Тамара Астафьева - Наследница

— Миша, ты в курсе, почему я достаю толстуху и своего дядюшку?

— В общих чертах. Я слышал, что это какая-то давняя и запутанная семейная драма. А сейчас ты пытаешься шантажировать Игната и Свету. Больше я ничего не знаю. Никогда не был чересчур любопытен.

— Хвалю, — улыбнулась Тамара. — Но сейчас, пожалуйста, не пожалей для меня получаса и послушай историю девочки, у которой эти драконы убили родителей…

Тамара рассказывала, медленно прогуливаясь по кабинету. Магистр, устроившись в кресле, выдоил в трубку две мальборины, как когда-то товарищ Сталин «Герцеговину-Флор», но прикуривать не спешил. Гепатит, давно выучивший хронологию бед Тамары Астафьевой наизусть, увлеченно копался в книжном шкафу.

— Теперь понимаешь, Миша, — закончив печальную повесть о злоключениях маленькой девочки, Тамара присела на краешек стула, — что ни о каком шантаже здесь не может быть и речи. Бери выше — это месть за родителей. И за свое переломанное детство. Буду откровенной, я хочу, чтобы ты выступил в этом спектакле на моей стороне. Гарантирую, что при этом ты ничего не потеряешь, а только приобретешь.

— Что именно? — Магистр наконец раскурил свою трубку.

— Их бизнес и всё их голье. Мне не надо от них ни копейки. Я преследую совсем иную цель…

— Что ты хочешь, чтобы я для тебя сделал?

— Во-первых, я опасаюсь, как бы эти мерзавцы ни зашубились от меня где-нибудь за границей. Надо сделать так, чтобы им туда было не на что ехать. Где толстуха хранит свои фишки? — Возбужденная, Тамара опять вскочила со стула. Олег скрипнул дверцей книжного шкафа.

— Насколько я знаю, она вкладывает все доходы в недвижимость. — Магистр внешне совсем безразлично пускал кольца табачного дыма. — Постоянно летает в Испанию, там ведет дела с какой-то риэлтерской фирмой.

— Одним словом, сбережения на безбедную старость, — сделала вывод Тамара. — Олег, ты не порекомендуешь, как эту толстую суку лишить ее сбережений? Чтобы отписать кому-нибудь права на владение, надо обязательно ехать в Испанию, или всё можно провернуть здесь?

— Не знаю. В этих вопросах я абсолютно не шарю. Надо проконсультироваться. А для начала, Миша, — внимательно посмотрел Гепатит на Магистра, — тебе надо сделать вот что. Снять копии со всех деловых бумаг этой гагары. Где она их хранит, знаешь?

— У нее дома сейф. Наверное, там.

— У тебя есть человек, который мог бы заняться домом и шнифером?

— Был, — развел руками Магистр — в правой дымящаяся трубка. — Вон он валяется в коридоре. Ты его замочил. — В его тоне отчетливо прослушивалась укоризненная интонация. Но Гепатит словно и не расслышал ее.

— Ладно, — заключил он, — для этого дела я подыщу медвежатника. Оставь телефон. Позвоню дня через два, обсудим всё поподробнее…

Они провели в кабинете почти два часа. И к удовлетворению Тамары, нашли общий язык. Магистр, как она и предполагала, оказался прагматичным до мозга костей. Заручиться его обещаниями оказать помощь в изничтожении Светланы Петровны, соблазнив германской недвижимостью, толстухиными фишками и «Добрым Делом», не составило никакого труда.

«Так ты со мной, Миша? »

«С тобой».

«Так ли?»

«Я отвечаю».

«Хм… Ладно, посмотрим».

— Одним словом, Миша, — подвела итог переговоров Тамара, — аккуратно наведи подробные справки о счетах и сбережениях Светланы Петровны и дядьки Игната, регулярно докладывай мне по телефону обо всех их намерениях и перемещениях и прощупай подходы к домашнему сейфу толстухи. А уж как его распотрошить, это наша забота. А теперь забирай своих недоучек и езжай, надери им их толстые задницы. Мертвяка приберем сами.

Когда минут через двадцать после ухода Магистра, Тамара распихав по пакетам бебехи, отчаливала из квартиры, Олег активно названивал по телефону, вызывал чистильщика ликвидировать труп.

Они вдвоем до утра просидели на кухне, три раза запаривали шанеру. Тамара не без юмора и не без прикрас поведала о битве в квартире на Московском проспекте и о вербовке Магистра, Виктория в свою очередь — о том, что «уборщики» собрали по всему дому с десяток жучков. Правда, установлены они были давно, скорее всего, еще при жизни Богданова и, наверное, еще при его жизни исчерпали энергетический ресурс. Никаких проблем эти жучки доставить уже не могли. Но требовалось решить загадку: кто их установил? Посторонним вход в дом был закрыт наглухо. Так неужели Андрей? Тогда зачем ему это понадобилось? Или еще до смерти Богданова он уже вел какую-то двойную игру у него за спиной?

Может показаться странным, но из-за всех запарок Тамара так до сих пор и не удосужилась хотя бы коротко рассказать Энглер об ужине в «Орхидее» и о том, что первый слой защиты зипа благополучно счищен, и компьютер требует какую-то электронную таблетку. Вот теперь, прихлебывая обжигающий небо чифир, она и восполнила этот пробел.

— Короче, Свинячье Сало пытается кракнуть очередную защиту. И он не уверен, что если это получится, то не наткнется на следующий слой. Одним словом, одному Богу известно, сколько еще предстоит возиться с этой дискетой.

Насколько Энглер почти не придала никакого значения истории с «Орхидеей», настолько ее заинтересовало сообщение о зипе. Ведь любой, даже самый дубовый, сразу провел бы аналогию между той таблеткой, которая привезена из Гибралтара, и той, о которой сейчас упомянула Тамара. И решил бы, что это совсем неспроста.

«Нет, — тут же мысленно одернула себя Вика, — подобные совпадения случаются в фильмах и книжках, но только не в жизни. Тысяча против одного, что у меня не тот электронный ключ, который требует зип. И всё же…»

— Тома, дай-ка мне эту дискету, — попросила она. — Поеду завтра в «Пинкертон», прихвачу ее с собой. Там есть некий Бакланов — компьютерный гений, пусть повозится с ней. У него, надеюсь, это получится лучше, чем у твоих ребятишек. А ты забей с ними на завтра стрелу. Поблагодари, рассчитайся и скажи, чтобы с зипом больше не заморачивались. Справимся сами.

«Ведь теперь всё уже не так, как было месяц назад, — при этом подумала Вика. — Мы поднакопили силенок и сами справимся не только с защитой паршивого зипа. Впрочем, не такого уж и паршивого, если на нем действительно миллионы баксов».

Как и семь лет назад, летом 1992-го, он опять оказался на пороге если и не самоубийства, то «желтого дома» — это уж точно. Из-за проклятой девки всё пошло по второму кругу. Разбитая рожа, кровавая моча, одуряющая депрессия. На все эти «прелести жизни» наложилось еще и то, что на следующий день после того, как его избил во дворе Светланин любовник, Игната оставила медсестра Оксана. Притом этот поступок она объяснила довольно жестоко:

— Я больше не в силах терпеть тебя рядом. Ты даже не представляешь себе, насколько ты мне омерзителен. Особенно сейчас, после того, как я наблюдала с балкона за тем, как тебя, голого, пинками гоняет по двору Николай. Ты даже не попытался оказать ему хоть какое-то сопротивление! Противно! Тьфу! Мерзкий никчемный слизняк!!!

Игнат без движения лежал на кровати, печально наблюдая за тем, как Оксана швыряет в большую дорожную сумку свое барахло. Если бы в этот момент он был в состоянии ворочать языком, то ответил бы: «Сука! Ты уволена! Убирайся искать себе другую работу!»

Но он не мог выдавить из себя ни единого звука. К тому же…

Разве мог Игнат знать, что всего час назад Оксана получила серьезную нахлобучку от Светланы Петровны: «Выбирай. Или ты посылаешь этого недоноска на хрен, или ты больше здесь не работаешь. Не скрою: второе автоматически повлечет для тебя большие проблемы. Ты слишком много знаешь, чтобы безболезненно отсюда уйти. Так что, формулирую конкретнее: или ты посылаешь недоноска на хрен, притом, именно в тех словах, как я тебе скажу; или я попрошу Магистра заняться твоей дальнейшей судьбой. Поглядим, что для тебя придумают его отморозки».

— Ну, я пошла. — Оксана резким движением застегнула молнию на сумке и, взвалив ее, тяжеленную, на плечо, шагнула за дверь. В последний момент Игнат сумел мобилизовать остатки сил, чтобы просипеть: «Подожди». Но Оксана то ли не расслышала, то ли не пожелала вступать с бывшим любовником в какие бы то ни было переговоры. Для нее уже все было решено.

Поджав остренькие коленки к самому подбородку, Игнат скрючился на кровати в позе зародыша, захватил зубами краешек одеяла и заскулил.

Так он проскулил, почти не вставая с кровати, пять дней, замолкая лишь на то время, когда удавалось ненадолго забыться нездоровым тревожным сном или когда, хочешь не хочешь, а приходилось вставать и ползти в туалет, чтобы не напрудить под себя и похлебать из-под крана воды. На шестой день, смирившись с тем, что никому он больше не нужен, и никто его не навестит и не принесет даже черствой горбушки, Игнат (жрать-то хотелось уже нестерпимо!) поднялся с постели и, кое-как натянув на себя линялый спортивный костюм, отправился в мучительное путешествие до кухни сиротского комплекса. Еле волоча ноги, он плелся через двор, и работники «Простоквашина» провожали своего опального шефа брезгливыми взглядами, шепотом обсуждая между собой его радужно-фиолетовую от синяков и даже не отмытую от засохшей крови физиономию. Никто с ним не поздоровался, никто не удостоил и легким кивком головы, даже толстая добродушная повариха, когда накладывала Игнату в алюминиевую миску остывшую пшенную кашу, не произнесла ни единого слова.

Каково сознавать, что ты изгой, что ты вычеркнут из всех списков, и у тебя преимущество перед лишайным, никому больше не нужным псом лишь в том, что к тебе нельзя вызвать ветеринара, чтобы тебя усыпить!

«Действительно, усыпить, — грустно вздохнул Игнат, жадно доскребывая со дна миски остатки каши. — Светлана с Магистром обойдутся и без ветеринара. О, Господи! Да ведь того, что за мной придут, можно ждать в любую минуту! Может быть, мне остается жить всего ничего!»

Игнат оставил на столе пустую алюминиевую миску и опять скорчился на кровати, опять сжал зубами изжеванный край одеяла, опять заскулил.

Он утратил счет времени, он даже приблизительно не представлял, какое сегодня число, какой день недели. Он корчился на скомканной грязной постели, и его рвал на куски небывалый по жестокости депрессняк. На какое-то время избавиться от этой пытки удавалось, лишь ненадолго забывшись… нет, не во сне, в полубреду-полудреме, из которого Игнат выходил, весь покрытый липким холодным потом. И плелся на кухню, где ему молча выплескивали в миску черпак пресной каши и бросали сверху пару кусков черствого черного хлеба. С того момента, как от него ушла Оксана, Игнат не услышал ни одного человеческого слова. Даже телевизор, и тот отказался включаться. Даже когда Игнат, на десятый день решив потихонечку возвращаться к жизни, проверил состояние счета на сотовом, он узнал, что сим-карта его заблокирована. Это оказалось пределом! Всё рушится! Никто больше не воспринимает «могущественного» Игната всерьез.

Даже телефон!

Даже телевизор!

Даже машина! Когда Игнат собрался немного проветриться, прокатиться на «джипе», тот наотрез отказался заводиться.

Даже охрана! Когда Игнат, поняв, что на машине выехать с территории «Простоквашина» не получится, попытался выйти за ворота, привратники вдруг преградили ему дорогу и грубо, чуть ли не пинками загнали в дом:

— Сиди у себя, чмошник, и не высовывайся! Не мозоль нам глаза, не заставляй добавлять к твоим синякам свежие!

Ему даже не разрешили зайти в офис, чтобы воспользоваться телефоном и позвонить Светлане.

Впрочем, Светлана в тот вечер навестила Игната сама.

— Тьфу, как у тебя воняет, — брезгливо поморщилась она, только переступив порог. — Как в конюшне. Нет, даже хуже. Не успела войти к тебе, и меня уже тошнит. Что, доходяга, опускаешься всё ниже и ниже?

— А что мне еще остается? — Игнат сел на кровати, подтянул себе на животик грязное одеяло. — Ты же сама загнала меня в угол, откуда нет выходов. Остается лишь умереть.

— Так умирай, — резко отрезала Светлана Петровна. — Сделай милость, избавь всех от своей вони.

Игнат печально шмыгнул носом.

Попробовала бы Светлана еще месяц назад вякнуть ему нечто подобное — нарвалась бы на такую отдачу! Но сейчас Игнат был не в том положении, чтобы огрызаться. И всё из-за этой пакостной мрази — крысеныша! Взяла, да и испоганила, гадина, своему дяде всю жизнь! Эх, оказалась бы эта гадость каким-нибудь чудом хотя бы на десять минут в этой комнате, с каким удовольствием придушил бы ее собственными руками! Но, увы, подобных чудес не бывает.

— Света, прошу тебя, дай мне шанс, и я вычислю эту сволочь. Я ее изничтожу! Сотру в порошок…

— Ты?! — расхохоталась толстуха. — Вычислишь?! Сотрешь в порошок?! Да на что ты способен, ущербный?! Уже две недели, как девку по всему Питеру ищут бандиты Магистра. И никаких результатов. А тебе вот достаточно лишь захотеть, и вычислишь. Ха! Сотрешь в порошок. Да она придавит тебя одним пальцем!

— Так что же мне делать?

— Я же сказала тебе: подыхай. А нет, так хотя бы не высовывай нос из дома без нужды. До кухни за жратвой и обратно. Мне не надо, чтобы ты наворотил очередных глупостей.

— И сколько же мне находиться под домашним арестом?

— Пока я его не отменю. А отменю не раньше, чем уничтожу крысеныша. Не забывай, что именно из-за твоего дебилизма девка сейчас доставляет мне неприятности. О-гром-ны-е не-при-ят-но-сти! — отчеканила Светлана Петровна.

— А может быть, мне сейчас хотя бы на месяц лечь в Бехтеревку, поправить нервишки? — Уже два раза Игнат поправлял нервишки в Институте им. Бехтерева, и нельзя сказать, что ему там не понравилось.

— Нет, — отрубила толстуха, и Игнат решил больше к вопросу о Бехтеревке не возвращаться.

— Тогда хотя бы, — попросил он, абсолютно уверенный, что снова услышит жесткое «нет», — купи мне водки.

Но Светлана, к его удивлению, не стала возражать.

— Ладно. — Она тяжело потопала к выходу. — Скажу Оксане, чтобы принесла тебе спирта. Бухай. Подыхай. И еще раз повторяю: не выходи лишний раз из дому.

Через четверть часа Оксана притащила Игнату литровую склянку медицинского спирта. Молча поставила ее на кухонный стол и удалилась. Игнат судорожно сглотнул и, почувствовав, как рот наполняется слюной, начал искать подходящую ёмкость, в которой можно было бы разбавить спирт. Семь с лишним лет воздержания закончились. Начинался запой. Одуряющий и жестокий. Из цепких когтей которого самому, без помощи родных или друзей, вырваться невозможно.

Но у Игната не осталось ни родных, ни друзей. Никого, кому бы он был хоть немного небезразличен.

Умирать ему было суждено одному.

Глава вторая

Я В ДОМУШНИЦЫ ПОЙДУ, ПУСТЬ МЕНЯ НАУЧАТ

К удивлению и моему, и Олега, и Пляцидевского, Шикульский взорвав «ауди», пока этим и ограничился. Минула почти неделя, а я тихо-мирно сижу в безопасном коттедже в Ольгино, дожидаясь очередной пачки событий. К тому, что они никогда не распределяются равномерно по жизни, а подаются именно пачками, разделенными полосами затишья, я давно привыкла. Чем дольше продлится нынешнее затишье, тем выгоднее для меня. Шикульский теряет время, я его выигрываю. Ведь это лишь вопрос времени — перейду я или не перейду из категории наследницы Василия Богданова в категорию фактической владелицы контрольного пакета акций «Богатырской Силы». А до этого еще надо дожить. И перелопатить целую гору юридической рутины. Оформить права на наследство в одной инстанции… в другой… в третьей… в десятой… в сотой. Но прежде надо провести собрание акционеров. И организовать аудиторскую проверку концерна. Всё это займет несколько месяцев. А пока Пляцидевский целые дни проводит в «Богатырской Силе» и «Пинкертоне», утрясая формальности. Что касается меня, то я закончила изучение прощального письма Богданова дочке. Прочитала файлы «4. Богатырская Сила» и «5. Что делать?» И, к своему разочарованию, не обнаружила там ничего для себя нового. Советы Богданова один к одному совпадали с тем, что мне уже говорил Пляцидевский. А о загадочном электронном ключе не упоминалось вообще.

Лишь один раз за четыре последних дня я выбралась за пределы коттеджного участка, чтобы доехать до «Пинкертона» и лично передать Бакланову зип и «таблетку».

А заодно откровенно поговорить с Семеном Леонидовичем Крупцовым.

Крупцов рассказал мне, что он был самым близким и, пожалуй, единственным другом Богданова. Они вместе начинали службу в КГБ и на протяжении полутора десятков лет нога в ногу шагали по ухабистой и тернистой, проторенной еще Железным Феликсом и ведущей в светлое будущее дорожке стражей покоя и радетелей непорочности строителей коммунизма. Казалось, Семен и Василий были связаны некой невидимой нитью. Вместе зарабатывали благодарности и нагоняи, одновременно получали очередные звания и повышения по службе. Помимо Бондаренко, Крупцов был единственным, кому Василий доверял свои семейные тайны.

Семен был в курсе, что произойти четыре года назад, когда я подменила в «Крестах» дочь Богданова.

В том, что это была именно я, у него сейчас нет ни капли сомнений.

— Я особо не интересовался, как Андрею удалось вытащить тебя с зоны, когда он, чтобы присвоить наследство, снова решил использовать тебя вместо Ларисы, — улыбнулся Крупцов. — Вот только, как я погляжу, не получилось использовать. Не на ту напоролся, ты его переиграла всухую. Этот щенок никогда не был способен провернуть что-нибудь более или менее значительное. Его удел — мелочевка. Но если узнаю, что он хоть каким-то боком причастен к убийству Василия, мокрого места от него не оставлю! Мои люди сейчас ищут заказчика этого покушения, результатов пока не добились, но это лишь вопрос времени…

— Андрей не причастен, — перебила я. — Тот выстрел в Ольгино был для него полнейшей неожиданностью.

— Это с его слов?

— Нет, но я это знаю точно.

— Что еще знаешь? — сразу напрягся Крупцов.

— Имя заказчика.

— Кто?!! — Семен Леонидович, словно подброшенный мощной пружиной, вылетел из-за стола.

Я не смогла сдержать улыбки. И щедро подарила бывшему чекисту ответ на загадку, которую он так и не смог разгадать за три с лишним месяца.

— Шикульский Дмитрий Романович, депутат Государственной Думы. Кстати, он же отдал приказ на проведение акции устрашения — взрыв моей «ауди».

— Ты уверена, что эта информация достоверная?

— На двести процентов.

— Можешь сказать, откуда ее получила? — Крупцов быстро взял себя в руки, опять занят место за своим рабочим столом. — Если не хочешь, не говори. Но поверь, дочка, я целиком на твоей стороне.

— Я вам верю, Семен Леонидович, — абсолютно искренне заверила я. — Вы ведь раньше имели дела с человеком, которого называют Ласковой Смертью?..

Я рассказала Крупцову всё, что знала по этому делу. О роли Андрея. О наших отношениях с Гепатитом. О том, кто такой Пляцидевский. И в конце разговора выразила сомнение, что у меня хватит сил противостоять могущественному олигарху.

— Хватит, — заверил Крупцов. — И хватит с избытком. Передай своему Гепатиту, чтобы позвонил мне. Нам надо немедленно встретиться, обсудить стратегию совместных действий против Шикульского. Я перестану себя уважать, если дам этой гадине добраться до тебя и концерна, если лично не рассчитаюсь с ней за смерть друга! Можешь полностью на меня положиться, Вика.

После разговора с Крупцовым я вызвала к себе Бакланова, передала ему зип и «таблетку».

— У меня есть ридер, — сообщил мне компьютерщик, — но он приватный, рассчитан на нестандартный формат. Сомневаюсь, что примет ключ…

— Не сомневаюсь, что примет, — перебила я. — Другое дело: этот ли ключ требует зип? Вот и проверьте

Я была уверена, что проверка даст отрицательный результат. Тысяча против одного. И проиграла. Оказалось, что подобные совпадения случаются не только в фильмах и книжках.

Бакланов вернулся уже через десять минут.

— Всё в порядке, — доложил он. — Ключ подошел. Теперь мне нужен пароль.

«Твою мать! — выругалась я про себя. — Это уже третий слой защиты. Сколько их там еще? И что за секреты они за собой хранят?»

— Я не знаю пароля, Иван Алексеевич. Вы сможете написать крак?

— Попытаюсь.

— Раньше занимались подобным?

— Это ж моя работа! — воскликнул Бакланов.

— Вот и работайте. Сколько это потребует времени?

Он замолчал. Призадумался. Довольно надолго. Я уж было решила, что задала не совсем корректный вопрос. Как можно даже приблизительно определить, сколь долго придется ломать защиту дискеты?

— Дайте недельку, — наконец ответил Иван Алексеевич. Но тут же поспешил придать своему ответу обтекаемую форму. — Надеюсь, что уложусь. А если что не получится, не обессудьте. Буду у вас просить еще неделю, Виктория Карловна.

Вместо недели ему потребовалось всего три дня.

Он звонит мне уже в пятницу утром.

— Извините, что беспокою вас дома, Виктория Карловна, но дело в том, что я выполнил вашу работу. Это не телефонный разговор, — торопливо добавляет Бакланов, и я понимаю, что он остерегается произносить по телефону слово «зип». Похоже, я не ошиблась, предположив, что три слоя защиты скрывают на нем какую-то бомбу.

— Подъезжайте ко мне, — предлагаю я, но Бакланов категорически отказывается:

— Нет. Нам надо поговорить в «Пинкертоне».

— Хорошо. Выезжаю. — Я отключаю трубку радиотелефона и бросаю многозначительный взгляд на Олега, развалившегося в кресле напротив включенного телевизора. — Тот зип, из Новомосковска… — задумчиво произношу я. — Ты точно не знаешь, что на нем может быть?

— Даже приблизительно. — Олег продолжает полулежать в кресле, глазеть в телевизор и даже не поворачивается ко мне. — Меня попросили достать его из шнифта, предупредили, что кое для кого он представляет огромную ценность, но в подробности никто не вдавался. А я, конечно, не проявлял любопытства. Почему бы тебе не спросить у Андрея?

— Уже спрашивала. Он ответил примерно так же, как ты: задачу достать этот зип ему поставили по телефону — тогда Андрей еще не знал, что это всё исходит от Шикульского. Так вот, приказали передать тебе, где хранится зип, и всё. Похоже, там или клад или бомба. Только что звонил программист из «Пинкертона». Ему удалось взломать защиту и считать информацию.

— И что там за информация? — Олег, наконец, соизволил повернуться ко мне лицом. Значит, заинтересовался.

— Программист не сказал про это ни слова. Сразу оговорился, что это не телефонный разговор. У меня создалось впечатление, что он чем-то весьма озабочен. Просил срочно подъехать. Я еду, Олег.

— Вика, погоди десять минут. Сейчас будут новости, — кивает Гепатит на телевизор. — Посмотри.

— Зачем? — удивляюсь я.

— Посмотри-посмотри.

Ладно, десять минут погоды не сделают. Я пристраиваюсь на подлокотнике кресла, в котором развалился Олег. Потом медленно сползаю к нему на колени, утыкаюсь лицом ему в шею. Его ладонь пробирается за ворот моего халата.

Класс!

Я улетаю!

Супер!

Не поеду ни в какой «Пинкертон»!!!

…Но вот начинаются новости, и мне тут же становится ни до чего. Ни до «классов», ни до «суперов». Ни до Олеговой блудливой ладошки.

«Здравствуйте. В эфире дневной выпуск новостей на канале…

Гепатит прекращает ласкать мою грудь и возвращает меня с небес на землю отрывистым:

— Слушай.

…Только что мы получили срочное сообщение. Сегодня утром совершено покушение на депутата Госдумы, одного из самых, влиятельных и богатых бизнесменов России Дмитрия Романовича Шикульского. На Волоколамском шоссе была взорвана «тойота лэндкруизер» с охраной, следующая за «мерседесом», в котором депутат направлялся из своего загородного дома в Москву. По неподтвержденным данным, в результате взрыва погибли четыре охранника. Сам Шикульский не пострадал. По первым сведениям, полученным с места событий, один из анонимных сотрудников прокуратуры охарактеризовал этот взрыв, как преступление, отличающееся небывалой дерзостью и профессионализмом. Дело в том, что заложить взрывчатку в эту машину было практически невозможно. «Тойота» охраны постоянно находилась или под надзором самих охранников, или в закрытом гараже. Исполнителей взрыва скорее всего следует искать в довольно узком кругу службы безопасности мультимиллионера».

— Ни хрена они там не найдут, — комментирует Гепатит.

— Твоя работа? — Я поднимаюсь с его колен. Беру пульт и убавляю звук в телевизоре. Всё остальное неинтересно.

— Ну, скажем так: моих деловых партнеров. — Олег доволен собой! Олег аж готов лопнуть от гордости. — Я заказал — они выполнили. Как тебе, крошка?

— Проклятье! Затишье закончилось. Удивлюсь, если до понедельника меня не подобьет снайпер. Всё, я поехала в «Пинкертон».

Ласковая Смерть и Семен Леонидович встретились уже в понедельник вечером. Посвящать меня в подробности разговоpa и тот, и другой сочли необязательным. Единственное, что мне удалось выпытать у Гепатита, — это то, что они с Крупцовым решили нанести Шикульскому ответный удар. Я была против:

— Не будите спящего тигра. Не лучше ли дождаться, когда сделает следующий шаг?

— Следующим шагом вполне может стать пуля снайпера, — ответил Олег. — Крупцов не дурак. Надеюсь, я тоже. А решение дать сдачи Шикульскому мы приняли сразу и единогласно. Если не продемонстрировать ему свою силу сегодня, завтра может быть поздно. Он осмелится на более решительную атаку.

— А так не осмелится?

— Возможно, он попробует заключить с тобой сделку.

— Ни о каких сделках не может быть речи! — фыркнула я, и Гепатит согласно кивнул:

— Я знаю. Но мы выиграем время.

— И что же ты собираешься сделать?

— Пока не решил, — расплывчато ответил Олег. И больше не позволил мне задать ни единого вопроса. Сграбастал в объятия так, что у меня перехватило дыхание.

Какие могут быть, к черту, вопросы!

Накануне Олег всю ночь провел в квартире на Московском проспекте, организуя вывоз оттуда жмура. В результате получалось, что мой любимый уже четыре дня рядом со мной, но мне, как голодному мученику Тантачу до свисающих над самой головой плодов, никак до него не дотянуться. Лишь урывками, лишь на короткое время нам удавалось оказаться наедине. И вот, наконец сегодня впервые…

— Пошли в спальню, — прошептача я.

— Сначала под душ.

— Вместе.

Олег рассмеялся. Легким движением растрепал мне волосы. И с наигранной печалью в голосе пожаловался:

— Похоже, меня ждет бессонная ночка. Что же, пошли. Сперва разомнемся под душем.

Я, уже одетая, готовлюсь выйти из дома, когда на самом пороге меня заставляет вернуться обратно ожившая трубка домашнего телефона, брошенная на диванчик в холле. Короткие звонки. Межгород. Бежать до антикварного «секретного» аппарата, установленного в кабинете на втором этаже, нет времени, и я отвечаю по радио:

— Алло.

— Тамара?.. Это Шикульский.

«Оперативно! Здра-а-авствуйте, господин олигарх. Хорошо, что успела узнать из новостей о постигшей вас тяжелой утрате».

— Да, Дмитрий Романович, — с трудом сдерживая волнение, выдавливаю я. — Как вам привет из Санкт-Петербурга?

— Впечатлил. Потому и звоню. Ты не против встретиться с моим представителем, обсудить ряд вопросов?

— А он полномочен… — Естественно, полномочен. Я в этом не сомневаюсь. Но надо же выдержать марку, немного погнуть понты. — Он полномочен отвечать от вашего имени?

— В полной мере.

— Тогда почему бы ни встретиться? Когда он сможет быть в Петербурге?

— Часа через три. Я дам ему свой самолет.

«Конечно, — думаю я, — у него есть свой самолет. Да каким бы он был миллиардером без этого? Никаким. Его кореша-олигархи глядели бы на него, как на лоха. Надо и мне прикупить какой-нибудь летательный аппарат. И научиться его водить… то есть, пилотировать. Вот только сперва научусь разбивать японские садики…»

— Хорошо, Дмитрий Романович, — говорю я. — Буду ждать вашего эмиссара в офисе «Пинкертона». Адрес ему, надеюсь, известен.

— Конечно… — И прежде, чем попрощаться, Шикульский совершенно неожиданно для меня говорит: — Тамара, если ваши саперы еще где-нибудь заложили фугас, попроси их пока не спешить. Глядишь, при определенных раскладах у нас получится уладить всё миром.

«Не получится, Дмитрий Романович. Ни при каких раскладах. Ты уже приговорен», — зловеще улыбаюсь я, отключая трубку. И ору во всю глотку, чтобы меня было слышно на втором этаже:

— Олег! Собирайся! В «Пинкертон» едем вместе! Только что позвонил Шикульский! Отправляет в Питер человека для переговоров. Вечером тот будет в офисе.

На Гепатита мое сообщение не производит никакого впечатления. Насколько меня взволновал этот звонок, настолько равнодушно к нему относится он. Лишь недовольно бубнит, спускаясь в холл:

— Дерьмо! Надеялся хоть сегодня немного расслабиться… Видишь? А ведь я был прав насчет того, что этот мерзавец попробует заключить с тобой сделку.

«Ты всегда прав, любимый. — Я молча качаю головой и решительно сжимаю губы. — Никаких сделок, господин Шикулъский!»

Ни-ка-ких сде-лок!!

НИКАКИХ СДЕЛОК!!!

В четверг на вторую стрелку с Магистром Тамара приехала в сопровождении невзрачного чела, более похожего на пролетария, нежели на профессионального медвежатника, телефон которого накануне дал Гепатит. При этом так отрекомендовал своего протеже:

— Его зовут Виктор. Он лучший в своем деле если не в мире, то в Петербурге уж точно. Я рассказал ему в общих чертах о том, чего мы хотим. Он согласился.

Тогда Тамара не удержалась и, обрадованная, вопреки своим правилам позволила выплеснуться наружу небольшой порции эмоций:

— Спасибо, Олежек. У тебя, и правда, всё лучшее — и киллеры, и бухгалтеры, и медвежатники… и ты сам. Ты просто супер! Если б не Энглер, я бы вцепилась в тебя всеми когтями и хрен бы кому отдала!

Гепатит в ответ улыбнулся и, как любимой младшей сестренке, растрепал ей черные волосы:

— Светлый свет шел тебе больше, Диана Аркадьевна.