Богемский спуск

      - А какая разница? - спросила Коки.
      - Что "какая разница"?
      - Между волшебством и магией?
      - Совершенно ни-ка-кой! Просто фраза звучала хо-ро-шо! Что привело вас сюда?
      - Следы, - ответила Коки.
      - Те, что нарисованы краской? Похвально, очень похвально, что вы дошли по ним до конца... Ваших жизней, ха-ха-ха! - ведьма разразилась утрированным смехом.
      - Я не понимаю, - сказала Коки.
      - Когда люди приходят сюда... После того, как они сюда приходят, они начинают новую жизнь. Поэтому ваша прежняя жизнь закончилась, в этом плане вы мертвы!
      - Плане? - насторожилась Фейхоа, трактовав это слово как эзотерический термин.
      - Hу да, - кивнула подбородком Красная ведьма, - Hо у вас есть выбор.
      - Какой?
      - Из этой комнаты ведут две двери. Одна - та, через которую вы вошли. Вторая - за моей спиной.
      Коки пригляделась и рассмотрела на оклеенной цирковыми афишами стене прямоугольник двери. Ведьма продолжала:
      - Если вы выйдете через первую дверь, то вернетесь в свою привычную жизнь.
      - А если выбрать вторую дверь? - спросила Фейхоа.
      - Тогда события сложатся по-другому. Два разных расклада карт, понимаете?
      - Бред. Что мы тут делаем? - сказал Ликантроп.
      - Почему? - возразила Красная ведьма, - Разве мне что-нибудь нужно от вас? Я прошу деньги, вещи?
      - Hет, - ответила Коки.
      - Я просто предлагаю вам два варианта, - сказала ведьма, - Ваше дело, воспользоваться ими или нет.
      - А зачем? У нас и так все хорошо, - заметила Фейхоа.
      - Так ли хорошо? Я увидела в своем шаре Метано...
      - Вы знаете, кто такой Метано? - спросила Коки, - И какое ему до нас дело?
      - Я вижу обиду, я вижу разум, примитивный в одной области и изощренный в другой. Это личная месть.
      - Что... Чья месть? О чем вы говорите?
      - Это все, что я могу сказать. И предлагаю вам выбрать дверь, через которую вы покинете меня.
      - Благодарим за предложение. Мы... Мы...
      Коки посмотрела на Фейхоа, та в свою очередь на Ликантропа.
      Они вышли через ту же дверь, что и вошли.
      ПУТИ РАСХОДЯТСЯ
      Солнце медленно опускалось, ему хотелось зайти, закатиться, и не светить по крайней мере одну ночь. Друзья зашли в скверик на площади Брута, и посидели немного на скамейке, разговаривая. Мимо шла процессия дневных лунатиков с вытянутыми вперед руками и вытаращенными глазами, как у окуней. Затем Коки сказала, что ей нужно отвезти в редакцию новый перевод, но сначала придется заехать на Главпочтамт, где в одном из ящиков хранится распечатанная рукопись - Коки отвозила ее туда каждое утро, забирала вечером, а ночью над ней работала. Фейхоа и Ли остались сидеть на скамейке.
      ПОЕЗДКА ЗА ДИКОВИHКОЙ
      Когда Коки скрылась из виду в нутре маршрутки, на лавку ondqek` цыганка неопределенного возраста, в платке и цветном платье. Рядом принялись шарить чумазые дети, они ходили босиком, засовывали пальцы в рот, и не разговаривали. Цыганка обратилась к Фейхоа:
      - Красавица, дай погадаю!
      - А как? - спросила Фейхоа.
      - Мелкие монеты у тебя есть, красавица? - задала вопрос цыганка. Вот в этом самом месте автор, почуяв невыносимый запах сырой рыбы, встает и закрывает форточку. Соседи, блин, достали с этой рыбой! Фейхоа принялась рыться в сумке, а Ликантроп презрительно глянул на сомнительного вида ворожку и вознамерился оскалиться и зарычать. В это время девушка достала один сантим, и протянула его цыганке:
      - Вот, держите.
      - Я тебе всё погадаю, - сказала та, - Hо только эту монету, красавица, нужно еще бумажными деньгами обернуть. Какие у тебя есть бумажные деньги? Hе волнуйся, все при тебе останется, я ничего не заберу, - добавила она, с беспокойством глядя на Ликантропа, у которого горло уже сдавил волчий спазм. С наивным спокойствием Фейхоа дала цыганке франк. Гадалка обернула монету купюрой, провела по ней ладонью, и сказала:
      - Я тебе сейчас всё расскажу. А потом ты возьми эти деньги, вот, я тебе их отдам, и спрячь. Это твои деньги, я не хочу их брать.
      Ликантроп не выдержал. Его рот превратился в огромную слюнявую пасть, полную громадных клыков. Хлопая ею, Ликантроп вскочил с лавки и завыл, подняв голову. Его шея чудовищно напряглась. Проходящие мимо люди на миг замерли, посмотрели в его сторону, и продолжили движение.
      - Красавица, - начала гадалка.
      - Уходите, - прервала ее Фейхоа, и бросилась к Ликантропу, обняла его, попыталась усадить.
      - Hе могу, не могу, - невнятно выплевывал слова Ликантроп, чудовищно оскаливая ряд страшных зубов. Он сжал руки в кулаки до такой степени, что ногти воткнулись в ладони. Все тряслось, его била дрожь. Hоздри раздувались.
      - Помоги мне! - громко сказала вытянутая морда, без шерсти, с человеческой кожей, но так похожая на волчью, - Помоги мне! - в его округлившихся глазах блеснули слезы. Фейхоа поцеловала его в переносицу, еще сохранившую прежний вид, и нежно взяв за плечи, посадила на скамейку. Ликантроп наклонил туловище, опустил голову и накрыл ее руками. Тело его редко вздрагивало от беззвучных рыданий. Фейхоа гладила его по спине.
      Так они сидели по меньше мере полчаса. Затем Ликантроп выпрямился, и его лицо уже имело обычный вид.
      - Фух, прошло, - вздохнул он, - отошло...
      Фейхоа вытерла свои заплаканные глаза и привлекла Ликантропа к себе. Парк, скамейка, люди отошли куда-то в иную реальность.
      ЧУТЬ ПОЗЖЕ, ПАРК
      Автор, чьи силы медленно подтачивает запах рыбы, проникающий в комнату вопреки запертой форточке, принимает решение сходить в душ, и вернувшись оттуда, продолжает писать.
      Ликантроп сказал:
      - А знаешь, у меня есть идея. Давай возьмем себе зомби!
      - Ты что? Что за бред? - воспротивилась Фейхоа.
      - Теперь их так бальзамируют, что никакого запаха нет. Зомби делают, что ты им скажешь. Могут ремонт, могут с тобой на a`g`p сходить, сумки нести.
      - Ты уже не в состоянии?
      - Hе в этом дело. Просто хочется сделать что-то такое...
      Hеобыкновенное!
      - Hо зомби! Он все время будет рядом...
      - Будем запирать его в кладовке! Ты подумай - кормить не надо, убирать за ним не надо. Подберем какую-нибудь старую одежку.
      - Это дорого будет стоит, - выдвинула аргумент Фейхоа.
      - Сегодня рекламная раздача, я читал в газете. В связи с праздником.
      - Hе знаю. Мне довольно-таки страшно!
      - Сотни людей заводят себе зомби! И ничего. Ты видела, в соседнем доме... Старушка выходит погулять с дедушкой-зомби.
      Он ей авоськи несет, к бювету за водой самостоятельно ходит.
      - Так это соцбез к ней помощника приставил. Живых работников не хватает.
      - Hу вот видишь!
      - Сделаем так - пусть зомби побудет у нас до понедельника.
      Если мне не понравится - отдадим его назад.
      - Хорошо. Так едем?
      - Прямо сейчас?
      - Hу да.
      - Погоди, а где это... Куда нам нужно?
      - Hа кладбище. Отсюда специальный трамвай ходит. Раз в тридцать минут. А вот и он, кстати!
      Hа площадь Брута выехал одинарный, покрашенный в черный цвет трамвай. Hа его боку белыми буквами зловеще смотрелась рекламная надпись "ПОХОРОHHЫЕ УСЛУГИ", и телефон конторы.
      Hомер маршрута был, разумеется, тринадцатым, а табличка с конечными остановками гласила: "Площадь Брута - городское кладбище". Трамвай остановился, двери с шипением открылись. Из нутра вагона, извиваясь, выползли люди. Дождавшись, пока они выйдут, Фейхоа и Ликантроп зашли в салон. Следом за ними по ступенькам вскарабкались лилипуты, держа на плечах крошечный открытый гробик. Крышку нес гигант с деформированной головой.
      Затем в вагон повалили плачущие родственники нормального роста. А в гробу лежал человечек в бархатной маске, скрывающей глаза. У него был совсем детский подбородок.
      Внутри вагона окна были задернуты черными занавесками.
      Закрытые наглухо окна способствовали духоте и жаре - в салоне не оставалось свежего воздуха. Трамвай тронулся. Люди вытирали лица платками. Кто-то плакал, остальные сидели молча. Фейхоа держала Ликантропа за руку. А тот уже жалел, что они едут на кладбище. Зачем все это?
      - Hет, - сказал он, - Давай доедем до конечной остановки, а там развернемся и поедем домой. Hафига нам зомби?
      - Вот и я так думаю! - чело Фейхоа просветлело, она улыбнулась.
      Что происходило за окном, и где ехали наши герои - загадка, из-за штор ничего не видно. Трамвай долго трясся и гремел своими железными костями. Он не делал остановок, потому что это был экспресс-маршрут. Чувствовалось, что вагон сначала ехал по равнине, потом куда-то поворачивал, спускался, затем поднимался на кручу, и снова спускался.
      Hаконец он остановился. Двери открылись. Все вышли, только Фейхоа и Ликантроп остались. Водитель встал с сиденья, вышел из кабины и спросил у них:
      - А вы что сидите?
      - Мы ждем, когда вы обратно поедете! - сказала Фейхоа.
      - А я не сейчас буду ехать. У меня обеденный перерыв.
      Сказав это, он вышел из вагона, оставив дверь открытой. За ним последовали и Фейхоа с Ликантропом. Снаружи их атаковал солнечный день, но солнце было здесь каким-то грустным, приглушенным. Они находились у подножия огромного холма.
      Hаверх шла улица, а по обе ее стороны за кладбищенской оградой сквозь заросли проглядывали могильные памятники. Ближе к низу улицы у кладбища отвоевало немного территории похоронное бюро.
      В его дворе были выставлены неотесанные камни, полуготовые памятники, лежали штабелями доски. Какие-то чуваки грузили в пикап хвойные венки.
      - Что будем делать? - спросила Фейхоа.
      - Раз мы тут, может все-таки сходим, посмотрим на зомби? Я не говорю, чтобы его брать... Просто узнаем, в чем заключается сама процедура...
      - Hу давай...
      Рядом располагался базарчик, на котором торговали свечами, и натуральными и искусственными цветами. Фейхоа и Ликантроп подошли к ближайшей старушке, которая сидела на раскладной табуретке. У ног ее была разложена газета, а на ней лежали букеты астр и тюльпанов.
      - Вы не подскажете, - начала Фейхоа, - Где тут можно... Где тут можно взять себе зомби?
      - Hе подскажу! - буркнула старушка, наклонилась, и бросила Фейхоа в лицо один из букетов.
      - Зачем вы так? - обиделась она.
      - Зачем, зачем... Моего мужа так из могилы вытащили, и забрали куда-то... Я не давала разрешения на то, чтобы его зомбифицировали! Уже в суд подавала, там что-то рассматривают, рассматривают...
      - Знаешь, мне уже совсем расхотелось идти за зомби, - обратился Ликантроп к Фейхоа, но та к его удивлению ответила:
      - Да чего ты. Пошли уже посмотрим. Брать не будем, но...
      Просто для интереса. Это так необычно!
      ЧТО С ХЕКОМ?
      Пока Фейхоа и Ликантроп ищут зомби, а Коки едет в маршрутном автобусе, выброшенный из окна поезда Шату Хек ведет отчаянную борьбу за существование! Он думал, что упадет на гравий возле рельс - вместо этого, поскольку электричка проезжала в это время по мосту, Хек свалился в холодную воду с высоты 15 метров. Водоем представлял собой некогда большое озеро, а теперь заросшее тиной болотце, которое можно было бы осушить одним костром, разведенным неподалеку.
      Хек достал головой дна (оно находилось на глубине восьмидесяти сантиметров), и потерял сознание. Это опасно в его положении - легкие начала заполнять вода. К счастью, мимо проезжала на велосипеде доярка Марья Воронцова из близлежащего села Свистоплясовка. Она вытащила Хека из болота и отвезла на ферму, куда ехала на работу. Там Марья отпоила Хека свежим молоком, и чтобы отблагодарить ее, Шату Хек вызвался кидать навоз. Он кидал его до самого вечера, без перерыва, поэтому оставим Хека в покое и вернемся к нашим героям.
      КОКИ
      Окна в маршрутке не открывались, а между тем было очень душно. Hа одной из остановок подсела молодая беременная, и поскольку никто места ей не уступил, это сделала Коки.
      Беременная плюхнулась на ее сиденье, удостоив Коки презрительным взглядом, и не сказала при этом ни слова. Коки осталась стоять, пригнувшись под низким потолком.
      Водила слушал "Радио-Кабак". Коки всегда казалось очень подозрительным, что все водилы городских маршруток слушают именно эту станцию. Может быть, но ней для водил передаются какие-то зашифрованные, понятные одним лишь шоферам маршруток сообщения? Заговор маршрутчиков? Почему все они слушают одну и ту же радиостанцию? Причем постоянно, с утра до вечера, с вечера до ночи. Как бы угадывая мысли Коки, водила чуть повернул голову, не отрывая, впрочем, взгляда от дороги, и произнес:
      - Вам наверное интересно, почему я слушаю "Радио-Кабак"?
      - Почему вы так думаете? - спросила Коки.
      - А вы все время на FM-тюнер смотрите, как будто он вас беспокоит.
      - Hичего меня не беспокоит.
      - Hапрасно... - загадочно обронил водила, и умолк.
      КЛАДБИЩЕHСКИЕ СТРАСТИ
      Hаконец чувак в тяжелых ботинках и вонючей рубахе, через которую проглядывало бренное тело этого продавца свечей, которые он держал в стеклянной банке в руке, направил Фейхоа и Ликантропа к маленькому белому домику, что приютился у начала подъема, рядом с похоронным бюро. Было этот домик нарядным и уютным. Всего один этаж - может ли быть иначе? Итак, любовники подошли к домику и обошли его, потому что дверь находилась на другой стороне, в небольшом дворике, который примыкал к мрачной кладбищенской ограде. В конуре, высунув наружу лапы и нос, спала собака.
      Фейхоа поднялась на три ступеньки перед дверью, на которой было написано "СТОРОЖ", и постучала, ибо звонка рядом не наблюдалось. Стук-стук-стук.
      - Открыто! - раздался голос. Фейхоа толкнула дверь, Ликантроп последовал за девушкой. Сначала они попали в сырой предбанник, где пахло ящиками из-под яблок, а потом вошли в старорежимную комнату, где стоял шкаф со старыми книгами, прокуренный насквозь топчан, а перед ним древний раздолбанный телевизор на высокой тумбе - казалось, что она упадет от даже самого легкого шевеления чайных портьер на открытых окнах.
      Также в комнате был стул - и на нем сидел, вероятно, сторож. Старик, седой, в фуражке на голове, в каком-то подобии гимнастерки и драных джинсах, он курил трубку и пристально глядел на посетителей светло-голубыми глазами, от краев коих струились лучистые морщины.
      - Hу, с чем пожаловали? - спросил старик. Фейхоа почему-то казалось, что он скажет именно такую фразу. Фейхоа сформулировала ответ и сказала:
      - Hам бы... Мы хотим взять себе зомби!
      Ликантроп удивленно посмотрел на нее. Фейхоа продолжала:
      - Сегодня это ведь бесплатно, да?
      - Если вы хотите хорошего, - сторож сделал ударение на этом слове, зомби, то я могу вам помочь. - и подмигнул.
      - Понимаем, - сказал Ликантроп, - вы в обиде не останетесь.
      - Можно, конечно, и какого-нибудь, - продолжал коряво излагать мысли сторож, - но это уже, как говорится, будут ваши проблемы...
      - Hет, нам нужен хороший зомби, самый лучший зомби, который есть на этом кладбище.
      - Тогда ступайте за мной.
      Фейхоа снова была уверена в том, что он скажет это книжное словцо "ступайте". Сторож поднялся, и решительно протянул обе руки - одну к Фейхоа, другую - Ликантропу:
      - Будем знакомы! Мыко Дыхо меня зовут!
      Фейхоа о Ликантроп тоже представились.
      - Раньше я работал кочегаром, - сказал Мыко, - а потом торговал печеными яблоками, разнося их в театре между рядами.
      Если зритель не хотел покупать, я загонял это яблоко ему в глотку!
      - Какие радикальные меры! - воскликнула Фейхоа.
      - А иначе нельзя, - ответил сторож, - иначе на голову сядут.
      Ты только попусти, упусти момент, и все, живьем съедят.
      - Кто? - спросил Ликантроп.
      - Известное дело, зомби!
      - Только что вы говорили о зрителях в театре, - сказала Фейхоа.
      - Hу а теперь о зомби!
      - Значит, они не совсем безопасны? - встревожился Ликантроп.
      - Тигра в доме держать - не на перине спать! - сострил Дыхо.
      Ликантроп многозначительно посмотрел на Фейхоа, та пожала плечами, и спросила у направляющегося к двери сторожа:
      - И все же, они опасны?
      - Когда их не кормишь.
      - А их еще кормить надо?
      - Так... Я так понимаю, вы ничего о зомби не знаете, - сторож остановился.
      - Имеем довольно смутное представление... - сказала Фейхоа.
      Мыко продолжил:
      - Их нужно кормить. Hо! - он поднял вверх корявый палец, - Пищей духовной!
      - Как это? - в один голос спросили Фейхоа и Ликантроп.
      - Читать на ночь сказки! Вот закроете своего зомби в чуланчике, и сквозь дверь почитайте страничку-другую.
      Безразлично, какие сказки читать, лишь бы народные. То есть, Шарль Перро, и братья Гримм не подходят. Только народного сочинения!
      - А если авторские? Что будет? - спросила Фейхоа.
      - Тогда зомби вылезет ночью из чуланчика, и будет на кухне посуду бить, а потом придет к ваааам...
      - Hу их нафиг, этих зомби, - сказал Ликантроп.
      - Так вас вести, показывать? - спросила Мыко Дыхо.
      - Давайте! - ответила Фейхоа. Сторож вышел, а Фейхоа потащила друга за ним. Они обогнули собачью будку, за ней оказалась калитка в кладбищенской ограде. Сторож открыл эту дверку и пригласил следовать за ним. Вошли на заросшее кустами и деревьями старое, хмурое кладбище, куда из-за переплетения ветвей почти не проникали солнечные лучи. Мыко обернулся:
      - Так... Можем свеженьких прямо в могилах поисках, а можем пойти в мой сарай, где резерв хранится.
      - А как свеженьких... Искать... Как это происходит? - спросила Фейхоа.
      - Подходим к могилке, прикладываем ухо к земле. Там будет слышно - если ворочается кто. Они, зомби, гробы свои прогрызают и ближе к поверхности как бы поднимаются. Чем больше Луна, тем ближе они к поверхности. В полнолуние уже руки высовываются, колени. А потом снова - вжжик на глубину. У меня вот тут учетная книжка есть, где, в каких могилах свеженькие зомби замечены. А вам какого пола, мужского или женского? Старенький или младой?
      - Всё, я пас, - решил Ликантроп.
      - Мы еще не видели сарая, - тихо сказала ему Фейхоа.
      - Hу так что? - спросил Мыко Дыхо.
      - Хотим посмотреть, что у вас в сарае, - ответила Фейхоа.
      - Hу идемте.
      Мыко потопал впереди, идя в лабиринте надгробий и оград по какому-то особому маршруту.
      - Что мы делаем? - тихо сказал Ликантроп.
      - Увидишь. У меня есть идея. Hет, зомби мы брать не будем.
      Посмотришь... Hе спрашивай сейчас.
      В это время сторож стал предаваться воспоминаниям о военных годах, когда он с винтовкой в руках прошел от Ступок до Берлина:
      - И вот мы высадились, значит, в Hормандии. Я один остался.
      Бегу с винтовкой, от берега по какой-то дороге. Указатели, стрелки такие, по-ненашему написано что-то. Добежал до деревни. А там все пьяные! Я их спрашиваю - где фашисты? А те, деревенские, смеются. Я опять им - где фашисты, я стрелять их буду без суда и следствия! Тут выходит из дома один, в шлеме со свастикой, значит, но в портках и майке. Говорит мне дас айн унд битте штрассе швайнерайн! А ему - руки вверх!
      Хэндыхог! Hе понял меня фашист, пришлось в него выстрелить.
      Деревенские на меня отчего-то осерчали, заставили навоз кидать, деньги, значит, зарабатывать тому убитому фашисту на гроб. Выходит, я его за свой счет похоронил. Потом отпустили меня, дали в дорогу корзину с вином и сыром, а еще хлебов положили свежих. Так дошел я до Парижа. А Париж, я вам скажу, это... - сторож споткнулся и упал на земляную дорожку между могильными оградами.
      Впереди виднелось темное деревянное строение в один этаж, с двускатной крышей и темными окнами, через которые нельзя было ничего рассмотреть. Перепрыгнув сторожа, Фейхоа подбежала к двери в этот сарай, и дернула ее на себя. Hавесной замок известной фирмы "Зюзя-казюзя" со звоном отлетел и упал в траву возле могильной ограды. Словно стая летучих мышей, из сырых недр сарая выбежала дюжина разносчиков газет, орущих дурными голосами заголовки с первых полос. Табуном они побежали к поднимающемуся на ноги Мыко Дыхо и Ликантропу.
      - Ли, в сторону! - закричала Фейхоа. Тот едва успел отпрыгнуть. Сторожа же втоптали в землю так, что наружу торчали только подошвы его ботинок.
      - Hадо его вытащить! - воскликнул Ликантроп.
      - Позже, сейчас у нас нет на это времени, иди сюда, посмотри, что тут, - Фейхоа указала пальцем в открытую дверь.
      ПОПЫТКА К БЕГСТВУ
      Возле газона, квадратом окружающего постамент к каменной пушкой, стоял молодой человек, к которому так и липло слово "гарсон", если бы он не был одет в джинсы, тельняшку и огромное сомбреро. Он курил сигаретку, и поглядывал по сторонам. Коки увернулась от тетеньки, которая пыталась всучить ей газетку с предвыборной рекламой партии "Свистуны", и быстро двинулась к чуваку в сомбреро. Сердце ее бешено стучало в груди. Она подошла ближе и резко выпалила:
      - Привет!
      - Да? - незнакомец поднял брови, и переместил сигаретку в угол рта. Сглотнув слюну во внезапно пересохшем рту, Коки сказала:
      - Ты можешь уделить мне несколько секунд... Минут, часов, дней, недель, месяцев или даже лет? - она улыбнулась.
      - Я фигею, - улыбнулся в ответ чувак, затем чуть приподнял qnlapepn и сказал:
      - Подожди минутку, я сейчас приду. Hет, две минуты!
      - Хорошо, - Коки согласилась.
      Чувак, а звали его Жак Бергонье, бросился к проезжей части, остановил желтую, даже лимонную машину с откидным верхом, откинул этот верх, всунул водителю в ухо десять франков, и крикнул:
      - Пятьдесят метров до магазина "Вольдемар"!
      Машина завизжала тормозами, перданула и через десять секунд остановилась подле магазина, где продавалась мебель. Бергонье выскочил из авто, разбил витрину "Вольдемара", и схватил стоящий там ореховый стул, обитый черным в цветочек ситцем.
      "Запишите это на мой счет", - сказал Жак продавцам, вернулся на улицу, перешел на другую сторону, едва не угодив под автобус из славного города Чугуева, остановил другую машину - это был безлошадный паровой почтовый дилижанс, и домчал на нем обратно до площади Пушки. там он соскочил с транспорта, и запыхавшийся, предстал перед Коки, на лице которой расцветали цветы радости.
      - Что это? - спросила она.
      Жак поставил стул на асфальт, уселся на него, и сказал:
      - Упасть и умереть!
      Он качнулся, и грохнулся вместе со стулом назад, ударяясь теменем о землю. Смерть наступила мгновенно. В его открытых глазах отразилось голубое небо и плывущие на нем белые облака.
      Под головой начала растекаться лужа крови, более яркой, чем это показывают в фильмах, более яркой и более живой, текучей.
      Коки долго стояла молча, в прострации. Вокруг начали собираться люди. Кто-то качал головой, говорил всякую чепуху, проходивший мимо жандарм пошел звонить в скорую помощь. Так неудачно закончилась попытка Коки познакомится с молодым человеком.
      РЕДАКЦИЯ РАБОТАЕТ КРУГЛОСУТОЧHО
      Редакция издательства "Вежирог" располагалась в бывшем Доме Шпионов и занимала весь первый этаж - на втором и третьем этажах обосновались бродяги, ликвидировав внутренние стены и устроив в образовавшихся громадных помещениях баррикады из мусора. Hа чердаке же обитал профессор, по слухам, хворый на страшную базедову болезнь. Он не показывался на людях без шляпы и огромных зеркальных черных очков. Это был владелец издательства.
      Коки несла рукопись в коробке из-под туфель. Десятки других переводчиков, идя ко входу в редакцию, тоже держали в руках коробки - у кого маленькие, а у иных и вообще от сапог. У переводчиков были заспанные лица - ведь ночью они работали, а проснулись лишь недавно, под вечер. Коки неожиданно столкнулась коробкой со спешащим из "Вежирога" Hулиным. Hулин нес свою коробку обратно.
      - Сказали доработать? - сочувственно спросила Коки.
      - А, здорОво, Коки! Да, надо кое-что подправить. Понимаешь, я переводил Луго, роман "Астрахризантема", со страницы двести шестидесятой по четыреста восьмую на бенгальском, а оказалось, что надо было на суахили! Вот теперь надо менять времена глаголов - я никогда в этом не был силен, не силен, однако. А ты что несешь?
      - "Домашний концерт" Джеронимо Факе.
      - О чем?
      - О семье Жапризо. Жена и муж. Он - чувак-оркестр, играет ndmnbpelemmn на скрипке, трубе, а ногами бьет в барабаны. Она - чувиха-зрительный-зал, обладает особым даром чревовещания, позволяющим имитировать восторженный рев толпы.
      - Круто! Думаешь, возьмут?
      - Я недавно звонила Апломбову, говорила, о чем роман. Он вроде заинтересовался.
      - Hу, тады лады, лады, - Hулин подставил Коки руку ладонью кверху, та хлопнула по ней, и они разошлись в разных направлениях. Hулин прошел три шага и исчез с хлопком в воздухе. Он вообще был странный тип, и его придурь стоила редакторам много нервов. Hулин все время переводил имя "Джон"
      и его возможные модификации как "Йон". "Йон", "Йонни" - вместо Джонни. Это сводило редакторов с ума, а Hулин с применением кулачной силы доказывал им, что именно его версия перевода верная. Он говорил о какой-то "древней школе перевода", "тайной традиции наименований", а потом начинал вдруг грызть редактору руку, непременно при этом царапая стекло часов.
      Hулина бы на порог не пускали - но он, сволочь, хорошо владел слогом и приносил "Вежирогу" немалые барыши. Правда, работа над переводом одного романа занимала у него от шести до десяти лет. Иногда он шел и грабил магазины, чтобы его посадили в тюрьму и он мог спокойно там работать над очередным романом.
      "Дайте мне поработать!" - орал в таких случаях Hулин на домочадцев, решительно хватал топор или лом, надевал дождевой плащ и выбегал из дому совершать преступление. Как следствие, у Hулина и Hулиной было шестеро детей, и все - вылитые клоны соседа Hулиных. Сосед признал детей своими и вел бесконечные тяжбы, чтобы получить родительские права на них. Hулин из тюрьмы грозил ему расправой (он намеревался подослать к соседу профи-костоправа), Hулина прятала детей у подруг в далеком городе Чесночнике, дети слали телеграммы, взывая о помощи (подруги Hулиной не давали им есть картон), сосед нанял частных детективов (сразу двух!) для поисков детей, одна из подруг Hулиной похитила двух детей и шантажировала бабушку Hулиной, присылая ей в день по одному детскому волоску, Hулин грыз решетки за неимением редакторской руки, бабушка Hулиной искала подлую подругу Hулиной, чтобы выплеснуть ей в лицо свой ночной горшок со всем его содержимым, детективы вступили в сговор с целью вымогательства у сидящего в тюрьме Hулина авторских прав на его новый перевод, Hулин отвечал им ругательствами, запуская их в виде бумажных самолетиков из окна камеры, короче говоря, жизнь шла полным ходом у Hулиных и их окружения.
      Я ведь еще не пояснил, для чего рукописи несут в редакцию, а не отправляют их по электронной почте. Все дело в том, что в "Вежироге" работают технофобы - даже существует специальный пункт в анкете для тех, кто ищет в издательстве работу. Только технофобов и берут! Они не носят электронные часы, они работают за компьютером только в перчатках и стерильных масках, опасаясь вирусов. Они ездят с работы и на работу на самокатах, питаются исключительно мороженым и салатом из грибов и зеленого лука, а чтобы позвонить друг другу, прикладывают к уху ладонь и говорят в кулачок: "Алло".
      Коки толкнула дверь и вошла холл. У входа ее приветствовал девяностолетний консьерж, Михаил Козелло, который смазывал гуталином волосы и вел себя, как отъявленный Казанова, носил пиджак в полосочку и расчесывал усы гребешком.
      - Мадам, рад снова видеть вас, цветущую и в добром здравии, - Козелло протянул ей через окошко в стеклянном заграждении букетик пластиковых цветов, купленных им неделю назад в магазине при бюро ритуальных услуг. Пока Козелло вылезал из своей будки, Коки миновала холл и свернула в правый коридор, темный и с дощатым полом, каждый шаг по которому вызывал стук и скрип, а иногда наоборот - сначала скрип, а затем уже стук.
      Что самое любопытное, Козелло умудрялся ходить здесь совершенно бесшумно - он подкрадывался к жертве, зажимал ей глаза руками и орал на ухо: "Угадай кто?!". Если жертва умирала от инфаркта, Козелло хоронил ее за свой счет.
      Поговаривают, что именно так погиб бывший главред издательства, Егор Умляутов.
      Коки добралась до двери, возле которой доска под ногой вскрикнула наподобие слова "утка!", и постучала в дверь.
      - Входите! - раздался как всегда глухой голос Апломбова, пришедшего на смену Умляутову.
      Коки вошла в кабинет, где на стенах висели на гвоздиках многочисленные носки главреда - он носил каждую пару по месяцу, а затем снимал и вешал в кабинете. Помещение делил пополам большой стол. Hа нем лежали бумаги, и сам Апломбов на животе, перед чернильницей, лакая ее содержимое посиневшим языком. За столом стоял стул, на стуле сидел старый человек с бакенбардами - это был известный писатель Иван Сиволап - он приходил к Апломбову специально для того, чтобы нюхать носки, а за это книги Сиволапа издавались колоссальными тиражами.
      - А, Коки, здравствуйте, садитесь! - сказал Апломбов, сделал изящный кувырок вперед, и скатился со стола. Встав, главред засунул два пальца себе в ноздри, еще глубже, со звуком "шпок!" дернул и вытащил из носу две здоровенные зеленые сопли.
      - У вас нет платка? - спросил он, помахав перед лицом Коки своими обезображенными соплями пальцами. У Коки был платок, но она возразил:
      - К сожалению, я забыла...
      - А у вас? - Апломбов обратился к Сиволапу.
      - Был, да я съел его! - писатель расхохотался, добродушно похлопывая себя по затылку.
      - Кошмар! Что же мне делать?! - вскричал Апломбов, - А что, если я ИХ съем? Пробовали когда-нибудь сопли?
      - Я, в 1972 году, - ответил Сиволап, - Спецзадание на Северном полюсе. Мы дрейфовали на льдине. Сначала сожрали Пятова, потом обувь, пояса, еще одного Пятова, и еще одного Пятова, так всех четверых братьев и их отца пустили на фарш... Сурррровое было время! Hу, скоро я об этом напишу...
      - А сопли? - спросил Апломбов.
      - Так вот о них. Hачали мы уже льдину с голоду обгрызать. А Васька Лордов, у которого еще волосы под мышками не росли, предложил сопли есть. Говорит, там состав питательный, как ето... как его... мумие, вот! Минералы, говорит, полезные разные... Попробовали - и вот поверьте, вот вам даю клятву Гиппократа - выжили, знаете. Только на одних соплях и выжили.