Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Красотки в неволе

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Сатран Памела / Красотки в неволе - Чтение (стр. 11)
Автор: Сатран Памела
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      – А где Дейдра? – спросила она Ника.
      До нее только сейчас дошло, что они в квартире вдвоем.
      – Не знаю. Может, спустилась в кафе. Или решила прогуляться. Взглянуть, что стало с городом.
      Даже сидя на низкой кровати, Ник выглядел очень большим. Он был в майке, вырез которой открывал грудь, всю в поросли темных волос. В отличие от лысого черепа. Анна подошла к окну и глянула вниз – не видать ли подруги? По нерасчищенной мостовой шли люди. Какая-то пара тащила саночки с ребенком; мимо пронесся человек на лыжах.
      – Как много людей на улице, – заметила Анна. – А снега?
      – Тонны.
      Кровать скрипнула, и Ник в два шага очутился рядом с ней, встал у окна.
      – Ух ты!
      – Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
      – Я из Лос-Анджелеса. Пока сюда не переехал, вообще снега не видел.
      – Ты и в Париже жил, если мне память не изменяет? – Анне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
      Она старалась не думать о собственных голых ногах и о его наготе под черными трикотажными трусами. Внешне разительно отличающийся от Дамиана, чем-то трудноопределимым Ник все же напоминал его. Неординарный человек: мужествен, но не агрессивен; сексуален, но без пошлости; друг, любовник, но определенно не муж. В самую точку попала, усмехнулась про себя Анна. Когда встретила Дамиана, она с ума сходила не от любви к нему, а от желания выйти за него замуж.
      – Хочешь верь, хочешь нет: в Париже не больше снега, чем в Калифорнии, – отозвался Ник. – Я долго жил в Чикаго и в Детройте, но до этого года никогда не был здесь зимой. Впервые оказался в большом городе в настоящую пургу.
      – Там, где я росла, тоже было мало снега. И дома невысокие. И очень мало людей. Для меня это тоже в первый раз.
      Ник удивленно взглянул на нее:
      – Я думал, все, кто живет в предместье, раньше непременно жили на Манхэттене.
      – Не мой случай.
      Дамиан всегда хотел жить в городе, но, когда они переехали сюда из Лондона, она уже ждала Клементину, а с единственной зарплатой не то, что о Манхэттене – даже о Бруклине не чего было мечтать. К большому облегчению Анны. После детства, проведенного в заштатном городке в Вирджинии, она считала Нью-Йорк слишком шумным и многолюдным для повседневной жизни.
      Другое дело оказаться здесь сейчас – впереди долгие выходные, снегопад укутал обычно суетливый город белой пеленой, и он затих. Прелесть!
      – Я бы хотела погулять по такому снегу с дочкой. – Анна представила, с каким благоговейным страхом взирала бы Клементина на сугробы выше ее головы, на людей, катающихся по улицам на санках и лыжах.
      – А где она?
      – У моего мужа. У бывшего мужа. После развода он снимает квартиру в Мидтауне.
      – А ты им позвони, – предложил Ник. – Заберешь дочку, погуляете.
      – Не знаю…
      После той истории на автовокзале с Дамианом стало трудно ладить. Он наотрез отказывался вносить какие-либо изменения в обусловленное расписание их встреч с Клементиной, не считал себя обязанным следить за тем, чтобы дочь чистила зубы и делала домашние задания, как просила Анна. Ради Клем Анна по-прежнему держалась с ним приветливо, но, сказать по правде, Дамиан ее пугал. По спине у Анны пробежал холодок. Она не просто беременна – она ждет ребенка от человека, которого боится.
      – Мой бывший в последнее время не слишком сговорчив.
      – А как же ребенок? Разведенные родители могут как угодно ненавидеть друг друга, но ребенок – это святое. Ради него они должны идти на все.
      – Это ты так считаешь.
      – Может, я ошибаюсь, но, по-моему, ты должна хотя бы попытаться получить то, что хочешь. Даже если он не собирается это дать.
      Анна посмотрела на Ника. Можно ли ему доверять? Подружки в один голос советовали держаться подальше от Дамиана. То же твердил ее собственный инстинкт. А этот парень, похожийна Дамиана, говорит, что она должна бороться с ним.
      – А что я ему скажу?
      – То, что мне сказала, – что хочешь с ней поиграть на снегу.
      – Если я скажу, что хочу чего-то, он тут же ответит – нет.
      – Тогда придется заставить его думать, что этого хочет он.
      Хм. А это мысль. Чего хочет Дамиан? Кроме как вернуться домой? Хочет стать богатым и известным режиссером. Это она точно знает.
      – Может, я позвоню, вроде как узнать, все ли у них в порядке, а потом предложу забрать Клементину на пару часов, чтобы он мог поснимать метель?
      – Он фотограф?
      – Кинорежиссер.
      – Давай, действуй. Иди в спальню и звони, а я пока сварганю какой-нибудь завтрак.
      С колотящимся сердцем Анна набрала номер Дамиана. Когда он ответил, постаралась говорить спокойно и буднично. В трубке слышались звуки какого-то мультфильма.
      – Как вы там? Все в порядке?
      – Разумеется, в порядке. Ты что, думаешь, я не в состоянии позаботиться о своей дочери?
      «О своей дочери». Вот так он теперь все время.
      «Значит, другой станет она», – сказала себе Анна.
      И все для нее с этого момента станет другим.
      Для начала не реагировать на язвительный тон.
      – Город с этим снегом просто удивительный. Вы с Клем еще не выходили?
      – Откуда ты знаешь, как выглядит город под снегом? – подозрительно спросил Дамиан, заставив ее разволноваться еще сильнее.
      Черт! Совсем выпустила из виду. Думала только о Клементине и о том, разрешит ли он им погулять вместе, а ведь в первую очередь надо было подумать о его реакции на то, что она в неурочное время оказалась в городе.
      – Вчера у нас был очередной «ужин мамаш», и мы застряли в городе из-за метели. («Спокойно, не нервничай, – приказала себе Анна. – Это все чистая правда».) Пришлось заночевать на квартире у друга Дейдры.
      – У какого друга?
      – У ее друга музыканта из колледжа.
      – А, тот гитарист, у которого она кантуется.
      Анна промолчала.
      – Стало быть, вы все спали там, с музыкантом. Вот, должно быть, кайф! А скажи, если не секрет, вы с ним как, по очереди? Или сразу всем скопом?
      От возмущения перехватило дыхание. Анна швырнула трубку. Сердце стучало как сумасшедшее. Тяжело дыша, она стояла в маленькой спальне с половинчатой стеной. Слышно было, как в кухне насвистывает Ник, скребет вилкой по сковороде, разбивает яйца. Зазвонил телефон.
      – Ответишь? – крикнул Ник.
      Снова звонок.
      – Хорошо, – нехотя откликнулась Анна.
      Чего испугалась? Как маленькая. Может, это Дейдра хочет сообщить, где она. Или телефонная реклама.
      Когда она наконец сняла трубку, на том конце провода помолчали, затем послышался тихий мужской смех. Она узнала, что это Дамиан, прежде чем он закончил первое слово.
      – Прости, малышка. Я пошутил.
      Она молча держала трубку. Если повесить, он снова позвонит, только уже сильнее разозлившись. Можно положить трубку рядом с телефоном или совсем его отключить, но у него Клементина. А значит – власть над Анной.
      – Дело вот в чем, – продолжал Дамиан. – Одному мне приходится дьявольски трудно. У тебя наш дом, хорошенькая стопочка корпоративных льгот, страховка. Согласись, я имею право по меньшей мере на половину всего этого. На самом деле, по моему представлению, я был главным родителем для Клементины – ходил в школу и все такое. Думаю, мне причитается да же больше половины. Гораздо больше.
      Анна выдохнула так, что в ушах зазвенело. Она знала: надо сосредоточиться на том, что он говорит. Лучше даже записать. Но в мозгу стучала только одна мысль: у меня ребенок от этого человека!
      – Что?
      – Я говорю, что готов договориться, малышка. Разве у тебя не это на уме? Ты продаешь дом и передаешь мне вырученные деньги, переписываешь на меня сберегательный счет и ре гулярно выплачиваешь некоторую сумму. Ни чего из ряда вон выходящего. Скажем, пять тысяч долларов в месяц.
      Анна не верила своим ушам:
      – Ты требуешь алименты!
      Дамиан снова рассмеялся тихим гаденьким смехом:
      – Я бы не хотел называть это так, детка.
      – А по-другому не назовешь. – В Анне начала закипать злость. – Ты до такой степени жаждешь отомстить мне, что готов выгнать из дома собственного ребенка.
      По правде говоря, она и сама подумывала, что, пожалуй, было бы справедливо продать дом, а деньги поделить с Дамианом. Они с Клем купили бы в Хоумвуде домик поменьше – если такой в природе существует, – а он приобрел бы себе квартиру, где по выходным их дочери было бы гораздо уютнее.
      – Есть и другой выход, – проронил он.
      – Ну да, конечно. Чтобы я пустила тебя назад.
      – Нет-нет. Я уже уяснил, что этот вариант тебя не устраивает. У меня такое предложение: я живу дома с Клементиной, а ты переезжаешь в город. Всю неделю Клементина живет со мной, а каждые вторые выходные – с тобой.
      Анна схватилась за живот и прошептала:
      – Негодяй!
      Он продолжал, словно не слышал:
      – Да, и еще я собираюсь подать в суд на оформление опеки. Советовался с адвокатом, он говорит, у меня все шансы выиграть. Меня ведь все учителя знают, а тебя они и в глаза не видели.
      – Черта с два у тебя это выйдет.
      – Поглядим, – парировал Дамиан. – Можно, конечно, уладить дело в частном порядке, не доводя до суда. А если нет – решать будет судья. Но при том, сколько времени ты проводишь на работе, я бы сказал, все плюсы на моей стороне. В худшем случае получу жалкую половину того, что выручу от продажи дома.
      – Главное для тебя – деньги, не так ли?
      – Пока, малышка.
      – Я хочу поговорить с Клементиной.
      – Я кладу трубку.
      Конец связи. Когда дочка у него, Анна в полной его власти. Она на все готова, только бы вернуть девочку. А что он сделает, если она не пойдет у него на поводу? Увезет Клементину в Англию, уговорит родственников помочь спрятать ее там? Он все еще британский поддан ный, может найти способ вывезти дочь.
      – Анна?
      В залитой солнцем гостиной появился Ник с лопаточкой и целой сковородкой яичницы в руках. Она не чувствовала в себе сил ни улыбнуться, ни вымолвить хоть слово.
      – Все в порядке?
      И тут она не выдержала. Слезы, которые она прятала от всех – от дочери (особенно от дочери), даже от подруг, хлынули потоком. Ник поставил сковороду, подошел к ней, обнял. Она совсем затерялась в его огромных руках. Внезапно, впервые за долгие годы она вспомнила, как, бывало, держал ее на руках отец, вспомнила безграничную любовь и безопасность, которые ощущала тогда и никогда после. И зарыд ла еще сильней.
      – Ну-ну… – Ник похлопал ее по плечу. – Все хорошо.
      – Все плохо! – рыдала Анна. – Он сказал, что заберет ее. Мою дочку.
      – Господи Иисусе.
      Нельзя позволить ему это. Нельзя. Клементина – это все, что у нее есть. Нет, не все. Не совсем все.
      – У меня будет ребенок, – прошептала она.
      Сказать об этом хотелось, но не громко.
      Он отстранился и, наклонив голову, попытался заглянуть ей в лицо.
      – Что ты сказала?
      – Сказала, что у меня будет ребенок.
      «Чужой человек, – подумала Анна. – Я тол ко что открыла свою тайну совершенно чужому человеку. Почти чужому».
      – Бог мой! Что же ты будешь делать?
      Она горько всхлипнула:
      – Понятия не имею.
      – Это его ребенок?
      Она посмотрела Нику прямо в глаза. Очень внимательные глаза, карие, но такого темного оттенка, что зрачков почти не видно.
      – Я не спала ни с кем другим с девяносто третьего года. Никаких сомнений – его.
      – А есть возможность… Ну, что вы оба…
      Анна решительно помотала головой:
      – Что мы снова сойдемся? Абсолютно никакой.
      – Не знаю, как ты относишься к религии… – неуверенно произнес Ник. – Не знаю твоих нравственных убеждений…
      Анна отступила и села на кровать.
      – Ты имеешь в виду аборт.
      – Да, – тихо подтвердил он, садясь рядом. – Аборт.
      Анна задумалась. Конечно, она размышляла над этим. Не только в последнее время, когда начала подозревать, что залетела, но и раньше, сразу после рождения Клементины. Тогда она так перетрусила, что тут же начала принимать таблетки. И еще раньше, в колледже. В сущности, она могла бы пойти на аборт. По разным причинам – если бы ее изнасиловали или ее жизнь была бы под угрозой. Даже если бы поняла, что не сможет любить будущего ребенка.
      Сейчас ею владели совсем иные чувства. Стоило подумать о ребенке, о ее и Дамианаребенке, как душу наполняло смятение. Растить с ним еще одного ребенка у нее не было желания. Как не было сомнений в том, что – вместе они или врозь – Дамиан определенно не захочет второго ребенка. Если ему рассказать, он не задумываясь потребует: избавься от него. Как в тот раз, когда она понапрасну переполошилась через три месяца после рождения Клементины. Но для самой Анны – о, для нее самой дело обстояло совершенно иначе. Помочь новому человечку стать членом ее крошечной семьи – почти чудо. Потеря одного из двух любимых ею людей причинила боль почти непереносимую. Возможность появления новой любви взамен утраченной воспринималась как возможность воскрешения.
      – Послушай, – обратилась она к Нику, – ты стал бы добиваться того, чего хочешь, даже если это бессмысленно?
      Ник серьезно кивнул:
      – Да.
      – Даже если ты не должен этого хотеть?
      – Да.
      – С тобой такое уже бывало?
      Он смотрел на нее, этот здоровяк, так открыто, беззащитно. Казалось, дотронься до не го – и почувствуешь под рукой не кожу, а обнаженные нервы.
      – Со мной такое сейчас.
      В этот момент хлопнула дверь. Ни один из них не слышал ни шагов в холле, ни поворота ключа в замке. Оба с удивлением воззрились на возникшую в дверях и с не меньшим удивлением глазеющую на них Дейдру. Огромные башмаки и такое же необъятное пальто (судя по всему, и то и другое принадлежало Нику), в которые она вырядилась, были в снегу. Щеки пылали, как у мальчишки, прибежавшего домой с горки. После подъема на пятый этаж она громко пыхтела.
      – Как там, на улице? – поинтересовалась Анна.
      – Потрясающе! – Дейдра возбужденно взмахнула руками.
      На блестящий пол с красных шерстяных перчаток посыпался снег.
      – Сами сходили бы, посмотрели. Чем вы тут занимались?
      – Разговаривали, – ответил Ник.
      – Ах, так? И о чем же?
      Анна в раздумье смотрела на подругу. Сказать или не сказать? Сказать, конечно.
      – Я жду ребенка. Окончательно выяснила это только сегодня утром. И я говорила Нику, что хочу его оставить.
      Дейдра ошеломленно, словно требуя подтверждения, повернулась к Нику. Тот приоткрыл было рот, но промолчал. Потом все же решился:
      – А я как раз собирался сказать Анне, что люблю Джульетту.

24. Дейдра

      Дейдра сумбурно поздравила Анну, промямлила нечто неопределенное (вроде бы) в адрес Ника и скоренько выскочила из квартиры. Скатилась по лестнице и выбежала на улицу, не вполне соображая, куда теперь двинуться и что делать. Ник влюблен в Джульетту. Анна ждет ребенка. Ей самой предложили роль. Нет, это слишком!
      Она шагала по заснеженному тротуару, разглядывала сугробы и пыталась сосредоточиться. На расчищенных улицах начали появляться машины, хозяева магазинов сбивали сосульки с железных решеток, расчищали подходы и посыпали «свой» тротуар солью. Поскользнувшись на лестнице к метро, Дейдра охнула. Вот черт, ногу натерла. Она все еще была в громадных ботинках Ника, в его черных джинсах и сразу в трех его же свитерах. На голове нахлобучена его кепка, а перчатки сидят как бейсбольные рукавицы.
      Интересно, универмаги открыты? Можно бы попробовать пойти и одеться с головы до ног в новое. Нельзя же показаться в Хоумвуде в таком виде. Она пока с ума не сошла. А разве она собирается в Хоумвуд? Еще как собирается. Который час? Если поехать скорым поездом и успеть на ближайший автобус, можно попасть в Хоумвуд через час. А если завернуть в универмаг, то не раньше, чем к полудню. Ну, нет, за это время она просто лопнет от нетерпения. Ей надо срочно поговорить с Джульеттой.
      Ник сказал «люблю». А Джульетта? Тоже его любит? У них что, роман? Такие дела вокруг творятся, а она ничегошеньки не знает. Почемуона ничего не знает?
      Эти вопросы так занимали Дейдру, что только в автобусе, стремительно мчащемся в Нью-Джерси, до нее дошло значение сегодняшнего возвращения в Хоумвуд. Конечно, она все время моталась туда-сюда. Но в этот раз все по-другому. Либо она возвращается насовсем, либо возвращается, приняв решение, которое изменит всю ее жизнь, жизнь всей ее семьи.
      Автобус катился мимо Мидоуландс и стадиона «Джайантс». Чем дальше он уходил от города и глубже забирался в предместья, тем выше поднимались сугробы вдоль дороги и белее становились дальние холмы. Когда они свернули в узкие улочки Хоумвуда, их окружило царство Снежной королевы: закованные в снег и лед ветви деревьев под солнечными лучами сверка ли бриллиантами. Дороги до сих пор укрывал белый ковер. Все – выбравшиеся на разведку джипы, семейства, лепящие снеговиков во дворах, или тянущие по направлению к парку санки, – все двигались еще медленнее, чем обычно.
      Выйдя из автобуса, Дейдра вдруг страшно захотела поскорее увидеть детей. Скрипящий под ногами снег и его отчетливый запах, ледяная сырость, проникающая сквозь штанины джинсов, делали это желание еще острее. После собственного бесснежного детства с напрасным ожиданием хотя бы одной снежинки с набухших дождем небес Беркли, она обожала играть в снегу с собственными ребятами. С одной стороны, так здорово заново прожить ту, детскую часть собственной жизни, а с другой – можно с полным правом считать себя отличной мамой. Когда шел снег, она всегда выходила с Заком и Зоей во двор, и они лепили крепости или катались на санках. И почти всегда дети успевали нагуляться раньше ее.
      Еще два квартала – и она дома. Близнецы, небось, во дворе. Если поторопиться, можно захватить их прежде, чем они побегут домой обедать. А с Джульеттой она поговорит позже. Сегодня суббота, Купер должен быть дома, и Трей, и няня Хизер. Наедине им все равно не поболтать.
      Дейдра смотрела только себе под ноги, что бы не видеть большого серого дома Джульетты как раз на другой стороне улицы. Ей почти удался маневр, когда она услышала:
      – Эй-эй! Дейдра!
      Кричал Трей. Упакованный с головы до ног в красный комбинезон, он стоял по колено в снегу на своем дворе, совсем один. Что уже само по себе диво. Обычно, если с ним не было Джульетты, неподалеку непременно маячила Хизер. И как только он узнал Дейдру в этой несуразной одежде не по размеру, да еще на таком расстоянии? На школьном дворе или у себя дома, бывало, в упор не замечает, а тут, видите ли, когда ей не терпится попасть домой, раскричался. Зовет и зовет!
      Пришлось остановиться и повернуться к нему:
      – Привет, Трей.
      – А папа ушел! – прокричал Трей.
      Естественно. Если Купер в выходные не может сбежать на работу, он отправится покупать книги или понесет вещи в химчистку – что угодно, только бы не заниматься сыном.
      – Мама плачет! – сообщил Трей.
      Джульетта плачет? А вот это случай небывалый. Когда Трей поблизости, Джульетта неизменно жизнерадостна: жутко боится расстроить его и спровоцировать приступ.
      Дейдра перелезла через сугроб на краю тротуара, при этом едва не оставив в нем оба башмака Ника, перебралась через скользкую как каток дорогу и подошла к Трею:
      – Где твоя мама? Ты с Хизер гуляешь?
      Но Трей уже не глядел на нее. Он, не отрываясь, смотрел куда-то вперед.
      – Трей, дорогой?
      – Пожарная опасность! Вызвать аварийную бригаду! – завопил он, зачерпнул полную варежку снега и спешно заковылял через двор к дорожке, где торчали его санки.
      Потом швырнул снежок в сторону Дейдры, плюхнулся на санки и покатился по дорожке на задний двор.
      Уму непостижимо, как Джульетта справляется? С Треем уже сейчас тяжело, а что будет дальше? Каким он станет в переходном возрасте? А когда вырастет?
      Дейдра прошла по аккуратно расчищенной дорожке и позвонила в дверь. Из головы не шел Трей и его слова о слезах Джульетты, а откровения Ника отодвинулись на второй план. Вообще уже казалось, что признание Ника она слышала сто лет назад и на другой планете.
      Джульетта долго не отзывалась, а когда, наконец, открыла, стало ясно – Трей говорил правду. Глаза и нос красные, стриженые волосы стоят дыбом. Поверх ночной рубашки, похоже, халат Купера – клетка и мелкие цветочки соперничают друг с другом.
      – Как ты здесь оказалась? – изумленно спросила Джульетта, пропуская подругу в дом.
      – Нет, вопрос в другом – что у вас происходит? – Дейдра потопала ногами, стряхивая снег, и вошла.
      – Купер…
      – Что с ним? – В мыслях Дейдры проносились возможные варианты.
      Сердечный приступ? Роман на стороне? Серьезные потери на фондовом рынке, или рынке ценных бумаг, или на каком там рынке Купер держит деньги?
      Джульетта с несчастным видом покачала головой, провела Дейдру в столовую и упала в непомерно огромное кресло в стиле чиппендейл. И даже не заметила или не обратила внимания, что за Дейдрой по бежевому ковру протянулась мокрая дорожка.
      – Все кончено, Дейдра.
      Тарабарщина какая-то.
      – Что кончено?
      – Наш брак. Я попросила Купера уйти.
      Ах, вот оно что! Все вдруг стало на свои места: Ник, роман, бегство Джульетты домой прошлой ночью и, несомненно, ее слезное признание Куперу.
      – Черт побери! Ты рассказала ему про вас с Ником.
      Теперь настала очередь Джульетты недоумевать:
      – Что?
      – Я все знаю. Ник поведал сегодня утром.
      Щеки Джульетты покрылись ярким румянцем, но она продолжала упорствовать:
      – Не понимаю, о чем ты.
      И тут Дейдра вспылила:
      – Ей-богу, Джульетта, прекрати! Я прекрасно знаю, что у вас с Ником роман. Только в толк не возьму, почему ты с самого начала мне не призналась.
      – Но у нас нет никакого романа! Не знаю, с чего Нику вздумалось так говорить.
      – Он сказал, что у вас любовь.
      – Так и сказал – любовь!
      – Он сказал (цитирую): «Я люблю Джульетту».
      – Не может быть… – Джульетта залилась слезами.
      Ревела она долго, потом полезла в карман халата, вытащила длинный хвост туалетной бумаги и громко высморкалась.
      Дейдра вообще перестала что-либо понимать.
      – Так ты хочешь сказать, что между вами ничего нет?
      – Это зависит от того, что ты имеешь в виду под «между вами» и что под «ничего», – пробормотала Джульетта, не глядя подруге в глаза. – Он мне звонил. Часто. Мы разговаривали.
      – Вы разговаривали. И все?
      – Целовались. Один раз.
      Дейдра попыталась осознать сказанное:
      – Один поцелуй – это много.
      – Ах, я знаю, знаю! Но я же не собиралась! Это случилось само собой. Когда я познакомилась с Купером, я начала с ним встречаться, потому что думала – так положено. С Ником ни какого «положено» и быть не могло.
      – Не понимаю, Джульетта. Почему ты скрывала от меня?
      – Да о чем рассказывать-то? – Джульетта помолчала. – Нет, неправда. Я боялась, что ты рассердишься. То есть я не хотела, чтобы ты сердилась из-за того, что я считала пустяками.
      – И все равно не понимаю. У меня и в мыслях не было, что вы с Ником вообще замечаете друг друга. Он вроде совсем не в твоем вкусе.
      – Почему ты так думаешь?
      – Он ведь полная противоположность Куперу.
      – Это Купер не в моем вкусе! – воскликнула Джульетта. – А Ник именно тот, кто мне нужен.
      – Но ты всегда говорила, что такие, как он, опасны.
      Джульетта вздохнула:
      – Так и есть. – И, чуть помолчав: – Он правда сказал – люблю?
      А ведь и впрямь – прежде Дейдра ни разу не слышала от Ника Руби слова «люблю». Ей, во всяком случае, он в любви не признавался.
      – Сочинить такое мне бы и в голову не пришло, – наконец ответила она Джульетте.
      Та снова вздохнула:
      – Не знаю, что и думать.
      – Но если ты не раскололась Куперу насчет Ника, то почему он ушел?
      – Вчера ночью, когда я вернулась домой, мы поссорились. Я сказала, что хочу развестись, а он признался, что сделал вазектомию. Тайком. Поэтому я и не беременела. – Джульетта выглянула в окно. Проследив за ее взглядом, Дейдра увидела Трея, который с диким восторгом носился по заднему двору и валялся в снегу.
      – Он позволял мне ходить по врачам и каждый месяц надеяться, чтобы каждый раз переживать разочарование.
      – Вазектомия – штука обратимая. Если ты действительно хочешь ребенка.
      – Купер на это ни за что не пойдет. Во всяком случае, ради меня. – Джульетта все смотрела в окно. – Не хочет рисковать и потом возиться с еще одним Треем.
      – Послушай… – как можно мягче сказала Дейдра, – а тебе не кажется, что в чем-то Купер прав?
      Джульетта взглянула прямо ей в глаза:
      – Никто не знает, передается ли синдром Аспергера по наследству. Но мне все равно. Если ребенок родится такой же, как Трей, я буду счастлива.
      Дейдре стало стыдно. Эх ты, ругнула она себя, не хватило ума понять, что Джульетта любит Трея точно так же, как любая мать любит свое дитя. Как она любит Зака и Зою. Нежность переполнила Дейдру. Она едва не сорвалась с кресла и со всех ног не припустилась домой, к своим самым любимым.
      – У тебя еще будет ребенок, Джульетта, вот увидишь. Может, от Ника.
      – Кто знает. Сначала надо здесь со всем разобраться: договориться об условиях развода, дом продать…
      – Подожди-ка, ты хочешь продать дом?
      Дейдре стало дурно. Эта новость, пожалуй, еще хуже, чем вазектомия Купера, развод Джульетты или ее зарождающиеся отношения с Ником. Джульетта продает дом. Джульетта не будет больше жить на одной с ней улице.
      – Может, тебе стоит подождать? Не делать резких движений, пока все устаканится?
      Джульетта покачала головой. Похоже, в этом она уверена больше, чем во всем остальном.
      – Такой громадный дом был нужен Куперу, а не мне. Мне вся эта собственность, это богатство и даром не нужны. Это все он.
      – Господи! – Дейдре стало жарко в трех свитерах.
      В свитерах Ника. Только сейчас в теплом доме в ноздри ударил его запах.
      – Выходит, именно теперь, когда я собираюсь вернуться до мой насовсем, ты собираешься уезжать?
      Джульетта расплылась в улыбке:
      – Хочешь сказать, ты возвращаешься домой?
      И тогда Дейдра окончательно поняла – да, возвращается.

25. Лиза

      Сидя за кухонным столом, Лиза разбирала посуду. Вот эта тарелочка – от кремового сервиза. Как она сюда попала? Ладно, неважно. Все равно весь сервиз отойдет Джульетте. Он ей всегда нравился. А мексиканский сервиз, разумеется, Дейдре, та обожает яркие краски. Теперь, когда Дейдра снова дома – по крайней мере, так доложил Томми, – она, конечно, ему обрадуется. Расписное немецкое блюдо, бабушкино наследство, надо запаковать и убрать подальше. Для Дейзи. Лиза отложила блюдо в сторону и сделала пометку. Томми должен знать, что именно из вещей она хочет приберечь для детей, чтобы потом как-нибудь случайно это не было выброшено. Пожалуй, лучше сложить все в одно место. Верно, так и надо сделать – убрать все предназначенные для детей коробки в кладовку на чердаке, чтобы ничего не пропало и не перепуталось, когда ее не станет.
      В глубине дома зазвонил телефон. В послед нее время он что-то часто стал звонить. Или просто звонки сильнее ее раздражают? Когда Томми уходил на работу, Лиза попросту его отключала. Но эти ее манипуляции расстраивали Томми, он начинал беспокоиться, а именно этого она старалась не допустить.
      Шаги. Это он. Идет сюда, на кухню. С некоторых пор Лиза стала замечать, до чего у мужа откормленное, красное лицо. За последний месяц он растолстел. А чего еще ждать – заказывает слишком много пиццы, слишком часто готовит спагетти, а от хоккея и сквоша совсем отказался. Из-за нее. Впрочем, не стоит этим забивать себе голову. Все, что ей нужно, – что бы он был здоров. Детям нужен хотя бы один здоровый родитель.
      – Да? – спросила она, когда стало ясно, что уходить Томми не собирается. – Тебе что-то нужно?
      – Анна звонит.
      Лиза вздохнула:
      – Скажи, что меня нет дома.
      – Я уже сказал, что ты дома.
      – Сейчас я не могу разговаривать, Томми. Я занята.
      – В последние две недели она звонила… я не знаю… раз двадцать. Что с тобой происходит? Подруги о тебе беспокоятся. Я о тебе беспокоюсь.
      – Беспокоиться не о чем.
      – Нет, есть о чем. Я пытаюсь поговорить с тобой, а ты отмалчиваешься. – Томми махнул мясистой рукой в сторону стола, заставленного посудой. – А это? Что это такое?
      – Просто хочу избавиться от некоторых вещей.
      Он замер:
      – Почему? Почемуты хочешь избавиться от вещей, Лиза?
      – Весенняя уборка. Давно пора сделать генеральную уборку.
      – Твою весеннюю уборку я видел не раз. То, чем ты сейчас занимаешься, на нее не похоже.
      Лиза выдавила смешок, встала и пошла к раковине, только чтобы не смотреть на мужа. Если эти темные усы, эти черные волосы, покрывающие его руки, останутся у нее перед глазами хотя бы еще минуту, ее может стошнить.
      – Не знала, что ты обращал внимание на такие вещи, как уборка.
      Через окно над раковиной она увидела, как на заднем дворе играют дети. Снег, две недели назад засыпавший весь мир, и, казалось, навсегда – растаял в считанные дни. Стало почти жарко, грязь подсыхала, ярко зазеленела трава. Вчера распустилась форзиция. Когда Дейзи проносилась мимо куста, Лиза отметила, как живописно на фоне ярко-желтых цветов выглядят ее красные штанишки и голубая рубашка.
      – Лиза.
      Она повернулась к нему лицом. Он был так красив когда-то, еще совсем недавно. Почему раньше это имело для нее такое значение?
      – Я и сейчас обращаю внимание, Лиза.
      Непонятно. С чего вдруг эта тяга разговоры разговаривать? Томми всегда любил повторять:
      «Что мне в тебе нравится, так это то, что ты как парень: не склонна выяснять отношения и всяким рассусоливаниям предпочитаешь действие». И ей в нем нравилось именно это. И еще, что он красивый, жизнерадостный, умелый и простой, любит повеселиться, любит секс, хочет иметь много детей и заработать много денег.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14