Историческая - Влюбленный наставник

— Вы что-то сказали, милорд?

Джеймс открыл глаза как раз в тот момент, когда Мэгги вновь обернулась к нему. При этом она опустила руки и нечаянно задела уголок книги, которую он только что положил на край стола. В результате книга оказалась на полу уже повторно.

— Простите, я не хотела…

Голос ее прервался. Оба одновременно нагнулись, чтобы поднять книгу с пола, и мгновение спустя уже сидели на корточках, глядя друг на друга и держась за упавший том — каждый со своего края. Как и в его видении, глаза их встретились, и на секунду Джеймсу почудилось, что в зрачках Мэгги полыхает яркий огонь. И каким-то образом он знал, что его глаза тоже пылают. Они вместе поднялись, не отпуская книги, будто она была неким связующим звеном между ними.

Джеймс почувствовал, что склоняется к ней, безропотно повинуясь инстинкту. Он заметил, что и ее дыхание участилось и она тоже, сама того не осознавая, тянется к нему. Его губы уже ощущали мягкую нежность ее дыхания. Мэгги опустила веки, губы ее приоткрылись, и Джеймс неминуемо поцеловал бы их, но тут раздался тихий скрежет дверной ручки, что заставило его резко обернуться.

Никого не было. Никто, в том числе и лорд Гастингс, не ждал у входа с целью увести Мэгги. Должно быть, звук раздался где-то в коридоре. Однако и этого хватило, чтобы вернуть Джеймсу способность думать и привести его в чувство.

Выпрямившись и сделав шаг назад, он громко откашлялся и повернулся, чтобы снова положить книгу на стол. Рэмзи украдкой взглянул на Мэгги — она была смущена и густо покраснела, затем принялся деловито оглядываться, будто что-то искал. Сунув руку в карман, он извлек оттуда листок бумаги со своими набросками и снова повернулся к ней. Отступив еще на шаг, лорд Рэмзи сказал:

— Мне кажется, если вы не желаете уезжать из Лондона и продавать дом своего брата, то можно было бы просто закрыть половину дома, распустив при этом часть слуг. И тогда вам вполне будет хватать на достойную жизнь.

Слова его были встречены молчанием, однако он терпеливо ждал, пока она придет в себя.

Мэгги наконец заговорила, но голос ее звучал подавленно:

— Исключено. Я не выброшу на улицу слуг, которые верой и правдой служили моей семье долгие годы. Тем более если я могу себе позволить оставить их, немного поработав. Боюсь, вам придется придумать что-нибудь другое, милорд.

В наступившей затем тишине Джеймс размышлял над ее ответом. Он еще не решил, что ей возразить, когда очередной скрежет дверной ручки заставил его обернуться: Мэгги покинула библиотеку. Он остался один. С облегчением вздохнув, Джеймс, переводя дух, опустился в ближайшее кресло.

Игнорировать тот факт, что Мэгги стала для него серьезной проблемой, он уже не мог. Похищая ее из борделя Дюбарри, Джеймс был уверен, что без труда сумеет найти достойную замену ее нынешнему образу жизни. Однако теперь, анализируя ситуацию, он приходил к выводу, что все больше уподобляется писателю, перед которым лежит чистый лист и который должен описать человеческую судьбу. К сожалению, в этом жестоком, сугубо мужском мире у женщин имелось мало возможностей прийти к богатству и благосостоянию — чаще всего они просто выходили замуж по расчету.

«И это тоже вариант», — заметил он про себя. Прежнее занятие Мэгги до сих пор является тайной — и никто не узнает об этом, если сам он будет молчать. Так что Мэгги еще вполне может выйти замуж. Но в то же время Джеймс гнал от себя мысль о ее замужестве. Он просто не мог представить себе ее венчание с кем-то из так называемых «достойных джентльменов». А если уж совсем не кривить душой — он не желал представлять себе, что она разделит ложе с одним из них… Опять…

Куда больше ему импонировали помыслы о том, чтобы самому разделить ложе с Мэгги. И мысли эти с пугающим постоянством преследовали его с того момента, как он привез ее сюда. Каждый раз, стоило ему отвлечься от своих раздумий о всевозможных вариантах ее дальнейшей карьеры, и ему тут же представлялась она в том красном платье, творящая одно из тех безумств, о которых шепнула ему на ухо девушка из заведения Дюбарри. А это ему безумно мешало. Мешало сконцентрироваться на главном, вносило путаницу в мысли. Бывали минуты, когда ему казалось, что он просто сходит с ума.

Джеймсу все труднее удавалось сдерживать свое физическое влечение к Мэгги. Более того — его рассудок все больше подчинялся физиологии. Мужчину, который так гордился способностью контролировать себя и который больше тридцати лет прожил исключительно рассудком — время от времени позволяя себе отвлечься на случайную интрижку, — все происходившее с ним едва ли могло не смущать.

Джеймсу еще в юности пришлось узнать, что любовь несет с собой и боль возможной его утраты. А посему он прилагал максимум усилий к тому, чтобы избегать столь губительных для себя чувств. Предпочитал любви привязанность и доверие, а истинной страсти — мимолетное увлечение. К сожалению, Мэгги пробуждала в нем чувства совсем иного характера, и он боялся, что противостоять им долго он не сможет. Вот в чем действительно заключалась проблема. Поцелуй он ее сейчас — и, вероятнее всего, дело не окончилось бы простым поцелуем… или пусть даже не простым, но одним. Уже в тот момент, когда он начал склоняться к ней, он почувствовал необузданное желание повалить ее на пол библиотеки и…

Ощутив, что его природные инстинкты вновь пробуждаются и дают о себе знать, Джеймс постарался отогнать неотвязные мысли и закрыл глаза. Да, проблема есть, и довольно серьезная — эта женщина сводит его с ума. Свойственные ему рассудительность и благоразумие тают как лед рядом с едва преодолимой и почти постоянной эрекцией.

В безнадежном отчаянии Джеймс стал думать, как же ему быть дальше. Первым делом возникла мысль — избегать своей подопечной. Но он ее тут же отверг. Избегать ее, конечно же, мог, но вряд ли это могло ему помочь. Ее отсутствие казалось вовсе не обязательным, чтобы возбудить его безумные фантазии. Джеймсу вполне хватало одной мысли о ней — а думал он о Мэгги постоянно. Возможно, ему просто стоит выработать иммунитет против нее? Отвести ее наверх, в спальню, и совокупиться с ней, потом еще раз, и еще, и еще… До тех пор, пока он не охладеет к этой женщине.

«А вот эта идея уже имеет право на существование», — решил он, и все его тело как будто согласилось с ним.

Поморщившись, Джеймс встал и направился к выходу. Ему нужно было пройтись и все хорошенько обдумать. В присутствии этой женщины он не мог сосредоточиться. Единственно возможным выходом для него было уйти, чтобы потом вернуться с уже готовым решением. Это не означало, что он отказался от варианта сделать Мэгги своей любовницей. Собственно говоря, чем больше Джеймс об этом думал, тем больше ему нравилась эта мысль. К сожалению, пойти на это не позволяла его честь.

«Роберт», — решил он наконец, выходя в холл. Он навестит своего друга и соседа. Возможно, тот сможет ему что-либо подсказать. Во время войны лорд Маллин проявил себя прекрасным стратегом; возможно, и в этой битве он сможет ему помочь. По крайней мере Джеймс на это надеялся.

— Полагаю, ты предложил ей продать…

— Продать городской дом и купить домик в провинции, — кивнул Джеймс, подтвердив мысль своего друга. — Да, естественно, это было моим первым предложением.

— И ей оно не пришлось по душе?

— Она отказалась, что меня не удивило.

Джеймс нервно мерил шагами кабинет своего друга. Лорд Маллин тепло его встретил и с готовностью согласился помочь Джеймсу. Теперь они думали вместе.

— Ну а что, если прикрыть часть дома и соответственно распустить часть прислуги? — спросил Роберт.

— Это мое второе предложение, — сухо заметил Джеймс. — Отвергнуто столь же категорично, как и первое.

— Хм. — Его собеседник нахмурился. — Не понимаю, почему она отказывается. Зачем ей одной столько комнат? И зачем столько слуг?

— Ты, кажется, забыл, Роберт. Она не хочет оставлять без крова людей, которые долгие годы преданно служили ее семье, — раздраженно напомнил Джеймс, и лорд Маллин, слегка зевнув, тряхнул головой.

— Ну что ж, — немного подумав, заговорил он. — Похоже, она страдает тем же, чем и большинство женщин: излишней чувствительностью, которая зачастую служит серьезной помехой.

— Излишней чувствительностью?! — изумленно посмотрел на него Джеймс. — Вместо того чтобы распустить ненужных ей слуг, эта особа предпочла переспать с половиной Лондона! Это нечто иное, чем просто излишняя чувствительность. Скорее напоминает врожденное полоумие.

— Ну уж, наверное, не с половиной Лондона, — с улыбкой заметил лорд Маллин. — Половина Лондона состоит из женщин, и только другая половина — мужчины. А поскольку ни со мной, ни с тобой она переспать еще не успела, нетрудно догадаться, что всю половину ей охватить до сих пор не удалось. Возможно, она переспала с половиной этой половины. Да, точно. Скорее всего речь идет именно о четверти нашего населения.

— Мне вовсе не смешно, Роберт, — мрачно изрек Джеймс.

— Прости. Мне просто хотелось поднять тебе настроение.

Роберт пожал плечами, а Джеймс заметил:

— Мне требуется решение вопроса.

Он снова принялся расхаживать по комнате.

— Какие еще есть варианты? — рассуждал Роберт. — Кендрикс упоминал, что ищет няню. Возможно…

Джеймс в ужасе уставился на собеседника:

— Уж не предлагаешь ли ты устроить ее на должность, где она будет иметь дело с детьми?!

— Ах, конечно. Я понимаю, о чем ты, — поморщился лорд Маллин.

— Кроме того, Кендриксы на данный момент — замечательная, счастливая пара. Присутствие Мэгги в их доме положит этому конец в течение недели.

Роберт сдвинул брови:

— В этом я не уверен. Может, она и куртизанка, но не означает же это, что она станет разрушать счастливую семью.

— Ей и пробовать не придется. Самого ее присутствия будет достаточно, как Адаму райского дерева.

Глаза лорда Маллина расширились, а с губ слетел легкий смешок:

— О, подвергать сомнению ее шарм я не стану. Но Кендрикс буквально носит свою жену на руках. И я не думаю…

— Может, и носит, — согласился Джеймс. — Однако будь уверен: одна неделя с Мэгги — и его ослепит необузданная страсть.

— Необузданная страсть? — с сомнением повторил Роберт. — Она, конечно, женщина яркая, но…

— Яркая? — вновь перебил Джеймс. — Да эта женщина само искушение во плоти!

Роберт поджал губы. В памяти всплыла картина — грязная, растрепанная и промокшая Мэгги выходит из леса. Затем последовало уже куда более приятное воспоминание о том, как она вновь предстала перед ними после ванны. Да, без сомнения, она очень мила. Но все же лорд Маллин не понимал испытываемого его другом волнения.

— У нее красивые глаза, — наконец согласился он, и Джеймс нервно воскликнул:

— Глаза? Забудь ты о ее глазах! У нее самое великолепное тело, которое я когда-либо видел! Эта женщина идеальна! О нет, Кендрикс не устоит перед ней! То есть поначалу он, возможно, едва ее заметит. Но затем начнет ощущать ее аромат, безошибочно определять, когда она входит или выходит из комнаты, как она порхает вокруг него, постепенно сводя его с ума… А потом уже одного упоминания о ней, одной лишь попытки задуматься над тем, что ему делать с этой женщиной, будет достаточно, чтобы она явилась ему в образе Афродиты, с полными, сочными губами, таинственными глазами, под красной маской, с гладкой молочной кожей, одетая в свое прозрачное шелковое платье, и красновато-коричневые соски будут проглядывать сквозь тонкую дымку материи…

— Красновато-коричневые соски?!

Джеймс осекся и два раза моргнул — голос Роберта вернул его к реальности. О чем он тут вообще говорил? Боже всемогущий! Эта женщина и впрямь сводила его с ума! Он перестал измерять шагами кабинет Роберта и рухнул в кресло.

— О каком таком прозрачном платье ты говоришь? И какого дьявола ты делал там у себя в Рэмзи с сестрой Джеральда? Ради всего святого, Джеймс! Ты должен перевоспитать девчонку, а не…

— Ничего. Я ничего с ней не сделал. — Джеймс кисло взглянул на приятеля. — И не надо сразу думать обо мне плохо, Роберт.

— Но тогда объясни, что это за болтовня про идеальное тело и прозрачное платье?

Джеймс тоскливо пожал плечами:

— Когда мы выкрали ее из борделя, на ней было надето прозрачное красное платье, — объяснил он и, резко оборвав себя, раздраженно отмахнулся: — Но хватит об этом! Я пришел к тебе в надежде, что ты сможешь дать мне дельный совет.

— Да, да, конечно. Постараюсь не обмануть твоих ожиданий, — заверил его Роберт, но тон, каким это было сказано, подготовил Джеймса к тому, что ему предстою выслушать очередную колкость.

— Я долго ломал себе голову, но так почти ничего и не придумал, — сказал он.

— Немудрено, учитывая сделанные тобою концы между городом и поместьем.

— Все, что мне удалось придумать, это те два варианта, которые назвал ты сам. Те, которые Мэгги отвергла при первой же нашей беседе. Идея устроить ее няней в какую-нибудь семью была бы недурна, но могу ли я, находясь в здравом уме и твердой памяти, порекомендовать ее кому-либо из своих знакомых?

— Нет, пожалуй, не можешь, — согласился Роберт. — Да и неизвестно, согласится ли она на подобный вариант.

— Это, конечно, тоже. Лично я в этом сомневаюсь.

— Хм.

Они помолчали, затем лорд Маллин спросил:

— Кем еще может стать женщина?

— Вариантов мало, — проворчал Джеймс. — И мой долг — найти самый лучший. Но ни при каких обстоятельствах я не позволю ей вернуться к Дюбарри.

— Нет, конечно же, нет, — кивнул Роберт.

— Так ты понимаешь, в каком я положении?

— Еще бы!

— Именно поэтому я решил поразмыслить над еще одним вариантом, — неохотно сообщил Джеймс. Убедившись, что Роберт слушает его с интересом и вежливым любопытством, Джеймс осторожно и неуверенно продолжил. — Это имеет кое-что общее с ее предыдущей работой, однако репутация ее не будет подвержена столь ужасной опасности.

— Кое-что общее с предыдущей, работой? — нахмурился Роберт, а затем глаза его расширились едва ли не до размера корабельных иллюминаторов. — Постой-ка, приятель! Уж не решил ли ты сделать ее своей любовницей?!

— Ну уж, во всяком случае, в этом было бы куда больше благочестия, нежели в работе у Дюбарри, — защищался Джеймс. — Кроме того, нельзя же позволить ее чудесному таланту пропасть втуне. Ты и сам слышал, что ее работа ей нравится.

— Святые угодники, Джеймс! — Роберт громко топнул ногой. — Вряд ли такое можно назвать достойным путем к перевоспитанию! Ведь это почти то же самое!

— Это не то же самое! И рисковать она будет гораздо меньше. Никаких волнений или боязни, что ее кто-нибудь узнает.

— Конечно, просто все будут знать, что она твоя любовница, — провозгласил Маллин. Вы могли бы держать все в тайне.

— В тайне? Джеймс, послушай, что ты говоришь! Дружище, подумай о Джеральде!

Джеймс пристыжено умолк. Джеральд и его милые истории о его милой сестре. Его маленькой Мэгги, с острым умом и прелестным личиком. «Джеральд не упомянул лишь о том, каким божественным телом она обладает», — с горечью подумал Джеймс. Возможно, он хотел подготовить Джеймса к…

— Джеральд спас тебе жизнь.

Джеймс нахмурился, услышав эти слова. Ему вовсе не нужно было напоминать, чем он обязан Уэнтуорту.

— Сомневаюсь, что он мечтал о том, чтобы его сестра стала твоей любовницей.

— Даже ради того, чтобы выбраться из борделя Дюбарри? — спросил Джеймс.

— Конечно же, нет, — твердо ответил Роберт. — Подумай хорошенько, Рэмзи. Ты должен найти решение этой проблемы, а не стать ее частью.

Джеймс согласно кивнул, затем посмотрел на Маллина:

— Раз так, надеюсь, ты посоветуешь мне что-то, потому что лично я ума не приложу, что мне делать с этой женщиной. Все, о чем я способен думать, когда она рядом, это…

— Ее красновато-коричневые соски? — с сухой иронией вставил лорд Маллин. — Полагаю, этот вопрос мне следует рассмотреть особенно тщательно.

Джеймс только застонал, но Роберт его пессимизма предпочел не заметить.

— Я придумаю что-нибудь. И все же твой повышенный интерес к этой девушке весьма меня беспокоит. Потому мне кажется, тебе по возможности следует избегать общения с ней. Собственно говоря, почему бы тебе не остаться на ужин? Пожалуй, немного времени, проведенного вдали от нее, позволит тебе трезво взглянуть на вещи. Джеймс неуверенно помялся, но затем согласно кивнул. По крайней мере это лучше, чем сидеть и смотреть на Маргарет с вожделением какого-нибудь влюбленного щенка.

Глава 7

Мэгги задумчиво осматривала сад. День выдался теплый и ясный. Солнце ярко озаряло растущие вдоль аллеи разноцветные розы, но Мэгги не замечала их, размышляя о хозяине этого дома. Все упорнее она возвращалась к идее повторного побега, и все чаще ей казалось, что идея эта вовсе не лишена смысла.

Невероятно утомившись после разговора в библиотеке, Мэгги попросила, чтобы ленч ей подали в комнату. Она хотела избежать еще одной утомительной беседы. К ужину она, правда, успела отдохнуть и пребывала во всеоружии, однако этот негодный человек нарушил все ее планы, не появившись за столом. Она отужинала в одиночестве — если, конечно, так можно выразиться, когда тебя окружает армия слуг, — и ощутила некоторую тревогу, обнаружив, что ей недостает этого высокомерного франта. Попытки убедить себя в том, что вызвано это исключительно чрезмерной скукой, успехом не увенчались.

Когда же нынче утром Энни сообщила ей, что лорд Рэмзи не появится и к завтраку, сердце ее упало, так что Мэгги даже разозлилась на себя. Девушка пояснила, что «его светлость вчера очень поздно вернулись от лорда Маллина». Это было все, что сказала служанка, но по ее неодобрительному взгляду Мэгги поняла, что лорд вернулся в хорошем подпитии. Причина отсутствия, таким образом, была вполне уважительной и не требовала дальнейших разъяснений.

Необъяснимыми, однако, оставались те смутные чувства, которые она испытывала к своему похитителю. Мэгги никак не могла в них разобраться. Джеймс Хатлдон казался ей невыносимым, высокомерным типом. Но, несомненно, он привлекательный мужчина, и общение с ним нельзя назвать безынтересным. Каждый раз, приближаясь к нему, Мэгги чувствовала себя так, словно вновь шла по выступу за окном, как во время своих злоключений на журналистском поприще. У нее складывалось впечатление, будто его близость таит в себе новую опасность, будоражащий нервы риск. Отсюда напрашивался вывод, что профессия, возможно, начинала оказывать на нее дурное влияние: ей стало нравиться рисковать.

Этим утром Мэгги поймала себя на том, что расспрашивает Энни о лорде Рэмзи, пока девушка расчесывала ей волосы. К большому своему облегчению, она выяснила, что хозяин поместья никогда не был женат. Он старший ребенок в семье. Его младшая сестра София вышла замуж за лорда Прескотта двумя годами раньше. Родители их без вести пропали в море, когда они с сестрой были еще детьми, а потому они оказались на попечении тети и дяди. Пока Джеймс воевал, однажды ночью его дядя умер во сне, однако тетка, леди Барлоу, жила и здравствовала по сей день.

Это все, что удалось Мэгги вытянуть из служанки. Неприятие и смущение вызывал в ней тот факт, что непонятное чувство заставляло ее задавать вопросы. Она ведь вовсе не собиралась симпатизировать лорду Рэмзи. Возможно, если бы он относился к ее профессии с меньшей резкостью и скептицизмом, не являлся столь ярым приверженцем традиционных, консервативных взглядов, она и могла бы проникнуться к нему некоторой симпатией. Однако заводить дружбу с человеком, который смотрел на нее свысока, презирая уже за то, что она зарабатывает себе на пропитание, она не намеревалась категорически. А потому Мэгги сомневалась, что после того, как ей удастся наконец убедить Джеймса Хатлдона в нецелесообразности его вмешательства в ее жизнь, ей когда-либо еще придется встретиться с ним. Они вращались в разных кругах общества: во всяком случае, ее теперешнее финансовое положение не позволяло ей вести одинаковый с лордом Рэмзи образ жизни.

Мэгги отнюдь не принадлежала к тому сорту людей, что увивались за вещами, которых не могли себе позволить, так что с лордом Рэмзи у нее ничего общего быть не могло — в этом она убеждала себя на протяжении всего завтрака. И именно об этом она напоминала себе теперь, гуляя по саду Рэмзи. Она достаточно разумный человек, чтобы соблюдать все надлежащие рамки приличия.

Все, что ей нужно теперь, — это убедить лорда Рэмзи, чтобы он отпустил ее домой и она могла вернуться к своей обычной, размеренной жизни.

— Не соблаговолит ли милорд приступить к завтраку? Джеймс, не останавливаясь, отмахнулся от Уэбстера, продолжая свой путь по холлу в сторону выхода, и задержался лишь затем, чтобы взять с вешалки свою шляпу и накидку. Не голод терзал его этим утром. Что ему действительно, сейчас требовалось — это немного свежего воздуха, дабы проветрить свой бедный мозг. Кроме того, прогулка явилась бы хорошим поводом избежать лишней встречи с его злополучной гостьей. По крайней мере до тех пор, пока лорда Маллина не озарит обещанная им идея.

Мало что запомнилось Джеймсу из их долгого стратегического совещания, последовавшего за чудесным ужином, сервированным слугами Роберта. В основном он вспоминал портвейн лорда Маллина — по-прежнему один из лучших в Англии. К сожалению, именно он явился причиной его дурного самочувствия следующим утром. А дурное самочувствие, в свою очередь, востребовало немедленной прогулки по саду. Во-первых, для того, чтобы как следует проветриться, а во-вторых, чтобы избежать встречи с леди Маргарет хотя бы до того, как он наберется сил.

«Кроме того, — решил Джеймс, — нужно постоянно думать о Джеральде». Мысль о друге хоть как-то удержит его в узде и не даст сойти с ума от этой девицы. Решив, что стратегия выбрана им верно, он довольно кивнул самому себе и поднял голову — как раз вовремя, чтобы не врезаться в спину той самой женщины, общения с которой он так усердно старался избегать.

«Проклятие», — мелькнула в его сознании беспомощная мысль, когда она удивленно обернулась.

Следующей его мыслью было то, что необходимо сохранять хладнокровие. Сейчас светлый, яркий день. Они в саду, перед домом. Все, что нужно, — это думать о Джеральде, тогда он, несомненно, сможет держать себя в руках. Джеймс никогда прежде не позволял природному инстинкту взять верх над своим разумом, почему же должно все измениться? И все же Джеймсу отчего-то казалось, что теперь, когда он признался себе в обуревавших его сладострастных желаниях, справляться с ними ему будет еще труднее.

«Дело в отсутствии того барьера, который могли бы воздвигнуть между нами чистота и невинность этой девушки», — закрадывались в голову мрачные, ниспосланные ему некой темной стороной его сознания мысли, и сопротивление Джеймса мгновенно ослабевало. А как прелестна была Мэгги в этом изящном белом платье, которое, как нарочно, придавало ее внешности еще больше детской невинности. Оно едва не заставило Джеймса забыть о том, во что она была одета той ночью в публичном доме; ее волосы тогда не были собраны и приподняты на затылке, а беспорядочно падали на плечи, словно золотая россыпь. Тогда она будто недавно поднялась с постели — что, несомненно, соответствовало действительности, — и казалось, кожа ее слабо блестит, просвечивая сквозь тонкую красную материю этого…

«Я ведь собирался не думать о подобных вещах, — напомнил себе Джеймс. — Я не буду думать о них!»

Мэгги была, мягко говоря, смущена, когда объект ее размышлений неожиданно возник перед нею, будто материализовавшись из ее сознания. Сделав глубокий вдох, она расправила плечи, готовясь к продолжению прерванной ими дискуссии. В том, что продолжение это последует, она не сомневалась ни секунды, ибо уже успела заметить, что в вопросы устройства ее жизни этот человек вгрызался с яростью собаки, которой досталась сахарная кость. Поглядев на проявления его «заботы» о ней, сторонний наблюдатель мог бы вообразить, будто она занимается проституцией. Так или иначе, невзирая на то влечение, что она к нему испытывала — а может, именно поэтому, — Мэгги пребывала в решимости именно сегодня убедить его отвезти ее домой, где она смогла бы спокойно вернуться к прежней жизни.

Мэгги открыла было рот с намерением поприветствовать Джеймса, однако ей пришлось промолчать, ибо она заметила, как именно на нее смотрит Рэмзи. Выражение его лица показалось ей более чем странным. От этого взгляда девушке в изящном белом платье стало не по себе. Наконец он, похоже, сообразил, что неприлично так таращиться на женщину. Выдавив из себя улыбку, он кашлянул и тихим голосом пожелал ей доброго утра.

Жестом предлагая пройтись, он пристроился рядом, и какое-то время они шли бок о бок в полной тишине. Наконец Джеймс нарушил молчание.

— Прохладный день, — пробормотал он.

Мэгги почувствовала облегчение. Если речь зашла о погоде, возможно, им удастся избежать жарких дискуссий. Она натянуто улыбнулась и кивнула:

— Вы правы, милорд, довольно свежо. Только что погода казалась чудесной, но сейчас солнце ушло за облака, и стало немного прохладно.

Правдивость этих слов не подлежала сомнению. Солнце скрылось за большим густым облаком, и без его света сразу похолодало на несколько градусов. Мэгги тут же пожалела, что не взяла накидку, которую Энни предлагала ей для прогулки. Она приняла лишь шляпу и перчатки, посчитав, что в накидке ей в такую солнечную и теплую погоду будет слишком жарко. Но ведь не навсегда же исчезло солнце!

— Хм.

Этот звук привлек внимание Мэгги и заставил ее вновь посмотреть на хозяина поместья. Она заметила беспокойство на его лице и улыбнулась уголком рта. Похоже, кроме как о погоде, лорд Рэмзи этим утром не был способен говорить ни о чем. Сие открытие показалось ей забавным. Оба опять замолчали. Сложив руки на груди, Мэгги поежилась, стараясь отогнать от себя утренний холодок. Движение это было неосознанным, и спохватилась она лишь в тот момент, когда лорд Рэмзи снял с себя накидку и аккуратно водрузил ей на плечи.

Мэгги смущенно приняла ее. Затем она предложила вернуться в дом, и он молча согласился, взяв ее под руку. Они почти уже подошли к застекленным дверям библиотеки, когда лорд Рэмзи снова заговорил, и на этот раз исторгал из себя слова так, будто не мог дольше держать их в себе:

— Как вы можете это выдерживать?

— Выдерживать что, милорд/ — не поняла она.

— То, что вы делаете, — пояснил он. — Как вы это выносите!

Изумлению Мэгги не было предела. Ее поразило его откровенное негодование, боль, едва ли не отчаяние. И он ожидал от нее ответа. Неужели ему действительно настолько претило то, чем она занималась? Она с досадой подумала: «Что, интересно, говорят маленьким лордам о женщинах? Почему лорда Рэмзи так терзает то обстоятельство, что я писала статьи для „Дейли экспресс“?»

Усилием воли Мэгги постаралась подавить в себе раздражение. В конце концов высший свет был бы шокирован, даже узнав, что подобный «мусор» пишет аристократ-мужчина. Поэтому сам факт, что его писала женщина, судя по всему, не мог не повергнуть в ужас общество. Смирившись с этой мыслью, Мэгги вздохнула и продолжила путь дому. Выходила она через гостиную — Джеймс же вел ее к библиотеке, что было ближе и удобнее.

— Я выношу это потому, что мне это нравится, — ответила она.

— Вам это нравится, — повторил он, и счастливым его голос назвать было нельзя.

Мэгги снова остановилась и посмотрела ему в лицо. Лорд Рэмзи тоже остановился. Выглядел он просто несчастным. Нет, вот это уж, , пожалуй, слишком — его реакция, по ее мнению, была, мягко говоря, преувеличенной. Мэгги помрачнела и повернулась к невысоким ступеням, ведущим в библиотеку.

— Да. Мне это нравится, — сердито подчеркнула она.

Раздвинув двери с куда большим усилием, чем требовалось, она вошла внутрь и направилась к письменному столу Джеймса. Затем обернулась и увидела, что он входит следом за ней с застывшей на лице гримасой отвращения. Мэгги горделиво вздернула подбородок, глядя ему прямо в глаза:

— Я всегда отличалась любознательностью, и профессия моя мне интересна.

Лорд Рэмзи с изумлением продолжал молча взирать на нее. Мэгги поджала губы. Она готова была поставить все заработанные последней статьей деньги на то, что он с удовольствием проводил время за теми занятиями, которые Кларк описывал в своих статьях. Однако если женщина открыто признавала, что подобные авантюры нравятся ей, то это, в его представлении, уже не лезло ни в какие ворота. Лицемер!

— Ах, да прекратите же хмуриться, милорд, — рассмеялась она, стягивая перчатки. — Я слышала множество пуританских высказываний на этот счет, но ни на пуританина, ни на скромника вы не похожи. Уж не желаете ли вы убедить меня в том, что сами никогда не проявляли любопытства к подобным вещам? Что втайне не получали удовольствия…

— Я этого не отрицаю, — перебил ее Джеймс, не желая выслушивать подробности того, чем именно Мэгги занималась в борделе. Его и так уже в достаточной степени возбудила их непринужденная дискуссия; и если она теперь еще станет в деталях описывать те вещи, которые доставляли ей столько радости, он просто…

Взгляд Джеймса скользнул по тонкому белому платью, частично скрываемому его накидкой. Его сестра выглядела в нем достаточно скромно, тогда как гостья казалась в нем Джеймсу грациозной и соблазнительной. А может, дело тут еще в том, какой она запомнилась ему с ночи похищения. Трудно было забыть ее, столь прекрасную, лежавшую у него на руках… в полумраке кареты. Невинное лицо Маргарет с растрепанными шелковистыми волосами было таким соблазнительным под красной маской. Ее пухлые, сочные губы словно жаждали поцелуя. Все обычные наряды, которые носила эта женщина, лишь намекали на ее скрытые достоинства, однако перед глазами Джеймса снова и снова возникал тот, первоначальный образ, увиденный им.

Почувствовав сильное возбуждение, он процедил сквозь зубы:

— Я понимаю, что от подобных занятий можно получить массу удовольствия, но…

— Ну вот видите!

Мэгги положила перчатки на стол и, повернувшись к лорду Рэмзи, одарила его приветливой улыбкой, явно обрадованная тем, что ей удалось добиться от него этого признания.

— Нет ничего постыдного в том, что вы признали это, милорд, — ласково продолжала она, повернувшись и обходя стол. — Моему брату это тоже очень нравилось. И вообще мне начинает казаться, что авантюризм заложен в генах членов нашей семьи. Джеральд от всего этого был просто без ума, уверяю вас.