Андропов. 7 тайн генсека с Лубянки

Леонид Ильич поднялся к себе в спальню и лег, принял традиционные таблетки, которые ему постоянно подсовывала медсестра Коровякова. Комитетский человек. Там, начиная с кухарки, все были комитетчики.

Ночью, как говорила потом Виктория Петровна, около 4 часов Леонид Ильич вставал в туалет, затем снова лег в постель. Спал он на двух подушках: внизу большая плоская, сверху маленькая. Утром Виктория Петровна встала, как обычно, раньше всех. Это было связано с приемом лекарств. Шторы на ночь опускались, в спальне было темно, она ничего не заметила; приняв лекарства, выпив кофе, позвонила начальнику охраны: пора будить Леонида Ильича.

И когда пошли будить, увидели, что он сполз с этой маленькой подушки. Поза была неестественная, он не подавал признаков жизни. Как могли, в меру своей обученности, охранники начали делать искусственное дыхание. Но всем было ясно, что помочь уже ничем нельзя.

Тут же было сообщено Чазову. Внучка Леонида Ильича позвонила мне в машину около девяти:

– Срочно приезжайте, с Леонидом Ильичом плохо.

Я заехал за женой, она тогда работала в Министерстве иностранных дел, и мы со всей возможной скоростью направились на дачу. Виктория Петровна сказала, что уже приезжал Андропов и взял портфель, который Леонид Ильич держал в своей спальне. Это был особо охраняемый «бронированный» портфель со сложными шифрами. Что там было, я не знаю. Он доверялся только одному из телохранителей, начальнику смены, который везде его возил за Леонидом Ильичом. Забрал и уехал.

После Андропова прибыл Чазов, зафиксировал смерть».

Конечно, свидетельство Чурбанова может быть пристрастным, у него не было оснований любить Андропова. Но портфель все же был, а изъял его именно Андропов, да еще довольно-таки бесцеремонно. Будем надеяться, что о содержимом портфеля мы когда-нибудь узнаем…

Смерть Брежнева, хотя она всеми ожидалась чуть ли не со дня на день, произошла все-таки внезапно. Однако, исходя из общей обстановки на вершине власти, все просто и объяснимо: кроме Андропова не имелось никаких реальных претендентов.

Конечно, Андропова многие не любили, но «старики», толпившиеся около Черненко (Гришин, Тихонов, Соломенцев), не успели организоваться (они сделали это через год, но уже было поздно). Провинциалы, включая Романова, в игру, как обычно, не включались. Устинов свое ведомство смог бы поднять в любую сторону, но он предпочел Андропова. Громыко – слишком стар и равнодушен.

А Андропов был готов, и его люди готовы. Сильный Щелоков без Брежнева перестал уже быть фигурой, к самостоятельной роли, да еще в попытке силовой борьбы, он был никак не способен. Не теми силенками он располагал…

Вот и все.

По интриганскому своему коварству Андропов немедленно занялся кремлевской чисткой. Мигом исчезли Щелоков (сперва на пенсию, то есть в «райскую группу», как называли отстойник безработных маршалов). Затем Федорчука ставят шефом МВД. Надо знать нравы и традиции советских карательных органов, чтобы понять всю унизительность этого назначения. Уже с 1918-го ЧК и «лягавка» (милиция) тайно и злобно враждовали меж собой, но огромный перевес все 70 лет был за Лубянкой. И вот главного шефа КГБ – в «лягавку»… Впрочем, и там он просидел недолго. А во главе Лубянки Андропов поставил днепропетровца Чебрикова, который ему, видимо, в чем-то важном услужил. Военного бюрократа Устинова Андропов совсем не опасался. Итак, «органы» были подтянуты сразу.

Об этих важнейших перемещениях на высших государственных постах сохранилось любопытное свидетельство относительно скромного кремлевского чиновника О. Захарова, оставившего воспоминания с весьма характерным заголовком «Из записок бывшего секретаря трех Генсеков». Точное название для материалов, которые им собраны. Он с внимательностью камердинера к подробностям описывает, как Андропов издал указ «об освобождении Щелокова от обязанностей министра внутренних дел СССР. Вместо него назначался Федорчук. Через некоторое время Федорчук был приглашен к Андропову, и я, находясь в тот момент в кабинете по вызову Генсека, стал невольным свидетелем произошедшего разговора.

– Мы тебе присвоим звание генерала армии, – сказал Андропов. – Ты ни в чем не будешь ущемлен. Получишь нашу поддержку во всем.

Федорчук воспринял назначение без всякого энтузиазма и, выйдя из кабинета, произнес только: «Да…».

Вскоре позвонил Щелоков и попросил доложить Андропову о своей просьбе переговорить по телефону, что я и сделал. Юрий Владимирович тут же с ним соединился, а перед этим сказал: «Щелоков дачку просит. Ну что же, дадим ему небольшую дачку…». Вскоре выяснилось, что Щелоков просил не «небольшую дачку», а нечто совсем иное. За 17 лет работы министром он практически приватизировал большую государственную дачу МВД № 1 и госдачу № 8, которая служила и как Дом приемов МВД. Он занимал также большую служебную квартиру на ул. Герцена, 24. И на дачах, и на служебной квартире хранилось огромное личное имущество Щелокова и его семьи, которое уже не умещалось в его частных дачах, а также на дачах его сына. На одной из дач ковры лежали в восемь слоев – друг на друге, а картины известных русских художников – под кроватью».

Как говорится, «и так далее». Впрочем, о «деле Щелокова» мы подробнее расскажем ниже, оно в высшей степени характеристично для завершающего периода брежневской эпохи.

На новой должности Генерального секретаря Андропову пришлось решать великое множество самых разнообразных дел, многие – если не большинство – из которых носили второстепенный, а то и просто-напросто рутинный характер. Да, обстановка на заседаниях Политбюро была для него не новой: уже пятнадцать лет он заседал там в качестве кандидата и девять – как полноправный член этой самой решающей инстанции великой страны, чьи постановления уже никто отменить или даже поправить был не в силах. Так, но тогда подавляющее большинство тех дел его, как руководителя КГБ, непосредственно не касалось. Он, как и его коллеги, послушно голосовал вместе с большинством, тем более соглашаясь с мнением Генсека. Теперь настали иные времена – он, лично он отвечал за все. Совсем с иным напряжением сил приходилось ему теперь готовиться к этим заседаниям и тем паче проводить их. И так – почти каждую неделю.

В архиве бывшего уже теперь ЦК КПСС сохраняются с великой бережностью документы так называемой «Особой папки» – материалы заседаний Политбюро. Готовили их, а потом сохраняли для архива несколько сотрудников Общего отдела ЦК. Они были строго засекречены и всем им, даже рядовым, запрещалось при любых обстоятельствах пересекать границы Советского Союза. Ныне эти сверхсекретные недавно документы стали достоянием историков, многое опубликовано.

Знакомство с этими материалами показывает, сколь перегружены были повестки дня заседаний Политбюро. Это было неизбежным следствием сверхцентрализации, изначально присущей советским способам руководства народным хозяйством и всеми иными сферами государственной и народной жизни. Повелось такое изначально. Например, я самолично читал в архиве документ, как в канун нового, 1921 года Совет труда и обороны под председательством самого В.И. Ленина рассматривал вопрос о «доставке двухсот мешков верблюжьей шерсти из Астрахани в Москву»…

Вот некоторые лишь примеры из «Особой папки» времен Андропова:

– Об ограничении допуска представителей армии Румынии к новым образцам вооружений.

– О доставке специмущества в Никарагуа.

– О контрразведывательном обеспечении МВД СССР, его органов и внутренних войск (фактически Андропов ввел контроль со стороны КГБ за ведомством Щелокова).

– О лицах, представляющих особую опасность для государства в условиях военного времени.

– О бюджете КПСС на 1983 год.

– О реализации золота…

Порой в протоколе стояла лишь лаконичная запись: «Вопрос КГБ», «Вопрос Министерства обороны», «Вопрос международного отдела ЦК»… Решения сразу же попадали в категорию «Особой папки». Это вопросы деятельности советской разведки и контрразведки, разработки и испытания нового оружия, финансирования компартий зарубежных стран, материального обеспечения членов Политбюро. С появлением Андропова в ранге Генерального секретаря на Политбюро стали еще чаще, чем раньше, рассматриваться вопросы спецслужб. «Кагэбизация» общества при Андропове не могла ослабеть. Она возросла. Едва заняв кабинет вождя, Андропов уже. 10 декабря 1982 года соглашается с обсуждением на «самом верху» вопроса «О привлечении советских граждан еврейской национальности к активному участию в контрсионистской пропаганде». В пояснительной записке говорилось, что «известные люди еврейской национальности воздерживаются, за редким исключением, от публичной оценки сионизма». Естественно, решили создать соответствующую «группу» под эгидой того же КГБ (и создали).

Поговорил Ю.В. Андропов с В. Ярузельским 13 апреля 1983 года по телефону. Соответственно Политбюро в своем постановлении отмечает: «Одобрить беседу Генерального секретаря т. Андропова с Первым секретарем ЦК ПОРП В. Ярузельским…». Вроде бы беседа – это явление по крайней мере двустороннее, но Политбюро привычно «одобряет» разговор двух лидеров. Приглашения Генсеком своих коллег из социалистических стран отдохнуть в СССР также подлежали непременному утверждению Политбюро. Андропов продолжил давнюю кремлевскую традицию и в 1983 году пригласил в СССР руководителей «братских партий» Э. Хонеккера, Ле Зуана, Ф. Кастро, К. Фомвихана, Ю. Цеденбала, В. Ярузельского, Н. Чаушеску, Г. Гусака и, конечно, своего старого доброго знакомого Яноша Кадара.

Перечень бесконечно разнообразных (в том числе и бесконечно малых) вопросов можно длить сколь угодно долго. Остановимся только на одном случае из вышеперечисленных. Странная вроде бы мера – привлекать евреев к «контрсионистской пропаганде», но смысл тут имелся и исходил он непосредственно от Андропова. После ввода наших войск в Афганистан в декабре 1979 года резко обострились отношения СССР с западными странами. В связи с этим выезд советских евреев с израильскими паспортами в любые, по существу, страны мира стал ограничен. Это вызвало некоторое брожение среди еврейской общины в Советском Союзе. КГБ попытался тут перехватить инициативу и создал нечто вроде «еврейской зубатовщины» – «Антисионистский комитет» из ряда сугубо проверенных лиц еврейской национальности: академика Минца, генерала Драгунского, актрисы Быстрицкой и иных. Мероприятие оказалось, естественно, мертворожденным, хотя начальство там было приравнено к самому высокому рангу и снабжено автомашинами, «авоськой» и «кремлевкой»…

Вообще тема «КГБ и выезд евреев» исключительно интересная, но личное участие Андропова в этом очень остром деле пока документально не отражено. Есть лишь одно косвенное свидетельство, зато от его ближайшего соратника, который именно этим пикантным вопросом и занимался. Обратимся вновь к воспоминаниям генерала Бобкова.

«Особенно поразил такой случай. Будучи в Киеве в 1974 году, я встретился с первым секретарем ЦК компартии Украины В.В. Щербицким, которого очень уважал. Он отличался здравым подходом к решению вопросов, глубоким знанием рассматриваемых проблем и личной порядочностью. Наша первая встреча навсегда запечатлелась в памяти – подтвердились все мои первые впечатления об этом человеке. В числе прочих мы обсуждали вопрос о выезде евреев. Владимир Васильевич спросил меня:

– Почему вы препятствуете выезду?

Я с удивлением ответил, что у меня об этом совсем иное представление: именно здесь, на Украине, главным образом и чинятся препятствия.

После беседы мне стала абсолютно ясна точка зрения первого секретаря ЦК компартии Украины. Однако в его аппарате придерживались иного мнения. Там считали, что, открывая дорогу для выезда евреев, мы тем самым открываем для нашего противника источники закрытой информации. Чиновники всячески препятствовали разумному решению. За долгие годы не раз убеждался в том, что очень многое зависит от среднего звена, от так называемого аппарата – и в центре, и в республиках. Чиновники разного ранга саботировали любое неугодное им решение и зачастую протаскивали прямо противоположное.

Так случилось и в тот раз. Вскоре после разговора со Щербицким Комитет госбезопасности Украины прислал в Москву записку с предложением резко ограничить выезд из СССР лиц еврейской национальности. Не буду высказываться на сей счет. Председатель КГБ Украины В.В. Федорчук, присутствовавший на беседе со Щербицким, явно следовал советам из Москвы, исходившим от ревностных хранителей военных тайн и мало считавшимся с нараставшими внутренними межнациональными конфликтами. А этим как раз и пользовались силы, добивающиеся дестабилизации политической обстановки в СССР».

Хитрит, хитрит тут недавний начальник «пятки»! Составлялись его мемуарные речения уже при Ельцине, а при его «дворе» евреи заняли многие руководящие места, да и сам отставной генерал армии перешел на службу к Гусинскому. Вот почему он пытается изобразить, будто всегда был лучшим другом уезжающих на «историческую родину» евреев. Но два обстоятельства подлинных тут проглядываются. Во-первых, и он, и его начальник Андропов (покровитель Арбатова и Бовина), действительно, пытались облегчить «отъезд». Но верно и другое: основной корпус офицерского и даже генеральского состава КГБ, людей действительно патриотичных, этих игр высшего начальства не знали и «носителей секретов» старались не выпускать.

Тяжелым испытанием для пожилого и нездорового Андропова стала в новой должности необходимость публичных выступлений и появлений на людях. Он к этому совершенно не привык. Пятнадцать лет просидел он в кабинете на Лубянке за семью запорами, общаясь только с очень узким кругом лиц. Шесть месяцев он провел в должности «второго секретаря ЦК», но на людях тоже не появился, продолжая сугубо канцелярский вид деятельности. Но Генеральный секретарь правящей партии обязан общаться «с массами»…

Опять-таки к «массам» новому Генсеку надо прийти хоть с чем-то свежим, хоть немножечко новым. Уж сколь мало ни были избалованы и терпеливы советские граждане, но они от него этого требовательно ждали. И вот Андропов, всю жизнь проведший в административно-канцелярской стихии, додумался только до административного же «новшества»: называлось оно «наведение дисциплины и порядка». Конечно, при Брежневе все это сильно расшаталось, народ явно ждал действительного наведения порядка, прежде всего – в борьбе со взятками. Два с половиной месяца выжидал Андропов, пока вышел «к народу». Уже до этого велено было не опаздывать на работу, бороться с прогульщиками, строже контролировать дисциплину и пр. И вот он решился сказать о том публично.

31 января он решил посетить Московский станкостроительный завод. Кратко осмотрев цеха и побеседовав с рабочими на их рабочих местах, Андропов выступил затем с речью в заводском клубе. Главной темой был опять-таки вопрос о дисциплине. Укрепление дисциплины и наведение порядка в стране объявлялись главной задачей партии и государственных органов на ближайшие месяцы. «Нынешний год, – говорил Андропов, – сердцевинный год пятилетки. Надо доделать то, что мы, прямо говоря, не сделали за первые два года, и постараться наверстать упущенное, создать условия для нормальной работы в последние два года пятилетки… Где же, говоря ленинскими словами, то самое звено, за которое, надо ухватиться, чтобы вытянуть всю цепь? Цепь-то большая, тяжелая. И хотя нельзя все сводить к дисциплине, начать надо, товарищи, именно с нее… Без должной дисциплины – трудовой, плановой, государственной – мы быстро вперед идти не сможем. Наведение порядка действительно не требует каких-либо капиталовложений, а эффект дает огромный».

Этот тезис проводился и через всю пропаганду и печать. «Правда» писала: «В наши дни для успеха всего экономического и социального развития страны необходимо сосредоточить внимание на вопросах решительного укрепления дисциплины и повышения организованности. Предстоит везде и всюду внедрить тот образцовый порядок, о котором Владимир Ильич писал в работе «Великий почин», чтобы создать максимально благоприятные условия для эффективного производительного труда».

Тусклые, пустые слова! Это советским гражданам уже обрыдло за последние годы брежневского царствования! Вместо борьбы с чиновными ворами стали проверять людей в магазинах или кинотеатрах – не пребывают ли они там в рабочее время? Это было даже смешно, однако очень раздражало людей. Запечатлено это в замечательной частушке, которая станет лучшим памятником для той поры:

Проверял Андропов в бане

Стоверенья личности.

Ничего не показали

Кроме неприличности.

А между тем дела о высокопоставленном казнокрадстве сами стучались в двери андроповской канцелярии. И здесь придется подробно рассказать о пресловутом «деле Щелокова», всколыхнувшем страну.

«Родился в 1910 г. 26 ноября в рабочем поселке Алмазная Ворошиловградской области. В 1926 г., по окончании семилетки, поступил в горнопромышленное училище и начал работать на шахте им. Ильича в г. Кадиевка. По окончании горпромуча в 1928 г. продолжал работать на шахте…

В 1935 г. поступил на завод металлургического оборудования в г. Днепропетровске. Здесь я работал сменным инженером, зам. начальника доменного цеха. В декабре 1938 г. был избран 1-м секретарем Красногвардейского РКП(б)У в г. Днепропетровске, а в декабре 1939 г. – председателем Днепропетровского горисполкома.

В начале войны, после эвакуации города, добровольно пошел в действующую армию… находился на ответственной командно-политической работе…

С 1951 г. по 1966 г. – первый заместитель Председателя Совета Министров Молдавской ССР, председатель Совнархоза МССР. В марте 1966 г. был избран вторым секретарем ЦК Компартии Молдавии.

17 сентября 1966 г. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР назначен Министром охраны общественного порядка СССР. С 25 января 1968 г. – Министр внутренних дел СССР. С 22 декабря 1983 г. – Военный инспектор – Советник Группы Генеральных инспекторов Министерства обороны СССР,

За время работы избирался делегатом XXIII, XXIV, XXV, XXVI съездов партии, в 1966 г. избран кандидатом в члены ЦК КПСС, а в 1968 г. – членом ЦК. Депутат Верховного Совета СССР с 1954 г. Награжден четырьмя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденами Богдана Хмельницкого II степени, Отечественной войны I степени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и многими медалями СССР, а также орденами и медалями братских социалистических стран. В 1980 г. за большие заслуги перед Советским Государством и в связи с семидесятилетием со дня рождения Президиум Верховного Совета СССР присвоил мне звание Героя Социалистического Труда. За ряд работ по развитию экономики Молдавской ССР в 1978 г. мне присуждена ученая степень доктора экономических наук…».

Это из официального документа, где фактические данные выверены. Ясно любому, что Щелоков шел след в след за Брежневым. Они были близки лично, старший полностью мог положиться на младшего. Даже из автобиографии виден перебор с чинами и наградами. О безмерном приобретательстве Щелокова в последние годы уже кратко говорилось. Но будем объективны. Щелоков был сильным и предприимчивым организатором. Органы МВД обязаны ему очень многим, отчего авторитет его среди личного состава был исключительно высок. В своих подозрениях относительно Андропова (как оказалось, небезосновательных) Брежнев мог на него вполне положиться. Мстительный Андропов уволил Щелокова 16 декабря 1982 года, вскоре его семья оставила две роскошные госдачи и получила поскромнее в Серебряном Бору. Там и произошло первое трагическое событие.

«С семьей Щелокова Н.А. я знакома с 1971 года, с этого времени выполняю в их доме работы по хозяйству, готовлю им еду… Отношения у Николая Анисимовича с женой были исключительно хорошими, доброжелательными…

19 февраля, в субботу, я, как обычно, приехала к ним на дачу в половине девятого утра, чтобы приготовить завтрак. Покормила их в одиннадцать часов, оба поели с аппетитом, оделись и пошли на прогулку. Ничего необычного в поведении и разговорах Щелоковых я не заметила, разве что Светлана Владимировна была очень грустной. Однако таким ее состояние наблюдалось все последнее время – переезд с министерской дачи на другую, прекращение встреч и связей с постоянным кругом друзей и знакомых она переживала болезненно…

Вернулись они с прогулки примерно в половине первого, разделись и прошли в столовую, где о чем-то говорили между собой. Я с Тамарой (сестрой-хозяйкой госдачи. – С.С.) сразу ушли на кухню готовить им чай и закрыли за собой дверь. Этим мы занимались минут пятнадцать и вдруг услышали крик Николая Анисимовича. Мы выбежали в коридор и увидели его, спускавшегося по лестнице со второго этажа. Он был взволнован, растерян и кричал: «Моя девочка застрелилась!» Мы бегом поднялись на второй этаж и увидели, что Светлана Владимировна лежит в луже крови на полу в спальне. При нас она два-три раза судорожно вздохнула и затихла. Николай Анисимович наклонялся к ней, щупал пульс, обнимал ее. Он испачкал руки кровью и когда поднимался, то опирался на кровать. Следы крови на пододеяльнике оставлены им. Хорошо помню, что на диване лежал пистолет. В ногах у Светланы была ее сумочка…

Николай Анисимович выдвигал ящики тумбочек и туалетного столика и горестно восклицал: «Как же она ушла из жизни и ничего не оставила?» Это из показаний сестры-хозяйки следствию.

Каковы бы ни были прегрешения тех людей, но трагедия есть трагедия. Мне доводилось встречаться с супругой Щелокова, это была интересная, подтянутая (много моложе мужа), светская и умная женщина. Кстати, в служебные дела супруга она никак не вмешивалась, о чем знало все МВД. Несчастья семьи на этом не кончились. Андропов решил, видимо, сделать из Щелокова показательную фигуру в его так и не развернувшейся «борьбе с коррупцией». Начались вызовы на допросы в органы дознания членов семьи и сопричастных лиц. Подробности всплыли неприятные. Например, розы и гвоздики (в букетах по 25 штук в каждом) аккуратно доставлялись по пятницам и перед праздниками по домашним адресам членов семьи Щелокова. Сам Щелоков, его сын, дочь и невестка подтвердили факт безвозмездного получения цветов и оспаривали только их количество. При этом невестка Щелокова, Нонна Васильевна, пояснила: «Цветы привозил офицер; кто он по званию – не знаю, в званиях не разбираюсь, за исключением генеральских».

«С августа 1981 года по январь 1983 года гр-ну А., кандидату исторических и юридических наук, выполнявшему «личные поручения министра», бесплатно была предоставлена одна из служебных зимних дач МВД. Ему было присвоено специальное звание «полковник милиции» и установлен оклад в сумме 548 рублей, однако достоверно выявить, чем все это время занимался «полковник» А., так и не удалось. У следствия были данные, что он помогал дочери Щелокова написать кандидатскую диссертацию… Два с лишним года во ВНИИ МВД СССР числился лаборантом гр-н Е., за которым был круглосуточно закреплен автомобиль «Жигули». Фактически, как признал Е. на следствии, он выполнял обязанности личного массажиста и фотографа семьи Щелоковых, за что ему была предоставлена двухкомнатная квартира. По данным ревизионной проверки, Е. незаконно выплачено около 4 тысяч рублей, а расходы по эксплуатации «Жигулей» составили 1,8 тысяч рублей». Это опять из справки следствия.

Финал бурной жизни знаменитого Министра внутренних дел был тоже трагичен. Уже более полугода, как Андропов сам ушел из жизни, но тень его по-прежнему нависала над старым и больным генералом. 13 декабря 1984 года около двух часов дня он застрелился у себя на квартире. Вот подробности трагедии из оперативных документов:

«Когда сотрудники ГВП прибыли для осмотра места происшествия, вся семья Щелоковых была в сборе, а мертвый Николай Анисимович лежал лицом вниз в холле – выстрелом в упор он снес себе полголовы. На нем был парадно-выходной мундир генерала армии с медалью «Серп и Молот» (муляж), 11 советскими орденами, 10 медалями, 16 иностранными наградами и знаком депутата Верховного Совета СССР, под мундиром – сорочка из трикотажного полотна с расстегнутым воротом, галстук отсутствовал, а на ногах были домашние шлепанцы. Под телом Щелокова находилось двуствольное бескурковое ружье 12 калибра с горизонтальным расположением стволов и заводским клеймом на ствольной планке «Гастин-Раннет» (Париж).

В столовой на журнальном столике были обнаружены две папки с документами, две грамоты Президиума Верховного Совета СССР и медаль «Серп и Молот» № 19395 в коробочке красного цвета, на обеденном столе – портмоне, в котором были 420 рублей и записка зятю с просьбой заплатить за газ и свет на даче и рассчитаться с прислугой, а сын Щелокова предъявил два предсмертных письма отца – первое было адресовано детям, а второе – К.У. Черненко. В этом письме Щелоков прощался с членами Политбюро, заверял их, что не нарушал законности, не изменял линии партии, ничего у государства не брал, и молил только об одном – чтобы его ни в чем не виноватых детей избавили от терзаний. Заканчивалось письмо такими словами:

«Прошу Вас, не допускайте разгула обывательской клеветы обо мне, этим невольно будут поносить авторитет руководителей всех рангов, а это в свое время испытали все до прихода незабвенного Леонида Ильича. Спасибо за все доброе. Прошу меня извинить. С уважением и любовью – Н. Щелоков». И дата – 10 декабря 1984 года».

Судьба Щелокова по-своему чрезвычайно характерна для эпохи, в которой довелось жить и действовать Андропову. Ранняя жизненная закалка, тяготы военных и послевоенных лет, упорство и способности в достижении цели – все сделало их, бесспорно, сильными политическими личностями. А затем наступило слабое брежневское время с его легкими и такими доступными соблазнами. Андропов оказался этому чужд, сжигаемый честолюбием, он сосредоточился только на карьере. Щелоков не выдержал и пустился во все тяжкие. И в конце такой удачной жизни перечеркнул все свои действительно полезные дела. Но характерно: старые менты чтут своего давнего, такого хваткого министра. Он был лих даже в своих грехах.

* * *

Бурно начавшееся в стране и связанное с именем Андропова «наведение порядка и дисциплины» быстро прошло свой пик, оставив после себя только анекдоты и частушки. Ничего существенного в социальной природе советского общества это не изменило. Экономика и общественная жизнь страны по-прежнему страдали застойными явлениями, и им, казалось, не предвиделось конца.

Конечно, Андропов понимал, что изменения необходимы, но у него не нашлось характера для крутых действий, а свойства его советников и помощников ясно говорят, что и от них подобных советов и подсказок ждать было бесполезно – трусоватые карьеристы, хоть и либерально-еврейского окраса (они и потом, при «перестройке», себя не очень-то смогли проявить). Вот почему Андропов более следовал за событиями, нежели направлял их в стране и в мире.

Тогдашний член Политбюро В.И. Воротников, председатель безвластного правительства Российской Федерации, опубликовал не так давно свои мемуары, которые носят примечательный подзаголовок: «Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС». Действительно, в книге собраны записи Воротникова, сделанные им ходе заседаний Политбюро. Ну, о самых-самых секретах он предусмотрительно не записывал (или предпочел не публиковать), но источник все равно оказался весьма интересный. Из него видно, как Андропов что-то пытался оживить в рутинной традиции «застоя», но получалось-то у него…

Вот лишь несколько кратких отрывков о самом центральном по времени председательствовании Андропова в высшем органе власти в Советском Союзе (идет 1983 год).

30 июня. Первое заседание Политбюро, в котором я участвовал в новой роли – Председателя Правительства РСФСР.

Вел его Ю.В. Андропов. Строго, напористо. Первый вопрос – об экономической политике ряда западных стран по отношению к Союзу. Складывается невыгодная, неэффективная для нас структура внешней торговли, экономических связей в целом. Импорт растет, причем много берем «барахла», а не технологию. Западные страны стремятся взять и берут у нас сырье. Остальная продукция неконкурентоспособна. Госплану, министерствам следует подумать, как расширить экспорт машин, конечных продуктов переработки нефти, что для этого нужно сделать. Одновременно надо скорректировать структуру импорта. С умом тратить деньги. К этой работе подключить обкомы партии. И учесть подходы, разработанные при формировании новой пятилетки.

Затем рассмотрели вопрос о финансовой помощи союзным республикам из бюджета страны. Андропов посетовал на иждивенческие настроения руководителей республик. Не считают деньги, не изыскивают дополнительные финансовые ресурсы. Привыкли «протягивать руку». После обсуждения решили все-таки выделить необходимые финансовые ресурсы.

7 июля. Заседание Политбюро. Вел Ю.В. Андропов.

Подвели итоги переговоров с Г. Колем и Х.-Д. Геншером.

Н.А. Тихонов изложил ход переговоров с руководством ФРГ по подготовке экономического соглашения на пятилетку (сжижение угля, развитие Канско-Ачинского топливно-энергетического комплекса, сокращение поставок нам продукции сельского хозяйства, средств связи). Вообще, наш удельный вес в торговом балансе ФРГ низок (около 2%), а их в нашем – тоже около 5%. Но для них важен не экономический эффект, а политический.

Ю.В. Андропов отметил принципиальность и твердость нашей позиции. Поблажек от нас ждать нечего. Встречи были полезными. В поведении Г. Коля заметна определенная поза, самолюбование. Считает себя уже крупным политиком.X.-Д. Геншер, на мой взгляд, компетентнее, хитрее, опытнее. Больше и острее полемизирует. Политбюро одобрило итоги переговоров.

28 июля. Заседание Политбюро. Вел Ю.В. Андропов.

Об итогах работы в первом полугодии 1983 года. Прогноз на второе полугодие. Информации Н.К. Байбакова и В.Ф. Гарбузова.

Они изложили общую картину. Некоторые министерства в июле стали работать хуже: химическое машиностроение, угольная, легкая и некоторые другие отрасли промышленности. Идут разговоры о нереальности плана второго полугодия. Выискивают всякие объективные причины.

Начались выступления. Сетования: надо разобраться, так нельзя, нужны дополнительные ресурсы, капвложения и т.д.