Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мент из Африки

ModernLib.Net / Детективы / Серегин Михаил / Мент из Африки - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Серегин Михаил
Жанр: Детективы

 

 


* * *

      Два часа, если задуматься, это огромный промежуток времени. Человеческое сердце успевает за это время сократиться восемь тысяч шестьсот сорок раз. Англичанин Дин Гулд за это время смог три тысячи четыреста семьдесят один раз продеть хлопковую нить в игольное ушко, а на обычном автомобиле за два часа можно проехать до шестисот с лишним километров. Наши курсанты, конечно, не занесены в Книгу рекордов Гиннесса, но тоже кое-что могут. Через десять минут после возвращения в комнату все вещи уже были собраны, уложены и запакованы.
      – Теперь нужно выяснить, зачем нас туда посылают. Предлагаю купить калошинскую газету и прочитать, что там творится.
      Предложение поддержали, и Федя отправился в киоск за газетой. Остальные прорабатывали другие версии.
      – А пусть близнецы позвонят домой и узнают, что там у них творится, – предложил Леха.
      – А за межгород кто будет платить? – поинтересовался Веня.
      – Вы бы сначала нас спросили. Мы, может, вообще не согласны звонить. – Братья переглянулись, и Антон высказал общее мнение: – Нарываться неохота.
      – Да ладно, вы же за тридевять земель оттуда. Да и предков порадуете. Нет, идея хорошая, если придумаем, где взять деньги на разговор. – Веня сунул руку в карман, вытащил оттуда единственную десятирублевую бумажку, оглядел ее и разочарованно вздохнул: – Извините, парни, мне еще Зосю мороженым кормить.
      – Половины тебе вполне хватит на мороженое, ну, если в вафельном стаканчике, – вцепился в бумажку Дирол.
      – Он ведь не может кормить мороженым только девушку, забыв про себя, – вступились за Веню близнецы. Им очень не хотелось, чтобы деньги на разговор все же насобирали.
      Однако, когда Леха вытащил из-под подушки еще несколько монет, стало ясно, что близнецам придется-таки звонить домой, а Вене – терпеливо кормить Зосю мороженым и при этом мужественно делать вид, что ему этого самого мороженого совсем не хочется.
      – Да вы нашу маму не знаете! – Андрей хватался за последнюю соломинку. – Она сначала нас отругает, потом будет плакать и спрашивать, как мы живем и что мы едим, потом будет звать нас домой, потом еще что-нибудь говорить. И только минут через пятнадцать согласится ответить на наши вопросы, а потом воспользуется этим, чтобы завлечь нас обратно домой, по крайней мере напомнит, как нас любят и ждут. На это никаких денег не хватит.
      – А я знаю, что мы сделаем, – нашелся Дирол. – Позвоним за счет школы. Это же для общего дела. Мочилов наверняка звонил туда, чтобы договориться. Никто и не заметит, что междугородний разговор окажется на несколько минут больше.
      – На несколько десятков минут, – поправил его Антон.
      – Ну, это незначительно. Самое главное, чтобы никто не вошел в учительскую, пока мы будем разговаривать.
      В полторы минуты все было решено. Леха, как самый неповоротливый, остался ждать Федю. Остальные курсанты рассредоточились по коридорам, чтобы вовремя предупредить о надвигающейся опасности. Братья Утконесовы расположились в учительской.
      Сознавая, что в любой момент может появиться преподаватель, они старались говорить тихо. Зато мама их, обрадованная звонком блудных детей, кричала в трубку изо всех сил, так что ее голос, в отличие от близнецов, было слышно из коридора. Все шло по заранее предсказанному сценарию. Мама не хотела слышать никаких вопросов, требовала только ответы. Она и плакала, и смеялась, выражая полный букет эмоций. Она звала сыновей обратно домой, хотя бы на пару дней, она предлагала прислать им посылку с едой, хотела даже приехать в гости. Она не делала только одного – не отвечала на вопрос о том, что творится в их родном городе.
      Внезапно в коридоре появился человек, явно двигающийся в направлении, внушающем опасения. Человек сразу же был замечен бдительным Кулапудовым, выглядывавшим из-за угла. Он тихо добежал до следующего поворота, дал отмашку Диролу, дежурившему на перекрестке, и вновь перешел к наблюдению. Неизвестный тип за это время не изменил своих намерений и явно продолжал двигаться в комнату, где двое близнецов творили недозволенное, а именно разговаривали по междугородней связи.
      На пути у типа остался еще один поворот – последняя надежда курсантов, потому что именно за него мог свернуть нежданный посетитель школьного коридора. Курсанты притаились уже у самой двери учительской, наблюдая из-за угла. Когда же человек невозмутимо прошел мимо поворота, стало ясно, что близнецы должны срочно эвакуироваться.
      И вот тут-то и возникли самые большие затруднения. Антон был хоть и непослушным, но все же любящим сыном, и просто так бросить трубку при разговоре с мамой не мог. Тем более что она опять завела разговор о его возвращении и даже начала театрально всхлипывать в трубку. Андрей, который изо всех сил старался оказать брату моральную поддержку, не хотел бросать его в трудную минуту, а потому также не мог покинуть учительскую. В итоге, когда опасная личность подошла к дверям учительской, все курсанты уже скрылись за ближайшим углом, а близнецы Утконесовы в учительской только-только повесили трубку и, услышав звук открывающейся двери, бросились под стол. Только вот незадача – под одним они никак поместиться не смогли, а потому Антону, как младшему, пришлось перебираться под соседний стол.
      В комнату вошел преподаватель. Антон и Андрей пока не знали, кто это, но по звуку шагов поняли, что, по крайней мере, не Мочилов.
      «Неужели Садюкин?» – спросил Антон брата, покрутив пальцем у виска и напрягая бицепс.
      В ответ Андрей покачал головой. Садюкин в учительской и в учебное-то время редко бывал, а тем более, летом. Его среда обитания обычно ограничивалась спортзалом и школьным двором.
      Антон осторожно выглянул из-за стола. Он смог увидеть ботинки, по которым давно плакала обувная щетка, темные носки и края обтрепанных форменных брюк.
      Антон втянул голову обратно, показал брату один мизинец левой руки.
      «Смурной!» – понял тот. Действительно, это был лейтенант Смурной, дежурный по школе. Ботинки он не чистил из принципа, так как терпеть не мог излишней аккуратности, которую ему старательно прививали дома. Исходя из того же принципа, лейтенант считал, что темные носки нужно как можно реже стирать, а старые брюки просто были удобнее. Лейтенант, конечно, понимал, что настоящий милиционер во всем должен быть аккуратным. На смотрах, конференциях, да и во время учебного года он следил за собой, чистил ботинки и крахмалил подворотнички. Но во время каникул, когда честь учебного заведения не могла пострадать из-за его внешнего вида, позволил себе расслабиться.
      В данный момент он принес в учительскую личные дела абитуриентов, которые изучал в своем кабинете. Сунув их в шкаф, Смурной хотел было уже уйти, но тут его внимание привлекло расписание, оставленное на столе Мочиловым. Он наклонился, чтобы подробнее изучить его, и тут зазвонил телефон.
      – Да? – поднял он трубку.
      – Шестнадцать минут сорок секунд, – сообщил ему строгий женский голос.
      – Какие шестнадцать минут? – не понял Смурной, но трубку уже повесили.
      Лейтенант в раздумье оглядел комнату и вдруг увидел ботинок, торчащий из-под стола. Причем торчал ботинок так, что сразу было понятно: если посмотреть дальше, то можно в этом ботинке увидеть и ногу, а потом и остального человека.
      Смурной сразу разволновался, что, впрочем, было ему свойственно. Больше всего его беспокоило, как обращаться к неизвестному, спрятавшемуся под столом. Наконец он тихонько подошел к ботинку и пнул его. Ботинок тут же спрятался, а через мгновение из-за стола показалась голова, а затем вылез весь человек, в котором лейтенант признал Андрея Утконесова. Однако, вспомнив, что у Андрея есть брат-близнец, лейтенант смутился еще больше. Как же его теперь называть, чтобы не спутать ненароком?
      Заметив растерянность лейтенанта, Антон (а это был именно Антон, а не Андрей) решил ему помочь.
      – Это точное время сообщают, – сказал он. – Есть такая телефонная служба.
      Лейтенант, видимо, не понял, о чем идет речь, и тогда Антон кивнул на телефон. Лицо Смурного озарил свет прозрения. Он взглянул на наручные часы, стрелки на которых показывали сорок минут одиннадцатого.
      – Неужели они так спешат? – удивился он и перевел часы на двадцать минут назад. – А что вы тут делаете? – спохватился он.
      – Время узнаем.
      – Я имею в виду, что вы делаете под столом?
      – Ах, под столом! Шнурок мой искали.
      – Нашли?
      – Нашли, – кивнул Антон, в доказательство предъявив вытащенный из ботинка шнурок. – Андрей, вылезай, я нашел.
      Немедленно из-под соседнего стола вылез точно такой же курсант.
      «Ага, если тот Андрей, значит, этот Андрей вовсе не он, а на самом деле Антон. Беда с этими близнецами», – подумал Смурной, переводя взгляд с одного на другого. От этого замешательства, может быть, он и не обратил внимания на явную несвязанность их слов.
      – Ну и хорошо, можете идти, – пробормотал он.
      Предоставленным разрешением близнецы поспешили воспользоваться и немедленно исчезли. В комнату они вошли одновременно с Федей, который все-таки нашел газету, привезенную из соседнего города. Ее тут же разодрали на отдельные листы: каждый хотел первым узнать, ради какого же события им придется ехать в Калошин.
      – Вот, будет суд над каким-то преступником! – обнаружил интересную новость Веня. – Сейчас, минутку, я прочитаю. Завтра начнется суд над государственным преступником, который пытался купить в Калошине партию оружия. Вот идиот! Ну не для охраны же нас привлекают? Это скучно... Хотя, тут еще что-то интересное... Ага, вот. Сообщники его пока не найдены, хотя доподлинно известно, что они имелись. Причем его сообщники, предположительно, жители Калошина или одного из близлежащих городов!
      – Преступничков, значит, ловить будем. А что, прикольно! – обрадовался Дирол.
      – Наверное, они могут прийти на слушание дела. Там-то мы их и изловим!
      – Ага, думаешь, они идиоты, чтобы на суд приходить, – возразил Феде Веня.
      – А знаете, какая мне в голову идея пришла, – подключился к разговору Антон. – Может, это нас хотят выдать за его подельников. Наденут на нас наручники, посадят на скамью подсудимых и обвинительный приговор прочитают, а всем скажут, мол, поймали бандитов.
      – Мама будет в восторге, когда увидит нас в наручниках, – мрачно поддакнул ему брат.
      – А на фиг это нужно?
      – Чтобы авторитет среди народа заполучить. Мол, преступника главного поймали, и сообщники тоже не ушли! Народ сразу милицию зауважает!
      – Народ никогда милицию не зауважает, даже если она двадцать сообщников поймает. Тем более, если они – жители того же Калошина, – возразил Веня.
      – Вы как хотите, а я в наручниках сидеть не собираюсь, – заявил Леха. – Я лучше заранее смотаюсь.
      – Куда?
      – Да куда угодно, лишь бы подальше от Мочилы. Неохота сидеть в наручниках.
      – Ха, от Мочилы сбежать! – усмехнулся Антон. – Да он тебя из-под земли достанет, если захочет.
      Леха схватился за голову и побледнел. Не то чтобы он сильно боялся сидеть на скамье подсудимых. Но ведь на суде наверняка будут делать фотографии, которые потом напечатают в газете, а газета эта, вполне возможно, появится в родной деревне. Родители Лехи старались быть в курсе всех новостей, надеясь, что однажды в газете напишут и про их сына. Какой же позор ожидает их, когда на фотографии в газете Леха появится в качестве подсудимого. Впору уезжать из деревни навсегда.
      – Что делать, парни, помогите! Это же позору не оберешься! Спрячьте меня! – завопил Пешкодралов.
      – Может, тебе заболеть? – предложил Антон.
      – А еще надежнее – что-нибудь сломать, – согласился с ним Андрей.
      – Какую-нибудь стену? – удивился Леха.
      – Какую-нибудь кость. Тогда тебя отправят не в Калошин, а в больницу.
      – Причем просто руку или ногу ломать не стоит, – подключился к разговору Дирол. – С гипсом ты только колоритнее на скамье подсудимых будешь смотреться.
      – Парни, а если мне челюсть сломать? – осенило Леху. – Тогда мне лицо забинтуют, и не видно будет.
      – Гениально! Кто будет ломать?
      Желающих безнаказанно двинуть Леху в челюсть набралось много. Собственно говоря, отказался принимать в этом участие только Федя по доброте душевной и врожденному неприятию рукоприкладства. Остальные уже разминали руки и примеривались. Бедняга Пешкодралов рассматривал свое лицо в зеркало, словно прощаясь. Но курсантам так и не удалось исполнить свои злостные намерения. От тяжкого увечья физиономии Леху спасло появление Зоси.
      – Вы куда-то собрались? – поинтересовалась она, увидев сумки.
      Пока Веня трагическим тоном рассказывал ей о смертельно опасном задании, о том, как грустно ему будет в далекой стране без любимой Зоси и как боится он за нее, остающуюся в полном преступников Зюзюкинске, девушка внимательно оглядывала курсантов. Она знала ребят уже довольно хорошо, и от ее внимательного взгляда не укрылись ухмылки близнецов, нарочито серьезная физиономия Дирола, а также отчаянный взгляд Лехи. Таких выразительных глаз она не видела давно.
      – Кажется, у вас что-то происходит, – решительно прервала она излияния Кулапудова.
      – Нет, что ты, – немедленно возразил Дирол. – Мы просто собираемся на время уехать.
      – Все? – уточнила она.
      – Ага, – кивнул тот, но в этот момент вмешался Леха:
      – Да ладно, от Зоси, думаю, можно не скрываться. Я не еду.
      – Почему?
      – Потому что не хочу, чтобы меня сфотографировали в наручниках. Вся деревня будет смеяться над мамой и папой. Лучше я сломаю челюсть и отлежусь в госпитале.
      – В каких еще наручниках? – удивилась Зося. – Вам придется носить наручники? И вас еще будут фотографировать? Веня, это что, такой эксперимент?
      Тот оттащил Зосю в сторонку и попытался объяснить ей, что поездка будет гораздо менее опасной, просто ребята разыгрывают Леху.
      – А челюсть ему ломать они тоже будут в порядке розыгрыша?
      – Никто ничего ломать не будет. Так, стукнут пару раз. В отместку за прошлые грехи, – успокаивал девушку Кулапудов.
      Розыгрыши Зося любила, но этот, по ее мнению, был уж слишком жестоким. Она потребовала газету, внимательно изучила ее и быстро успокоила Леху.
      – Во-первых, – сказала Зося, – для изображения пойманных преступников можно найти кого-нибудь посолиднее, нежели группа курсантов Школы милиции. Во-вторых, – добавила она, – этих людей можно найти и в Калошине, незачем звонить в Зюзюкинск.
      И вообще, наиболее интересное событие, упомянутое в газете, это отборочный тур чемпионата России по бодибилдингу, а вовсе не этот дурацкий суд. И она, Зося, считает, что парней приглашают как раз на этот чемпионат, потому что там наверняка недобор участников.
      Этот короткий монолог имел потрясающий успех. Леха поверил девушке сразу и безоговорочно, успокоился и снова засунул в сумку уже почти вытащенные вещи. Остальным очень понравилась идея участия в конкурсе. Излишней скромностью все пятеро не страдали, а потому верили в свои внешние данные.
      – Думаешь, надо узкие плавки взять? – обратился Антон к Зосе, подмигивая.
      Та не смутилась:
      – Скорее всего, их там будут раздавать. Обычно так происходит.
      – Фу, это же так негигиенично, – закатил глаза Андрей, томно изгибаясь.
      Зося все-таки покраснела и сказала:
      – Думаю, каждому предоставят собственные трусы. – Она с веселой укоризной посмотрела на близнецов. – Ну вас в баню, с вашими разговорчиками!

4

      В одиннадцать часов во двор Школы милиции въехала «Газель» и остановилась у крыльца. Курсанты быстро разместились в салоне. Капитан Мочилов сел впереди и гордо сказал: «Поехали!», сопроводив это историческим жестом первого космонавта. Машина немного посопротивлялась, как истинная женщина, но потом все же завелась и действительно поехала.
      Через два часа она въехала в почти такой же двор, принадлежавший семьдесят четвертому отделению милиции города Калошина. На пороге их встретил начальник отделения.
      «До чего же начальники отделений не похожи друг на друга!» – подумал Федя. Его мнение разделил бы каждый, кто увидел сначала Ворохватова, а затем Иннокентия Аркадьевича. Иннокентий Аркадьевич Добродушевич был пухл, кудряв и улыбчив до умиления. Взяв под руку Мочилова, он провел того в кабинет, не переставая по дороге что-то бормотать ему на ушко. Курсанты следовали за ними. В кабинете они обнаружили мягкие кресла, множество стульев, чайник и вазочку с печеньем. После того, как всех гостей рассадили, свое место занял и Иннокентий Аркадьевич, впрочем, он тут же вскочил снова, чтобы налить Мочилову чаю.
      – Милый мой Глеб Ефимович, как замечательно, что вы приехали с мальчиками. На вас вся надежда! У нас в городе произошло такое событие, такое, просто говорить страшно. А все милиционеры, как назло, или в отпуске, или на страшно важном задании. В общем, если не вы, то никто. Понимаете? Мы просто в ужасе.
      Выслушав эту тираду с совершенно бесстрастным лицом, Мочилов попросил объяснить, в чем, собственно, дело.
      – Напали на человека, – тут же перешел к делу Добродушевич. – Причем не просто на человека, а на сына одного очень известного фермера. И даже это не главное. Этот сын является к тому же главным претендентом на победу в отборочном туре чемпионата России по бодибилдингу. Я, конечно, не уверен, но его папаша утверждает, будто бы нападение организовали конкуренты. Откуда, казалось бы, ему знать, но ведь сердце родителя всегда чует неладное. Вы так не считаете?
      По выражению лица Мочилова было вполне понятно, что он не склонен вообще принимать в расчет всякие глупости, вроде интуиции или родительского сердца. Тем не менее он вежливо склонил голову, что должно было означать согласие.
      – А вы, наверное, хотите подробнее узнать, как все было? – догадался Добродушевич. – Сейчас я вам расскажу. Значит, так. На Крутова наехали в прямом смысле этого слова. Он приехал в город, заселился в гостиницу и отправился записываться на конкурс. Благополучно с этим справившись, он вышел из здания и пошел, видимо, гулять по городу. Это было примерно около одиннадцати утра. Через полтора часа он был доставлен в больницу с переломом руки и сотрясением мозга. Сбившую его машину никто не видел, даже сам Крутов, так как она подъехала сзади. Люди, которые его привезли, слышали только крик, на который они и прибежали.
      – То есть сам потерпевший ничего не рассказал?
      – Совершенно верно. Но ведь и это еще не все. В дополнение к этому преступлению у нас в городе произошло страшное ограбление! Понимаете? В тот же день, то есть вчера вечером, из магазина «Аполлон» вынесли весь ассортимент. Залезли какие-то негодяи и все вынесли. И теперь проведение нашего конкурса находится под угрозой. – Добродушевич промокнул глаза белоснежным платком и продолжил речь: – Впрочем, нет, я преуменьшаю. Мероприятие уже сорвано, вся надежда на вашу группу. Если вы сможете изловить преступников, отобрать у них кубок и вернуть нам, тогда все еще можно наладить...
      Демонстрируя железную выдержку, Мочилов внимательно слушал Иннокентия Аркадьевича. Когда тот наконец выговорился, замолчал и шумно отхлебнул чай из чашки, капитан приступил у выяснению обстоятельств.
      – Расскажите подробнее, что за мероприятие? – уточнил он, приготовив бумагу и карандаш.
      – Проведение в нашем городе отборочного тура Российского чемпионата по бодибилдингу. Приедут парни со всех городов и деревень, приедут за мечтой, а тут... Можно сказать, все будущее загублено.
      – Понятно, – Мочилов зафиксировал информацию на листок и продолжил допрос: – Что за магазин? Где находится, чем торгует, почему имеет такое значение. Только отвечайте, пожалуйста, по порядку.
      – Что за магазин? – переспросил начальник отделения. – Обычный антикварный магазин. «Аполлон» называется. Продают там всякие вазы, иконы, картины. Находится он на углу Лондонской и Парижской улиц. Адрес, кажется, по Парижской, двадцать пять.
      – Почему же его ограбление поставило под удар проведение конкурса? – поинтересовался капитан.
      – Как это почему? Да ведь там кубок продавали! – Добродушевич посмотрел на курсантов и обнаружил, что для них эта причина вовсе не столь явная, как для него.
      – А, да вы же регламент не знаете! – понял он. – Дело в том, что победители конкурса получают интересные призы, а самый главный получит кубок.
      – Что за кубок, уточните, – попросил Мочилов.
      – Очень красивый кубок, я сам выбирал. Такой, вроде вазы на тонкой ножке. Он был выставлен в «Аполлоне», мы уже внесли за него предоплату, и вот теперь такая неприятность. Кстати, кроме кубка, в том же магазине продавались и другие призы.
      – Неужели нигде больше нельзя найти другой кубок?
      – Почему, можно. Но ведь предоплату уже внесли, а это примерно треть суммы. Остальное предполагали собрать из взносов участников. И не успели! Делать кубок на заказ теперь слишком дорого, а купить где-то еще – тем более. Да и «Аполлон» на это не согласится. Они откажутся спонсировать мероприятие, а это еще большая катастрофа! Если из-за этих двух преступлений проведение конкурса сорвется, наш город потеряет очень много.
      – Понятно, – Мочилов сделал еще какие-то пометки на листе бумаги. – Значит, нам предстоит найти тех, кто напал на Крутова, и плюс еще целую партию антиквариата. Что ж, задание несложное, думаю, ребята справятся. Так?
      – Так точно! – ответили те дружно.
      От такого слаженного хора начальник отделения пришел в полный восторг. Он немедленно вскочил, подошел поближе к курсантам и начал их рассматривать.
      – Какие бравые парни у вас, Глеб Ефимович! – обернулся он к капитану.
      – Курсанты совершенно обычные, – невозмутимо ответил тот. – Иногда от них можно чего-то добиться, если держать в строгости. Обязательно обратите внимание на их дисциплину, Иннокентий Аркадьевич, поскольку работать вам предстоит с ними. Я, к сожалению, должен отправиться обратно, потому что скоро начнется приемная кампания, а это дело очень ответственное, которое никак не позволяет мне отсутствовать.
      Иннокентий Аркадьевич рассыпался в сожалениях, так как успел уже с любезным Глебом Ефимовичем подружиться, почувствовал даже некоторую близость душ, схожесть устремлений и прочих дружественных, может, даже чересчур, чувств. Мочилов немедленно уехал, а Добродушевич решил познакомиться с курсантами поближе. Начал он с Феди.
      – Иннокентий Аркадьевич, – он пожал руку Феде, а потом с интересом осмотрел ладонь, словно проверяя, не осталось ли на ней черной краски.
      – Федор Ганга, – солидным голосом ответил тот. – Курсант Школы милиции города Зюзюкинска, третий курс.
      – Очень приятно, – расплываясь в улыбке, ответил Добродушевич. – Ганга, говорите? Значит, вы действительно... Как бы это сказать... Афроамериканец, что ли? То есть нет, конечно, какой же вы американец... – Он вконец смутился и замолчал.
      – Вы имеете в виду, не негр ли я? – видя такое затруднение, решил помочь Федя, а Иннокентий Аркадьевич радостно закивал.
      – Видите ли, мой папа негр, а я, конечно, похож на него, – вежливо объяснил Федя.
      – Ах, вот как? Ну это просто замечательно, – потер руки тот, хотя вряд ли он смог бы объяснить, что именно замечательно: то, что папа Феди негр, или то, что Федя похож на своего родителя.
      – А вот вас как зовут? – обратился он к Лехе, чтобы прекратить не совсем удобный разговор.
      – Пешкодралов Алексей, – отрекомендовался тот. – Курсант Школы милиции, третий курс.
      – Вы все, как я понимаю, с одного курса? – отчего-то обрадовался Добродушевич.
      – И даже из одной группы, – поддакнул Веня, потом протянул ладонь: – Вениамин Кулапудов.
      – Очень приятно, – Иннокентий Аркадьевич пожал протянутую руку. – Вы ведь участвовали в поимке преступников и ранее?
      – И не раз! – Веня окинул взглядом товарищей. – Да будет вам известно, в этом кабинете находится самая лучшая убойная группа курсантов в Зюзюкинске. Даже, наверное, и в области.
      – О, это просто замечательно, – восхитился Добродушевич. – Как же зовут остальных членов этой замечательной группы?
      Дирол отрекомендовался коротко и быстро, а вот с Утконесовыми возникла небольшая заминка.
      – Близнецы? – уточнил начальник отделения, сравнивая братьев друг с другом и не находя между ними ни единого отличия.
      – Так точно! – подтвердили братья.
      – Это нехорошо, – покачав головой, Иннокентий Аркадьевич вернулся на свое рабочее место. – Как же вас различать-то?
      – Да очень же просто! – воскликнул Антон. – Я вот, например, Антон, а это мой брат Андрей!
      – Все ты врешь! Это я Антон, а Андрей ты! – возразил второй Утконесов.
      – Ну точно, я совсем забыл. Андрей действительно я, если, конечно, я не Антон.
      – Никакой ты не Антон! Я в этом уверен, хотя, на всякий случай, надо спросить у Лехи. Он один нас различать может, правда, еще мама иногда... Хотя, нет, она тоже путается. Леха, я Антон или Андрей?
      Леха пребывал в затруднении не меньшем, чем Иннокентий Аркадьевич, причем он совершенно не понимал, почему это Утконесовы решили, что он их может различить. Его выручил Дирол:
      – Слушай, Антон, перестань разводить суматоху. Конечно, ты – Андрей, это же всем известно.
      – Все, прекратите! – Добродушевич замахал руками и рассмеялся. – Ну не могу я долго сердиться! Как вас все-таки различать, вы скажите!
      – Да никак не нужно, – объяснил Антон. – Называйте, как хотите. Если что, мы сами разберемся.
      – На том и порешим, – начальник отделения удовлетворенно кивнул. – А теперь, ребята, мне нужно вас расселить.
      Он снял трубку, набрал какой-то номер. Голос его сразу изменился, стал строгим и отрывистым:
      – Семенову!.. Семенова? Как у вас с вопросом поселения группы курсантов?... Хорошо? Это хорошо. Подходите.
      Он повесил трубку и немного виновато взглянул на курсантов:
      – Что поделаешь, приходится быть резким. Иначе не слушаются. Раньше такое творилось... Страшная история.
      – Расскажите, – участливо попросил Федя.
      – Времени нет, – ответил тот. – Хотя... пока Семенова идет...
      История майора Добродушевича действительно была немного грустной. Работая в отделении сначала в качестве рядового сотрудника, он испытывал постоянный стресс от резкого и грубого поведения своего начальника. Когда же карьера Добродушевича завела его самого в кресло начальника, он дал себе торжественное обещание: никогда и ни на кого не кричать, не ругаться, быть справедливым и ласковым с подчиненными.
      Так Добродушевич проработал два года, при этом совершенно оправившись от стрессов и пагубного влияния людской грубости на ранимую психику начальника отделения. Это были самые замечательные два года его жизни. На работу Иннокентий Аркадьевич приходил с радостью, всем улыбался, был приветлив и радушен. Домой он возвращался, также улыбаясь, здоровье его поправилось. Однако на исходе второго года, когда эйфория доброты немного прошла, Добродушевич стал замечать, что результаты работы отделения оставляют желать лучшего. Сотрудники ленились страшно, плевали на все просьбы и указания Иннокентия Аркадьевича, регулярно уходили в самовольные отпуска, причем при этом умудрялись получать отпускные. Отделение из передового постепенно становилось отстающим.
      Несчастный Добродушевич просто не представлял, что ему делать. Начитавшись умных книжек, он всячески стимулировал своих работников и материально, и духовно. Ничто не помогало. Психика начальника отделения вновь начала расстраиваться, что и привело Иннокентия Аркадьевича прямиком к психотерапевту. Тот поделился с ним надежным и проверенным лекарством, с помощью которого можно наладить работу отделения. Психотерапевт посоветовал Добродушевичу почаще кричать на подчиненных, а иногда даже рявкать на них. Вид положено было всегда иметь строгий, голос – резкий. Вместо кресел в кабинетах поставить стулья, причем чем ниже, тем лучше. Ну и все в таком духе.
      Завести такой порядок Иннокентий Аркадьевич решился не сразу. Неделю он учился «делать строгое лицо» перед зеркалом втайне от всевидящего ока жены, которая по причине собственной страшной ревнивости терпеть не могла, когда муж крутился у зеркала, так как это было первым признаком того, что ее муж собирается завести интрижку на стороне. Еще неделю, стоя под душем, Добродушевич вырабатывал командирский тон. На борьбу с привычкой постоянно улыбаться ушло больше времени – целых два месяца. Бороться с собой было сложно, но когда он все-таки освоил новую методику, то понял, что лучшего метода работы ему не найти. Вот так и жил с тех пор добрый начальник отделения Добродушевич, который для всех своих подчиненных был самым строгим и требовательным руководителем.
      – Так что вы уж держите себя серьезно, когда Семенова придет, – попросил он в заключение своего рассказа.
      Семенова появилась через пять минут. Это была хрупкая, невысокая женщина среднего возраста. Окинув беглым взглядом курсантов, она вытянулась перед начальником.
      – По вашему вызову прибыла! – отрапортовала она.
      – Где поселите гостей?
      – Гостиница «Счастье Калошина», десятый этаж, номера с тысяча первого по тысяча шестой. С администрацией все улажено.
      – Выполняйте! – рявкнул Добродушевич, нахмурив брови и выдвинув вперед нижнюю челюсть, отчего немедленно стал похож на самца гориллы в зоопарке.
      Сухо попрощавшись с ребятами, Добродушевич напоследок сменил выражение лица, улыбнулся и незаметно подмигнул им, после чего курсанты немедленно попали в руки лейтенанта Семеновой.
      – У вас много вещей? – деловито осведомилась она. Именно осведомилась, а не спросила, настолько сухим тоном это было сказано.
      – Совсем нет, – ответил за всех Дирол. – Только вы не напрягайтесь так. Мы не кусаемся, – на всякий случай добавил он.
      Смерив его ледяным взглядом, Семенова поджала губы, как будто смертельно обиделась на искреннее признание Дирола, после чего сказала:
      – Тогда, если не возражаете, пойдем пешком.
      Сказав это, она тут же развернулась и быстрым шагом направилась вдоль по улице.
      – Интересно, – тихо спросил Антон у Андрея, догоняя ушедшего вперед лейтенанта, – а если бы мы ей возразили?

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4