабрист З.Г. Чернышев. В 1873 г. владельцем дома становится В.С. Шиловский, ученик и друг Чайковского, который часто бывает здесь. Возможно, о прогулке по этому переулку вспоминал давний друг композитора И.А. Клименко, когда они направлялись к дому Петра Ильича на Знаменке (дом № 16). Он приводит шутливое стихотворение Чайковского, обращенное к нему:

Ты помнишь ли, как Кисловским проулком

На Знаменку свой направляя бег,

Резвились мы, подобно сдобным булкам,

Попавшим с печки прямо в мокрый снег…

Дом № 5а в 1894 г. получил новый фасад (архитектор П.М. Самарин), и на фронтоне появились буквы «ВД» – инициалы Владимира Думнова, владельца известного в Москве издательства, выпускавшего в основном учебники для начальной и средней школ. Созданное в 1828 г. братьями Салаевыми, оно существовало почти сто лет и в 1926 г. слилось с издательством «Работник просвещения». Особняк рядом (№ 5) был построен для того же Думнова в 1903 г. по проекту А.М. Щеглова. В советское время тут была эстонская миссия, а сейчас посольство Эстонии.

Дом № 7 постройки 1890 г. – одна из первых работ архитектора И.Г. Кондратенко, впоследствии много трудившегося в Москве, особенно в жилом строительстве. В начале XIX в. этот участок принадлежал братьям Михаилу и Петру Чаадаевым, и есть сведения о том, что будущий философ провел здесь детские годы. Тут в 1880-х гг. жил профессор медицины А.Б. Фохт, организатор Института общей и экспериментальной патологии при клиниках Московского университета, автор многих работ по патологии сердца и сосудов. Здесь жил артист Н.Н. Соловцов, для театра которого А.П. Чехов написал пьесу «Леший»; в начале 1890-х гг. – редактор популярной газеты «Русские ведомости» В.М. Соболевский.

На участке № 9 дом слева построен в 1838 г. (пристройка с правой стороны 1850-х гг.), а узкий дом справа – в 1912 г., проект архитектора И.И. Флоринского. После надстройки его двумя этажами он стал высоким и еще более неуклюжим. Здесь жил специалист по творчеству Ф.И. Тютчева, его правнук, литературовед К.В. Пигарев.

Здесь Малый Кисловский переулок подходит к Большой Никитской улице. Его правая сторона заканчивается двухэтажным домом № 10/17, находящимся на территории старинной усадьбы, принадлежавшей князьям Ромодановским, от которых она перешла к дочери князя Ивана Федоровича Ромодановского Екатерине, вышедшей замуж за графа Михаила Гавриловича Головкина, крупного государственного деятеля петровского и екатерининского царствований, действительного тайного советника и сенатора. В центре усадьбы стояли каменные палаты, о которых впервые написал исследователь Москвы Н.А. Гейнике. Это было строение редкое в нашем городе, сохранившее многие черты архитектуры XVII в. Оно находилось как раз на месте нынешнего здания школы, выстроенной именно на месте старинных палат. Общественность протестовала тогда – во многих газетах летом и осенью 1959 г. появились возмущенные статьи ревнителей прошлого.

Здание № 10/17 на самом углу Большой Никитской с Малым Кисловским переулком было выстроено в конце 1820-х гг. тогдашним владельцем купцом Ф.В. Булошниковым. На первом этаже дома находились лавки, а второй был жилой. В 1886 г. его удлинили с левого бока, надстроили третий этаж и изменили фасад. В 1883 г. по этому адресу находилась граверная мастерская Рихау, в которую определили учиться шестнадцатилетнего И.Н. Павлова, ставшего выдающимся гравером. До 1917 г. тут находилось издательство «Мусагет» (от одного из прозвищ Аполлона, предводителя муз), первоначально находившееся в доме № 31 по Гоголевскогому (Пречистенскому) бульвару. Оно было основано поэтами Эллисом (Львом Кобылинским) и Андреем Белым и музыкальным критиком Эмилием Метнером и издавало символистов и мистиков.

Малый Кисловский переулок в сторону Большой Никитской улицы. 1913 г.

Напротив – участки № 11 и 13 по Малому Кисловскому переулку, которые в XVIII в. были одним владением – здесь в 1772 г. стояли каменные палаты обер-секретаря И.Я. Комарова. В 1780-х гг. ими владел Б.М. Салтыков, писатель, сотрудничавший в журналах того времени, способствовавший переписке И.И. Шувалова с Вольтером, который писал историю Петра I. В начале XIX в. на этом участке, принадлежавшем купцу 2-й гильдии Г.Н. Зарубину, стояло необычное в плане здание – в центре находился круглый объем, к которому примыкали прямоугольные крылья. Назначение здания выяснилось из архивного документа, где сообщалось о том, что «Контора театральной дирекции по Московскому отделению» наняла у Зарубина все строения «для помещения в оных маскерадов и концертов». При частичной перестройке дома контора намеревалась «в большой ротонде вместо дверей сделать арку», а «из пяти комнат выбрать деревянные простенки и потолки и обратить их в одну залу, чтобы была в два просвета», и расписать ее «под надзиранием театрального декоратора господина Скотти».

Этот дом был известен в театральной Москве. Мемуарист начала XIX в. С.П. Жихарев писал в своем «Дневнике» в 1805 г.: «На днях, кажется 2 декабря, в круглой зале Зарубина у Никитских ворот дает концерт скрипач Вальйо, соперник знаменитого Роде, который два года тому назад обворожил Москву…» В пожар 1812 г. дом Зарубина сгорел, и долгое время на углу переулка и Большой Никитской стоял закопченный остов здания. Строительные работы начались лишь в 1838 г. сыном купца отставным поручиком Ефимом Зарубиным. На углу было возведено трехэтажное здание, вероятно включившее в себя часть старого, XVIII в., строения. Оно, возможно, вошло в театральное здание, построенное в 1885 г. по проекту К.В. Терского на участке, принадлежавшем соседнему владению княгини Шаховской-Глебовой-Стрешневой. Фасад театра принадлежит молодому Ф.О. Шехтелю, который работал в мастерской Терского. Надо сказать, что здание значительно пострадало, когда уничтожили его нарядное завершение – крутую щипцовую крышу и бочкообразные башенки с решетками красивого рисунка.

В 1890 г. тут демонстрировалась необыкновенная новинка, возбудившая всеобщий интерес: «новейшее усовершенствование фонографа Эдисона, Утром и вечером, – сообщали газеты, – публики было столько, что в фойе не хватало мест, было объяснено новейшее усовершенствование фонографа, состоящее в применении рупора, благодаря которому каждая фонограмма слышна отчетливо по всей зале».

В этом здании работало несколько театров, и в том числе «Парадиз», называвшийся так по имени антрепренера Георга Парадиза. Театр назывался «Интернациональным», так как в нем выступали как русские, так и зарубежные артисты. На его подмостках играли такие знаменитости, как Л. Барнай, С. Бернар, Э. Дузе, Э. Поссарт, Э. Росси. В его зале 1 мая 1899 г. артисты Художественного театра показали Чехову спектакль «Чайка». В театре состоялось первое выступление С.В. Рахманинова как дирижера Русской частной оперы. Здесь давали представления оперетта Е.В. Потопчиной и театр миниатюр. С 1913 по 1917 г. находилось Московское отделение Императорского Русского театрального общества, а после – Театр революционной сатиры, преобразованный в Театр революции под руководством В.Э. Мейерхольда, в дальнейшем Театр имени В.В. Маяковского, которым руководил Н.П. Охлопков.

Большое владение Шаховских выходило и в соседний Калашный переулок, где по проекту того же К.В. Терского в 1884 г. были возведены строения под № 16. На бывшем зарубинском участке за чугунной оградой расположены дома № 14 и 12. Первый из них с гербом на аттике (герб, впрочем, просто декоративный) построен в 1876 г. для купца А.Г. Чижова. Второй же (№ 12), с большими светлыми окнами и декоративными украшениями на крыше, так называемыми акротериями, выстроен в 1884 г. для купчихи А.И. Сергеевой архитектором А.С. Каминским. В 1898 г. особняк приобрел Н.Н. Коншин, владелец Серпуховской мануфактуры, одной из крупнейших хлопчатобумажных фабрик в России; дом принадлежал ему до переворота 1917 г.; в 1920-х гг. в доме был детский сад «Светлый путь». В этой усадьбе в конце 1860-х гг. жил профессор Д.Е. Мин, специалист по судебной медицине, но более известный как переводчик Шекспира, Теннисона, Байрона, Данте. В 1892–1893 гг. тут жил преподаватель Московской консерватории, воспитатель многих выдающихся пианистов Н.С. Зверев. В советское время в особняке обосновалась редакция журнала «Война и рабочий класс» и потом его преемника – журнала «Новое время». Теперь тут находится резиденция посла Японии.

Театр «Парадиз»

Дом рядом (№ 10) в основе своей построен, возможно, в послепожарное время, а в 1876 г. приобрел современный вид. В 1920-х гг. в нем жил артист Художественного театра Л.М. Леонидов. Этим участком, на котором по линии переулка стоял одноэтажный деревянный дом, в 1796–1809 гг. владел известный московский акушер, или, как он официально назывался, «заслуженный профессор Повивального искусства, Доктор Медицины, Двора Императорского Величества Лейб-Медик», В.М. Рихтер. Он родился в семье пастора при лютеранской церкви св. Михаила в Немецкой слободе, окончил медицинский факультет Московского университета и был послан за границу для усовершенствования в лучших западноевропейских клиниках. По возвращении в Россию Рихтер в течение многих лет преподавал в университете, принимал роды, лечил, руководил акушерскими клиниками, занимался и общественной деятельностью, будучи, как написал его биограф, не только «Президентом Московского физико-медицинского общества, но и его красою». Ему принадлежит одна из первых серьезных работ по истории медицины в России, в которой есть немало сведений о медицине в Москве.

В этом же доме в 1799 г. родился его сын, также будущий профессор Московского университета и акушер, М.В. Рихтер.

Часть большой усадьбы (№ 8 и 6), выходившей на Малый Кисловский переулок, застроена служебными зданиями и особняком (№ 6, архитектор А.М. Щеглов), появившимся в 1888 г. Последний был выстроен для того же книгоиздателя и книгопродавца В.В. Думнова, который имел дом в соседнем Малом Кисловском переулке (большая буква «D» изображена несколько раз на потолке одной из комнат особняка). В 1890-х гг. особняк приобрел инженер Н.Л. Марков, а перед большевистским переворотом 1917 г. его владельцем был потомственный почетный гражданин А.М. Попов. После большевистского переворота дом был предоставлен германскому Красному Кресту, а в 1930-х гг. там находились квартиры сотрудников посольства Германии. В настоящее время в особняке помещается посольство королевства Нидерландов.

Заканчивает переулок (а по нумерации начинает) дом № 2 строгой, аскетичной архитектуры, с башенкой на углу. Это так называемый дом Моссельпрома. На нем в 1920-х гг. красовалась яркая реклама: «Моссельпром», «Дрожжи», «Папиросы», «Конфекты» и зазывный стишок: «Нигде кроме, как в Моссельпроме». Эта организация, основанная в 1922 г. как объединение по переработке сельскохозяйственных продуктов, отстроила дом для своих контор и первое время помещалась здесь.

В начале XIX в. этот небольшой участок, выходящий сразу в три переулка – два Кисловских, Малый и Нижний и третий Калашный, – был занят древней церковью Иоанна Милостивого и дворами ее причта.

Когда ее построили здесь – неизвестно. Было бы соблазнительно связать ее постройку с появлением такой необыкновенной гостьи, как византийская царевна Софья Палеолог, которая прибыла в Москву 12 ноября 1472 г. именно в день празднования Иоанна Милостивого. Однако этому нет никаких подтверждений, говорится лишь, что въехала она в этот день рано утром и проследовала в Кремль, где ее благословил митрополит. Церковь упоминается в известии о московском пожаре 1591 г., в котором Карамзин обвиняет Бориса Годунова, «задумавшего таким образом заслужить любовь народную, когда у Иоанна Милостивого загорелся двор колымажников и в иных трех местах, и в несколько часов сгорели улицы Арбатская, Никитская, Тверская, Петровская до Трубы, весь Белый город и за ним Двор Посольский, слободы Стрелецкие, все Занеглименье: домы, лавки, церкви и множество людей. Кремль и Китай, где жило знатное дворянство, уцелели; но граждане остались без крова, некоторые и без имения. Стон и вой раздавались среди обширнаго пепелища, и люди толпами бежали на Троицкую дорогу встретить Феодора, требовать его милости и помощи: Борис не допустил их до Царя; явился между ими с видом любви и сожаления, всех выслушал, всем обещал и сделал обещанное: выстроил целыя улицы, раздавал деньги, льготныя грамоты; оказывал щедрость беспримерную, так что Москвитяне, утешенные, изумленные сими благодеяниями, начали ревностно славить Годунова».

Отсюда, от Иоанна Милостивого, 24 октября 1612 г., в заключительные дни Смуты, после того, как «вси Поляки и Литва, и Немцы и град Кремль оттворишя», сюда «снидошася» войска князя Дмитрия Пожарского и, встретившись с отрядами князя Дмитрия Трубецкого, направились на Красную площадь, «вземше честныя кресты и чюдотворныя иконы, поидошя во град Китай, благодарственыя и победныя песни Господеви воздаху. И сшедшеся вси вкупе на место Лобное, молебнаа совершающе».

Известно, что церковь была каменной до пожара 1629 г., рядом с ней стоял небольшой Никольский храм, который сгорел и более не возобновлялся. В 1812 г. церковь очень пострадала, и ее приписали к соседней Борисоглебской у Арбатских ворот. Разобрали церковь в 1817 г., а участок перешел к частным лицам. Здесь к 1817 г. было выстроено несколько небольших каменных зданий. В одном из них в 1818–1819 гг. жила семья С.Ф. Мочалова, отца и учителя будущего знаменитого актера Павла Мочалова, который тогда только что поступил на императорскую сцену. В 1912 г. новый владелец, купец Титов, задумал на месте старых зданий, в которых находился трактир и при нем извозчичья стоянка, построить семиэтажный доходный дом. Строительство велось в крайней спешке, и к весне следующего года все семь этажей уже были возведены. Однако ранним утром 22 марта 1913 г. окрестные жители проснулись в шестом часу от страшного грохота – обрушилась стена дома по Калашному переулку. Переулок завалило грудой битого кирпича, бревнами, обломками железа на высоту двух этажей, в соседних домах вылетели стекла. К счастью, из-за раннего времени обошлось без жертв. При судебном разбирательстве выяснилось, что причинами катастрофы были спешка, нарушение строительных правил и плохое качество строительных материалов. Суд оштрафовал купца на, 100 рублей, а автора проекта архитектора Н.Д. Струкова приговорил к полуторамесячному аресту. Впоследствии из-за трудностей военного времени к 1917 г. удалось построить части здания, выходящие на Малый Кисловский переулок (№ 3) и Калашный (№ 4), а на углу было выведено только пять этажей.

В январе 1923 г. началась достройка дома по проекту инженера В.Д. Цветаева. Конструкция угловой башенки принадлежит известному ученому-строителю профессору А.Ф. Лолейту. К январю 1925 г. строительство «первого советского небоскреба», как его тогда называли, закончилось. Снаружи здание было украшено широкими синими полосами, а внутри, как писала газета «Вечерняя Москва», «дом выдержан в американизированном стиле: это дом, выстроенный для учреждения и приспособленный только для него: узкие коридоры с небольшими кабинетами по сторонам, залы, где собираются много посетителей и где надо избегнуть тесноты; строгость и простота в отделке». Однако вскоре он превратился в обычный жилой дом, о прошлом его владельце напоминают только эмблемы Моссельпрома – рабочий с рогом изобилия, – сохранившиеся в отделке лестниц. В этом доме в 1964–1969 гг. жил известный филолог В.В. Виноградов. Кроме него, здесь жили многие крупные военные, почти все как один арестованные и уничтоженные. Среди них начальник Военно-инженерной академии И.И. Смолин, начальник отдела Генштаба и начальник военных сообщений Э.Ф. Аппога, начальник отдела внешних сношений разведуправления А.И. Геккер, заместитель начальника Генштаба С.А. Меженинов, начальник инженерного управления Н.Н. Петин, заместитель начальника артиллерии Л.П. Андрияшев и др., а также прославившийся в первые годы советской власти И.И. Вацетис, спасший Ленина и его правительство в Москве в 1918 г., и маршал Г.И. Кулик.

Противоположная, левая сторона Калашного переулка занята зданиями, которые стоят на участках, выходящих на Никитский бульвар, – многие из них были подсобными хозяйственными постройками, за исключением тех, которые начинают или заканчивают переулок. О первом из них (дом № 1/6) был написан целый очерк жившим в нем одним из известных московских краеведов А.Ф. Родиным, материалы для которого собирали сами жители дома. В 1737 г. это был участок князя А.И. Шаховского, генерал-аншефа, правителя Малороссии, потом его племянника, генерал-прокурора Я.П. Шаховского, далее Е.Г. Племянниковой, урожденной графини Чернышевой, после нее принадлежал княгине В.В. Голицыной, урожденной Энгельгардт; в 1824 г. дом купил на аукционе Ф.Ф. Кокошкин, директор Императорских театров. В его доме находилась и типография, печатавшая тогда все театральные афиши.

Одно время в конце XIX в. дом принадлежал А.И. Шмиту, деду известного капиталиста-революционера. В 1870—1890-х гг. тут помещался Коммерческий суд. С конца 1830-х гг. и до переезда в 1845 г. в Петербург в этом доме жил композитор А.Е. Варламов, в 1885–1905 гг. – пианист, директор Московской консерватории В.И. Сафонов, в 1920-х гг. – драматург А.Н. Афиногенов, актер М.А. Чехов.

Как всегда бывало в домах, находившихся у перекрестков на бойких местах, в нем помещалось великое множество всяких торговых и иных предприятий – меблированные комнаты, магазины, кухмистерская «Русское хлебосольство» под управлением некоей Берты Ивановны Ауэр. Этот дом, неприглядный, но интересный своей историей, был снесен в конце 1997 г.

На третьем этаже дома № 3 по Калашному переулку (в основе своей он, может быть, XVIII в.) с 1918 по 1968 г. жил известный историк Москвы П.В. Сытин. Он еще в 1913 г. стал заведующим Музеем городского хозяйства Москвы, называвшимся с 1920 г. Московским коммунальным музеем. Сытин всю свою долгую жизнь (он родился в 1885 г. и умер в 1968 г.) занимался исследованием Москвы. Ему принадлежит такая фундаментальная работа, как трехтомная «История планировки и застройки Москвы», в которой опубликовано много ценнейших документов. П.В. Сытин – автор широко известной книги «Из истории московских улиц», вышедшей в 1958 г. третьим изданием, серьезных исследований по истории названий московских улиц и многих других. Всего им было опубликовано почти 400 статей и около 20 книг, и почти все они посвящены одному предмету – Москве! В несохранившемся доме на этом же участке у С.Д. Перфильева в 1842 г. бывал Гоголь.

В доме № 5 в конце 1860-х гг. жил композитор В.Н. Кашперов, автор оперы «Гроза» на либретто А.Н. Островского. Знаменитый драматург бывал здесь, так же как И.С. Тургенев, знакомый с хозяином дома. С конца 1874 г. в нем жил профессор Московской консерватории критик Н.Д. Кашкин, оставивший интересные воспоминания о П.И. Чайковском.

Дом № 7 – часть целого комплекса жилых домов Министерства финансов, начатого постройкой в 1914 г. (архитектор Б.М. Нилус). В центре его по переулку, там, где первый этаж обработан классическими деталями – замками над окнами, рустом, пилястровым портиком, – не старинное здание, как это можно подумать, а построенная тогда же домовая церковь для жителей дома.

Калашный переулок заканчивается домом с богатой историей (№ 23 по Большой Никитской). Основная часть его относится к первой половине XVIII в. – на плане 1753 г. уже стоят двухэтажные палаты коллежского советника С.Е. Молчанова. (Возможно, что они принадлежали еще княгине Г.О. Путятиной, владелице участка по переписи 1737 г.) В конце XVIII в. им владеет тайный советник Н.Н. Салтыков, подаривший его дочери, вышедшей замуж за князя Я.И. Лобанова-Ростовского. В начале XIX в. усадьба переходит к князю Д.И. Лобанову-Ростовскому, министру внутренних дел; в 1820 г. его приобретает Д.Н. Бантыш-Каменский, владевший домом всего три года. А.Я. Булгаков сообщал в письме брату в Петербург в конце 1820 г.: «Дмитрий Каменский купил за 95 тысяч дом Лобанова-Ростовского у Никитских ворот, отделал его с большим вкусом и давал намедни для именин своих обед и ужин». Д.Н. Бантыш-Каменский был историком, автором «Истории Малой России» и «Словаря достопамятных людей Русской земли».

В 1824 г. усадьбу покупает П.Б. Огарев, отец поэта и революционного деятеля Николая Огарева. В этом доме часто собирался кружок прогрессивно мыслящей молодежи, в который входили А.И. Герцен, В.В. Пассек и др. В 1834 г. кружок разгромили, и его участники были арестованы и жестоко наказаны. Много лет спустя они вспоминали «заветную комнату» в нижнем этаже дома, в которой кипели споры молодежи. Чтобы вспомнить тот период, писал А.И. Герцен, «,надобно, чтобы друзья юности собрались вместе в той же комнате, обитой красными обоями с золотыми полосками, перед тем же мраморным камином и в том же дыму от трубок». «Смело и с полным сознанием скажу, – писал он много позже, – еще раз про наше товарищество того времени, что это была удивительная молодежь, что такого круга людей талантливых, чистых, развитых, умных и преданных я не встречал».

Сестра Н.П. Огарева Анна Плаутина, к которой дом перешел по раздельной записи после кончины отца, сдавала помещения в нем под разные нужды. Так, в апреле 1833 г. в «Московских ведомостях» объявили, что «,у Никитских ворот, в доме Плаутиной, бывшем Огарева», открывается «водочный погреб для продажи разных высшей доброты питей», и далее перечисляется все, что посетитель вправе ожидать, – «французские водки, коньяк, бальзам, ратафия (высших сортов наливка), ликер, сладкие водки штофами, полуштофами, бутылками и полубутылками».

Плаутина продала участок в 1838 г. отставному ротмистру князю А.А. Голицыну, а во второй половине XIX в. дом перешел к А.М. Миклашевскому, переделавшему его – тогда надстроили третий этаж, увеличили окна, сделали большие витрины на первом этаже и убрали немодный портик. По воспоминаниям московского бытописателя, дом удивлял своими редкими розовыми (!) зеркальными окнами. После А.М. Миклашевского особняк перешел к его дочери, а от нее – к Михаилу Петровичу Скоропадскому.

В 1885 г. в доме открылся торгово-промышленный музей кустарных изделий, выставленных на Всероссийской выставке. В нем также находились Высшие женские курсы В.А. Полторацкой, художественно-промышленная школа, хоровые классы народной консерватории, в 1903 г. это был адрес букиниста А.М. Старицына, о котором писал Анатоль Франс.

В 1913 г. дом основательно переоборудовали для кинотеатра «Унион», переименованного в 1939 г. в кинотеатр Повторного фильма. Над кинотеатром в 1920-х гг. располагался Музыкальный техникум имени А.Н. Скрябина. В интерьере сохранилась – редкий случай в Москве – бывшая парадная лестница особняка, по которой проходят в кинотеатр.

На другом углу Калашного переулка – скромный жилой дом (№ 21), построенный около 1823 г. Владение это составилось из двух в начале XVIII в. В 1759 г. его купила княгиня М.Г. Сибирская, чьи деревянные хоромы стояли по линии улицы. Потомкам княгини участок принадлежал до 1821 г., когда владельцем становится генерал-лейтенант Е.И. Морков, который, возможно, и построил на месте хором каменный двухэтажный дом. Его в 1875 г. капитально перестраивает архитектор Н.Н. Васильев, обильно и нарядно украсив по моде того времени. Здесь в 1860 г. жил детский врач Н.А. Тольский. До советской власти в доме находилось много торговых лавок, магазинов: аптека, книжный магазин, цветы, «депо шляп» – и вдобавок кооперативная столовая «Кушай на здоровье».

Последний переулок в этих местах – Нижний Кисловский. В XIX в. он иногда так и назывался – Последний Кисловский. Почти весь квартал по левой стороне между переулком и параллельной ему Воздвиженкой был занят крупной усадьбой князей Долгоруких и участком Ризположенской церкви (на месте дома № 7). После пожара 1812 г. церковь была упразднена и вся сторона переулка долгое время не застраивалась, к Воздвиженке же выходил пустырь. На нем в 1860—1870-х гг. находился зверинец некоего Гейденрейха, а рядом – цирк Гинне, о котором вспоминал Станиславский. В 1874 г. архитектор А.О. Вивьен выстроил четырехэтажный жилой дом (№ 5) – он теперь капитально переделан под учреждения. Рядом с ним жилой дом Дорхимзавода постройки 1930-х гг. (архитектор Э.Л. Гамзе).

Четная сторона переулка начинается домом № 2, о котором рассказано ранее (Большой Кисловский пер., 3). Рядом с ним, во дворе, за небольшим садиком стоит двухэтажное строение (№ 4), возведенное в 1817 г. Оно было перестроено владельцем архитектором Д.М. Подлужиным в 1891 г., и он же сделал пристройку справа.

Скромный двухэтажный дом (№ 6, левое строение на участке) был когда-то известен всей театральной Москве. В нем помещался так называемый Секретаревский театр. На части большого владения, принадлежавшего в начале XIX в. купцу Ф. Лангу, в 1860 г. любителем театра статским советником П.Ф. Секретаревым было построено небольшое здание с левой стороны участка. Театральный зал примерно на 300 мест занимал первый и второй этажи, сцена размещалась в той части, которая ближе к проезду во двор. В Секретаревке начинали играть такие в будущем известные актеры, как Н.П. Рощин-Инсаров, А.Р. Артем, Н.И. Музиль, ее сцена видела первые сценические шаги известного мецената, основателя Частной оперы Саввы Ивановича Мамонтова. Здесь выступил в первый раз Константин Алексеев под псевдонимом Станиславский. Здесь же играл и молодой Модест Писарев, на творческую судьбу которого большое влияние оказала встреча с великим Щепкиным в фойе именно этого театра. В 1881 г. «московский купеческий сын» Яков Брюсов, отец поэта, ставил здесь «спектакль любительский, без платы за вход и без публикаций и афиш». В Секретаревском театре разыгрывались и пьесы, которые не могли появиться на казенной императорской сцене. В 1860 г. управляющий театральной конторой сообщал начальству, что «,в театральной зале г. Секретарева любителями даются без публикации и продажи билетов спектакли, на которых, между прочими, была исполнена комедия г. Островского „Доходное место”, недозволенная театральною цензурою». Здесь же устраивались выступления музыкантов, вокальные концерты.

Этот театр имел отношение и к становлению армянского театра – многие армянские студенты отсюда перешли на профессиональную сцену. В 1919–1920 гг. сюда приезжал М. Горький на спектакли театра-студии «Габима», где педагогом был Е.Б. Вахтангов.

В 1892 г. Секретаревка (театр так назывался по старой памяти, хотя владельцы были уже другие) перестала существовать, дом перешел к доктору А.А. Корнилову, устроившему тут водолечебницу. Здесь же до советской власти находился и скромный, содержавшийся на частные средства противоалкогольный музей столичного попечительства о народной трезвости.

При Секретареве дома на участке сдавались внаем. Так, в феврале 1868 г. тут в нижнем этаже одного из строений снял квартиру за 250 рублей в месяц Л.Н. Толстой, приехавший с семьей в Москву из Ясной Поляны. Фет вспоминал о встречах с Толстым в Москве тогда: «Графа Льва Николаевича Толстого с женою и детьми я застал на Кисловке на квартире, Лев Николаевич был в самом разгаре писания „Войны и мира”, и я, знававший его в периоды непосредственного творчества, постоянно любовался им, любовался его чуткостью и впечатлительностью, которую можно бы сравнить с большим и тонким стеклянным колоколом, звучащим при малейшем сотрясении».

В первой половине марта вышел четвертый том «Войны и мира», и Толстой продолжает усиленно работать над пятым томом. «Я по уши в работе», – писал он Т.А. Кузминской. Из Москвы Толстые вернулись 10 мая 1868 г. обратно в Ясную Поляну.

Обычно пишут, что Толстой жил на Средней Кисловке, но в этом переулке не было дома, принадлежавшего Секретареву, он владел участком в Нижнем Кисловском, и надо сказать, что тогда довольно часто путали названия нескольких Кисловских переулков.

Воспоминания о Кисловских переулках, возможно, подсказали Толстому строки в «Анне Карениной» о том, как Левин в ожидании свидания с Китти Щербацкой проводит время: «Сделав большой круг по Газетному переулку и Кисловке, он вернулся опять в гостиницу и, положив пред собой часы, сел, ожидая двенадцати».

Под № 8 – жилой дом, три этажа которого построены в 1898 г. по проекту автора здания консерватории академика архитектуры В.П. Загорского. В этом доме жил филолог С.И. Соболевский, один из самых знаменитых античников в Москве. Он окончил с золотыми медалями московскую 5-ю гимназию на Поварской и Московский университет, где преподавал почти всю жизнь, а он не дожил один год до столетия. Соболевский – автор около ста трудов, его грамматики латинского языка до сих пользуются спросом. В его квартире находилась богатейшая библиотека, из-за которой никак не могли сделать ремонт. Как рассказывает его ученик, «у Соболевского было разрешение от Моссовета не делать ремонта – потому что от перекладки книг с его полок может потерять равновесие и разрушиться весь четырехэтажный дом в Кисловском переулке».

В 1920-х гг. в этом доме была квартира артистки О.Л. Книппер-Чеховой, жила испанская коммунистка Долорес Ибаррури; в 1934–1958 гг. жил драматург Б.С. Ромашов, в честь которого на здании помещена мемориальная доска. Еще одна доска – в память Фридриха и Конрада Вольфов.

Фридрих Вольф был известным немецким писателем, печатавшимся еще с 1920-х гг. Он стал коммунистом, и ему при нацистах пришлось эмигрировать. В Советском Союзе он продолжил активную писательскую деятельность, создал антинацистские пьесы, воевал в Испании, занимался разведывательной работой в Париже, вернулся в СССР и, что удивительно, пережил сталинскую мясорубку. После войны – он в ГДР, лауреат многих премий, классик социалистического реализма. Сын Фридриха Конрад Вольф, известный кинорежиссер, выпускник ВГИКа, пользовался популярностью его фильм «Гойя, или Тяжкий путь познания», а вот второй сын Фридриха Вольфа, Маркус, также был известен, но в специфических кругах. Он получил образование в СССР, сначала в немецкой школе, потом в русской имени Ф. Нансена и, наконец, самое главное – в школе Коминтерна, готовившей учеников к подрывной деятельности. На протяжении многих лет он являлся главой одной из самых разветвленных и эффективных шпионских организаций коммунистов в мире – немецкой Штази.

В этом доме в начале 1930-х гг. жил друг Вольфов драматург В.В. Вишневский, известный в советское время пропагандистскими произведениями – сценарием кинофильма «Мы из Кронштадта», пьесами «Первая Конная», «Оптимистическая трагедия», одиозной «Незабываемый 1919-й», сделанной к 70-летию Сталина. Он активно участвовал в травле Булгакова, Эрдмана, Зощенко, но в то же время, как ни удивительно, поддерживал Мандельштама. Вспоминает Надежда Мандельштам: «В последний год в Воронеже, в домике „без крыльца”, изоляция дошла до предела. Жизнь наша протекала между нашей берлогой и телефонной станцией в двух шагах от дома, откуда мы звонили моему брату. Два человека – Вишневский и Шкловский – передавали ему в ту зиму по сто рублей в месяц, и он посылал их нам. Сами они посылать боялись. В нашей жизни все было страшно».

Глава IV

У УСПЕНСКОГО ВРАЖКА

Между Большой Никитской и Тверской

Большая территория между двумя этими улицами рассечена хитро переплетенной сетью переулков. Пять из них соединяют радиальные улицы Тверскую и Большую Никитскую, и еще два проходят между ними. К этим семи переулкам прибавляются еще и два тупика. В XVII–XVIII вв. изрезанность уличной сети была больше – с того времени исчезло семь переулков. Один из них следовал направлению притока реки Неглинной и назывался так же, как и он, – Успенский вражек. Эта небольшая речка и сейчас проходит под старым зданием университета, под аркой в центре его. На Успенском вражке (или враге, овраге) в 1520-х гг. был устроен Посольский двор и там останавливались литовские послы (отчего и двор часто звался Литовским). Сохранился наказ московских властей ответственному за прием послов: «…беречи Немятому Мясоеду [вот какие имена бывали] того накрепко, чтоб к послам на двор опричь приставов, дети боярские и боярские люди не ходили никто никаким делом и не говорил бы с ними никто ни о чем, да улицею б мимо послов не ездил никто; а на Успенском враге держати сторожа, чтоб и Успенским врагом мимо послов не ездил же никто».

В конце XVI в. в этих местах был «поставлен Земский двор», то есть учреждение, занимавшееся управлением разросшимся городом. Летописец уточняет место расположения Земского двора: «Блиско Успенского врашка, у мосту, против старово государева двора». Тут говорится, вероятно, об опричном дворе Ивана Грозного, построенном царем вне стен Кремля, на Воздвиженке. На Успенском вражке был устроен пороховой завод, взрыв которого в июне 1531 г. был зафиксирован летописцем: «,и в тот же пяток на седьмом часу дни, загореся внезапу зелье пушечное на Москве, на Успенском враге, на Алевизовьском дворе; делаша бо его на том дворе градские люди, и загореша делателей тех от зелья того в един час более двою сот человек».

Через нынешний университетский двор проходил также исчезнувший переулок – он назывался Леонтьевским по церкви Леонтия Ростовского, упраздненной в конце XVIII в.; переулок же вошел в университетскую территорию, которая сейчас ограничивается с северо-запада Никитским переулком (в 1920 г. был переименован в улицу Белинского). Старое его название – Долгоруковский переулок – произошло от фамилии владельцев углового с Тверской улицей дома князей Долгоруких.

Почти вся четная сторона переулка занята университетскими строениями. На углу с Большой Никитской улицей – монументальное здание, выстроенное архитектором К.М. Быковским в 1898–1902 гг. По верху здания идет надпись с еще старой орфографией: «Зоологическш музей». О назначении здания недвусмысленно говорят и изображения животных в барельефах, на стенах и в капителях колонн – оленей, лебедей, овец, сов, на кронштейнах карниза – медведей. Музей зародился как кабинет натуральной истории в 1791 г., и теперь коллекции музея по богатству представленных экспонатов занимают второе место после академического музея в Петербурге.

За музейным зданием находится дом, предназначенный для химической лаборатории университета, перестроенной архитектором А.С. Каминским в 1887 г. из старого, 1836 г. постройки, дома. В этом здании в течение 60 лет работал знаменитый химик академик Н.Д. Зелинский. Теперь здесь музей-квартира ученого.

Рядом находится угловой участок (№ 4–6/5), выходящий на Тверскую улицу. В XVIII в. он располагался между двумя переулками – Долгоруковским (ныне Никитским) и проходившим южнее Леонтьевским. В начале XVIII столетия им владел стольник князь Г.Ф. Долгоруков, младший брат известного правдоискателя в петровские времена, не боявшегося в глаза говорить правду, Якова Федоровича. Григорий Долгоруков считался самым опытным специалистом в польских делах, он несколько раз был послом в Польше и вмешивался во внутренние дела королевства, посему и возбудил такую ненависть, что был вынужден уехать из Польши. Г.Ф. Долгоруков владел селом Подмокловом, недалеко от Серпухова, где он построил одну из самых необычных церквей в России – двусветную ротонду, окруженную балюстрадой с фигурами апостолов и евангелистов.

После него этим участком владел его сын Алексей, о котором так писал автор «Словаря достопамятных людей Русской земли» Д.Н. Бантыш-Каменский: «Современники отзываются о нем, как о человеке весьма не хитрого разума, который не имел никакого навыка в общежитии, был лукав, горд, невольник Двора, придерживался древних обычаев, ненавидел иностранцев». Он активно участвовал в дворцовых интригах вокруг Петра II, обручил его со своей дочерью и уже почитал себя властителем империи, но через четыре месяца императрица Анна Иоанновна, отняв все, сослала его в Березов, туда, где до него томился князь Меншиков, низвергнутый Долгорукими.

Декоративное оформление Зоологического музея

В 1745 г. участок перешел к Румянцевым – графу Александру Ивановичу и его сыну, знаменитому полководцу Петру Александровичу, в 1756 г. – генерал-поручику И.И. Костюрину, а в 1793 г. – действительному тайному советнику А.С. Мусину-Пушкину.

Ныне ничто не говорит о том, что существующее здание, выходящее на Тверскую, было когда-то великолепным дворцом. Возможно, что он был выстроен еще при Долгоруковых, а Мусины-Пушкины, владельцы в конце XVIII в., дали заказ архитектору М.Ф. Казакову его перестроить, существенно увеличив. Казаков пристроил к старому дому угловую с Никитским переулком часть, почти вдвое увеличив сам дом, переделал фасад и интерьеры.

Очередная кардинальная переделка всего здания была произведена почти через сто лет, когда его новая владелица, потомственная почетная гражданка Лидия Постникова, задумала выстроить торговый пассаж, предполагая, что на такой оживленной улице, как Тверская, из него можно извлечь неплохой доход.

Перестраивал и надстраивал старый казаковский дом архитектор С.С. Эйбушитц, и он же выстроил во дворе новые корпуса. Несущие конструкции пассажа разработал инженер В.Г. Шухов. Новый пассаж открыли 8 ноября 1887 г., но, однако, покупатели не жаловали его. «Затея оказалась неудачной, пассаж не имел сквозных галерей, все было запутано, темно, и публики было совсем мало, торговля шла тихая», – вспоминал архитектор И.Е. Бондаренко. В начале XX в. некий «отставной корнет» Леонид Бирюков открыл в «Постниковском пассаже» синематограф под «заграничным» названием «Паризьен», часть же помещений по Никитскому переулку (дом № 4) была занята гостиницей «Пассаж» и меблированными комнатами «Брюссель».

В советское время бывшее торговое заведение приютило несколько театров: в 1929–1936 гг. работал «театр обозрений», его сменил театр В.Э. Мейерхольда, игравший здесь в то время, пока строилось специально для него разработанное здание на Триумфальной площади. Потом тут играл Театр эстрады и миниатюр (в 1938–1946 гг.), а после него – Театр имени М.Н. Ермоловой. Это здание хотели снести, чтобы выстроить вторую очередь гостиницы «Интурист», кошмарным силуэтом вторгнувшуюся в московскую панораму, но, к счастью, от этой затеи отказались.

В пожар 1812 г. здания университета сгорели до основания – на Моховой высились только обгоревшие стены. Его преподаватели и студенты были тогда в Нижнем Новгороде. В 1813 г. обсуждали вопрос о возвращении университета в Москву, но было неизвестно, где проводить занятия. В конце концов заключили договор о найме домов, принадлежащих купцу А.Т. Заикину, рядом с университетским участком, в Никитском переулке (дом № 5). В этих домах, которыми позднее владел корнет А.И. Яковлев, университет помещался до 1818 г., когда 10 октября открылся в торжественной обстановке восстановленный архитектором Д.И. Жилярди главный университетский корпус. Здесь жил университетский профессор, юрист Н.Н. Сандунов.

В высоком пятиэтажном доме под тем же № 5 в 1897–1900 гг. жил профессор Московского университета Д.Н. Анучин, основоположник антропологии в России, основатель университетского Музея антропологии, руководивший созданной им кафедрой географии в Московском университете. В конце XIX в. здесь жили В.Ф. Лугинин, организовавший в университете первую в России термохимическую лабораторию, а также химик Н.И. Курсанов. С 1896 г. и до кончины в 1925 г. здесь жила артистка Е.К. Лешковская, прославившаяся ролями кокеток и интриганок. Проникновенные слова написала о ней Т.Л. Щепкина-Куперник: «Жизнь свою Лешковская кончала тяжело. Болезнь доставляла ей страшные физические страдания, а окончательный разрыв с любимым человеком подтачивал душу, В последние годы я нередко бывала по поручениям Ермоловой у нее дома, в ее скромной, но уютной квартире, в нижнем этаже дома на улице Белинского, Ни грусть, ни болезнь не могли стереть в ней необыкновенного изящества ее черт, фигуры, позы, мягких серых тонов ее одежды и меха, в который она зябко куталась: „вечная женственность” не покидала ее, а внешнее изящество брало свои истоки в изяществе ее души. И только мучительно-печально было видеть, как эта женщина, созданная, казалось, для блеска и солнца, безрадостно доживала свои дни. И ушла, точно, с упреком судьбе, давшей ей все, чего может желать женщина: талант, красоту, успех – все, кроме счастья».

Елена Константиновна Лешковская

Тут также находилась квартира литературоведа и историка театра А.К. Дживелегова в 1909–1952 гг., чьи труды были посвящены трем замечательным представителям итальянского Ренессанса: Данте Алигьери, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Он редактировал и участвовал в написании большого труда «Отечественная война и русское общество», в продолжение 40 лет работал в редакции энциклопедического словаря «Гранат». В 1930-х гг. в этом доме жил писатель Е.А. Пермяк.

В 1994 г. внешний вид дома существенно изменился: его переделали для московского Департамента строительства – все сломали, за исключением фасадной стены, и перестроили (архитектор И.А. Покровский и др.). Рядом с бывшим университетским домом в 1801 г. под руководством профессора А.А. Прокоповича-Антонского устроили Малый ботанический сад, где выращивали оранжерейные редкие растения, полученные из сада имения Разумовских Горенки.

Весь следующий участок до Тверской занят монументальными зданиями: Министерства связи, на углу – Центральным телеграфом, построенным в 1927 г. по проекту архитектора И.И. Рерберга, и возведенной к Олимпиаде 1980 г. Международной автоматической телексной станцией (1980, архитекторы Ю. Шевердяев, А. Мелихов, В. Уткин). Эти здания выстроены на обширном участке, где находился дом генерал-фельдмаршала князя Н.Ю. Трубецкого, опытного политика, долго удерживавшегося у кормила власти. В 1740–1760 гг. он занимал один из высших постов в Российской империи – пост генерал-прокурора Сената. В 1770 г. его дом был приобретен казной для Межевой канцелярии, помещавшейся там до 1788 г. В этом году университет просил предоставить ему дом, ибо новое его здание на Моховой строилось весьма медленно «за уменьшением назначенной на то суммы по нынешним военным обстоятельствам». Тогда шла разорительная Русско-турецкая война, закончившаяся победным Ясским договором 1791 г. В старых помещениях университета на Красной площади было уже тесно «по причине умножающихся ежедневно учеников» и еще потому, что было «негде расположить все принадлежности университетской, как то: библиотеки, кабинета натуральной истории, физических машин, анатомии, лаборатории, ботанического сада и протчих вещей, находящихся в совершенном неустройстве, наносящим вред оным».

Екатерина удовлетворила просьбу университета, указом от 3 октября 1788 г. повелела отдать «казенный дом, где прежде помещалась межевая канцелярия, Московскому университету для употребления на его надобности». И уже и в следующем году сюда перевели университетскую типографию, словолитню и книжную лавку, которыми руководил знаменитый просветитель и книгоиздатель Н.И. Новиков. В типографии печатались «Московские ведомости», которые продавались в книжной лавке в Строгановом переулке, отчего последний скоро стал называться Газетным. Тут же была и одна из первых московских публичных библиотек.

В дом Трубецкого решили поместить университетский пансион. Его перестраивал М.Ф. Казаков. Как писал директор пансиона: «Из суммы, вносимой воспитанниками пансиона, отделан мною в полтораста тысяч рублей архитектором Козаковым так, что в нем были не только удобные классы, спальни и залы, но и театр был весьма удобный и поместительный для публичных представлений». Казаков выделил левый угол здания эффектной купольной ротондой, отмечавшей поворот улицы в этом месте. Симметричная ей вторая ротонда была построена уже позже; в ней находилась домовая церковь пансиона, освященная во имя преподобного Сергия; в 1818 г. по повелению императора Александра I церковь перестроили и освятили во имя Воздвижения Креста. По воспоминаниям, главные ворота тогда были с Газетного переулка, а по Тверской еще не было построено здание по красной линии. По переулку шла кирпичная ограда, у ворот стоял небольшой флигель, в котором жил директор пансиона А.А. Прокопович-Антонский. У него квартировал В.А. Жуковский, который здесь, как утверждают, написал поэму «Людмила». П.А. Вяземский вспоминал, что, возвращаясь «за полночь с какой-нибудь вечеринки или бала» Газетным переулком, он видел свет в окне Жуковского и заезжал к нему на беседу.

В 1791 г. в доме разместился университетский Благородный пансион, закрытое учебное заведение для дворянских детей, одно из лучших в России, ставший центром общественной и литературной жизни Москвы. Учебные программы значительно превышали гимназические. Учившийся в пансионе будущий военный деятель Д.А. Милютин вспоминал, что уровень пансиона «значительно превышал уровень гимназического. Так, в него входили некоторые части высшей математики (аналитическая геометрия, начала дифференциального и интегрального исчисления, механика), естественная история, римское право, русские государственные и гражданские законы, римские древности, эстетика». В пансионе преподавали крупные ученые Московского университета, а среди его воспитанников были М.Ю. Лермонтов, Е.А. Баратынский, А.П. Ермолов, братья Милютины, А.С. Грибоедов, А.Ф. Вельтман, В.Ф. Одоевский, С.П. Шевырев и многие другие известные деятели. Особенно увлекались воспитанники пансиона литературой. Они создали «Дружеское литературное общество», в котором принимали участие братья Андрей и Александр Тургеневы и В.А. Жуковский. В пансионе издавались рукописные журналы и альманахи, ставились спектакли. В залах пансиона устраивались заседания Общества любителей российской словесности, и молодежь видела на них Н.М. Карамзина, И.И. Дмитриева, К.Н. Батюшкова. «Всякое чтение в Обществе, – по словам М.П. Погодина, – делалось предметом живых споров и суждений у студентов. Русский язык был главным, любимым предметом в Пансионе. Русская литература была главною сокровищницею, откуда молодые люди почерпали свои познания, образовывались». Пансион имел, как писал М.Е. Салтыков-Щедрин, тоже его воспитанник, «хорошие традиции и пользовался отличною репутациею». Правда, для правительства Николая I репутация университетского пансиона была основательно подпорчена: в нем получили образование многие декабристы – он «приготовлял юношей, которые развивали новые понятия, высокие идеи о своем отечестве, понимали свое унижение, угнетение народное», – считал воспитанник пансиона декабрист В.Ф. Раевский.

Так, в пансионе воспитывались видный участник Южного общества Н.С. Бобрищев-Пушкин, члены Союза благоденствия А.В. Семенов и П.П. Каверин, видный декабрист А.И. Якубович, член Северного общества П.А. Муханов, первый из арестованных декабристов В.Ф. Раевский, один из казненных П.Г. Каховский, крупный деятель ранних декабристских организаций Н.И. Тургенев. Недаром Николай I, приехав в сентябре 1830 г. в Москву, и внезапно, по своему обыкновению никого не предупреждая, посетил университетский пансион и был несказанно возмущен, увидев фамилии декабристов, «государственных преступников», на мраморной доске отличников – выпускников пансиона. Он попал в пансион во время перемены, встреченный толпой учеников, мчавшихся, не обращая ни на кого внимания, вон из классов. Николай наткнулся на кого-то из учителей, приказал собрать воспитанников в актовый зал, которые вместе со всем синклитом перепуганных преподавателей выслушали гневную речь императора. Последствия не заставили себя ждать: пансион преобразовали в дворянскую гимназию с муштрой и преподаванием военного дела – о дружеских литературных беседах уже не было речи (надо сказать, что еще в 1800 г. существовали планы переделки пансиона в кадетский корпус).

Позднее дом был продан, и в нем поместилось множество торговых заведений. Один из воспитанников пансиона, М.А. Дмитриев, так писал о продаже дома:

В те дни, когда добро и знанье

Ценилось выше серебра,

Здесь было место воспитанья,

Был дом науки и добра!..

И вот, проломанные стены

Дверей и крылец кажут ряд!

Тайник святыни воспитанья

Непосвященному открыт

И осквернен рукой стяжанья.

Здесь роскошь некогда разложит,

Прельщая очи, свой товар;

За деньги зрелище, быть может,

Раздует сладострастный жар;

Иль будет там вертеп веселья,

Куда обжорство заманит,

И где народное похмелье

В разгульных песнях загремит.

До 1914 г. этот дом, часто появлявшийся на многочисленных фотографиях старой Тверской, с его характерными угловыми ротондами, был почти полностью закрыт рекламными вывесками – тут и «электро-театр», и «мануфактурные товары», и «оружейный магазин», и «готовое платье». Перед Первой мировой войной весь участок покупает страховое общество «Россия», ломает все здания на нем и начинает строить комплекс из нескольких больших доходных домов. Однако во время войны были устроены лишь подвалы и возведены стены на высоту полутора метров. Художник В.П. Комарденков вспоминал, что в первые годы советской власти в подвалах ютились беспризорные, проститутки, бандиты, дезертиры. «Как-то раз я зашел, в подвал под телеграфом, – рассказывал художник. – Огромный, с многочисленными переходами и закоулками, он напоминал катакомбы, Закутки подвала оказались обставленными с известным комфортом, попадались золоченые кресла, вазы, ковры, картины. Были сложены даже печи из кирпича, где в никелированной посуде из ресторанов варили обед. Шла игра в карты».

В 1922 г. недостроенные здания решили использовать для возведения нового помещения Центрального телеграфа. Москва стала столичным городом, и старый телеграф на Мясницкой не справлялся с возросшей нагрузкой. В этом году силами безработных начали планировать участок и разбирать строительный мусор, в 1925 г. объявили конкурс на новое здание Центрального телеграфа, который выиграл инженер И.И. Рерберг. На памятной доске было начертано: «1926 года Мая 22 в девятый год советской власти совершена закладка здания Центрального телеграфа, радиоузла и междугородной телефонной станции СССР в Москве, сооруженного по проекту и под руководством И.И. Рерберга». Первоначально все это сооружение, открытие которого состоялось 29 августа 1929 г., называлось Домом связи имени Подбельского (по фамилии первого наркома почт и телеграфа), но почти сразу же его наименовали зданием Наркомпочтеля и Центральным телеграфом. Оно вызвало тогда множество противоречивых мнений, но сейчас может служить украшением Тверской. Его крупные членения, большие окна, массивный рустованный цоколь и 42-метровая угловая башня с декоративной решеткой по рисунку племянника автора проекта художника И.Ф. Рерберга, выделяют это здание из монотонной застройки улицы. На здании поместили вращающийся глобус, в дни праздников оно особенно ярко, с выдумкой, украшалось.

Из этого здания 22 июня 1941 г. было передано сообщение о начале войны.

Название Газетный переулок получил по университетской типографии, где печаталась, и лавке, в которой продавалась газета «Московские ведомости», бывшая многие годы единственной в Москве. Старое его название – Строгановский – обязано самому видному владельцу – барону Строганову, имевшему дворец, стоявший на углу переулка и Тверской улицы.

Этот дворец считался одним из самых примечательных частных московских зданий, и его изображение находилось в «Альбомах партикулярных строений», собранных М.Ф. Казаковым. Это было представительное трехэтажное строение с выделенным четырехколонным портиком в центре и двумя двухколонными по обеим сторонам. Справа находилось пристроенное еще в 1674 г. здание домовой церкви Сергия Радонежского.

В XVII в. тут был двор ближнего боярина и воеводы князя Д.М. Черкасского, умершего в 1651 г. С 1716 по 1723 г. владельцем был стольник князь Ю.Ю. Одоевский, с 1723 г. – генерал-аншеф В.Ф. Салтыков (1675–1755), а потом его сын камергер Петр Васильевич Салтыков. С 1757 г. все принадлежит Николаю Григорьевичу Строганову, младшему сыну последнего «именитого мужа», как именовались они со времен царя Михаила Федоровича, которого они ссудили огромной по тому времени суммой – 842 тысячи рублей. Петр I возвел трех братьев Строгановых – Николая, Сергея и Александра – в баронское достоинство. К 1758 г. относится первый план этого места, на котором показано здание дворца барона Н.Г. Строганова, стоящее по красной линии Тверской.

Его снесли при реконструкции Тверской улицы в 1930-х гг. и примерно на этом месте уже после войны выстроили монументальное жилое здание (№ 9) по проекту архитектора А.Ф. Жукова (1949 г.). Гранит, которым отделан цоколь здания, предназначался для памятника гитлеровской армии в ознаменование победы над СССР.

По первоначальному проекту это здание должно было продолжаться и по переулку, но его не закончили, и до недавнего времени с Газетного переулка далеко был виден слепой брандмауэр дома. Теперь же здесь стоит первенец современной архитектуры в Москве – здание офиса и кафе компании «Макдоналдс», удачно вписавшиеся сюда, его гладкие поверхности полированного стекла отражают соседние здания, как бы растворяя жесткие современные формы нового строения в привычной дробной отделке московской застройки (авторы Ю.П. Григорьев, А.Р. Воронцов и др.).

В Газетном переулке (в 1920 г. его переименовали вместе с переименованием Большой Никитской – ее назвали улицей Герцена, а переулок – поэта Огарева, чтобы друзья оставались «вместе») есть два архитектурных памятника. Один из них – здание Успенской церкви, к названию которой прибавлялось «что на Успенском вражке». Церковь здесь существовала по крайней мере с XVI в. Каменное здание ее было выстроено в 1647 г., но в 1857–1860 гг. оно было заново построено архитектором А.С. Никитиным на средства купца С.А. Живаго. В 1924 г. церковь закрыли и отдали под архивное хранилище – там до 1977 г. находились фонды Московского исторического архива; после архива в церкви открыли междугороднюю телефонную станцию, а в 1996 г. возобновили богослужения. Надо отметить, что в этой церкви ежегодно проходят панихиды по великому украинскому поэту Тарасу Григорьевичу Шевченко, для которых почему-то выбрали дату 14 апреля – ведь он скончался 28 февраля (старого стиля) 1861 г. в Петербурге. По пути на Украину похоронная процессия прибыла в Москву 27 апреля старого стиля и заупокойную службу отслужили в церкви св. Тихона на Арбатской площади. Но, правда, и здесь поминали Шевченко несколько его почитателей – в газете «Московские ведомости» сообщили, что в сороковой день после его кончины, 6 апреля 1861 г., здесь отслужили панихиду.

Рядом расположен один из тех архитектурных памятников, которые реставраторы недавно освободили от убогих непритязательных одежд.

Двор, где стоят каменные палаты (№ 9), был продан в 1724 г. вдовой крестового дьяка Анной Андреевой князю Одоевскому за 200 рублей. Через четыре года князь продал двор «с каменным и деревянным строением» Даниле Янькову уже за 400 рублей, и можно предположить, что в это время палаты были подвергнуты какой-то перестройке князем Иваном Васильевичем Одоевским. Однако существующий дом, возможно, был выстроен именно Д.И. Яньковым в промежуток между 1728 и 1737 гг., когда он был назначен гофинтендантом и переехал в Петербург.

В 1762 г. его сын, прокурор Главной провиантской канцелярии Александр Данилович Яньков, отдавал дом внаем, и в объявлении, помещенном им в газете «Московские ведомости», было подробно перечислено, что находилось у него в доме. Все покои были «обиты разными обоями», в комнатах на втором этаже стояли стулья из орехового дерева, покрытые золоченой кожей и штофом, несколько круглых столов красного дерева, лаковые ломберные столики, на стенах висели большие зеркала. На усадьбе были две конюшни, две людских избы, погреба с напогребицами, каменная кухня.

О семье Яньковых повествуется в «Рассказах бабушки»: «Александр Данилович жил очень хорошо и открыто; когда он женился, у него была золотая карета, обитая внутри красным рытым бархатом, и вороной цуг лошадей в шорах с перьями: а назади, на запятках, букет. Так называли трех людей: которые становились сзади; лакей выездной в ливрее: по цветам герба, напудренный, с пучком и в треугольной шляпе; гайдук высокого роста, в красной одежде, и арап в куртке и шароварах ливрейных цветов, опоясанный турецкою шалью и с белою чалмой на голове. Кроме того, пред каретой бежали два скорохода, тоже в ливреях и в высоких шапках. У Александра Даниловича, сказывала мне его дочь, было три цуга: вороной крупный, вороной английский кургузый, гнедой, четверня серая; четыре лошади кургузые верховые да разных еще лошадей с четыре. И это не казалось в ту пору, что много. Людей в домах держали тогда премножество…»

За многие годы дом Яньковых потерял свою декоративную обработку: наличники, колонки, прочие украшения были срублены и стены сплошь покрыты штукатуркой. Впервые я написал об этих палатах в 1975 г. в журнале «Городское хозяйство Москвы», но только недавно реставраторы раскрыли этот незаурядный и редкий для Москвы памятник архитектуры первой половины XVIII в.

На красной линии переулка стоят два усадебных флигеля, выстроенные в 1810 г. (левый надстроен в 1899 г.). В соседнем доме № 7, построенном в 1870 г., до большевистского переворота помещались меблированные комнаты. Здесь останавливался известный трагик, игравший главным образом в провинции, М.Т. Иванов-Козельский. В 1900–1901 гг. жил композитор Н.К. Метнер.

Дома № 3 и 5 составляли одно владение. В конце XVIII в. оно принадлежало князю А.М. Голицыну. В центре обширного участка тогда стоял большой трехэтажный дворец, вошедший в «Альбомы партикулярных строений», составленные архитектором Матвеем Казаковым. На территории бывшей усадьбы в конце XIX в. были выстроены доходные дома. В одном из них (№ 3, 1875 г., архитектор А.О. Вивьен) в 1905 г. находилось московское отделение социал-демократической газеты «Начало», и тогда же здесь собиралась кавказская боевая дружина.

Дворец С.А. Меншикова

Здесь же были квартиры музыковеда А.К. Метнера, певицы М.А. Дейши-Сионицкой и артиста М.А. Чехова. В 1920-х гг. в этом доме находилось кооперативное издательство и литературное общество «Никитинские субботники», собиравшееся в квартире (№ 3) основательницы Е.Ф. Никитиной (см. подробнее в главе 17).

Артистам известен и дом № 1а, выстроенный в 1933 г. кооперативом 2-го МХАТа, называвшимся «Сверчок», в память нашумевшей постановки по роману Ч. Диккенса «Сверчок на печи». Здесь в разное время жили К.Н. Еланская, О.Н. Андровская, Н.П. Баталов, С.Г. Бирман, М.Н. Кедров, А.М. и С.М. Мессерер, А.В. Свешников, М.М. Тарханов, И.Я. Судаков, А.О. Степанова, А.К. Тарасова.

Рядом, во дворе, – один из интересных и, надо сказать, мало известных архитектурных московских памятников (№ 1/12). Это дворец князя Меншикова, но не друга и сподвижника царя Петра, а его внука – Сергея Александровича (1746–1815), построенный им в 1776–1777 гг. Если бы не уродливый ящик дома, выстроенного по линии Большой Никитской улицы (1925 г., архитектор А.М. Гуржиенко), полностью загородившего вид на дом, то она обогатилась бы великолепным классическим ансамблем. Ведь при постройках перед дворцом испортили композицию полукруглого парадного двора, образованного двумя флигелями. Фасад главного дома также претерпевал изменения, но сохранил благородные черты.

В 1757 г. здесь, на участке генерала Ф.В. Наумова (он владел этим участком еще в 1738 г.), стояли каменные палаты с архаичной уступчатой системой плана, которые частично вошли в цокольный этаж современного здания. Дочь Наумова, княгиня А.Ф. Белосельская-Белозерская, продала всю усадьбу в 1774 г. князю С.А. Меншикову, который и стал строить представительный дворец.

Его задний фасад сохранил убранство первоначального здания – руст, наличники, накладные доски. Вероятно, в конце XVIII в. дом был несколько переделан, а современный его фасад – результат еще одной переделки, происшедшей в послепожарное время, когда формы его укрупнились, изящные ионические пилястры уступили место более отчетливым формам коринфских полуколонн, поставленных на аркаду. Возможно, что эти переделки были произведены новым владельцем, приобретшим дом в 1809 г., – графом Аркадием Ивановичем Морковым.

Он прославился тем, что, будучи послом в наполеоновской Франции, часто противоречил всесильному императору, не любившему возражений. На одном из приемов Наполеон, желая унизить посла, проходя мимо него, уронил платок, остановился и стал ждать, пока тот поднимет и подаст ему. Морков и не подумал поднимать. Если Наполеон не обращал внимания на русского посла, то Морков немедленно уезжал с приема. После одной особенно резкой сцены, когда Наполеон обвинил Моркова в пособничестве его врагам, посол вообще прекратил все сношения с двором. Наполеон пожаловался Александру, Морков был отозван и тут же награжден высшим российским орденом.

Морков часто жил в своих деревнях и сдавал городской дом. Так, к примеру, в 1814 г. бельэтаж дома снимал у него Московский Английский клуб. После А.И. Моркова дом перешел к его дочери княгине В.А. Голицыной, а потом к различным владельцам, одним из которых был штабс-капитан Д.С. Селезнев, загородил дворец торговым строением по улице. Но особенно много напортили здесь уже в советское время. Тогда предполагалось вообще застроить весь участок многоэтажными домами, но запротестовал архитектор И.П. Мешков, настаивавший на том, что «здание имеет художественное значение. и могло бы быть приспособлено для учреждения культурно-просветительного или общественного характера». Несмотря на протесты, трест «Мельстрой» при поддержке властей испортил весь ансамбль, сломав правый флигель и выстроив жилой дом по линии улицы.

Напротив, на правой стороне Газетного переулка, сохранился в сравнительно неплохом состоянии угловой двухэтажный дом: на этом участке вдоль переулка в XVIII в., далеко выходя за линию застройки, стояли каменные палаты. Возможно, что построил их в середине XVIII в. президент Ревизион-коллегии Ф.И. Кнутов. В 1783 г. весь участок перешел купцам Заикиным. Палаты сгорели в пожар 1812 г. – на плане, снятом через 9 лет после пожара, все еще были показаны они с пояснением: «горелое обвалившее строение». Вместо него в 1826 г. купец А.А. Муромцев выстроил существующее двухэтажное здание, выходящее углом на Большую Никитскую (№ 2/10). В нижнем этаже дома в 1830-х гг. находился питейный дом под названием, как ни странно это может сейчас показаться, «Никитский монастырь».

Значительная часть противоположной стороны Газетного переулка (на месте участков под № 6—12) занята зданием Министерства внутренних дел, построенным по проекту архитектора И.И. Ловейко в 1940—1950-х гг.

Брюсов переулок богат памятными зданиями и выдающимися архитектурными сооружениями. На правом углу его с Большой Никитской – городская усадьба Брюсов (№ 14/2), которые дали имя всему переулку, будучи самыми заметными жильцами его.

По многолетним исследованиям историка В.В. Синдеева, в 1686 г. на этом участке уже находились каменные двухэтажные палаты, названные тогда новыми, принадлежавшие «маме» царевны Софьи княгине А.Н. Лобановой-Ростовской. Часть этих палат сохранилась в центре существующей постройки. Следующим владельцем был князь Василий Владимирович Долгорукий (1667–1746), переживший за свою жизнь и взлеты и падения: он участвовал в Полтавский битве, потом в неблагополучном Прутском походе, но, несмотря на заслуги, он поплатился за то, что был против суда над царевичем Алексеем, – Петр отнял все чины и сослал его в Соликамск, но Екатерина I вернула, а при Петре II стал фельдмаршалом, но при Анне Иоанновне его опять сослали. Императрица Елизавета Петровна вернула ему уже под конец жизни фельдмаршальский чин и назначила президентом Военной коллегии. Как писал его современник князь Долгорукий, «был храбр, отважен, честен, сведущ в военном ремесле; не умел лукавить и слишком далеко простирал откровенность свою; друг верный, враг непримиримый; жил пышно; не восставал против иностранцев, хотя не любил их; делал честь своей родине, но, к сожалению, со всеми достоинствами, предавался постыдной гордости».

Еще в 1729 г. Долгорукий передал дом (возможно, как свадебный подарок) своей племяннице Анастасии Михайловне при выходе ее замуж за графа Александра Романовича Брюса. С тех пор усадьба на много лет связана со славной фамилий Брюсов, давшей несколько крупных государственных деятелей. После А.Р. Брюса дом переходит к его сыну Якову Александровичу, бывшему недолгое время (с 1784 по 1786 г.) главой московской администрации. При нем построили Екатерининский богаделенный дом на Яузе, приступили к постройке нового Гостиного двора, планировали регулировку городской застройки. На Большой Никитской Я.А. Брюс благоустраивает и существенно увеличивает усадьбу, прикупая соседние участки, а также строит два корпуса по переулку. После него усадьба перешла к его дочери Екатерине, вышедшей замуж за графа В.П. Мусина-Пушкина, а так как она была последней в семье Брюс, то ей было дозволено прибавить к своей фамилии фамилию мужа: она стала Мусиной-Пушкиной-Брюс.

Князь Юрий Владимирович Долгорукий

В 1806 г. дом покупает князь Юрий Владимирович Долгорукий, бывший в 1796–1797 гг. московским военным губернатором. Он прожил 90 лет, что тогда было необыкновенным долголетием, и еще более необыкновенным было то, что Долгорукий в своей жизни участвовал во множестве сражений, отличаясь распорядительностью и храбростью, был несколько раз ранен, в том числе тяжело в голову, и его спасли только трепанацией черепа (при том состоянии медицины!).

При нем этот дом «был одним из самых больших и красивых домов в Москве. На большом и широком дворе, как он ни был велик, иногда не умещались кареты, съезжавшиеся со всей Москвы к гостеприимному хозяину». После кончины князя в 1830 г. владелицей стала его внучка княгиня В.Ф. Салтыкова, продавшая бывшую вельможную усадьбу московским мещанкам Агафье Калугиной и Екатерине Ершовой. Потом она принадлежала купцу Г.И. Вельтищеву (бывшему лакею князя В.А. Долгорукова, многолетнего главы московской администрации), перед Октябрьским переворотом – паркетному фабриканту В.П. Панюшеву. Сам дом при них становится обычным доходным, сдаваемым под квартиры и торговые помещения.

Родственник Ю.В. Долгорукого вспоминал, с какой грустью он проходил мимо бывших княжеских палат, и передавал, что они перешли «…к какому-то богачу-скопцу, о котором рассказывали, будто бы он говорил, что не считает-де обязанным благодарить Бога за приобретенное состояние, а самого себя, и что когда удавалось ему выгодное дело, то он подходил к зеркалу, кланялся самому себе и благодарил себя».

С 1834 г. здесь снимало помещения Художественное общество, предтеча известного впоследствии Училища живописи, ваяния и зодчества. Здесь же 28 января 1836 г. московские художники и литераторы торжественно принимали вернувшегося из Италии Карла Брюллова. Его чествовали как величайшего художника, как героя. Баратынский произнес экспромт:

Принес ты мирные трофеи

С собой в отеческую сень,

И стал «Последний день Помпеи»

Для русской кисти первый день.

Брюллов провел в Москве пять месяцев, знакомился с ее достопримечательностями, встречался со многими писателями, художниками, поклонниками его творчества. Хотя Тропинин никогда не был в Италии, он написал портрет Брюллова на подходящем фоне дымящегося Везувия, Витали создал скульптурный портрет художника. Он знакомится с Пушкиным, который уговаривает Брюллова написать портрет Натальи Николаевны. Весной 1836 г. Брюллов выехал в Петербург, где продолжались торжества в его честь.

Тут (дом № 14/2) скончался декабрист князь Сергей Петрович Трубецкой – один из самых известных декабристов, основатель тайного общества Союз спасения, отличавшийся от многих умеренностью и осторожностью. Перед выступлением его избрали диктатором, но он не был на Сенатской площади, посчитав восстание неподготовленным. Трубецкого приговорили к отсечению головы, но заменили смерть вечной каторгой. В 1856 г. его амнистировали, а в 1860 г. он скончался.

В 1919 г. в дом вселились новые хозяева – Центральное управление военных сообщений при Реввоенсовете, а в 1920-х гг. – институт слова О.Э. Озаровской, собирательницы фольклора и исполнительницы северных сказок.

В домах на участке № 2/14 в 1883–1901 гг. находились реальное училище, частные женские гимназии Ю. Бесс и Е. Юргенсон, меблированные комнаты. В разное время жили писатель В.А. Гиляровский, генеалог В.И. Чернопятов, музыкант У.И. Авранек, библиограф А.С. Зернова, археограф А.В. Викторов.

Позади главного дома, на бывшей хозяйственной территории, в 1920-х гг. выстроили несколько жилых корпусов, в которых квартировали журналисты, работавшие в газетах «Правда» и «Беднота», и, в частности, М.Е. Кольцов (Фридлянд); в одном из домов останавливался у своей знакомой Галины Бениславской С.А. Есенин, вернувший из-за границы после разрыва с Айседорой Дункан. Он жил у нее в небольшой двухкомнатной квартирке и там же познакомился со своей третьей и последней женой Софьей Толстой. Разрыв с Есениным Галина переживала очень тяжело и покончила с собой на его могиле, оставив записку: «В этой могиле для меня все самое дорогое…» Ей тогда было 29 лет.

Церковь Вознесения, именуемого Малым

На другом углу Большой Никитской и переулка – еще одно интересное сооружение (№ 16/1), освобожденное от многолетних наслоений. Это палаты XVII в., поставленные в глубине участка перпендикулярно линии переулка и перестроенные в следующем столетии. Самым ранним известным (по переписной книге московских дворов 1716 г.) владельцем палат был «провинциал-фискал» Григорий Арасланов, из тех, которых назначил Петр, чтобы пресекать злоупотребления чиновников во всех сферах государственного управления. Возглавлял их обер-или генерал-фискал, а на местах были провинциал-фискалы. Любопытно отметить, что с введением этой должности в русском языке появилось новое слово «фискал», которое пришло из польского «юриста», «адвоката», а в русском стало означать ябедника, доносчика. Хотя благодаря им удалось раскрыть крупные хищения, но многие сами оказались замешанными в злоупотреблениях, и к 1730-м гг. эти должности упразднили.

Антонина Васильевна Нежданова

Согласно купчей, хранящейся в архиве древних актов, Арасланов «лета 1729 марта в 4 день, продал лейб-гвардии капитану лейтенанту князь Федору княж Петрова сыну Сонцова Засекина московский свой двор в Белом городе на Никицкой Болшой улице на белой земле в приходе церкви Вознесения Господня. а на том дворе ево все каменное строение с сводами железными и з железными затворами и з дверми. А взял он Григорей у него князь Федора за тот двор и за всякое строение денег 1300 рублев». Через 30 лет вдова князя Мария Федоровна, урожденная Пушкина, продала палаты с несколько большим земельным участком титулярному советнику Семену Степанову за 1400 рублей. К 1806 г. купец И.П. Шнур поставил под прямым углом к палатам еще одно строение, но уже по красной линии Большой Никитской. Это здание было украшено широким – во всю его ширину – ионическим портиком на арках. В 1860-х гг. от прежнего декора дома остались лишь арки на первом этаже. Уже перед Первой мировой войной здесь хотели все сломать и выстроить большой шестиэтажный жилой дом (проект И.Г. Кондратенко), но из-за войны так ничего и не было сделано.

В доме находились меблированные комнаты «Северный полюс», в которых останавливался художник Н.Н. Сапунов.

Самое большое здание в переулке – дом № 7, выстроенный в 1936 г. (архитектор Л.М. Поляков, фасад А.В. Щусев). В нем жили известные артисты А.С. Пирогов, И.С. Козловский, Н.С. Ханаев, Н.А. Обухова, Е.К. Катульская, А.Ш. Мелик-Пашаев, О.В. Лепешинская, С.И. Мигай, Л.В. Баратов, П.М. Норцов, К.А. Эрдели, М.П. Максакова, М.О. Рейзен и многие другие, а также композитор С.Н. Василенко, скульптор И.Д. Шадр, художник Ф.Ф. Федоровский.

В доме находятся музей-квартира знаменитой певицы А.В. Неждановой, в честь которой в 1962 г. переименовали старинный московский переулок, а также музей-квартира дирижера Н.С. Голованова, многие важные события жизни которого оказались связанными именно с этими местами – его отдали учиться в Синодальное училище, помещавшееся рядом на Большой Никитской (дом № 11), музыкальное образование он закончил в консерватории, а сюда переехал в 1935 г. В этом доме он принимал многих знаменитых музыкантов и здесь скончался в 1953 г.

На правой стороне переулка в начале ХХ в. стали появляться большие доходные дома. Так, дом № 2/14 был выстроен в 1915–1916 гг. (архитектор А.А. Иванов-Терентьев), № 2/1 – в 1914 г. (архитектор В.А. Чернопятов), № 6 – 1900 г. (архитектор А.Ф. Мейснер), в этом доме жили профессор В.Ф. Лугинин, химик В.Н. Ипатьев, композитор Ф.Ф. Кенеман, артист Д.А. Смирнов.

Другое здание, памятное известными именами, находится ближе к Тверской улице. Это дом № 17, также построенный по проекту А.В. Щусева в 1928 г. для артистов Художественного театра. В нем жили В.И. Качалов, Н.Н. Литовцева, И.М. Москвин, Л.М. Леонидов, Н.А. Подгорный, К.А. Зубов, артисты балета М. Лиепа, Е.В. Гельцер и Е.С. Максимова и другие известные артисты. Автор мемуаров В.В. Катанян рассказывает, как он как-то ехал по переулку мимо этого дома с певцом И.С. Козловским, который «попросил остановиться, вылез из машины, начал креститься на доски, кланялся и приговаривал: „Здравствуй, Вася” – это он с Качаловым здоровался, потом „Здравствуй, Леня” – это с Леонидовым и т. д. И пока со всеми не перездоровался, не сел в машину. Очень это меня тронуло». Так и звал он этот дом – «Здравствуй, Вася». В этом же доме жил философ Г.Г. Шпет, арестованный здесь и расстрелянный в 1937 г.

Третий «артистический» дом расположен у проезда на Тверскую улицу (№ 12). Он был построен в 1928 г. по проекту архитектора И.И. Рерберга, который и жил в нем до кончины в 1932 г. Здесь поселился знаменитый режиссер В.Э. Мейерхольд, прославившийся поисками новых театральных возможностей постановок, которые иногда превращались в прямое надругательство над классиками. Живое описание таких экспериментов оставили Ильф и Петров в «Двенадцати стульях».

В 1930-х гг. режиссера открыто травили, сталинскому соцреализму не нужны были мейерхольдовские изыски. Мейерхольда арестовали 20 июля 1938 г., жестоко избивали и заставили признаться в связях с Троцким и в шпионаже. Его расстреляли 2 февраля 1940 г., а его жену, актрису Зинаиду Райх, зверски убили в этом доме. Это не было ограбление уголовниками, как пытались представить власти, – это было политическое убийство чекистами. Тут же квартиру конфисковали, и туда вселились шофер Берии и секретарша из органов. Ныне дом отмечен мемориальной доской в честь Мейерхольда.

На стенах этого дома есть еще две доски – в память драматического артиста И.Н. Берсенева и артиста балета В.Д. Тихомирова. В этом же доме жили артисты А.П. Кторов, М.Т. Семенова, В.В. Кригер, С.В. Гиацинтова, в ее честь тоже установлена доска.

В Брюсовом переулке находится церковь Воскресения, «что на Успенском вражке». Построена она была в 1634 г., в то время, когда Москва оправлялась от Смутного времени и последствий польско-литовской интервенции. Сохранился скромный четверик с трехчастной апсидой, увенчанной одной главой. Трапезная с пилястровыми портиками на боковых фасадах относится к 1816–1820 гг., в нее поместили придельный храм св. Елисея, в память соседней разобранной церкви, стоявшей на месте дома № 7. Колокольню же выстроили заново в 1897 г., так как некуда было вешать пожертвованный колокол весом 327 пудов (более 5 тонн).

В храме находится икона Богоматери «Взыскание погибших» из снесенной церкви Рождества Христова в Палашевском переулке, а также еще несколько икон из уничтоженных церквей.

Теперь в конце Брюсова переулка появилось новое жилое строение (архитекторы А.Л. Бавыкин, М.М. Марек, Г.А. Гурьянов, 2004–2007 гг.) с оригинальными колоннами-стволами деревьев, построенное на месте снесенного трехэтажного дома (№ 19). В 1833–1840 гг. участок принадлежал И.Е. Дядьковскому, философу-материалисту и известному врачу-терапевту. Он вышел из духовного сословия, окончил Медико-хирургическую академию и впоследствии преподавал там и был профессором Московского университета. Дядьковский участвовал в Отечественной войне 1812 г., боролся с холерой; «мощный талант русской медицины», как его звали, он утверждал, что «опыт есть единственный источник наших познаний». Дядьковский пользовался славой выдающегося практика, лечил многих известных людей того времени, а его труды переиздавались еще в середине прошлого века.

В 1844 г. эта усадьба перешла к Алексею Васильевичу Андрееву, отец которого имел небольшую лавку на Тверской. Там же на Тверской, но уже в здании фешенебельной гостиницы «Дрезден», на углу Тверской улицы и площади, А.В. Андреев, взявший хорошее приданое за дочерью богатого обувщика Натальей Королевой, открыл собственный большой, лучший в Москве, до появления елисеевского, гастрономический магазин.

В Брюсовом переулке Андреев устроил целое производство по приемке, складированию, расфасовке и отправке «колониальных товаров», как называли тогда кофе, сахар, чай, пряности, рис и пр. Его дочь вспоминала: «Большая часть двора была крыта огромным полезным навесом. Под ним складывались товары, что свозились для магазина. Около ворот было двухэтажное каменное помещение, где хранились более деликатные товары: чай, доставленный из Китая, зашитый в мешки из буйволовой кожи. В этой „фабрике”, как назывался этот дом (в официальных документах он именовался „колониальной лабораторией с паровыми машинами”), в первом этаже была паровая машина, приводящая в движение разные мелкие машины, что пилили сахар и т. д. Во втором этаже сахарные головы обертывали в синюю бумагу или наколотый сахар укладывали в пакеты. Там же сортировали, развешивали и убирали чай в деревянные ящики в два, четыре и больше фунта. В таком виде они отправлялись в провинцию. Главная клиентура отца, кроме москвичей, конечно, были помещики. Они выписывали по отпечатанному прейскуранту в свои поместья запасы товаров на целый год. Для этого и предназначалась особенная упаковка товаров, которой и был занят большой штат служащих».

Одноэтажное каменное здание по красной линии переулка, построенное до 1835 г., было отведено для производственных целей; его в 1869 г. расширили и надстроили вторым этажом, а позднее перестроили по проекту архитектора М.К. Геппенера в жилой дом (мемуаристка говорит, что он был снесен, но это не так). Перестройка была в 1881 г., потому в центре фасада, украшенном выразительными кариатидами, были выставлены эти цифры – жители даже праздновали столетие дома в 1981 г., предполагая, что его тогда и построили.

Во дворе стоял особняк, где и жили Андреевы. Его мемуаристка называет то двухэтажным, то трехэтажным, что неудивительно, так как одноэтажный особняк имел высокий полуподвал и мезонин. В мезонине жили она, ее сестра и брат, в бельэтаже находились парадные комнаты и те, в которых жили родители, а в полуподвале – комнаты прислуги.

В особняке часто бывал поэт К.Д. Бальмонт, женившийся на дочери хозяина дома. Вторая дочь Андреевых вышла замуж за В.М. Сабашникова, из известной в Москве купеческой семьи, а сын женился на старшей дочери П.П. Боткина. Перед революцией тут находилось Общество русских драматических писателей, а в части здания по улице – 2-я столовая Общества студентов Московского университета (1-я находилась на Воздвиженке, 1).

Соседний дом (№ 21) – это только часть здания, выходившего углом на Тверскую улицу. В начале XIX в. он входил в состав большой усадьбы, главный трехэтажный дом которой стоял справа от этого здания по красной линии Тверской. С 1738 по 1754 г. им владели князья Тюфякины, а потом почти до конца века участок принадлежал семье Киселевых, из которой вышел известный государственный деятель николаевского царствования граф П.Д. Киселев. В XIX в. владельцами были Гудовичи – фельдмаршал граф Иван Васильевич и впоследствии его сыновья Андрей и Кирилл.

И.В. Гудович прославился на поле брани, и император Павел возвел его с потомством в графское достоинство, а при Александре он стал фельдмаршалом и московским главнокомандующим (с 1809 по 1812 г.). О его сыне Кирилле Ивановиче известно мало – только что он был военным, а вот о его брате мы знаем больше. Андрей Иванович участвовал в войнах с Наполеоном, отличился при Аустерлице, тяжело ранен при Бородине, произведен в генерал-майоры и награжден орденом св. Георгия. Портрет его – в Военной галерее Зимнего дворца. Его сослуживец вспоминал, что «граф Гудович поступил в наш полк из Конной гвардии. Он соединял в себе все достоинства любезного светского человека со всеми похвальными качествами воина и просвещенного патриота. Граф получил высокое образование, любил литературу и все изящное; с офицерами обходился он чрезвычайно вежливо, нежно и только с приближенными к нему – фамильярно, и вместе с любовью внушал к себе уважение».

Герб рода Миклашевских на доме № 21

После отставки он исполнял обязанности московского предводителя дворянства и опекуна Воспитательного дома.

В 1874 г. владельцем стал штаб-ротмистр Андрей Михайлович Миклашевский. Род этот был старым и заслуженным: «Фамилии Миклашевских многие служили Российскому Престолу стольниками и в иных чинах и жалованы были отъ Государей. поместьями». В 1898 г. по проекту архитектора С.К. Родионова дом был заново отделан по фасаду, и тогда на угловой полуротонде были помещены герб с девизом «IN DEO SPES MEA» («В Боге надежда моя») и инициалы владельца «АМ» – Андрея Миклашевского.

При реконструкции Тверской эта часть большого дома Гудовичей была передвинута внутрь квартала. У Гудовичей в 1826 г. жила Е.Ф. Муравьева, мать декабристов Никиты и Александра Муравьевых, у нее собирались друзья и близкие родственники декабристов.

В доме жили драматург А.В. Сухово-Кобылин и его сестра писательница Евгения, в замужестве графиня Салиас де Турнемир, писавшая под псевдонимом Евгения Тур. В доме графа Гудовича родился ее сын Евгений Александрович Салиас де Турнемир (1840 или 1842–1908), приобретший большую известность историко-приключенскими романами «Пугачевцы», «Братья Орловы», «Петербургское детство», «Аракчеевский сынок», «Крутоярская царевна» и многими другими – его называли русским Дюма, и в конце XIX в. он был самым читаемым автором в России.

Далее высится здание Дома композиторов (корпус 1 в 1959 г., корпус 2 в 1956 г.), построенное архитектором И.Л. Маркузе для ЖСК «Педагог Московской консерватории». В нем жили композиторы Д.Б. Кабалевский (с 1962 по 1987 г.), Д.Д. Шостакович (с 1962 по 1975 г.), А.А. Бабаджанян (с 1956 по 1983 г.), скрипач Л.Б. Коган (с 1956 по 1982 г.), дирижер К.Б. Птица (с 1956 по 1983 г.), пианист С.Т. Рихтер. В 1-м корпусе в 1964–1983 гг. помещалось издательство «Книга».

Напротив, в небольшом сквере, стоит памятник выдающемуся композитору А.И. Хачатуряну, автору таких бессмертных творений, как балеты «Гаянэ» и «Спартак», концерта для скрипки с оркестром, гениальной музыки к драме «Маскарад». Хачатурян жил в этом доме с 1962 по 1978 г. Памятник, открытый 31 октября 2006 г. (скульптор Г.В. Франгулян), изображает композитора, неловко примостившегося к неряшливой груде музыкальных инструментов, сваленных у него за спиной, – вот уж не везет Москве на памятники.

В этом же сквере стоит еще одна скульптура, которую в одной из газетных статей в разделе «Курьезы» назвали «То – неведома зверушка». Изображен лев с сидящим на нем кем-то, с расставленными руками и крыльями за спиной. Кто, и что это, и зачем – никто не знает. На пьедестале надпись «Весть» и фамилии авторов А.В. Лягина и С.Б. Молькова.

Сквер, где находятся эти изображения, сравнительно недавнего происхождения. Его устроили после сноса незаурядного здания XIX в., стоявшего по линии Брюсова переулка, где находился известный в Москве частный пансион братьев Терликовых, университетских выпускников. В пансионе она преподавали изящную словесность и математику, и здесь работал И.И. Давыдов, профессор Московского университета. В пансионе учился артист Павел Мочалов. Будущий известный романист Александр Вельтман также поступил сюда. Его семья была разорена в нашествие Наполеона в 1812 г., и он, двенадцатилетний ребенок, желая помочь родителям, поднес московскому генерал-губернатору графу Ростопчину написанную им трагедию «Пребывание французов в Москве» с таким посланием:

<…> учиться я любил, учиться я люблю;

Но как призвать к себе и возрастить науки?

В карманах папиньки французски были руки,

И в деле сем, по свойству своему,

Стащили с нас они последнюю суму.

Ученье от того давно уж прекратилось

<…>

Почтенный граф! Покуда я расту, покуда невелик,

Пусть буду твой я коштный ученик.

Вельтман поступил в пансион, товарищи «смотрели на него с уважением, как на отличного воспитанника, даровитого поэта и музыканта» – он дает уроки на скрипке и так помогает родителям. Его способности и успехи позволили ему поступить в 1816 г. в Московское учебное заведение для колонновожатых (так назывались юнкера, которых готовили по квартирмейстерской части).

В 1920—1930-х гг. дом занимали шведские дипломатические учреждения.

Этот дом был связан с памятью о Н.М. Карамзине. Возвратившись в Россию из путешествия в Европу осенью 1790 г., он поселился у своих друзей Плещеевых, для которых был «сыном и другом». Здесь он прожил до 1792 г. Это было время работы над произведениями, сделавшими имя автора известным всей читающей России, – повестью «Бедная Лиза» и «Письмами русского путешественника».

Супругов Алексея Александровича и Анастасию Ивановну Плещеевых Карамзин избрал условными адресатами «Писем русского путешественника». Их отдельному изданию в шести томиках автор предпослал такое посвящение: «Семейству друзей моих ПЛЩВХ: к Вам писанное – Вам же посвящаю. Н. К.».

Соседний, резко изгибающийся переулок получил современное название – Елисеевский (раньше он назывался Малым Чернышевским) в 1922 г., как ни странно это было в советское время, по церкви св. Елисея, стоявшей на месте дома № 7 по Брюсовому переулку.

Эта церковь, вначале деревянная, была выстроена в память прибытия в Москву патриарха Филарета. Один из видных представителей семьи Романовых, он подвергся преследованию со стороны Бориса Годунова: он и жена его Ксения Ивановна были насильно пострижены и заключены в монастыри, а сын, будущий царь Михаил Федорович, сослан на Белоозеро. Только благодаря самозванцам Лжедмитриям I и II Филарет был возвращен из ссылки и даже наречен патриархом, правда без надлежащей процедуры избрания и церковного одобрения, что не помешало ему считать себя истинным руководителем церкви. В составе посольства Филарет был отправлен в Польшу, но арестован и находился в плену более восьми лет. Освободили его в 1619 г. и встречали 14 июня самым торжественным образом, а в память этого события и заложили церковь во имя св. Елисея, празднуемого в этот день.

В пожар 1629 г. церковь сгорела и была выстроена в камне в 1636 г. Первоначально храмовый праздник отмечался весьма серьезно: на Ивановский колокольне благовест, а по Москве трезвон во все колокола, в то время как царь и патриарх присутствовали на обедне и вечерне. Однако постепенно значение храма и праздника стали забывать, несмотря на то что событие было описано на доске, хранившейся в церкви. Церковь превратилась в обычную приходскую, а в 1809 г. из-за малого прихода ее приписали к соседней Воскресенской церкви, а в 1818 г. вообще снесли и церковную землю распродали. На ее месте долго находились бани, называвшиеся по владельцам Ламакинскими, Стрельцовскими, а в последнее время – Чернышевскими, поблизости к одноименному переулку. На их месте в Елисеевском переулке построили здание Министерства науки и технической политики (1981 г., архитекторы Ю. Шевердяев, А. Арапов, М. Гороховский).

Нынешний Вознесенский переулок ранее назывался Большим Чернышевским по фамилии владельца самого большого здесь участка, на углу с Тверской, графа Захара Чернышева, московского генерал-губернатора в 1782–1784 гг. Переулок примерно посередине разделялся оврагом, где протекал ручей. Часть от оврага к Тверской называлась Новгородским переулком, по слободе, населенной выходцами из Новгорода, а другая часть – до Большой Никитской – Вознесенским, по церкви Малого Вознесения, отреставрированное здание которой стоит на углу переулка. Церковь получила название «Малая» после постройки у Никитских ворот значительно большего здания церкви также во имя Вознесения.

Малая Вознесенская церковь первоначально упоминается в 1548 г., и она, вероятно, была выстроена в слободе выходцев из Новгорода и Великого Устюга (в ней – единственный престол Прокопия Устюжского), но с тех пор, конечно, была перестроена. Основная часть церкви – четверик – относится либо к концу XVI в., либо к 1634 г., когда была выдана так называемая храмозданная грамота. «В пользу более ранней датировки говорит изящество архитектурного декора, сохранившегося на фасадах вертикальных филенок, подчеркивающих стройность объема, тонко профилированных наличников окон со стрельчатыми завершениями», – говорится в описании памятников архитектуры Москвы. Восьмерик возвели в 1760-х гг. К концу XVII в. относится южный придел Прокопия и Иоанна Устюжских, как и шатровая колокольня, верх которой был переделан позднее.

В доме № 3 по Вознесенскому переулку до большевистского переворота помещался 4-й городской бесплатный родильный приют. Их в Москве насчитывалось шесть, остальные принадлежали частным лицам и, как правило, были платными.

Дом № 7 принадлежал известному общественному деятелю князю В.А. Черкасскому. Выходец из старинного кабардинского рода, давшего много выдающихся государственных деятелей, князь Владимир Александрович Черкасский окончил юридический факультет Московского университета и, несмотря на несомненные задатки ученого, занялся хозяйством в имении и изучением жизни крестьян в России. Он набрасывает проект освобождения крестьян от крепостной зависимости, организует кружок помещиков для обсуждения этого больного для России вопроса, но наталкивается на противодействие властей. После женитьбы в 1850 г. на княжне Васильчиковой он проводит зимы в Москве, в доме на Большой Никитской улице (№ 46), где «…настежь были открыты двери представителям науки, литературы и искусства. На обедах и на вечерах тут можно было встретить Грановского, из молодых Кавелина. Соловьева и других; из литераторов я видел Сушкова, Ф. Глинку с женою, изредка М.П. Погодина, К. Аксакова, Ю. Самарина. В. Соллогуба, Н.В. Гоголя и других; из художников Айвазовского, некоторых здешних академиков, артистов Щепкина и Самарина…». Другие источники отмечают присутствие на вечерах Васильчиковых «Хомякова в полурусском платье и поношенном коричневом сюртучке оригинального покроя, и К.С. Аксакова в его неприхотливом наряде, и Гоголя с нависшими прядями волос, в яхонтовом бархатном жилете. и Бодянского в допотопном фраке. и благообразного Шевырева с изящным Грановским».

Князь Владимир Александрович Черкасский

Черкасский принял активное участие в разработке и практическом проведении освобождения крепостных крестьян, и, по воспоминаниям, «князь Черкасский в глазах москвичей окружен был некоторым ореолом благодаря своей деятельности по крестьянской реформе». Он был известен и своей работой в Польше после восстания 1863 г.

В 1868 г. был избран московским городским головой, но предварительно москвичи приобрели этот дом и преподнесли его в дар Черкасскому, так как тогда существовал имущественный ценз: только владельцы недвижимой собственности в Москве могли быть избранными. В этом доме раз в неделю у Черкасских были «разговорные» вечера, на которые собирался цвет московской интеллигенции, весьма критично отзывавшийся о правительстве. Черкасский много работал для Москвы и принимал участие в разработке городской реформы, но деятельность его продолжалась до того, как Московская дума отправила адрес, подписанный Черкасским, где весьма опрометчиво выражалась необходимость для России дать «простор мнению и печатному слову, без которого никнет дух народный и нет места искренности и правде в его отношениях к власти; свободы церковной, без которой недействительна и сама проповедь; наконец, свободы верующей совести – этого драгоценнейшего из сокровищ души человеческой». Давать или не давать какие-либо свободы, власть тогда, как и теперь, считала своей привилегией, и Черкасскому пришлось подавать в отставку.

Но он не мог быть в стороне от событий русско-турецкой войны и стал главой администрации Красного Креста при действующей армии. Черкасского же призвали для устройства управления освобождаемой Болгарии, где он проявил себя неутомимым администратором. Он плохо себя почувствовал зимой при пешем переходе через Балканы, шел, подавая пример другим, но сильно утомился и, как передает современник, шепнул ему на ухо: «Как бы хорошо было быть теперь дома, у себя, в Чернышевском переулке». Дома своего он уже не увидел: В.А. Черкасский скончался в 1878 г. в местечке Сан-Стефано в день подписания там мирного договора.

В 1886 г. дом Черкасского был приобретен газетой «Русские ведомости», редакция и типография которой помещались здесь до 1918 г.

Эта газета была лучшей в России, единственным либеральным органом прессы, противостоящим черносотенным монархическим изданиям. Как писали тогда, «в „Русских ведомостях” никогда не угождают вкусам толпы и вместо того, чтобы спуститься до уровня массы читающей публики, стараются поднять ее до себя». В ней работали лучшие журналисты, печатались известные всей России писатели и ученые: А.И. Чупров, Б.Н. Чичерин, Г.И. Успенский, П.Д. Боборыкин, С.А. Муромцев, Д.Н. Анучин, М.М. Ковалевский. Н.Г. Чернышевский, П.Л. Лавров, П.Н. Милюков, М.Е. Салтыков-Щедрин, Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, Д.Н. Мамин-Сибиряк, В.И. Немирович-Данченко, В.А. Гиляровский и многие другие.

«Русские ведомости» никогда не изменяли своим идеалам – защите свободы личности, совести, печати, собраний. И если царское правительство неоднократно запрещало продажу в розницу, выпуск отдельных номеров и выносило предупреждения, то большевики, столь рьяно ратовавшие за свободу слова, захватив власть, тут же разогнали редакцию, конфисковали типографию и закрыли газету.

В советское время здесь находились типография и редакция газеты «Гудок». При типографии молодому сотруднику, будущему знаменитому писателю Илье Ильфу, летом 1924 г. удалось получить комнату, в которой вместе с ним поначалу жил его друг Юрий Карлович Олеша. Евгений Петров рассказывал: «…нужно было иметь большое воображение и большой опыт по части ночевок в коридоре у знакомых, чтобы назвать комнатой это ничтожное количество квадратных сантиметров, ограниченные половинкой окна и тремя перегородками из чистейшей фанеры. Там помещался матрац на четырех кирпичах и стул. Потом, когда Ильф женился, ко всему этому был добавлен еще и примус. Четырьмя годами позже мы описали это жилище в романе „Двенадцать стульев” в главе „Общежитие имени монаха Бертольда Шварца”».

В книге воспоминаний «Алмазный мой венец» брат Евгения Петрова Валентин Катаев отметил, что «по странному стечению обстоятельств в „Гудке” собралась компания молодых литераторов, которые впоследствии стали, смею сказать, знаменитыми писателями, авторами таких произведений, как „Белая гвардия”, „Дни Турбиных”, „Три толстяка”, „Зависть”, „Двенадцать стульев”, „Роковые яйца”, „Дьяволиада”, „Растратчики”, „Мастер и Маргарита” и многих, многих других. Эти книги писались по вечерам и по ночам, в то время как днем авторы их сидели за столами в редакционной комнате и быстро строчили на полосках газетного срыва статьи, заметки, маленькие фельетоны, стихи, политические памфлеты, обрабатывали читательские письма и, наконец, составляли счета за проделанную работу».

Этот дом и рядом с ним, так же как и дворовое пространство, переделано под гостиницу Courtyard Marriott.

С именами известных писателей связан и соседний участок под № 9. Внутри его стоят два трехэтажных корпуса, построенные в 1895 г. (архитектор И.А. Иванов-Шиц), а по красной линии Вознесенского переулка расположены два здания – трехэтажное слева и двухэтажное справа с мемориальной доской на нем. Эти здания находились в усадьбе князя П.А. Вяземского, известного поэта и писателя, друга А.С. Пушкина. В мае 1821 г., по рассказу А.Я. Булгакова, хорошо осведомленного обо всех московских новостях, управитель Вяземского «сделал ему славный сюрприз. Ничего не говоря, из epargnes (сэкономленных, сбереженных) доходов купил место в Чернышевском переулке и выстроил князю славный дом, каменный, тысяч в 40». Это и есть левый дом на участке – тогда он был двухэтажным, а третий этаж появился в 1895 г. Участок, приобретенный управителем, был очень мал – «не более твоего кабинета», как выразился тот же Булгаков в письме брату в Петербург. В 1826 г. Вяземский прикупает соседний, значительно больший участок, где между 1827 и 1829 гг. строит небольшое двухэтажное здание – нынешнее правое. Вяземский часто сдавал дома на своем участке – так, в 1829 г. здесь жила семья Д.Н. Свербеева, в 1830–1833 гг. – подданный Британии Вильям Кей, в 1834 г. – «корифейка Императорского Московского театра» Прасковья Летавкина. П.А. Вяземский в течение многих лет находился в центре московской литературной жизни, активно участвовал в издании одного из лучших журналов того времени – «Московского телеграфа», хорошо знал всех крупных представителей искусства и литературы. В его доме бывал А.С. Грибоедов, читавший здесь «Горе от ума». Хозяин дома и Грибоедов вместе написали для артистки Львовой-Синецкой водевиль «Кто брат, кто сестра», впервые поставленный в январе 1824 г. Первые посещения Пушкиным дома Вяземского – он, напоминаю, составляет нижние два этажа левого здания на этом участке – относятся к осени 1826 г. Тогда А.С. Пушкина в сопровождении фельдъегеря привезли в Москву из михайловской ссылки, и одним из первых, кого поэт посетил, был его давний друг Вяземский. В этом доме состоялось чтение трагедии «Борис Годунов» – в письме от 29 сентября Вяземский писал: «Сегодня читает он ее у меня Блудову, Дмитриеву» (на правом здании помещена мемориальная доска с ошибкой в надписи). В правом здании А.С. Пушкин, возможно, останавливался на несколько дней в свой приезд из Петербурга в Москву в августе 1830 г. Он прожил здесь до начала сентября, уехав отсюда в Болдино. В Большом Чернышевском переулке Вяземский жил до отъезда в 1832 г. в Петербург на государственную службу, а в 1845 г. он продал этот участок.

Этот же участок связан и с жизнью Ф.И. Шаляпина. Дочь его вспоминала: «Мы жили в Чернышевском переулке, в доме, что напротив англиканской церкви. По рассказам матери знаю, что здесь я родилась и что почти накануне моего рождения – 8 февраля, в день именин отца, собрались гости: С.В. Рахманинов, В.А. Серов, К.А. Коровин, В.О. Ключевский и др.». В 1920-х гг. здесь жил психолог и философ Г.И. Челпанов.

Здание церкви, о которой пишет дочь Шаляпина, действительно находится напротив – краснокирпичное сооружение, единственное в Москве в стиле поздней английской псевдоготики. Многие английские путешественники, посещавшие наш город, писали о странном впечатлении, которое производила на них эта церковь: они как будто попадали не в Москву, а в обычный провинциальный английский городок, – так характерна для него была церковь св. Андрея, построенная здесь в 1882 г. До пожара 1812 г. англичане пользовались реформатской церковью в Немецкой слободе. Позже они решили открыть собственную церковь, наняв для нее в 1825 г. дом на Тверской (на месте современного дома № 15). В газете «Московские ведомости» читатели увидели такое объявление: «Богослужение по существующему обряду Англиканской церкви будет отправляемо в первый раз в будущее Воскресение 8 ноября в 11 часов утра и совершаемо каждое Воскресение в означенное время на Тверской, в доме княгини Прозоровской». В 1828 г. английская колония купила отдельный участок в Большом Чернышевском переулке. На нем у гвардии прапорщика Наумова стоял большой старинный каменный дом, построенный, вероятно, предыдущими владельцами Колычевыми. Постепенно помещение церкви, или, как она официально называлась, «британской часовни», перестало вмещать всех прихожан, членов разросшейся колонии. Было решено строить на пожертвования новое обширное здание.

Об истории ее постройки рассказывают документы московских архивов. В марте 1882 г. старосты англиканской церкви Роман МакГилл и Фома Винс «вошли в губернское правление с прошением о разрешении построить каменное здание для церкви», и в мае прошение о возведении церкви «без права иметь на ней колокола» было одобрено московским генерал-губернатором князем В.А. Долгоруковым. Во всех документах не упоминалась фамилия автора проекта, было только известно, что им был англичанин. Его мне удалось найти в архиве университета города Лидса, в котором хранятся и изучаются документы тех, кто жил в России и был вынужден большевиками покинуть ее.

При просмотре многих из них встретилось и фамилия архитектора английской церкви в Москве – им был Ричард Нилл Фримен. Дальнейшие поиски привели в Королевское общество архитекторов, которое находится в красивом лондонском особняке на улице Портлэнд-плейс, где радушные сотрудники показали мне документы Ричарда Фримена. Он много строил на севере Англии, особенно в Ливерпуле, где был известен своими проектами школ, частных домов и церквей. Здание церкви строилось в 1882–1884 гг., вероятно, под непосредственным руководством московского архитектора Б.В. Фрейденберга. Официальная церемония освящения происходила 13 января 1885 г. во имя св. апостола Андрея, первосвятителя Шотландии, что было вполне естественным – ведь подавляющее большинство членов британской колонии в Москве составляли шотландцы. В 1894 г. рядом с входом на церковный участок (возможно, по проекту Б.В. Фрейденберга) построено небольшое двухэтажное строение для настоятеля церкви на средства Джейн МакГилл в память ее мужа, владельца чугунолитейной фабрики Роберта МакГилла, о чем и повествует памятная доска (Built for St.Andrew’s Church in memory of Robert McGill by his widow AD 1894) на стене этого здания, под геральдическими английской розой, шотландским чертополохом и ирландским клевером, косым крестом св. Андрея, покровителя Шотландии, и изображением св. Георгия, покровителя Англии. В нем с 1921 по 1938 г. помещалась миссия Финляндии.

Как обычно, церковь была не только местом отправления религиозных обрядов, но и своеобразным клубом, культурным центром всей британской колонии. Там находились и библиотека, и комната для собраний, помещение для архива, и там даже хранились ценности членов колонии. Наверху башни устроили бронированную комнату-сейф, содержимое которой бесследно пропало впоследствии во время Октябрьского переворота: настоятель церкви сообщал в Лондон, что его посетили представители новых властей и увезли (куда – не сказали) 126 запечатанных ящиков и 193 тысячи рублей. Во время боев в октябре 1917 г. войска Временного правительства наступали по Большому Чернышевскому и Брюсовому переулкам по направлению к Моссовету. Большевики поставили пулемет на самом высоком здании – колокольне церкви св. Андрея, пытаясь помешать их продвижению, но были выбиты оттуда 29 октября 1917 г. В советское время церковь, конечно, закрыли, и только недавно – 14 июля 1991 г. – в ней возобновились религиозные службы. Как выяснила исследователь Г.Б. Ашкенадзе, предварительно из церковного зала выкинули – для лучшей акустики – и разбили цветные витражи, автором которых, возможно, был знаменитый английский художник Уильям Моррис. Перед возобновлением служб в ней находилась фирма «Мелодия», занимающаяся записью и выпуском грампластинок.

Соседом Колычевского был участок Сумароковых (Большой Чернышевский переулок, 6). По переписи московских дворов 1716 г. им владел «стряпчий с ключом» (так назывались дворцовые экономы, управлявшие Мастерской палатой) Панкратий Сумароков, дед известного драматурга. Уже в 1760-х гг. в центре участка стоял нынешний каменный дом, который был приобретен в ноябре 1808 г. Екатериной Энгельгардт, женой генерал-майора Льва Энгельгардта, сподвижника Потемкина, Румянцева-Задунайского и Суворова. На дочери Энгельгардта Анастасии женился Е.А. Баратынский. Венчание происходило 6 июня 1826 г. в церкви Харитония, в приходе которой он жил тогда. Молодые вскоре переехали в нанятую квартиру в доме Малова (№ 14) в Столешниковом переулке, но позднее они жили здесь, в Большом Чернышевском переулке. В 1836 г. Баратынские переезжают в купленную ими усадьбу на Спиридоновке, но дом в Большом Чернышевском переулке не перестает быть связанным с известными деятелями культуры. В нем поселяется брат поэта и философа Н.В. Станкевича, биограф Т.Н. Грановского, писатель и общественный деятель Александр Станкевич. (Его фамилией «по ошибке» был назван в 1922 г. Большой Чернышевский переулок – московские власти думали, что они называют его в честь Николая Станкевича, прогрессивного литератора, главы литературного кружка.) Известный философ и историк, друг дома Б.Н. Чичерин, часто бывавший в этом доме, вспоминал, что при его содействии у Станкевича составилась небольшая, но хорошая картинная галерея, где были произведения Гвидо Рени, Гверчино, Беллини, голландских мастеров. Здесь собирался интеллектуальный кружок, в который входили Н.Х. Кетчер, С.М. Соловьев, И.К. Бабст, И.Е. Забелин, В.П. Боткин, К.Д. Кавелин. Как писал Чичерин, «собирался избранный кружок людей более или менее одинакового направления, обменивались мыслями, толковали обо всех вопросах дня. Мы с одинаковыми чувствами приветствовали новую эру и вместе сокрушались о последующем упадке литературы и общества. Одинаково нас возмущала и холуйствующая наглость Каткова, и легкомысленный задор социал-демократов».

По воспоминаниям, после концертов в консерватории участники их часто встречались в доме Станкевича. Как-то за ужином собрались музыканты, в числе которых были Н.Г. Рубинштейн, П.И. Чайковский, певица Дезире Арто. Во время ужина с энтузиазмом прозвучал тост, обращенный к Петру Ильичу и Арто: «За жениха и невесту!» Предполагаемый брак, однако, не состоялся. Здесь жили в начале 1840-х гг. хирург Ф.И. Иноземцев, в 1850-х гг. – И.М. Сеченов, тогда студент университета, с середины 1890-х гг. до кончины в 1907 г. – микробиолог и общественный деятель Г.Н. Габричевский. В советское время, в конце октября 1918 г., находилось американское генеральное консульство и коммерческий атташе, в 1920-х гг. здесь был так называемый 3-й дом Совнаркома; в 1920– 1950-х гг. жил советский партийный и государственный деятель В.П. Антонов-Саратовский, с 1926 по 1956 г. – архитектор И.В. Жолтовский, с 1920 по 1959 г. в доме помещался читальный зал Центрального государственного исторического архива города Москвы, переехавший в 1977 г. в новое здание на Профсоюзной улице.

Дом в Большом Чернышевском переулке сохранился в «одежде», данной ему в 1853 г. (эта дата изображена на аттике), но построен он был, вероятно, в середине XVIII в. По другую сторону англиканской церкви – дома № 10 и 12. Они находятся на участке, который в начале XIX в. принадлежал Оболенским. От этого времени остались нижние два этажа дома № 10, выстроенные после пожара 1812 г. В нем перед Октябрьским переворотом 1917 г. находилась гимназия «Кружка преподавателей», а в советское время – средняя школа. В 1870-х гг. часть этого владения (№ 12) принадлежала юристу, или, как они тогда назывались, присяжному стряпчему, Н.З. Захарову, имевшему большую практику, человеку образованному, умному, знакомому со многими артистами и литераторами. У него воспитывались будущие знаменитые цирковые артисты, братья Анатолий и Владимир Дуровы. Анатолий вспоминал, как в сарае позади участка сделали трапеции, протянули канаты и он стал заниматься акробатикой. На карманные деньги, выдаваемые ему крестным отцом, он нанял учителя, который являлся на занятия с большим хлыстом. Однако его вскоре выгнали, заметив непедагогические приемы воспитания, но Анатолий, наняв другого, сам купил ему хлыст «…с просьбой не жалеть меня и при моей невнимательности или неисправности хлестать без всякого стеснения», – писал ученик-энтузиаст. Это здание, очевидец первых шагов Дуровых в цирковом искусстве, сохранилось – оно составляет нижние два этажа трехэтажного (правого) дома под № 12. Левый, шестиэтажный, под тем же номером был построен в 1911 г. Здесь в 1920-х гг. жил актер и режиссер С.М. Михоэлс, помещались Еврейские артистическая студия и театральный техникум.

Напротив еще недавно стояли рядом друг с другом два похожих двухэтажных дома (№ 11), разделенные въездом во двор. По этому адресу в начале 1850-х гг. квартировал зоолог и путешественник Н.А. Северцов, в 1912 г. – доктор медицины Т.И. Вяземский, основатель Карадагской биологической станции в Крыму. Здесь перед арестом жил писатель М.А. Осоргин, которого выслали в 1922 г. из России вместе со многими представителями русской интеллигенции.

Теперь перейдем ко второй половине Вознесенского переулка, за его пересечением с Елисеевским, бывшим Малым Чернышевским. Угол его образует надстроенный и реконструированный жилой дом (№ 16/4), выстроенный в 1893 г. (архитектор В.Г. Сретенский). В начале 1900-х гг. здесь жил филолог, историк, грузинский общественный деятель А.С. Хаханашвили, в 1920—1930-х гг. – кинорежиссер Б.В. Барнет, поставивший популярный в 1940—1950-х гг. фильм «Подвиг разведчика», в котором сам режиссер играл роль немецкого генерала Кюна, проигравшего «битву умов» герою П. Кадочникова. В 1930-х гг. в этом доме была квартира кинодокументалиста Р.Л. Кармена.

Далее по правой стороне Вознесенского переулка – дом (№ 18), который составлен как бы из двух частей. Правая, центром из четырех ионических полуколонн и рустованным первым этажом, появилась здесь, вероятно, в конце XVIII в., а левая, с арочными оконными проемами, выстроена в 1882 г. по проекту архитектора И.А. Мазурина, после того как весь участок купил отец композитора С.Н. Василенко. Его семья переехала «в старинный дом, в котором, – как писал композитор, – прежде помещалась масонская ложа. Необычайная симметрия всех частей и какие-то башенные закругления по бокам дома и обоих флигелей придавали ему вид средневекового замка». Эти закругления на заднем фасаде дома можно видеть еще и сейчас, войдя во двор. Василенко жил здесь до начала 1900-х гг. Этот дом был памятен также и тем, что в нем в 1870-х гг. жил известный химик профессор Московского университета В.В. Марковников, а в 1930-х гг. – режиссер Г.В. Александров. В конце XVIII в. участки № 18 и 20 разделялись переулком, шедшим к церкви Воскресения на Успенском вражке. На участке № 20 стояли каменные двухэтажные палаты. В 1868 г. на их месте был построен жилой дом (архитектор А.Л. Обер), в котором жили артист Н.А. Подгорный, композиторы Н.К. Метнер и В.Я. Кручинин, историк академик С.Б. Веселовский, дирижер У.И. Авранек, в 1929– 1930-х гг. – режиссер Г.В. Александров.

Вознесенский переулок выходит к Тверской представительным зданием московской мэрии. Резиденция главы московской администрации находится здесь уже более 200 лет, с тех пор как казна приобрела дворец после смерти главнокомандующего графа Захара Григорьевича Чернышева в 1784 г. Дворец Чернышева на Тверской построен в 1775–1778 гг. «по генеральному о приведении Москвы строением в лутчее состояние плану». Автор его не был известен, но надзирал над строительством сам Матвей Казаков. По наблюдению автора «Обозрения Москвы» А.Ф. Малиновского, дом генерал-губернатора «заимствует красивость свою от пропорции, которая во всех частях тщательно соблюдена строителем ее». Говорили, что дворец был выстроен из камня, оставшегося после разборки стены Белого города. Чернышев недолго пробыл на посту главы Москвы, но успел сделать много. С его именем связывают и ремонт Китайгородской стены, и начало устройства московских бульваров, когда в обе стороны от Тверской по месту бывшей стены Белого города были проложены дорожки и высажены деревья. Он же был начальником «Московских водяных работ», то есть прокладки первого московского водопровода от мытищинских ключей. По словам того же А.Ф. Малиновского, он «дал ей вид, какой приличен столице престольной». Екатерина II высоко оценила его деятельность: «Все донесения ваши по вверенной вам столице и тамошней губернии я получаю с большим удовольствием, колико в каждом из них видна свойственная вам добрая воля споспешествовать намерениям моим о введении всеместнаго благоустройства».

Дом московского генерал-губернатора мало менялся со временем – только в 1799 г. его главный фасад был украшен фронтоном и пилястровым портиком. Самое большое изменение он претерпел в советское время, когда при коренной реконструкции Тверской в 1937–1938 гг. все здание передвинули вглубь от линии улицы на 14 метров, причем так, что работа чиновников не прерывалась ни на минуту, и в 1946–1948 гг., когда здание решили сделать «достойным» новой сталинской архитектуры Москвы. Тогда Д.Н. Чечулин поставил на старое здание еще одно примерно такое же. В 1995 г. на фронтоне появилось и изображение герба города – ярко вызолоченное изображение Георгия Победоносца, поражающего змея, обрамленное какими-то подобиями колосьев. Позади дома в 1937–1938 гг. архитектор И.А. Фомин сделал пристройку с высокими колоннами в стиле «пролетарской классики», основными чертами которого были решительное упрощение и схематизация обычных классических приемов: колонны без капителей и баз, без энтазиса (то есть без того еле заметного расширения тела колонны, которое придавало ей особую упругость), вместо антаблемента – простые тянутые карнизы-полосы и т. п. В начале 1998 г. закончилось строительство большого здания делового центра, фасад которого выходит на Вознесенский переулок.

Противоположная сторона этого участка переулка начинается небольшим сквериком, в котором в 1991 г. поставили памятник азербайджанскому мыслителю и поэту Низами Гянджеви. Этот скверик был выбран потому, что рядом, в доме № 17, находится посольство республики Азербайджан. Дом, четыре этажа которого были выстроены в 1909 г. архитектором И.П. Машковым, надстроили еще двумя этажами и соединили с жилым зданием позади. Далее в небольшом углублении находится здание столовой мэрии, возведенное по проекту А. Аркина и Г. Петровой. По красной линии переулка – рядовое здание середины прошлого века, первый этаж его был выстроен до 1858 г., когда дом впервые был показан на плане, а второй – в 1867 г.

Церковь Николы в Хлынове

Между Вознесенским и Леонтьевским переулками сохранился Хлыновский тупик. Первоначально обычный проезжий переулок, он был, как сообщала Московская полицмейстерская канцелярия в 1758 г., «загорожен генералом моэором Николаем Михайловичем Леонтьевым и ныне оный переулок проезду уже не имеет». Название его напоминает о церкви свт. Николая, которая называлась «что в Хлынове». По распространенному мнению, такое название обязано тому, что в церкви некоторое время (с 1552 по 1556 г.) находился образ Николы Великорецкого, принесенный из города Хлынова, как называлась ранее Вятка. Но, однако, местность Хлыново упоминается в нескольких документах более раннего времени – в описи земель XIV в., пожертвованных Новинскому монастырю вдовой князя Владимира Храброго. Эта местность упоминается в летописи в связи с сообщением о том, что в 1514 г. великий князь Василий III «церковь камену заложил Благовещение святой Богородицы за Неглиною на Старом Хлынове», и об освящении церкви в 1516 г.: «Месяца июля 31 день священна бысть церковь святое Благовещение за Неглинною в Старом Хлынове». Есть также известие о том, что в XVI в. здесь находился Введенский монастырь, упраздненный после Смутного времени. После упразднения монастыря осталась Введенская церковь, ставшая приходской. Церковь имела два придела – Знаменский и Никольский, по последнему она была в основном известна. Ее здание, стоявшее до 1936 г. на месте школы, было построено в 1773–1775 гг.

Леонтьевский переулок был назван улицей Станиславского в 1938 г., в год 75-летия реформатора театрального искусства, так как он жил здесь в особняке, который был предоставлен ему советским правительством. Старомосковское название было обязано, как обычно, фамилии одного из домовладельцев – генерал-аншефа М.И. Леонтьева, владельца участка № 10–12. В XVIII в. переулок, как значится в переписной книге 1720–1725 гг., именовался Шереметевским, по фамилии владельца углового с Тверской улицей дома стольника В.П. Шереметева. Теперь, когда восстановлено название переулка, чиновники нарекли улицей Станиславского Малую Алексеевскую улицу недалеко от Таганской площади, чем не только запутали москвичей, но и стерли из памяти старинную Алексеевскую слободу (до этого Большую Коммунистическую улицу, бывшую Большую Алексеевскую, переименовали в улицу Солженицына, вместо того чтобы восстановить старое название).

Леонтьевский переулок в старой Москве наряду с Сухаревкой был средоточием антикварной торговли. Тогда славились магазины А.Н. Ерыкалова в нижнем этаже дома № 11 (о нем рассказывает бытописатель Москвы и собиратель московского фольклора Е. Иванов в книге «Меткое московское слово»), магазины «Старина и Редкость» в доме № 26, «Луксор» в доме № 16, «Старинные монеты и вещи» – в № 2, книжный магазин А.М. Старицына – в № 3. Сейчас левую сторону Леонтьевского переулка начинает здание ИТАР-ТАСС (1976 г., архитектор В.С. Егерев и др.), выстроенное на месте невзрачного двухэтажного дома, описанного К.Г. Паустовским, который там пережил тревожные дни Октябрьского переворота 1917 г. Здание ТАСС по замыслу его создателей должно было быть значительно выше, но всесильный правитель Москвы, в недавние времена глава ее коммунистического комитета, Гришин распорядился здание «укоротить». Трудно сказать, насколько это испортило предполагаемое строение, но в этом случае правитель был, вероятно, прав, ибо это и так громоздкое здание с преувеличенно большими проемами окон, с гипертрофированными деталями входа никак не гармонирует с окружением на Бульварном кольце и Большой Никитской улице.

Городской голова Николай Александрович Алексеев

По левой стороне Леонтьевского переулке находится несколько зданий (№ 5 и 7) с фасадами в псевдорусском стиле. Здесь торцом к переулку стояли двухэтажные каменные палаты сподвижника Петра I стольника Автонома Головина. В 1871 г. этот участок приобрел Анатолий Иванович Мамонтов, брат известного в истории русского искусства Саввы Ивановича Мамонтова. Новый владелец основал типографию и издательство, в котором впервые появились детские книжки с рисунками Серова, Поленова, А. Васнецова, Малютина. Проект здания для типографии Мамонтов заказал одному из ведущих архитекторов того времени, строившему в русском стиле, – В.А. Гартману. В 1902 г. большой участок был поделен на две части. Под № 5 находилась типография, а дом № 7 перешел к меценату и любителю русского народного искусства Сергею Тимофеевичу Морозову, который по проекту С.У. Соловьева перестроил в 1902–1903 гг. старые палаты и подарил их Кустарному музею. Этот музей был основан в Москве в 1885 г. и помещался сначала на Знаменке (№ 8), а потом в здании у Никитских ворот (Большая Никитская, 23). Кустарный музей был не только собирателем, хранителем и популяризатором изделий народных промыслов, но и их продавцом. К основному зданию в 1911 г. было пристроено помещение для магазина по проекту А.Э. Эрихсона и В.Н. Башкирова. Вход в него отмечен крыльцом с колонками-бочками. Четырехскатная крыша крыльца увенчана резным флюгером с изображением игрушки – прославленных богородских «кузнецов», а вестибюль украшен керамическим камином, сделанным по эскизу М.А. Врубеля. Сейчас здесь музей народного искусства. В 1874–1884 гг. во дворе дома Мамонтова во флигеле жила известная актриса Малого театра Г.Н. Федотова, которую посетил И.С. Тургенев в свой приезд в Москву в 1879 г.

Дом № 9 был построен московским городским головой, представителем старой московской купеческой семьи Алексеевых, основатель которой вышел из крестьян Ярославской губернии. Записавшись в московское купечество еще в 1746 г., Алексеевы занялись хлопковым и шерстяным делом, им принадлежала и золотоканительная фабрика, позднее ставшая кабельным заводом «Электропровод», который существует и сейчас. Купцы Алексеевы занимались, однако, не только торговыми да промышленными делами – многие оставили свои имена в истории русского искусства и общественной деятельности. Здесь не приходится много говорить о Константине Алексееве – знаменитом Станиславском – и его братьях и сестрах, которые были актерами, режиссерами, музыкантами. Двое Алексеевых стояли во главе московского общественного управления – были городскими головами. Одному из них, Николаю Александровичу Алексееву, и принадлежал этот дом, построенный в начале 1880-х гг. архитектором Д.Н. Чичаговым. Н.А. Алексеев был, возможно, самым популярным городским головой Москвы. Человек умный, деловой, он обладал большим организаторским талантом. При нем началось энергичное развитие московского городского хозяйства. Алексеев руководил работами по сооружению нового Мытищинского водопровода, устройству канализации. Он сумел привлечь частные пожертвования для строительства множества городских учреждений. Только за счет их, не истратив ни копейки из скудных городских средств, Алексеев сумел построить и оборудовать более десяти больниц.

При нем Москва обстроилась на диво:

Возник бульваров новый ряд,

Водопровод, пассажи высятся красиво,

Главу подъяла дума горделиво

И залил улицу асфальт, —

писали о нем в то время. Н.А. Алексеев был выбран на пост городского головы в 1885 г., а 14 марта 1893 г. убит в своем кабинете в здании думы пробравшимся туда сумасшедшим. Ныне в этом доме находятся представительства ООН и других международных организаций.

Далее по переулку рядом с домом Алексеева стояли два почти одинаковых четырехэтажных дома (№ 11 и 13). Они были надстроены на два этажа (нижние этажи появились после 1812 г.), и оба украшены колонными или пилястровыми портиками. Теперь они объединены общим фасадом. Эти дома расположены на большом участке, принадлежавшем в XVIII в. предку Л.Н. Толстого, князю П.И. Горчакову. Дом № 13 – одно из лермонтовских мест. Сюда Лермонтов часто приходил в 1837 г., будучи в Москве проездом на Кавказ. Дом принадлежал родителям его товарища по петербургской школе юнкеров Николая Соломоновича Мартынова, будущего противника на роковой дуэли, который провел здесь последние годы жизни (он умер в 1875 г. в возрасте 60 лет). По воспоминаниям современника, «Мартынов-отец как нельзя лучше оправдывал данную ему молодежью кличку „Статуя Командора”. Каким-то холодом веяло от всей его фигуры, беловолосый, с неподвижным лицом, суровым взглядом…». В 1850-х гг. в этом доме жили декабрист З.Г. Чернышев и строитель московского водопровода, известный инженер А.И. Дельвиг, в 1880-х гг. – скрипач, профессор Московской консерватории И.В. Гржимали, в 1930—1950-х гг. – историк В.И. Авдиев, а также литературовед Ю.А. Веселовский, артистка Е.А. Лавровская, медик Н.Ф. Голубов, физиолог А.Ф. Самойлов. На месте дома № 15, построенного в 1964 г., стояло небольшое строение, принадлежавшее в конце 1850-х гг. дяде писателя Н.С. Лескова. Возможно, что сам Лесков бывал в нем. 1 июля 1914 г. в этом доме открылся небольшой музей городского хозяйства Москвы под руководством молодого тогда П.В. Сытина. Современный жилой дом на этом месте выстроен для партийно-советской элиты в 1964 г. (архитектор М.Н. Круглов). На доме мемориальные доски в честь многолетнего руководителя советских военно-промышленных программ Д.Ф. Устинова, запятнавшего себя агрессией СССР в Афганистане, а также в честь видного полководца маршала А.И. Еременко.

За небольшим сквериком в 2002 г. выстроен новый элитный жилой дом (его официальный адрес – Малый Гнездниковский переулок, 3). На его месте находился небольшой дом, где в 1880–1890 гг. жил профессор консерватории П.Ю. Шлецер. В этот дом В.И. Сафонов, пианист, дирижер, учитель Скрябина, привел его со словами: «Я привез вам мое сокровище». У Шлецера жила его ученица Вера Исакович, ставшая прекрасной пианисткой. Скрябин часто встречался с ней, а осенью 1896 г. сделал предложение. По словам брата поэта Пастернака Александра, «милейшая и какая-то особенная, она была воплощением доброты и душевной мягкости… Она много и с успехом концертировала, постепенно ограничив свой ресурс исключительно произведениями только Скрябина. Сама прекрасный музыкант, пребывавший долгое время в орбите скрябинской игры, она, несомненно, достигла совершенства в передаче характерных особенностей игры Скрябина, главное же – скрябинского понимания задач и смысла его творчества. Вот почему Вера Ивановна – пока Скрябин жил за границей – была, пожалуй, единственной из московских пианистов, кто, исполняя скрябинскую музыку, играл поистине по-скрябински».

В этом же доме профессора Шлецера жила и его племянница, маленькая чернявенькая девочка, которая стала второй, после Веры, женой композитора.

Мы подошли к пересечению Леонтьевского переулка с Елисеевским и Шведским тупиком. Название последнего происходит от подворья, принадлежавшего Швеции, которое находилось как раз на месте этого тупика. В силу договора 1617 г., определившего отношения между Россией и Швецией на сто лет, до Северной войны 1700–1721 гг., шведским купцам предоставлялось право «в городех на Москве, во Пскове торговые дворы имети», и вот в 1618 г. здесь было «взято по государеву указу под свейский (то есть шведский. – Авт.) купетцкий двор у Николы в Гнезниках место пустое гостиной сотни Истоминское мылника поперег по улице 20 сажень с полусаженью». Позднее «свейский» двор стал называться более пышно: «посольский дом Его Королевского Величества шведского и норвежского короля». В 1874 г. земля этого подворья была обменена на землю, принадлежавшую Российскому государству в Стокгольме, где находились «магазины, дарованные Королевским правительством, на основании древних трактатов, под склады товаров, приезжавших в Швецию Русских торговцев». В 1892 г. здесь заложено здание городского училища (дом № 19, проект Д.Н. Чичагова). Оно называлось капцовским – по фамилии купца A. С. Капцова, пожертвовавшего на его постройку 190 тысяч рублей в память своего отца. Оно совсем не походило на современное здание – было причудливым, с огромными декоративными, несколько утрированными фронтонами и двухцветной раскраской. Автор его, памятуя о месте постройки, старался придерживаться образцов скандинавской архитектуры времени ее расцвета, так называемого стиля Христина IV, ярко воплотившегося в архитектуре датского замка Розенборг и в особенности торговой биржи в Копенгагене с характерной раскраской в два цвета – кирпича и белого камня – и с несколькими высокими фигурными фронтонами. В 1952 г. бывшее училище увеличилось на два этажа и приобрело новый, значительно менее живописный фасад. Позади него сохранилось, также надстроенное, здание женского училища имени К.В. Капцовой архитектора М.К. Геппенера, построенное в 1897 г., с характерным фасадом из кирпича белого и красного цветов.

В доме № 21 помещались редакции двух журналов: в 1884–1894 гг. – «Русской мысли», где печатались Н.Г. Чернышевский, Н.В. Шелгунов, B. О. Ключевский, и в конце 1870-х – начале 1880-х гг. – юмористического «Будильника», в котором начинал А.П. Чехов. В журнале были опубликованы восемнадцать его рассказов, но получал он за них ничтожные гонорары. «Бывало, я хаживал в „Будильник” за трехрублевый раз по десяти», – вспоминал он в письме к Н.А. Лейкину. Здесь в 1882 г. случилось необыкновенное событие – первая трансляция из Большого театра. Газета «Московский листок» сообщала, что Общество спасения на водах решило улучшить свое шаткое финансовое положение тем, что установило несколько платных телефонных наушников на квартире одного из своих членов в Леонтьевском переулке, а в Большом театре – два микрофона: «Открывая станцию в Москве, подобно тому, как это сделано в Париже и Петербурге, Общество имело в виду познакомить публику с замечательным открытием нашего времени, а именно: с возможностью по проволокам, при помощи электричества и соответствующих аппаратов, слышать на расстоянии музыку, пение и разговор почти с одинаковой отчетливостью, как на месте их происхождения». Плата за прослушивание была установлена рубль за 10 минут. Первой транслировалась опера Верди «Риголетто», потом «Фауст», «Ромео и Джульетта», «Демон», «Жизнь за царя». Новинка имела успех, скопление экипажей слушателей было таким большим, что полиции пришлось устанавливать порядок в переулке. Всего тогда сделали 12 трансляций, но в дальнейшем они уже не повторялись: качество все-таки было далеко от идеала. В доме была квартира артиста Художественного театра А.Л. Вишневского, товарища Чехова по таганрогской гимназии, а в 1920—1930-х г. жил драматург Б.С. Ромашов. С 1892 до 1908 г. в доме № 21 жила артистка Г.Н. Федотова. Ранее, в 1885–1888 гг., она снимала квартиру рядом – в доме № 25, построенном после пожара 1812 г. Здесь же в 1856 г. жил декабрист И.Н. Горсткин, а в 1870-х гг. – архитектор, исследователь московской старины А.А. Мартынов. В 1923 г. это адрес писателя Бориса Пильняка.

Церковь Николая в Гнездниках

В послепожарное время был построен и соседний дом (№ 23), принадлежавший причту соседней Никольской, «в Гнездниках», церкви, которая стояла позади него. В 1920-х гг. здесь находилось издательство артели писателей «Круг», в которую входили Н. Асеев, И. Бабель, Артем Веселый, Вс. Иванов, Л. Леонов, А. Новиков-Прибой, Б. Пастернак, И. Сельвинский, К. Федин.

Вернемся к началу Леонтьевского переулка. В скромном строении на углу с Большой Никитской не угадаешь дворца «обер-гофмаршала, действительного камергера и разных орденов кавалера» Григория Никитича Орлова, как было изъяснено в легенде к плану 1802 г. Фасад дворца помещен в альбом лучших частных домов, собранный архитектором М.Ф. Казаковым. Кто именно построил его, доподлинно неизвестно. Первым владельцем дворца по документам был полковник Г.С. Засецкий (в 1738 г.), потом дворец принадлежал его наследникам, в середине XVIII в. – жене «публичного нотариуса» М.М. Балка, затем поручику Н.А. Щепотьеву, а ближе к концу века – поручику П.М. Лунину и князю Ю.В. Долгорукому. При Орлове это было невысокое протяженное двухэтажное здание с пилястровым портиком, неоднократно перестраивавшееся и увеличенное пристройками на всем протяжении XIX столетия, но интересен этот дом тем, что в нем находился известный театр. Театральное прошлое этого места начинается в 1752 г. – тогда некий Андрей Смирнов, студент Славяно-греко-латинской академии, подал прошение в Московскую полицмейстерскую канцелярию, «коим просил: о допущении к игранию Российской камеди в наемном доме лейб-гвардии Преображенского полку порутчика Николая Алексеева сына Щепотьева. ценою за пять рублев, в чем того дому с служителем Александром Трубчаниным заключил контракт, с коего сообщил копию, и о постановлении для прекращения ссор и драк пристойного пекета (то есть пикета, сторожевого поста. – Авт.). ПРИКАЗАЛИ: с наемной цены взять пошлины по указам и к действию камеди к доме оного порутчика Щепотьева помянутого Смирнова допустить, а при том оного Смирнова обязать подпискою, чтоб во время того действия камеди богопротивных и мерзких игр не производилось; а в поставлении для прекращения ссор и драк пристойного пекета требовать ему, Смирнову, от военной конторы и о том в команду послать приказ». Более о театре сведений в XVIII в. не встречается, но возможно, что так любимые москвичами представления были здесь при владельце Е.Е. Рынкевиче (или Ренкевиче), сделавшем долгую военную карьеру, ушедшем в отставку и ставшем московским вице-губернатором. В Москве он, по жандармскому отзыву, «вел жизнь чрезвычайно роскошную, позволяя себе, по занимаемому им месту, большие злоупотребления. Покойный Граф Гурьев намерен был предать его уголовному Суду, но предстательством Обер-егермейстера Пашкова, на племяннице которого Рынкевич был женат, он избавился от Суда и был только удален от места». Его сын Александр оказался причастным к восстанию декабристов. Его судьба может служить ярким примером того, насколько Николай I страшился заговорщиков, действительных или мнимых. Ренкевич не принимал никакого участия в обществе декабристов, а 14 декабря стоял в толпе народа в штатской одежде «из любопытства». Но был арестован, брошен в Петропавловскую крепость и просидел там шесть месяцев, потом его «высочайше повелено, продержав еще два месяца в крепости, выписать тем же чином в Бакинский гарнизон и ежемесячно доносить о поведении».

Именно при следующем владельце театр в этом доме получил громкую известность. Генерал-майор Петр Андреянович Позняков купил владение со всеми строениями и с мебелью за 55 тысяч рублей у Ренкевича в декабре 1809 г. По рассказу П.А. Вяземского, «в старых комедиях французских встречаются благотворительные дяди из Америки, которые неожиданно падают золотым дождем на бедных родственников, и тем дают им возможность соединяться браками с предметами их любви. В старой Москве являлись благодетельные дяди: известные дотоле богатые помещики, которые как снег на голову падали из какой-нибудь дальней губернии. Они поселялись в Москве и угощали ее своим хлебосольством, увеселениями и праздниками. Одним из последних таких дядей был Позняков. Он приехал в первопрестольную столицу потешать ее своими рублями и крепостным театром. Позняков купил дом на Никитской (ныне принадлежащий князю Юсупову), устроил в нем зимний сад, театральную залу с ложами и зажил, что называется, домом и барином: пошли обеды, балы, спектакли, маскарады».

Перестройка коснулась флигелей дома по Леонтьевскому переулку – там и был построен театр, вход в который был и из переулка и с улицы. В Российском архиве древних актов хранятся хороший рисунок фасада дома и, что очень интересно, планы первого этажа и бельэтажа театра. Если отмерить 26 метров от угла дома по переулку, то можно очутиться у входа в театр и мысленно войти в сени. Из сеней надо было пройти направо в фойе, занимавшее весь угол дома с Большой Никитской, и налево – в театральный зал, протяженностью около 30 метров. «Нечего и говорить, что на балах его, спектаклях и маскарадах не было недостатка в посетителях: вся Москва так и рвалась и навязывалась на приглашения его, – вспоминал Вяземский. – Спектакли были очень недурны, потому что в доморощенной труппе находились актеры и певцы не без дарований». Гостеприимный хозяин, одетый персиянином или китайцем, расхаживал по залам дворца, приветствуя гостей. Грибоедов, конечно, не мог пройти мимо московской достопримечательности. Это о хозяине он говорит в «Горе от ума» устами Чацкого:

А наше солнышко? наш клад?

На лбу написано: Театр и Маскерад;

Дом зеленью раскрашен в виде рощи,

Сам толст, его актеры тощи.

Не пропустил он и садовника, который прятался среди растений зимнего сада и щелкал соловьем: «Певец зимой погоды летней». В сентябре– октябре 1812 г. в театре давала представления французская труппа. Зала была роскошно украшена, занавес сшили из цельной парчи, ложи были отделаны дорогими драпировками, под потолком висело огромное паникадило, взятое из церкви, а на сцене стояла богатейшая мебель.

Сохранилась афиша одного из представлений: «Les comediens frangais auront l’honneur de donner mercredi prochain 7 octobre 1812. Une premiere representation De Jeu l’Amour, et du Hasard, comedie en trois actes et en prose de Marivaux. La salle du spectacle est dans la Grande Nikitski, maison de Posniakoff» («Французские актеры будут иметь честь давать в будущую среду 7 октября 1812 года первое представление пьесы Мариво „Игра любви и случая”, в трех актах прозой. Театральная зала находится в доме Познякова на Большой Никитской улице»). Вечерами зал был полон военными, на ура принимавшими спектакли, которые за все время оккупации давали одиннадцать раз.

После освобождения Москвы в позняковском театре возобновились спектакли. В «Московских ведомостях» в ноябре 1813 г. москвичи читали: «Сего ноября 16-го дня господин генерал маиор и кавалер Позняков на театре в собственном доме открыл с дозволения правительства спектакли, обращая сбор оных в пользу разоренных от неприятеля, „Дианиным деревом”, оперою в 2-х действиях с принадлежащими хорами и балетами; и все сие было представлено крепостными его превосходительства людьми. Московския жители, быв лишены более году зрелищ, в коих обязательно проводили свободные от трудов часы, и видя, что удовольствие их соединяется с приятнейшею обязанностью помогать несчастным, с живейшим стремлением приняли участие в сем благотворении». Журнал «Сын Отечества» в том же году сообщал, что «каждое воскресение какая-нибудь новая опера, с искусством расположенная и разыгранная, прогоняет последнюю мысль о прошедших бедствиях».

После кончины Познякова дом был продан в 1821 г. с аукциона и его приобрел московский богач, знаток и любитель театра князь Николай Борисович Юсупов. Возможно, что он предполагал продолжить успешные представления здесь, но о них уже не слышно. В 1829 г. он поместил объявление о том, что сдается «в наймы каменной двуэтажный дом с театром. ценою в год за 6000 рублей». Там давались концерты, выступали «акробатическое общество Киарини», немецкий театр, а также «оптический и кинетозографический театр», где, в частности, показывается «город Лондон с Блак-Фраирским мостом, на нем толпы проходящих, скачущие кареты, верховые, фиякры, все в заботном движении».

Возможно, что в этом доме в начале января 1831 г. побывал у Юсупова А.С. Пушкин по просьбе Вяземского, которому были необходимы сведения о Фонвизине для его биографии. В 1852 и 1876 гг. главный дом и другие строения на участке радикальным образом переделываются. Внизу поместились магазины, а на верхних этажах (в 1876 г. надстроили третий по проекту архитектора М.Н. Никифорова) – квартиры. В советское время надстроили еще два этажа. В 1894–1896 гг. тут располагалась редакция одного из самых популярных и распространенных журналов «Русская мысль», переехавшая сюда из дома № 21 по тому же Леонтьевскому переулку. В числе сотрудников и авторов журнала были почти все крупнейшие писатели и публицисты того времени: С. Булгаков, Л. Шестов, М. Гершензон, З. Гиппиус, Д. Мережковский, Н.С. Лесков, П.Д. Боборыкин, В.М. Гаршин, Максим Горький, Д.В. Григорович, В.Г. Короленко, Д.Н. Мамин-Сибиряк, А.П. Чехов, Д.Н. Анучин, П.Г. Виноградов, В.И. Герье, Н.И. Кареев, В.О. Ключевский, П.Н. Милюков и многие другие. Журнал придерживался либеральных традиций, и неудивительно, что он один из первых был запрещен коммунистами. В этом доме в редакции «Русской мысли» 16 февраля 1897 г. собрались Чехов, архитектор Шехтель, Станиславский, чтобы обсудить вопрос о создании в Москве народного театра. Чехов уже предлагал своему хорошему знакомому Шехтелю взяться за разработку проекта: «…затевается, нечто en grand, с народным театром, с читальной, с библиотекой…» Проект его понравился всем участникам, но продолжения не получил.

Осенью 1917 г. в этом доме жил П.А. Кропоткин. Он писал друзьям: «С первых дней, как революция стала известна, буквально жил, как в чаду…» Он приехал в Россию в июне, поезд пришел ночью, а вокзал и прилегающие улицы были заполнены встречающими: «Стояли белые петербургские ночи. При слабом свете утра выстроились шпалерами войска с знаменами и плакатами. На дебаркадере были. министры, дамы, подносившие П.А. цветы, анархические черные знамена, а на площади стояла многотысячная толпа». Он внимательно следил за развитием событий. По совету врачей переехал в Москву, где его поселили в Кремле, но очень скоро Кропоткин переехал в двухкомнатную квартиру на Большой Никитской. 15 октября он писал отсюда в Петроград Половцевой, что на душе у него часто бывает «скверно. Работа есть кое-какая. Читаю корректуры „Великой Революции” (его книги о Великой французской революции. – Авт.) и „Записок”, вижу много народа. Готовлю другую большую работу. и уделяю время Обществу сближения с Англией. А вечером, после 8-ми, почти каждый день заходят посетители». О ходе боев в октябре 1917 г. Кропоткин почти не оставил записей: 1 ноября 1917 г.: «Вчера уже 5 дней продолжается перестрелка в Москве. Пальба из орудий и ружейная днем и ночью. Все это оч[ень] близко от нас. Вчера получил хлеба на ч[елове]ка ¹/₈ фунта. 3-й день ¹/₄. Сегодня вовсе не получил хлеба: дворник отказался идти в Комиссариат и возобновить карточки. Вдоль Никитской все время шальная пальба ружейная. Вчера горел громадный дом № 6 на Тверском бульваре. и никто не тушил. А 3-го дня горел дом, где Большая Никитская аптека у Никитских ворот. Пришли пожарные тушить». Кропоткин не принял политику большевиков и уехал в Дмитров, где и скончался в 1921 г.

Дом Мещерских

В маловыразительном пятиэтажном здании (№ 2а), находившемся до постройки современного, в 1887–1892 гг. жил артист А.И. Южин. Здесь же жила вдова московского нотариуса П.Д. Перевощикова вместе с молодой дочерью Марией, которая под псевдонимом Лилина стала известной актрисой Художественного театра. Она выступала в спектакле «Коварство и любовь» в роли Луизы, а Фердинанда играл Станиславский. «Оказывается, – вспоминал Станиславский, – мы были влюблены друг в друга и не знали этого. Но нам сказали об этом из публики. Мы слишком естественно целовались, и наш секрет открылся со сцены». В этом доме Константин Станиславский сделал ей предложение.

Два нижних этажа дома сохранялись с XVIII в. – он тогда был хозяйственным строением усадьбы князей Мещерских. Ее главный дом (№ 4), стоящий торцом к переулку – характерная черта постановки жилых зданий в старой Москве, – появился здесь в первой половине XVIII в., возможно, в то время, когда участок принадлежал полковнику князю Г.С. Мещерскому. Внешний вид этого дома, однако, относится уже к ампирным временам, к восстановлению его после пожара 1812 г. после приобретения усадьбы у князя А.Н. Долгорукова в 1817 г. капитаном лейб-гвардии Семеновского полка Николаем Аполлоновичем Волковым на имя жены Екатерины Андреевны, урожденной княжны Оболенской. Напротив барского дома находился, как часто бывало у богатых домовладельцев, хозяйственный участок. По воспоминаниям князя В.М. Голицына, «…в самом элегантном центре Москвы. расположен был обширный пустырь. На этом пустыре разбит был огород с грядками капусты, моркови и прочих овощей, и огород этот возделывался многочисленной прислугой домовладельца, как для себя, так и для продажи». До конца 1840-х гг. в этой усадьбе, принадлежавшей Волковым (известны письма одной из представительниц этой семьи о России начала XIX в., опубликованные в журнале «Вестник Европы»), жил артист Малого театра И.В. Самарин – его отец был крепостным Волковых. Хозяйкой дома в 1858 г. становится графиня А.Ф. Закревская, жена московского генерал-губернатора Арсения Закревского, грубого солдафона, призванного Николаем I «подтянуть» после предыдущего губернатора «распустившуюся Москву»:

Князь Щербатов ускакал,

И ракетою конгревскою[3]

На уснувший город пал

Пресловутый граф Закревский.

С 1848 г. в продолжение 11 лет Закревский, не считаясь ни с какими законами, самоуправно вершил дела в Москве – о его «подвигах» неоднократно с возмущением и сарказмом писал Герцен. Император Николай Павлович, говоря как-то с известным остроумцем князем А.С. Меншиковым, сказал ему: «– Я езжу в Москву всегда с особенным удовольствием. Я люблю Москву. Там я встречаю столько преданности, усердия, веры. Уж точно, правду говорят: святая Москва.

– Этого теперь для Москвы еще мало, – заметил Меншиков. – Ее по всей справедливости можно назвать не только святою, но и великомученицею».

С 1880-х гг. и до 1918 г. дом-дворец принадлежал богатым меховщикам Сорокоумовским. Основатель династии зарайский купец Петр Ильич открыл в Москве меховую торговлю, которая со временем разрослась, и к 1830-м гг. он открыл несколько магазинов в российских городах, а в Москве – скорняжную фабрику. С 1859 г. делами фирмы управлял Петр Павлович Сорокоумовский, при котором она приобрела всероссийскую известность и вышла на международный рынок. Именно к нему обратилось дворцовое ведомство для заказа горностаевых мантий для коронации Николая II, и Сорокоумовский поставил соболь для реставрации шапки Мономаха. Глава фирмы активно занимался общественной деятельностью, был членом множества комиссий, комитетов, попечительств, и он, как, впрочем, и другие Сорокоумовские, широко занимался благотворительностью. На Большой Якиманке на месте современного строения под № 37 стоял дом для бесплатных квартир имени П.П. Сорокоумовского, а для учеников Мещанского училища было выделено 10 стипендий.

В советское время особняк отвели под Московский коммунальный музей, который даже занял уже часть здания, но, в конце концов, в нем разместился Дом работников просвещения и искусств, где в 1922 г. прошла последняя 47-я выставка знаменитого Товарищества передвижных выставок. Позже здесь находилась редакция «Учительской газеты».

Граф Арсений Андреевич Закревский

Дом этот привлекает внимание протяженной колоннадой портика, обращенной во двор, – она состоит из 12 дорических колонн, сгруппированных попарно, за которыми расположена глубокая лоджия. Несмотря на протяженность портика, он изящен и представителен. Ограда особняка относится уже к XIX в. Ныне здесь посольство Греции.

В 1859–1864 гг. – это адрес профессора Московского университета математика Н.Д. Брашмана, сделавшего в России замечательную научную карьеру (он родился в Чехии, близ города Брно, в местечке Расснове) – удостоился двух полных Демидовских премий, из его школы вышел знаменитый математик П.Л. Чебышев.

Рядом с этим памятником архитектуры находится и другой – дом № 6, построенный в конце XVII в. (к этому времени относится его первый этаж, убранство этого времени хорошо видно со двора). В начале следующего столетия им владел И.П. Толстой, а в середине – капитан-поручик Измайловского полка П.С. Хлопов, при котором здание, вероятно, получило современные габариты. Внутри сохранилась прекрасная темперная (темпера – краска, разведенная на эмульсии из воды и яичного желтка, обладающая значительной стойкостью) роспись потолков, относящаяся к началу XIX в. От Хлоповых дом перешел к одному из представителей славной семьи Ермоловых – генерал-майору Н.А. Ермолову, дяде знаменитого полководца А.П. Ермолова. Он участвовал во многих сражениях русско-турецкой и русско-шведской войн в конце XVIII в. Но самым известным жильцом этого дома был К.С. Станиславский. Ему исполнилось 58 лет, когда он с семьей переехал сюда в 1921 г., после выселения из его дома в Каретном ряду, где разместили гараж Совнаркома. 21 января он «в окружении многочисленных студийцев впервые пришел посмотреть свое новое местожительство. Дом не отапливался, широкая деревянная лестница гулко трещала под ногами идущих. Пройдя через вестибюль в большой зал, Станиславский снял шапку, долго и молча смотрел перед собой.

Дом Волковой

– Вот вам и готовая декорация для „Онегина”, – раздался его голос».

В течение 17 лет он жил и работал в этом доме. На втором этаже за дубовой массивной дверью, заказанной еще для его дома у Красных ворот, находился кабинет Станиславского. Рядом – белый с колоннами зал, где часто проводились репетиции. Сюда приходили многочисленные ученики и почитатели великого режиссера. С.Я. Лемешев писал об этом доме, что он «стал для нас чем-то вроде храма искусства, и, только еще переступая его порог, мы уже настраивались на особо торжественную, высокую ноту». Во двор дома в хорошую погоду выносились кресло и огромный зонт – тут можно было видеть Станиславского, занятого рукописями или беседующего с учениками и посетителями. В 1948 г. стараниями дочери Станиславского в доме был создан мемориальный музей.

За домом № 8, два этажа которого были построены в 1897 г. архитектором А.С. Каминским (в 1937 г. надстроен тремя этажами) для жены потомственного почетного гражданина В.Б. Спиридоновой, известной в Москве благотворительницы, пожертвовавшей 300 тысяч рублей на богадельню, выстроенную на Петербургском шоссе, располагалась большая усадьба, занимающая современные участки № 10 и 12. В начале XVIII в. она принадлежала генерал-аншефу М.И. Леонтьеву, по фамилии которого долгое время назывался переулок. Приходился он двоюродным племянником царице Наталье Кирилловне и сделал военную карьеру, несмотря на то что отзывались о нем как об угрюмом и сварливом солдате, который к подчиненным был взыскателен и строг до жестокости, но признают его храбрым и предприимчивым. Фельдмаршал Миних, которого Леонтьев считал своим врагом, так писал о нем в записке, поданной Анне Иоанновне в 1737 г.: «Генерал-лейтенант Леонтьев старый воин, понимает службу и особенно кавалерийскую и мог бы хорошо служить полковником; он здоров и крепкого сложения, но не имеет честолюбия, ни охоты к службе. Он годится быть в Военной коллегии, в Конюшенном департаменте, как охотник и знаток в лошадях такой, какому во всей армии нет подобного». Скончался Леонтьев в 1752 г. киевским генерал-губернатором. Сын его в 1760 г. построил здесь деревянные хоромы, фасад которых как одного из замечательных московских зданий, был включен в «Альбомы партикулярных зданий», составленные М.Ф. Казаковым. Хоромы сгорели в 1812 г., и участок разделился на две части.

В небольшом каменном доме (№ 10) в 1830–1848 гг. жил А.А. Прокопович-Антонский, профессор и в течение многих лет ректор Московского университета. Он долго руководил и университетским Благородным пансионом, который стал при нем одним из лучших российских учебных заведений. В 1872 г. этот участок перешел к Ивану Павловичу Сорокоумовскому, у которого здесь останавливался во время приезда в Москву в 1882 г. знаменитый путешественник, исследователь Новой Гвинеи Н.Н. Миклухо-Маклай, хорошо знавший его брата Павла Павловича, мецената, много ездившего по миру. Современное здание (№ 10) было построено в 1884 г. архитектором А.С. Каминским, а в 1895 г. при владельце И.В. Морозове сделаны новые роскошные интерьеры по рисункам Ф.О. Шехтеля. В доме с 1920-х гг. до 22 июня 1941 г. помещалось германское посольство. Оно находилось под бдительным вниманием советских контрразведчиков. Известного разведчика Николая Кузнецова готовили специально для работы в германском посольстве: «Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами».

Рассказывается, как за несколько дней до начала войны одна из советских разведчиц, будучи на коктейле в посольстве, пытаясь определить новые места для установки подслушивающих устройств, «заметила, что со стен сняты некоторые украшения и картины. Она обнаружила, что посольские работники паковали чемоданы для отъезда», что крайне взволновало контрразведку, но это обстоятельство, как и то, что в посольстве уже с 9 июня жгут бумаги, да, впрочем, и сотни других предупреждений, не очень-то привлекло внимание Сталина и его подручных, которые были озабочены не защитой СССР от возможной агрессии, а совсем другими планами.

Впоследствии здесь было Совинформбюро, где составлялись сводки боев и побед в Великой Отечественной войне. С 1949 по 1984 г. в доме работало посольство Германской Демократической Республики, а потом он был занят посольскими учреждениями Кубы и банком.

Высокое жилое здание (№ 14) на углу с Елисеевским переулком состоит из разновременных построек. Нижние три этажа – 1886 г. (архитектор А.П. Белоярцев), а верхние появились в 1912 г. В этом доме в 1900-х гг. жили композитор Р.М. Глиэр, в 1930-х гг. – писатель М.М. Пришвин, с 1980-х гг. до смерти в 2003 г. – специалист по проблемам механики, академик А.Ю. Ишлинский, дипломат, в 1980–1986 гг. – посол в Великобритании В.И. Попов, с 1984 до кончины в 2002 г. – дирижер Е.Ф. Светланов. Здесь умер в 2008 г. певец М.М. Магомаев. Рядом в 2011 г. ему был открыт памятник работы скульптора А.Ю. Рукавишникова.

За Елисеевским переулком – небольшой сквер на месте снесенных строений, где в 1780-х гг. был дом, принадлежавший Н.И. Новикову, просветителю и типографу. В сквере стоит памятник Низами Гянджеви (ок. 1141–1209), азербайджанскому поэту и мыслителю, автору таких произведений, как «Лейла и Меджнун», «Хосров и Ширин» и др. Памятник работы скульпторов Г. и Э. Зейналовых, подаренный Москве в 1991 г., в год 850-летия поэта, хорошо вписывается в тихий сквер. На другой стороне сквера находится дом № 16. Он образовался из нескольких частей, самая старая – левая. Здесь еще в 1806 г. стоял двухэтажный каменный дом майора А.И. Челищева. Два этажа справа появились в 1874 г. – их построила вдова профессора Московского университета филолога И.И. Давыдова. Уже в 1905 г., при коренной перестройке дома для меблированных комнат «Малый Париж», появился третий этаж и современный фасад. В левой части дома рядом с проходом во двор в начале 1920-х гг. находилась писательская книжная торговая лавка – дверь ее позже была превращена в узкое окно. В лавке торговали книгами писатели М.А. Осоргин, Б.К. Зайцев, В.Ф. Ходасевич. Последний вспоминал: «В 1918 г. в конце лета затеял вместе с П.П. Муратовым книжную лавку писателей. Добыли книг на комиссию от знакомых издателей. Добыли откуда-то денег на обзаведение, поселились в Леонтьевском пер., 16. Стали за прилавок. Е.Д. Кускова была первой покупательницей: когда шкафы были еще пусты, купила какую-то газету за 30 коп. Кажется, это и составило запасной капитал. Торговали в лавке: Б.А. Грифцов, М.В. Линд, П.П. Муратов, Е.Л. Янтарев, А.С. Яковлев, М.А. Осоргин, я. Работали в очередь. Моя жена сидела за кассой, зимой, изнывая в нетопленом магазине – по целым дням. Коекак были сыты».

Граф Алексей Сергеевич Уваров

«Проходя ныне улицей Станиславского, – писал В.Г. Лидин, – я обычно замедляю шаги возле окон, за которыми в трудную зиму 1920 года блистали золотом переплетов книги, как бы возвещая, что не за горами та пора, когда слабые огоньки ликбезов разгорятся в могучее пламя всеобщей грамотности, а слово Белинского, что книга есть жизнь нашего времени, получит свое реальное выражение». В 1920—1930-х гг. тут находилось общежитие Коминтерна. Теперь дом занят посольством Азербайджана.

Под № 18 – дом, относящийся к XVIII в. Он стоит в глубине, отделенный от улицы красивой оградой (1854 г.). Осенью 1824 г. во флигеле усадьбы, принадлежавшей тогда купчихе И.А. Заборовой, поселился композитор А.А. Алябьев. Здесь вечером 24 февраля 1825 г. произошла та роковая игра в карты, которая изменила его судьбу. Он посчитал, что один из игроков – его знакомый помещик Тимофей Миронович Времев (муж двоюродной сестры писателя М.Н. Загоскина) – сыграл нечестно, и ударил его. Через несколько дней он умер, а Алябьева обвинили в убийстве. Факт азартной карточной игры, драки, нанесения побоев были установлены, и его отправили в тюрьму, а впоследствии в ссылку в Тюмень (его родной город).

В 1881 г. дом перешел к графу Алексею Сергеевичу Уварову, сыгравшему огромную роль в организации русской археологии. В этом доме находилась его огромная библиотека, которой пользовались многие исследователи, а иногда зал в особняке превращался в мастерскую, где работали художники, копировавшие изображения из редких книг графа. После его смерти в 1884 г. дело Уварова продолжила его жена Прасковья Сергеевна Уварова, урожденная княжна Щербатова, послужившая прообразом Китти Щербацкой в романе Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Здесь, в ее особняке, родилась общественная организация, посвятившая свои усилия изучению истории Москвы. Первое заседание комиссии «Старая Москва» Московского археологического общества происходило 14 декабря 1909 г. Всего состоялись 464 заседания комиссии «Старая Москва», в которых участвовало более 33 тысяч человек и где было прослушано 900 докладов на самые разные темы, относящиеся к истории, быту, культуре Москвы. Особенно большой размах ее работа получила в 1920-х гг., но вскоре комиссия была разгромлена, а многие ее участники попали в сталинские лагеря. Последнее перед ликвидацией «Старой Москвы» 465-е заседание должно было состояться 12 февраля 1930 г., когда планировалось выслушать сообщение молодого библиотекаря В.В. Сорокина о доме поэта и государственного деятеля И.И. Дмитриева. Он все-таки смог выступить на заседании возрожденной «Старой Москвы» в тот же день 12 февраля, но только через 60 лет – в 1990 г., в Исторической библиотеке. В.В. Сорокин стал непревзойденным знатоком Москвы, автором многих публикаций об истории города, старейшиной москвоведов.

Графиня Прасковья Сергеевна Уварова

В первые годы советской власти тут находились Московской областной комитет левого социал-революционного интернационала и Центральный комитет социалистов-революционеров (левых), но после их разгрома особняк заняли большевики.

В правой части здания установлена гранитная доска и рядом с ней урна с ниспадающим покрывалом (1922 г., архитектор В.М. Маят). Она посвящена памяти жертв взрыва 25 сентября 1919 г. в здании Московского комитета партии большевиков. Сюда созвали «ответственных» партийных пропагандистов со всего города для очередного накачивания. Выступали такие крупные большевистские бонзы, как Бухарин и Покровский, а после их докладов раздался взрыв – бросили бомбу через открытое окно в сад. Почти все, кто находился около окна в задней части зала, погибли, президиум же уцелел. В полу образовалась глубокая воронка, почти вся стена упала во двор. Следствие доказало, что взрыв был организован группой анархистов, так называемым Всероссийским повстанческим комитетом революционных партизан, боровшихся с советской властью путем террористических акций. В этом доме позднее находились редакции газет «Коммунар» и «Молодой ленинец», тут работал клуб политэмигрантов, открытый по инициативе венгерского коммуниста Бела Куна. В этом же здании находился Центральный дом художественной самодеятельности, а сейчас работает посольство Украины.

Дом № 24 хранит память об известных деятелях русской культуры. В 1900–1904 гг. здесь на четвертом этаже жил Ф.И. Шаляпин. Здесь у него родилась дочь Лидия и умер от аппендицита первенец – сын Игорь. Отсюда семья Шаляпиных переехала в 3-й Зачатьевский переулок. В том же доме с октября 1901 по октябрь 1902 г. снимал квартиру С.В. Рахманинов. И наконец, это последний московский дом, приютивший А.П. Чехова. Писатель приехал сюда 3 мая 1904 г. перед отъездом за границу. Он настолько плохо себя чувствовал, что почти не выходил на улицу. «…Я нездоров, лежу в постели, каждый день ходит доктор», – писал он В.А. Гольцеву, редактору журнала «Русская мысль». Чехов в первый раз смог выйти из дома только 31 мая – он проехался на извозчике вместе с Ольгой Леонардовной по улицам Москвы. Это было прощание с городом, в который он приехал безвестным молодым человеком и покидал прославленным писателем. Воспоминания о посещении Чехова здесь оставили Гиляровский и Телешов, который писал: «Последняя наша встреча была в Москве, накануне отъезда Чехова за границу. Случилось так, что я зашел к нему днем, когда в квартире никого не было, кроме прислуги. Перед отъездом было много всяких забот, и все его семейные хлопотали без устали. Я уже знал, что Чехов очень болен, – вернее, очень плох, и решил занести ему только прощальную записку, чтобы не тревожить его. Но он велел догнать меня и воротил уже с лестницы. Хотя я и был подготовлен к тому, что увижу, но то, что я увидал, превосходило все мои ожидания, самые мрачные. На диване, обложенный подушками, не то в пальто, не то в халате, с пледом на ногах, сидел тоненький, как будто маленький, человек с узкими плечами, с узким бескровным лицом – до того был худ, изнурен и неузнаваем Антон Павлович. Никогда не поверил бы, что возможно так измениться. А он протягивает слабую восковую руку, на которую страшно взглянуть, смотрит своими ласковыми, но уже не улыбающимися глазами и говорит:

– Завтра уезжаю. Прощайте. Еду умирать». И в ночь на 15 июля 1904 г. Чехов скончался.

Последний на этой стороне улицы – дом № 26, остаток усадьбы князей Шаховских конца XVIII – начала XIX в. Главное ее строение выходило на Тверскую, а в переулке находились подсобные. Одно из них – двухэтажное здание, показанное на плане 1802 г., и составляет основу существующего дома.

Два переулка в этом обширном районе между улицами Большой Никитской и Тверской носят названия Большого и Малого Гнездниковских от местности Гнездники. Происхождение этого слова остается загадкой. Его прямо производили от птичьего гнезда, ибо тут якобы была роща, изобиловавшая ими. П.В. Сытин считал, что гнездниками назывались мастера, изготовлявшие дверные петли, но гораздо более вероятно происхождение названия от ремесленников-гнездников, которые делали стрелы, подсчет которых велся «гнездами». Так, в опубликованной в «Актах исторических» (т. IV) росписи «животам столника и воеводы князь Петра Семеновича Прозоровского, что взяли грабежом воровские астраханские казаки (Стеньки Разина. – Авт.)» наряду с «кафтаном турским объяренным красным» и «ожерельем жемчюжным пристяжным», значатся и «гнезда стрел», а в 1688 г. Петр I «указывал сделать два гнезда стрел, а сделав те стрелы, привезть к нему, великому государю, в поход, в село Преображенское». Стрел, конечно, было нужно значительно больше, чем дверных петель, и возможно, что эти ремесленники жили здесь немалым поселением. Некоторые исследователи считают, что гнездники занимались литейным делом. Это вызывает сомнение, ибо обычно такие производства, как кузнечное, литейное и т. п., связанные с огнем, располагались подальше от плотной жилой застройки и поближе к воде. Загадка названия вызывает и вовсе фантастические объяснения тех, кто далек и от ономастики, и от истории – то от неких «рудознатцев особых видов полезных ископаемых» в гнездах, или воспитателей ловчих птиц, вынимаемых из гнезда, или же «мастеров металлических изделий, употребляемых в „гнездах” оконных проемов».

Большой Гнездниковский переулок назывался также Ислентьевским и Урусовским, а Малый – Вадбольским и Шереметевским по фамилиям домовладельцев. Гнездники имели свою приходскую церковь, которая стояла на месте левой части школьного здания (№ 4) в Большом Гнездниковском переулке. Первоначально она была построена в 1629 г., а в 1724 г. «по челобитью Никицкого сорока церкви Николая чудотворца, что в Гнездниках, попа Петра Юдина с прихожаны, велено им вместо ветхой каменной церкви на том же церковном месте построить вновь каменную ж церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы да в пределе Николая Чудотворца». В ней 2 октября 1893 г. отпевали жившего в приходе этой церкви Н.С. Зверева, известного музыкального педагога, у которого воспитывались и многие известные впоследствии композиторы и исполнители, и, в частности, Сергей Рахманинов, Александр Скрябин и Михаил Пресман. В Большом Гнездниковском переулке находится большой и по сегодняшним масштабам жилой дом (№ 10). Участок был приобретен архитектором Э.К. Нирнзее, 16 мая 1912 г. он подал прошение о разрешении построить еще не виданный в Москве «небоскреб» с дешевыми квартирами. Он использовал коридорную систему планировки с несколькими типами малогабаритных (от 28 до 47 квадратных метров) квартир. Отстроив дом, Нирнзее продал его в 1915 г. банкиру Д.Л. Рубинштейну, известному своими махинациями и связью с распутинской камарильей, но москвичи еще долго продолжали называть этот дом просто «Нирнзее». Во время боев в октябре – ноябре 1917 г. этот дом был одним из основных опорных пунктов обороны войск Временного правительства, ибо господствовал над окружающей местностью и особенно над зданием градоначальства на Тверском бульваре – одним из основных пунктов сопротивления. Комиссар московского градоначальства А.Н. Вознесенский писал: «Дом Нирнзее был ключом в нашей позиции, так как достаточно было установить на его крыше пулеметы, чтобы поливать оттуда весь двор и все здания, лежащие внизу». Дом Нирнзее был захвачен 28 октября, и вскоре юнкера, оборонявшиеся на Тверском бульваре, были вынуждены сдаться. На той же высокой крыше во время Великой Отечественной войны стояли зенитные орудия, отражавшие налеты гитлеровских самолетов.

В полуподвале нового дома в сентябре 1915 г. открылся знаменитый театр миниатюр «Летучая мышь». Родившаяся в Касьянов день, 29 февраля 1908 г., просто как место отдыха артистов Художественного театра и названная так, в отличие от «Чайки», «Летучая мышь» ко времени переселения в этот дом стала общедоступным и широко известным театром и вечерним кафе. «Фойе театра с большими, красного дерева диванами напоминало скорее гостиную, чем театральное помещение. В зрительном зале длинные узкие столы расположены были перпендикулярно сцене. Зрители располагались у столов. Официанты принимали заказы. Шла программа. Во время сценического действия все замирали – и официанты, и публика; наступала тишина. Каждая сценка, каждый фрагмент программы были тщательно поставлены, со вкусом оформлены и талантливо исполнялись превосходными актерами». Театр, созданный Н.Ф. Балиевым, действовал и после октября 1917 г. Часть труппы осталась в Советской России, а другая вместе с Балиевым эмигрировала. Тогда «стиль рюсс» был в моде, и его театр процветал. Но вскоре Запад поразил экономический кризис, и Балиев разорился. В Гнездниковском же спектакли продолжались, режиссером театра стал В.Л. Мчеделов. Однако в июле 1922 г. «Летучая мышь» закрылась. Но зал не пустовал – в нем обосновался театр пародий «Кривой Джимми», затем Московский театр сатиры, театр-студия Малого театра, цыганский театр «Ромэн» и, наконец, в наше время учебный театр ГИТИСа, а в 1989 г. сюда вернулась «Летучая мышь» – театр-кабаре молодых артистов Театра имени М.Н. Ермоловой. А теперь здесь театр «ГИТИС» Российской академии театрального искусства.

Если театральное искусство поселилось в полуподвале московского «небоскреба», то на его первом этаже нашла пристанище литература – в 1918 г. тут помещались редакции журнала «Творчество» и газеты Моссовета «Вечерние известия». В 1922–1924 гг. находилось отделение газеты «Накануне». Она издавалась в Берлине группой эмигрантов, выступавших за сотрудничество с советской властью. В газете активно сотрудничали многие известные писатели – А.Н. Толстой, М.А. Булгаков, В.П. Катаев, Л.В. Никулин, А.С. Неверов, К.А. Федин и др. Помещение редакции было своеобразным литературным клубом. В разные годы в доме находились редакции нескольких журналов – «Литературная учеба» и др., различные издательства, в том числе «Книга», «Московское товарищество писателей», более 30 лет (до 1970 г.) издательство «Советский писатель». Еще выше поселилась муза киноискусства – в 1914 г. в одной из квартир обосновалась редакция самого распространенного кинематографического журнала «Сине-Фоно», в 1915–1916 гг. находились контора и зимнее ателье кинофирмы, совладельцем которой был известный актер и режиссер В.Р. Гардин. В доме располагались и первый профсоюз кинослужащих, и киноиздательство, жил один из первых русских кинооператоров П.В. Ермолов. А сравнительно недавно опять застрекотали съемочные камеры и засветились софиты – на крыше снимались эпизоды фильмов Саввы Кулиша «Сказки, сказки. сказки старого Арбата», Эльдара Рязанова «Служебный роман», Карена Шахназарова «Курьер».

На самом верху, на плоской крыше здания, где сейчас стоит 15-метровая вышка – главный триангуляционный знак города (опорный пункт топографической съемки), – устроили кафе. Газета «Русское слово» сообщала, что 22 июня 1916 г. «на крыше самого высокого дома Москвы – дома Нирнзее, в Большом Гнездниковском переулке, открылось кафе „Крыша”, первый день существования которого был посвящен благотворительности в пользу Общества трудовой помощи инвалидам мировой войны. Новизна впечатлений привлекла на крышу немало народа, которому была предложена концертная программа из популярных в Москве имен». В 1920-х гг. на крыше дома было, как писала газета «Вечерняя Москва», «любимое место отдыха москвичей – ресторан-крыша». Там же играли два оркестра и показывали кино, но особенно зазывными были строки из рекламного объявления, которые, я думаю, вызывали веселое оживление жителей дома: «Горный воздух и сакли в саду сирени», а также некие таинственные «аулы».

Среди жильцов 4-го Дома Моссовета, как он стал называться в советское время, надо упомянуть и многих деятелей новой власти – начальника Военно-воздушных сил Красной армии П.И. Баранова, командующего морскими силами Э.С. Панцержанского, наркома почт и телеграфа В.Н. Подбельского, «дедушки русской авиации», шеф-пилота Троцкого Б.И. Россинского, партийного контролера М.Ф. Шкирятова, писателя-следователя Л. Шейнина и, наконец, генерального прокурора на инсценированных процессах 1930-х гг., палача А.Я. Вышинского. В доме жили и многие представители интеллигенции – архитектор, автор здания «Известий» Г.Б. Бархин, писатель К.И. Чуковский, режиссер А.Я. Таиров, скрипач-виртуоз, дирижер, композитор, автор воспоминаний В.В. Безекирский, поэт и художник Д.Д. Бурлюк, останавливался В.В. Маяковский. В доме № 5, стоявшем на месте новых строений, в меблированных комнатах летом 1863 г. жил Ф.И. Тютчев, в 1880-х гг. – артист М.М. Петипа, а в 1880–1881 гг. на втором этаже была квартира членов исполнительного комитета «Народной воли» С.В. Мартынова и В.С. Лебедева.

Дом № 8 в 1900-х гг. служил приютом семье Метнеров, самым известным из которых был композитор Николай Карлович. Он окончил Московскую консерваторию и позже сам преподавал в ней. Метнер – автор многих камерных сочинений, многочисленных романсов, выдающийся пианист, интерпретатор музыки Бетховена. Его брат, Эмилий Метнер, известен был как создатель и редактор издательства символистов «Мусагет». Третий брат, Александр, был скрипачом, дирижером и композитором, в течение многих лет заведовал музыкальной частью в Камерном театре. В доме Метнеров часто звучала музыка, сюда приходил их двоюродный брат А.Ф. Гедике, известный органист.

Позже Метнеры переехали в дом № 12 по Малому Гнездниковскому переулку. Сейчас этот переулок почти не отличается по протяженности от Большого. Но до XVIII в. он был значительно длиннее, проходя почти до самой Большой Никитской улицы, сворачивая перед ней на Тверской бульвар. Теперь переулок начинается от Шведского тупика. Левая сторона Малого Гнездниковского переулка занята сквером и новым зданием Московского Художественного театра, на месте которого в XIX – начале ХХ в. был дом московского обер-полицмейстера, а потом градоначальства.

В переулок выходило здание (№ 3 по Большому и № 5 по Малому Гнездниковским переулкам), где помещалась городская типография и редакция газеты «Ведомости московской городской полиции», о которой Гиляровский писал, что ее никто не читал; теперь же это кладезь интереснейших сведений о городе. В этом здании находились адресный стол, сыскное и охранное отделения московской полиции, здесь работал гений сыскной работы А.Ф. Кошко, переведенный сюда из Петербурга и наведший страх на уголовников Москвы. Охранное отделение разгромили в марте 1917 г. Ценнейшие архивы отделения были сожжены, может быть, не без участия самих полицейских и осведомителей, заметавших следы своей деятельности. Очевидец этих событий так описывал их: «„Жгите, чтобы следа не оставалось! Рвите в клочья! – кричал народ, с криками „ура” уничтожая книги. Во дворе охранного отделения был сложен грандиозный костер из разорванных бумаг и книг. Альбомы с фотографиями политических „преступников”, всякие реестры и списки разрывались в клочья и тут же сбрасывались в огонь. Толпа не позволяла никому ничего брать. Та ненависть, что жила у народа к этому учреждению, нашла себе исход в этом буйном погроме. Через полчаса после начала пожара в Б. Гнездниковский переулок были вызваны пожарные, которые намеревались тушить пожар, но толпа не допускала их к работе. И только убедившись, что все внутри охранного отделения горит, а книги, реестры и дела уже уничтожены, толпа отстранилась, и пожар был быстро потушен. Вслед за разгромом охранки толпа вошла в сыскное отделение, находящееся здесь же, в Б. Гнездниковском переулке, и уничтожила все шкафы, обстановку, а дела и книги вынесла на улицу и сожгла». Не только в 1917 г. полицейское здание подверглось такому нападению, но еще в революцию 1905 г. член партии эсеров Доблер бросил сюда две бомбы. В первые годы советской власти тут находился знаменитый МУР – Московский уголовный розыск.

Здание, которое занимали московская полиция и МУР, имело долгую и малоисследованную историю: еще в 1830-х гг. писали, что «дом сей выстроен с давних времен», но о ранних его владельцах ничего не известно. Он пережил пожар 1812 г., его владельцами были потомки коллежского советника Михаила Николаевича Еропкина, а в середине века он принадлежал жене корнета Петра Александровича Нащокина Анне Михайловне, урожденной Еропкиной. П.А. Нащокин был адъютантом героя войны 1812 г. генерала Дохтурова, дальним родственником пушкинского друга П.В. Нащокина. Их дочь Елизавета вышла замуж за известного драматурга К.А. Тарновского. Он был известен в московском театральном мире, занимал должность инспектора репертуара (важная должность, во многом определяющая жизнь театра и актеров), одним из основателей Артистического кружка. Он – известный литератор, переводчик пьес с французского и автор множества комедий и водевилей (таких как «Живчик», «Парики», «Фофочка», «Всех цветочков боле розу я любил», «Назвался груздем», «Слепой курице все пшеница» и др.), выдержавших много представлений. Он и его супруга – авторы нескольких популярных романсов и устроители музыкальных вечеров у себя дома. Там собирались многие известные представители артистического мира Москвы, и в их числе бывали М.С. Щепкин, Г.Н. Федотова, П.И. Чайковский, Н.Г. Рубинштейн. П.И. Чайковский часто бывает у них, он ухаживает за Муфкой, как звали одну из племянниц Тарновского. В 2005 г. московская общественность протестовала против разбора палат XVII в., обнаруженных при сносе строений бывшей полицейской канцелярии. Старинное здание, находившееся «под охраной» государства, в феврале 2006 г. было разрушено («упало само», как изящно выражались строители). Теперь тут строится «административно-жилое здание с подземной стоянкой» по проекту архитектора С.Б. Ткаченко, автора скандального дома «Патриарх» на Патриарших прудах и «Яйца» в Машковой улице.

Напротив, на углу с Малым Гнездниковским переулком (№ 4/1), выстроен офисный центр «Самсунг» (1997 г., архитекторы А. Боков, А. Сержантов, О. Макарова, Н. Сержантова, Н. Япринцева).

На противоположном углу (№ 7 по Малому Гнездниковскому переулку), внутри двора, огороженного литой чугунной решеткой, стоит здание, где находился Комитет по кинематографии. Центральная двухэтажная часть его осталась, возможно, еще от XVII в. Известно, что в 1738 г. владельцем этого участка, числившегося «на тяглой земле Новгородской сотни», был обер-секретарь Сената Семен Матвеевич Козьмин, продавший его в 1752 г. купцу А.Д. Кондикову. В 1776 г. участок перешел за значительную сумму – 5800 рублей – жене статского советника А.Т. Князева. В начале следующего столетия дом принадлежал сыновьям Федора Орлова, одного из тех Орловых, которые возвели на престол Екатерину II. Пройдя через много рук, особняк перешел в 1880 г. к московскому богачу Г.М. Лианозову и через два года был значительно переделан – изменился фасад и появились пристройки справа и слева (архитектор И.П. Херодинов). В 1894–1897 гг. здесь помещалась редакция журнала «Русское обозрение», орган наиболее низкопробных кругов, близких к черносотенцам, погромщикам и шовинистам. Журнал, несмотря на поддержку влиятельных кругов, влачил жалкое существование и был закрыт. Как вспоминал журналист Михаил Кольцов (Фридлянд): «В этот особняк в Малом Гнездниковском переулке мы входили весной восемнадцатого года с красногвардейским отрядом, ставили посты у ворот, медленно проходили комнату за комнатой, и зимний сад с пальмами в кадках, и погреб с винными лужами, и салон с плюшевыми занавесями, и мраморную лестницу с чучелом медведя, с подносом для карточек купеческих визитеров, приходивших поздравлять господина Лианозова с Новым годом и праздником святой пасхи. В этом особняке, мрачноватом и бестолково построенном, суждено было вырасти и распуститься яркому цветку советского кино». Незадолго до октября 1917 г. особняк арендовал некий Чибрарио де Годен, представитель кинофирмы «Транс-Атлантик», и с этого времени здание тесно связано с кинематографией. В 1918 г. тут находились кинофотоотдел при Наркомпросе, а затем Совкино и Министерство кинематографии. В 1925 г. старый особняк надстроили, но он сохранил эклектический фасад. Вероятно, тогда наверху появилась фигура рабочего с молотом и катушкой кинопленки в руках. В конце 1919 г. сюда приезжал В.И. Ленин, всегда придававший большое значение развитию кино. Он посвятил киноделу «Директивы», где подчеркивал, что должны выпускаться и «увеселительные картины, специально для рекламы и для дохода (конечно, без похабщины и контрреволюции) и… под фирмой „из жизни народов всех стран” – картины специально пропагандистского содержания…», которые, как особенно подчеркивал вождь, было необходимо «давать на проверку старым марксистам и литераторам…».

В 1919 г. тут образовался ЛИТО – литературный отдел Наркомпроса, призванный руководить литературной жизнью республики, во главе которого поставили Луначарского, а заместителем Брюсова. Вскоре ЛИТО перевели отсюда в дом «России» на Сретенский бульвар, где эта мертворожденная организация и почила. К старому зданию со стороны Большого Гнездниковского переулка пристроено новое (1969 г., архитекторы В. Уткин, Г. Уткина, О. Ловская).

Под № 9 – несколько зданий, тянущихся почти до Тверской. Первые два – трех– и двухэтажное – появились в 1874 г. (архитектор А.Е. Вебер, надстроено) и в 1895 г. (архитектор С.С. Эйбушитц). Они находятся на территории, выходящей в Большой Гнездниковский переулок (№ 8). Это владение принадлежало с 1781 г. до начала XIX в. архитектору Е.С. Назарову, участвовавшему в создании таких сооружений, как Странноприимный дом (ныне Институт скорой помощи имени Н.В. Склифосовского), церковь на Лазаревском кладбище.

Пятиэтажное здание под тем же № 9 находится уже на другом участке, где, выходя на Тверскую, стоял большой барский дом 1790–1795 гг. князя А.А. Прозоровского, московского генерал-губернатора, грубого солдафона и служаки, «прославившегося» ретивым преследованием книгоиздателя Н.И. Новикова. В начале XIX в. этот дом еще принадлежал крупным дворянским фамилиям – Голицыным, Куракиным, но к середине века он переходит в другие руки, а в его роскошных залах устраиваются платные танцы, вечера, представления такого рода, о котором, как, например, сообщала одна из афиш: «Северный волшебник Жан Мартини будет давать большие индийские вечера под названием ДВА ЧАСА В ЗАБЛУЖДЕНИИ». С переходом к подрядчику С.М. Малкиелю (ему принадлежал и дом напротив, где теперь «Елисеевский» гастроном) он полностью перестраивается – исчезает колонный портик, делается новый декор (1873 г., архитектор В.А. Гартман). В 1880 г. в доме строится по проекту М.Н. Чичагова театральный зал, вход в который был с Малого Гнездниковского переулка. В нем до февраля 1882 г. стал давать спектакли первый московский частный театр под руководством актрисы А.А. Бренко, который назывался Театром близ памятника Пушкину, или просто Пушкинским. Театр этот, как и многие предприятия талантливой актрисы, но неудачливого антрепренера, просуществовал недолго. Чехов шутил, что актриса «оправдывает» свою фамилию – от немецкого глагола brennen, то есть «прогорать». В 1891 г. театральный зал переделывается под жилые квартиры. Во время тотальной перестройки Тверской бывший дворец сломали и выстроили современное жилое здание (№ 15, 1939–1940 гг., архитектор А.Г. Мордвинов). На другой стороне переулка в скромном доме № 10 в 1927–1939 гг. жил академик И.М. Губкин, имя которого прежде всего связано с освоением Второго Баку, обширного нефтеносного района между Волгой и Уралом. Губкин разрабатывал учение о генезисе и условиях формирования нефтяных месторождений. Он сыграл большую роль в организации высшего геологического образования в СССР.

Глава V

ШУБИНО. ГЛИНИЩИ

Между Тверской и Большой Дмитровкой

Переулки соединяют здесь две крупные радиальные магистрали: Тверскую – дорогу на Тверь, а впоследствии на Петербург, и Большую Дмитровку – путь к городу Дмитрову. Тверская в конце 1930-х гг. была реконструирована. Так, в самом начале она была расширена с 16–18 до 60 метров, и сейчас с правой стороны она начинается с большого жилого дома, который аркой перекрыл Георгиевский переулок, получивший название от монастыря, основанного во владениях боярина Федора Андреевича, по прозванию Кошка, основателя знаменитого рода Кошкиных-Захарьиных-Романовых. Возможно, что в конце XIV в. или начале XV в. он и создал здесь небольшой монастырь с церковью Георгия, первой в Москве посвященной этому святому.

Одна из представительниц рода Кошкиных, дочь Юрия Захарьевича Аксинья (Ксения), вдова князя Д. Ромодановского, жившая в собственных палатах в Георгиевском монастыре, покровительствовала своей племяннице Анастасии, ставшей в 1547 г. супругой царя Ивана IV Грозного, почему и в преданиях этот монастырь прямо связывается с царицей Анастасией.

В Георгиевском монастыре находились две церкви – одна из них, посвященная святому Георгию, возможно, была упомянута в летописи в сообщении о пожаре 28 июля 1493 г.: «Того же месяца июля 28, в неделю, в 7 час дни, загореся церковь на Песку святый Никола, и в том часе вста буря велиа, и кину огнь на другую сторону Москвы реки к Всем Святым, а оттоле за Неглимну к каменной церкви к Егорию святому, в том часе нечислено нача горети в мнозех местех». Эта церковь была перестроена в 1701–1704 гг. Другая монастырская церковь была освящена во имя Казанской иконы и выстроена боярином Родионом Матвеевичем Стрешневым, жившим совсем близко отсюда, в 1652 г., а надвратная церковь во имя Спаса – в 1735 г. Монастырь ограбили, и он горел в 1812 г., а после уже не восстанавливался – его церкви были превращены в приходские в 1815 г.

Георгиевская церковь в бывшем Георгиевском монастыре

В Георгиевском монастыре были похоронены первый учитель Петра I Никита Зотов, князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский, его сын Иван Федорович, генерал-фельдмаршал А.Б. Бутурлин, вице-канцлер М.Г. Головин, многие из Стрешневых, князей Троекуровых, Гагариных, Мезецких, Мещерских, Ромодановских и многих других.

Церкви бывшего монастыря были разрушены в 1935 г. На месте большей, Георгиевской, выстроили школу, а на месте меньшей, Казанской, ничего нет, просто двор.

К концу XIX в. город настоятельно требовал новые источники энергии – конки не справлялись с пассажирским потоком, паровые машины на предприятиях уже ждали замены, газовое освещение никого не удовлетворяло. Единственным выходом был переход на электрическую энергию. В 1887–1888 гг. Общество электрического освещения построило на бывшей монастырской земле «символ» наступающих времен – первую в Москве электростанцию мощностью 612 киловат, которая снабжала электроэнергией в основном центр города, сначала частных владельцев, а с 1893 г. от нее начали тянуть линии освещения. В помещении станции (№ 5 по Большой Дмитровке), построенной по проекту архитектора В.Д. Шера в псевдорусском стиле, зимой 1901/02 г. была устроена электротехническая выставка, где впервые в Москве демонстрировался прообраз современных радио и телевидения – «телеграф без проводов». В 1905 г. здание было переоборудовано под гараж, находившийся там и в советское время. Теперь же бывший «правительственный» гараж превратился в уютный выставочный зал, получивший название Малый, или Новый, Манеж. В 1996 г. в нем происходило празднование 100-летия одного из старейших московских музеев – Музея истории города.

На противоположной стороне переулка – невыразительное строение из стекла и бетона, место которому где-нибудь в промзоне (1969 г., архитектор Л.Н. Павлов и др.), в котором помещается Государственная дума. Поставленное без учета дальних городских перспектив, оно грубо вторгается в застройку и особенно плохо смотрится со стороны холма Лубянской площади. На угол Большой Дмитровки выходит часть здания бывшего Благородного собрания, отстроенная после пожара 1812 г. архитектором А.Н. Бакаревым. Между этими зданиями во дворе находится редкий памятник гражданской архитектуры – палаты, принадлежавшие главе Стрелецкого приказа, боярину И.В. Троекурову. О них и о соседних палатах князя В.В. Голицына, находившихся на месте современного здания Думы по Охотному ряду, писал в 1927 г. в журнале «Строительство Москвы» академик И.Э. Грабарь: «Замечательнейшая по красоте архитектурная перспектива получится после завершения начатых работ по восстановлению древних домов XVII в. Голицына и Троекурова. Москва получит редчайшие образцы гражданской архитектуры XVII в., дошедшие до нашего времени в столь малом количестве». Надежды академика не сбылись – после реставрации палаты Голицына были снесены, но вот троекуровские остались, оказавшись во дворе воздвигнутого по красной линии Охотного ряда здания.

Палаты Троекурова – комплекс разновременных построек: самый низ датируется XVI в., над ним – постройка середины XVII в., а в конце этого же столетия все здание было надстроено. Тут с 1965 г. находился Музей музыкальной культуры, ранее располагавшийся в консерватории, а ныне переехавший в новое здание на 5-й Тверской-Ямской (улице Фадеева).

Параллельно Георгиевскому проходит Камергерский переулок, названный москвичами по придворным чинам двух видных и богатых здешних владельцев. Переулок этот назывался Квасным, потом Спасским – по Спасопреображенской церкви, стоявшей на его северном углу с Тверской улицей, Одоевским – по домовладельцу, Старогазетным – по типографии газеты «Московские ведомости», издававшейся неподалеку, и с 1923 по 1992 г. проездом Художественного театра, в честь театра, открытого в переулке в 1902 г.

Церковь Спаса Преображения, стоявшая на самом углу переулка с Тверской улицей, упоминается в документах не ранее 1621 г. По другую сторону переулка находилось кладбище. В большой пожар 1773 г. церковь сгорела, а в 1786 г. она, и в особенности колокольня, выходившая на улицу, были настолько ветхи, что московская Управа благочиния потребовала «весьма ветхую и к падению склонную и для проходящих по Тверской улице опасную каменную колокольню подкрепить и исправить починкою или, в предосторожность, дабы от нечаянного оной падения убивства народнаго последовать не могло, и совсем разобрать». Консистория предписала причту и прихожанам, чтобы они ветхую колокольню «всемерно старались возобновить», однако за неимением средств у прихожан на поправку церковь пришлось вообще закрыть и разобрать, что и произошло в 1789 г. Материал после разборки отдали на постройку церквей Дмитрия Солунского у Тверских ворот и Вознесения на Гороховом поле, а землю продали владельцам соседнего участка.

В XVII в. участок этот принадлежал боярину князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому, бывшему воеводой и сыгравшему большую роль в присоединении Украины. По отзывам, он отличался «свирепостию характера и телесною силою, был больше солдат, чем вождь; превосходил всех военною пылкостию, неутомимою деятельностию, быстротою и львиным мужеством». Его убили стрельцы в время восстания 1682 г., державшие на него обиды за суровое обращение с ними в походах. Участок перешел к его сыну боярину Михаилу и вдове Григория Григорьевича, за которой двор числился по переписи 1716 г. Владельцем с 30 октября 1758 г. записан князь Василий Сергеевич Долгоруков, который вскоре перепродал его сестрам графиням Екатерине и Наталье Головкиным. В ужасный пожар 14 июля 1773 г. все строения здесь сгорели, и участок продали князю Михаилу Ивановичу Долгорукову, выстроившему все заново. Главный дом находился посреди обширного двора. Тут жил его сын, известный поэт и мемуарист, любитель театра князь Иван Долгорукий.

В 1809 г. владельцем стал князь Павел Михайлович Дашков, сын известной в летописях русского Просвещения княгини Дашковой, урожденной Воронцовой, которая порвала с ним отношения: причиной раздора послужила женитьба сына на незнатной и бедной дворянке в то время, когда он командовал полком в западных губерниях. Княгиня, известная своим тяжелым нравом, прокляла сына. Дашков, приехав в Москву, в свой дом на углу Тверской, заболел и скончался. Вся усадьба перешла по купчей от 28 сентября 1810 г. к графу Ираклию Ивановичу Моркову, знаменитому воину, заслужившему во многих кампаниях высокие отличия. За штурм Очакова в декабре 1788 г. по представлению Суворова был произведен в полковники, награжден орденом св. Георгия 4-й степени и золотой шпагой с надписью «За храбрость», но редкий случай – его наградили еще двумя Георгиями: за штурм Измаила, где его тяжело ранили, и за сражение с польскими повстанцами. Во время Отечественной войны 1812 г. он, командуя московским ополчением, участвовал в сражениях при Бородине, при Малоярославце, Вязьме и Красном, за что награжден орденом св. Александра Невского. Умер Морков 76 лет в Москве, могила его сохранилась на Ваганьковском кладбище.

В.А. Тропинин. Ираклий Иванович Морков с семейством. 1813 г.

В доме Моркова, стоявшем в глубине участка, жил вместе с семьей его крепостной Василий Тропинин, ставший знаменитым художником. По словам современников, Морков был типом избалованного и своевольного вельможи екатерининского времени, и он только после продолжительных уговоров согласился освободить художника от крепостной зависимости, но еще долго не отпускал его семью.

Дом Моркова – прекрасный образец архитектуры русского классицизма – сохранялся до реконструкции Тверской, когда его снесли вместе с частью доходного жилого здания, выстроенного в 1891 г. по красным линиям Тверской и Камергерского переулка (архитектор Б.В. Фрейденберг) – оно, украшенное затейливой башенкой на углу, видно на многих фотографиях Тверской. Теперь же осталась только половина его по линии Камергерского. В доме в начале 1920-х гг. находилось кафе «Десятая муза», названное в честь музы кино. В нем собирались кинематографисты, подписывались контракты на постановку фильмов, принимались на работу операторы, художники, актеры. Приходили и поэты – Бурлюк, Каменский, Маяковский. В доме были квартиры скрипача И.В. Гржимали, певицы М.А. Дейши-Сионицкой.

Рядом – наиболее известное в этом переулке здание Московского Художественного театра. Участок, где стоит театр, в XVIII в. был разделен на две части переулком, продолжавшим соседний Дмитровский. В 1760–1770 гг. обе части вместе с переулком перешли к князю П.И. Одоевскому, построившему здесь деревянные хоромы. Новый, большой участок тянулся через весь квартал, и сад его выходил к теперешней Тверской площади. В 1812 г. хоромы сгорели, и к 1818 г. князь выстроил великолепное каменное здание с пышным шестиколонным портиком и двумя флигелями по сторонам.

В мезонине главного дома в 1820-х гг. жил В.Ф. Одоевский, основатель кружка «любомудров», молодых людей, изучавших философию, эстетику, близких по настроению к декабристам. Членами его были Д.В. Веневитинов, М.П. Погодин, А.И. Кошелев, И.В. Киреевский. «Две тесные каморки молодого Фауста, были завалены книгами, фолиантами, квартантами и всякими октавами, – на столах, под столами, на стульях, под стульями, во всех углах, – так что пробираться между ними было мудрено и опасно, – вспоминал М.П. Погодин. – На окошках, на полках, на скамейках – склянки, бутылки, банки, ступы, реторты и всякие орудия. В переднем углу красовался человеческий костяк с голым черепом на своем месте и надписью „Sapere aude” („Осмеливайся познавать”)».

Наследница П.И. Одоевского В.И. Ланская часто сдавала свой дом внаем. Так, в 1832–1836 гг. в главном доме жила чета Долгоруких, знакомых А.С. Пушкина, и возможно, что поэт бывал у них.

В 1851 г. дом перешел к С.А. Римскому-Корсакову, сыну известной в летописях Москвы Марии Ивановны Римской-Корсаковой, имевшей гостеприимный и хлебосольный дом на Страстной площади. «Она жила, что называется, открытым домом, давала часто обеды, вечера, балы, маскарады, разные увеселения, зимою санные катания за городом, импровизированные завтраки…» – писал П.А. Вяземский. С.А. Римский-Корсаков был женат на двоюродной сестре А.С. Грибоедова Софье Алексеевне, бывшей, по мнению некоторых литераторов, прототипом Софьи Фамусовой в «Горе от ума».

С.А. Римский-Корсаков перестроил дом по новой моде – снял портик, колонны, застроил промежутки между главным домом и флигелями, надстроил на них третий этаж и изменил декор фасада. Все это было сделано по проекту архитектора Н.А. Шохина.

Спустя 30 лет, с 1882 г., начинается театральная история этого дома. Архитектор М.Н. Чичагов перестроил здание, приспособляя под театр, позади него на месте двора строит зрительный зал и сцена. В новом театре – он часто назывался Лианозовским (по фамилии владельца участка) – состоялся первый спектакль театра Ф.А. Корша, переехавшего через три года в собственное помещение в Петровском переулке. Здесь же начались и спектакли Мамонтовской оперы – 9 января 1885 г. состоялось представление «Русалки» А.С. Даргомыжского. С.И. Мамонтов приглашал в театр гастролеров – здесь пели знаменитые итальянцы Анжело Мазини и Франческо Таманьо. С 1889 г. в Камергерском переулке выступала труппа Е.Н. Горевой, которая была не столько антрепренером (кстати говоря, совершенно неопытным, ибо труппа распалась через два года), сколько замечательной актрисой, обладавшей красивым голосом и ярким сценическим темпераментом. В ее труппе участвовали такие известные актеры, как М. Дальский, М. Петина, Н. Рощин-Инсаров. На сцене театра Горевой 15 января 1891 г. состоялся дебют Л.В. Собинова, он был хористом в гастролировавшей труппе Н.К. Садовского и М.К. Заньковецкой. В конце этого же года, 1 октября, здесь начались представления иного рода, о характере которых можно было судить по афише нового театра: «Большое монстр-гала-представление. Приключение на кухне. Большая юмористическая картина в пяти переменах. Французская шансонетная певица». В этом здании обосновался эстрадный театр «французского гражданина из Алжира» Саломона, ставший одним из самых известных в России. Договор с Шарлем Омоном – это был псевдоним Саломона – значил для актера очень многое, он открывал ему дорогу на любую эстрадную сцену России того времени. Тогда же театр в Камергерском переулке был в очередной раз переделан. После этого зал театра было «положительно трудно узнать, – писала „Московская иллюстрированная газета” в 1891 г., – не верится, чтобы частная антреприза для такого дела могла затратить так много денег для отделки помещения, которое положительно поражает роскошью своего убранства и чисто французским шиком». Этот-то пресловутый «шик» и пытались искоренить реформаторы старого театра К.С. Станиславский и В.И. Немирович-Данченко, когда сняли здание для Художественного театра. Благодаря энергии и средствам Саввы Морозова, бескорыстной работе одного из известнейших московских архитекторов Ф.О. Шехтеля (при участии известного впоследствии архитектора И.А. Фомина) интерьеры театра полностью изменились. По выражению Станиславского, «вертеп разврата превратили в изящный храм искусства». Он в особенности отмечал, что «в отделке театра не было допущено ни одного яркого и золотого пятна, чтобы без нужды не утомлять глаз зрителей и приберечь эффект ярких красок исключительно для декораций и обстановки сцены». Сезон в новом театре открылся вечером 25 октября 1902 г. спектаклем «Мещане», а утром этого же дня артисты скромно справили свое новоселье. Снаружи здание почти не переделывалось – только установлены двери изящного рисунка с козырьками и светильники (в которых поставили новинку – два дуговых фонаря), а также барельеф А.С. Голубкиной «Пловец» над правым входом. Долгое время часть первого этажа сдавалась под различные торговые помещения: на старых фотографиях красуются вывески винного магазина «Кахетия», кондитерской «Миньон» и др. Даже в 1929 г. здесь помещался магазин игрушек «Мать и дитя», принадлежавший организации под причудливым названием «Охматмлад», что означало – «Охрана матери и младенца».

Новое здание театра имени Станиславского и Немировича-Данченко

После многих лет работы театра в этом помещении назрела необходимость капитального ремонта здания. Было решено его значительно увеличить, для чего отрезали старую сценическую коробку и передвинули ее назад, пристроили к ней большое помещение, сделали новые гримерные, склады декораций, смонтировали новое техническое оборудование сцены и произвели еще множество других усовершенствований. Первый спектакль в обновленном здании был дан 1 ноября 1987 г.

С правой стороны от главного здания на месте бывшего усадебного флигеля в 1914 г. по проекту Ф.О. Шехтеля предполагалось строительство здания для «научного электротеатра» и (в полуподвальном этаже) для кабаре «Летучая мышь». Вместо этого к концу года был построен дом, приспособленный для сдачи внаем под магазины, конторы и выставки. В Первую мировую войну в нем поместился госпиталь, который находился здесь и после взятия власти большевиками. Сюда были привезены участники заседания МК РКП(б) в Леонтьевском переулке, раненные взрывом бомбы 25 сентября 1919 г. Позже здание занимало общежитие рабфака имени М.Н. Покровского. Театру оно передано только в 1938 г.

До Большой Дмитровки протянулся основательный жилой дом (№ 5/7), на углу которого находится известный многим книголюбам магазин «Педагогическая книга» (открытый в 1931 г.). В этом же доме был еще один известный книжный магазин букинистической книги – «Пушкинская лавка», в котором автору не раз случалось сделать желанную покупку, но этот благословенный уголок книжной мудрости исчез – в 2005 г. его закрыли.

Дом построен на территории бывшей усадьбы тех самых Стрешневых, благодетелей Георгиевского монастыря. Они, вероятно, обосновались в этом месте с весьма давних времен. Стрешневы, выходцы из незначительного дворянского рода, возвысились после брака царя Михаила Федоровича с Евдокией Лукьяновной Стрешневой, ставшей матерью «тишайшего» царя Алексея Михайловича и бабушкой Петра I. Ее отец, дяди, братья стали боярами, а потомки занимали высшие должности в Российской империи.

В XVII в. усадьба принадлежала боярину Родиону Матвеевичу Стрешневу, дальнему родственнику царицы Евдокии (четвероюродному брату), благополучно пережившему несколько царствований. Он занимал должность стольника при царе Михаиле и его сыне Алексее, он же был «поезжанином» (участником свадебного поезда) на его свадьбе с Марией Милославской, его в 1653 г. послали на Украину с известием, что русский царь принимает «под свою высокую руку» гетмана Богдана Хмельницкого. Стрешнев присутствовал на венчании на царство сына Алексея Михайловича Федора, он держал на золотом блюде царский венец. Его позднее назначили воспитателем молодого Петра I. Усадьба перешла его сыну Ивану Родионовичу, и до середины XIX в. она находилась в их роду.

Главный дом усадьбы расположен несколько в глубине ее, параллельно улице Большой Дмитровке, его можно увидеть, зайдя во двор с улицы. Здание окружали многочисленные строения, каменные и деревянные, жилые и хозяйственные.

В роду Стрешневых усадьба оставалась до перехода ее к мануфактурсоветнику Герасиму Хлудову в 1860 г., а после него к И.П. Шаблыкину; при нем тут располагалась редакция газеты «Новости дня». Его внучка, Е.А. Обухова, построила существующий дом в 1913 г. по проекту архитектора В.А. Величкина.

Почти всю свою долгую историю дом на этом участке сдавали внаем. Его снимал Московский университет, так, например, согласно легенде к плану, хранящемуся в Архиве древних актов, датированному 1757 г., «в доме вдовы Натальи Алексеевой дочери Стрешневой» некий «Московского Императорского университета обержист Иван Мецкер» желает построить «для довольствия иностранных профессоров, магистратов и учителей обержу» (auberge – по-французски «гостиница», aubergiste – «содержатель гостиницы»). В 1825 г. купец Доминик Сихлер нанимает на 5 лет в «большом каменном корпусе уголные овалные жилые покои в обеих этажах. для житья и помещения в оных магазина для делания домашних уборов». Это был тот самый модный магазин, в который любила заходить Наталья Николаевна Пушкина, оставлявшая там немалую часть скудных заработков мужа. Впрочем, и перед переворотом 1917 г. здесь тоже были шляпные магазины Au Caprice и A la Mondaine. В 1868 г. тут находилась контора газеты И.С. Аксакова «Москва»; в 1884 г. – редакция юмористического журнала «Будильник». По исследованиям историка В.В. Сорокина, с 1840-х до начала 1860-х гг. здесь жил архитектор и знаток московской старины А.А. Мартынов; в 1867–1868 гг. снимает квартиру издатель газеты «Москва» И.С. Аксаков, где его посещает Ф.И. Тютчев; в 1860– 1870-х гг. здесь живет книгоиздатель А.И. Мамонтов – под его квартирой в подвале находилась типография. Здесь в 1872 г. были отпечатаны «Детские песни», составленные женой издателя, под редакцией П.И. Чайковского, в 1880—1890-х гг. живет редактор и издатель журнала «Природа и охота» Л.П. Сабанеев, автор замечательной книги «Рыбы России».

В 1866 г. Л.Н. Толстой снял 6 комнат в бельэтаже старого усадебного дома, «прекрасно меблированных, с дровами, самоварами, водой и всей посудой, серебром и бельем столовым за 155 рублей в месяц». У него на квартире собирались многие знакомые, которым он читал новые главы «Войны и мира».

В 1880 г. тут помещалась редакция журнала «Будильник», в котором было напечатано 10 произведений А.П. Чехова, жил председатель Московского библиографического кружка А.Д. Торопов, обладатель большой библиотеки, у которого собирались московские библиофилы. Во владении селились и студенты университета, впоследствии такие выдающиеся ученые, как астроном В.К. Цераский, зоолог-дарвинист Я.А. Борзенков, физик В.Я. Цингер, а также артист Н.Х. Рыбаков, для которого Островский написал роль Несчастливцева в «Лесе».

Как выяснил знаток московской шахматной истории Ю.Н. Шабуров, после Октябрьского переворота тут был организован первый в Москве шахматный клуб, а в октябре 1920 г. проведена первая Всероссийская шахматная олимпиада, чемпионом которой стал А.А. Алехин.

В большом угловом доме жили знаменитый тенор Леонид Собинов, писатель Лев Кассиль, женатый на его дочери Светлане, артисты М.И. Прудкин, С.В. Гиацинтова, Н.П. Хмелев.

На другой стороне переулка – дом № 2, построенный в 1931 г. кооперативом «Крестьянская газета имени Л.Б. Красина» по проекту архитектора С.Е. Чернышева. В нем жили многие известные писатели – Н.Н. Асеев, Э.Г. Багрицкий, В.В. Вишневский, В.М. Инбер, Ю.К. Олеша, Л.Н. Сейфуллина, М.А. Светлов, И.П. Уткин и др. Многих тут и арестовали, и, в частности, Бруно Ясенского, автора нескольких романов и поэтических сборников. Он родился в Польше, занимался революцией во Франции и приехал в СССР для того, чтобы помогать коммунистам своим недюжинным талантом, а вместо этого его арестовали по абсурдному обвинению и в 37 лет расстреляли.

Но в этом московском переулке каких только жителей не арестовывали, а потом убивали: тут и латыш Генрих Юссак, начальник транспортного отдела, и русский Владимир Бубекин, редактор «Комсомольской правды», и болгарин Михаил Михайлов, зубной врач, и еврей Яков Каменецкий, экономист, и грузин Адам Тандилошвили, работавший на дому по пошиву тапочек.

Совсем невидное, скромное здание рядом (№ 4), построенное в 1830– 1840-х гг., может похвастаться многими известными жильцами. В нем находилась гостиница Ипполита Шевалье, бывшая в числе первых в Москве. Гостиница была популярна среди завзятых балетоманов, посетителей недалеко расположенных театров. Специально для них ресторан гостиницы предлагал «готовый ужин, состоящий из чашки бульену и трех блюд, по одному рублю серебром». Ресторан занимал две небольшие комнаты и залу с несколькими круглыми столами для немногих избранных посетителей. С рестораном соединялся зимний сад, полукруглое помещение которого можно увидеть со двора. Во времена вошедшего в моду le style russe, с его половыми в расшитых рубашках навыпуск и громом музыкальных машин, ресторан сохранял благородную классическую обстановку со служителями во фраках и французской кухней.

Неудивительно, что именно эту гостиницу порекомендовали французскому путешественнику Теофилю Готье, приехавшему в Москву в январе 1860 г.: «Вскоре я прибыл в гостиницу, где в большом, мощенном деревом дворе под навесами стояла самая разнообразная каретная техника: сани, тройки, тарантасы, дрожки, кибитки, почтовые кареты, ландо, шарабаны, летние и зимние кареты, ибо в России никто не ходит, и, если слуга посылается за папиросами, он берет сани, чтобы проехать сотню шагов, которая отделяет дом от табачной лавки. Мне дали комнаты, уставленные роскошной мебелью, с зеркалами, с обоями в крупных узорах наподобие больших парижских гостиниц. Ни малейшей черточки местного колорита, зато всевозможные красоты современного комфорта. Из типично русского был лишь диван, обитый зеленой кожей, на котором так сладко спать, свернувшись калачиком под шубой». Островский упоминает об этом ресторане в «Не сошлись характерами. Картины московской жизни» – герой его задолжал всем: «и портному, и извозчику, и Шевалье».

В 1851 г. здесь проживал И.И. Пущин, декабрист и лицейский друг Пушкина. В гостинице несколько раз останавливался Л.Н. Толстой. В первый раз он пробыл здесь в декабре 1850 г. недолго, переехав вскоре на Сивцев Вражек. Второй раз приехал в 1858 г.: в дневнике 15 февраля Толстой записал: «Провел ночь у Шевалье перед отъездом. Половину говорил с Чичериным славно. Другую не видал, как провел с цыганами до утра…» Третий раз он посещает этот дом 23 декабря 1862 г., когда приезжает в Москву с женой. Фет вспоминал, как он «с восторгом узнал, что Лев Николаевич с женой в Москве и остановились в гостинице Шеврие, бывшей Шевалье. Несколько раз мне, при проездках верхом по Газетному переулку, удавалось посылать в окно поклоны дорогой мне чете». Описание гостиницы, где жил Толстой, встречается и в «Казаках», и в «Декабристах».

Здесь у Толстого часто бывали его знакомые, представители московского литературного мира – А.Н. Островский, А.А. Фет, Д.В. Григорович и др.

Эта гостиница связана и с последними днями П.Я. Чаадаева. Он был одиноким человеком и часто обедал либо в Английском клубе, либо «у Шевалье». За день до кончины, 13 апреля 1856 г., уже плохо себя чувствуя, Чаадаев, как обычно, побывал здесь.

И с третьим известным именем мы встречаемся тоже в этом доме. В конце мая 1855 г. сюда приехал Н.А. Некрасов. Врачи посоветовали ему пить искусственную минеральную воду, которая производилась в Москве. Некрасов прожил тут, возможно, до середины июня, когда переехал на дачу в Петровском парке, нанятую В.П. Боткиным.

По исследованиям Ю.А. Федосюка («Чайковский в родном городе». М., 1960) тут в 1868 г. жила замечательная певица Дезире Арто, гастролировавшая в Москве. Чайковский подпадает под обаяние ее голоса и начинает настойчиво ухаживать за ней. Был даже назначен день помолвки, но, как писал отцу сам композитор, «во-первых, ее мать. противится этому браку, находя, что я слишком молод для дочери, и по всей вероятности, боясь, что я заставлю ее жить в России. Во-вторых, мои друзья и, в особенности, Рубинштейн употребляют самые энергические усилия, дабы я не исполнил предполагаемый план женитьбы. Они говорят, что, сделавшись мужем знаменитой певицы, я буду играть весьма жалкую роль мужа моей жены. То есть буду ездить за ней по всем углам Европы, жить на ее счет, отвыкну и не буду иметь возможности работать, словом, что, когда любовь моя к ней немножко охладеет, останутся одни страдания самолюбия, отчаяние и погибель», в чем они, весьма возможно, были правы. Однако все вскоре разрешилось – Арто уезжает на гастроли и выходит замуж. Чайковский как будто спокойно встречает это известие и не вспоминает о ней, но, как писал его друг, через год Арто выступает в Москве, и Чайковский присутствует на спектакле: «Когда в 1869 г. Арто в первый раз выступила на сцене Большого театра, мне пришлось сидеть в партере рядом с Чайковским, волновавшимся очень сильно. При появлении артистки на сцене он закрылся биноклем и не отнимал его от глаз до конца действия, но едва ли мог много видеть, потому что у него самого из-под бинокля катились слезы, которых он как будто не замечал».

Интересно отметить, что еще недавно видная со стороны улицы надстройка на самом верху здания была разрешена в 1879 г. только временно – она предназначалась для ателье «фотографа Императорских театров» М.Н. Канарского.

Правая сторона Камергерского переулка заканчивается жилыми доходными домами, стоящими на бывшем участке Георгиевского монастыря. Они были выстроены в 1870-х гг., принадлежали Синодальному ведомству и, как правило, предназначались для сдачи внаем. В доме № 6 16 мая 1886 г. родился русский поэт В.Ф. Ходасевич: «Это событие произошло в 1886 году, 16 мая по старому стилю, в полдень. Родители мои жили в Москве, в Камергерском переулке, в доме Георгиевского монастыря, впоследствии перешедшем к Синодальному ведомству. Дом был кирпичный, нештукатуреный, двухэтажный – верхние этажи, надстроенные позже, – и приходился как раз напротив того дома, в котором тогда помещался театр Корша, затем – увеселительное заведение Шарля Омона и, наконец, Художественный театр, существующий в этом здании по сей день». Мемориальной доски на этом здании в честь незаурядного поэта нет, но есть другая. Дом отмечен мемориальной доской в честь композитора С.С. Прокофьева. Он переехал сюда в квартиру второй жены и провел последние годы жизни (1947–1953) в доме № 6. Тогда он, несмотря на тяжелую болезнь, работал над балетом «Сказ о каменном цветке» и последний фрагмент этого балета закончил за несколько часов до смерти. В 2008 г. здесь открыли занимающий три этажа музей композитора, где в экспозиции восстановлен его кабинет, показаны личные вещи, автографы, скульптурные и живописные портреты, эскизы декораций, звучит музыка Прокофьева, на большом экране показываются постановки его опер и балетов, на стенах фотографии Москвы.

На Тверскую площадь выходит часть Столешникова переулка. До 1922 г. эта часть – от площади до Большой Дмитровки – называлась Космодамианским, или Шубинским, переулком по церкви свв. Космы и Дамиана, называвшейся «на Ржищах», или «что в Шубине», по прозвищу владельца участка, находившегося, вероятно, рядом, боярина Иакинфы Шубы, воеводы великого князя Дмитрия Донского, павшего в бою с Ольгердом. В 1368 г. литовский князь Ольгерд напал на Московское княжество, и князь Дмитрий Иванович отправил ему навстречу сторожевой полк под командованием бояр Дмитрия Минина и Иакинфа Шубы. «Уже Ольгерд, как лев, свирепствовал в Российских владениях, не уступая монголам в жестокости, хватал безоружных в плен, жег города», – рассказывает Н.М. Карамзин. У Тростенского озера он ударил со всею силой на московские полки, и они были истреблены совершенно. Тогда же и погиб воевода Иакинфа Шуба. Москву, однако, Ольгерд взять не смог – он три дня простоял под городом, ограбив все окрестные селения.

Первое документальное упоминание о Космодамианской церкви как о деревянной относится к 1625 г. – ее здание заменили в следующем году на каменное. Главный ее престол освящен во имя Благовещения Богородицы, придел с юга Космы и Дамиана, а с севера – Воскресенский, перенесенный из одноименной, что в Скоморошках, церкви, стоявшей на углу Столешникова и Большой Дмитровки.

Обветшавшую Космодамианскую церковь начали перестраивать в 1703 г., но окончить ее удалось только через 20 лет из-за указа Петра I о запрещении каменного строения по всей России в 1714 г.

Колокольни при церкви нет, ибо построенная в 1857–1858 гг. вместо старинной была в советское время разрушена. Уцелели кованые железные двустворчатые двери в северном и южном порталах и белокаменная надгробная доска на южной стене. В церкви долгое время (с 1930 г.) находилась библиотека иностранной литературы, а перед тем как она была возвращена церкви – типография.

Эта церковь памятна тем, что в 1916 г. в ней отпевали В.И. Сурикова – в последние годы он жил рядом, в гостинице «Дрезден» на Тверской.

Рядом с церковным участком была большая усадьба (№ 6), принадлежавшая в XVII в. князьям Жировым-Засекиным, а в первой половине XVIII в. – князьям Сонцовым-Засекиным и Жировым-Засекиным и перешедшая в 1752–1755 гг. к капитан-поручику О.И. Кожину. Он построил между 1760 и 1764 гг. в глубине участка двухэтажные каменные палаты, дошедшие до нашего времени и надстроенные его сыном, гвардии прапорщиком Н.О. Кожиным в 1810 г. Двор этого дома был свидетелем драмы, разыгравшейся в сентябре 1812 г., когда там французами были расстреляны 18 человек, обвинявшихся в поджогах. В 1820—1860-х гг. здесь помещалась гостиница «Германия». В конце 1830-х гг. в ней жил декабрист И.А. Фонвизин.

В соседнем доме на углу с Большой Дмитровкой (№ 8/13) также находилась гостиница, известная под разными именами – «Блеск», «Централь», «Версаль», переименованная в советское время в «Спартак». Об этой гостинице писал И.А. Бунин в рассказе «Казимир Станиславович»: «…никто из приезжающих в „Версаль” не предъявлял визитных карточек. гостиница была скверная».

На месте этого дома до 1816 г. стояла Воскресенская церковь, «что в Скоморошках», то есть в местности, населенной артистами того времени – скоморохами. Она впервые упоминается в 1472 г.; три придела ее были построены в 1600 г. князем Василием Жировым-Засекиным, один из них (верхний) был его, а потом князя Алексея Козловского домовой церковью, который в 1772 г. сообщал в Московскую консисторию, что придел находится на его «содержании». От церкви к его дому вел переход через арку к противоположной стороне переулка.

В числе многих московских церквей, погоревших в пожар 1812 г., ее не стали восстанавливать – еще в 1806 г. ее посчитали настолько ветхой, что даже запретили проезд через Космодемьянский переулок. Она, как было написано тогда, «по ветхости угрожает падением», и в 1816 г. ее разобрали вместе с каменной аркой.

В доме, построенном в 1820-х гг. и надстроенном в 1873 г., жили историк И.Д. Беляев, опубликовавший исследование об урочище «Старые Скоморошки», архитектор А.П. Белоярцев, издатель, выпускавший в продолжение многих лет московские справочные книжки, Карл Нистрем. В 1924 г. – редакция шахматного журнала «64», издательство по физкультуре и спорту, а также театральная студия имени М.Н. Ермоловой.

В доме находилось множество магазинов, и, в частности, оптический «А.И. Мильк и сын», в котором А.П. Чехов обычно заказывал пенсне.

Сейчас вся левая сторона переулка занята зданием Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории, бывшего Института марксизма-ленинизма, которое было выстроено первоначально для хранения и работы с документами архива Ленина, к которым позже присоединились документы Маркса, Энгельса и Сталина. Скучное ящикоподобное здание строилось по проекту архитектора С.Е. Чернышева в 1926 г., а в 1980 г. к нему пристроили не лучше прежнего новое (№ 3/15) со стороны Большой Дмитровки (архитектор Ю.Н. Шевердяев) с барельефными изображениями мрачных лиц основоположников марксизма-ленинизма.

На его месте до 1973 г. стояло скромное двухэтажное здание, в котором жил знаменитый типографщик и книгопродавец С.А. Селивановский. Со стороны переулка была вывеска типографии с датой ее основания – 1796 г. После некоторого перерыва она просуществовала до 1859 г. и была самой долговечной среди частных типографий. В ней печатались многие сочинения Н.М. Карамзина и К.Ф. Рылеева. В 1797 г. Селивановский издал один из первых путеводителей по Москве – «Историческое и топографическое описание первопрестольного града Москвы…», а в 1827–1831 гг. лучший московский путеводитель начала XIX в. – «Москва, или Исторический путеводитель по знаменитой столице Государства Российского…», написанный Иваном Гурьяновым. В его четырех объемистых томах, которые давно надо было бы переиздать, содержится множество драгоценных сведений о Москве того времени.

В 1822–1825 гг. Селивановский начал выпуск энциклопедического словаря, однако издание его приостановилось после выступления декабристов на Сенатской площади. В типографии полиция произвела обыск, отпечатанные тома увезли в Петербург, ибо до сведения начальства дошло, что в «Словарь» Селивановского проникли свободолюбивые идеи. Один из декабристов, В.И. Штейнгель, говорил о Селивановском: «Он и без привлечения в общество содействует достижению его целей изданием книг, распространяющих свободные понятия». В доносе из Москвы бдительные наблюдатели сообщали, что Селивановский сам участвовал в «заговоре 14-го Декабря. У него печатались манифесты злоумышленников, но для сокрытия всего, – прибавляли для пущей важности соглядатаи, – даже самые литеры после отпечатания были перелиты».

У Селивановского в этом доме бывали многие известные литераторы, жил П.М. Строев, археограф, собиратель летописного русского наследия. Один из посетителей, профессор Московского университета, ботаник и филолог М.А. Максимович, вспоминал: «Помню, когда, бывало, ни зайдешь к П.М. Строеву, жившему в доме Селивановского на Дмитровке, – вечно застаешь его над Ключом к Истории Карамзина». Тогда Строев составлял указатель к знаменитому труду Н.М. Карамзина «История государства Российского». Эта «циклопическая», по выражению его биографа, работа вышла в 1836 г. в двух томах, о которых отозвался А.С. Пушкин в «Современнике»: «Издав сии два тома, Г. Строев оказал более пользы Русской Истории, нежели все наши историки с высшими взглядами, вместе взятыми. Г. Строев облегчил до невероятной степени изучение Русской Истории». Сам знаменитый историк Н.М. Карамзин после пожара 1812 г. квартировал у Селивановского. В 1820-х гг. в этом доме жил С.Н. Бегичев, член Союза благоденствия, друг А.С. Грибоедова.

После смерти С.А. Селивановского и дом, и типография перешли к его сыну, тоже издателю. Он устраивал у себя литературные вечера, на одном из которых в октябре 1837 г. во время чтения Н.А. Полевым драмы «Граф Уголино» В.Г. Белинский познакомился с артистом П.С. Мочаловым. Типография действовала долгое время – еще в 1864 г. в газете «Московские ведомости» объявлялось: «Типография, словолитня и гальванопластика Семена Селивановского в Москве, 1793 года. Принимает книгопечатание. Адресовать на Большую Дмитровку, в дом г-жи Петровой (внучки С.И. Селивановского. – Авт.), в контору типографии». В 1870-х гг. тут помещались меблированные комнаты, в которых в разное время жили артисты Б.В. Корсов, Л.И. Градов-Соколов, Ф.П. Горев, писатели Д.В. Аверкиев и В.А. Слепцов. В 1920-х гг. тут обосновалась столовая кооператива «Коммунар».

Церковь митрополита Алексея на Глинищах

В связи со строительством нового здания Института марксизма-ленинизма открылся еще один проезд с Большой Дмитровки на Тверскую площадь. Любопытно, что он повторяет направление старинного Квасного переулка, видного на планах Москвы второй половины XVII в. и позднее отошедшего к частным владениям.

Недалеко от него проходит Глинищевский переулок (с 1943 по 1991 г. – улица Немировича-Данченко), названный по местности Глинищи, где стояла церковь св. митрополита Алексия, построенная в 1685–1690 гг. дьяком приказа Большой казны Иваном Алферьевым, похороненным около нее в 1700 г. В 1787 г. построили новую колокольню вместо старой у ограды с южной стороны от церкви. Алексеевская церковь – единственная в Москве – сохраняла изразчатое покрытие глав, столь типичное для древнерусской церковной архитектуры. В ней находился оригинальный иконостас с иконами знаменитых изографов XVII в.

Несмотря на протесты Грабаря, Нестерова, Васнецова, Юона и многих других известных художников, церковь снесли в 1934 г. На ее месте построили большой жилой дом (№ 5–7, 1938 г., архитектор А.В. Щусев, скульптор Г.И. Мотовилов), в котором поселились многие известные артисты. Тут в 1938–1943 гг. жил В.И. Немирович-Данченко, в 1943–1972 гг. – М.Н. Кедров, в 1938–1959 гг. – О.Л. Книппер-Чехова, в 1938–1946 гг. – И.М. Москвин, в 1938–1973 гг. – А.К. Тарасова, в 1938–1974 гг. – В.А. Орлов, в 1967–1982 гг. – Б.А. Смирнов. Кроме них в доме жили Б.А. Мордвинов, А.А. Вишневский, Н.П. Хмелев, С.И. Юткевич, М.М. Тарханов, К.Н. Еланская, И.Я. Судаков, И.А. Туманов, В.П. Марецкая и др.

Высокий, в разных своих частях имеющий от 8 до 12 этажей, с крупными членениями фасада, рассчитанный на обозрение с большого расстояния, дом громоздок и, более того, подавляюще велик для небольшого переулка с невысокой застройкой.

На углу переулка и Тверской (№ 1/10) – щедро украшенное здание, в котором находится бывшая кофейня Филиппова. Родоначальником известной московской династии пекарей был Максим Филиппов, который пришел в Москву в 1806 г. и занимался не только выпечкой, но и продажей вразнос пирогов с разной начинкой и калачей. Продолжателем его дела был сын Иван, ставший владельцем уже трех пекарен и получивший в 1855 г. за ассортимент и качество звание «Поставщика двора Его Императорского Величества», а с 1890 г. фирмой управлял его сын Дмитрий, которому принадлежали 34 различных торговых и промышленных предприятия в Москве, на которых работали 1472 человека.

В Москве славились все филипповские изделия, а в особенности калачи и пирожки (переданная Гиляровским сплетня о филипповских пирожках с изюмом и так охотно повторяемая никак и ничем не подтверждается). Тесто для калачей после замеса выносилось на холод, что способствовало молочнокислому брожению и придавало калачам особый вкус. Они были смесными, из смеси пшеничной и ржаной муки, крупичатами или толчеными, обварными и тертыми, тесто для которых очень долго обминали и терли, откуда и пословица «Не терт, не мят – не будет калач» и выражение «тертый калач», то есть «опытный человек». У калача различали «животок» с губкою и ручку, дужку или перевясло. Вообще с калачами связаны многие выражения и пословицы и в числе них – «В Москве калачи, как огонь, горячи».

Д.И. Филиппов значительно расширил дело и построил на Тверской в 1911 г. по проекту архитектора Н.А. Эйхенвальда обширное здание (надстроенное в 1934 г.) для булочной и кофейни, украшенной росписями художников П.П. Кончаловского и И.И. Нивинского. В оформлении принимал участие скульптор С.Т. Коненков. В советское время ее превратили в ресторан «Астория» («Центральный»). В гостинице «Люкс», находившейся в том же здании, в 1919 г. было общежитие Комиссариата внутренних дел, переданное в следующем году Коминтерну. В здании в разное время жили многие коммунистические деятели – Хо Ши Мин, М. Торез, В. Ульбрихт, П. Тольятти, Г. Димитров и др.

Княгиня Зинаида Волконская

На правом углу Глинищевского переулка и Тверской – дом № 2/8, построенный в 1940 г. (архитектор А.Г. Мордвинов), с открытым в 1958 г. книжным магазином под названием «Москва».

В Глинищевском переулке особенно чувствуется несоответствие громоздких поздних зданий при сопоставлении их с архитектурным памятником XVIII–XIX вв. (дом № 6). Еще сравнительно недавно это здание было несимметрично – левая его часть сгорела, и ее разобрали в начале 1920-х гг. Реставраторы вернули дому первоначальный облик, а интерьеры бывших жилых квартир переделали для пропагандистской организации – Комитета советских женщин, переименованного после развала СССР в Союз женщин России.

У дома № 6 по Глинищевскому богатое прошлое. Он прежде всего известен своими жильцами – в нем в 1823 г. останавливались будущий декабрист, литератор А.А. Бестужев, известный позднее под псевдонимом Марлинский, декабристы П.А. Колошин и П.А. Голицын, а в 1863 г. здесь была первая семейная квартира молодой актрисы, только что выпущенной из театрального училища, Гликерии Федотовой. У нее часто бывал ее учитель, великий русский актер М.С. Щепкин, а в 1830-х гг. тут останавливалась знаменитая итальянская певица Анжелика Каталани, подарившая свою шаль так восхитившей ее цыганке Стеше, о которой вспоминает Пушкин в стихах, посвященных Зинаиде Волконской.

До строительства этого дома в глубине участка стояли деревянные хоромы, принадлежавшие полковнику Ивану Телепневу, – они изображены на первом сохранившемся плане участка 1756 г. Через некоторое время хоромы сменились каменными палатами князей Черкасских, с 1778 г. принадлежавшими президенту Вотчинной коллегии М.В. Дмитриеву-Мамонову, который, возможно, и строит дошедшее до нашего времени здание. Пройдя через несколько рук, дом обретает нового владельца – купца 2-й гильдии Николая Обера. Сам он и жена его, Мари-Роз Обер-Шальме, были хорошо известны в Москве. В 1803 г. Н. Обер стал участником необыкновенного в Москве зрелища – полета на воздушном шаре. Вместе с известным аэронавтом Жаком Гарнеренем он поднялся на шаре, заполненном горячим воздухом, с поля у Крутицких казарм и опустился недалеко от подмосковной усадьбы князя Вяземского Остафьево.

Жена его имела на первом этаже модный магазин женского платья и предметов роскоши. Магазин, по воспоминаниям современника, был сборным пунктом высшего и богатого московского общества, и часто перед праздниками был «у мадам Обер-Шальме такой приезд, что весь переулок заставлен каретами». В этом магазине покупала наряды Наташа Ростова. Она вместе с Ахросимовой из Старой Конюшенной едет в первую очередь «к Иверской и мадам Обер-Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя», – пишет Л.Н. Толстой в «Войне и мире». В убыток себе мадам Обер-Шальме торговала не так уж часто, она не гнушалась контрабандой, и недаром за высокие цены в магазине и необыкновенную изворотливость ее прозвали «обер-шельмой». Она, видимо, выполняла и шпионские поручения Наполеона. Он вызывал ее к себе в Кремль, расспрашивая о «настроении умов в России». Мадам Обер-Шальме была вынуждена покинуть разоренную и сожженную Москву вместе с наполеоновской армией. Она погибла вместе со многими французами при переправе через Березину, а дом ее, уцелевший в пожаре 1812 г. – там квартировал наполеоновский генерал, – занял московский обер-полицмейстер.

Дом вскоре перешел к одному из ее сыновей, спасшемуся в горниле войны, Лаврентию Оберу. Он сдавал его под гостиницу, называвшуюся сначала «Север», а потом «Англия». В ней, как сообщал «Указатель зданий города Москвы» 1826 г., «нумера расположены спокойно, вины и стол хороши». В гостинице несколько раз останавливался в 1828–1832 гг. А.С. Пушкин. Тут он работал над такими шедеврами, как «Кавказ», «Монастырь на Казбеке», «К бюсту завоевателя», «Дорожные жалобы» и др. В этом доме 29 марта 1829 г. последний раз встретились два великих славянских поэта – Александр Пушкин и Адам Мицкевич. В память этого события 21 июля 1956 г. была установлена мемориальная доска скульптора М.И. Мильбергера с горельефами беседующих поэтов и строками из их стихотворений:

Он говорил о временах грядущих,

когда народы, распри позабыв,

в великую семью соединятся.

Хоть встретились немного дней назад,

но речь вели они, как с братом брат.

Владелец дома Л. Обер был хорошо знаком с Пушкиным. В своих воспоминаниях, опубликованных в 1880 г., он рассказал о встречах с ним у себя и в салоне княгини Зинаиды Волконской, неподалеку, в доме на углу Тверской и Козицкого переулка.

Дом стоит на земле усадьбы князя И.А. Вяземского (деда известного поэта Петра Вяземского), который продал ее за 25 тысяч рублей жене статс-секретаря Г.В. Козицкого Екатерине Ивановне, обладавшей несметным состоянием. Она происходила из семьи уральских владельцев горных заводов Твердышевых. Богатства их, по преданию, началось от 500 рублей, подаренных Петром I трем братьям, крестьянам Твердышевым, перевозившим его через Волгу. «Шли бы вы промышлять на Урал, – сказал им Петр, – посмотрели бы вы, что делает там у меня Демидов». Так или иначе, но документально известно, что Твердышевы в компании с их родственником Иваном Мясниковым строят на Урале несколько заводов и становятся богачами. К конце XVIII в. все их состояние переходит к четырем дочерям одного из них. Каждой достается по два завода и по 19 тысяч крепостных, не считая денежных капиталов.

Муж Екатерины Твердышевой Григорий Васильевич Козицкий учился в Киевской духовной академии, Лейпцигском университете, был одним образованных людей своего времени, знатоком древних и новых языков. Козицкий, рекомендованный императрице Екатерине братьями Орловыми, был назначен статс-секретарем при принятии прошений, помогал ей в переводах и заведовал ее литературными делами. Он пользовался репутацией тонкого стилиста, много переводил и издавал, его основным трудом был прозаический перевод «Метаморфоз» Овидия, получивший высокую оценку современников. Он кончил жизнь самоубийством: по «причине меланхолии» закололся ножом, нанеся тридцать две раны. Отпели его в соседней церкви Григория Богослова в 1775 г. Его дочери известны в истории русской культуры – старшая, Александра, в замужестве графиня Лаваль, славилась своим светским салоном в Петербурге, ее дочь Екатерина стала женой декабриста С.П. Трубецкого и последовала за ним в ссылку, младшая, Анна, вышла замуж за князя А.М. Белосельского-Белозерского.

Примечания

1

Горелка Бунзена – устройство для нагревания, дающее очень слабый свет.

2

«Осрам» – одна из крупнейших в мире фирм – производителей осветительных ламп; название от металлов осмия и вольфрама, применяющихся для нитей накаливания.

3

Конгревская ракета – снаряд, изобретенный английским инженером Уильямом Конгревом.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.