Ведьма - Знак ведьмы

Сергей Пономаренко

Знак ведьмы

Предисловие

Лет пятнадцать назад мне в руки попала переведенная с английского книга, автор которой учил, как надо писать бестселлеры. Его фамилия и правильное название универсального справочника за давностью лет из памяти стерлись. Но примерно в то же время на нас обрушился бурный поток качественных и не очень переводных романов с обязательной пометкой «бестселлер» на обложке, так сказать, практическое воплощение теоретических постулатов.

Жадно читая все это, поневоле ловил себя на мысли: а ведь большинство историй написаны в буквальном соответствии с мудрыми советами. И завязка исполнялась, как положено, и развитие событий происходило по правилам, и кульминация отвечала всем требованиям, и развязка была неожиданной. Герой, конечно же, героический, но с недостатком, героиня красива, но независима, злодей – зол, однако не безнадежен. Только этим книгам чего-то обычно не хватало.

Дело в том, что, следуя только правилам, настоящий бестселлер не напишешь. То есть будет все, что надо, все ингредиенты и приправы. Даже литературный талант может присутствовать. Но понимания того, что хочется написать, зачем это нужно и, главное, кто он, наш читатель, у большинства авторов книг, сходящих с налаженных литературных конвейеров, увы, нет.

К Сергею Пономаренко, автору книги, которую вы собрались прочитать, это не относится. «Знак ведьмы», как и предыдущие книги – а их у писателя больше десятка! – адресован широкому кругу любителей приключенческой литературы не потому, что приключенческие романы люди во всем мире вообще охотно читают вот уже, без преувеличения, несколько веков. Пономаренко не спекулирует на огромной популярности жанра, а, создавая каждую такую историю, остро и тонко чувствует потребности читателей, угадывает их настроения. И этому не научит ни один мудрый учебник, ни одно грамотно составленное пособие.

Романы Сергея Пономаренко прежде всего развлекают читателя. Дело в том, что практически каждая его история – это сюжет, развитие которого происходит в наши дни, но также – вне пространства и времени. В первую очередь это познавательная литература, ведь обычно события в романах Пономаренко случаются в различных временных срезах: Киевская Русь, Скифия, или ближе – например, начало ХХ века. Часто само событие только отчасти связано с основной сюжетной линией. Автору важнее наполнить каждый такой фрагмент информацией, которую жадный до знаний читатель с трудом сможет собрать, обложившись томами специальной литературы либо тратя время на путешествия в Интернете.

К тому же с каждым новым романом герои Пономаренко действуют во все более экзотичных для нашего современника-домоседа декорациях. Так, в «Знаке ведьмы» это горный Алтай с его тайнами, в том числе мистическими. Кстати, мистическая составляющая – не только обязательная примета романов писателя, она в полной мере отвечает потребностям читателя в иррациональном. Согласитесь, мы давно догадывались, что мир устроен совсем не так, как нам кажется, и Пономаренко каждой своей историей приоткрывает некие тайны мироздания и бытия. Причем все делается в ненавязчивой увлекательной форме, и помогают в этом автору симпатичные герои – как, например, киевская журналистка Иванна, уже знакомая читателям по романам «Ведьмин подарок» и «Ведьмин пасьянс». На этот раз она…

Впрочем, перевернув следующую страницу, вы все узнаете сами. Приятного прочтения!

Андрей КОКОТЮХА

Пролог

V век до н.э. Прибайкалье

По едва заметной тропе, сквозь таежные дебри, быстро и умело пробирался невысокий молодой воин, грациозностью движений напоминая дикую кошку. Одеяние и вооружение выдавало в нем кочевника. Высокий войлочный колпак, шуба из снежного барса с подвязанными полами, небольшой круглый красный щит, бронзовый обоюдоострый короткий меч-акинак с рукоятью в виде двух грифонов, развернутых ликами в противоположные стороны, лук с загнутыми концами и стрелы к нему уютно расположились в горите, на запястье висела кожаная плеть.

Что же привело в лесной край воина степей, отказавшегося ради этого путешествия от верного спутника – коня? Его путь сюда исчислялся не расстоянием, а годами, множеством пережитых опасностей, закаливших дух и тело. В самых сложных ситуациях он поддерживал себя, многократно твердя, словно магическое заклятие: «Он смог, а ему было во много раз труднее. Смогу и я!» Чем ближе он подходил к цели своего путешествия, тем сильнее волновался в ожидании предстоящей встречи. Воображение рисовало ее светлой и радостной, отчего сладостно замирало сердце.

У юрты черного шамана Кайсыма, несмотря на ее удаленность от людских поселений, всегда толпился народ, терпеливо ожидая его появления, щедрыми подношениями стараясь добиться расположения колдуна и исполнения заветных желаний. Ближе, чем на десяток шагов, к его жилищу никто не решался подойти, опасаясь навлечь на себя гнев шамана, что было равносильно смерти, ведь Кайсым умел лишь взглядом и словом поразить человека насмерть. При его появлении просители выстраивались в шеренгу, сложив принесенные дары у ног, склонив головы, боясь даже посмотреть ему в лицо. Он проходил мимо них, на расстоянии в несколько шагов, разглядывая просителей, выбирая лишь некоторых, и тогда его рука мгновенно вылетала, словно стрела из лука, в направлении счастливчика: «Ты!» Избранник, на полусогнутых от страха ногах, шел за черным шаманом в юрту и излагал просьбу. Бывало, шаман, выслушав, неожиданно впадал в ярость, выгонял просителя, и тот бежал без оглядки, забыв о принесенных дарах, мечтая об одном: живым добраться до дома. Но в большинстве случаев шаман обещал помочь, а мог он ВСЕ! Сам Эрлик[1], бог подземного мира и смерти, оказывал ему особое покровительство, повелев подвластным ему духам повиноваться черному шаману. В том, что это так и есть, никто не сомневался.

Кайсым был далеко не старым человеком, а как для того почтения и страха, какие внушал людям, даже очень молодым. Было неизвестно, откуда он пришел восемь лет тому назад, весь изломанный, искалеченный. Он стал жить в простом шалаше неподалеку от поселения шаманов. «Газя гаргаха!»[2] – шептали люди и обходили стороной его прибежище. Никто не ожидал, что он переживет в этом ветхом жилище страшную таежную зиму, а он смог. Раны зажили, но он остался хром на правую ногу, часть пальцев рук после переломов застыли, одеревенели и не сгибались, левый глаз отсутствовал, и на его месте была отвратительная багровая язва, но он не надевал повязку, как поступили бы многие на его месте. Вначале его никто всерьез не принимал, ведь неизвестно, какого он роду-племени, а шаманство передается из поколения в поколение, от отца к старшему сыну. Сила шаманского рода накапливалась не одно поколение, а свои умения шаманы хранили в тайне. Его с презрением называли «нэрьер утхатай[3]», а он во всеуслышание заявил, что имеет Заха-Хартул – черное шаманское происхождение, но к нему никто не шел за помощью. Это продолжалось достаточно долго, пока Кайсыму не помог случай.

В поселение шаманов привезли умирающего от неизвестной хвори главу богатого и знатного рода-сеока Бадерхана, владеющего многими улусами[4]. Ни одному из шаманов не удалось облегчить больному страдания, и тот медленно угасал. Вот тогда к нему в юрту допустили Кайсыма, ободранного и страшного из-за своих увечий, но в шаманской двурогой шапке-мякабше и с бубном-тюнгуром в руке. Кайсым несколько раз молча обошел ложе, каждый раз с силой ударяя колотушкой в бубен у изголовья и в ногах умирающего. При этом колокольчики-кюзюни на бубне по-особенному, жалобно звенели, и Бадерхан уже намеревался прогнать странного чужого шамана, когда тот заговорил:

– Эрлик очень голоден и ожидает твою душу у себя в подземелье.

– Откуда тебе известно, что моя душа должна опуститься в темный мир Эрлика, а не подняться к небесным тэнгри?! – разгневался Бадерхан.

– Я знаю многое, и даже то, как ублажить Эрлика, чтобы ты мог остаться в этом мире. Или ты хочешь поскорее узнать, куда твоя душа попадет: на небо или в мир вечной тьмы?

– Верни мне здоровье, и я щедро тебя отблагодарю!

– Ты в самом деле этого желаешь? Но Эрлик не захочет остаться голодным, значит, умрет один из твоих домочадцев. Ты готов к этому?

– Что стоит жизнь любого из них по сравнению с моей, – Бадерхан скривился от приступа мучительной боли, – главы рода и их господина?

– Ты сделал свой выбор. Я совершу ритуал «доле», и болезнь тебя покинет.

Целую ночь провел в юрте Кайсым, совершая шаманские танцы и песнопения. Под утро, впервые за время болезни, Бадерхан уснул спокойно, а когда проснулся, то узнал, что во сне умер его младший брат. Через три дня Бадерхан был вполне здоров и перед тем, как отправиться в обратный путь, щедро наградил Кайсыма: подарил ему юрту, пушнину, рабов. Хотел дать еще наложниц, но тот воспротивился, сказал, что те ему ни к чему – он дал обет Эрлику, что не прикоснется ни к одной женщине. Бадерхан рассмеялся:

– Ты лишаешь себя самого большого удовольствия, того, какое может дать лишь женщина. Они различаются по красоте, страстности, уму, способности развлекать, а объединяет их лишь способность дарить наслаждение. Что может их заменить?

– Власть, власть и многажды – власть. Она дарит наслаждение, с которым ничто не сравнится. Ты пресыщен ею, поэтому ищешь иные удовольствия, а она этого не прощает.

Весть о чудесном выздоровлении Бадерхана мгновенно разлетелась во все стороны, но не целительством прославился Кайсым, а тем, что его имя было неразрывно связано со смертью. Каждый раз, когда он выполнял чью-то просьбу, совершались множественные человеческие жертвоприношения или умирал кто-то из близких просителя. Получив от Бадерхана в дар рабов, Кайсым всех их принес в жертву Эрлику. К нему решались обратиться лишь в крайнем случае, в основном когда не могли разделить наследство и власть. Просители, не желая, чтобы стало известно о посещении черного шамана, тайком пробирались к нему.

Кайсым продолжал жить отшельником, за пределами поселения шаманов, в таежных дебрях. Правда, теперь его жилищем стала добротная юрта, а не убогий шалаш. Он резко отличался от других шаманов, обзаводившихся женами, детьми, живших в достатке, прибегавших к помощи добрых западных тэнгри – небожителей, тогда как он обращался к Эрлику и злым восточным тэнгри. Однажды на Кайсыма напали лихие люди из тайги и чуть было его не убили – он чудом спасся, со стрелой в правом предплечье, и снова выжил. С тех пор смерть стала частым гостем в поселении шаманов, и, хотя каждый раз она имела другое лицо, ее связали с Кайсымом. Видимо, решил он, лихие люди появились у его юрты-гэра не случайно, и связал это с происками завидующих его славе шаманов.

Но с некоторых пор Кайсым перестал принимать просителей: каждое утро, выходя из юрты, он обводил все увеличивающиеся их ряды пустым взором и снова скрывался в своем жилище. Поползли слухи, что он хочет покинуть эти места и уйти. Куда? Зачем? Никто этого не знал и не догадывался, что связано это с недавним посещением Кайсыма пастухом Сайратом. Тот принадлежал к богатому и знатному роду, но после смерти отца власть перешла к его старшему брату Байлагасу, который сделал Сайрата простым пастухом.

Они проговорили весь день, а ночью Кайсым стал камлать, принося щедрые жертвы Эрлику, чтобы тот позволил заглянуть в будущее Сайрата. Он увидел движущиеся неисчислимые орды воинов-кочевников, все сметающие на своем пути, покоряющие народы, племена. Они разоряли города и селения, принося тысячные кровавые жертвы Эрлику. Увидел рядом с ним себя, и его охватило сладостное ощущение – наконец он нашел того, кого так долго искал и кто поможет ему покинуть опостылевшую тайгу, вернуться на просторы степей. И тогда он никому не будет подвластен, всем станет диктовать свою волю. Шаман и пастух поняли, что нужны друг другу, так как у них одна цель – власть, алчущая, подобно пожару в тайге, не имеющая границ и все сжигающая на своем пути. Но обрести ее они смогут лишь вдвоем, помогая друг другу. Кайсым обратился за помощью к злому духу шулмусу и принес ему в жертву двух рабов, чтобы тот забрал душу Байлагаса в подземное царство Эрлика. Используя принесенные Сайратом волосы, он сделал куклу, совершил над ней обряд «амилка» – дал ей жизнь и нарек Байлагасом, затем сжег ее на костре, камлая и приговаривая: «Байлагас, пусть огонь так же сожжет тебя изнутри!»

Кайсым стал каждое утро ожидать весточки от Сайрата, не сомневаясь, что помог ему и тот теперь тайша[5] улус[6], – это был первый этап задуманного ими плана.

Этим утром у Кайсыма было приподнятое настроение, внутренний голос ему подсказывал, что именно сегодня он получит долгожданную весть. По своему обыкновению выйдя из юрты и молча пройдя вдоль ряда просителей, он понял, что на этот раз предчувствие его подвело: гонец от Сайрата еще не прибыл. Однако ощущение встречи с чем-то хорошим его не покидало. Удивляясь своему необычному состоянию, Кайсым вернулся в юрту. Но как только он подбросил дров в очаг, горевший посредине юрты, полог откинулся и внутрь, не спрашивая позволения, вошел молодой воин в войлочном колпаке степняка.

На такую дерзость вряд ли решился бы даже гонец от Сайрата, так с чем же пришел этот степняк? Кайсым подумал было, что его снова хотят убить и это подосланный убийца. Его рука нырнула под одежду, где был спрятан нож, слабый соперник акинаку, висевшему на поясе вошедшего воина. Однако тот не касался своего оружия и только печально смотрел на Кайсыма. Почему его лицо, а особенно глаза, смотревшие с любовью и печалью, так знакомы?

– Гюнеш?! – воскликнул Кайсым и почувствовал, как земля неожиданно дрогнула у него под ногами, словно этим именем он вызвал гнев подземных духов, так что еле удержался на ногах.

– Кайсым, мой любимый!

Сброшенный колпак высвободил копну иссиня-черных волос, и девушка-воин бросилась в его объятия. Он вновь почувствовал себя прежним – красивым, удалым, сильным. Тогда у него была любовь Гюнеш, не было только богатства и знатности. Его семья погибла во время набега соседнего племени, пропало все добро, табуны лошадей. Отец был шаманом и передал ему свои знания, и, хотя Кайсыма больше тянуло на воинские подвиги, он покорился воле отца. Оставшись один и став практически нищим, он все же рискнул посвататься к Гюнеш. Ее отец, тайша, его высмеял, оскорбил и выгнал вон. Вот тогда Кайсым и Гюнеш бежали, но их поймали. Его били смертным боем, сделали калекой и бросили в степи умирать. Он прощался с жизнью, а над ним кружили стервятники, чуя легкую добычу. Степь, знакомая с рождения и пьянящая кровь, по которой он столько раз несся вихрем на верном скакуне, показывая свою силу и ловкость, была насыщена запахом смерти. Вот тогда его посетили странные видения, а в голове зазвучал чужой голос, пообещавший ему жизнь взамен на послушание.

Его подобрал караван, везший шелковые ткани. Немного придя в себя, он стал погонщиком, потом покинул караван и через много месяцев пути оказался в тайге, возле поселения шаманов, – так ему приказал чужой голос. Он запретил Кайсыму приносить жертвы верховному божеству Ульгеню и небесным западным тэнгри, наказал почитать только Эрлика и злых восточных тэнгри, обещая за это исполнить все его желания. Чужой голос подсказывал ему, что он должен делать, а что – нет. Он стал постоянно прислушиваться к нему, и тот помогал ему и в обыденной жизни, и в шаманской практике. Кайсым хотел немного: отомстить за унижения, за то, что стал калекой, и для этого ему нужны были власть и сила.

Нахлынувшие воспоминания помогли ему овладеть собой и вновь напомнили, что он калека и шаман, которого обуяла жажда мщения – он хотел уничтожить обидчиков. И вот в его объятиях дочь врага, из-за которой он стал калекой и изгнанником. Он убьет ее и тем самым отомстит ее отцу.

«Накорми ее кровью жертвенник Эрлика!» – нашептывал чужой голос, и его рука вновь непроизвольно потянулась к ножу. Но любовь к Гюнеш еще не остыла, и, громко заговорив, она заглушила голос чужого. Ему захотелось забыть обо всем, уйти с Гюнеш далеко-далеко, где они могли бы построить новую жизнь, где были бы только вдвоем. Но, взглянув на свои искалеченные руки, которыми он не мог даже как следует обнять девушку, вспомнив об ужасном шраме на месте глаза, он позволил чужому голосу пересилить нежность и любовь, чудом сохранившиеся в очерствевшем сердце черного шамана.

Раздираемый противоречивыми чувствами, Кайсым отстранился от Гюнеш, отступил на два шага и резко отдернул руку от рукоятки ножа. Гюнеш, не понимая, что происходит с любимым, недоуменно посмотрела на него и хотела было подойти, но встретила ненавидящий взгляд единственного глаза Кайсыма.

– Мне удалось бежать через три дня после того, как нас поймали, – виновато улыбнулась Гюнеш. – Все эти годы я разыскивала тебя, была уверена, что ты жив. У меня не было мужчины – я ждала встречи с тобой.

– Ты видишь, что со мной сделали. – Кайсым был хмур и зол. – Кривой, хромой, и моя рука больше не может удержать акинак.

– Всего этого я не вижу – для меня ты прежний. Душа твоя…

– Моя душа теперь иная. Она черна, как подземелье Эрлика. Неужели ты ничего не слышала обо мне?

– Люди многое болтают, но я всему этому не верю. Теперь мы вместе, и нам ничто не помешает: оставим прошлое прошлому. До меня дошли известия, что мой отец умер и теперь во главе улуса стоит мой старший брат. Вспомни, как вы дружили, были как братья.

– Он участвовал в погоне за нами и не попытался помешать, когда меня убивали.

– Я уверена, что он раскаивается в этом. Вернемся, и он встретит тебя как брата.

– Тойлош мне не брат, а один из тех, кто сделал меня калекой.

– Не пускай ненависть в сердце – она подобна змее, и ее яд не менее губителен.

– Уходи. В моей юрте нет места женщине, я посвятил себя служению Эрлику. Его духи служат мне.

– Ты заблуждаешься. На самом деле ты их прислужник и делаешь то, что они желают. Я ведь вижу, что ты рад мне, но темное, поселившееся в твоей душе, не дает ей раскрыться мне навстречу. Изгони темное, и мы будем счастливы. Обними меня, и я растоплю лед в твоей душе!

Гюнеш шагнула к нему, он раскрыл объятия… и в следующий миг его пальцы сомкнулись на ее горле. Искалеченные, они вцепились в нее мертвой хваткой. Гюнеш захрипела, не в силах разомкнуть его руки. Теряя сознание, она опустилась на колени. Он оказался за ее спиной и, схватив правой рукой за волосы, потянул книзу, а левой достал нож и приставил лезвие к ее горлу.

– Ты умрешь, посвященная Эрлику! – И нож надрезал кожу до крови.

Гюнеш, находясь в полуобморочном состоянии, почувствовала, что Кайсым убрал нож. Он тащил ее, держа за волосы, через всю юрту, и через несколько мгновений она уже была снаружи – лежала на земле.

– Уходи и больше не попадайся мне на глаза! В следующий раз я не остановлюсь и накормлю Эрлика твоей кровью. Больше нет Кайсыма, которого ты знала, – есть черный шаман. Ты просила, чтобы я вернулся? Я вернусь, но не один, и тогда весь улус содрогнется от моей мести! Земля, озера, реки станут алыми от крови. Моим именем будут пугать детей и коленопреклоненно просить милости. Но ее не будет!

Кайсым махнул рукой людям, ожидающим встречи с ним.

– Эй, вы, там! Гоните ее прочь от моей юрты, и подальше! А если она попытается вернуться – убейте ее!

Сразу несколько человек бросились к Гюнеш, ошеломленной происходящим, обезоружили ее и погнали плетьми.

Кайсым вернулся к юрту, подошел к онкону с изображением ухмыляющегося лика Эрлика и тихо сказал:

– Прости меня, повелитель, что я не принес ее в жертву тебе. Подобное больше не повторится. Клянусь!

Наше время. Киев. Иванна

Звуки нежные и волнующие пробились сквозь сон. Казалось, что капли теплого летнего дождя мягко, ласково обволакивают меня. Два голоса: мужской и женский, и их переплетение порождает видение обнаженных тел, горящих страстью и желанием. Дрожь пробежала по моему телу и задержалась на пупке. Тело напряглось, прислушиваясь не к словам, а к сладостному чувству, невольно ими вызванному. Горячая волна нахлынула и начала подниматься от кончиков повлажневших пальцев ног все выше и выше, учащая дыхание и заставляя сердце биться сильнее. Сладостная нега и ощущение счастья постепенно заполняют все мое естество, разрастаясь до вселенских пределов и обещая вылиться в полное и всепоглощающее блаженство. Я хочу распрямиться и ощутить его всем своим телом, но не могу. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой, потому что слишком крепки его объятия!

– Егор, ты задушишь меня любовью, – шепчу я, и рвусь всем телом ему навстречу, и… окончательно просыпаюсь.

На большой двуспальной кровати я – ОДНА! Ворочаясь во сне, я обмоталась простынями и не могу свободно двигаться. То, что представлялось страстным шепотом, оказалось приглушенными звуками популярной мелодии. С легким разочарованием, недоумевая, я освобождаюсь от своего горячего влажного кокона.

Песня завораживает и зовет за собой, хочется унестись куда-то ввысь, где есть только любовь. В женском голосе звучит горечь расставания, мужской меня заводит до предела: «Королева вдохновения!» Тело не мое: оно горит и томится острым желанием. Мое разгоряченное тело трепещет, еще немного – и я застучу зубами от возбуждения. Не помню, чтобы со мной происходило подобное. В сторону анализ, воспоминания – я хочу ЕГО!

Егор обнаруживается в углу комнаты за компом. В голове словно возникает бегущая строка: «Ему завтра в командировку! Нет, уже сегодня! Он готовит материалы! Я хочу его!» Встаю, сбрасываю с себя ночнушку и тихо, как кошечка, на цыпочках подкрадываюсь к нему сзади. Излишняя предосторожность: когда он погружен в работу, то отрешается от всего, и единственный способ привлечь его внимание – забрать ноутбук. Прильнув всем своим горячим телом к его спине, я наклоняюсь к его уху, и мой язык выразительней всех слов говорит ему о моем желании.

– Любо-ко-ко! – нежно мурлычу я и убираю его руки с клавиатуры.

– Извини, – шепчет он, – я тебя разбудил…

– Все чудесно! Удивительная ночь, прекрасная песня, и мы вдвоем. – Я пытаюсь увлечь его за собой, заставить встать из-за стола. Это непросто.

– Мне завтра надо уезжать…

– Я знаю! – Мои руки бесцеремонно выискивают уязвимые места на его теле. Еще немного – и он будет только мой. Чувствую, как он напрягся.

– От результатов этой командировки многое зависит.

– Ты говорил… – Я щекочу ему ушко языком.

– Мне еще надо подготовить много материалов.

– Я тебе помогу… – Чувствую, что еще немного, и я потеряю сознание от желания, а он словно прилип к стулу.

– Иванна, дай мне поработать, а потом я приду к тебе. – Голос его сух и холоден, так могла бы говорить мраморная статуя. – Рано утром придет редакционная машина, чтобы отвезти меня в аэропорт.

Меня будто облили ледяной водой, выставили голышом на снег, и я ощутила, что, несмотря на лето, из открытой форточки потянуло морозом и иней покрыл наши отношения. Песня закончилась, очарование ночи исчезло, и ведущие радиостанции начали нести всякую чушь. Моя рука ложится на «мышку» и отключает звук. Я резко отстраняюсь от него, намереваясь вернуться в постель, но он ловит меня за руку.

– Обиделась? Ты же знаешь, как важна для меня эта поездка! – В его голосе слышатся нотки раздражения. – Ты сама воркоголик и знаешь, что это такое. – Я наклоняюсь, рассыпавшиеся волосы прячут мое горящее лицо, и он сбавляет тон: – Ну, прости, пожалуйста.

Я отворачиваюсь, чтобы он не видел, как карета превращается в тыкву.

– Все, все, не обижаюсь. Езжай ты… в свою командировку. – Я стараюсь говорить беспечно, без напряжения. И не важно, что у меня творится в душе.

– Ты это серьезно?!

– Серьезнее не бывает.

– Я знал, что ты меня поймешь. – Он не может сдержать вздох облегчения. – Ты необыкновенная женщина!

– Ты ошибаешься. Я, как и любая женщина, – особенная!

Егор возвращается к работе, а я томлюсь в тишине отсутствием сна и глупыми мыслями. Вдруг в голову приходит строка: «Не топчи цветы моей любви и страсти». Не могу вспомнить, откуда она и к чему всплыла в памяти. Решаю не менять рингтон своей мобилки «Пошлю его на…» Лолиты на «Королеву вдохновения».

Часть 1

Алтай. Зима 1932 года. Дорога в никуда

1

Суровы и негостеприимны Алтайские горы в зимнюю пору. Горные хребты неприступными стенами вздымаются на километровую высоту, острыми белоснежными вершинами буравя небо, заслоняя прячущиеся между ними долины, испещренные артериями рек. Рожденные на Алтае неторопливая Катунь с серо-белыми водами и синяя стремительная Бия, как противоположности инь и янь, соединившись, дали начало не похожей ни на одну из них могучей сибирской реке Обь, несущей желто-коричневые воды в Северный Ледовитый океан.

Вдоль правого берега Катуни тянется на тысячу километров обновленный Чуйский тракт, связывая два молодых государства: страну Советов и Монгольскую республику. Новая дорога, пробитая в скалах силами и жизнями заключенных Сиблага, пролегла через высокогорные перевалы: Семинский и Чике-Таманский. И хотя Семинский выше – он расположен чуть ли не на двухкилометровой высоте, полуторакилометровый Чике-Таманский более коварен и труден. По пути к нему узкая дорога множество раз закручивается серпантином, ограниченная с одной стороны отвесными скалами, грозящими камнепадами, с другой – смертельной пропастью. На его крутых подъемах захлебываются от прилагаемых усилий и разреженного воздуха двигатели «ЗИСов». Для обеспечения круглогодичной проходимости Чуйского тракта, имеющего важное, стратегическое значение для обороноспособности страны Советов, строящей социализм и общество всеобщего благополучия, а также для развития торговли было принято решение на зимний период установить вдоль всей дороги временные лагерные подпункты, противопоставив силы заключенных превратностям и капризам природы.

На высшей точке заснеженного Чике-Таманского перевала расположилась «командировка» 7-го отделения Сиблага: два наспех сооруженных деревянных барака, домики охраны и начальника лагеря и несколько хозяйственных построек. Ограниченность территории на этом скальном участке вынудила лагерный подпункт максимально «сжаться», и вместо привычного для ИТЛ высокого бревенчатого забора с трех сторон его окружали лишь проволочная «колючка» и вероломная спираль Бруно. Со сторожевой вышки над воротами хорошо просматривался периметр лагпункта, а ручной пулемет «Максима-Томпсона» и прожектора в ночное время не дали бы беглецу, если бы кто-то решился на побег, уйти даже совсем недалеко. С тыльной стороны находился головокружительной глубины обрыв, и он для задумавших побег заключенных был преградой даже посерьезнее, чем снискавшая печальную славу спираль Бруно. С края этого обрыва открывался вид на долины рек Большой и Малый Ильгумень, громады горных хребтов с белыми шапками вершин, со склонами, до половины укутанными посеребренными массивами ельника и лиственниц.

Начальник «командировки» Григорий Метелкин нервно курил папиросы одну за другой. Едва перешагнувший тридцатилетний рубеж, сухощавый и поджарый, с продолговатым лицом и упрямым подбородком с ямочкой, полный надежд на великое будущее, он воспринимал это назначение как первый шаг восхождения по карьерной лестнице. Он понимал, что многое зависит от того, как он себя зарекомендует на первом своем самостоятельном посту. Пока складывалось не так, как он рассчитывал, и это было поводом для беспокойства. Ну как не нервничать, если после обильного снегопада, продолжавшегося без перерывов четыре дня, ударили жестокие морозы за сорок градусов, да еще с сильным ветром?! Снежные заносы местами были выше метра, а участок Чуйского тракта, будь он неладен, за который он отвечал и на котором должен был обеспечивать порядок, протянулся более чем на полтора десятка километров: от деревни Хабаровка, через перевал и до деревни Купчегень. Фактически лагерь оказался в снежной ловушке, и усилий двухсот пятидесяти зэков, имеющихся в распоряжении Метелкина, было недостаточно, чтобы в скором времени расчистить дорогу до этих деревень. Это займет никак не меньше недели, так как работы приходится вести сразу в обоих направлениях. Двадцать четыре зигзага серпантина в сторону деревни Хабаровка и двадцать три – в направлении Купчегеня, но начальство из головного лагеря не хочет слышать никаких объяснений и по рации передало приказ: не более трех дней на выполнение работ. К погодным сюрпризам добавились другие неприятности: лекарь Свиридов, из заключенных, доложил, что семерым заболевшим он поставил диагноз «сыпной тиф» и их следует немедленно изолировать от остальных, иначе заболевание может принять массовый характер. А куда их денешь, если нет ни лазарета, ни изолятора? Необходимых лекарств тоже нет, и половина заболевших, как пить дать, помрут до того, как их можно будет отвезти в лагерный лазарет, что близ городка Упала. Не было печали! А ведь, падлы, заразят других зэков, и это при таком фронте работы!

В дверь постучали, и сразу же в образовавшуюся щель просунулась узкая лисья физия старосты первого барака Фадеева, исполняющего также обязанности коменданта и прораба лагпункта.

– Вызывали, гражданин начальник?

– Топорков с тобой?

– Где ж ему быть? Дожидается.

– Заходите! Нечего мороз сюда впускать!

Низкорослый Фадеев смело и вальяжно прошел прямо к столу начальника, а за ним осторожно втиснулся грузный Топорков, недавно назначенный старостой второго барака и до сих пор не пришедший в себя от такого счастья.

Обстановка в комнате Метелкина была спартанской – самодельный грубый стол, топчан, застеленный верблюжьими одеялами, и один стул, на котором и сидел хозяин. В углу присел на корточках дневальный – доходяга зэк, из Иван Иванычей[7], следивший за тем, чтобы в буржуйке не погас огонь.

Войдя, старосты стянули с голов шапки и остались стоять, блаженно поглядывая на раскаленную чуть ли не докрасна металлическую печку, щедро дающую тепло, так что гражданин начальник сидел в одной гимнастерке.

– Готовьте бригады в ночную – будем работать круглосуточно. У нас три дня, чтобы полностью очистить участок дороги от снега. Запускайте вперед топтунов – пусть пробивают тропу, чтобы люди шли широким фронтом, а не скапливались в одном месте, мешая друг другу. В конце второго барака отвести место для больных и отгородить. Ближайшие к больным нары освободить, чтобы заразу не подхватили. Завскладу скажешь, что я разрешил взять для этого брезент. В бараках сильно не топить – вши меньше кусать будут! Понял, Топорков?

– Будет выполнено, гражданин начальник! – подобострастно вытянулся в струнку староста второго барака.

– Там и так не Ташкент, – подал голос Фадеев. – Дрова на исходе, березовую рощу возле лагеря всю вырубили. Чтобы добраться до ближайших деревьев, километра два дороги надо расчистить от снега.

– Вот и поторопитесь, если не хотите мерзнуть.

– Хлеб заканчивается, на одной баланде много не наработаешь.

– До деревни дорогу расчистите – хлеб подвезут. Пока еще грузовики не научили летать!

Топорков подхалимски хихикнул на шутку начальника.

– Буза может быть – народ на голодное пузо да в такой мороз не слишком будет лопатой махать, да и разговоры идут, что место это гиблое, сатанинское, – гнул свое Фадеев. – Погибель здесь всех ждет.

– Что за чушь несешь?! – Лицо Метелкина от злости стало свекольного цвета.

– Вроде здесь на скале было написано, что эта гора сатанинская. Когда дорогу расчищали, ту скалу взорвали, горных духов обозлили. Поэтому каждый, кто перевал проходит, оставляет здесь подношение горным духам – «джамалу».

Метелкину припомнились кусты жимолости, украшенные разноцветными ленточками, и он пожалел, что раньше не обращал на них внимания и не заставил выкорчевать, – так можно и погореть за попустительство местным религиозным верованиям.

– Вот оно что! – Метелкин взял себя в руки и успокоился. – Товарищ Томо из уездного комитета партии рассказал мне эту историю, но в ней ни слова о чертовщине, затуманивавшей сознание местного населения. Дорога сюда крутая, а раньше была еще круче и yже, так что лошади даже пустую телегу с трудом наверх вытягивали, а бывало, что на это силенок не хватало. Вот кто-то после тяжелого подъема в сердцах и выцарапал на скале: «Ета не Чике-Таман, а Черт-Атаман, сорок восемь грехов». На самом деле название переводится как Плоская вершина. Никаких духов здесь нет и чертей тоже. Ясно тебе?

– Понятно, но хлеба и дров от этого не прибавится. – Староста первого барака передернул плечами.

– На рожон лезешь, Фадеев! – разозлился Метелкин. – Засиделся ты в начальниках, пора тебя в работяги определить, избавить от религиозных бредней. На золотые рудники в тайгу хочешь? Устрою!

О работе на приисках в тайге ходили страшные слухи: к концу сезона состав бригад золотодобытчиков полностью обновлялся, там была самая высокая смертность среди заключенных лагерей ГУЛАГа.

– Опасаюсь я, кабы чего не вышло, поэтому и разговор завел. Тревожно мне, – побледнев, сбавил тон Фадеев.

Он знал, что начальник ценит его за расторопность, исполнительность, безусловное выполнение приказов, за обеспечение порядка в бараках. По сути, он у гражданина начальника правая рука, умеет все жилы из зэков вытянуть, но план дать и порядок обеспечить. Однако же было ему известно, что незаменимых людей нет, иначе он целых шесть лет не находился бы в лагере, а работал на харьковском машиностроительном заводе главным инженером. Его там ценили, грамоты и премии давали, а оказался он здесь из-за пустяка, из которого завистники раздули в уголовное дело – хищение социалистической собственности. Всего год осталось ему мытарствовать, и тогда станет вольняшкой, но эти места не покинет – еще пять лет надо тянуть на поселении.

– Держи нос по ветру, но и не забывай, что у страха глаза велики. – Метелкин остался доволен эффектом, произведенным на Фадеева его словами. – Помнишь, что за транспарант на входе висит?

– Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства, – без запинки произнес Фадеев, поняв, к чему начальник ведет.

– Золотые слова. Напряженный труд все дурные мысли прочь гонит и не дает на морозе замерзнуть, – улыбнулся Метелкин. – Вчера по твоей милости целый день зэки в бараке волынили из-за мороза. Отсюда и дурные разговоры пошли.

– Виноват, гражданин начальник. – Фадеев склонил голову, зная, что его вины в этом нет.

Имеется распоряжение руководства Сиблага: при морозе больше тридцати восьми градусов на работы зэков не выводить, а вчера было все сорок, да и сегодня не меньше. Что вчера работяги наработали бы при таком морозе, когда слюна на лету замерзает, а рука к кайлу примерзает? А так пайку сокращенную получили, запас хлеба приберегли, но все равно через четыре дня давать будет нечего. Надо поварам приказать, чтобы баланду на ужин погуще варили. Нет, Фадеев не пожалел подчиненных, это был лишь голый расчет – на голодный желудок много не наработаешь, а мысли глупые в голову лезть будут.

– Болтунов, которые эту чертовщину распространяют, найди и ко мне приведи. Топорков, это тебя также касается!

– Будет исполнено, гражданин начальник! – бодро произнес Топорков, в уме прикидывая, кого из недругов под это дело подставить.

– В бараках днем, кроме заболевших, дневальных и ночной смены, никто не должен находиться. Лично проверю! – пригрозил Метелкин. – Шкуру спущу, если кого обнаружу!

– Будет исполнено, гражданин начальник! – чуть ли не хором отчеканили старосты.

Топорков внутренне сжался: попробуй в такой мороз выгнать на работу урок! Все равно работать не будут, и бригадиры разбросают их задания на работяг. Фадеев опустил глаза, чтобы начальник не прочитал в них издевку: «Бесись – не бесись, а одним махом не поломаешь то, что складывалось годами. Тут нахрапом не возьмешь, умишко надо напрячь, с чем у тебя, гражданин начальник, туго».

После их ухода Метелкин нервно закурил новую папиросу. У него было неспокойно на душе, как уже не раз бывало в предчувствии грядущей беды. Вот только откуда ее ожидать? Со стороны руководства лагеря? Возможно. Не сладились у него отношения с оперуполномоченным, заместителем по режиму Феоктистовым. Не исключено, что кляузы на него пишет, чернит, и, как назло, перед самым снегопадом уехал в головной лагерь – там он в фаворе. Сейчас сидит в тепле и голова у него не болит, а если я приказ не выполню, вовремя дорогу не расчищу, то грязи нальет полную бочку.

Фадеев опасается, что буза начнется среди зэков? Тридцать человек охраны, четыре надзирателя и пулемет – достаточные силы, чтобы вразумить кого угодно. Но поостеречься надо. Сексотов Феоктистов замкнул на себя, не у кого и узнать, в самом ли деле неспокойно в лагпункте. Надо будет Топоркова вызвать и поручить ему разнюхать, сколько правды в словах Фадеева, не нагоняет ли тот специально страху, чтобы показать свою значимость.

Не нравился он Метелкину – в любую дырку затычка, хотя мужик толковый.

2

Вскоре опасения Фадеева подтвердились в полной мере, и он почувствовал, что обстановка в лагпункте накалилась до предела и ситуация может выйти из-под контроля. Урезанная хлебная пайка при шестнадцатичасовом рабочем дне на тридцатипятиградусном морозе вызвала ропот среди работяг. Все чаще в разговорах всплывало, что это гиблое место, как было написано на скале, и до весны мало кто из заключенных дотянет. Метелкин выполнил свою угрозу и прошелся по баракам, выгнав на работу блатную верхушку, возглавляемую авторитетным вором Сеней Паровозом, но этим только подбросил дров в разгорающийся огонь недовольства заключенных. Метелкин не слушал предупреждений Фадеев а о грозящей опасности, уповая на пулемет, расположенный на вышке, и все больше «закручивал гайки», стремясь выполнить приказ руководства в срок.

Бунт, как прыщ из-за простуды, вызревал давно – во временном лагпункте за неимением места начальство не позаботилось о бане, и два месяца пребывания здесь заключенные не мылись, ужасно страдая от расплодившихся вшей. Они раздирали ногтями места укусов до крови, непрерывно чесались даже во сне, несмотря на страшную усталость после тяжелой работы. Сыпной тиф при отсутствии амбулатории, лекарств был смертным приговором, и спасти больных могло разве что чудо. Однако советская власть, отделив Церковь от государства, отменила чудеса, поэтому надеяться было не на что. Размещение тифозных в общих бараках стало реальной угрозой заражения остальных заключенных, и урки решили было облегчить им страдания, сократив время их пребывания на земле и указав кратчайшую дорогу в райские кущи, – придушить ночью. Но перепуганный лекарь Свиридов пояснил, что так они все равно не уберегутся, поскольку расползшиеся тифозные вши могут оказаться у любого, на первый взгляд здорового заключенного и только после двухнедельного инкубационного периода станет ясно, кто болен, а кто здоров.

Действенным средством борьбы было прокипятить одежду в варочных котлах кухни, поскольку холода вши не боятся, только становятся менее подвижными. Было понятно, что начальник лагеря не пойдет на это, так как из-за неимения у зэков сменной одежды пришлось бы приостановить работы по расчистке горной дороги на несколько дней. И что жрать, если кухня займется варкой одежды, а хлеб вот-вот закончится? Как ни крути, чтобы подвезли хлеб, нужно освободить дорогу от снега. Но даже если они быстро расчистят дорогу до ближайшей деревни, не факт, что сразу станут лучше питаться, – ведь неизвестно, как скоро соседние «экспедиции» выполнят свой фронт работ и восстановится движение по Чуйскому тракту.

Зэки, прошедшие суровую школу таежных лагерей, поделились народным средством: нужно закопать одежду в землю, оставив сверху лишь кончик, на который должны собраться вши, и, чтобы от них избавиться, достаточно будет их стряхнуть. Но, видимо, снег – не земля, и последовавшие этому совету от вшей не избавились, а один из них простудился и в течение нескольких дней сгорел от высокой температуры. Поскольку дров негде было взять, и в бараках стало холодно. Человек не может долго находиться в холоде, особенно после многочасового труда на жестоком морозе с ветром, когда обморожение происходит незаметно и узнаешь о нем только в бараке, когда пытаешься отогреть нечувствительные синюшные части тела и участки кожи на лице, испытывая при этом непроходящую ужасную боль. Знатоки участливо предрекали пострадавшим появление в скором времени на обмороженных местах волдырей с кровянистым содержимым. И дай Бог, чтобы обошлось без гангрены и ампутации конечностей! Участившиеся случаи обморожения для начальника лагпункта не были уважительной причиной невыхода на работу, и он лишь вскользь заметил в разговоре с фельдшером Свиридовым, что по возможности отправит обмороженных и тифозных на освидетельствование в лагерный лазарет, когда начнется движение по Чуйскому тракту.

Смотрящий зоны, вор Сеня Паровоз, не был дураком и понимал, что любое неповиновение, тем более бунт, обречено здесь на провал, а инициаторов расстреляют или увеличат сроки, чтобы другим неповадно было. Стиснутый со всех сторон снежными завалами, лагпункт оказался в западне, и лучше колючей проволоки и вооруженной охраны зэков охраняла сама природа, таящие смерть горы. Ведь куда отсюда уйдешь? Где схоронишься? Зимняя пора – самое худшее время для побега, беглецов несложно найти по следам, оставленным на снегу, да и верная смерть от холода и голода ожидает смельчаков в горах. Выходило более разумным поработать на гражданина начальника, успокоить зэков, не дать перерасти недовольству в бунт и тем самым поставить крест на воле, тянуть срок без особой надежды когда-нибудь оказаться на свободе. Ночами развлекаться с молоденькими, не бреющимися, плоскими парнишками, представляя на их месте женщин, задастых и грудастых, с огнем между ног. Ради ночи с такой бабенкой Семен был готов на все, даже рискнуть жизнью. Но по-умному!

В прошлом Семен был актером, но водка, карты и женщины сгубили его карьеру и вовлекли в воровскую жизнь. До революции он уже сделал две ходки в тюрьму, но при Керенском чуть было не покончил с воровством, занявшись политикой. Семен получил мандат агитатора и стал произносить хорошо поставленным голосом зажигательные речи, призывая продолжать войну до победного конца. Все шло гладко, пока он агитировал городских обывателей. Но первая же поездка на фронт отрезвила его, и он вернулся к прежнему занятию – воровству, считая его более предсказуемым и менее грязным.

Семену вспомнилось, как в барак ввалился начлаг, устроил разнос старосте Топоркову, выгнал его с корешами на мороз. А чтобы лишний раз показать, кто здесь хозяин, начлаг приказал ватные одеяла и подушки блатных отдать тифозным. Трясущийся от страха Топорков сделал, как было велено, понимая, что попадает из огня да в полымя. Чудным ватным одеялом, выигранным Сеней в штоц на пересылке, накрыли мечущегося в бреду тифозного. У вора непроизвольно сжались кулаки от этих воспоминаний. Одеяло для блатного – предмет гордости, «паспорт», в карточной игре он поставит его на кон в последнюю очередь, скорее рискнет единственными штанами. Впрочем брюки всегда можно забрать у политического или у Иван Иваныча, а вот такое одеяло раздобыть – счастливый случай.

«Неправильно ты поступил с моим «паспортом», к тому же отправил меня на мороз, так что теперь ты у меня должник. А я должников не люблю, страсть как не люблю! – размышлял Семен, сжимая и разжимая с силой кулак, разглядывая, словно увидел в первый раз, свои пальцы, украшенные татуировками в виде перстней. – Ты думаешь, что я шваль, козявка и со мной можно поступить, как с «мужиком» или политическим сявкой? Ошибаешься – теперь я решаю твою судьбу, и ты у меня – вот здесь!» – И он снова сжал увесистый кулак, приняв решение, и его глаза превратились в льдинки.

Шанс вырваться из лагеря на волю у Семена появился, хоть и совсем маленький. Шиха[8] Чирик подслушал ночью, о чем тишком базарили двое «мужиков», и доложил ему. На следующий день Семен после вечерней поверки вызвал для разговора одного из них и, прежде чем начать беседу, внимательно рассмотрел того.

«Захар Кузьмич»[9] был мужчиной высоким, костистым, в его изможденном теле еще чувствовалась сила, и, несмотря на рабскую лагерную жизнь, у него была заметна военная выправка. Взгляд твердый и прямой, в нем отсутствовал страх, а ведь должен был быть! Иногда после подобных разговоров надзиратели утром находили на нарах мертвое тело с пробитым заточкой сердцем. Ненужного шума не поднимали, определяли как самоубийство. В остальном зэк ничем не отличался от других работяг – лицо темное, обветрившееся, с за острившимися чертами. Нос с перебитой переносицей, слегка свернут в сторону, белки глаз в красных прожилках.

– Тебя как звать? – дружелюбно поинтересовался Сеня, потягивая темно-коричневый чифир в алюминиевой кружке, но не предлагая присесть.

– Панкратов, – хмуро ответил зэк.

– Выходит, Панкрат. – Сеня хитро прищурился и жестко спросил: – По-настоящему как звать? Только не юли – я человека насквозь вижу! Ты же бывший офицер, беляк, контра?

– Так и звать. – Ни один мускул не дрогнул на лице зэка.

– Мне твое имя до одного места, но, если бы оно было настоящее, ты бы здесь не находился, а сгинул в чекистских подвалах. Мне известно, о чем вы с корешком шептались прошлой ночью, а все подробности твой кореш уже выложил. – Он торжествующе усмехнулся.

– Понимаю теперь, почему у Степана после работы нос распух. – Усмешка промелькнула только в глазах зэка, сам же он сохранял спокойствие. – Мне сказал, что упал, расшибся.

– Витек взял его на калган[10]. Если ты готов базарить без выкрутасов, то швартуйся на шконку. Если будешь ехать на небо тайгой[11], то мы тебе бестолковку живо отремонтируем!

Панкратов на мгновение задумался, а затем сел, но не на краешек нар, как обычно здесь бывало, а основательно и удобно. Сеня сделал вывод, что он человек решительный и умеет держать себя в руках.

– Пугать не надо – следователи меня не по головке гладили и не словами уговаривали. А поговорить можно. Так что тебя интересует?

– Фраера берут на понт! – Семен зло сплюнул на землю. – На батарее играть[12] мои горелики умеют лучше мусоров. Ты, говорят, кентовался с Сатуниным и знаешь, куда тот подевал серебряную казну. – Семен не отводил от работяги тяжелый взгляд. Он не особенно верил рассказам о серебряном кладе капитана Сатунина, колчаковского офицера, партизанившего со своим отрядом в этих краях, но чем черт не шутит, когда Бог спит?

– Скрывать не буду – служил у него в разведке. Лихой он был командир, только по-глупому погиб – слишком доверчив был. Эти места я знаю как свои пять пальцев, не ожидал, что буду здесь тянуть срок. Перед самым приходом красных Сатунин реквизировал в казначействе Временного Сибирского правительства, находящегося в Бийске, шесть тонн серебра.

– Сколько? – переспросил Сеня, непроизвольно понизив голос.

– Шесть тонн, и не все успел он потратить на войну. Относительно того, знаю ли я местоположение его клада, отвечу так: даже если бы и знал, что это меняет? Я здесь и уже вряд ли выйду. Был бы на воле, может, и придумал бы, как клад отыскать. Без меня искать его бесполезно – места там дикие, почти неотличимые, можно запросто заблудиться даже в трех березах.

– Чего ты такой откровенный, фраерок? – недоверчиво спросил Сеня: не будучи пугливым, Панкратов почему-то сразу признался, что знает, где спрятан клад.

– Снится мне воля ночами. Ради нее я готов на все, и у меня есть что предложить. Я как раз купец, имеющий товар, да покупателя не найти. Может, ты захочешь стать тем покупателем?

– Воля дорогого стоит, – согласился Сеня.

Призрак свободы и богатства замаячил перед ним. Он почувствовал, что Панкратов не врет. Ценный он человек, не только из-за того, что, возможно, знает, где схоронили серебро, но и потому, что сможет быть проводником. Места здесь и в самом деле дикие, есть где спрятаться, раз многочисленный отряд Сатунина, а затем его преемника Кайгородова длительное время не могли обнаружить красные. Граница с Монголией и Тувой недалеко, а потом можно податься в Китай, причем не с пустыми руками. Пожалуй, с этим фраерком можно щипануть ноги[13].

В ту ночь Сене снилось, как он на повозке везет серебро Сатунина, отбиваясь палкой от крикливых узкоглазых китайцев. Проснувшись, он сразу решил, что на одной повозке столько серебра не увезешь, потом рассмеялся этим мыслям, но приказал «шестеркам» за Панкратовым наблюдать и в обиду не давать.

Сеня переговорил по-свойски с Фадеевым, и тот стал использовать Панкратова только на хозработах и в качестве шныря[14]. Сеня еще несколько раз беседовал с Панкратовым, расспрашивал того о прошлом, о жизни в горах зимой, выведывал, есть ли возможность уйти потайными тропами от преследования, сложно ли перейти границу с Монголией. Полученная информация убедила его, что побег зимой возможен и нужно бежать из «командировки» – отсюда это сделать проще, чем из большого лагеря, более тщательно охраняемого. Он наметил план, в который пока никого не посвящал, опасаясь предательства.

Сеня Паровоз угодил на зону за разбой и убийство, и по всему выходило, что сидеть ему очень долго, а сорокасемилетнему Сене это крайне не нравилось. С возрастом, втайне от кентов, он стал мечтать о спокойствии и достатке, поэтому и пошел на «мокруху», рассчитывая сорвать солидный куш, найти нору и маруху, чтобы пожить в свое удовольствие. Дело не сладилось, а от «вышки» его спасло то, что позарился он не на государственное добро, а на золотишко стоматолога, приобретенное незаконным путем для тайной частной практики. По всему выходило, что сделал он для государства доброе дело, убрав барыгу-спекулянта, вот только непонятно, почему ему влепили «чирик»[15] куковать в лагере?

Сеня Паровоз посчитал, что пришло время, и озвучил намерение побега ближайшим корешам-уркам.

– Ты че, Сеня, в натуре, решил зимой встать на лыжи?! – возмутился «медвежатник» Коля Буза. – Хочешь взять на рывок? Так далеко не уйдем – кум быстро сыщет по снегу, и собак не надо. Мы будем топтать тропу, а легаши хилять налегке! Некс![16] – Он помотал головой. – Это верняк нажраться простокваши[17]. Я не ходок!

– Гнилой базар, Сеня, – кратко высказался мокрушник Тимоха.

– Цорес[18], – покачал головой щипач Жора Нефарт. – А зохен вей, Сеня, не гони порожняк. Ты не ребе Моисей, чтобы водить нас по пустыне. Если даже легаши нас не достанут, мы подохнем не жрамши, околеем в горах от холода.

– Что за кипеж? – презрительно сплюнул Семен. – Харе базлать. Я не Алеша Бесконвойный[19], чтобы тянуть за бороду[20]. Чего кисляк смандячили[21]? Я знаю, как ломануться и нитку порвать[22]. Для этого и собрал вас на сход – перетереть план.

– Ломануться с дальняка зимой? Стремно, если поймают дубаки, враз зеленкой лоб намажут – здешний хозяин больно лют, – покачал головой в сомнении домушник Жало.

– А мы и хозяина с собой захватим, чтобы обиду на нас не держал.

– Это как?! – испуганно воскликнул Чирик, единственный из шестерок допущенный на сход – готовить для воров чифир.

– Чего лыбишься, как параша, шиха?! – прикрикнул Семен на Чирика. – Замочим мы всех дубаков в лагере, чтобы время выиграть, а сами попрем в горы, хозяин будет у нас в заложниках.

– Ну ты, Сеня, попер, как трактор по бездорожью! С чем мы на охрану пойдем – с перышками? – иронично заметил Коля Буза и вытащил из-за халявы валенка финку.

– Бузу начнем, пойдем шереметом[23] на дубарей, нашим козырем будет внезапность. Начнут «мужики», они уже готовы, а мы их поддержим. Затем сделаем Захарам Кузьмичам «с кисточкой» и уйдем в горы. Проводник есть, а там – как карта ляжет.

– Уж не тот ли голимый фуцан[24], с которым ты ночами терку трешь, на это тебя надоумил? – Коля Буза ухмыльнулся.

– Хотя бы и тот, тебе-то что? Я дело верное предлагаю. У тебя, Коля, разве не чирик на ушах висит? А у тебя, Тимоха, разве не пятнашка? Хотите сгнить в лагере?

– Без базла[25], Сеня. Здешняя баланда нам приелась, и по шмарам мы соскучились. Но нет желания в блудную вляпаться[26]. Толком базлай, что да как, – степенно произнес Тимоха.

– Ускоряем работы по расчистке дороги в сторону деревни Купчегень и тормозим – в сторону Хабаровки. – Сеня спокойно и уверенно пересказывал план Панкратова, хотя самого мучили сомнения. – Перевал со стороны Хабаровки для «синих фуражек» будет закрыт, им потребуется время, чтобы его пройти, опасаться надо только погранцов. Спустившись с перевала, мы перейдем на противоположный берег реки Катунь и уйдем на Айгулакский хребет, а там Панкрат известными ему тропами поведет нас в сторону Тувы. Не очкуйтесь – соскочим!

3

Четвертые сутки шла напряженная борьба со снегом, засыпавшим перевал, и в конце концов бригадам, двигающимся в направлении деревни Купчегень, удалось преодолеть крутые серпантины и выйти на ровную дорогу. Фадееву, отвечающему за работы в этом направлении, начлаг приказал, как только доберутся до деревни, мобилизовать ее жителей на расчистку дороги. Метелкин, недовольный медленным продвижением бригад в направлении Хабаровки, взял эти работы под личный контроль, поставив «на лопаты» Топоркова и всех его помощников – бригадира Павлова и трех нарядчиков.

– Не умеете командовать – работайте сами.

По его приказу сюда на работу привели два десятка отказников-блатных, и с ними он поступил жестко и решительно.

– Шизо на лагпункте нет, но и дармоедов здесь не должно быть. Поэтому кто не работает, тот не живет! – пообещал он. – Берите лопаты – и за работу. Уговаривать я не буду! – Метелкин достал из кобуры наган и, взведя курок, направил оружие на крайнего вора-карманника – парня лет двадцати двух по кличке Пятак.

Тот побледнел, но демонстративно сплюнул через недостающий передний зуб, потерянный в драке. Затем, изобразив страдальческую гримасу, согнулся пополам.

– Не могу, гражданин начальник! Живот с голодухи свело! Хлебушка бы! – заныл он, и стоящие блатные заулыбались, оценив его смелость.

– Бери лопату! Считаю до трех! Раз, два, три! – Начлаг, не раздумывая, выстрелил в живот блатному, и тот, зажав рану руками, с диким воплем стал кататься по снегу, оставляя кровавые пятна.

– У кого еще болит живот?! – хрипло поинтересовался Метелкин и обратился к следующему вору в шеренге, направив на него наган: – Ты – бери лопату!

Тот молча схватил лопату, а его примеру последовали другие блатные, включая и Сеню Паровоза. Он только заскрипел зубами, мысленно пообещав с «хозяином» в скором времени расквитаться.

– Напишешь рапорт на мое имя, что этот был застрелен при попытке к бегству, – приказал Метелкин старшему конвоя и небрежно толкнул ногой лежащее тело, еще подававшее признаки жизни. – И в мое отсутствие не церемониться с теми, кто не хочет работать!

Окончившие работу бригады первой смены возвращались при свете полной луны, и это освещение было не хуже, чем то, что обеспечивали два стареньких дизеля.

Работяги из второго барака, молча выстроившись в очередь у трех полевых кухонь, получали кто в миску, а кто просто в шапку порцию жидкой баланды. Два надзирателя их сразу же направляли в барак – по принятому здесь распорядку пищу следовало принимать внутри барака. После ужина проводилась вечерняя поверка.

Тем временем зэки из другой бригады стояли перед воротами, ожидая своей очереди, и дежурный офицер-вохровец проводил перекличку. Вдруг послышался истошный крик, мгновенно подхваченный множеством голосов:

– Пожар! Дизельная горит!

Надзиратели засуетились, не зная, что делать. Воду для нужд лагпункта добывали из снега, и гасить огонь было нечем.

Начальник караула скомандовал: «Ложись! Оружие к бою!» – и конвоиры угрожающе передернули затворы винтовок, положив колонну зэков в снег.

Фадеев опомнился первым и зычным голосом стал отдавать команды, рассчитывая силами зэков, находящихся в лагпункте, разобрать бревенчатый домик, в котором стояли дизели. Он послал в каптерку за топорами и крючьями. Огонь разгорался все сильнее, грозя переброситься на стоящий рядом барак. Фадеев подскочил к начальнику караула и зло заорал:

– Давай их сюда! Ты что, не понимаешь, что, если огонь пойдет дальше, всем нам будет амба?!

Офицер с силой оттолкнул Фадеева, так что тот, отлетев на пару метров, приземлился на пятую точку.

– В бараке будешь командовать, чмо лагерное! Еще… Тут одновременно погасли все лампы, освещавшие территорию, а это значило, что дизели вышли из строя. Пламя, охватившее дизельную, давало не меньше света, так что была очевидна тщетность усилий людей. Ослепляющая вспышка, быстро увеличивающаяся в объеме, жадно захватила тех, кто опрометчиво находился возле дизельной, и лишь затем донесся грохот взрыва. Поток раскаленного воздуха, обломки бревен, щепки обрушились на людей, как при взрыве снаряда. Слышались стоны раненых, а несколько живых факелов пытались сбить с себя пламя, вопя от страха и боли. К ним бросились на помощь, а пламя тем временем уже перекинулось на барак.

– Что же ты, сука, делаешь?! – заорал Фадеев и наскочил на начальника караула. – Давай людей сюда! Сгорим же!

Маленький, с виду щуплый, в броске он опрокинул верзилу офицера на спину. Тот, ворочаясь, старался сбросить его с себя, одновременно пытаясь вытащить из кобуры пистолет.

– Бей лягашей! – раздались крики, и на вохровцев налетели заключенные.

Прогремели выстрелы, но два десятка вохровцев против двух сотен озверевших и бесстрашных в ярости зэков вы стоять не смогли. Разбившись на небольшие группки, уцелевшие отступали к караульной вышке – «бочке», где непонятно почему молчал пулемет. И когда он заработал, то стал «косить» охранников. Метелкину стало ясно, что это не стихийный бунт, а тщательно подготовленная операция. Поджог дизельной вызвал замешательство у охраны, зэки сумели захватить вышку с пулеметом, и теперь ситуация стала безвыходной. Метелкин попытался с тремя вохровцами пробиться к домику охраны, где была рация и откуда доносилась стрельба, но пулеметные очереди заставили их прижаться к земле. Когда пулемет смолк, Метелкин поднял голову и увидел, что находится в угрожающе сжимающемся кольце заключенных. Решив по крайней мере дорого продать свою жизнь, Метелкин вскочил на ноги, непрерывно стреляя из нагана в приближающихся заключенных. Вскоре сухо, вхолостую щелкнул боек – барабан нагана опустел. На Метелкина налетели, сбили с ног и начали бить, топтать, и он понял: это конец! Внезапно избиение прекратилось. Стоя на коленях, он разогнулся. Лицо его было в крови. Над ним возвышался Сеня Паровоз и издевательски улыбался.

– У меня в отношении «хозяина» свои планы. Пусть пока живет.

На Метелкина надели наручники, и вооруженные зэки отвели его в караульное помещение, где находились четверо уцелевших вохровцев, надзиратель, Фадеев, Топорков, нарядчики и бригадиры. Вскоре перепуганного надзирателя и вохровцев увели, за дверью послышались торжествующие крики толпы, и сухо щелкнули выстрелы. Затем наступил черед Топоркова и нарядчиков.

– Похоже, мы здесь тоже долго не задержимся, – прервал молчание Фадеев.

– Им это не сойдет с рук! Торжествовать они будут недолго. Отсюда им деваться некуда!

– Как знать! – Фадеев пожал плечами. – Не думаю, что Сеня Паровоз такой тупой, что этого не понимает. Раз это его рук дело, значит, у него есть план, как отсюда выбраться.

– Глупости! На равнине их быстро найдут и перестреляют, уйдут в горы – сгинут от холода и голода.

– Не будем спорить, гражданин начальник, как бы то ни было, мы этого не узнаем. Вот и за нами пришли – сопроводить в последний путь.

В комнату вошли двое блатных в белых полушубках вохровцев, с винтовками в руках. Но Фадеев ошибся – их повели не на расстрел, а в склад с тыльной стороны бараков. В отдалении слышались голоса. Фадеев вертел головой, пытаясь прислушаться.

– Митингуют. Решают, как быть, – пояснил один из охранявших их зэков.

– А вы, значит, уже знаете, как быть, раз не с ними, – попробовал завязать разговор Фадеев.

– Разговорчики! – прикрикнул второй блатной.

Возле склада находилась группа урок, с ними был и Панкратов. Теперь Фадееву стало понятно, почему Сеня Паровоз опекал контру Панкратова. Он как-то пытался разговорить этого работягу, но тот отмалчивался. Выходит, блатные рассчитывают, что Панкратов может им чем-то помочь при побеге.

С Метелкина и Фадеева сняли наручники и приказали взять по приготовленному тюку. Фадееву стало ясно, что их будут использовать как носильщиков и смерть пока откладывается. Он сразу подхватил тяжеленный тюк и взвалил его на плечо. Метелкин явно готовился произнести гневную речь.

– Не будь дураком – это шанс остаться в живых, – тихо сказал ему Фадеев. – Ты же уверен, что им от погони далеко не уйти. Пулю в лоб всегда успеешь получить.

Метелкин зло посмотрел на него, но молча взял тюк, этим развеселив блатных.

– Теперь гражданин начальник будет пахать на нас, как мы до этого на него. Вечером дам ему свои портянки – пусть постирает. – Вор-домушник Жало развеселил шуткой блатных, и тут же посыпались подобные остроты.

Метелкин заскрипел зубами, но промолчал.

– Замолкли! Двигаем!

Уркам не удалось незаметно покинуть лагпункт, послышались крики: «Блатные уходят! Бросили нас, сволочи! Бучу подняли, а сами смываются!»

Сразу сформировался отряд из зэков, у некоторых из них были винтовки охраны. Зэки бросились вдогонку за блатными, но Сеня Паровоз это предусмотрел. На узком открытом участке горной дороги преследователей встретил губительный огонь пулемета, от которого не было возможности укрыться, так что выкосило почти всех. Чудом оставшиеся в живых бросились обратно в лагпункт. Прикрывавший отход вор Жало столкнул пулемет в пропасть и уже налегке кинулся догонять корешей, тяжело груженных провизией и снаряжением. Им предстояло преодолеть трудный путь в несколько сот километров по горным хребтам, надеясь лишь на проводника Панкратова.

Часть 2

Иванна: люблю – не люблю?

1

В окно улыбается пляжное солнышко, а я сижу, дура дурой, в строгом сером костюме, правда, при включенном кондиционере, пытаясь в очередной раз переделать текст выступления шефа на радио. Дресс-код в нашем модерновом здании неизменен вне зависимости от того, падает ли снег, жарит ли солнце, – жакет и юбка и никаких голых ног и распущенных волос. На улице мне приходится маяться в чулках при тридцатиградусной жаре. Я с тоской вспоминаю привольную журналистскую жизнь и демократический стиль одежды. У меня свой кабинетик – тесная стеклянная клетка в огромном зале, где трудятся два десятка менеджеров. Даже кофе они имеют право выпить лишь в отведенное для этого время. Этот концлагерь руководство с гордостью называет аналогом западной фирмы. Из здания не выйдешь, не «засветившись», без электронной карточки-пропуска. На проходной тебя, прищурившись, окинет взглядом охранник, и сразу же начнет трезвонить на мобильный секретарша шефа-депутата, интересуясь, почему я не на рабочем месте.

Верховодит здесь всем, в том числе и моим шефом-депутатом, его жена Елизавета Петровна, президент фирмы, – Прокураторша. До Пилата мой шеф не дотягивает, поэтому ему досталось от меня скромное прозвище – Знахарь, так как он лоббирует в парламенте аптечный бизнес.

За полгода работы я возненавидела здешнюю регламентированную офисную жизнь, и единственное мне доступное тайное развлечение – цифровые кроссворды судоку на флешке. Даже в «Одноклассники» или в «Фейсбук» проблематично заходить, так как за этим зорко следит сисадмин, старый холостяк Боря, повернутый на компах и доносительстве.

Почерпнутая в Инете фраза «Не важно, сколько дней в твоей жизни, важно, сколько жизни в твоих днях» жжет, заставляет задуматься. Все восемь часов рабочего дня жизнь проходит мимо меня, опустив голову и стыдливо пряча глаза. Зачем мне она такая? Я хочу получать от работы удовольствие, а не проводить время от звонка до звонка в утомительном ожидании. Жизнь состоит из событий, а если ничего не происходит, она пуста.

Мой статус помощника депутата иногда дарит маленькие радости, например, когда меня останавливает за мелкое нарушение гаишник, приятно наблюдать, как у него вытягивается от удивления и кривится от недовольства лицо. Я бы давно сбежала обратно в журналистику, вот только нормальных предложений нет, точнее, никаких нет – мировой кризис продолжается.

Переделывая тексты для выступлений шефа, я особенно не напрягаюсь – это бессмысленный и бесполезный труд. Исправления он делает неразборчивым почерком, с массой стрелок, восклицательными или вопросительными знаками на полях. Впервые увидев их, я невольно почувствовала уважение к этому человеку, приложившему столько усилий, чтобы наставить меня на путь истинный. Но это продолжалось ровно до тех пор, пока я не начала вникать в смысл правки, а когда попросила ее прокомментировать, то просто обалдела! Пару раз я так сделала и после часового потока общих фраз поняла, что это ничего не дает, помимо головной боли. Потом я стала мудрее – перестраивала лишь два предложения в начале и два в конце, а результатом этого была кислая мина на его лице и долгожданная реплика, сопровождающаяся вздохом:

– Ну, это еще куда ни шло, но все же слабовато.

Вначале это меня заводило, и я старалась, не один раз переделывала текст, пока не осознала истину, услышав ряд его выступлений, – он все равно будет толочь воду в ступе, используя вызубренный набор приевшихся до оскомины фраз. Это открытие позволило мне не напрягаться и изо дня в день шлифовать свое умение в судоку.

– До первого октября я найду себе работу по душе! – Четко сформулированная задача – уже половина успеха, главное – не допустить при этом ни малейшего сомнения.

Не знаю, будет это газета или журнал, но я обязательно вернусь в журналистику. Не хочу тратить треть жизни неизвестно на что.

Принятое решение не принесло облегчения, так как я намеревалась заняться самоедством – разобраться в своих отношениях с Егором. В одиночку этого не сделаешь, требуется женский консилиум. Набираю по мобильному Марту:

– Марик, у тебя найдутся горчичники для моей души, а то она тоскует и мерзнет?

– В такую жару? – поразилась Марта. – Ваня, не будь пессимисткой! У тебя все класс!

Она не ведает, что не единым хлебом жив человек.

– Оптимисты надеются на чудо, пессимисты ни на что не надеются, кроме как на самих себя.

– Уж тебе, Иванна, грех жаловаться на отсутствие чудес в жизни, – смеется в трубку Марта. – Чего ты хочешь?

«В самом деле, чего я хочу?» – и тут меня осенило.

– Объявить большой сбор на девичник. Егор променял меня на командировку в Сибирь.

– Хорошо. Где? – Марта лаконична, видно, у нее много работы, в отличие от меня, бездельницы, которая, тем не менее, к месту словно цепями прикована. Завидую ей – мне тоже хочется ощущать бег времени, а не его застой.

– В Гидропарке. Помнишь ресторанчик «Зеркальный»?

– Да, конечно.

– Ты собираешь девушек, за мной столик и меню.

– Как я понимаю, – заговорщицки проворковала Марта, – это твоя последняя «холостяцкая» вечеринка?

– Умирать я не собираюсь, поэтому не последняя.

– Я имею в виду, Егор сделал тебе предложение? – жалобно поправила себя Марта.

– Предложение от Егора – не проблема. Но я, видишь ли, не могу решить: принять и пожалеть? Или воздержаться и тоже пожалеть?

– Иванна, и ты еще думаешь?! – осуждающе воскликнула Марта. – Да ты баловница судьбы! Как я тебе завидую!… – Она осеклась и после долгой паузы торопливо добавила: – Позвонила Лакмус – бегу на ковер к «главвреду». Чао, Ваня!

Я улыбнулась: «Уже почти год не работаю в редакции газеты, а данные мною прозвища живут. Главвред – главный вредитель, он же главный редактор, Лакмус – его секретарша, она же любовница и главная сплетница».

– До встречи, Марик!

Возвращаюсь к разгадыванию головоломок судоку. Шеф на парламентской сессии, с ним другой помощник, поэтому я относительно свободна в пределах своего кабинетика: два шага вправо, два шага влево и три – до двери.

С разгадыванием судоку не клеится, хорошо, что я догадалась взять с собой мобильный модем, а на флешке – установочные драйвера. Теперь сисадмин мне не страшен, а я смогу посмотреть, порывшись в Интернете, какой-нибудь фильм или скачать книгу. Раньше приходилось в такие дни нудиться, не зная, куда себя деть. Такой день я обычно называла Судным, так как в голову начинала лезть всякая чушь. Внезапно меня осенило: почему я хочу пустить сегодняшний вечер по заезженной колее, когда можно придумать что-нибудь новенькое? Да такое, что девчонки ахнут!

Я вновь набрала Марту.

– Марик, место встречи рекомендуется время от времени менять. Так что это будет сюрприз. Пусть девушки к тебе подтянутся к шести вечера, а я за вами заеду на такси.

– Ваня, это будет крутизна? С молекулярным меню? – восторженно поинтересовалась Марта.

– Гарантирую массу впечатлений! – Избегая дальнейших расспросов, отключаюсь.

Представляю реакцию девчонок, когда они увидят, куда я их привела. «Замок Сатаны» – такое неофициальное название получило мрачное здание в готическом стиле, которое находится на окраине города. Вокруг него ходило много слухов: будто ночами там проводят мессы новые тамплиеры, поклоняясь сатанинскому божеству Бафонету, но оказалось, что это всего-навсего ресторанный комплекс.

2

Погода испортилась: небо затянули тучи, сразу потемнело и начал моросить мелкий дождик. На фоне ненастья черные зубчатые башни по краям и в центре приземистого здания ресторана, хмуро выглядывающего из-за массивного каменного забора, смотрелись особенно мрачно. Он был похож на средневековый рыцарский замок. В те времена больше думали не о красоте и удобствах, а об обороне и устрашении врага. Мне же он напоминал затаившегося монстра, поджидающего добычу. Мои девушки растерялись и не спешили покинуть уютный салон автомобиля. Ресторанный комплекс занимал обширную территорию, впечатляя размерами и безлюдностью.

У каждой из нас возникло гнетущее ощущение – место это казалось заброшенным и зловещим. А что, если существует легенда, заставляющая людей обходить его стороной? А то, что газон аккуратно подстрижен, территория убрана, – так это не иначе, как работа призраков. Я сразу представила себе несколько привидений, безуспешно пытающихся удержать в руках реальные метлы, но эта картинка была какой-то невеселой и неубедительной. Тяжеловесная входная дверь, видимо способная выдержать удары стенобитного тарана, была закрыта, и я вернулась в автомобиль.

– Может, есть еще вход? – предположил таксист и заехал за угол забора.

Там обнаружился домик охраны и решетчатые ворота, через которые можно было заглянуть внутрь. Здание ресторана, высившееся в глубине двора, было еще большим, чем представлялось, и своим видом давило на психику. Левая часть фасада была глухой, лишь в самом верху имелись узкие окна, более похожие на бойницы. Главный вход находился посредине фасада и чуть ли не на уровне второго этажа. К нему вела прямая каменная лестница с множеством ступеней. Над дверью красовался герб: крылатые грифоны с двух сторон поддерживали эмблему – диск, увенчанный короной и разделенный крестом на четыре части с какими-то изображениями, которые с такого расстояния нельзя было разглядеть. По обе стороны двери висели продолговатые штандарты черно-красного цвета с уменьшенными изображениями герба. Вторую половину фасада украшала мощная колоннада, поднимающаяся до самой крыши. И в этом виделось нечто античное.

Двор был пуст, в центре находился темно-зеленый газон, исчерченный дорожками, мощенными камнем. К ограде с внутренней стороны примыкали каменные постройки с зубчатым верхом – кремальерами. Создавалось жуткое впечатление, что это и в самом деле оборонительное сооружение, а не современная копия, созданная для ублажения любителей ресторанной экзотики.

– Ваня, ты уверена, что нам сюда? – робко подала голос Марта.

– Рабы пера, без страха и сомнения – за мной! – скомандовала я.

Подруги с явной неохотой стали выбираться из автомобиля.

– Может, вас подождать? – поинтересовался таксист, пряча полученные от меня деньги. Безлюдность ресторанного комплекса и у него вызвала сомнения, что нас там ожидают.

– Не стоит, здесь все схвачено, – оптимистично заявила я.

Укрывшись за зонтиками, как за щитами, мы направились к домику охраны, и, хотя он казался необитаемым, я постучала в окошко. Интуиция меня не обманула – жалюзи с внутренней стороны приоткрылись и снова закрылись. Вместо ожидаемого вооруженного воина в кольчуге к воротам вышел секьюрити в темном костюме.

– У нас заказан столик, – сообщила я, но он продолжал молча нас изучать через решетку ворот. – На четверых, – уточнила я и вспомнила, что мне дали пароль, когда я делала заказ по телефону. Тогда я приняла это за шутку.

– Амантес – аментес![27]

– Пожалуйста, проходите, – с видимым усилием изобразил улыбку на лице человек-глыба, открыл ворота и пропустил нас внутрь. Затем тщательно запер за нами ворота, и у меня снова возникло сомнение: не ошиблась ли я с выбором ресторана? – Обычно посетители попадают к нам через дверь, а не через ворота, – заметил он.

– Они оказались закрытыми, а таран мы с собой не захватили, – парировала я.

Пройдя по широкой мощеной дорожке, мы поднялись по каменным ступеням к входу с гербом, под которым обнаружилась надпись на латыни: «Non nobis Domine»[28]. С обеих сторон двери красовалось по табличке с надписями, поддающимися прочтению: «Благословенны сильные, ибо они будут вершить судьбы мира. Прокляты слабые, ибо наследство им рабство!» и «Благословенны победители, ибо победа – основа права. Прокляты покорившиеся, ибо будут они вассалами навек!».

Тут уже я не выдержала и поинтересовалась, указав на одну из табличек с латынью:

– Обычно когда что-то пишут, то рассчитывают, что это прочтут. Или сюда ходят только те, кто знаком с мертвыми языками?

– Не мне, Господи, не мне, а ради вящей славы Твоей, – низким голосом, нагнетающим страх, продекламировал секьюрити и с гордостью добавил: – Это был девиз рыцарей-тамплиеров.

Я заметила, что Марта боязливо обернулась, видимо, в поисках путей отступления. Похоже, мне пора как-то отреагировать на это, иначе начнется повальное бегство подруг. Но не успела я открыть рот, как Женя, редактор отдела новостей, обладательница пышной фигуры во вкусе фламандского живописца Рубенса, девушка решительная и бесцеремонная, прогрохотала:

– Слышь, ты, ключник, не пужай бедных девушек, они тебя сами могут удивить!

– Но ведь мне задали вопрос, – обиделся охранник и открыл дверь.

Мы прошли по коридору, на стенах которого были нарисованы фрески весьма фривольного содержания. Зал был небольшой, несоразмерный с самим зданием, видимо, здесь были и другие помещения. Играла унылая музыка, сопровождавшая не менее безрадостное песнопение. Как и ожидалось, зал был отделан под старину: стены были обложены плоскими коричневыми кирпичиками – плинфами, через равные промежутки были устроены продолговатые лжеарки, внутри отделанные черным камнем. У дальней стены на каменном подиуме была установлена огромная скульптура старца с раскинутыми руками. По обе стороны старца находились скульптуры коленопреклоненных девушек. Одна скульптура изображала глубокое горе, лицо девушки было закрыто руками, а над ее головой в утешительном жесте простерлась длань старца. Другая девушка с надеждой ухватилась за правую руку старца, словно желая ее облобызать. Из-под капюшона виднелось хитрое и похотливое лицо старца, похожего на сатира, с блуждающей развратно-лукавой усмешкой. Поверх его одеяния висел необычной формы крест, более похожий на меч.

Все скульптуры были установлены на отдельных тумбах в форме параллелепипеда, на лицевой грани которого были нанесены письмена на латыни. За спинами фигур виднелась каменная арка, в центре которой была дверь.

Секьюрити передал нас вполне обычному официанту, одетому в черную косоворотку и подпоясанному длинным бордовым фартуком. Он усадил нас за простой деревянный стол без скатерти. Стулья были тяжелые, топорно сработанные. Чтобы двигать их, приходилось прилагать немалые усилия. Для рыцарей-тамплиеров это наверняка не составляло труда, чего нельзя сказать о нас, изнеженных девушках XXI века. Предоставленное меню, кроме готической символики, отличалось от обычного наименованиями блюд и напитков, к примеру пиво здесь называлось элем. Я не удержалась и поинтересовалась у официанта, что изображают скульптуры и что написано на тумбах. Он достал из кармашка фартука блокнот и прочел:

– «Что молитесь, не умолкая, а в душе думаете о другом? Кто более грешен: женщина, предавшаяся страсти, или та, кто, уповая об этом, хулит блудницу? Не к разврату взываю я: к Истине». А вот кто кого изображает, я не знаю. Декор такой.

– Что за музыка у вас? Нельзя ли чего-нибудь повеселее? – спросила Женя.

– Это же Шуберт! – Официант сделал умное лицо. – Его ранняя опера «Увеселительный замок Сатаны».

– Ой, как интересно! – подала голос Нади Корж, журналистка отдела культуры, высокая, худая и плоская, в недавнем прошлом неуспешная топ-модель.

Ее карьера на подиуме, по ее мнению, не удалась из-за происков завистников, но подруги, и я в том числе, предполагаем, что виной этому ее непростой характер.

– Какую оперу мы услышим после этой? Моя подруга, – Нади кивнула на Женю, – обожает оперу, а еще больше – реквием. Тогда у нее возникает зверский аппетит – на напитки.

– Я, конечно, уважаю Шуберта… – грозно начала Женя.

– Франца Шуберта, – с усмешкой уточнила Нади.

– И Франца тоже, – Женя побагровела и бросила убийственный взгляд на Нади, которая придала лицу ангельское выражение, – но…

– Скоро будет то, что вы желаете. – Официант кивнул на несколько сдвинутых столов, за которыми расположилась большая компания, в основном мужчины. – Это корпоратив, и они дополнительно заказали живую музыку. У вас будет возможность потанцевать. – Последнюю фразу он произнес с осуждением, видимо, считая, что лучшего места для прослушивания оперы, чем ресторан, не найти.

Как и предсказывал официант, не успел он принести нам заказ, как музыка умолкла, а у барной стойки, на небольшом подиуме, стали готовить аппаратуру два парня лет двадцати. Один повыше, черноволосый, коротко стриженный, в клетчатых брюках, показался мне знакомым. Второй парень, худой, даже тощий, имел роскошную шевелюру, ниспадающую на плечи, но и она не могла его украсить.

– Наконец-то дождались нормальной музыки! – громко выдохнула Женя. – От классики мухи дохнут!

– Классическая музыка всегда была уделом аристократов, а не плебса. – Нади произнесла это с презрительной улыбкой графини, ожидающей начала бала. Видно, средневековый антураж на нее так подействовал.

– Я всегда говорю то, что думаю, а ты из себя корчишь неизвестно что. – Женя всем своим видом показывала, что шпильки Нади ее не задевают. – Аристократка, ты давно из деревни приехала? Корову доить не разучилась?

– Девчонки, вы не узнали? Это же парень с недавнего талант-шоу! – восхищенно защебетала круглолицая Марта, пышечка с мягкой доброй улыбкой и очаровательными ямочками на щеках, самая старшая из нас. – Только по телевизору он гораздо симпатичнее и выше, а в жизни совсем заурядный. В толпе не заметишь – пройдешь мимо.

– Ты ожидала, что у него из спины будут крылышки торчать? – хихикнув, язвительно заметила Нади.

– Совсем не похож, – громогласно заявила Женя, и ребята музыканты обернулись на нас. – Тот выше и представительнее.

– Нет, это он, – произнесла Марта, понизив голос и застенчиво пряча глаза.

– Чтобы вы не подрались, я сейчас узнаю. – Я встала из-за стола и пружинящей походкой направилась к ребятам.

На одной из стен я давно приметила одинокое зеркало и невольно замедлила шаг, проходя мимо него. Я с удовольствием рассматривала свое отражение. Высокая, стройная (натуральная блондинка, между прочим!), гармонично соединяющая в себе ум и красоту, – это я. Уверена на все сто, что анекдоты придуманы брюнетками про пергидрольных блондинок, а не про натуральных, вроде меня. Подойдя к музыкантам, я уже знаю ответ на свой вопрос, но все равно мило морщу носик и, изобразив на лице интерес, спрашиваю:

– Ведь это ты недавно пел в телевизионном талант-шоу?

– Да, я. – Коротко стриженный парень смущенно потупился.

– Раз ты восходящая звезда, надо с тобой запечатлеться для потомков. – Я повернулась к девчонкам, которые, вытянув шеи, как гусыни, наблюдали за мной. – Сыпьте сюда! Здесь фото– и автограф-сессия!

Женя и Марта рванули со своих мест, словно соревнуясь в спринте, Нади осталась сидеть за столом, ехидно улыбаясь.

– Нам пора выступать, – оробел парень, назвавшийся Димой.

Его длинноволосый приятель нахмурился, но наше девичье трио непременно захотело сфотографироваться с «восходящей звездой». Рокировка на подиуме вызвала оживление в зале.

– Девчонки, имейте совесть – коньяк стынет! – Нади подошла к нам, горя желанием развлечься.

– Стынет тело в морге, а не коньяк в бутылке! – выдала Женя.

– Фи! – Нади презрительно скривилась.

– Свят, свят – пронеси! Ну у тебя и сравнения, Евгения Михайловна! – вздохнула Марта.

– Вы нам мешаете. Нам пора выступать! – не выдержал длинноволосый парень, держа микрофон в руке.

– Димон, это у тебя говорящая подтанцовка?! – воинственно повернулась к нему Женя, уперев руки в пышные бедра.

Ее внушительные груди грозно направились на него, словно ракеты на старте, но я спасла ситуацию, а заодно и паренька, силой потащив Женю к нашему столику. Остальные девушки, потеряв интерес к «звезде», сами вернулись на свои места.

– Девчонки, как классно посидеть без мужчин и расслабиться по полной! За наш девичник! За нас, богинь! – Я подняла пузатый бокал с коньяком.

– Именно – божественной красоты! А кто видел лучше – пусть у того глаза повылазят! – поддержала тост Женя, сидевшая напротив меня, и, чтобы чокнуться, потянулась, чуть не окунув свои шестого размера груди в салат.

– Смею заметить, плох тот девичник, где нет мужчин. – Нади с легкой улыбочкой подняла бокал на уровень глаз, словно янтарная жидкость обладала качествами увеличительного стекла и позволяла ей лучше рассмотреть мужчин за сдвинутыми столами.

– Еще не вечер – после третьей будут и мужчины, – обнадежила Женя, убедившись, что не испачкала платье майонезом.

– Мы пьем или нет?! – Я с внутренним содроганием поднесла бокал к губам – коньяк не люблю, отдаю предпочтение легким винам. Но сейчас у меня такое настроение – впору напиться. – Устроим дискуссию?

– За нас, красивых! Мы должны быть любимы и счастливы! А больше мы никому ничего не должны.

– Золотые слова, Марта! – Женя одним махом осушила бокал, а я лишь слегка пригубила жгучую жидкость.

Тем временем грянул во всю мощь колонок популярный шлягер, заглушив разговоры за столом. Пел длинноволосый, затем его сменил «звезда» Дима, и девушки, все как одна, решили, что голос у длинноволосого лучше, но звездная жизнь ему не светит из-за невзрачной внешности. Танцпол перед певцами был пуст – корпоратив налегал на горячительное и закуски. Не отставала в этом и наша компания.

– Девчата, а теперь пришло время традиционного тоста – за любовь! – произнесла Марта.

– О покойниках говорят хорошее или ничего, – отозвалась Нади.

– Почему так пессимистично? – поразилась прирожденная оптимистка тридцатилетняя Женя. – Я верю в светлое чувство, верю, что наконец встречу ЕГО…

– На белом коне или под алыми парусами? – хихикнула Нади. – Женька, сними розовые очки и посмотри на реальный мир. Все мужики пьяницы, или блядуны, или извращенцы – этих я сразу вычеркиваю. Вот Марта предлагает тост за любовь – а что с ее прежней любовью? Два года вместе не живут, а он все приходит, устраивает ей скандалы. Помню, в универе она на крыльях летела домой, к своему черному селезню. Тащила на себе дом, ребенка, училась, да еще подрабатывала в газете.

– Не получилось у меня. – Марта виновато опустила глаза. – Но в любовь я по-прежнему верю.

– Ха! – Нади явно была с ней не согласна. – Я недавно встретила принца на джипе. Квартира – на велосипеде можно ездить, только не полностью отремонтирована. Он, сволочь, змей-обольститель, поводив меня по хоромам, показал комнатку с голыми стенами и пояснил: здесь мы сделаем спальню для наших малышей. Я и растаяла, словно снегурка весной! Месяц с ним прожила, он все обещал на Мальдивы свозить. Однажды в бутик в центре привез – заставил перемерять кучу нарядов. Нет, говорит, богиня, для тебя достойных нарядов. Из Парижа закажу, по каталогу. Я, дура, уши развесила, нет, чтобы с понравившимся нарядом сразу на кассу – никуда бы не делся! После заявляет мне, что уезжает в командировку за границу, а в квартире будут заканчивать ремонт – мол, с манатками сматывайся на время. Я, понятное дело, съехала. – Волнуясь, Нади подняла бокал и выпила до дна, сразу показав Жене, чтобы снова налила.

– А дальше что? – нетерпеливо спросила Марта, хотя все было и так ясно.

– За две недели я ему несколько раз звонила, а он все ссылался на срочные дела, мол, говорить не может, а сам не перезванивает. Я особенно ему и не наяривала – он в Лондоне, неохота за переговоры платить. Потом не выдержала, поехала к нему домой – посмотреть, как ремонт идет, скоро ли будет готова детская для наших будущих малышей. – По лицу Нади было видно, что она успокоилась и специально тянет паузу.

– И что там? – вновь не выдержала Марта.

– Ничего! За дверью музыка играла, но мне не открыли. Я занервничала, вспомнила криминальные сюжеты по ТВ о том, чем иногда ремонты заканчиваются. Вызвала братца из Полтавы – два метра роста, кикбоксер – и послала его на разведку. Тут все и открылось.

– Что именно? – В голосе Жени появились прокурорские интонации.

– Сволочь он и подонок! Оказывается, не одной мне он так дурил голову. В Лондон он не ездил, а придумал про ремонт, чтобы выпроводить меня из квартиры без скандала. Как говорится, поматросил и бросил, другую нашел. Ремонт у него уже лет шесть. Ну а в том бутике, куда он меня возил, все его знают – он таким образом развлекается. С ними щедро расплачивается, вот они ему и подыгрывают, суки.

– Ну и негодяй! Я бы такого удушила! – с чувством произнесла Женя.

– Братец ему пару раз дал по шее и гораздо ниже, но так, чтобы следов не осталось. Ведь такие чмыри, как он, чуть что – в суд бегут: спасайте и накажите виновного за хулиганство по всей строгости закона! А к нему не подкопаешься, и я ему ничего не могу предъявить. Ладно, не у меня одной беда. Женька, ты вон со Славиком горшки побила, рассталась, а все замалчиваешь причину.

– Для нас камнем преткновения стали водка и гараж. С работы он уволился и устроил СТО в гараже – рихтовал, готовил автомобили под покраску. Понятно, что из гаража частенько являлся на рогах – хорошо накушавшись водочки – и сразу заваливался спать. Какой мне с него такого ночью толк? Слушать, как он храпит? А бывало, не ночевал дома – рассказывал, что срочная работа подвернулась, но на его заработках это не сказывалось. Я терпела-терпела эти выбрыки, пока мне не надоело. Не пришел домой ночевать – на следующую ночь я не пришла, явилась лишь под утро.

– Да ну?! – поразилась-восхитилась Марта. – Где же ты была целую ночь?

– Ленка из бухгалтерии справляла день рождения, вот я у нее на ночь и осталась.

– Одна или с кем-то? – ехидно поинтересовалась Нади. – У Ленки квартира огромная.

– Сама, одна-одинешенька! Немного подвыпила и маме Славика позвонила, пожаловалась на его поведение, но разговора не получилось. Утром на пороге дома меня встречает Славик, невыспавшийся и злой. Я вечером мобилу отключила, он не смог мне дозвониться. Трезвый домой пришел, всех обзвонил – меня разыскивал, а Ленкиного телефона у него нет. Спрашивает: «Где ты была?» – И Женька разыграла ситуацию в лицах, одновременно изображая себя – спокойную, гордую и Славика – растерянного и вздорного. – «В гараже», – отвечаю. Не вникнув в суть моего ответа, он задает более всего мучающий его вопрос: «Что там делала?» – «Рихтовала». Он просто обалдел, покраснел, поняв, что я над ним издеваюсь, но решил марку держать. «Что рихтовала?» – «Автомобили». – У него челюсть отпала. «Чем?» – спрашивает. – «Кувалдой». – «Не шути так, я в гараже деньги зарабатываю». – Он снова ставит заезженную пластинку: «Где ты была?» – «В гараже! – стою на своем и добавляю: – Я тоже деньги зарабатываю», – и выкладываю полученную накануне премию. Он опять покраснел, затрясся весь – жена ночь где-то прогуляла, пришла заспанная и с деньгами! Слово за слово, попытался дать рукам волю, ну тут я отвела на нем душу! – Женька победоносно улыбнулась и показала кулак.

– У тщедушного Славика шансов против тебя было меньше, чем у безоружного пехотинца против танка, – вставила Нади.

Я кивнула – взрывной характер подруги нам хорошо известен.

– Вскоре явилась его мама, оскорбленная в лучших чувствах после моего звонка, и началась коррида втроем. В тот же день, после обеда, я отнесла в загс заявление о разводе.

– Называется пошутила. – Марта осуждающе покачала головой.

– Нисколько не жалею об этом, все равно его жизнь – это гараж и водка, а я и приготовь, и убери. Ни в театр, ни в кино не хотел идти. За любовь проклятую? – сказала Женя с горечью и подняла бокал.

– Есть ли вообще любовь? – Интонация Нади давала ответ на поставленный ею вопрос, а для недогадливых она тут же продолжила лекторским тоном: – Раз само существование обсуждаемого предмета вызывает сомнения, к тому же он больше связан с физиологией, чем с духовностью, то…

– «Одна снежинка – еще не снег» – так пела моя мама. Нельзя всех под одну гребенку, – раскрасневшись от собственной смелости, горячо заявила Марта. – Вот Иванна, например, и ее Егор – обзавидоваться можно: и собой хорош, и манеры джентльмена, и голова на месте. Журналист-международник – мы еще будем гордиться, что знакомы с ним.

Не ожидавшие такой восторженной речи, Женя и Нади притихли, а я, что называется, выпала в осадок. «Ну и Марта! Как теперь мне рассказать о своих сомнениях в отношении Егора?» Над столом повисла пауза. Я, округлив глаза, посмотрела на подругу, и мой взгляд ясно сказал: «Ну и кто тебя просил выступать?»

– Тоже мне, прекрасный рыцарь! – тут же подала голос Нади. – Похоже, предложить руку и сердце Иванне ему мешает очередное благородное дело, – издевательски сказала она.

– В самом деле, почему, Иванна? – заинтересовалась Женя.

– Я не хочу… По крайней мере пока. – Я пожала плечами. Желание пооткровенничать с подругами исчезло.

– Он тебя не устраивает как мужчина? – вкрадчиво поинтересовалась Нади. – Проблемы с оргазмом? Он любитель нетрадиционных форм получения удовольствия? Извращенец?

Она понимающе подмигивает мне. Нади – законченная стерва, и, хотя наше время диктует моду на эту разновидность женщин, приятно осознавать ее невостребованность, несмотря на кукольную внешность. Ее я не перевариваю, но общение с ней необходимо, как прием горького лекарства во время болезни. Не разобравшись, что такое Зло, нельзя понять, что есть Добро.

– С сексом у нас все в порядке, – сухо ответила я. Не люблю обсуждать интимную сторону жизни с кем бы то ни было. – Я пока не разобралась, тот ли он мужчина, с которым я хочу прожить всю жизнь. Поэтому не спешу.

– Все же есть в нем то, что тебя сдерживает, какая-то червоточина, пятно на образе прекрасного рыцаря, – не унималась Нади. – Колись, Ванька!

«В самом деле, почему? Ведь у нас все хорошо, а я не могу решиться. Уже и кольцо Егор приготовил, а я все раздумываю. Что сдерживает меня? – Я тяжко вздохнула. – Люблю ли я его, как он меня? Разве можно любить больше или меньше? В любви нет превосходной степени, она или есть, или ее нет. Выходит, раз у меня есть сомнения в том, что я чувствую к нему, значит, любви нет? Он уже неделю отсутствует, а я не страдаю от этого. Ведь любовь – это неистовство пламени, но никак не тлеющий уголек, который может погасить дуновение ветра».

– Не знаю – пока не разобралась. Время покажет. – Пожимаю плечами для усиления эффекта слов.

– Идеальный мужчина не пьет, не курит, не играет в азартные игры, никогда не спорит и не существует. – Нади энергично качает головой в такт звучащей музыке. – Может, твой Егор – фантом? Или ему далеко до идеала?

– Девушки, почему мы на грустные темы беседуем? – Женька разлила коньяк по бокалам и громко крикнула на весь зал: – Человек, еще бутылочку коньяку!

– В самом деле, идемте потанцуем, – загорелась Марта.

– Правильно, Марта, будем пить и веселиться! – подхватила Женька. – Иванна, тост за тобой! Только кратко, без кавказских притч.

– Чтобы мы могли разобраться в других, нам следует узнать себя. Бывает, для этого надо прожить целую жизнь. – Я многозначительно замолкаю.

– Началась философия! – Нади недовольно поморщилась. – Давайте лучше я:

Богинями мы были и остались,

Сводя с ума безумством наших тел,

Пусть облизнутся те, кому мы не достались,

Пусть сдохнет тот, кто нас не захотел!

– Это другое дело! – радостно завопила Женька. – За это грех не выпить!

И понесся вечер по накатанной дорожке: разговоры, тосты, танцы, кавалеры. Я поняла, что бесполезно спрашивать у подруг совета в отношении Егора. Ведь они меня не поймут: он не имеет вредных привычек, готов меня на руках носить, прилично зарабатывает, не скряга, легок на подъем – не расслабляется вечерами с газетой у телевизора. Да и в плане секса меня полностью удовлетворяет. И общение с ним доставляет мне удовольствие. Спрашивается: чего мне еще надо? Выходит, чего-то надо. Я чувствую, что не горю им!

В прошлом году из-за его мамы мы несколько месяцев не встречались, я переживала и думала о нем и не сомневалась, что люблю его. Но после того, как мы длительное время прожили вместе, мне вдруг стали в голову лезть глупые мысли: а если это не мое? Или у меня развился комплекс «собаки на сене» – мне не надо, но пусть будет? Не сомневаюсь, какой вердикт вынесли бы мне подруги, если бы я поделилась с ними своими сомнениями: «Наша Галя балувана!» – как в том анекдоте.

Под чужим именем я вывесила свои сомнения для обсуждения на форуме в Интернете. Получила множество советов, но ни один меня не устроил, а один – разозлил! Некая Алиса советовала: чтобы узнать, насколько необходим тебе мужчина, следует переспать с другим. И если во время секса будешь вспоминать первого, то нужен он, а не кто-то другой. Глупее теста не придумаешь!

Как и пророчествовала Женя, наш девичник не обошли вниманием мужчины. Первой пригласили на танец экс-модель Нади, ее кавалером стал седовласый кавказец в дорогом костюме. Затем Женя была удостоена внимания очень пьяного и очень веселого парня. Она вскинула бровь и шепнула мне: «Видно, не судьба мне с трезвенником быть» – и отправилась танцевать. Я только собралась пооткровенничать с Мартой, как передо мной возник мужчина лет тридцати, с явно морским загаром, смотревший на меня с восхищением. В мои планы на этот вечер не входили ни мужчины, ни танцы. Под белым летним костюмом угадывалось тренированное тело спортсмена, на красивом мужественном лице выделялся хищный орлиный нос. Он явно был не пай-мальчиком, а змеем-искусителем.

– Маска, я тебя знаю! Проверим крепость танцпола?

У него оказался завораживающий баритон и мягкая улыбка.

– Вы местный столяр? Или жиголо? – Я намеревалась его отшить, но сердечко мое дрогнуло. Да и кто бы не растаял под таким взглядом после коньяка?

– Я восхищен вашей красотой, и, по-моему, мы с вами знакомы.

Похоже, он не обиделся.

– Если это способ знакомиться, то он устарел еще в бытность молодыми моих дедушки и бабушки. Если это приглашение танцевать, то какое-то странное.

– Разрешите вас пригласить на танец? – Он ни капельки не смутился, перестроился, но так же нагло улыбался, словно и в самом деле мог знать меня.

– Не разрешаю.

– Может, я вас чем-нибудь обидел?

– Нет, но вы мне неинтересны. – Я с удовольствием отметила, что покоритель женских сердец растерялся.

Похоже, такого поворота событий он не ожидал, поскольку был уверен, что сработают белозубая улыбка и проникновенный взгляд. Но сдаваться он не собирался.

– А если я тот, кого вы ждали всю жизнь?

– Налоговый инспектор, что ли? – Я демонстративно зевнула.

Мужчина посмотрел на Марту, и на его лице отразилась работа мысли.

– Похоже, я помешал вашей беседе, – сказал он, но не извинился. – Так я подойду позже, к следующему танцу?

– Если вам хочется танцевать, то пригласите мою подругу. – Я с вызовом посмотрела на него.

Он выдержал мой взгляд и белозубо улыбнулся.

– Иванна! – воскликнула Марта, засмущавшись.

– В самом деле, почему бы нам не потанцевать, раз уж у вашей подружки скверное настроение? – Он протянул руку Марте. – Прошу – ваш выход.

Марта вопросительно посмотрела на меня.

– Иди, Марик, веселись – у меня не то настроение.

Она стала отнекиваться, но я по глазам видела, что Марте очень хочется танцевать и мужчина ей понравился. Впрочем, и мне он понравился, и я не понимала, почему отказала ему в пользу подруги. Может, стоило и мне закружиться в безумии танца и отогнать все невеселые мысли?

Я осталась скучать за столом, не зная, куда себя деть. Покурить? Так я не курю, коньяк меня тоже не вдохновляет, оставалось лишь наблюдать за танцующими. Довольное лицо Марты, о чем-то оживленно переговаривающейся со своим партнером, невольно вызвало укол зависти. «Поделом мне. Не строй в следующий раз из себя снежную королеву».

Людей в зале было не очень много: две компании, отмечающие какие-то торжества, из одной из них был мой недавний ухажер. Вскоре музыканты сделали перерыв, подруги вернулись на свои места и принялись бурно обсуждать кавалеров, но мне было неинтересно, и я решила покинуть их.

– Мне пора! Егор будет звонить на домашний, и, если меня не окажется дома, он может обидеться.

– Иванна, вы с Егоркой такие правильные – аж противно! – слегка запинаясь, сказала Женя – у нее явно заплетался язык.

– В тихом омуте черти водятся. Еще неизвестно, куда Иванна отсюда направится, – многозначительно улыбнулась Нади.

– Ваня, побудь с нами хоть немного! – умоляющим тоном произнесла Марта. – Саша все время расспрашивал о тебе.

– Саше передашь привет, а мне пора. – Я решительно поднялась из-за стола.

– Я тебя провожу, – вскочила с места Марта.

– А я спою! – Женя нетвердой походкой направилась к музыкантам.

В ее репертуаре была только одна песня – «Все могут короли», но исполняла она ее весьма неплохо.

– Разве что до двери. Следи, чтобы девушки слишком не шалили.

– Мне еще няньки не хватало! – фыркнула Нади.

Уже подходя к двери, Марта меня удивила, шепнув на ухо:

– Неужели все так плохо, Ваня?

– Ты о чем? – притворно удивилась я.

– Держись! – на прощание едва слышно произнесла она, и я вышла из зала в коридор.

– Пожалуйста, подождите! – Меня догнал мужчина, которого я «сплавила» Марте. Она вроде бы назвала его Сашей. Впрочем, какая разница, как его зовут?

– Я чувствую себя виноватым, поскольку помешал вашему разговору.

Голубые глаза – как летнее небо, его взгляд обволакивал меня и звал за собой. Этот взгляд парализует, лишает воли и толкает на безумства. Может, совет Алисы на форуме в Интернете не так глуп, как мне сначала показалось? Я стряхнула с себя его взгляд и снова стала сама собой. Он пользуется успехом у женщин, падких, словно сороки, на все яркое.

– Мне скучно, поэтому я ухожу, и вы к этому не имеете никакого отношения.

– Когда скучен фильм, можно встать и уйти, но, может, вы пропустите самое интересное? Идемте!

Он взял меня за руку, я ощутила тепло его руки, и у меня все поплыло перед глазами. Со мной такое случилось впервые, может, я переусердствовала с коньяком?

– Куда вы меня ведете? – Я опомнилась, лишь поняв, что мы вошли в боковую дверь и оказались в другом коридоре.

– Хочу убить скуку, а это возможно сделать, позволив себе насладиться новизной впечатлений. Ты читала роман «Золотая цепь» Александра Грина?

– Давно, в детстве. – Мысли в моей голове путались.

– Один из главных героев, Ганувер, неожиданно разбогатев, построил светлый, полный чудес дворец, нацеленный на будущее. Этот же мрачный дом – полная противоположность творению Ганувера, он обращен в прошлое. Человек, его задумавший, не нынешний хозяин, увлекался магией и мечтал раскрыть тайны ордена тамплиеров. – Рассказывая, Александр вел меня по все новым коридорам, по переходам, и наш путь казался бесконечным. Внезапно он остановился перед дверью, на которой была прикреплена бронзовая табличка с выгравированными латинскими буквами. – Не спеши, смертный, врата сии открыть. Ибо они – в прошлое. Познав прошлое, узреешь будущее. Но бытие дня сегодняшнего отвергнешь. Приблизительно так это можно перевести. Не боишься войти? – Он с усмешкой посмотрел на меня.

Я молча взялась за ручку и открыла дверь. За ней оказалось странное продолговатое помещение, стены здесь тоже были украшены лжеарками, а в них были изображены странные человекоподобные существа с огромными крыльями за спиной, со склоненными головами и скрещенными на груди руками. Внешне они походили бы на воинов в рыцарском облачении, если бы не крылья и хищные жестокие лица. Смирение выражали только их позы. Зыбкое равновесие, казалось, могло быть нарушено вмиг, и тогда они в полной мере проявят себя, дав волю темным чувствам, властвующим в их душах. Под этими изображениями стояли кожаные топчаны. Такое странное соседство меня поразило.

– Что вы здесь делаете? Немедленно уходите! – Перед нами возник мужчина в темном костюме с бейджем секьюрити.

– Что это за комната? – В моей голове роилось множество предположений.

– Это частная собственность, и вы не имеете права здесь находиться! – Охранник, мужчина крупный, пошел на нас, как танк, и в мгновение ока мы оказались за дверью.

Охранник стал вызывать по рации подмогу.

– Бежим! – не в соответствии с ситуацией весело предложил Саша, взяв меня за руку, и мы помчались по коридорам.

Когда мы оказались у выхода, я, запыхавшись, спросила:

– Что это было за помещение?

– А ты как думаешь? – Он хитро сощурил левый глаз.

– Ну-у… – протянула я и призналась: – Не знаю – нет вариантов.

– Комната отдыха при сауне, и ничего больше. – Увидев, что у меня вытянулось лицо, он рассмеялся и добавил: – По крайней мере так это обстоит сейчас. Каково первоначальное назначение этой комнаты, я, как и ты, не знаю.

– Честно признаюсь, и внешний вид здания, и интерьер жутковатые, и даже не знаю, как кому-то могло прийти в голову сделать такой ресторан.

– Что бы ты сказала, если бы оказалась в ресторане «Дом тысячи привидений»? – еще больше развеселился Саша. – Там сделано все, чтобы у посетителей возникло ощущение, что они обедают в аду. Более жуткий интерьер, движущиеся потолки, клубы дыма, спецэффекты. Официанты одеты вампирами, и даже в меню там не «греческий салат», а соответствующая экзотика, к примеру «грязевой пирог с пряными червями». И подают это блюдо в человеческом черепе вместо тарелки.

Меня передернуло, когда я это представила.

– И где этот ужас находится? – тем не менее спросила я.

– В бельгийском городе Тюрнхаут, а называется он «T’Spookhuys» – ресторан ужасов. Там бывает гораздо больше людей, чем здесь. И поверь, среди местных жителей тоже ходят слухи, что дело там нечисто, проводятся сатанинские обряды. А на самом деле это очень выгодный бизнес.

– Ну, не знаю. Официанты в маскарадных костюмах, движущиеся потолки и клубы дыма – это слишком театрально и не страшно.

– Как сказать! Все настолько правдоподобно, что становится жутко. В первый раз оказавшись там, не знаешь, какой мистический сюрприз тебя ждет. Так что интерьер этого ресторана – детская забава.

– Тебе нравятся подобные вещи?

– Нет, но я люблю путешествовать и открывать для себя что-нибудь новое. Наша компания – отнюдь не мистики, а эзотерики, и в этом ресторане мы оказались из-за того, что он оригинален, а возможно, и уникален.

Мы вернулись в зал, мои девчата были ошарашены, увидев нас, весело смеющихся и держащихся за руки, словно влюбленная парочка. Теперь я оторвалась по полной и танцевала до упаду. В перерывах между танцами Саша рассказал, что они празднуют здесь день рождения друга, компания у них сплоченная, они занимаются космоэнергетикой. А ресторанный комплекс, по его мнению, не такой таинственный, каким кажется на первый взгляд. И если убрать мрачную атрибутику, это обычное доходное предприятие. Раньше здесь было более людно, тут находилось казино и зал игровых автоматов. После того как правительство запретило азартные игры, эти залы закрыли и поэтому большинство помещений пустует. Ходил Саша со своей компанией сюда и в сауну, поэтому знает, где что расположено.

Само собой, когда стали расходиться, Саша поехал меня провожать. Я сразу согласилась на это. Мне с ним было легко и хорошо, и я старалась не задумываться, к чему это может привести. Снова и снова в памяти всплывал совет Алисы, и я была почти готова, если Саша напросится «на чай», не противиться этому.

В прошлом году я нежданно-негаданно стала владелицей двухкомнатной квартиры в старом доме на Подоле – ее мне завещала моя бывшая квартирная хозяйка Петрякова Лариса Сигизмундовна. Подарок оказался непростым, мне с Егором пришлось пережить удивительные события, причем мы чудом остались в живых[29]. Ну а чего мне следовало ожидать, получив квартиру в подарок от ведьмы? Егор после всего пережитого возненавидел эту квартиру и купил однокомнатную в новом микрорайоне. По уму, надо было продать подаренную квартиру и купить «новострой», но я не могла решиться на это.

На мои возражения: «В чем квартира виновата, ведь не она зло творила?» Егор отвечал: «В ней все началось и, может быть, еще не закончилось». Возможно, он прав, но я не в силах расстаться с этой квартирой, променять ее на более комфортный «новострой». Раз в два дня я прихожу сюда, чтобы покормить Желю, старую черную кошку прежней хозяйки квартиры, а уходя, оставляю ей сухой корм. С каждым посещением старая квартира все больше манит меня, и я не могу допустить, чтобы здесь жил кто-нибудь чужой.

Длинный, словно кишка, темный двор вился между старыми четырехэтажными домами и забором, за которым пряталась «замороженная» в связи с экономическим кризисом стройка. Этот двор мне казался темным даже в дневное время, вечером же, а тем более ночью, он внушал страх, и не беспочвенный – в прошлом я в этом убедилась. Август был очень жарким, днем асфальт раскалило, и теперь он отдавал тепло, делая воздух вязким и тяжелым, неприятно пахнущим. Чем ближе мы подходили к моему дому, тем длиннее становились паузы в нашем разговоре. Мы оба ощущали, что находимся в преддверии чего-то нового, возможно, что-то важное зарождается в эти минуты. Меня начала бить легкая нервная дрожь, Саша, заметив это, удивился, и я, смеясь, пояснила, что слегка замерзла. Он, естественно, в такой теплый вечер этому не поверил, но промолчал.

Пройдя вдоль вереницы припаркованных автомобилей, мы подошли к моему подъезду. Лампочка над дверью, как обычно, не горела, и Саша посветил мобилкой, когда я набирала код.

– Спасибо за приятный вечер, дальше я пойду сама, – решилась я и тут же перестала дрожать.

– Проведу тебя до двери квартиры и уйду. Я переживаю, чтобы с тобой не случилось что-нибудь неприятное.

Я достала своего постоянного спутника – баллончик со слезоточивым газом – и показала ему.

– Знаю как и умею постоять за себя.

– Совсем забыл! – Он хлопнул себя по лбу. – Мы в скором времени собираемся совершить путешествие по горному Алтаю. Иванна, не хочешь ли нам, мне составить компанию? Это будет увлекательное путешествие, и, кроме того, у нас серьезные цели.

– Спасибо, Саша, но я начну с конца. У меня есть мужчина, и у нас серьезные отношения.

– Ты любишь его?

– Пока не знаю, – честно призналась я. – Да, я не горю, как хотелось бы, но он мне дорог и я не хочу сделать ему больно. Поэтому прощай – мы больше не увидимся.

– Извини, но у меня есть твой телефон и я не могу обещать, что не позвоню тебе.

– Ты взял его у Марты? Ты маг и чародей, раз сумел так быстро заставить самую верную подругу предать меня.

– Она любит тебя и посчитала, что делает тебе добро.

– Поступим так. Сейчас наберешь меня, и я запомню номер телефона, а ты мой сотрешь. Когда я разберусь в себе, то обязательно позвоню тебе. Это я твердо обещаю.

– Верю, – прошептал Саша.

Он набрал номер моего мобильного и стер из памяти своего мой.

– Я тебе позвоню. А теперь уходи. – Я приблизилась к нему, слегка коснулась губами его щеки и сразу отпрянула.

Он дернулся было ко мне, но, встретившись со мной взглядом, сник, повернулся и ушел не оглядываясь.

Мне очень не хотелось расставаться с ним, я чуть было не окликнула его, пожалев о принятом решении. Ах, Алиса, Алиса, почему у меня не хватило духу последовать твоему совету?

Когда Саша исчез в темноте, я взбежала на третий этаж. По ту сторону входной двери сразу послышалось нетерпеливое царапанье – как обычно, Желя почуяла меня еще до того, как я вставила ключ в замочную скважину.

Меня встретила темнота, и невидимый теплый пушистый клубок начал тереться об мои ноги. На мгновение в темноте сверкнули кошачьи глаза.

– Подожди, Желя, мне нужен свет, я же не вижу, как ты, в темноте.

Невидимая кошка настырно вертелась у меня под ногами, словно обороняла свою территорию. Я включила верхний свет и окинула взглядом загромождающие коридор два стареньких стеклянных шкафа, забитых книжками в потрепанных обложках и без них. Допотопный паркет скрипел под ногами, будто жалуясь на недуги, поразившие его за время служения прежней хозяйке. В большой гостиной было тесно от старой мебели, сделанной в шестидесятые годы прошлого столетия, когда меня и в проекте не было: громоздкий буфет с белыми слониками, выстроившимися в ряд по росту, и кобальтовым сервизом в виде рыбок; круглый стол, покрытый выцветшей скатертью с бахромой, на котором по-хозяйски расположился карточный пасьянс, некогда начатый Ларисой Сигизмундовной, который я до сих пор не решилась убрать; ветхие стулья, не гарантирующие безопасности сидящим на них. И все же мне было удивительно спокойно в квартире, не так давно внушавшей страх из-за странных событий, происшедших в ее стенах. Сейчас это дружелюбная квартирка, хотя и весьма старомодная. Буфет, комод, круглый стол с добела источенными кошачьими когтями ножками – все пора было заменить, но я не уверена, что решусь на это в ближайшее время. Возможно, я опасаюсь нарушить необыкновенную харизму, присущую этой квартире.

Я чувствую некое успокоение, расслабленность, как путник, вернувшийся в родные стены после долгого путешествия. Квартирка Егора кажется далекой и чужой, впрочем, это так и есть. Здесь мой настоящий дом! Я радостно закружилась на месте, испытывая необычное ощущение легкости, эйфории. У меня не было больше сомнений в отношении правильности своего решения не «пить чай» с новым знакомым Сашей. Не исключаю, что я ему все же позвоню и мы встретимся – он интересный человек и собеседник. Почему не может быть дружбы между мужчиной и женщиной без постельных отношений? И не беда, если при этом будет присутствовать легкая влюбленность – конечно, с его стороны.

Желя жалобно замурлыкала, все еще крутясь у меня под ногами, требуя внимания к своей особе, и я отправилась с ней в кухню, чтобы накормить ее паштетиками из баночек. Пока кошка пировала, я заварила себе кофе в турке.

Глупо пить на сон грядущий крепкий кофе, но не могу отказаться от этой привычки, выработавшейся за время работы журналисткой, когда часто приходилось готовить срочные материалы в ночной тишине. Теперь не усну и буду полночи сидеть за компьютером, блуждая по Интернету в поисках неизвестно чего. Внутри возникает напряжение из-за ожидания звонка Егора. Знаю, он будет недоволен тем, что я здесь. Еще не очень поздно, и можно вернуться в квартиру Егора и дождаться его звонка там.

Спрашивается: зачем мне тащиться через весь город, по сути в чужую, ЕГО квартиру? Здесь МОЙ дом, и здесь я буду ночевать! Чем же себя занять, пока нет желания спать? Чему отдать предпочтение: старенькому стационарному «пентиуму» с Интернетом или телевизору? Мой взгляд остановился на картах пасьянса, и мне пришла в голову неожиданная идея.

Лариса Сигизмундовна при помощи карт могла заглянуть в будущее. Она знала и умела раскладывать множество пасьянсов. Я обнаружила у нее тетрадь с записями пасьянсов, но не смогла в них разобраться – написано на древнеславянском, встречается множество незнакомых слов и терминов. Недавно, роясь в Интернете, я нашла простенький пасьянс, не требующий от меня особых умственных усилий, – в нем все предельно просто. Тридцать шесть карт раскладываются на двенадцать кучек в виде циферблата часов, и каждой соответствует какое-то значение: друзья, враги, ближайшее будущее, любовь, неприятности и остальное в том же духе.

Я быстро смешала карты на столе, собрала их в колоду и, перетасовав, разложила по три. И тут я столкнулась с проблемой: обнаружила, что помню значение только двух из всех кучек: восьмой – это ожидающая меня неожиданность – и одиннадцатой – ближайшее будущее. То, что меня больше всего интересует, – любовь – скрывалось в неизвестной мне кучке. Зато я вспомнила рекомендацию: для получения достоверного результата раскладывать этот пасьянс не чаще чем раз в год.

– Придется пока оставаться в неведении относительно того, как обстоят дела на любовном фронте. – Я посмотрела на довольно мурлыкающую кошку, трущуюся об мои ноги, и погрозила ей пальчиком. – Желя, я тут карты разложила – хочу узнать свою судьбу, так что ты их не трогай, не то задам по первое число! – И сама удивилась: при чем здесь первое число? Жесть!

Я перевернула три карты, обещавшие мне неожиданность, хорошо бы приятную, и увидела трефовые семерку и восьмерку и пиковую девятку. Отсутствие картинок меня покоробило. Впрочем, на что я рассчитывала – на лучезарного червового короля, дарующего страстного любовника? Я помнила значение только этой карты еще с тех времен, когда работала с Мартой. Однажды она пришла на работу окрыленная и после долгих уговоров призналась, что цыганка ей бросила на картах и выпал червовый король, и это означало в скором времени встречу со страстным человеком, с которым у нее завяжутся близкие отношения. В скором времени она действительно встретила такого человека, но лучше бы карты цыганки соврали. Эта непродолжительная любовная история ничем хорошим не закончилась. Впрочем, черная масть мне тоже ничего приятного не сулила.

Кучка с моим ближайшим будущим озадачила меня наличием в ней шестерок: пики и трефы и девятки бубен.

Подключив мобильный модем и запустив Интернет, я начала искать тот простенький пасьянс, желая узнать, чем меня обрадуют или огорчат оставшиеся разложенные кучки, но не нашла его. Зато узнала значение выпавших карт. Как я и предполагала, в предсказанной мне неожиданности ничего хорошего не было – несбывшиеся надежды, известие из казенного дома и потеря друга. Последнее меня шокировало и отбило желание вообще когда-либо гадать. Шестерки мне сулили в скором времени не совсем приятную дорогу, а девятка обещала всяческие на ней препятствия. Понятно – путешествие будет нескучным, но малоприятным. Моего нового знакомого Сашу карты проигнорировали – выходит, наша встреча останется незначительным эпизодом и не будет иметь продолжения?

– Все это ерунда! – заявила я вслух и смешала карты на столе.

Чтобы как-то развлечься, я включила телевизор и сразу попала на передачу о паранормальных явлениях. На экране мельтешили кадры хроники, которую разбавлял встревоженный, хорошо поставленный мужской баритон:

По данным статистики, на Земле ежегодно бесследно исчезает около двух миллионов человек. Подавляющее большинство этих пропаж вполне объяснимо: убийства, несчастные случаи, стихийные бедствия. Иногда люди «теряются» по собственному желанию. Однако часть исчезновений не может быть объяснена естественными причинами, и таких ситуаций, согласно той же статистике, с каждым годом становится все больше.

Ловушки времени: выдумка или реальность? Неужели можно в какой-то момент оказаться там, где отсутствует время, откуда обратного пути нет?

Я мгновенно раздражаюсь: «Если оттуда никто никогда не возвращался, то как мы можем знать о существовании этих ловушек?» – и переключаюсь на музыкальный канал. Затянутая в черный кожаный костюм Бритни Спирс мчится на байке с красавцем, звучит песня «Toxic». Наше время диктует нам быть сильными и стервозными. Если в прошлом главным для женщин было поддерживать свою красоту и кичиться нежной белоснежной кожей, то сейчас это нонсенс, особенно белая кожа. Не можешь поехать в Турцию или Египет – пользуйся солярием! Да и современные д’Артаньяны не скачут на лошадях, не машут шпагами ради благосклонного взгляда жеманной красавицы, их удаль находит выход в лицезрении спортивных передач и в тусовках в ночных клубах. Они могут часами изнемогать в спортивных залах, лишь бы ничего не делать из домашней работы.

Здесь я себя одернула – откуда такая категоричность в отношении мужчин? Ведь я не была замужем, а мужчины, с которыми я встречалась, были очень даже позитивными. Если у подруг не складывается семейная жизнь, то это их проблема!

Похоже, именно в общении с подругами сформировался мой нигилизм относительно сильного пола. А ведь мы мыслями и поступками формируем свое будущее!

Заиграла мобилка голосом Лолиты: «Пошлю его на…» Возможно, этот рингтон свидетельствовал о том, что я уже сделала свой выбор и дело лишь за малым – собрать вещички и переехать сюда, в родные, ведьмины пенаты. Тут мне в голову пришла одна интересная мысль, и я удивилась, почему она не приходила раньше? Если я стала наследницей ведьмы, то почему нельзя предположить, что теперь я обладаю ее даром? Хотя я слышала, что для этого надо быть в родстве с ведьмой. А может, это не обязательно? Никому это не известно наверняка. Не скажу, что такая перспектива мне понравилась. Мобилка буквально надрывалась, посылая его на небо за звездочкой, и мне пришлось прервать космическую одиссею и ответить.

– Ты не дома? Где ты? – услышала я встревоженный голос Егора.

Когда он в отъезде, то всегда звонит на домашний, желая убедиться, что я дома. Мотивирует это не ревностью, а моей уникальной способностью вляпываться в истории, понятно, со всякими осложнениями.

– Я дома, – возражаю ему и поясняю: – У себя дома, на Подоле.

– Зачем ты пошла туда без меня? – Его голос полон трагизма, словно я вошла в клетку к голодному льву.

– Желя голодная и не может дожидаться, когда ты вернешься из командировки.

– Я завтра возвращаюсь, – торжественно произносит он, словно клянется. – Мне тут предложили слетать на охоту в тайгу, но я отказался и завтра вылетаю. Прямого рейса нет, буду лететь с пересадкой в Москве. – И, чтобы подчеркнуть свою жертвенность, добавляет: – Конечно, было бы любопытно побывать в тайге, увидеть места, о которых только в книжках читал.

– Тогда в чем вопрос? – Я говорю это до неприличия безразличным тоном. – Оставайся и охоться. Глупо упускать такую возможность.

– Если выбирать между тайгой и тобой, то я выбираю тебя! – пафосно произносит Егор, ожидая, что я от радости расплачусь и буду восторгаться его жертвенностью.

– Ну и дурак! – возвращаю его на землю. – Когда еще у тебя будет возможность побывать в тайге? На твоем месте я не раздумывала бы и поехала на охоту.

– Даже если бы знала, что я очень соскучился по тебе? – Голос у него дрогнул.

– В любом случае! – Я категорична. – Журналист подобен губке – он должен впитывать впечатления, события, новые места.

– Ты совсем не соскучилась?

Чувствую, что Егор напрягся и затаил дыхание в ожидании ответа. Что стоит мне произнести два коротких слова, даже не подбирая интонацию: «Да, очень»?

– Скучать не приходится. Сегодня с девчонками ходила в ресторан, было довольно весело и мило – танцы-шманцы. – Прикидываюсь дурочкой и ненавижу себя за это. Такое ощущение, что кто-то другой говорит вместо меня, а я присутствую в качестве зрителя.

– Уже поздно. Я перезвоню позже, когда вернешься домой, – говорит он сухо, как учитель, недовольный ответом ученика. Но я строптивая ученица!

– Я буду здесь ночевать. Тут классно, и на работу отсюда в три раза быстрее добираться.

– Что ты мне посоветуешь? – после долгой паузы звучит его помертвевший голос.

– Ты о чем?

– О поездке в тайгу за новыми впечатлениями.

Чувствую, что я его уже окончательно «достала».

– Конечно езжай. Привези мне шкуру медведя.

– Не знал, что ты такая кровожадная.

– Да уж, я не из «зеленых». Предпочитаю натуральную шубу искусственной.

– Хорошо, я остаюсь, – произносит Егор трагическим голосом, словно отправляется в последний путь.

Теперь по задумке режиссера на сцену должны выйти скорбящие родственники со словами утешения, а я в черном платье буду громко стенать: «Я так любила тебя!»

– Отлично! – огорчаю его. – Если у тебя все, то нам с Желей пора бай-бай. – Одной рукой я борюсь с кошкой, пытающейся взобраться ко мне на колени. Зимой это мне стоило колготок, хотя юбка была чуть длиннее, а теперь на мне чулки не из дешевых.

– Спокойной ночи! – нервно кричит Егор и отключается, прежде чем я успеваю ответить.

Почему я так с ним? Не знаю. Мы ответственны за тех, кого приручили, но в отношении Егора я еще ничего не решила. Так будет лучше для нас обоих, а в случае чего меньше переживаний.

Странно, но после разговора с Егором мне и в самом деле ужасно захотелось спать. Я даже отказалась от любимого времяпрепровождения – поплескаться в ванне перед сном. Меня шатало, глаза закрывались, едва хватило сил смыть косметику и постелить в спальне. Юркнув нагишом под одеяло, я приятно провалилась в пуховик и мгновенно отключилась.

Тик-так, тик-так! – звучание настенных часов проникло в сознание, нарушив сон, и я открыла глаза.

Через раздвинутые портьеры я видела непроглядную темень за окном, но в комнате царил странный полумрак, словно некий источник света через открытые двери в другую комнату рассеивал темноту. «Что бы это значило?» – и сердце забилось в ожидании встречи с необычным.

Сев на постели, я услышала невнятный гул голосов, доносящийся из гостиной, словно там происходило какое-то торжество. Мне стало не по себе, но не потому, что там находились чужие люди, а потому, что в гостиной осталась моя одежда. Пришлось довольствоваться стареньким халатиком. Набросив его, я осторожно вошла в гостиную, настроившись ничему не удивляться.

Вопреки ожиданиям в гостиной не обнаружилась толпа людей, как можно было судить по доносящемуся оттуда шуму. За столом сидела прежняя хозяйка квартиры, излучая бледно-зеленое свечение. Она раскладывала карточный пасьянс. Кроме нее, в комнате никого не было, лишь непонятные тени метались по стенам и по-прежнему слышались невнятный гул голосов, звон бокалов и шарканье ног по паркету. Похоже, толпа привидений избрала эту комнату для бала, предпочитая оставаться невидимыми, за что я им была благодарна. Лишь призрак Ларисы Сигизмундовны предстал передо мной во всем своем великолепии, но проигнорировал мое появление, словно не видел меня. От прежней хозяйки квартиры призрак отличался только свечением и невниманием к моей особе: он никак на меня не реагировал, будто я была невидима. Месяц тому назад я установила на ее могиле гранитный памятник и тяжелую могильную плиту, но это никоим образом не помешало ей навестить свое прежнее обиталище и предаться любимому занятию. И что ей там не лежится? А может, она недовольна тем, что я нечасто навещаю ее? Если честно, то совсем редко.

Увидев светящийся призрак в комнате, я должна была бы заорать дурным голосом и броситься прочь, но, как ни странно, я не обнаружила в себе такого желания, мне было всего лишь любопытно. Видно, прошлогодний опыт соприкосновения со сверхъестественным закалил мои нервы. Я медленно приблизилась к призраку Ларисы Сигизмундовны. Мои движения не отвлекли ее от пасьянса, похоже, она очень соскучилась по любимому развлечению. Поднимая то одну, то другую карту, она задумывалась, перед тем как положить ее на надлежащее место, подобно каменщику, выстраивающему некую конструкцию, известную только ему. Я заметила, что, собирая свой, она нарушила мой пасьянс, лишив меня возможности узнать, что ожидает меня в любви.

Опыта общения с призраками у меня было мало, что уж говорить о призраке ведьмы. Может, надо вначале поздороваться? Как лучше: «доброй ночи» или «здравствуйте»?

Я подошла настолько близко, что нас разделял лишь стол. Внимательно рассматривая призрачный лик Ларисы Сигизмундовны, я пришла к выводу, что смерть не особенно отразилась на ней, разве что теперь она испускала это непонятное свечение.

– Не помешаю, Лариса Сигизмундовна? – вырвалось у меня, но призрак по-прежнему меня игнорировал, занятый своим делом.

Ничего, я девушка не обидчивая, не буду обращать внимание на некультурное поведение привидения. Не стала из себя изображать вампира, жаждущего моей крови, – и на том спасибо. Обойдя стол, я встала рядом с ним.

– Может, мне это снится? – Я ущипнула себя для проверки. Больно – значит, все происходит на самом деле.

Призрак по-прежнему не обращал на меня внимания, а ведь при жизни Лариса Сигизмундовна любила вести со мной долгие беседы. Я склонилась над пасьянсом – все завертелось перед глазами, и я на мгновение потеряла сознание, а очнувшись, поняла, что нахожусь на месте, которое занимает привидение, словно слившись с ним воедино. Руки уже не принадлежали мне, они ловко управлялись с картами, помимо моей воли раскладывая пасьянс, и теперь также светились. Похоже, не только они, а я вся светилась, как новогодняя елка. Интересно было бы на себя взглянуть в зеркало, оценить новый прикид, но тело было мне неподвластно.

Дурацкое положение – чувствовать себя марионеткой, подчиненной чужой воле, да еще возле выходца из потустороннего мира! Мне оставалось лишь наблюдать, пребывая в неведении, чем же все это закончится.

Разложенные карты напоминали букву «ж» только все линии были прямыми. Когда пасьянс сошелся, в комнате вдруг стало темно и тихо, только старинные часы громко отсчитывали время. Бал привидений закончился?

Я замерла в ожидании и вдруг ощутила дуновение ледяного ветерка на своем лице, на волосах – он словно ощупывал меня. Ощущение не из приятных, и я лишь усилием воли сдерживала себя, чтобы не заорать и не броситься вон из квартиры. Похоже, вторая часть ночи будет более «веселой», но я упрямо не трогалась с места. Это моя квартира, и здесь я хозяйка, а не какая-то нечисть! Заскрипели половицы, как будто кто-то грузный приближался ко мне, и стало казаться, что темнота впереди сгустилась. Сердце в груди танцевало кадриль, то же самое хотели сделать и ноги, двигаясь в направлении к двери. Теперь дуновение ледяного ветра смело со стола карты, и я, уже не сдерживаясь, заорала во весь голос. Замолчав, я вновь услышала тишину, нарушаемую лишь тиканьем часов. Представление закончено? Посидела неподвижно еще несколько минут, ожидая, пока сердце немного успокоится, и лишь затем сползла со стула. Ноги меня не держали, и я оперлась на стол, а потом, неуверенно шагая, шатаясь из стороны в сторону, возвратилась в спальню и без сил упала на диван.

Я долго лежала без сна, не веря в недавно происшедшее. Горло пересохло, очень хотелось пить, но страшно было покинуть постель, словно она могла уберечь от опасности. Внезапно я провалилась в сон без сновидений.

3

Проснулась с первыми лучами солнца, когда оно еще нежное, робкое, и невольно залюбовалась солнечными зайчиками, играющими в догонялки. Страшилки ночи при свете дня кажутся нелепыми, а мое поведение – смешным: призрака Ларисы Сигизмундовны не испугалась, а какие-то звуки чуть не довели до инфаркта.

До работы уйма времени, и я решила понежиться в постели, поразмышлять. Появление привидения Ларисы Сигизмундовны не к добру, и, похоже, она хотела сообщить что-то важное. Послание содержалось в собранном пасьянсе, но неведомая сила смела карты со стола. Проще было бы Ларисе Сигизмундовне на словах передать, в чем его суть. Могут ли призраки разговаривать?

Я читала и слышала о множестве реальных случаев встреч людей с призраками, но никогда и нигде не упоминалось, чтобы те что-нибудь говорили. Разве что призрак отца Гамлета в трагедии Шекспира. В нашей стране еще ожесточенно спорят о том, есть призраки или нет, а в Великобритании даже имеется Общество защиты привидений. И это не сборище чудаков-фанатиков, в него входят вполне приземленные люди, делающие на потустороннем неплохой бизнес. Когда в старинном шотландском замке Гламз перестал появляться призрак «безъязыкой дамы», в этом обвинили местного историка, общество подало на него в суд.

Этот призрак на протяжении нескольких столетий исправно бродил по мрачным коридорам, при встречах демонстрируя окровавленный рот. Он приносил немалый доход владельцам замка, посещаемого любопытными туристами. Историк же раскопал историю этого привидения. Им оказалась горничная Элизабет, ставшая невольной свидетельницей отравления своей госпожи из клана Дугласов ее супругом. Чтобы окончательно замести следы и опасаясь мести членов могущественного и многочисленного клана, вероломный супруг обвинил несчастную Элизабет в убийстве, и ее публично казнили. А дабы на эшафоте она не сказала ничего лишнего, перед этим он приказал вырвать у нее язык. Историк из лучших побуждений выследил «безъязыкую даму», назвал ее по имени и уверил ее в том, что она невиновна, – призрак благодарно помахал ему ручкой и навсегда исчез. А историку был предъявлен судебный иск разъяренных владельцев замка, потерявших такую достопримечательность, приносившую реальный доход. Предполагаю, что на самом деле они считали средневековых владельцев замка мягкотелыми и недостаточно жестокими, вследствие чего те оставили в память о себе слишком мало подобных достопримечательностей. Вот если бы ночами в коридорах замка нельзя было протолкаться из-за количества бродящих там ущербных призраков, они были бы счастливы.

Может, призрак Ларисы Сигизмундовны мне пригрезился после вчерашнего посещения необычного ресторана? Черный замок, таинственные скульптуры, мистический антураж… Мне вспомнился Саша и то, как я чуть не поддалась его чарам. Возможно, именно знакомство с ним так на меня подействовало, что в разговоре с Егором я повела себя нехорошо. Надо будет самой позвонить ему и загладить неприятное впечатление. Как хорошо, когда светит солнце, тепло и вчерашние страхи, мистицизм черного здания кажутся чем-то нереальным и смешным.

Сладко потянувшись, я вдруг что-то столкнула с кровати ногой, и оно грохнулось на пол с невероятным шумом.

Я свесилась с кровати, горя желанием узнать, что бы это могло быть.

На полу лежал, раскрывшись, толстый альбом со старыми фотографиями Ларисы Сигизмундовны. Вообще-то он должен был находиться на нижней полке буфета в гостиной, но никак не валяться здесь. Мне не нравится разглядывать чужие альбомы, особенно фото людей, которых давно уже нет на этом свете. Я его не брала ни вчера вечером, ни раньше. Неужели призрак Ларисы Сигизмундовны решил сделать мне приятное, считая, что для меня наслаждение разглядывать пожелтевшие фотки?

В голове зашевелился червячок воспоминаний, и я вспомнила, как ночью, мучаясь жаждой после выпитого коньяка, встала и пошла в кухню напиться воды. На обратном пути мне почему-то понадобилось вытащить из буфета этот альбом, и с ним я вернулась в спальню. Выходит, ничего невероятного в появлении альбома на кровати не было. Но для чего он мне понадобился ночью? По правде говоря, он мне и днем не был нужен.

Наклонившись, я подняла альбом. Тут я заметила, что на полу остались лежать фотография мужчины в военной форме и вырезанная из газеты заметка. Пришлось встать, чтобы поднять их, но, перед тем как отправить их в альбом, я взглянула на фотографию. Она была очень старая, пожелтевшая. Худощавый мужчина непримечательной внешности, с ямочкой на подбородке, хмуро, с подозрением глядел на меня. На обратной стороне фотографии имелась надпись: «Григорий Метелкин». Вновь посмотрела на изображение мужчины. Форма на нем старая, такие я видела в фильмах про войну. Кто он? Муж Ларисы Сигизмундовны? Ее жених? Знакомый? Наверняка ее с ним связывали близкие отношения. Очевидно, он был ей дорог, иначе она не стала бы хранить фотографию десятилетиями. Как бы то ни было, для меня это навсегда останется тайной, но меня это особенно не волновало. Просто обычное женское любопытство. Впрочем…

Сонная заторможенность мгновенно слетела с меня. Почему я думаю, что этот альбом, фотография попали мне в руки случайно? Появление ночью призрака Ларисы Сигизмундовны, раскладывание ею пасьянса говорили о том, что впереди меня ожидают тревожные события. А еще этот альбом и фотография! Неужели это звенья одной цепочки? А что, если Лариса Сигизмундовна пытается меня от чего-то предостеречь? Возможно, я должна быть готовой к грядущим испытаниям. Неужели кошмар прошлого года возвращается? Каким образом он может проявить себя, если Феликс Проклятый наконец упокоился в могиле? Или грядет что-то новое? Бедная старушка и с того света старается помочь мне, став практически моим ангелом-хранителем. Значит, было бы глупо обойти вниманием ее предостережения. Да и вчерашний пасьянс пророчил мне мало приятного в ближайшем будущем.

Я подняла с пола газетную вырезку, прочитала название статьи: «Месть алтайской принцессы» и бегло просмотрела ее. В статье говорилось о том, что серию мощных землетрясений, происшедших на Алтае, местные жители связывают с раскопками древнего захоронения на плоскогорье Укок. Там было обнаружено забальзамированное тело молодой женщины, предположительно жрицы. По мнению местных жителей, в том месте была погребена то ли богатырка Очибола, то ли принцесса-жрица Кадын. Вроде бы эта жрица, проведя священный обряд, добровольно приняла смерть ради защиты Земли. Местные жители считают, что они являются потомками библейских народов Гога и Магога, что они и есть великие гипербореи. И теперь разгневанный дух жрицы-принцессы наказывает их «дрожанием земли», и это только предупреждение перед грядущим Апокалипсисом, если мумию не вернуть на место захоронения. Вследствие этих слухов в близлежащих поселках прокатилась волна самоубийств.

Я тяжко вздохнула: полученная с того света шарада, как я и ожидала, была непростой. Как связать мои грядущие неприятности со старой фотографией и статьей? Об алтайской принцессе я слышала, как и о землетрясениях, связываемых с ней, правда, было это несколько лет тому назад. Понятно, с наскока здесь не разберешься, и я начала с того, что пошла в ванную и привела себя в порядок. Румяная после контрастного душа, я засела за компьютер и погрузилась в мировую паутину.

Мощные землетрясения на Алтае прошли в 2003 году, ровно через десять лет после того, как потревожили мумию жрицы и перевезли ее в научно-исследовательский институт, расположенный в Новосибирске. С тех пор чуть ли не каждый год собираются вернуть мумию в родные края, но из-за того, что для нее не готова современная обитель – саркофаг, это не выполняется. Но и землетрясений, по крайней мере катастрофических, не происходит. Или это все откладывается на грядущий 2012 год?

Публикаций, посвященных концу света, пруд пруди. Можно найти множество ссылок на материалы о предсказаниях майя, календарь которых заканчивается в 2012 году. Но ведь в истории нечто подобное уже было: православный календарь заканчивался в 1492 году от Рождества Христова, или 7000 годом от сотворения мира. Тогда даже меньше посеяли зерна – а зачем, если близится конец света? В итоге случился голод со всеми вытекающими последствиями, а затем календарь продлили. Почему же считается, что древние индейцы, жившие в каменном веке, не знавшие колеса и железа, были мудрее нас и дальновиднее?

Примечания

1

В мифологии саяно-алтайских и монгольских народов: владыка царства мертвых, верховный судья в загробном мире, дьявол. (Здесь и далее примеч. авт.)

2

Наказание ломанием руки и ноги и выкалыванием одного глаза за серьезные преступления (бурят.).

3

Шаман не по происхождению (бурят.).

4

Здесь: деревнями.

5

Правитель у некоторых народов: монголов, бурят, калмыков, маньчжуров.

6

Племенное объединение, поселение, административная единица у тюркских народов.

7

Интеллигент (лагерный жарг.).

8

Холуй, подручный, «шестерка» (лагерный жарг.).

9

Так на жаргоне ГУЛАГа называли заключенных (от сокращения з/к).

10

Ударил головой в лицо (воровской жарг.).

11

Врать без удержу (воровской жарг.).

12

Бить по ребрам (воровской жарг.).

13

Готовиться к побегу (воровской жарг.).

14

Дневальный (воровской жарг.).

15

Десять лет лишения свободы (воровской жарг.).

16

Нет (воровской жарг.).

17

Совершить побег и попасться (воровской жарг.).

18

Плохо (евр.).

19

Глупый, простофиля (воровской жарг.).

20

Предлагать пустое, безнадежное дело (воровской жарг.).

21

Сделать кислое выражение лица, печальную физиономию (воровской жарг.).

22

Бежать и перейти границу (воровской жарг.).

23

Быстро, шустро (воровской жарг.).

24

То же, что и фраер, в значении недотепа (воровской жарг.).

25

Без лишних разговоров (воровской жарг.).

26

Попасть впросак, оказаться в безвыходной ситуации (воровской жарг.).

27

Влюбленные – безумные (лат.).

28

Не нам, Господи – отрывок из Псалтыря и часть девиза тамплиеров (лат.).

29

Об этих событиях рассказывается в книге «Ведьмин подарок».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.