Колесница Гелиоса

«Надо бежать, бежать!.. — решил он. — Бежать, пока не поздно, пока окончательно не превратился из человека в тупое, покорное животное! Прихватить зубило, молот, вызволить Лада, сбить с него оковы и бежать, бежать… Но сначала надо убить Кара».

Эвбулид потянулся к корзине. Косясь на дремлющего надсмотрщика, достал теплый наконечник. Но Кар спутал все его планы. Открыв глаза и увидев, что работа у Сосия пошла, он решил, что его присутствие здесь необязательно, и вышел из кузницы, закрыв за собой дверь. Там он, с наслаждением вдыхая свежий воздух, затянул бесконечную, унылую песню.

Эвбулид со злостью швырнул в корзину ненужный теперь наконечник копья.

Ворвавшийся под вечер Филагр похвалил кузнеца, велел надсмотрщику сходить на кухню и принести ужин посытнее.

Кар, прихватив с собой Эвбулида, охотно отправился выполнять приказание. Выйдя из кузницы, грек вдохнул полную грудь вечерней прохлады и почувствовал, как слабеют его ноги, кружится голова.

На кухне изголодавшийся Кар жадно набросился на еду, которую протянула ему новая ключница, чем-то похожая на прежнюю.

Пока надсмотрщик, чавкая, давился ячменной кашей с мясом, Эвбулид вышел в коридор, прошел к пифосу, зачерпнул воды, чтобы напиться… и поперхнулся, услышав за спиной голос Филагра.

— Ты убил сегодня прекрасную лань! — втолковывал кому-то управляющий. — Но разве это достойная добыча для юноши, в жилах которого бурлит настоящая кровь!

— Что ты хочешь этим сказать? — воскликнул юношеский голос, и Эвбулид вздрогнул, узнав голос Публия.

— А то, что стоит ли тебе ломать ноги в горах и часами выслеживать добычу, когда нежная, кроткая лань через полчаса по моему приказу будет мыть свое розовое тело в баньке всего в нескольких шагах от тебя!

— Как! Ты нашел мне новую рабыню и до сих пор молчал?! Кто же она?

— Наша римлянка!

Эвбулид, не веря услышанному, машинально положил ковш и прислушался.

— Римлянка! — воскликнул недовольно Публий. — Конечно, я бы с удовольствием побыл с ней, но ведь ты знаешь, что мой отец…

— Знаю! — перебил юношу Филагр. — Но можешь не беспокоиться. Я давно заметил, что ты неравнодушен к ней, и потому кое-что придумал. Сколько друзей ты сегодня привел с собой с охоты отдохнуть здесь?

— Шестерых.

— Вот, идите к ней все вместе! Идите, идите! — захохотал управляющий. — И ничего не бойтесь: Эвдем приезжает только завтра, а за ваши сегодняшние проказы перед ним ответят другие!

— Филагр! Ты настоящий друг! — радостно вскричал Публий.

— Конечно, — охотно отозвался управляющий. — А чтобы ты не сомневался в этом, я попрошу Протасия для завтрашней ночи срочно разыскать тебе… египтянку!

— Эллинка, финикиянка, сирийка, теперь римлянка, а завтра — рабыня из Египта, — довольным голосом перечислил сын Эвдема. — Клянусь Эросом, Филагр, у тебя на каникулах я лучше изучаю географию, чем в своей пергамской школе!

Смех и голоса удалились в дальние комнаты и стихли.

«Мерзавцы! Что задумали, а?! — очнулся Эвбулид, бросаясь по коридору. — Нужно не дать им сделать свое грязное дело! Надо предупредить Домицию!»

Он уже взялся за ручку двери, из-за которой слышался разговор Филагра с Публием, как услышал резкий окрик выходящего из кухни надсмотрщика:

— Куда?!

Не отвечая, Эвбулид распахнул дверь, но войти в комнату не успел. Кар в два прыжка догнал его и с силой дернул за руку:

— Куда?!

Эвбулид, пытаясь высвободиться, умоляюще посмотрел на Кара.

— Пусти! Мне надо…

— В господские комнаты тебе, жалкому рабу?! — возмутился Кар. — А ну марш назад в свою кузницу!

Откуда-то из дальних комнат донесся смех Публия, возбужденные голоса его дружков.

Эвбулид оттолкнул надсмотрщика и рванулся вперед.

Кар взревел, рывком развернул грека к себе и почти без замаха ударил его тяжелым кулаком в лицо. Потом схватил обеими руками за складки хитона на груди и с силой хватил затылком о стену.

Эвбулид медленно сполз на пол.

Кар приподнял его, снова замахнулся, но, увидев, что раб оглушен и не делает больше попыток вырваться, удовлетворенно пробормотал:

— Вот так-то оно будет лучше! Пшел в кузницу!

Вложив Эвбулиду в руки поданные ключницей миску и кувшин с вином, надсмотрщик повел его, толкая в спину.

Шатаясь, Эвбулид прошел мимо эргастула, где сидел Лад. Лишь перед дверью кузницы, пока надсмотрщик, чертыхаясь, пытался в темноте справиться с засовом, Эвбулид начал понемногу приходить в себя. Он уже собрался с силами, чтобы хватить Кара по голове кувшином, но дверь распахнулась, и тот втолкнул его в дохнувшее раскаленным воздухом помещение.

3. Кинжал Филагра

Эвбулид захватывал клещами из горна бесформенные куски пышащего огнем металла и клал их один за другим на наковальню. Почти не глядя, как все они под быстрыми и точными ударами молота Сосия превращаются то в мечи, то в ножи, то в наконечники стрел и копий, он с ужасом представлял, как в эти самые мгновения врывается в баню, где моется Домиция, Публий с друзьями, как все они тянут к ней свои похотливые руки.

Сосий, казалось, решил превзойти самого себя. Он словно не ведал усталости. Не прикоснувшись ни к еде, ни к вину, он только прикрикивал на своего помощника.

Эвбулид сначала с досадой, потом с возрастающим удивлением и наконец с изумлением узнавал на наковальне македонскую махайру, тяжелый сарматский меч, короткий меч римского легионера, узорчатый наконечник копья, нож с диковинной рукояткой в виде пальмового дерева, крепкие наручники, пластины для доспехов и даже ножницы для стрижки овец.

— Ты что, Сосий! — увидев ножницы, окрикнул кузнеца Эвбулид. — Филагр же велел тебе делать оружие!..

— Молчи! — торопясь, принялся обрабатывать новую заготовку кузнец, и взору грека предстала удивительной красоты и легкости фибула, изображающая оленя, гордо поднявшего свои рога.

— Возьми… — охладив ее в кувшине с водой, протянул фибулу напарнику Сосий. — Как знать, может, тебе повезет больше, чем мне, и ты еще скрепишь ею жматий, который может носить свободнорожденный человек.

И только тут, принимая фибулу, Эвбулид понял, что Сосий таким способом прощается с жизнью, заново переживая самые счастливые мгновения, когда в нем жила надежда на свободу.

Вскоре удары молота стали не такими сильными и точными, несколько раз кузнец бил мимо. Эвбулид старался вовремя подставить клещи под новый удар.

Наконец, настала минута, когда Сосий, обрабатывая очередной наконечник копья, так и не смог ни разу попасть по нему.

— Что с тобой? — окликнул его Эвбулид и участливо спросил: — Может, выпьешь вина? Отдохни…

— Нет! — воскликнул Сосий, поднимая молот и вновь ударяя мимо клещей, в которых была зажата заготовка.

Услышав пустой звук металла по наковальне, он опустился на пол и вздохнул:

— Твоя правда, Эвбулид. Видать, я свое отработал…

Он повернул лицо к напарнику, и Эвбулид вздрогнул, едва не закричал от сострадания и ужаса: на месте глаз Сосия были истресканные красные пятна. Печной жар за несколько часов высушил глаза, лишенные век.

— Помоги мне подняться, — тихим голосом попросил кузнец.

Эвбулид осторожно взял его под руки, повел мимо наковальни, к корзинам, заполненным оружием, которые он перетащил к выходу.

— Не веди меня к двери, — поежился Сосий. — Холодно… Посади у горна… Вот так, хорошо…

Эвбулид протянул ему кувшин с вином. Кузнец на ощупь принял его, долго пил и наконец сказал:

— Подними меня. Проведи к наковальне!

— Но ты же… — замялся Эвбулид.

— Веди! — повысил голос Сосий. В его тоне было столько настойчивости, что грек не стал спорить.

— Дай мне клещи! — приказал он. Эвбулид покорно протянул кузнецу клещи, помог удобнее взять их в руки.

— Бери молот! — продолжал командовать Сосий и, когда Эвбулид поднял с пола тяжелый молот, приказал: — Бей!

— Я? — удивился Эвбулид.

— Бей! — повторил кузнец. — Я буду тебя учить. Я научу тебя тому, что умел сам. Если успею…

Эвбулид пожал плечами и с силой стал ударять молотом по бруску металла.

— Не так! — поморщился, прислушиваясь к звуку, кузнец. — Начинай с одного края и полегоньку, полегоньку… Вот так. Так!

Через полчаса перед Эвбулидом, точно следовавшим подсказкам Сосия, лежал наконечник копья. Слегка искривленный, с неровными краями, но все же наконечник, первая вещь, сделанная его руками!

— Смотри-ка! — удивленно сказал он, обращаясь к присевшему перед наковальней Сосию. — Получилось! Может, еще один попробуем?

Кузнец не отозвался.

— Эй! — заподозрив неладное, окликнул Эвбулид, подскочил к Сосию, тронул за плечо и, когда тот упал, выпустив из рук клещи, понял, что кузнец мертв.

— Эй, Кар! — закричал он, бросаясь к двери и колотя в нее кулаками. — Открой! Сосий умер!

Надсмотрщика на месте не оказалось. Заявился он только под утро, хмуро выслушал Эвбулида и вышел, не забыв запереть за собой дверь.

Через несколько минут в кузнице появились малоазийцы — носильщики…

— Возись с этим кузнецом! — недовольно проворчал коренастый, подцепляя мертвое тело Сосия длинным крюком. — Не мог подохнуть завтра.

— Аккуратнее! — закричал на него Эвбулид.

— Какая ему разница теперь? — помогая напарнику, усмехнулся долговязый раб. — А вот нам надо спешить!

— Да! — похвастался Эвбулиду коренастый. — Господин управляющий за нашу верную службу сделал нам прекрасный подарок! — Он разрешил нам сделать все, что мы только пожелаем, с римлянкой в баньке, а потом и ее отнести на свалку!

— Что? Домицию? А ну, стойте негодяи! — бросился к двери Эвбулид, но перед ним неожиданно вырос Кар.

— Опять буянишь? — погрозил он своим тяжелым кулаком.

— Выпусти меня… — без всякой надежды вырваться наружу попросил Эвбулид.

— Чего захотел! — ухмыльнулся надсмотрщик. — Ответь лучше, что я теперь Филагру скажу? Проклятый Сосий! Не смог протянуть пару дней! Пусть бы хоть такие кривые наконечники, да делал!

— Это я сделал наконечник… — глухо проронил Эвбулид.

— Ты? — не поверил Кар.

— Ну, я… — хмуро подтвердил грек. — Сосий научил.

— А еще можешь?

— Могу!

— Так начинай! — приказал Кар.

Эвбулид с опаской посмотрел на дверь — малоазийцы уже скрылись за деревьями сада и проходили, наверное, сейчас мимо эргастула, от которого до баньки считанные шаги. И Лад ничего не знает, ни о чем не догадывается…

«Лад! — вдруг промелькнула в голове спасительная мысль. — Вот кто может спасти Домицию от этих могильщиков!»

— Хорошо, я начну! — быстро сказал он. — Но мне нужен толковый, крепкий помощник.

— Я приведу тебе хоть троих! — пообещал Кар, делая шаг к двери.

— Не нужно троих! — остановил его Эвбулид. — Приведи одного, того, что сидит сейчас в эргастуле!

— Скифа?

— Да, он отлично разбирается в этом деле, а с другими я работать не буду. Хоть убей.

— А что скажет Филагр? — задумался надсмотрщик. — Он ведь приговорил этого скифа к смерти!

— Если я не буду ковать оружие, поверь, следующим он приговорит тебя… — пообещал Эвбулид.

— Это верно, — поскучнел Кар. — Что делать… Филагр сейчас докладывает о порядке в имении Эвдему, и я не могу без вызова войти к господину… А вдруг господин спросит, как идут дела на кузнице?

— Конечно же спросит! — подтвердил грек.

— Ну ладно, раз он опытный! — сдался Кар. — Я приведу тебе скифа. Думаю, Филагр не станет ругать меня за то, что работа в кузнице не остановилась…

Вскоре дверь вновь открылась, и Эвбулид увидел Лада.

— О, как у тебя тут хорошо! — воскликнул тот, поднося ладони к огню. — А я, понимаешь, намерзся в этом эргастуле ночью… Что стряслось? — наконец заметил он выражение крайней озабоченности на лице грека.

— Домиция, Лад, беда… — выдохнул Эвбулид, едва только дверь захлопнулась за Каром. — Вчера Публий с дружками по наущению Филагра надругались над ней…

— Проклятье! — вскричал Лад.

— …а теперь двое могильщиков отправились в баньку, чтобы продолжить их мерзкое дело и убить ее…

— Бежим туда! — вне себя от ярости закричал сколот.

— Постой! — Эвбулид схватил молот и несколькими ударами расковал Лада.

— Вот, зазвенел молот! — послышался довольный голос надсмотрщика, он открыл дверь, чтобы похвалить Эвбулида, и тут же, не успев крикнуть, свалился под ноги Ладу.

— Бежим! — крикнул сколот, и Эвбулид, бросая молот, кинулся за ним следом.

Промелькнули шарахнувшиеся в сторону и удивленно глядящие на них садовые рабы, остался позади эргастул…

Оставив далеко позади себя задыхающегося от быстрого бега Эвбулида, Лад ударом ноги распахнул дверь баньки и исчез за ней.

Мгновение — и два диких вопля слились в один и, захлебнувшись, смолкли.

Тут же со стороны дома послышался какой-то шум.

Эвбулид оглянулся и с ужасом увидел спускавшихся со ступенек хозяйского дома надсмотрщиков, Филагра и того самого человека в одежде персидского вельможи, который купил его на Хиосе. Без сомнения, это был сам Эвдем.

Последним с крыльца спустился евнух Протасий.

— Лад! — предостерегающе крикнул Эвбулид, побежал по направлению к баньке, но не успел добежать до нее. Ближайший надсмотрщик опередил его, заглянул в распахнутую дверь и громко крякнул:

— Господин управляющий! Беда! Эта римлянка… Эту римлянку…

— Не уберегли? — расталкивая всех, сорвался с места Филагр. — Проворонили самую дорогую рабыню нашего господина! Жалкие лодыри! К столбу каждого! В плети! По сто… двести… тысяче ударов! Я же предупреждал, смотреть в оба за этими могильщиками, они давно положили глаз на Домицию, которую я оберегал пуще собственного глаза!

В голосе управляющего было столько неподдельного возмущения, что, не услышь Эвбулид раньше разговор за стеной дома, он ни секунды бы не сомневался в его искренности.

— Казню! Всех! До единого! — кричал на ходу Филагр и вдруг остановился, увидев Лада, выносящего из бани на руках прикрытую изорванным хитоном Домицию. — Как?! — ошеломленно воскликнул он. — Ты?!

— Я, — спокойно ответил Лад, хмуро оглядывая господ.

— Почему не в эргастуле? Что ты здесь делаешь?! И без оков…

Не отвечая, сколот прошел сквозь расступившуюся толпу, бережно опустил Домицию на землю под яблоней и аккуратно поправил на ней хитон. Римлянка слабо застонала.

— Жива, — обрадовался Эвдем.

— Да, господин, — поклонился Лад. — А те два негодяя, что надругались над ней, уже в вашем Аиде. Вели оттащить крючьями их мерзкие тела на свалку!

— Кто это? — повернулся к кусающему губы Филагру Эвдем.

— Скиф! — встрепенулся тот. — Из той партии, что ты купил на Хиосе, господин. Он сидел у меня в эргастуле.

— Припоминаю, — наморщил лоб Эвдем. — Не тот ли это раб, которого ты как-то просил назначить надсмотрщиком?

— Да, господин! Это самый покорный и преданный тебе раб из всех последних партий! — поклонился Филагр.

— За это ты и посадил его в эргастул? — удивился Эвдем и внимательно посмотрел на управляющего имением. — Ты стал очень странным, Филагр! Не слишком ли много в последнее время ты пьешь вина?

— О, господин! — побледнел управляющий. — Не больше, чем другие, самую малость!

— Смотри, как бы не пришлось подумать о твоей дальнейшей судьбе! Еще один твой проступок… — покачал головой Эвдем и вдруг заметил, что ноги Лада свободны от оков. — Почему не закован? — быстро спросил он.

— Он работал со мной в кузнице, и я по приказу надсмотрщика расковал его! — сделал шаг вперед Эвбулид.

— Без оков и не сбежал! — вслух рассудил Эвдем и с интересом посмотрел на Лада. — Это действительно редкий раб. Я подумаю о его судьбе и о том, не назначить ли мне его действительно надсмотрщиком!

Эвдем достал кошель и бросил под ноги сколоту золотую монету:

— А пока вот тебе за то, что спас эту рабыню и наказал виновных!

— Виновные, господин… — снова подался было вперед Эвбулид, но Лад, подняв монету, предостерегающе дернул его за хитон и, перехватив подозрительный взгляд Филагра, сделал вид, что заставляет своего друга ниже склониться перед Эвдемом.

— Хорошо, идите в кузницу! — разрешил Эвдем и склонился над Домицией, сокрушаясь, что во всем имении нет ни одного врача.

— …Ты что? — набросился Эвбулид на Лада, когда они остались вдвоем на тропинке. — Надо было рассказать обо всем Эвдему! Ведь сегодня участь Домиции в этой же баньке разделит еще одна несчастная!

— Эвдем наказал бы только одного Филагра! А Публий? — покачал головой Лад. — Нет, Эвбулид, тут силой не возьмешь, попробуем хитростью.

Весь день Лад проработал в подручных у Эвбулида и после заката попросил Кара открыть дверь, сказав, что ему нужно срочно видеть самого Эвдема.

Прослышавший о том, что господин собирается назначить скифа надсмотрщиком, Кар беспрепятственно выпустил его из кузницы.

Сколот быстрыми шагами прошел по дорожке, подкрался к баньке и, увидев сквозь щели свет, бесшумно отворил дверь.

В одном углу низкого помещения сидел пьяный Филагр. Голова его безвольно свешивалась на грудь.

В другом углу, белея юным телом, лежала рабыня, над которой стоял Публий.

— А ну очнись, дрянь! — кричал он, пиная ее ногой, и недовольно обернулся к Филагру: — Слушай, что вы мне с Протасием подсунули?

Глаза его округлились. Публий увидел сколота.

— Ты что? Кто?! — попятился он, но споткнулся о тело рабыни и растянулся на полу.

— Я — твоя смерть! — тихо ответил Лад и, выхватив из-за пояса бесчувственного Филагра кинжал с ручкой в виде змеи, обвившей зайца, замахнулся на онемевшего от страха Публия.

…Вернувшись в кузницу, сколот разбудил крепко спящего Эвбулида.

— Зачем ты ходил к Эвдему? — спросил, потягиваясь, грек.

— Свершить правосудие, — коротко ответил Лад.

Сон мигом слетел с Эвбулида.

— Я убил Филагра его же оружием, — видя недоумение друга, усмехнулся Лад и объяснил: — Я прирезал Публия кинжалом управляющего и вложил его в руку пьяного Филагра. Теперь Эвдем решит, что управляющий убил его сына из ревности к рабыне, и мерзавец сам кончит свою жизнь у столба! И поделом ему — не будет рыть яму другому!

— Значит, бежим? — радостно вскочил Эвбулид.

— Да… Но сначала подождем, пока придет в себя Домиция.

— Ты прав, Лад. Но если она проболеет слишком долго?

— Тогда, боюсь, нам снова придется искать твоего купца! Золотой на это дело у нас есть, попросим нового управляющего.

— Если только он согласится…

— Да кто же откажется получить в дар целый золотой! — усмехнулся Лад и вздрогнул от радостного крика Эвбулида:

— Вспомнил!

— Что?

— Имя моего купца! — пояснил Эвбулид. — Ну, не все имя, а его половину. Как только ты сказал о даре, я вспомнил, что он — подаренный!

— Подаренный? Кому? — удивился Лад.

— Афине, Гермесу, а может, Аполлону… — наморщил лоб Эвбулид и забормотал: — Афинодор… Аполлодор… Гермедор… Нет, только не Гермедор! Больше похоже на первые два…

— С них и начнем, — решил Лад. — А теперь давай спать!

— Но нас накажут завтра, если мы не сделаем эти проклятые наконечники!

— Завтра и без нас есть кого наказывать Эвдему! — широко улыбнулся Лад и, растянувшись на полу у двери, с чувством исполненного долга через минуту громко захрапел.

Наутро в кузницу ворвался запыхавшийся Кар. Едва не налетев на Эвбулида, он робко тронул за плечо сколота и, когда тот открыл глаза, склонился перед ним в почтительном поклоне:

— Господин…

— Это ты мне? — удивленно спросил Лад, приподнимаясь на локте.

— Да, да, господин! — угодливо закивал Кар. — Только что Эвдем назначил тебя управляющим усадьбой вместо казненного сегодня ночью негодяя Филагра и срочно требует к себе!

— Ну вот, — неторопливо вставая, усмехнулся Лад ошеломленному Эвбулиду, — а ты сомневался, что новый управляющий не согласится выполнить твою просьбу!

1. Снова в Пергам!

Оказавшись в главной комнате дома, Лад скользнул удивленными глазами по стенам, увешанным яркими коврами, бронзовым статуям и вазам в углах. Увидев стоящего у окна Эвдема, вполне искренне — в благодарность за скорое освобождение из рабства — склонил перед ним свою могучую шею.

— Я долго думал, Скиф, прежде, чем найти нового управляющего в этом имении, — барабаня пальцами по синему, в красных цветах ковру на стене, задумчиво произнес вельможа. — Должность эта почетна и желанна каждому рабу, но не каждый раб отвечает всем требованиям, необходимым для нее. Да, ты предан, старателен, как докладывал мне Филагр, — лицо его исказилось от ярости и душевной боли, — неплохо разбираешься в ведении сельского хозяйства. Ты на редкость силен, и перед твоей плетью будут дрожать даже самые наглые рабы. Но и у тебя есть один недостаток. Ты — варвар!

Лад с тревогой вскинул свои большие, серые глаза на Эвдема. Тот перехватил его взгляд и успокаивающе заметил:

— Но это не так страшно по сравнению с коварством, лестью и пьянством моих управляющих эллинов и пергамцев! К тому же, у тебя будет прекрасный друг и помощник — Протасий! — кивнул он на сидящего в дальнем углу евнуха, и тот, приветливо улыбаясь, часто закивал Ладу, буравя его хитрыми глазками. — Твое дело, Скиф, выжимать из рабов все. А он будет помогать тебе в остальном. И еще — нам нужно изменить твое имя, Скиф. Мои гости в этом имении станут смеяться, узнав, что в управляющих столь дремучий варвар. Флавий! — оглядев Лада, решил Эвдем. — Отныне ты будешь называться Флавием!

— Что в переводе с великой латыни означает — Белокурый! — хихикая, подсказал евнух чуть приметно сузившему глаза сколоту.

— Отныне ты будешь ходить без оков всюду, где только пожелаешь, питаться и жить — в этом доме, можешь жениться на подходящей рабыне — женатый раб вдвойне привязан к своему господину, — продолжал Эвдем. — А пойдут дети, так и втройне. С каждого хорошего урожая я буду давать тебе денег в твой пекулий. При хорошем поведении и воздержанности к вину лет через десять ты сможешь выкупиться и стать моим клиентом. А пока вот мое первое приказание: вчера ты спас от смерти Домицию… — Лад вздрогнул и невольно подался вперед. — Сегодня же я поручаю тебе заботу о ней. Положи ее в крытую повозку и отвези толковому лекарю в Пергам. Протасий покажет, где это, и даст денег на лечение. И — немедленно назад, пора выгонять рабов на жатву!

— Господин! — поклонился Лад, вспомнив об Эвбулиде. — Разреши мне взять с собой одного раба, чтобы он помог выносить из повозки Домицию.

— Хорошо, — кивнул Эвдем. — Возьми любого. Какие еще вопросы у моего управляющего Флавия?

— Никаких, господин! — с несвойственной ему торопливостью ответил Лад, думая только об одном: что он наверняка видит Эвдема в последний раз.

— Ну что же, иди, — внимательно глядя на него, разрешил вельможа.

Когда Лад вышел, Эвдем негромко сказал Протасию:

— Не нравится мне что-то его торопливость. Или он потерял голову от радости, или… Проследи за ним в дороге, — приказал он. — И дай горсть монет рабу, который поедет с ним, чтобы он доложил потом о каждом шаге этого Флавия в Пергаме…

В сопровождении догнавшего его евнуха Лад пошел по коридорам господского дома.

Протасий обещал ему свою постоянную поддержку и заступничество перед господином взамен сущего пустяка — четырех пятых всего того, что будет давать ему после сбора урожаев Эвдем.

Сколот охотно кивал и думал о том, что лекарь, без сомнения, за золото Эвдема быстро поставит на ноги Домицию и они втроем сегодня же убегут из Пергама. Но главное, он сейчас увидит Домицию!

— Так, значит, договорились? — останавливаясь перед скромной дверью на первом этаже, спросил Протасий.

Сколот снова кивнул, и евнух, отворяя перед ним дверь, обрадованно воскликнул:

— Здесь эта римлянка! Забирай ее, а я прослежу за тем, как готовят в дорогу повозку!

Лад, мгновение помедлив, шагнул в комнату, огляделся и увидел сидящую в углу римлянку.

— Домиция! — обрадованно воскликнул он, но рабыня даже не посмотрела в его сторону.

— Домиция… — обеспокоенно повторил сколот, подходя к ней. — Это же я — Лад!

Римлянка неохотно повернула голову и уперлась в Лада большими невидящими глазами.

— Скиф? — наконец узнала она. — Зачем ты здесь?..

Лад с нежностью смотрел на сидящую в неудобной позе девушку, на ее тонкую шею, слабые руки, отвел глаза от покрытых ссадинами ног и, проглотив комок в горле, ободряюще сказал:

— Я здесь, чтобы отвезти тебя к лекарю, в Пергам! А потом, как только он вылечит тебя, мы убежим. Ты, я и Эвбулид!

— В твою далекую Скифию? — горько усмехнулась Домиция.

— Да! — воскликнул Лад и, спохватившись, с опаской покосился на дверь.

— Там, где жены лишают себя жизни вслед за мужьями?

— Да…

Лад протянул руку Домиции, намереваясь подхватить на руки, но она отшатнулась и дикими глазами взглянула на сколота.

— Что с тобой, Домиция? — удивился Лад. — Это же я! Ты что, не узнаешь меня?!

Римлянка неожиданно успокоилась и откинулась назад, прислонив затылок к стене.

Лад, затаив дыхание, следил за каждым ее движением, выражением на осунувшемся лице.

— Лучше бы они убили меня! — наконец, со стоном сказала Домиция. — Зачем ты вырвал меня от них? Мне было уже все равно, я желала лишь одного — скорее умереть…

— Ты должна жить, Домиция! — меняясь в лице, выдавил из себя сколот.

— Ради чего? Для кого?

— Ради меня!

Римлянка открыла глаза.

— После всего того, что ты видел, ты готов принять меня в свою постель? Взять в жены?! — с безразличием в голосе спросила она.

— Но ведь ты же не виновата в этом! — в свою очередь, удивился Лад. — Конечно, я возьму тебя в жены и, как это принято среди людей моего племени, буду самым преданным мужем!

— Уходи! — неожиданно сказала Домиция и снова закрыла глаза.

— Но почему, Домиция? — воскликнул Лад, с трудом подавляя в себе желание протянуть руку к упавшей на ее лоб пряди.

Домиция не ответила.

— Ну что ты молчишь? Неужели ты не поняла, что я не могу без тебя. Ты такая хрупкая. Я буду оберегать тебя до самой моей смерти. А когда умру — ты последуешь за мной. Ты ведь так сделаешь, Домиция?

— Нет… — прошептала римлянка, не открывая глаз.

— И ты не пошла бы со мной на войну и не рубилась бы с врагами на разных?..

— Нет!

— И не родила бы от меня крепких воинов? — не отступался Лад.

— Нет! Никогда!! — иступленно закричала Домиция и тихо попросила: — Уходи, Скиф. И не смотри на меня так! Ты хороший, сильный, тебя любая девушка полюбит. А я… мое сердце любит другого.

— Того Афинея? — глухо уточнил сколот, и глаза его злобно блеснули.

— Да…

— Этого Феми-стокла? — с трудом выговорил греческое имя Лад.

— Да, да! — сквозь слезы улыбнулась Домиция.

— А если он умрет?

Римлянка недружелюбно взглянула на сколота, повела плечом, словно отгоняя подобные мысли, и покачала головой:

— Все равно тебе не на что надеяться. Потому что первой умру я.

— Ты?! — вскричал Лад. — Но я не дам тебе сделать этого!

— А я и не собираюсь у тебя спрашивать! — резко ответила Домиция. — Уходи. Или я позову управляющего…

— Ну и зови! — огрызнулся Лад. — Только знай, что этот управляющий сделает вот что…

— Что? — удивленно спросила Домиция и вскрикнула от неожиданности.

Лад легко поднял ее на руки и понес к выходу.

— Что ты делаешь? Пусти! — кричала девушка, и Лад даже сквозь полушерстяной хитон чувствовал, как горит ее тело. — Ты мне противен… Пусти… Все равно я не буду жить…

— Будешь! — коротко бросил Лад, вынося Домицию из дома, где сразу у порога их уже ждала готовая к поездке повозка.

Бережно уложив римлянку на духмяное сено, сколот поправил над ней полог и уверенным голосом, словно всю жизнь проходил в управляющих, приказал пробегавшему мимо рабу:

— Сбегай на кузницу и приведи сюда Эвбулида.

— Какого Эвбулида? — не понял раб.

— Да, какого? — бросил подозрительный взгляд на нового управляющего евнух. — Из всех эллинов-рабов в этом имении я знаю лишь Афинея!

— Это он и есть, — поняв, что совершил оплошность, ответил Лад и пояснил не сводящему с него глаз Протасию: — В Афинах я был рабом у этого Афинея и до сих пор не могу избавиться от привычки называть его Эвбулидом и даже господином. Ну да ничего, пусть теперь он привыкает обращаться ко мне не иначе, как господин! Ну, что стоишь? — набросился он на переминающегося с ноги на ногу раба. — Выполняй!

— А кто же станет работать на кузнице? — забеспокоился евнух, глядя вслед убегающему рабу.

— Это уже твоя забота! — грубо ответил Лад. — Если ты хочешь, чтобы мои четыре пятых были в золоте, а не в меди, то сегодня же пришли сюда приличного кузнеца, а не такого, который только делает вид, что работает, а на самом деле лишь портит заготовки и наносит ущерб нашему господину!

— Вот ты какой, Флавий! — удивленно протянул Протасий, глядя на сколота и не без удовольствия думая, что сэкономит сегодня горсть монет. Разве есть смысл следить за рабом, который с сегодняшнего дня стал господином своего бывшего хозяина?

2. Страх и совесть

В то же самое утро Демарх проснулся задолго до рассвета в своем крошечном глинобитном домике на окраине Пергама.

Он долго лежал на сколоченном из грубых досок топчане, глядя невидящими глазами в дочерна закопченный потолок.

Вставать не хотелось. И не потому, что надо было принести из колодца воды и разбудить детей.

Эти два занятия, которые ложились на него каждый раз, когда жена ждала ребенка, всегда были ему в радость. Зачерпывая кувшином воду и неся ее домой, он с удовольствием глядел на просыпающийся город. А когда поднимал на руки сонных дочерей и сына и, смеясь, наблюдал за тем, как падают их головки ему на плечи, забывались нищета, предстоящая тяжелая работа на весь день, и он был вполне счастлив.

Не хотел же он вставать и нарочито медлил, потому что сегодня истекал срок, данный ему Эвдемом.