Зачарованное паломничество

      Сплетник ковылял по дороге, высокий, в грязном балахоне, концы которого волочились по дорожной пыли. На плече у него сидел ворон. С другого плеча у него свешивался на веревке какой-то продолговатый предмет в овечьей шкуре. В левой руке он держал длинный посох, при каждом шаге энергично ударяя им по дороге. За ним, прихрамывая, бежала маленькая собачка. Собачка была белая, за исключением черных пятен около глаз, похожих на очки.
      Сплетник подошел к столу и остановился перед Корнуэллом, который повернулся к нему лицом. Теперь, когда Сплетник был рядом, стало видно, что его одежда изношена и изорвана, со множеством дыр, сквозь которые виднелось голое тело. Некоторые дыры били залатаны тканью разных цветов, но солнце и грязь привели к тому, что их цвет стал неотличим от цвета балахона. Ворон линял, на его хвосте торчали перья и вся птица выглядела как поеденная молью. Собачка тут же уселась и принялась ловить блох.
      Если Сплетник и был человеком, то все же не совсем похожим. Уши у него были большие и заостренные, глаза странно скошены, нос приплюснут, а зубы похожи на клыки. Всклокоченные волосы походили на крысиное гнездо. Ногти на его руке, державшей посох, были длинными, неровными и грязными.
      Он сказал, обращаясь к Корнуэллу:
      - Вы Корнуэлл, ученый из Вайлусинга?
      - Да.
      - Вы предводитель этого отряда пилигримов?
      - Не предводитель. Мы все равны.
      - Тем не менее, у меня для вас есть слово мудрости. Или, вернее, дружеское предупреждение. Не ходите дальше Ведьминого Дома. До этого места пилигримам ходить разрешается.
      - Беккету не позволили дойти и туда.
      - Беккет не был пилигримом.
      - А вы уверены, что мы пилигримы?
      - А дело не во мне, сэр ученый. Это они так думают. Я лишь передаю их слова.
      - А кто это - они?
      - Прекрасный сэр, неужели вы так невежественны? Если вы это не знаете, то в вашем отряде есть такие, которые знают.
      - Вы говорите об Оливере или обо мне, - тут же вмешался Снивли. Советую вам выбирать слова. Я, как гном, и Оливер, как гоблин, мы здесь дома и можем идти куда захотим.
      - Вы уверены, что имеет на это право? - сказал Сплетник. - Вы предали Братство.
      - Но вы не ответили мне, - сказал Корнуэлл. - Кто такие "они", о которых вы говорили?
      - Вы слышали о церберах?
      - Я о них знаю.
      - А о Звере Хаоса? И о Том, Кто Размышляет В Горах?
      - И о них слышал. Это старые басни путешественников. Я встречал лишь беглое упоминание о них.
      - Тогда вы должны молиться, чтобы ваше знакомство с ними не стало более тесным.
      Корнуэлл взглянул на Джоунза. Тот кивнул.
      - Он мне говорил то же самое. Но, как вы уже догадались, я трус. Я не пошел за Ведьмин Дом. - И спросил у Сплетника: - Как насчет пива?
      - С удовольствием. И кусочек мяса. Я проделал долгий путь, и меня мучит голод и жажда.
      21
      Полная луна встала над горизонтом, гася звезды и заливая поляну светом. Неярко горели костры, а на траве между лагерем и дорогой танцевали маленькие существа под резкие звуки скрипки.
      После еды Сплетник развернул свой сверток и достал оттуда скрипку и смычок. Теперь он стоял, зажав под подбородком скрипку, держал левой рукой лады, а правой работал смычком. Поеденная молью ворона по-прежнему умудрялась сидеть у него на плече, подпрыгивая, чтобы удержать равновесие, и издавая при этом протестующие крики.
      Под столом спала маленькая хромая собачка, объевшаяся мясом, которое ей бросали пирующие. Ее лапы вздрагивали, как будто она гонялась во сне за кроликом.
      - Их так много, - сказала Мери.
      - Когда мы появились, их не было так много.
      Джоунз захихикал.
      - Тут все мои и большинство ваших.
      - И наши тут? Они вышли из укрытий?
      - Да. Их привлекла еда и пиво. Ведь не станут же они прятаться, когда остальные едят.
      - Тогда среди них должен быть и Бромли. Почему же он не подходит ко мне?
      - Ему и так весело, - сказал Корнуэлл.
      Среди танцующих показался Енот. Подойдя, он потерся о ноги Хола. Хол посадил его на колени. Енот обернул хвост вокруг лап и носа.
      - Он слишком много съел, - констатировал Джиб.
      - Он всегда так, - сказал Хол.
      Скрипка пела и визжала. Рука Сплетника бешено работала, а ворон протестующе кричал.
      - Я не совсем вас понял, - сказал Корнуэлл Джоунзу. - Вы сказали, что не бывали за Ведьминым Домом. Почему? И что вы здесь делаете?
      Джоунз заулыбался.
      - Странно, что вы у меня это спрашиваете. У нас много общего. Видите ли, сэр ученый, я тоже студент, как и вы.
      - Но почему вы не учитесь?
      - Я учусь. Здесь достаточно материала для обучения и изучения. Даже более, чем достаточно. Когда изучаешь что-нибудь, нужно все тщательно исследовать перед тем как делать следующий шаг. Придет время, и я пойду за Ведьмин Дом.
      - Изучаете, вы говорите?
      - Да, заметки, записи, картины. У меня груды записей, километры лент...
      - Ленты, картины. Вы имеете в виду картины?
      - Нет, - ответил Джоунз. - Я использую фотоаппарат.
      - Вы говорите загадками, - сказал Корнуэлл. - Я такого слова не знаю.
      - Не хотите ли взглянуть? Не нужно беспокоить остальных.
      Он встал и пошел к палатке. Корнуэлл последовал за ним. У входа в палатку Джоунз остановил его.
      - Вы человек без предрассудков? - спросил он. - Как ученый, вы должны им быть, но...
      - Я шесть лет занимался в Вайлусинге, - ответил Корнуэлл. - Я стараюсь ко всему относиться без предрассудков, иначе трудно узнать что-либо новое.
      - Хорошо. Какая у вас тут дата?
      - Октябрь, - сказал Корнуэлл. - Год господа нашего 1975-й. Но какое точное число не знаю, так как потерял счет дням.
      - Прекрасно, - сказал Джоунз. - Я только хотел удостовериться; к вашему сведению, сегодня семнадцатое.
      - Причем тут дата?
      - Может и не причем, а может понадобиться. У вас первого я смог узнать об этом. Здесь, в Диких Землях, никто не следит за календарем.
      Он поднял входной клапан палатки и поманил за собой Корнуэлла. Внутри палатка оказалась больше, чем можно было представить снаружи. Она была уставлена множеством приборов. В углу стояла походная койка, рядом с ней стол и стул. В центре стола находился подсвечник с толстой свечей, пламя которой дрожало от сквозняка. В углу лежала груда книг в кожаных переплетах. Рядом с книгами были открытые ящики. На столе, кроме подсвечника, не оставляя места для письма, находился какой-то странный предмет. На столе, как заметил Корнуэлл, не было ни пера, ни чернильницы, ни песочницы, и это показалось ему странным. В противоположном углу стоял большой металлический шкаф, а рядом с ним у восточной стены часть помещения была отгорожена плотной черной тканью.
      - Здесь я готовлю свой фильм, - пояснил Джоунз.
      - Не понимаю, - напряженно сказал Корнуэлл.
      - Взгляните.
      Джоунз подошел к столу и взял из одного ящика пригоршню квадратных листов.
      - Вот это фотографии, о которых я говорил. Не рисунки - фотографии. Давайте берите и смотрите.
      Корнуэлл склонился над столом, не дотрагиваясь до так называемых фотографий. На него смотрели цветные рисунки, изображавшие домовых, гоблинов, троллей, фей, танцующих на поляне, воплощенный ужас - церберов, двухэтажный дом на холме с каменным мостом через ручей. Корнуэлл осторожно поднял рисунок дома и поднес его ближе к глазам.
      - Ведьмин Дом, - пояснил Джоунз.
      - Но это ведь рисунки, - заявил Корнуэлл. - Миниатюры. При дворе многие художники делают их для книг и других целей. Но они заключают их в рамку с изображением цветов, птиц, насекомых, что, по-моему, делает их привлекательными. Они работают долгие часы.
      - Посмотрите внимательней. Вы видите следы кисти?
      - Это ничего не доказывает, - упрямо ответил Корнуэлл. - На миниатюрах тоже не видны следы кисти. Художники работают так тщательно, что никаких следов не видно. И все же какая-то разница здесь есть.
      - Вы чертовски правы, какая-то разница есть. Я использую эту машину.
      Джоунз положил руку на странный черный предмет на столе.
      - Я также использую и другие предметы, чтобы получить фото. Я нацеливаю машину, смотрю в это окошко, щелкаю и получаю снимок точно таким же, каким видит аппарат. А он видит лучше, чем глаз.
      - Магия, - сказал Корнуэлл.
      - Опять! Говорю вам, что здесь не больше магии, чем в моем велосипеде. Это наука, технология, способ делать вещи.
      - Наука - это философия, - сказал Корнуэлл, - и не больше. Приведение вселенной в порядок, попытка найти во всем смысл. При помощи философии вы не можете делать все это. Тут должна быть магия.
      - А где ваше отсутствие предрассудков?
      Корнуэлл выронил фото и гневно выпрямился.
      - Вы привели меня сюда, чтобы издеваться? Вы разыгрываете меня своей магией, уверяя, что это не магия. Почему вы хотите представить меня глупым и ничтожным?
      - Вовсе нет, - сказал Джоунз. - Уверяю вас, вовсе нет. Я ищу вашего понимания. Впервые появившись здесь, я пытался объяснить кое-что этому маленькому народцу, даже Сплетнику, несмотря на его невежество и репутацию. Я говорил, что в этом нет магии и, я не колдун, но они меня не поняли. Потом я нашел, что слыть колдуном даже выгодно и больше не пытался им объяснить. Но по причине, которой сам не могу понять, мне нужен кто-нибудь, кто бы меня выслушал. Я думаю, что вы, как ученый, меня поймете. Ну что ж, по крайней мере я сделал честную попытку объяснить.
      - Кто же вы такой? - спросил Корнуэлл. - Если вы не колдун, то кто же вы?
      - Я такой же человек, как и вы, но живу в другом мире.
      - Вы уже говорили об этом мире, о вашем мире. Но ведь мир только один, который есть у вас и у меня. Впрочем, может быть, вы говорите о Небесном Царстве? Это другой мир. Но мне трудно поверить, что вы оттуда.
      - О, дьявол, - сказал Джоунз. - Все бесполезно! Я должен был это понять. Вы упрямы и тупоголовы, как и все остальные.
      - Тогда объясните. Вы сказали, кем вы не являетесь. Теперь скажите, кто вы есть?
      - Слушайте. Когда-то, как вы сами говорили, существовал лишь один мир. Не знаю, как давно это было - десять тысяч или сто тысяч лет назад. Это невозможно теперь установить. И вот что-то случилось, не знаю, что именно. Мы, наверно, никогда и не узнаем, как это произошло и почему, но, наверно, какой-то человек совершил поступок. Поступок этот совершил только один человек. Он что-то сделал, или выговорил, или подумал. Не знаю, что именно он сделал, но с того момента стало существовать два мира, не один, а два. В самом начале различие было ничтожным, миры еще не разошлись, они проникали друг в друга. Можно было подумать, что это по-прежнему один мир. Но различий становилось все больше, и стало очевидно, что мира два, а не один. Миры все больше расходились, так как были несовместимы. Люди, жившие в них, пошли по разным дорогам. Вот как один мир раскололся надвое. Не спрашивайте меня как это случилось, какие физические и метафизические законы ответственны за этот раскол. Я об этом не знаю, да и никто, наверно, не знает. В моем мире только горстка людей знает, что это вообще произошло. Остальные люди не знают, а если бы узнали, то все равно бы не поверили.
      - Магия, - упрямо сказал Корнуэлл. - Вот как это случилось.
      - Черт возьми! Вы опять! Как дойдешь до чего-нибудь непонятного, так опять выскакивает это слово. Вы ведь образованный человек. Вы учились много лет...
      - Шесть нищих, голодных лет.
      - Тогда вы должны знать, что магия...
      - Я знаю о магии больше, сэр. Я изучал магию. В Вайлусинге приходится изучать магию. Это обязательный предмет.
      - Но церковь...
      - Церковь не спорит с магией. Только с неправильным использованием магии...
      - Нам с вами бесполезно разговаривать, - сказал Джоунз. - Я говорю вам о технологии, а вы отвечаете, что это магия. Велосипед - дракон, фотоаппарат - злой глаз, ну, Джоунз, почему ты такой упрямый?
      - Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал Корнуэлл.
      - Конечно, не знаете.
      - Вы говорите, что мир разделился, что был один мир, но потом он раскололся и их стало два.
      Джоунз кивнул.
      - Да, так должно быть. Другим способом этого не объяснить. Вот ваш мир. В нем нет технологии, нет машин. О, я знаю о ваших машинах - об осадных механизмах, о водяных мельницах. Это, конечно, машины, но у моего мира другие машины. За последние 500 лет, а может и за тысячу, вы совершенно не продвинулись вперед в смысле технологии. Вы даже не знаете этого слова. Конечно, были события, например подъем христианства. Но главное - не имею представления, как это могло произойти - у вас не было Возрождения, не было Реформации, не было промышленной революции...
      - Вы используете термины, которые я не понимаю.
      - Простите, я увлекся. События, о которых я упоминаю, у вас не произошли. Не было ни единого поворотного пункта в истории, и еще кое-чего. Вы здесь сохранили магию и героев древнего фольклора. Здесь они живут, а в моем мире их нет, и они просто герои старых легенд. В моем мире утратили магию и всех этих малышей, и наш мир стал беднее.
      Корнуэлл сел на постель рядом с Джоунзом.
      - Вы хотите понять, как раскололся мир, - сказал он. - Я ни на минуту не допускаю, что вы говорите правду, хотя должен признать, что ваши машины меня поразили.
      - Не будем о них говорить, - сказал Джоунз. - Сейчас мы просто два человека, отличающихся по подходу к некоторым фактам и философским проблемам. Конечно, я бы приветствовал выяснение причины раскола наших миров, но я явился сюда не за этим. И я сомневаюсь, что эту причину можно было выяснить, так как, вероятно, она давно исчезла.
      - Она может еще существовать, - сказал Корнуэлл. - Какая-то вероятность есть, пусть безумная...
      - О чем вы говорите?
      - Вы сказали, что мы два честных человека, отличающихся друг от друга. Но ведь мы оба ученые.
      - Вероятно. И что же?
      - В моем мире ученые состоят членами особой гильдии, традиционного братства.
      Джоунз покачал головой.
      - За некоторым исключением, я согласен, что примерное существует и в моем мире. Ученые обычно честны друг с другом.
      - Тогда, возможно, я открою вам тайну, не свою...
      - Мы из различных культур, - сказал Джоунз. - Наши взгляды могут различаться. Мне было бы неприятно, если бы вы открыли мне тайну, которую мне не следует знать. Я не хотел бы затруднять вас ни сейчас, ни позже.
      - Но ведь мы оба ученые, у нас общая этика.
      - Ладно, - согласился Джоунз. - О чем же вы хотите мне рассказать?
      - Где-то в дальних Диких Землях есть университет. Я слышал о нем и считал, что это легенда. Но оказывается, что он действительно существует. Есть древние летописи.
      Внезапно снаружи прекратилась музыка и наступила полная тишина. Джоунз замер, а Корнуэлл сделал шаг к выходу и остановился, прислушиваясь. Послышался новый звук - далекий, но отчетливый крик, отчаянный и безнадежный.
      - О, боже! - прошептал Джоунз. - Еще не все кончено. Они не позволили ему уйти.
      Корнуэлл выскочил из палатки, Джоунз за ним. Танцующие отступили от дороги и столпились у стола. Они все смотрели на дорогу. Никто не разговаривал, и все, казалось, затаили дыхание. Костры по-прежнему поднимали к небу столбы дыма.
      По дороге, спотыкаясь, шел обнаженный человек. Он шел и кричал. Его бессмысленный и жуткий крик поднимался и падал, но не прекращался. Откинув голову, он кричал прямо в небо. За ним и по обе стороны от него двигались церберы, зловеще черные во тьме ночи. Некоторые из них шли на четвереньках, другие, выпрямившись, на задних лапах, наклонившись вперед и размахивая передними лапами. Их короткие мясистые хвосты двигались в возбуждении, а ужасные клыки белели в черноте рта.
      Оливер выбрался из толпы и подошел к Корнуэллу.
      - Это Беккет, - сказал он. - Они его поймали.
      Человек и свора церберов приближались. Крик человека не смолкал, но теперь стали слышны и другие звуки: басистый аккомпанемент ужасного крика - ворчание церберов.
      Корнуэлл прошел вперед и встал впереди толпы, рядом с Джибом и Холом. Он попытался заговорить, но не смог. Холодная дрожь охватила его: он не мог унять стук зубов. Оливер оказался рядом с ним.
      - Это Беккет, - повторил он. - Я узнал его. Я его часто видел.
      Подойдя к лагерю, Беккет неожиданно перестал кричать и, пошатнувшись, повернулся лицом к толпе. Он протянул вперед свои руки.
      - Убейте меня! - завопил он. - Ради любви девы Марии, убейте меня. Если среди вас есть человек, пусть он, ради любви Господней, убьет меня.
      Хол поднял лук и потянулся за стрелой. Снивли перехватил лук и потянул его вниз.
      - Вы сошли с ума! - закричал он. - Только попробуйте - и они набросятся на нас. Вы не успеете пустить стрелу, как они вцепятся вам в горло.
      Корнуэлл, вытаскивая меч, пошел вперед. Джоунз преградил ему дорогу.
      - Прочь с дороги! - проревел Корнуэлл.
      Джоунз ничего не ответил. Его правая рука поднялась снизу вверх, и кулак ударил Корнуэлла в подбородок. От этого удара Корнуэлл упал, как подрубленное дерево.
      На дороге церберы набросились на Беккета. Они не уронили его, оставили стоять, но рвали клыками его тело и отскакивали. Половина его лица исчезла, кровь струилась по щеке, зубы показались из-под нее, язык двигался в агонии, крик застрял в горле. Снова сверкнули клыки и внутренности человека вывалились наружу. Рефлекторно Беккет наклонился вперед, сжимая руками разорвавшийся живот. Острые клыки оторвали ему половину ягодицы, и он выпрямился, размахивая руками и дико крича. Потом он упал и задергался в пыли с воем и стонами.
      Церберы отошли и сели кружком, рассматривая свою жертву с благожелательным интересом. Постепенно стоны стихли. Беккет медленно поднялся на колени, а потом встал. Он снова казался целым. Лицо и ягодицы не разорваны, внутренности на месте. Церберы лениво встали. Один из них подтолкнул Беккета носом, и тот пошел дальше по дороге, возобновив свой бесконечный крик.
      Корнуэлл сел, тряся головой и держась за меч. Из тумана перед ним показалось лицо Джоунза.
      - Вы ударили меня кулаком. Честный способ борьбы?
      - Держите руки подальше от своей железной палки, - сказал Джоунз. Или я опять вас ударю. Мой друг, ведь я спас вас, вернее, спас вашу драгоценную жизнь.
      22
      Корнуэлл постучал, и ведьма открыла дверь.
      - Ага, - сказала она Мери, - вот ты и вернулась. Я всегда знала, что ты вернешься. С того дня, как я рассталась с тобой, я знала, что ты придешь обратно ко мне. Тогда я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, хлопнула по маленькой попке и велела тебе идти. Ты пошла не оглядываясь, но я знала, что ты вернешься, когда подрастешь. В тебе всегда было что-то странное. Ты не подходила для мира людей, и ты не обманула надежды старой бабки...
      - Мне было тогда три года, может меньше, - сказала Мери, - но вы не моя бабушка и никогда ей не были. Я никогда не видела вас.
      - Ты была слишком мала, чтобы помнить. Я бы оставила тебя у себя, но времена наступили опасные и неустойчивые, и мне казалось, что тебе лучше уйти с зачарованной земли. Хотя это и разбило мое сердце, потому что я тебя любила, моя девочка.
      - Это все ложь, - сказала Мери Корнуэллу. - Я ее не помню, она не моя бабушка.
      - Но это я поставила тебя на дорогу, ведущую в Пограничье, - сказала ведьма. - Я взяла тебя за маленькую ручку и побрела, согнувшись, так как меня тогда мучил артрит. Ты шла рядом со мной и щебетала.
      - Я не могла щебетать, - возразила Мери, - я никогда не была болтуньей.
      Дом оказался точно таким, каким описала его Мери. Старый, полуразрушенный дом на холме, а под холмом ручей, со смехом бегущий по равнине, с каменным мостом над сверкающей водой. Группа берез росла у одного из углов дома, а ниже по холму была живая изгородь, которая ничего не ограждала. За ней виднелась груда булыжников, а дальше, у ручья, был болотистый бассейн.
      Остальные члены отряда стояли у каменного моста и ждали, глядя на дом, где перед открытой дверью стояли Мери и Корнуэлл.
      - Ты всегда была извращенным ребенком, - говорила ведьма, - и всегда устраивала нехорошие шутки. Впрочем, это не было свойством твоего характера. Так ведут себя многие дети. Ты невыносимо дразнила бедного людоеда, бросая камни в его нору, так что бедняга едва мог спать. Ты наверно удивишься, узнав, что он вспоминает о тебе лучше, чем ты этого заслуживаешь. Услышав о том, что ты идешь сюда, он сказал, что надеется тебя увидеть. Хотя, будучи людоедом с большим чувством собственного достоинства, он не может сам выйти к тебе. По крайней мере, сразу. Так что, если ты хочешь увидеться с ним, то тебе придется подождать.
      - Я помню людоеда, - сказала Мери, - и как мы бросали камни в его нору. Не думаю, что я когда-либо видела его. Я часто вспоминала о нем и гадала, был ли он на самом деле. Мне говорили, что он существует, но я сама его никогда не видела.
      - Конечно, людоед есть, и очень милый. Но я совсем забылась. Я так рада увидеть тебя, дорогая, что боюсь оказаться невежливой. Вы стоите здесь, а мне давно бы следовало пригласить вас к чаю. И я еще ни слова приветствия не сказала рыцарю, который сопровождает тебя. Я не знаю, кто вы такой, - сказала она Корнуэллу, - но рассказывают чудеса о вас и вашей компании. И о тебе тоже, - добавила она, обращаясь к Мери, - я вижу, рог единорога больше не с тобой. Не говори, что потеряла его.
      - Нет, не потеряла, - сказала Мери. - Просто его надоело нести. Я его оставила с теми, кто ждет у моста.
      - Ну, хорошо, - сказала ведьма, - я погляжу на него попозже. Услышав о нем, я очень рассчитывала, что увижу его. Ты ведь покажешь мне его?
      - Конечно, покажу.
      Старая карга захихикала.
      - Я никогда не видела рог единорога, и, хотя это кажется странным, самого единорога тоже. Даже в этой земле единорог очень редок. Но идемте пить чай, но только втроем, так будет уютней. А тем, у моста, я вышлю корзину печенья, моя дорогая. Ты всегда любила это печенье с семечками...
      Она шире открыла дверь и сделала жест рукой, приглашая их войти. В прихожей было темно. Мери остановилась.
      - Тут что-то не так. Я помню другое. Дом был яркий, полный смеха и света.
      - Это воображение, - резко сказала ведьма. - У тебя всегда было сильное воображение. Ты выдумывала игры и играла с этим глупым троллем, который жил под мостом, и со Скрипичными Пальцами.
      Она захихикала, вспоминая.
      - Ты могла вовлечь их во что угодно. Они ненавидели те пироги из глины, но делали их для тебя. Они страшно боялись людоеда, но когда ты бросала камни в его нору, они шли и тоже бросали. Ты говоришь, что я ведьма, моя дорогая, с моей горбатой спиной, с моим артритом и с длинным изогнутым носом, но ты сама ведьма, и еще получше меня.
      - Потише, - сказал Корнуэлл, берясь за меч. - Миледи не ведьма.
      Старая карга протянула свою костлявую руку и легко положила ее ему на ладонь.
      - Я ей сказала комплимент, благородный сэр. Нельзя больше похвалить женщину, чем сказать ей, что она ведьма.
      Корнуэлл отбросил ее руку.
      - Следите за своим языком.
      Ведьма улыбнулась, показав обломки зубов, и повела их по темному, сырому коридору, в маленькую комнату, устланную старым ковром. У одной стены был камин. Через широкое окно лился солнечный свет, подчеркивая убогость обстановки. На узкой полке у окна - разбитые тарелки. В центре комнаты находился резной стол, покрытый скатертью, а на ней - серебряный чайный сервиз.
      Ведьма указала им на стулья, а сама села перед дымящимся чайником. Потянувшись за чайником, она сказала:
      - Теперь мы можем поговорить о старых временах, о том, что изменилось в мире, и что вы здесь делаете.
      - Я хочу поговорить о своих родителях, - сказала Мери. - Я о них ничего не знаю. Мне нужно знать, кто они, что они здесь делали и что с ними случилось.
      - Это были хорошие люди, - сказала ведьма, - но очень странные, не похожие на других. Они не смотрели сверху вниз на жителей Диких Земель. В них не было зла, а было глубокое понимание. Они разговаривали со всеми встречными. И вопросы, которые они задавали - о, какие они задавали вопросы! Я часто задавала себе вопрос: что они тут делают? Они ни чем не занимались. Говорили, что у них отпуск. Противно думать, что такие умные люди могут проводить свой отпуск здесь. И если у них был отпуск, то очень долгий. Они были здесь почти год, ничего не делали, просто ходили вокруг и были добры со всеми встречными. Я помню день, когда они пришли ко мне. Они шли вдвоем, дорогая, а между ними - ты. Они держали тебя за руки, как будто ты нуждалась в помощи, хотя она тебе никогда не требовалась. Подумать только! Люди спокойно идут по дороге в Диких Землях и ведут с собой ребенка, как будто вышли на прогулку. Помню, как они подошли к этому дому и постучали в дверь. Они спросили, не смогут ли они пожить тут, и я, конечно, сказала, что это можно. Я так добра, что никому не могу отказать.
      - Я думаю, что вы лжете, - сказала Мери колдунье. - Я не верю, что это ваш дом. Мои родители не могли быть вашими гостями.
      - Не будем спорить, - сказал Корнуэлл. - Правда или нет, пойдем дальше. Что с ними случилось?
      - Они ушли к Сожженной равнине. Я не знаю, зачем они туда пошли. Конечно, они были приятными людьми, но мне ничего об этом не сказали. Они оставили со мной этого ребенка, а сами ушли к Сожженной равнине. С тех пор никто о них не слышал.
      - И тогда вы отвели Мери в Пограничье?
      - Ходили разные толки. Я боялась оставлять ее здесь.
      - Какие толки?
      - Не помню.
      - Видите, - сказала Мери, - она лжет.
      - Конечно, лжет, - сказал Корнуэлл, - но мы не знаем, насколько.
      - Как печально, - сказала ведьма, - что они сидят за моим столом, пьют мой чай и не верят моим словам.
      Она закрыла лицо руками.
      - Они оставили после себя какие-либо бумаги? - спросила Мери. Письма или еще что-нибудь?
      - Как странно, что ты спросила об этом, - сказала ведьма. - Об этом меня спрашивал другой человек. Его зовут Джоунз. Я сказала, что ничего не знаю. Я не подглядывала за ними. Я ему сказала, что, может быть, что-нибудь осталось на втором этаже. Я стара и не могу подниматься по ступенькам. О, я знаю, вы думаете, что ведьма может взять метлу и лететь куда угодно. Но вы, люди, не понимаете, есть определенные правила...
      - Джоунз поднимался наверх?
      - Конечно. Он сказал, что ничего не нашел. Но глаза у него бегали. Я помню, как спросила его...
      Дверь дома распахнулась, и что-то влетело в прихожую. Ворвавшись в их комнату, Джиб с трудом затормозил.
      - Марк, - сказала он. - Снова неприятности. Опять появился Беккет.
      Корнуэлл вскочил.
      - Беккет? Вот как? А церберы?
      - Он бежал от них.
      - Невозможно, - сказал Корнуэлл. - Как от них убежать? Где он?
      - Он у моста. Прибежал к нам голый, но Бромли принес ему полотенце.
      Дверь снова хлопнула. Тяжело вбежал Снивли.
      - Это ловушка! - закричал он. - Мы не можем его оставить здесь. Церберы позволили ему убежать специально. Теперь они скажут, что мы ему предоставили убежище, и набросятся на нас.
      - А, эти маленькие жалкие песики, - сказала ведьма. - Где моя метла? Ни один цербер не подойдет ко мне. Дам им разок как следует...
      - Мы не можем его вернуть им, - сказал Корнуэлл. - После того, что мы вчера видели, он имеет право просить у нас защиты. В конце концов, он христианин, хотя и весьма плохой.
      Корнуэлл быстро вышел наружу, а за ним последовали остальные.
      Снаружи по склону холма к дому поднималась пестрая процессия. Посреди, обвязанный по талии полотенцем, шел Беккет, а за ним, обернув тетиву лука вокруг его шеи, шел Хол. Еще дальше, во главе толпы троллей, домовых, гномов и фей, шел Оливер.
      Хол указал пальцем через плечо.
      - Мы не одни, - сказал он Корнуэллу, не отводя взгляда от Беккета.
      Корнуэлл посмотрел в указанном направлении. На вершине соседнего холма за ручьем сидела стая церберов, ничего не делая. Они кротко сидели и ждали, что произойдет.
      С этого же холма, направляясь к мосту, спускался весьма неуклюжий гигант, примерно двадцати футов ростом, но с очень маленькой головой. Корнуэлл понял, что его голова не больше человеческой, а может, даже и меньше. Огромное тело гиганта не было мускулистым, это было мягкое, дряблое тело безо всякой силы. Двигался он медленно, и его большие ступни гулко ударялись о землю. Длинные вялые руки свисали, но не раскачивались, как у человека при ходьбе, а просто свисали и дергались при каждом шаге.
      Корнуэлл пошел ему навстречу.
      - Оставайтесь с Беккетом, - сказал он Холу. - Я с ним справлюсь.
      Гигант остановился у моста. Он широко расставил ноги, и голос его загремел так гулко, что все могли его услышать.
      - Я посланник церберов, - ревел он, - и я говорю с теми, у кого нет права находиться здесь. Я принес вам последнее предупреждение. Поворачивайте назад, возвращайтесь туда, откуда пришли. Но сначала выдайте того, который бежал.
      Он замолчал и стал ждать ответа.
      Корнуэлл услышал сзади шум и поспешил обернуться. Беккет вырвался от Хола и бежал к груде булыжников. Лук по-прежнему висел у него на шее. Хол гнался за ним. Неожиданно Беккет куда-то провалился. Он исчез, как-будто земля поглотила его.
      Ведьма, ковылявшая сзади, испустила громкий крик.
      - Вот сейчас начнется! - закричала она. - Он провалился прямо в нору к людоеду.
      - Отвечайте! - взревел гигант. - Дайте же ответ!
      Корнуэлл повернулся к нему лицом.
      - Мы простые пилигримы, - сказал он. - И не хотим ни с кем ссориться. Мы лишь ищем древних.
      Вестник загоготал.
      - Древние, если вы их найдете, разрежут вас на куски, - ревел он. Вы сошли с ума, если их ищите. Никто не пройдет через Сожженную равнину, это запретное место, дальше вы не пойдете. Отдавайте пленника и поворачивайте назад. Если вы это сделаете, то мы вас не тронем и вы благополучно доберетесь до Пограничья. Даем вам обещание.
      - Мы не повернем, - ответил Корнуэлл. - Не для того мы прошли так много, чтобы поджать хвост и бежать назад. И мы не отдадим пленника. Он уже ответил перед вами, и теперь должен ответить нам.