Лысая Гора Девичья - Дым небес

Сергей Головачёв

Лысая гора

Напутствие

Лысых гор на свете немало. Чуть ли не в каждом городе есть своя Лысая. Даже там, где нет гор.

Самая знаменитая среди них, конечно же, Голгофа. Не менее известны ещё две безлесные вершины: гора Брокен, воспетая Гёте в его бессмертном творении «Фауст» и, собственно, Лысая Гора в Киеве, давшая имя своё всем остальным подобным возвышенностям.

Когда-то само название этой горы приводило людей в ужас. Теперь же оно стало настолько привычным и распространённым, что за звание главной Лысой Горы борются в Киеве, по крайней мере, тринадцать лысых гор. Можно только представить себе, сколько ведьм обретается в нашем славном городе, и как нелегко им определиться с выбором места для шабаша.

Я расскажу вам о той лысой горе, которая испокон веков называлась Девичья. Именно сюда сперва, на эту возвышенность с меловым вертикальным обрывом, прилетала на половой щётке и купалась внизу королева всех ведьм булгаковская Маргарита.

Вперёд, за мной, мои отважные путешественники! Я поведу вас в такие чащи, куда лучше не заходить без провожатого, и заведу вас в такие дебри, откуда самим вам не выбраться.

Я поведаю вам о том, о чём страшно даже подумать. Вы заглянете в такие бездны, куда жутко даже заглядывать, и увидите такое, отчего волосы встанут дыбом.

Мы поднимемся в небеса к самим ангелам, чтобы с горних вершин рассмотреть эту гору тщательным образом, а затем спустимся вглубь её, в преисподнюю, чтобы увидеть, как изнутри она выглядит.

Я покажу вам Лысую Гору такой, какой её видят сами ведьмы. Единственное, чего вы не увидите, – это то, как они летают на помеле. Потому что это всё сказочки, рассказанные самими ведьмами, чтобы все их боялись. Я же расскажу вам о них чистую правду, чтобы вы их боялись ещё больше.

Находится эта гора на южной околице столицы, на Выдубичах, возле Южного моста неподалёку от впадения речки Лыбедь в Днепр. А добраться сюда сейчас лучше всего не на щётке, а на метро.

Действие первое

Восхождение на гору

1. Майя и Жива

В чёрном чреве тоннеля со стороны левого берега неожиданно вспыхнул горящий глаз. Через пару секунд, обернувшись поездом, змей с грохотом вылетел из мрака на освещённую станцию метро «Выдубичи».

На платформу из второго вагона среди прочих вышли две светловолосые девушки, чем-то похожие друг на друга. Может быть тем, что одеты они были в одинаковые белые сорочки с ручной вышивкой и в одинаковые красные юбки с клетчатыми передниками.

Традиционные наряды выгодно отличали их от большинства женщин, одетых в невзрачные джинсы и брюки.

– Майя! – завелась с пол-оборота одна из них.

– Что, Жива? – в том же духе ответила другая.

– Ну что такое?

– А что такое? – пожала плечами Майя.

– Мне первой тот парень понравился! – набросилась на неё Жива.

– И что? – не уступала ей Майя. – Мне он понравился тоже!

Несмотря на похожие лица, Майя выглядела более женственно – у неё были накрашены веки, ресницы и губы, в отличие от мальчиковой внешности Живы, полностью игнорировавшей макияж.

– А то! – набирала обороты Жива. – Если я строю кому-то глазки, это вовсе не означает, что то же самое должна делать и ты.

– Я вообще на него не смотрела!

– А чего же он тогда с тебя глаз не сводил?

– Спроси у него сама!

В это время на другую сторону платформы с невероятным грохотом влетел ещё один состав, похожий на змею.

– Жива, давай хоть сегодня не ссориться, – перекрикивая шум поезда, предложила Майя.

– Давай, – тут же согласилась Жива.

Взявшись за руки, двоюродные сестры пошли к выходу. Перед ними из последнего вагона вышел чернобородый человек в чёрном плаще до пят. В руке он держал небольшой чёрный саквояж.

– А на Лысую гору куда? – спросил он, глянув на девушек.

– Туда, – махнула рукой Майя вслед уходящему поезду.

Кивнув на табличку с названием станции, человек, чем-то похожий на попа, осведомился:

– Значит, здесь он и выдыбал?

– Кто? – не поняла Жива.

– Ну, идол этот, Перун… неужто не знаете?

– Ну, почему не знаем? Знаем, – обиделась Майя, – его скинули в Днепр, а затем его здесь на берег вынесло.

Они втроём поднимались по ступенькам. Спину Майи украшал сзади симпатичный холщовый рюкзачок. Длинные волосы мужчины в чёрном плаще были стянуты сзади в косичку.

– Именно так. И знать, неспроста. Нечистое это место, проклятое. До сих пор ведь на дне лежит, окаянный!

– Как до сих пор? – воскликнула Майя.

– А так. Привязали ему камень на шею и второй раз утопили. А чтобы место сие освятить, неподалёку монастырь воздвигли Выдубецкий.

– Теперь понятно, – догадалась Жива, – зачем здесь Перуну чуры поставили.

– Какие ещё чуры? – спросил чернобородый, и глаза его вдруг подозрительно забегали.

– Да есть тут такие на Лысой горе, – ответила Жива и добавила язвительно, – неужто не знаете?

Мужчина недовольно шмыгнул носом.

Они вышли из подземного перехода и оказались на автовокзале «Выдубичи». Подобные вывески висели также и на двух железнодорожных станциях, расположенных впереди и справа отсюда. Оказавшись на перекрестье дорог, место это являло собой оживлённый пересадочный узел.

Мужчина недоумённо повертел головой: многочисленные киоски и возвышающиеся над ними эстакады автомобильной развязки закрывали собой весь горизонт.

– И где же она, эта Лысая? – усмехнулся он.

– Отсюда не видно, – улыбнулась Жива.

– А зачем вам туда? – поинтересовалась Майя.

– Надо, девушки, очень надо.

– Ну, идёмте, я вам покажу, – сказала Жива.

Они отошли немного в сторону и поднялись по ступенькам к торговому ряду. Чернобородый огляделся: хитросплетение автодорог, железнодорожных путей, виадуков, мостов и эстакад опутывало всю местность здесь словно паутиной и будто специально запутывало все подходы к Лысой горе.

– Да тут сам чёрт голову скрутит! – недовольно заметил мужчина.

– Вот она! – показала рукой Жива на краешек горы, едва выглядывающий над крышами киосков.

– Этот бугор? – искренне удивился мужчина невзрачному виду горы, больше похожей на холм, – и где же они там собираются?

– Кто они? – не поняла Майя.

– Ведьмы, гори они в геенне огненной!

– Там и собираются, – усмехнулась Жива.

– Как же мне к горе той подойти? – спросил мужчина, теребя бороду.

– Посмотреть на них желаете? – снова съязвила Жива.

– Да…как гореть они будут алым пламенем!

Майя и Жива недоумённо переглянулись друг с другом.

– Видите вон там пять вышек, – показала рукой Жива, – Идите в ту сторону, там и будет вход на Лысую.

– Далековато. А другого пути нет?

– Есть. Но сами вы не найдёте.

– Ага, – призадумался чернобородый, – а вы там, что, уже бывали?

– И не раз, – улыбнулась Жива.

– И не страшно там?

– Нисколечки, – мотнула она головой.

– Как же? Там ведь, говорят, ведьмы эти так и шастают, пропади они пропадом.

Майя настороженно посмотрела в глаза двоюродной сестре. Жива не смогла сдержаться и с поддёвкой ответила:

– А если мы и есть ведьмы.

– Вы? – недоверчиво зыркнул чернобородый, – а не врёте?

Он заметил у неё на груди серебряный пентакль на цепочке – ведьмацкий знак – пятиконечную звезду, заключённую в круг, и ему всё сразу стало ясно.

##Внезапное замешательство### в его глазах,## сдвиг###, – и… боком-боком он отошёл от них в сторону, торопливо осенил их издали крестным знамением и поспешно, не оглядываясь, удалился восвояси.

2. Мёртвая вода и мёртвая еда

Девушки прыснули со смеху и подошли к киоску.

– Пожалуйста, пакетик орешков и бутылку минералки, – попросила Жива продавщицу.

– Может, лучше кока-колы и чипсов? – пробурчала рядом Майя.

– Ты чего, издеваешься?

Расплатившись, Жива забрала с прилавка орешки и бутылку.

– Повернись, – сказала она двоюродной сестре.

– Почему издеваюсь? – недоумённо произнесла Майя, поворачиваясь к ней спиной. – Я, например, обожаю колу и чипсы.

– Может, ты обожаешь ещё и гамбургеры, а также пиво с сухариками?

– М-м, – облизнулась Майя, – и как ты догадалась.

– С ума сошла? Это ж всё – мёртвая вода и мёртвая еда.

– А для чего ж тогда это продают?

– Для того и продают, чтобы люди травились, – ответила Жива, пряча покупку в рюкзачок Майи. – Запомни. Всё…ну почти всё, что продаётся в киосках – это отрава. И пиво, и сигареты…

– Откуда ты знаешь?

– Ведьмы потому и ведьмы, что всё знают, – усмехнулась Жива.

Они прошли мимо табачного и пивного киосков, возле которых толпился народ.

– Пункты дозаправки одержимых, – пренебрежительно заметила Жива.

За киосками следовала уличная раскладка фруктов и овощей.

– Ты только посмотри на эту красивую редиску, – продолжала бурчать она. – В ней же нет ничего живого. Сплошная химия. Я уже не говорю про эти красивые помидоры. А также про эти замечательные яблочки.

– А что же тогда есть?

– Только те яблоки, которые едят жучки. Жуки, в отличие от людей, химию есть не станут.

3. Ведьмин язык

Язык до Киева доведёт, а если это ведьмин язык, то он доведёт вас до самой Лысой Горы.

Попасть на неё с юга можно по Лысогорской улице, которая довольно скоро превращается в опасное для одиноких путников место. Да и не каждый найдёт эту улицу в той глуши.

На западе подобраться к горе тоже непросто. Вплотную к ней примыкает частный сектор, и в хитросплетении узких улочек очень легко заблудиться.

Главный же вход на Лысую находится на севере, недалеко от двухуровневой развязки, там, где улица Киквидзе вливается в улицу Сапёрно-слободскую. Наверх ведёт асфальтированная дорога, переходящая затем в грунтовую, которая пересекает гору с севера на юг и заканчивается на юго-восточном склоне.

В самом своём начале она вьётся змеёй, дважды изгибаясь то влево, то вправо, отчего получила название Змеиного спуска.

Если взглянуть на Лысую Гору с высоты, то можно заметить, что спуск этот по форме напоминает букву Z или S, – это смотря с какой стороны глядеть. «Будьте мудры, как змеи», говорится в библии. «Быть мудрым змеем» означает «пойдешь направо, придешь налево».

Язычники в этом спуске видят зигзаг или молнию Перуна, ударяющую в лысую гору. А ведьмам этот серпантин чем-то напоминает язык, вернее, два языка, направленных в противоположные стороны. Вот почему этот Змеиный спуск многие называют также Ведьминым языком.

Он-то и доведёт вас до Лысой горы.

Мужчина в чёрном плаще не сводил глаз от вышек на холме. Перейдя железнодорожные пути, он спустился к эстакаде и потерял холм из виду. И теперь только вышки служили ему ориентиром, в каком направлении идти. Принадлежали они Лысогорскому РПЦ, бывшему радиопеленгационному центру, и чем-то напоминали ему пятикупольный храм: четыре вышки по бокам, а пятая, самая высокая – в центре.

Под эстакадой, пересекающей Сапёрно-слободскую улицу, чернобородый увидел двух молодых людей, идущих ему навстречу. Оглянувшись, он заметил идущих вслед за ним двух девушек. Тех самых, с которыми познакомился в метро. Их красные юбки и белые сорочки сразу бросались в глаза.

Повертев головой, он обнаружил странную закономерность: справа высились на пригорке две башни-близнецы, слева виднелись две одинаковые трубы ТЭЦ, сзади его преследовали два пилона Южного моста, а впереди его поджидали две высоковольтные вышки электропередач.

Чернобородый прибавил шагу: получалось, что цифра 2 и всё, что в паре, преследовало его со всех сторон. Ему было известно, что двойка – это число порока, отражающее дурное и женское начало. Кроме того, двойка представляла собой зловещее число, символизирующее антихриста, а ведьмы всегда были его прислужницами.

Поднявшись на эстакаду, чернобородый замер: Лысая гора стояла перед ним совсем рядом. Вышки пропали из виду, и было не понятно, где же находится этот самый вход на неё. Вся Лысая была покрыта густым непролазным лесом. Лишь у самого подножия он заметил внизу шлагбаум, препятствовавший съезду машин с эстакады и въезду их на гору.

К шлагбауму была привязана эмалированная табличка «Не влезай – убьёт!», снятая, видимо, с трансформаторной будки. Молния на табличке указывала на Лысую гору.

«Свят, свят, свят», – прошептал под нос себе мужчина, но всё-таки обошёл преграду и вышел на асфальтированную дорогу, поднимающуюся по склону вверх.

Метров через сто дорога сделала крутой поворот, настолько крутой, что идти теперь пришлось в противоположном направлении. Глянув вниз, он вновь увидел тех самых ведьмочек. Они явно преследовали его. Он недоумённо поднял брови и двинулся дальше.

Заросший густым лесом склон, готовый сползти на дорогу, подпирала бетонная стенка, выкрашенная в жёлтый цвет. Синим цветом выделялась надпись на этой стене: «Киевская крепость» приветствует вас на территории Лысогорского форта».

Далее на бетонной поверхности были нарисованы две странные картинки: вырывающийся из пролома в стене велосипедист в красном плаще с чёрным подбоем и вопящая от ужаса девушка.

Завершалась же вся эта фантасмагория не менее странным граффити, выполненным в стиле «блокбастер». Гигантские буквы в рост человека были намалёваны серебристой краской и окантованы чёрной.

Это был своего рода указатель. Стрелка, заострённая с двух сторон, разделяла два слова, явно раскрашенных на скорую руку из аэрозольного баллончика: ИРИЙ – ПЕКЛО. В последней букве стояла подпись райтера – «Графит BLACK».

Заметив в указателе знакомое слово, чернобородый остановился и с негодованием покачал головой.

– Пекло, значит? Ничего я вам устрою пекло, – привычно сказал он самому себе.

Осенив гору крёстным знамением, он всё же пошёл в указанном направлении. При этом лицо его озарилось вдруг самодовольной ухмылкой.

4. Дань горе

Это место – непростое, это место силы, и не просто силы, а силы сил. Подобного места в мире, возможно, больше и нет. Потому что все мысли и желания, тайные или явные, проявленные здесь, – осуществляются!

Чаще всего мечты сбываются здесь в Майскую ночь, когда тёмные силы уходят под землю, а светлые силы впервые после зимней спячки выбираются на поверхность.

Приходить сюда накануне, то есть 30 апреля, надо только с чистыми мыслями. Помните, попадая на Лысую Гору Девичью – вы попадаете в храм природы. А в храме следует вести себя соответственно.

Перед шлагбаумом Майя заканючила:

– А может, лучше пойдём другой дорогой? Что-то у меня такое чувство…

– Дались тебе эти чувства! Идём! – подтолкнула её Жива.

Майе пришлось подчиниться. Бросив взгляд на мужчину, идущего далеко вверху, она возмутилась:

– А чего ты сказала ему, что мы ведьмы? Я же ведь не ведьма.

– Но ты же хочешь ею стать? – усмехнулась Жива.

– Хочу.

– Значит, станешь.

– А если у меня не получится?

##Внезапное ускорение, сдвиг###, – и…в одно мгновенье двоюродные сёстры оказываются наверху, на том самом месте возле подпорной стенки, где ещё совсем недавно стоял мужчина.

– Жуть какая! – передёрнула плечами Майя, останавливаясь перед странным рисунком «вопящей от ужаса девушки».

– Это дочка Лысогора, – объяснила Жива. – Пропала здесь недавно.

– А чего это она так страшно кричит?

– Видимо, увидела здесь кого-то или что-то.

– А велосипедист этот, кто? – кивнула Майя на другой рисунок.

– Один из этих, из чистильщиков. Которые порядки тут свои наводят. Он часто здесь гоняет.

Обнаружив затем граффити «Ирий-Пекло», Жива недоумённо хмыкнула:

– Хм, раньше этого не было.

– А что такое Ирий? – спросила Майя.

– Так родноверы называют рай.

– И где же он находится?

– Вон там, – показала Жива рукой на далёкий холм напротив. – Если греческие боги жили на Олимпе, то славянские – на Бусовой горе.

– Там же – Ботанический сад, – пожала плечами Майя.

– Это сейчас там сад, а раньше находился Ирий.

– Вот когда там сирень зацветёт, там действительно, будет рай. Сходим туда через недельку?

– Обязательно, – пообещала Жива, – а пока нам с тобой придётся отправиться в «пекло».

– Не пойму, кому взбрело в голову так назвать Лысую гору?

– Явно не тем, кто любит её посещать. Ты лучше спроси её, чья она?

Майя спросила:

– Лысая гора, ты чья?

– Девичья! – тут же ответила за гору Жива. – Можно к тебе?

Майя прислушалась, но ничего, кроме шума и гула с трассы не услышала.

– Не отзывается, – констатировала она.

– Ладно, доставай тогда орешки и минералку, – кивнула ей Жива.

Майя сняла рюкзачок и вынула из него пакетик с земляными орешками и бутылку с минеральной водой. Жива разорвала пакетик зубами и, высыпав на ладонь горсть орешков, неожиданно веером расбросала их по земле.

Майя с удивлением посмотрела на неё.

– Ты чего?

– Угощайся, Девичья, – добавила Жива, бросив ещё одну пригоршню орешков на землю.

– Зачем это?

– Это дань. Если её не дать, обязательно что-нибудь тут потеряешь. Гора всегда забирает себе то, что ей причитается.

– А мне что делать? – спросила Майя.

– А ты угости её водичкой.

Майя открыла бутылку и полила землю минералкой, приговаривая:

– Попей водички, Девичья.

– Не увлекайся! Оставь и нам немного, – остановила её Жива.

Майя спрятала полупустую бутылку и полупустой пакетик назад в рюкзак и вновь закинула его себе за спину. Она даже не догадывалась, что этой данью спасла себе жизнь.

5. Изыди, дьявол, из горы сия!

В последний день апреля, когда Лысая уже переставала быть собственно лысой и покрывалась зелёной растительностью, Гору посещало больше всего народу. Многие оставались здесь до темноты, чтобы в ночь на 1 мая отпраздновать Вальпургиеву ночь.

В отличие от Хеллоуина, Ноябрьского кануна Дня всех святых, когда силы зла перед наступлением зимы выходят из преисподней на поверхность, Вальпургиева ночь является последней ночью, которую празднует тьма перед тем, как вновь залечь на дно и освободить землю для торжества света.

Не следует поминать на этой горе вслух чёрта и ведьму – они тут же появятся! В Майский Канун Гора становится местом шабаша ведьм и викканок. Ведьмы собираются в эту ночь, чтобы отметить свой праздник Майи и Живы, а поклонницы викки празднуют здесь Бельтейн – ночь костров.

Кроме того, на Горе собираются толкинисты – любители кельтской культуры. Лысая манит к себе и маньяков. Забредают сюда и наркоманы, и пьяные гопники, встреча с которыми не сулит ничего хорошего.

В последнее время здесь стали бесследно исчезать люди. Именно бесследно, то есть зашли и не вышли. В основном, это те, кого никто не ищет, изгои общества: алкаши, бомжи и наркоманы. Поэтому точное количество пропавших людей не поддаётся учёту.

Именно в эту ночь на горе с недавних пор стали полыхать костры и раздаваться истошные вопли, сумасшедший хохот и завывания, наводящие ужас не только на окрестных жителей, но и на всех посетителей Лысой.

Вот почему Вальпургиеву ночь так не любила местная милиция. Она денно и нощно охраняла все подступы к ней в последний день апреля, когда Лысая уже переставала быть собственно лысой и покрывалась зелёной растительностью.

На контрольно-пропускном пункте перед вторым шлагбаумом стояли два милиционера. За их спинами был виден забор, сложенный из бетонных плит, а за ним – таинственный режимный объект с пятью радиовышками. Слева от них громоздилось полуразрушенное одноэтажное строение, так называемая «кутузка» – бывшая гауптвахта комендатуры, а справа возвышался щит с надписью «Регіональний Ландшафтний парк „Лиса Гора”. Площа 137,1 га. На території парку забороняється пошкодження і знищення дерев, чагарників, трав’янистого покриву і обладнання, розкладання багать, організація стихійних місць відпочинку, проїзд та стоянка автомобільного транспорту. Порушення вимог веде до відповідальності згідно чинного законодавства».

Старший сержант вёл себя спокойно, ему здесь было не впервой. А вот младший сержант впервые находился в необычном месте и был явно чем-то обеспокоен. Каркнет вдалеке ворона – он вздрогнет, зашуршит что-то в кустах – он резко обернётся.

– Чёрт знает что! Откуда они здесь?

Из-за кустов выглядывал чёрный козёл, чуть поодаль прятались за деревьями две белые козочки. Старший почесал шею:

– Да местные их здесь выпасают.

Вновь истошно каркнула ворона. Младший дёрнулся:

– Задолбала уже! Если б можно, пристрелил бы к чертям собачим!

– Здесь раньше ракетная воинская часть стояла, – пояснил старший. – Так вот, её убрали отсюда только потому, что солдаты тут с ума сходили. Прикинь, каких дров они могли бы наломать. Особенно плохо они себя чувствовали в полдень и в полночь. Осталась лишь эта гауптвахта, чтобы салагам здесь жизнь мёдом не казалась.

– А который час?

– Скоро двенадцать.

– Чёрт, а я думаю, что это на меня такое находит?

Младший сержант неожиданно приосанился, заметив, что к ним приближается чернобородый мужчина в чёрном плаще до пят и с саквояжем в руке. Когда тот подошёл к шлагбауму вплотную, старший сержант поинтересовался:

– И куда это вы собрались?

– На Лысую Гору… я ведь правильно иду?

– Правильно, – ответил младший сержант и кивнул на деревянный столб с табличкой.

– С какой целью сюда пожаловали? – спросил его старший.

– Да вот…

Чернобородый раскрыл саквояж и вынул из недр его большой медный крест с цепью.

– …гору хочу эту… очистить от всякой нечисти.

– Давно уже пора, батюшка, – кивнул младший, – а то здесь такое творится. Что-то непонятное.

Чернобородый величаво осенил крестом окрестности.

– Изыди, дьявол, из горы сия! Именем отца и сына и святаго духа, аминь.

– А бутылка вам зачем? – заметил старший, узрев в саквояже пластиковую бутылку и кропило.

Чернобородый надел цепь с крестом себе на шею и вынул из саквояжа кропило.

– А святой водой окропить, бесов изгнать из ведьм. Их ведь много здесь собирается?

– Да сегодня вообще наплыв, – развёл руками младший, – видно, праздник у них какой-то… этот…

– Вальпургиева ночь, – подсказал старший.

– С самого утра уже идут…на шабаш свой собираются, – добавил младший.

##Внезапное ускорение, сдвиг###, – и…невдалеке за деревьями, как тень, проскользнул лысый дидько. Через секунду следом за ним проскользнул ещё один дидько – сивый. С косматой седой головой и с длинной бородой, развевающейся на ветру.

– Чего ж вы их не гоните? – возмутился чернобородый.

– Гоним, да что толку, – пожал плечами старший. – Территория ведь большая. Вот и лезут они во все щели.

– Может, и вас окропить? – предложил чернобородый, легонько встряхивая кропилом.

– Нет, нет, спасибо, – отказался младший сержант.

– Проходите, батюшка, проходите, – нетерпеливо махнул рукой старший, заметив, что к ним приближаются две светловолосые девушки в красных юбках и в белых сорочках, – удачи вам в вашем благородном деле.

Чернобородый также заметил ведьмочек и поспешил удалиться.

6. Димон-А и О`Димон

Лысая гора причислена геологами к геопатогенным зонам первого порядка. Это такой участок земли, где происходит накопление и выброс земной энергии. Такие зоны чаще всего связывают с разломами земной коры.

Лысая Гора находится на пересечении трёх глубочайших тектонических трещин и похожее аномальное место можно найти лишь на противоположной стороне земли в районе бермудского треугольника. Но если там, главным образом, исчезают корабли и самолёты, то на Лысой, в основном, бесследно исчезают люди.

К тому же, аномалия на Бермудах находится в океане, а здесь расположена чуть ли не в центре Киева. Правда, стоит признать, что место выхода очень компактно и имеет точечный характер. И зачастую люди, проживающие в километре отсюда, даже не подозревают, что рядом находится проклятое место.

Определить аномалию очень легко. Для этого следует обратить внимание на деревья. Если они имеют ракообразные наросты – это признак аномальной зоны. Если магнитная стрелка компаса дёргается здесь, не переставая, маятник на нитке крутится, как бешеный, а медная рамка просто вырывается из рук, – это также признак аномальной зоны.

Именно это и наблюдается на Лысой Горе.

По известной нам дороге приближаются к Горе двое парней. Судя по внешнему виду, это обычные студенты-первокурсники. Один учится на анестезиолога, другой – на врача-онколога. Оба они тёзки, обоих зовут Дмитрий или просто Димон, однако объединяет их одна, но губительная страсть – страсть к путешествиям.

Любители экстрима, они предпочитают экстремальные туры, зачастую связанные с риском для жизни, – чтобы как следует оттянуться после нудных занятий в медицинском университете. На сей раз для очередного психоделического «трипа» они выбрали Лысую Гору.

Будущий анестезиолог Дмитрий Кумарин – приятный молодой человек с небольшой бородкой, с банданой на голове, немного, правда, тучноватый, но пивной живот и толстый зад нисколько не мешают ему наслаждаться жизнью.

Переубедить его невозможно, поскольку он упёртый, как баран. Возможно, потому, что его знак – «овен». Он так же крепко стоит на ногах, как и буква «А». Поэтому приятель и называет анестезиолога – Димоном-А, а тот в свою очередь, именует будущего онколога – О`Димоном.

В отличие от альфы его приятель-омега Дмитрий Торчин – высок и худощав. Как высохшая вобла. Это сравнение подходит к нему ещё и потому, что он относится к знаку зодиака «рыбы».

Иногда он бывает весел, но чаще всего на его лице – печать уныния. Как будто он знает что-то такое, чего никто не знает, и это знание делает его таким печальным и безрадостным. Поскольку он сильно сутулится, то похож издали на горбатого. Горбатого могила исправит, любит повторять О`Димон о себе, но по другому поводу.

Впереди над кронами деревьев он замечает верхушки радиолокационных вышек: одну высокую и четыре по бокам – поменьше.

– А что это там за вышки? – спрашивает О’Димон.

– Ретрансляторы, – со знанием дела отвечает Димон-А.

– Киевстар?

– Это для прикрытия. А на самом деле – это секретный объект. Раньше вышки использовались, как глушилки вражеских голосов. А сейчас что-то с космосом связано. Наверно, по связи с пришельцами. Но скорей всего, они тут используют отрицательную энергию горы, как оружие для борьбы с противником.

– С кем именно? – спрашивает О’Димон.

– А чёрт его знает? – пожимает плечами Димон-А. – Поскольку они не такие уж и мощные, то скорей всего против собственного населения.

– Не, тут реально стрёмно, – втягивает голову в плечи О’Димон. – Только зашли, а мне уже как-то жутко становится. Даже ноги в гору не идут.

– Это ещё что! Вот дальше будет местечко … там вообще к земле пригибает.

– Чего-то мне уже сейчас херово.

– Это поначалу, О’Димон. На новичков это место всегда так действует. К тому же здесь фонит сильно. Уровень радиации в два-три раза выше, чем по Киеву.

– Ни черта себе.

– Когда-то раньше здесь была свалка радиационных отходов, но после Чернобыля, говорят, всё вывезли.

– Чего ж тогда фонит?

– Видимо, из недр. Здесь же ещё до войны был построен радийный завод, руду добывали.

– Чёрт, я уже весь на измене. Может, давай для затравки сначала дунем травку?

– Давай, брат.

В последнее время оба Димона, то ли по приколу, то ли ещё по какой причине, стали называть друг друга братьями. Закурив, они идут дальше, привычно пряча косячок в кулаке.

– А где у тебя забита стрелка?

– Да вот тут, возле этой стенки.

Они подходят к бетонной подпорной стенке, вся поверхность которой исписана надписями и изрисована рисунками. Первая надпись – «Киевская крепость» приветствует вас на на территории Лысогорского форта» оставляет О`Димона равнодушным. Зато вторая – «ИРИЙ – ПЕКЛО» его озадачивает.

– А Ирий… это что? – спрашивает О`Димон.

– Не знаю, – пожимает плечами Димон-А, – по-видимому, это рай, принимая во внимание, что означает слово пекло.

– Значит, эта дорога ведёт нас в ад?

– Ты очень догадливый, О`Димон.

– Может, не пойдём туда.

– Не смеши чертей, – успокаивает его упитанный Димон-А. – Я ведь там бывал уже, и не раз. И как видишь, со мной ничего не случилось. Мы же за травкой идём. А она растёт только там, в инферно. Нарвём немного тирлича да сон-травы и назад.

– Ладно, Димон-А, уговорил. Сон-трава – травка что надо. Никакой химии, природный галлюциноген.

7. Сюда вам лучше не соваться!

О существовании Лысой Горы многие горожане даже не догадываются, хотя расположена она не так уж и далеко от центра. Если кто-то что-то и слышал краем уха о ней, то никогда на ней не бывал. Не мало и таких, кто за всю свою долгую жизнь ни разу туда не выбрался.

Тысячи людей ежедневно проносятся мимо неё на машинах по Столичному шоссе или постоянно разглядывают её из окна автобуса или вагона метро, проезжая по Южному мосту, но ни у кого даже мысли не возникает там побывать.

А вот в Германии предприимчивые немцы сотворили из своей лысой горы Брокен туристический центр с театрализованными представлениями, рок-концертами, аттракционами и плясками ведьм на помелах вокруг костров.

Они провели на самую высокую гору Гарца не только железную дорогу, но и суперсовременную канатную дорогу. А всё для того, чтобы один раз в году в Вальпургиеву ночь тысячи немцев и многочисленных иностранных туристов смогли приехать сюда и отлично провести время в компании разряженных ведьм и чертей.

Наша же не менее знаменитая Лысая Гора долгое время была запретной зоной и огорожена колючей проволокой. И хотя тридцать лет назад солдаты оттуда ушли, а горе был присвоен статус реликтового заповедника, с тех пор ничего здесь не изменилось, всё осталось в первозданном виде. Только ещё больше пришло в негодность. И может быть, это даже и к лучшему.

Ведь из окультуренного Брокена исчез истинный дух ведьм. Всё стало карнавалом и маскарадом, шоу ряженых ведьм и чертей. Всё стало большим представлением, на котором ежегодно зарабатываются огромные деньги. У нас же до сих пор тишь да гладь, всё пребывает в забвении. Но в этом и есть свой плюс: ведь ведьмы у нас до сих пор настоящие.

Две похожие друг на друга девушки в одинаковых нарядах подходят к милиционерам, держась за руку.

– Это у меня двоится в глазах или вас, действительно, двое? – игриво спрашивает младший.

– Когда у вас будет двоится в глазах, нас будет четверо, – язвит Жива.

– А куда это вы, девушки, собрались? – сдерживая улыбку, спрашивает старший.

– На шабаш, – смеётся Майя.

– Что-то грустно стало на душе, – добавляет Жива, – захотелось слетать на Лысую.

– А почему не на мётлах? – поддерживает игру младший.

– Мётлы сломались – приходится пешочком, – с улыбкой объясняет Жива.

– Ну тогда поворачивайте назад, мы пропускаем только с мётлами.

– А без них что, нельзя? – спрашивает Майя.

– Нельзя, – сбрасывает старший улыбку с лица, – нечего вам там сегодня делать.

– Мы только прогуляемся, – канючит Майя.

– Погуляйте где-нибудь в другом месте.

– Я не поняла, – возмущается Жива, – с каких это пор ведьм перестали пускать на Лысую?

– Чего-то вы совсем на них не похожи, – усмехается младший сержант.

Жива тут же надвигает копну волос себе на правый глаз.

– А так?

– Так вроде похоже, – начинает сомневаться младший. – Но всё равно, красавицы, вам там делать нечего. Сегодня вход на гору запрещён.

– Но вы же пропустили вон того? – говорит Жива.

– Тому можно, а вам туда нельзя.

– Ну почему? – недоумевает Майя.

– Там сегодня сборище всяких маньяков, – объясняет младший.

– Так чего ж вы здесь стоите? – сердится Жива. – Идите и ловите их.

– Для этого есть «Беркут», – объясняет старший. – А мы стоим здесь, чтобы не пропускать на территорию потенциальных жертв.

– И вообще, сюда вам лучше не соваться, – добавляет младший. – Здесь девушки всё время пропадают, причём бесследно.

– Так что идите отсюда подобру-поздорову, – заключает старший.

Двоюродные сёстры отходят в сторонку и перешёптываются.

– Чего-то мне тут не нравится, – поёживается Майя.

– Ладно, пошли отсюда, – решает Жива.

– Идём, – соглашается Майя, – а то мне как-то здесь не по себе.

– Из-за маньяков? Не бойся, – успокаивает кузину Жива. – Чего боишься, то и получишь. Страх имеет свойство материализоваться. Маньяки обычно ходят по одиночке, а нас двое. Как-нибудь прорвёмся.

– Неужели ты их не боишься?

– Это они меня должны бояться. Помнишь, я рассказывала тебе, что стало с теми придурками в прошлом году?

– Ещё бы!

Засмеявшись, кузины берутся за руки, и уходят вниз той же дорогой, которой и пришли.

##Внезапное ускорение, сдвиг###, – и в это время кто-то докладывает по рации старшему сержанту:

– Тут ещё одно… Из Павловки сегодня псих сбежал… Харитон Хозарский… 33 года … отличительная примета – чёрная борода и длинные волосы, стянутые сзади на резинку… воображает из себя Великого инквизитора… по оперативным данным…якобы собирался к вам сегодня на Лысую.

Хозарский Харитон Христофорович, бывший церковнослужитель, имея чин псаломщика, был исключён из духовного ведомства за то, что в душевном помрачении дерзнул совершить богослужение вне церкви, но в церковном облачении. Более того, самолично причислил себя к священным инквизиторам, коих православие никогда не признавало.

Великий инквизитор был задержан на Михайловской площади за то, что прилюдно сжигал на костре многочисленные детские книжки о драконах и ящерах, полное собрание сочинений об очкастом мальчике-маге, а также знаменитую сумеречную сагу о волке-оборотне и вампире-вегетарианце.

– За что? – кричал он представителям закона в то время, когда те, заламывая ему руки, усаживали его в милицейский бобик. – Это же всё еретическая литература! Не меня надо хватать, а тех, кто это издаёт! Мы – священная инквизиция, поэтому как боролись с ересью, так и будем с ней бороться! Люди! Не читайте книг и газет! Не смотрите телевизор! Все они в руках сатаны! Именно оттуда смотрит на вас всевидящее око антихриста!

##Внезапная перемотка назад, сдвиг###, – и… милицейское видео показывает при просмотре, как он, разрывая надвое глянцевые обложки и подкидывая в огонь очередные страницы, взывал к собравшимся вокруг него прохожим:

– Это вам не наивные детские книжечки, это самое настоящее чернокнижие! Через них в души ваших детей вливаются идеи зла и сатанизма! Да сгорят они в адском пламени! Эти книжечки учат тому, что якобы благодаря колдовству и прочим «волшебствам» можно достичь каких-то благих целей. Но это не так. Это обман и лукавая подмена: за красивой глянцевой обложкой скрывается духовная отрава. А чему могут научить вот эти книги… о вампирах и оборотнях? Или эти …о драконах и ящерах? Только одному! Человечество готовят к приходу антихриста! Этого нельзя допускать! Видите, как хорошо они горят? И это только начало!

Но после того, как наутро милиция доставила Хозарского в Павловскую психбольницу для прохождения психиатрической экспертизы, он сбежал оттуда прямиком на Лысую.

8. Семь смертных добродетелей

Самый опасный тектонический разлом пролегает вдоль Днепра по его высокому правому берегу и захватывает все остальные двенадцать лысых гор Киева, начиная с Китаево и заканчивая Юрковицей.

Вот почему все эти возвышенности, такие живописные, откуда открываются прекрасные дали, которые, казалось бы, самой природой созданы для поселения, никогда ранее не заселялись.

Линия разлома представляет собой волну с резкими перепадами от минимума к максимуму. И зачастую провалы с отрицательной энергией соседствуют с благоприятными местами, где наблюдается положительная энергетика.

Геопатогенная зона проходит по краю Центрального ботанического сада и тянется далее по холмам, при этом языческая статуя Родины-матери соседствует с Киево-печерской лаврой, Верховная рада с памятником Владимиру, а новопоставленный чур Перуну с развалинами Десятинной церкви.

Благие места давно облюбованы монахами, обители которых в большинстве своём построены на месте языческих капищ. При этом подмечено: как только в святых местах начинается повышенная активность, то вскоре такая же активность проявится и в провале.

– Где же твой барыга? – спрашивает О`Димон, откровенно заскучав.

Димон-А неуверенно отвечает:

– Мы договорились на двенадцать.

– А сейчас сколько?

Димон-А смотрит на часы.

– Без пяти.

Внимание О`Димона привлекает странный рисунок на подпорной стене – намалёванный белой краской полукруг с лучами, изображающий по всей видимости восходящее или заходящее солнце. Внутри полукруга нарисован глаз с вертикальным зраком, ниже написана римская цифра VII, а ещё ниже – «Иди и смотри».

– Ни черта себе, – недоумевает он.

– Чем-то похоже на Всевидящий глаз, – присматривается Димон-А.

– Я бы не сказал. Во-первых, где ты тут видишь треугольник? А во-вторых, зрачок. Это не глаз человека.

– А чей глаз?

– Или змеи или кошки. Короче, какого-то зверя.

– А причём тут зверь?

– А чёрт его знает? – пожимает плечами Димон-А и усмехается, – наверно, для того, чтобы ты знал: он здесь, и он наблюдает за тобой.

– «Иди и смотри», – читает надпись О`Димон. – И куда ж нам смотреть? На солнце, что ли?

– Какая разница куда? Тут главное, смотреть в оба.

– Что же тогда означает семёрка?

– Ну, принимая во внимание то, куда мы с тобой идём… скорей всего, это семь смертных грехов.

– Это какие же?

– Гордыня, м-м-м, жадность, зависть, гнев…э-э-э…Чревоугодие, похоть и уныние.

– Ну, тогда тебя бесы точно туда заберут.

– За что ещё?

– За то, что жрёшь много. За твоё чревоугодие.

– А-а, это точно, – с довольным видом поглаживает свой пивной животик Димон-А. – Но особо не радуйся по этому поводу. Поскольку ты тоже там окажешься.

– За что ещё?

– За своё уныние.

О’Димон печально вздыхает.

– Да, ладно, не парься, брат, – с широкой ухмылкой обнадёживает его##### Димон-А, – в наше время все смертные грехи уже стали добродетелями.

– А что же стало с самими добродетелями?

– Делать добро сейчас считается грехом.

– Да ладно. А как же тогда вера, надежда, любовь?

– Верить никому сейчас нельзя. Надеяться больше не на что. А любовь давно уже заменили порнухой.

– Ещё что?

– Были ещё такие понятия, как щедрость…

– Ну ты даёшь! – смеётся О’Димон.

– Умеренность, – перечисляет Димон-А.

– Ага-ага, умеренное употребление спиртных напитков, – О’Димона пробивает на ржач.

– И ещё целомудрие.

– Ты чё вообще? Ха. Какое целомудрие? Ты где слова такие выискал? Ой, не могу! Целомудрие. Это что, была такая добродетель? Чё за бред вообще? Это всю жизнь девственником, что ли, надо быть?

– А что тут такого? Я, например, до сих пор ещё… – недоговаривает Димон-А.

– Ты? До сих пор? – удивляется О’Димон и хохочет, – как это?

– А вот так, – показывает Димон-А движение кулаком.

О’Димон заливается непрерывным хохотом.

– Чего ты ржёшь? – возмущается Димон-А.

– Самое смешное…ой, не могу… что я…прикинь… тоже…

8. Херувим и аспид

Лысая гора – самое мистическое место в Киеве. Паранормальная активность здесь превышает все допустимые уровни. Время здесь не идёт, а бежит или стоит на месте. Здесь – иная реальность.

На первый взгляд, это обычный заброшенный парк. Но что-то в его атмосфере сквозит такое, что заставляет сердце сжиматься в тревожном ожидании. Видимо, в прошлом здесь случилось что-то ужасное, и сейчас эта жуть так и витает в воздухе.

Когда вы гуляете по Горе, то отчётливо можете почувствовать там чьё-то незримое присутствие. Кто-то неотступно следует за вами, кто-то неотрывно следит за каждым вашим движением.

То ли это морок, то ли страж горы, то ли сонмы духов казнённых и погребённых здесь преступников, не говоря уже о колдунах, ведьмах и прочих тёмных личностях в балахонах с капюшонами, которые встречаются на Лысой чуть ли не на каждом шагу.

А иногда, вернее, два раза в году, в ноябрьский и в майский канун здесь появляются ИНЫЕ.

Вот почему простой народ обходит это место десятой дорогой. Ну, какой же нормальный человек в ясном уме и в доброй памяти потащится на Лысую Гору, овеянную такой дурной славой?

Да, здесь, реально, бывает порой страшно.

Но в действительности, жизнь за пределами Лысой Горы сейчас гораздо страшнее. Люди даже не подозревают, что только здесь и можно уберечься от тех опасностей, которые подстерегают их в городе. И на самом деле, это единственное место на земле, где ещё можно спастись.

Нахохотавшись, О’Димон вновь приходит в уныние:

– Ну и где его черти носят? Который час, брат?

Димон-А, не глядя на часы, отвечает:

– Самый полдень.

– Чёрт знает что! Прошло пять минут, а такое впечатление, что мы здесь уже целый час.

О’Димон озирается, но вокруг никого: ни выше по дороге, ни ниже. Вдруг на щёку ему падает сверху что-то липкое. Сморщив нос, он брезгливо вытирается и запрокидывает голову вверх: прямо над ним на высокой ветке чёрного, до сих пор ещё не покрытого зеленью дуба вниз головой висит что-то похожее на летучую мышь.

– Срань господня! – вырывается у Димона-А, также поднявшего глаза кверху.

Взмахнув перепончатыми крыльями, летучая мышь в тот же миг слетает с ветки. Напоминая издали маленького птеродактиля, она камнем падает вниз. Приближаясь к земле, летящий ящер с каждой секундой вырастает в размерах и неожиданно превращается в иное, очень похожее на херувима, существо с четырьмя крыльями.

Приземлившись, херувим тут же складывает первую пару крыл перед собой, вторую пару – за спиной и в результате оказывается полностью прикрытым ими, словно чёрным кожаным плащом. При этом ужасное лицо ящера у него мгновенно меняется на симпатичное лицо молодого человека с чёрными кудрявыми волосами.

Выпростав из-под кожаной накидки руку, кудрявый красавчик по-свойски протягивает её Димонам и представляется:

– Михаил.

– Дима, – протягивает ему руку Димон-А.

Пожимая руку и удерживая её дольше обычного, Михаил незаметно надавливает подушечкой своего большого пальца на третий сустав его указательного пальца.

– Дима, – протягивает ему руку О’Димон.

Михаил пожимает её таким же образом.

– Очень приятно, – улыбается он им.

Димоны также улыбаются ему в ответ, не зная, что сказать. Они прекрасно понимают, что означает это рукопожатие. Тайный знак сообщает им, что это свой человек, и ему можно доверять, несмотря на то, что он прикрыт чёрным плащом из четырёх крыл.

Предполагая всё же, что крылья эти им привиделись и, что, скорей всего, это обман зрения в результате воскурения травы, они как бы невзначай пытаются заглянуть кудрявому красавчику за плечи. Может быть, там они видны?

Поняв их намерение, Михаил улыбается ещё шире и решает спуститься до их уровня.

– Ну, вообще-то…м-м-м… можете называть меня Микки.

Его обескураживающая улыбка снимает оставшуюся неловкость. Димонам кажется, что они уже знают его целую вечность.

– А у вас какой уровень, Микки… тридцать третий? – интересуется у него О’Димон.

– Бери выше.

– Шестьдесят шестой?

– Ещё выше.

– Неужели сто тридцать второй? – удивляется Димон-А, поднявшись недавно вместе с приятелем лишь на первую ступеньку тайной и могущественной пирамиды.

Микки лишь усмехается в ответ.

– Что, ещё выше? – недоумевает Димон-А.

Микки кивает ему и, не желая дальше развивать эту тему, перескакивает на другую:

– Вы, видимо, ждёте Дэна?

– Да, – кивает Димон-А.

– Дэн! – зовёт кого-то Микки и поворачивается к дубу лицом, а к ним спиной.

К удивлению Димонов за спиной херувима не видно крыльев. Чёрный кожаный плащ с длинным разрезом сзади и с двумя разрезами по бокам плотно облегает его плечи.

Микки нетерпеливо топает ногой. То, что курильщики травы видят затем, приводит их в ещё большее изумление. Из-под корней дуба выползает чёрная, землистая, похожая на аспида, змея. Она такая огромная, что втрое шире питона и такая длинная, что шесть раз обвивает метровое в диаметре дерево.

Поднявшись таким образом над землёй, аспид лукаво выглядывает из-за ствола. Изогнувши туловище своё в форме двойки, точно так, как на картине Васнецова «Страшный суд», пугающей всех прихожан во Владимирском соборе, голова змея раздувается вдруг до размеров человеческой головы.

Щелевидные зрачки его при этом сплющиваются от напряжения. Не раскрывая рта, он выстреливает далеко вперёд длинный, раздвоенный на конце язык и хитро поводит головой, как бы показывая этим, что одурачить публику ему, раз плюнуть.

– Данил! – как бы с укоризной пеняет ему Микки и вновь топает ногой.

Вильнув кончиком хвоста, аспид тут же исчезает за деревом, но через секунду появляется вновь, правда, уже в ином виде, сменив свое змеиное туловище на человеческий торс, причём почему-то с женской грудью. Но, видимо, что-то у него там не сработало, поскольку голова его остаётся прежней – змеиной.

Вид человека со змеиной головой на плечах и с женской грудью приводит Димонов в такое недоумение, что те в ужасе подаются назад.

– Даниэла! – вновь недовольно укоряет его Микки.

Но тот словно не слышит его.

– Вот глухой! Ну, сколько можно топать! – недовольно орёт на него Микки и в третий раз топает ногой.

Заметив оплошность, голова аспида прямо на глазах у Димонов превращается в человеческую голову, а женская грудь прикрывается пиджаком из змеиной кожи. Сама же голова становится похожей на голову, хорошо известной Димону-А и принадлежащей знакомому барыге – темнокожему Дэну.

Правда, сейчас его лицо вместо темно-коричневого имеет почему-то черновато-зелёный оттенок. Глаза же закрыты плотно прилегающими к лицу чёрными непроницаемыми очками.

– Дэн? – удивляется ему Димон-А.

– Дэн, Дэн, – кивает ему барыга с бритой налысо головой, огромными пухлыми губами и уродливо длинной шеей. Кроме стильного пиджака из змеиной кожи на нём надеты тёмно-зелёные кожаные штаны.

На груди Дэна поблескивает толстая, в палец толщиной, золотая цепь, на которой покачивается золотая подвеска в виде треугольника, обращённого острым углом вверх. В сам треугольник вписаны две буквы S.

Приветливо улыбнувшись, он подходит к Димону-А, как к старому знакомому. Приставив ногу к его ноге и прикоснувшись коленом к его колену, Дэн прижимается грудью к его груди и, похлопав рукой по его спине, шепчет ему в ухо:

– Серпенты принёс?

– Принёс, – отвечает Димон-А и достаёт свёрнутую в трубку и стянутую резинкой толстую пачку зелёных купюр.

Сняв резинку, Дэн разворачивает веером целую кипу однодолларовых банкнот. Мигом их пересчитав, он на всякий случай одну из них выхватывает и просматривает на свет.

##Внезапная вспышка света### пронизывает купюру и в ней проступает водяной знак в виде змеи, изогнутой, как буква S, и перечёркнутой двумя параллельными линиями.

Вновь стянув резинкой пачку, Дэн прячет её в левый карман пиджака, надетого на голое тело, а затем вынимает что-то из правого кармана и раскрывает кулак: на светло-зелёной ладони лежат два сморщенных тёмных шарика.

– А это что?

– Кактусы.

– Какие ещё кактусы?

– Такие себе маленькие, лишённые колючек мексиканские кактусы. Но если их пожевать, мало не покажется.

Димон-А с недоумением смотрит на Дэна.

– Я же заказывал другое.

– Это оно и есть. Только в натуральном виде.

Даже разговаривая, голова у Дэна остаётся неподвижной, а чёрные очки лишь подчёркивают, что он смотрит на всех застывшим немигающим взглядом.

– Я такое уже раз хавал, – вспоминает О’Димон.

Димон-А забирает тёмные шарики в свою руку.

– Их, между прочим, сейчас днём с огнём не найдёшь, – говорит Дэн. – Их запрещено выращивать даже в Мексике.

– Почему?

– Потому что они дают просветление.

– Что, правда?

Димон-А раскрывает ладонь и по-новому смотрит на кактусы.

– Если хотите знать, – разъясняет Микки, – только благодаря им майя и узнали, что ждёт нас всех в 2012 году.

– Да, ладно.

– Эти кактусы так пробуждают сознание… что в какой-то момент вас озаряет. И вы начинаете видеть та-кое, – заводит Микки глаза кверху.

– Что именно?

– То, что скрыто от всех. То, что никто не видит… ну, за исключением шаманов, колдунов, ведьм и прочих ясновидящих….

– Во, клёво!

– Только предупреждаю тебя сразу, брат, – добавляет Дэн, – трип будет сёрьёзным.

– Ну, мне не в первой, – усмехается Димон-А.

– Более того, очень опасным.

– Я обожаю опасные психоделические путешествия.

– На этот раз ты увидишь апокалипсис, – убеждает его Дэн.

– Апокалипсис? – пугается вдруг Димон-А.

– Не пугайся, брат, – улыбается Микки. – На самом деле, апокалипсис в переводе с греческого означает разоблачение, снятие покрова, раскрытие тайны.

– То есть, это не смертельно? – Димон-А поворачивается к О’Димону. – И ты его уже видел?

– Ага, – кивает О’Димон, – только я вряд ли бы вернулся оттуда, если бы не следовал указаниям своего мастера.

Рубанув в воздухе ладонью, Дэн словно подтверждает это.

– Короче, запомните одну вещь. Как только вы их примете внутрь, вы станете видеть. Но не бойтесь того, что вы увидите! Если испугаетесь – вы пропали. Зарубите себе на носу – эти видения не приходят извне. Они находятся внутри вас. Не трогайте их, и они не тронут вас. И ещё одно. Что бы они вам не предложили, от всего отказывайтесь. Ясно?

– Ясно.

– Ладно, Дэн, погнали, – торопит его Микки.

Человек-ящер и человек-змей торопливо покидают их и уходят вверх по склону. С вершины горы аспид прощально машет им рукой и исчезает вслед за херувимом.

Димон-A неожиданно прячет кактусы, зажимая их в кулак.

– Ты чего? – удивляется O`Димон.

– Да вон, – кивает Димон-А, – пусть эти тёлки пройдут.

Они ждут, пока мимо них не пройдут две похожие друг на друга светловолосые девушки в традиционных украинских нарядах.

9. Женщина в красном сарафане

Откуда-то издалека доносится надрывный тревожный крик, словно кто-то зовёт кого-то.

– Зоя! Зоя! – душераздирающе зовёт кто-то со склона горы.

Майя и Жива, проходя мимо стоящих на обочине двух Димонов, оглядываются.

По склону горы спускается молодая женщина лет тридцати пяти, одетая в красный сарафан до колен и в белую вышиванку. По плечам её распущены длинные русые волосы. В руке у неё ветка цветущей бузины.

– Зоя! Ты где? Отзовись! – кричит она.

– Это же Навка, – узнав её, шепчет двоюродной сестре Жива.

– А кто такая Навка? – негромко спрашивает Майя.

Не успев ответить ей, Жива громко кричит молодой женщине:

– Навка! Что случилось?

Женщина в красном сарафане спускается им навстречу.

Димон-А, забыв о кактусах, не может отвести от неё взгляда. Подойдя к девушкам, Навка заговаривает с ними, о чём-то их спрашивает, те пожимают плечами. Затем в левой руке женщины появляется мобильный телефон.

Набрав номер, она торопливо говорит в трубку:

– Кожумяка, ты где? У меня беда! Зоя исчезла… Я не знаю, где она. Мне кажется, она исчезла неспроста. Я видела здесь иных! Мне кажется, они пришли за ней. Когда ты будешь?

O`Димон тем временем не находит себе места.

– Сколько можно трындеть? – гневно восклицает он.

– Не злись, – предупреждает его Димон-А. – Гнев – это же смертный грех. Так что, два – один.

O`Димон недовольно вздыхает.

– Ты же сказал, что это добродетель.

Наконец, Навка прощается с девушками и направляется к парням. У неё миловидное лицо, из-под красного сарафана выглядывают очаровательные коленки, а из выреза вышиванки выглядывает, вздымаясь при ходьбе, начало её обворожительной полной груди.

Димон-А не сводит с неё глаз. Но женщина в красном сарафане явно чем-то встревожена. Она смотрит на него и как будто не видит.

– Извините, вы тут девочку в белом платье не видели?

– Нет, – коротко отвечает О`Димон, опередив товарища.

– И куда она делась? – всплёскивает она руками.

– А где она потерялась? – участливо спрашивает Димон-А.

– Да вон там мы с ней наверху сидели – показывает Навка на гору, – возле той цветущей бузины. А потом оказалось, что за кустом этим прятались иные.

– Как это, иные? – не понимает О’Димон.

– Ну, такие: один – с крыльями за спиной, а другой – со змеиной головой.

Димоны недоумённо переглядываются между собой.

– Я прогнала их этой веткой, – продолжает Навка, а когда вернулась, Зои нигде уже не было.

– Не черта себе! – качает головой Димон-А.

– Так, значит, вы не видели её?

– Нет, девочка здесь не пробегала, – мотает головой О’Димон.

– А иные? – не отстаёт Навка.

– И эти тоже, – кивает Димон-А.

Навка замолкает и с подозрением смотрит ему в глаза.

– К сожалению, вы уже попались в их ловушку.

– В какую ещё ловушку? – недоумевает О’Димон. – Женщина, вы о чём?

– Я о тех двух маленьких, лишённых колючек мексиканских кактусах, которые, если пожевать, мало не покажется.

Слова длинноволосой женщины в красном сарафане приводят Димонов в такое замешательство, что те застывают на месте, словно поражённые молнией.

– Они и, правда, дадут вам возможность увидеть то, чего не видят другие, – добавляет Навка. – Но это последнее, что вы увидите.

О’Димон мгновенно бледнеет и начисто теряет дар речи. Вытаращив глаза от изумления и приоткрыв рот, он силится что-то сказать и не может. Димона-А, напротив, тут же бросает в жар. Уши его пунцовеют и горят огнём, как будто его только что застали на месте преступления или уличили в том, что он так тщательно скрывал.

Но, делая вид, что он тут совершенно ни при чём, Димон-А приходит другу на помощь.

– Нет… никого мы здесь не встречали, – мотает он головой.

– Ясно.

Женщина в красном сарафане оставляет их и идёт дальше в гору по асфальтовой дороге.

Хлопая глазами, О’Димон смотрит на удаляющуюся фигуру. К нему неожиданно возвращается дар речи.

– Как это она догадалась?

– А бес его знает, – пожимает плечами Димон-А, глядя в спину уходящей женщины.

Больше не таясь, он разжимает кулак и вновь показывает приятелю два засушенных кактуса на ладони.

– Ну что, сейчас заточим или потом?

– А там, возле вышек, менты, случайно, не стоят? – спрашивает О’Димон.

– Обычно не стоят, но сегодня особый день. Сегодня вполне могут стоять.

– Тогда давай сейчас, пока нас не обшманали.

О’Димон протягивает руку за одним из кактусов.

Ушедшая недалеко вперёд женщина в красном сарафане неожиданно останавливается и поворачивается к ним.

– Даже и не думайте! – кричит она издали.

– А мы и не думаем, – стебётся О’Димон.

– В таком случае очень скоро вы увидите её.

– Кого? – любопытствует Димон-А.

– Свою нежить.

– Какую ещё нежить?

Навка усмехается.

– Вы будете очень удивлены, увидев её.

– Где же она? – деланно удивляется О’Димон. – Почему я её не вижу?

– Потому что она сидит в тебе.

– Во мне? – недоумённо перепрашивает О’Димон.

– Эта тварь уже давно сидит в тебе. Впрочем, и в твоём друге тоже.

– Да что вы говорите! – усмехается Димон-А.

– Более того, очень скоро вы увидите ещё и змею.

– Какую ещё змею?

– Такую, – отвечает Навка и, соединив пальцы рук, показывает им замкнутый круг.

– Уробороса? – спрашивает О’Димон.

– Нет, Амфисбену.

– Чёрт подери, сколько же всего интересного мы сейчас увидим! – загорается Димон-А.

Поняв, что переубедить парней ей не удастся, Навка вздыхает и идёт дальше вверх по дороге.

– Ну, погнали! – Димон-А смело, не таясь, отправляет свой кактус в рот. Второй кактус исчезает во рту О’Димона. Оба молча и усиленно начинают жевать.

– Фу, какая гадость, – морщится Димон-А.

– А по мне так вроде ничего, – не соглашается с ним О’Димон.

– А может, у неё просто крыша поехала? – предполагает Димон-А, – паранойя там или какой-нибудь синдром?

– Я бы не сказал. В чём-то она права. В тот раз я, действительно, чувствовал в себе змею.

– Какую ещё змею?

– Ту самую, которая, свернувшись спиралью, спит в крестцовой кости у каждого человека, – со знанием дела отвечает О’Димон.

– Кундалини, что ли?

– Ага.

– Да ладно, как ты мог её почувствовать?

– Обыкновенно. Когда она выходила из меня.

– Выходила? Из тебя? Откуда же она выходила? Из задницы?

– Из родничка. Из того места на темечке, которое зарастает у младенцев в первый год жизни.

Сверху до них вновь доносятся призывные, душераздирающие крики Навки:

– Зоя! Зоя! Где ты?

10. Как бы вы сами здесь не пропали!

Женщина в красном сарафане и в белой вышиванке подходит к двум милиционерам.

– Извините, вы тут девушку, случайно, не видели?

– А в чём дело? – спрашивает старший сержант.

– Дочка у меня пропала, – хлюпает она носом. – Всё обыскала тут, куда делась, ума не приложу.

– Да успокойтесь вы, мамаша, – морщится младший, – не нойте, и без вас голова тут болит.

– Она, как сквозь землю, провалилась!

– Приметы? – спрашивает старший.

– В белом платье… коса до пояса, – перечисляет она.

– Нет, в таком виде мы никого не видели, – качает головой младший. – Тут в основном все в чёрном ходят.

– Ребятки, милые, помогите, – вновь наворачиваются слёзы у неё на лице.

– Чем же мы можем помочь? Мы здесь на посту.

– Кто же мне поможет тогда, если не милиция?

По дороге мимо них проходит стадо коз. Без пастуха.

– Вот так всегда, – недовольно бурчит младший, – чуть что – сразу милиция. Раньше надо было думать, мамаша, да следить за своей дочкой, а не брать её с собой сюда на Лысую. Сколько лет ей?

– Пятнадцать. Зовут Зоя.

– Да она почти взрослая уже. Может, гуляет сейчас где-то с парнями, а вы нам тут голову морочите.

– Или дома сидит уже давно, – подсказывает старший. – Вот если её двое суток не будет дома, тогда можете смело писать заявление.

– Понятно, – всхлипывает Навка.

– И вообще, куда вы смотрели? Как будто не знаете, что здесь всё время люди пропадают.

– Смотрите, как бы вы сами здесь не пропали! – в сердцах произносит Навка и отправляется дальше в путь.

– Куда это вы?

– Дочку искать. Обойдусь как-нибудь и без вашей помощи.

– Поосторожнее там, – советует старший. – Сегодня на Лысой полно всяких маньяков.

– Я знаю, – отвечает Навка и идёт дальше.

Младший сержант чешет себе репу:

– И какого, спрашивается, чёрта она с дочкой сюда попёрлась? Да ещё так вырядилась? Тут не то, что маньяк, здесь любого мужика после бутылки водяры на подвиги потянет.

– Да, тут на горе у всех крышу сносит, – кивает старший. – Вон два дня назад заявление поступило… молодая женщина 25 лет, с длинными волосами, правда, то была брюнетка, изнасиловала тут на Лысой двух мужиков.

– Ни черта себе. Как это?

– Я вот тоже себе этого представить не могу, как? Но самое интересное другое. Заявители, как выяснилось, сами в прошлом отсидели, как насильники.

11. Что вообще… происходит?

– Чего-то кактус этот не цепляет совсем, – жалуется Димон-А.

– Не жди ничего, всё придёт само, – уверенно отвечает О’Димон. – Тема уже на подходе. Обещаю, скоро начнутся мультики.

– Чего-то меня уже на измену потянуло. На крайняк, я с собой ещё кой-чего прихватил, – хвалится Димон-А, – чтоб не так стрёмно было. Только лавандос – пополам. Харэ?

– Ты же знаешь, за мной не пропадёт. А что у тебя? – любопытствует О’Димон.

– Круглые.

Димон-А достаёт из кармана белый аптечный цилиндрический футлярчик для таблеток.

– Амфетамины? – читает О’Димон на этикетке.

– Нет, это только футлярчик от них. Там – кое-что другое.

Димон-А высыпает на ладонь две разноцветные таблетки и прячет футлярчик назад в карман.

– Экстази?

– Ага, – кивает Димон-А.

– Ты что, прикалываешься? К чему нам здесь экстази? – возмущается О`Димон и отдёргивает руку. – Ты что забыл, как оно действует? Нас же сразу потянет всем в любви признаваться.

– Не бойся, О`Димон. Я к тебе приставать не буду. Как видишь, здесь ожидаются классные тёлки. Сегодня сюда ведьмы на тусу собираются. Голяком вокруг костра танцевать будут.

– Тогда другое дело.

О`Димон на всякий случай тянется за одной из таблеток на его ладони, но Димон-А зажимает обе в кулак.

– Э, нет. Чуть позднее. Всё сразу будет чересчур. Если мы сейчас вдогонку захаваем эту байду, назад уже точно, не вернёмся.

– Как скажешь.

Димон-А прячет таблетки под бандану возле уха.

– Здесь они вряд ли найдут.

– А если всё же начнут обыскивать?

– А разве мы похожи на наркоманов?

– Вроде нет.

– Вот и я так думаю. Главное, не показывать вида. Идём.

– Чё-то не прёт пока, – жалуется Димон-А.

– Сейчас попрёт, – обещает ему О’Димон.

– Может, Дэн мне не те кактусы подсунул?

– Те. В тот раз я тоже чего-то долго ждал прихода, а потом меня так шибануло! Я думал, всё, мне капец.

Димон-А вдруг дёргается и оглядывается назад. Его тело, как вспышка, внезапно пронизывает холод, который затем обжигает. В низу копчика он чувствует сильное жжение, как будто кто-то, словно издеваясь, подносит к его заднице пламя зажигалки. Он хватается рукой за копчик, но никакой зажигалки сзади нет.

– Чтобы ты ни увидел, ни во что не вмешивайся, – продолжает О’Димон. – Твоя задача – лишь внимать, смотреть и ничего не делать. Как только ты включишься в эту игру, ты пропал.

Но Димон-А уже не слышит этих слов. Он ощущает сильное давление на голову, звон в ушах, покалывание в руках и в ногах. На него наваливается страшная тяжесть. Он чувствует внутри себя перевёрнутую вниз горящую восковую свечу. Свеча плавится, истекая воском по его ногам. К горлу подступает тошнота. Его охватывает озноб и всевозрастающая дрожь.

Он понимает, что в нём пробуждается змея, что она уже подняла голову. Он знает, что фитиль запален и ракета готова к пуску…

##Внезапное ускорение, сдвиг###, – и где же тело? Тело исчезло. Рук нет, ног нет. А перед глазами какое-то ярчайшее безумие. Все скачет на дикой скорости, поэтому глаза хочется закрыть. Димон-А закрывает глаза и чувствует внутри себя какое-то движение. Какая-то юркая змейка, стремительно извиваясь вокруг позвоночника, возносится от копчика к темечку.

– Что это? – хочет он сказать и не может, потому что во рту отсутствуют язык, зубы и нёбо – а через раскрытое темечко видна чёрная дыра в открытый космос.

Ему хочется глотнуть – ага, щас! Все проваливается куда-то в тартарары. Глаза самопроизвольно открываются-закрываются, руки-ноги дрожат.

– Что вообще… происходит? – шевелит он губами и неожиданно всхлипывает.

Оказывается, у него почему – то текут слезы и сопли. Он смотрит на О’Димона и видит, что у того точно так же, как у пойманной рыбы, открывается и закрывается рот, и он так же то и дело хлопает глазами, дергается, хихикает и гримасничает.

Как только невидимая кундалини выходит из Димона-А, его накрывает по полной. Он как бы видит себя со стороны: как стекает на асфальт его тело, как он крутит головой из стороны в сторону, силясь осмыслить происходящее. Но сейчас это для него слишком сложно. Он явно не готов к такому исходу. Судорожно подергивая губами, пытаясь сглотнуть воображаемую слюну, он держится руками за землю, и взгляд у него испуганный, как у ребенка. Он, кажется, готов заплакать.

– Я уже умер? – спрашивает Димон-А, приходя в себя.

– Нет, – отвечает О’Димон.

– Я, точно, не умру?

– Это такая волна… она сейчас пройдет.

Но волна не проходит. Более того, ко всему ещё присоединяются слуховые галлюцинации. На шелест листьев накладывается вдруг чей-то шёпот. За перешептываньем следуют резкие щелчки и тонкое посвистывание. Затем слышатся гнетущие и скрежещущие звуки. Где-то вдалеке ритмично и глухо бьёт барабан. Сверху на Димонов льётся жалобное звучание кларнета, слева сыплется отвратительное лязганье цимбал, а справа несутся душераздирающие крики и стоны.

Димон-А зажимает уши ладонями, но какофония не только не исчезает, но становится ещё громче. Он ничего не понимает и хлопает глазами. Неожиданно весь этот аудио-террор резко обрывается.

12. Кто такие иные?

Майя и Жива возвращаются тем же путём, что и пришли – по Ведьминому языку. Жива нисколько не расстроена тем, что менты не пустили их на Гору. Ведь она знает наверх такие тропки, которые вообще никому неведомы.

– Слушай, а кто такие иные? – спрашивает Майя.

– Ну, это такие… иноземляне.

Майя улыбается.

– Хочешь сказать… инопланетяне?

Жива кивает.

– Ну да, пришельцы. Вернее, потомки пришельцев с планеты Нибиру, которые прибыли сюда много тысяч лет назад. Их ещё называют… анунаки. Хотя они и выглядят сейчас, как люди, ничем от нас почти не отличаются, но на самом деле это – нелюди. При этом себя они считают сверхлюдьми.

– А разве так бывает?

– На Девичьей всё, что хочешь, бывает.

– А если они нам встретятся? Ты их когда-нибудь видела?

– Я пока ещё нет, а вот Навка говорит, что видела. Она ведь ясновидящая.

– Что, правда?

– Да. Но ей ещё очень далеко до своей матери Веды, которая может видеть невидимое – потусторонний, бестелесный мир. И это несмотря на то, что она – слепая.

– Как же она видит потусторонний мир? – спрашивает Майя.

– Потому и видит, что ничего не видит в этом мире. Она ощущает всё как бы на другом уровне. Экстрасенсорно. Веда говорит, что иные и есть те самые черти из сказок.

– С рогами и копытами? – усмехается Майя.

– Ну, это раньше их все так представляли. А на самом деле, выглядят они совсем иначе. Нижняя половина у них – человечья, а вот верхняя… – Жива замолкает.

– Что? – нетерпеливо переспрашивает Майя.

– Верхняя, как у рептилий.

Майя смотрит на кузину с недоумением. Жива разъясняет ей:

– Анунаки ведь были рептилиями. Всякими там ящерами, драконами и змеями. Анунаки вступали с земными женщинами в связь, и те поначалу рожали всяких уродов – наполовину людей, наполовину змей. Но затем эти люди-змеи постепенно ассимилировались. И теперь их почти невозможно отличить от людей. И хотя тело у них бренное, душа у них осталась бессмертной – от пришельцев.

– Всё равно, не пойму я, как можно произойти от змей?

– Ну, если люди произошли от обезьян, то почему черти не могут произойти от рептилий?

– Ерунда всё это!

– Не ерунда. Вспомни хотя бы легенду о нашем киевском Змее Горыныче. Какую он дань ежедневно требовал у горожан?

– С каждого двора по красной девке.

– А зачем, спрашивается, ему нужны были девки? Вернее, девственницы? А затем, что он пользовался правом первой ночи, чтобы те приносили ему потомство. И вот теперь, благодаря тем девкам, это чёртово племя и не отличаются ничем внешне от нас.

– А если они нам встретятся? Как мы узнаем, что это черти?

Жива усмехается и объясняет:

– Для этого надо сложить вот так из пальцев треугольник. И приставить его к левому глазу. Тогда твой глаз станет всевидящим.

– Как Всевидящее око?

– Нет, как Сияющая дельта. Вернее, как солнце.

– Как солнце? – удивляется Майя.

– Ну, да. Ты не задумывалась, почему в треугольнике, от которого исходят лучи, всегда рисуют один глаз, а не два, как у людей?

– Нет.

– Потому что Всевидящее око – это и есть, на самом деле, солнце. Только оно и видит всё с небес. От него ничего не может скрыться.

– А ночью?

– А ночью его заменяет луна. Так вот, короче, когда твой глаз станет всевидящим, ты сразу поймёшь, кто перед тобой.

– Что, правда?

– Ну. Ящера выдаст ороговевшая кожа, змею – чешуя. А если у кого-то увидишь пламя, вылетающее изо рта, – это явно будет…

– Смеёшься, да? – улыбается Майя. – Я так люблю, когда ты что-то выдумываешь.

– Ничего я не выдумываю, – обижается Жива.

Они приближаются к бетонной подпорной стене.

– А если они тебе реально встретятся, что ты будешь делать? – усмехается Майя.

– Они ведьм не трогают. Мы единственные, кто видят их и знают, как с ними бороться.

– А как?

– Есть одно древнее заклинание, которое их останавливает.

Неожиданно Жива сама останавливается в недоумении, обнаружив, что на стенке каждая буква слова «ПЕКЛО» перечёркнута крест-накрест мелом, а рядом такими же гигантскими буквами дописано новое слово – ЧИСТИЛИЩЕ.

– Вот это уже ближе к истине, – замечает она.

Девушки оглядываются по сторонам, надеясь увидеть того, кто бы мог это сделать. В самом низу перед шлагбаумом стоит оранжевый мусоровоз. Два мусорщика неподалёку наполняют чёрный пластиковый мешок мусором, которым заполнена яма.

– Куда же мы теперь? – испытывающим взглядом смотрит на двоюродную сестру Майя и показывает пальчиком в разные стороны, – туда?… сюда?..

– Туда, – показывает вправо пальчиком Жива. – Пойдём вдоль речки.

– Как скажешь. И чего я всегда иду за тобой, как овца, всегда с тобой соглашаюсь?

– Ещё бы ты со мной не соглашалась. Я ведь старше тебя.

– Всего на один день, – уточняет Майя.

– Как видишь, – ухмыляется Жива, – даже один день многое значит.

Она поправляет длинную чёлку, закрывающую половину её лица.

– А ты и, правда, похожа так на ведьму, – замечает Майя.

Взбив рукой волосы, онасебе также надвигает чёлку на правый глаз.

Жива хохочет:

– Теперь мы уж точно будем пугать всех, кто встретится нам по дороге.

13. Мультики начались

Навстречу Димонам по краю дороги спускается стадо коз – шесть белых козочек. Позади них вышагивает чёрный козёл.

– Чёрт, а чё тут козлы делают? – удивляется О’Димон.

– Где ты видишь козлов? – недоумевает Димон-А.

– А ты их не видишь?

– Это же козы, – разъясняет Димон-А. – Их местные здесь выпасают.

– Да не козы это, смотри, это – козлы, – дурашливо хихикает О`Димон.

– Какие-то странные они, эти козлы, – присматривается товарищ, замечая, что у тех рядом с выменем присутствует ещё и член. – Ну их, к чёрту! Это какие-то гермафродиты.

Он начинает дико ржать, привлекая к себе внимание этих самых коза-козлов. Навострив уши, животные проходят мимо них, а через несколько метров останавливаются и зачем-то выстраиваются в ряд, загораживая всю дорогу. Димоны также не могут устоять на месте, им непременно хочется подвигаться, побегать и подурачиться.

– Это ещё что! – машет руками О`Димон, – вот скоро начнутся визуалы.

– Визуалы? Во класс! – восторгается Димон-А. – Тогда эти козлокозы превратятся в инкубов.

– В кого?

– В инкубов. Ну это такие гибриды…сверху, как люди, а снизу – копыта и хвост.

– Тогда этот чёрный козёл точно станет дьяволом, – махровым ржачем хохочет О`Димон.

Вдруг он осекается, замечая, что козлокозы, выстроившись в линию, неожиданно становятся на дыбы. Внешне они практически не изменились, – те же рога, копыта, хвост, но морды их, действительно, стали какими-то осмысленными. В них словно проявились человеческие черты, отчего они стали ещё более ужасными.

При этом самая ужасная морда оказывается у чёрного козла. Одним копытом он показывает на небо, другим – на землю. На волосатой груди его явно проглядывают женские груди.

Внезапная вспышка света у него между рогами, сдвиг, – и во лбу его загорается звезда. Чёрный козёл плавно опускает правое копыто и указывает им на Димонов. В ту же секунду гибриды начинают движение и идут прямо на них.

– Чё это? – пятясь назад, испуганно спрашивает Димон-А.

– Ясно чё, – со знанием дела отвечает О`Димон. – Мультики начались.

Мультики оказываются настолько реальными, что Димон-А замечает, что члены у сатиров почему-то раздвоенные.

– Ой, чё-то не то. Бежим!

Они бегут вверх по дороге, козлорогие, стуча копытами, бегут за ними. Наконец, впереди показывается полуразрушенный домик и два милиционера, стоящие перед шлагбаумом на повороте.

Менты видят бегущих по дороге парней, у которых на лице нарисовано, что те уже поймали тему.

– Чего это с ними? – удивляется младший сержант.

– Козлы! – с перекошенным ртом кричит О`Димон.

– Кто козлы? – не понимает старший сержант.

– Там козлы! – показывает Димон-А большим пальцем за спину.

– Нет там никаких козлов, – удивляется младший.

– Как это нет? – оглядывается назад Димон-А и видит стоящих рядом на задних копытах козлов.

Он бросается за помощью к милиционерам, и в ужасе видит, что у тех на плечах отсутствуют головы. То же самое замечает и О`Димон. Парни в панике кидаются в разные стороны.

– Куда? – хватают их за шкирку безголовые менты. – Вы чё, травы обкурились, торчки?

– А чё, сразу торчки? – возмущается О`Димон.

– Колись, траву курил? – сразу же начинает его допрашивать безголовый младший сержант.

– Колюсь, не курил.

– Значит, не куришь, а колешься? – злорадствует безголовый старший сержант и приказывает младшему, – ну-ка, обыщи его.

– Сними рюкзак! Живо! Руки на голову! – приказывает младший сержант Димону-А и обыскивает его. Не найдя ничего подозрительного в карманах, он вытряхивает содержимое рюкзака на землю. На землю выпадает фонарик, компас и двухлитровая бутылка кока-колы.

– А это что? Кокаин в разведённом виде? – стебётся старший сержант.

– Да какой ещё кокаин? – возмущается Димон-А.

Младший сержант щупает рюкзак и в боковом карманчике находит белый аптекарский футлярчик.

– А вот и статья! – радуется он.

Но рано радуется. Димон-А незаметно вытаскивает из-под банданы две таблетки и тут же их проглатывает.

– А вот и нет статьи!

– Ничё, – обещает им старший сержант, – был бы наркоман, а статья всегда найдётся. В кутузку их!

О’Димон живо складывает все пожитки в рюкзак, закидывает его себе на спину, после чего безголовые милиционеры ведут обоих наркоманов в кутузку, в небольшую пристройку к полуразрушенной гауптвахте.

– А как вы догадались? – спрашивает О’Димон.

– Что вы любите наркотики? – ухмыляется младший сержант.

– Нет, что наркотики любят нас, – отвечает Димон-А.

– По глазам, парень, только по глазам, – объясняет ему старший сержант и запирает дверь на задвижку.

Свет в зарешёченное окно падает на осколок разбитого зеркала. О’Димон поднимает его с земли.

– Ни черта себе!

Он видит в зеркале расширяющиеся зрачки. Поглощая радужку, они расширяются с каждой секундой, и вскоре полностью вытесняют её. Его глаза становятся двумя безднами. Он переводит взгляд на приятеля и видит, что у того на лице точно такие же чёрные бездны.

14. Лыбедь и русалки

Миновав шлагбаум, Майя и Жива сворачивают к насыпной, утрамбованной щебнем, дороге.

Откуда-то из-под земли едва слышно доносится шум воды. Подойдя ближе, они замечают огромный трёхстворчатый бетонный коллектор, из которого по средней створке и вытекает неспешно маленькая речка, больше похожая на широкий ручей.

Именно здесь, словно из-под земли, Лыбедь неожиданно вырывается на волю, и благодаря ей посреди этого урбанизированного пейзажа за гаражами возникает сельская идиллия – деревья моют ветви в журчащей воде, поют птички… Так хорошо, что стараешься не обращать внимания на старые автомобильные шины, торчащие из воды, и мусор, живописно повисший на ветвях деревьев. Зажатое между горой и дорогой позади гаражного кооператива, русло реки напоминает грязную, захламленную канаву.

Пластиковые кульки и тряпки висят чуть ли не в метре над водой. После сильных ливней вода здесь поднимается на метр и больше. Видимо, гаражи здесь не раз затапливало, поскольку левый берег Лыбеди укреплён насыпным грунтом и дорога теперь пролегает чуть ли не выше крыш гаражей.

Вековые вётлы растут у самой воды. Деревья достигают такой толщины, что и вдвоём не обхватишь руками. Очень много мёртвых деревьев – чёрных, покосившихся, с изломанными стволами. Здесь довольно тихо, если не считать удалённый гул автотрассы, но тишина эта какая-то странная, уединённая. Чувствуется какая-то заброшенность, потерянность в этом пейзаже.

Двоюродные сёстры проходят под высоковольтной вышкой линии электропередач. Неожиданно, шумно замахав крыльями, взлетают от реки две утки.

– А я знаю про Лыбедь легенду, – говорит Майя. – Она ведь жила именно на этой горе. И до самой смерти оставалась девственницей. Поэтому гору и назвали Девичь-горой.

– А почему… девственницей?

– Считала, видно, что никто не достоин её руки и сердца. И хотя к ней сватались десятки женихов, она всем отказывала.

– Слишком гордая была? – усмехается Жива.

– Скорее переборчивая. А когда постарела, то сама уже была никому не нужна. Сидела тут на горе, и с горя плакала, пока из слёз её не образовалась эта река.

– Да, поучительно.

Плавное течение реки на перекате убыстряется. Перед мостиком они замечают метровую в диаметре железную трубу, выходящую непосредственно из-под толщи горы и зарытую в землю на другом берегу. Что может вытекать из горы, непонятно?

– Хотя, на самом деле, гору эту назвали Девичьей совсем по другой причине.

– По какой?

– Из-за того, что здесь всё время пропадают девушки.

– А чего они здесь пропадают?

– Ну как? – уклончиво начинает Жива. – Говорят, много лет тому назад здесь объявился Чёрный Змий, который нападает только на девушек. Причём, выбирает он себе исключительно девственниц.

– А разве он до сих пор на них нападает?

Майя переступает рельсы, ведущие на мостик. Жива следует за ней.

– До сих пор.

– Что, серьёзно? – удивлённо спрашивает Майя, оглядываясь.

– Назад! – кричит Жива и хватает её за руку.

Прямо на них несётся скоростной поезд. Они едва успевают отскочить назад. Пара секунд мелькания вагонов – и вот он уже вдали!

– А ты этого Змия видела? – испуганно спрашивает Майя.

Непонятно, чего она больше напугалась.

– Нет. Его никто не видел. Даже Веда и Навка. За исключением, видимо, дочки Лысогора, которая нарисована на стене. Но она уже никому ничего не расскажет.

Идя по шпалам, они переходят мостик через Лыбедь. Затем они сходят на тропинку у подножия горы, а рельсы уносятся вдаль параллельно Столичному шоссе.

– Так, может, его здесь никогда и не было?

– Тогда откуда здесь на Девичьей и Змиев дуб, и Змиева нора? – спрашивает Жива, шагая впереди.

От трассы идёт такой шум, что уши закладывает, ничего не слышно.

– Не, – мотает головой Майя, – чего-то мне уже совсем не хочется туда идти.

Она останавливается и запрокидывает голову. Прямо перед ней возвышается легендарная Лысина – лишённый растительности крутой склон Девичь-горы. Деревья растут лишь у самого подножия, да ещё на самой вершине отчетливо просматриваются два деревца – две цветущих груши, растущих над обрывом.

Заметив, что сестра ушла далеко вперёд, Майя прибавляет шагу.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.