Город богов

Женщине не следовало ходить в темноте без сопровождения даже в Каи, который считался одним из самых спокойных городов Опелона. Не раз ей хотелось повернуть обратно, а однажды Сарин едва не сбежала с криком, когда в темноте на мостовой заворочался пьяный мужчина. И все равно она продолжала преследование; ей представился редкий шанс выяснить, что затеял Иадон, и на данный момент любопытство пересилило страх.

Эйш, понимая опасность, предложил отправиться за королем в одиночку, но принцесса упрямо отказалась. Привычный к ее упорству сеон не стал спорить. Он метался между ней и королем, пытаясь одновременно присматривать за госпожой и не потерять из виду Йадона.

В конце концов сеон остановился, вернулся к Сарин и тревожно закачался в воздухе.

— Король только что спустился в канализацию.

— В канализацию? — не веря своим ушам, переспросила девушка.

— Да, госпожа. И он не один: сразу на границе усадьбы его встретили двое закутанных в плащи мужчин, а перед спуском в канализацию к ним присоединилось еще полдюжины.

— Почему ты не полетел за ними? — разочарованно упрекнула принцесса. — Так мы их никогда не отыщем.

— К несчастью, вы правы.

Сарин сжала зубы, борясь с досадой.

— Они должны оставить следы на грязном полу. Ты сможешь идти по ним.

Эйш замялся.

— Госпожа, я вынужден настоять, чтобы вы вернулись в усадьбу герцога.

— Ни за что.

— На мне лежит обязанность защищать вас любой ценой. Я не могу позволить вам бродить посреди ночи в грязном подземелье; я и так зря позволил вам принять участие в сегодняшней слежке. Мой долг остановить вас.

— И как ты собираешься мне помешать? — нетерпеливо поинтересовалась принцесса.

— Я вызову вашего отца.

— Отец в Теоде, Эйш. Что он может сделать?

— Я могу позвать лорда Иондела или одного из верных придворных.

— И оставить меня разыскивать след короля в одиночку? Чтобы я заблудилась в канализации?

— Вы никогда не совершите подобной глупости, госпожа, — уверенно заявил сеон. Потом задумался, повисел нерешительно, эйон в его центре побледнел и казался почти прозрачным. — Хорошо, — наконец признал он. — Вы вполне способны на такое.

Сарин улыбнулась.

— Пошли — чем свежее следы, тем проще по ним идти.

Эйш обиженно полетел вдоль улицы, которая вскоре окончилась грязной, покрытой плесенью аркой. Принцесса решительно направилась ко входу, не выказывая ни малейшего беспокойства по поводу испорченного слизью платья.

Лунный свет сопровождал их до первого поворота. Завернув за угол, Сарин оказалась в удушающей влажной тьме и поняла, что даже она никогда бы не сглупила настолько, чтобы отправиться в путешествие по бесконечному лабиринту без проводника. К счастью, ей удалось припугнуть Эйша, хотя девушка не знала, обижаться ей или нет, что он счел ее способной на такую идиотскую выходку.

Сеон усилил свечение. Канализация представляла собой полую трубу — память о тех днях, когда элантрийская магия обеспечивала каждый дом в Каи проточной водой. Теперь ее использовали как отстойник для мусора и экскрементов. Время от времени отходы смывали направленным потоком из Аредели, но последний смыв проводили давно: мокрая дрянь на дне трубы доходила Сарин до колена. Ей не хотелось задумываться, что плавает в этой склизкой массе, но невыносимая вонь не оставляла места для предположений.

Все туннели выглядели одинаково. Принцессу утешало только присущее сеонам чувство направления. С Эйшем она не боялась потеряться. Он всегда знал, где находится, и мог указать направление к любому месту, где хоть единожды побывал.

Эйш указывал дорогу, летя совсем низко над полом.

— Госпожа, могу я поинтересоваться, как вы узнали, что король собирается покинуть праздник у Ройэла?

— Ты и сам можешь догадаться, Эйш, — пристыдила девушка.

— Позвольте вас заверить, я пытался.

— Какой сегодня день недели?

— Медал? — ответил сеон, заворачивая за угол.

— Правильно. И что происходит каждый Медал?

Эйш ответил не сразу.

— Ваш отец играет в Шин Ду с лордом Иоденом? — Голос сеона окрасило не свойственное ему раздражение. События ночи, особенно своеволие Сарин, истощили даже его бесконечное терпение.

— Нет. Каждый Медал ровно в одиннадцать часов вечера я слышу шорохи в проходе, что идет из королевских покоев мимо моей комнаты.

Сеон вполголоса понимающе ахнул.

— Иногда в проходе шумят и в другие дни, — пояснила принцесса. — Но в Медал шорохи раздаются обязательно.

— Значит, вы уговорили Ройэла устроить праздник сегодня в надежде, что король не отступит от привычного расписания.

— Правильно. — Сарин прилагала все усилия, чтобы не поскользнуться и не шлепнуться в грязь. — И мне пришлось придумать повод, чтобы бал начался как можно позже и гости задержались до полуночи; затмение подвернулось очень кстати. Гордость не позволила Йадону отказаться от приглашения, а то, что он все же покинул вечер, означает, что король очень дорожит еженедельными отлучками.

— Госпожа, мне не нравится сложившаяся ситуация. Зачем королю бродить в полночь по канализации?

— Именно это я и хочу узнать.

Сарин смахнула перед собой паутину. Ее вела единственная мысль, в которой она боялась признаваться даже наедине с собой: принц Раоден жив. Возможно, Йадон не стал сажать его в темницу, а спрятал в канализации. Вдруг она еще не вдова.

Впереди послышался слабый шум.

— Приглуши свет, Эйш. Кажется, я слышу голоса.

Сеон послушался и стал почти невидим. Прямо перед ними трубу пересекала другая, в правом туннеле мигал факел. Сарин медленно приблизилась к повороту, собираясь незаметно заглянуть за угол. К сожалению, она не заметила, что пол пошел под уклон, и поскользулась. Принцесса отчаянно замахала руками, выровнялась и, не в силах остановиться, заскользила вниз.

Конец спуска принес ее ровно на середину перекрестка. Сарин, как во сне, медленно подняла голову.

На нее в упор уставился король Йадон; на его лице застыло не менее потрясенное выражение.

— Доми милостивый, — прошептала принцесса.

Король стоял у алтаря и сжимал в руке окровавленный нож. Он был абсолютно голым, если не считать размазанной по груди крови. На алтаре лежали останки связанной и расчлененной молодой женщины; ее тело вскрыли от паха до шеи.

Нож выскользнул из руки Иадона, с приглушенным хлюпающим звуком ушел в грязь под ногами. Только тогда Сарин заметила дюжину мужчин, одетых в расшитые дюладелскими рунами мантии. Каждый сжимал в руке длинный кинжал, и они приближались к ней быстрыми шагами.

Принцесса колебалась между позывом к рвоте и настойчивым желанием закричать. Ужас победил.

Она отшатнулась и упала, расплескивая вокруг себя мокрую дрянь. Мужчины в черных мантиях торопились к ней, не спуская горящих в отверстиях капюшонов глаз. Девушка лихорадочно пыталась встать на ноги, скользя и брыкаясь. За собственными истошными криками она едва расслышала приближающиеся справа шаги.

И тут ее заслонил Иондел.

В полумраке сверкнул меч пожилого генерала, отсекая руку, что потянулась к лодыжке Сарин. Из правого прохода появились еще люди в плащах легиона Иондела. С ними был коротышка в красной рясе — дереитский жрец Дилаф. Он не полез в схватку, а отошел в сторону и завороженно наблюдал за происходящим.

Ничего не понимающая принцесса попыталась подняться, но не могла найти опору в жиже скользких отходов. Чья-то рука ухватила ее за локоть и поставила на ноги. Перед Сарин появилось морщинистое лицо Ройэла, он облегченно улыбнулся девушке.

— В следующий раз вам лучше не скрывать от меня своих замыслов, — посоветовал герцог.

— Ты рассказал ему, — принцесса метнула на Эйша испепеляющий взгляд.

— Конечно, рассказал, госпожа, — ответил он. По нему пробежала волна света; казалось, сеон подчеркивает свою правоту.

Сарин сидела в кабинете Ройэла в компании сеона и Люкела. Одна из горничных герцога уступила ей свою мантию, она едва доставала принцессе до колен, но лучше короткая мантия, чем измазанное слизью платье.

— Когда?

Сарин откинулась на спинку мягкого плюшевого дивана и завернулась поплотней в одеяло. Герцог приказал наполнить для нее ванну, волосы еще не высохли, и ее знобило от ночной прохлады.

— Он связался с Опой, как только вы покинули усадьбу, — вмешался Ройэл.

Он вошел в дверь, неся на подносе три дымящиеся чашки, и протянул одну ей, а другую Люкелу, прежде чем усесться самому.

— Так скоро? — удивилась Сарин.

— Я знал, что уговоры вернуться на вас не подействуют.

— Ты меня слишком хорошо изучил, — проворчала девушка, отпивая глоток горячего напитка.

— Не стану возражать, госпожа, — ответил Эйш.

— Тогда зачем ты пытался остановить меня по дороге?

— Я хотел выиграть время. Герцог настоял на личном присутствии, и они двигались медленно.

— Я не могу похвастаться резвостью, но и не собирался упускать возможности узнать, что вы задумали, — откликнулся Ройэл. — Говорят, с возрастом приходит мудрость, но мне старость принесла только неистребимое любопытство.

— А солдаты Иондела?

— Они были на празднике с самого начала, — подал голос Люкел. Он настоял на объяснениях, когда увидел, как покрытая грязью Сарин незаметно пробирается в дом герцога. — Я видел их среди гостей.

— Я пригласил офицеров легиона, — пояснил герцог. — Тех, что оказались в городе.

— Ладно, — произнесла Сарин. — Значит, после моего ухода Эйш связался с вашим сеоном и рассказал, что мы идем по следу короля.

— «Глупая девчонка решила себя прикончить» — вот что он сказал, — с усмешкой поправил герцог.

— Эйш!

— Простите, госпожа. — Сеон смущенно замерцал. — я очень волновался.

— В любом случае Эйш сообщил Ройэлу, а тот собрал Иондела и его солдат. Вы все спустились в канализацию, где ваш сеон помог разыскать дорогу.

— Пока Иондел не услышал ваши крики, — закончил за нее Ройэл. — Вам очень повезло, что граф отдал свой меч вам, Сарин.

— Я знаю. Его меч спас мою жизнь уже дважды. Подождите, когда я увижу Йадона, — непременно устрою ему скандал за то, что убедил знать отказаться от военного обучения.

Герцог рассмеялся.

— Вам придется занять очередь, чтобы нарваться на скандал, принцесса. Сомневаюсь, что жрецы Каи — что кораиты, что артеты Шу-Дерет — простят короля за участие в мистериях Джескера.

— И принесение в жертву той несчастной женщины, — тихо добавил Эйш.

Разговор прервался; нахлынули живые воспоминания о кошмаре прошлой ночи. Сарин содрогнулась, когда перед мысленным взором вновь возник омытый кровью алтарь и труп жертвы. «Эйш прав, — грустно подумала она. — Сейчас не время шутить».

— Так вот во что ввязался Йадон? — спросил Люкел.

Сарин кивнула.

— Мистерии порой требуют жертвоприношений. Должно быть, Йадон очень сильно чего-то хотел.

— Наш дереитский друг утверждает, что обладает некоторыми познаниями в этой области, — произнес герцог. — Он считает, что король просил у Джескера чьей-то смерти.

— Моей? — Сарин под одеялом покрылась мурашками.

Ройэл кивнул.

— Артет Дилаф сказал, что на алтаре кровью жертвы были написаны указания.

Принцесса задрожала.

— Теперь мы знаем, что случилось с пропавшими горничными.

— Думаю, король давно участвует в мистериях, чуть ли не со времен реода. Он, несомненно, возглавлял преступников.

— А кто остальные?

— Мелкие дворяне. Йадон не стал бы впутывать того, кто поставит под угрозу его положение.

— Подождите. — Сарин нахмурила лоб. — Откуда там появился дереит?

Ройэл со смущенным вздохом заглянул в чашку.

— Моя вина. Он видел, как я собираю людей Иондела — я сильно торопился — и выследил нас. У нас не было времени объясняться с ним.

Принцесса с недовольным видом потягивала напиток. Ее планы на ночь определенно пошли прахом. Внезапно в двери ввалился Эхан.

— Ради Доми, Сарин! Сначала вы ругаетесь с королем, потом спасаете его, а теперь лишаете трона. Определитесь!

Принцесса подтянула колени к груди и со стоном уткнулась в них лбом.

— Неужели нет шанса замять дело?

— Нет, — ответил Ройэл. — Дереитский жрец постарался на славу: о преступлении короля знает уже полгорода.

— Теперь власть точно перейдет к Телри, — горестно покачал головой Эхан.

— Где Иондел? — внезапно встревожилась Сарин.

— Провожает короля в тюрьму.

— А Шуден?

— Кажется, развозит по домам перепуганных дам, — ответил Люкел.

— Хорошо. — Сарин подняла голову и смахнула со лба волосы. — Придется начинать без них. Господа, боюсь, что мне удалось положить конец краткому моменту мира и спокойствия в Арелоне. Нам предстоит продумать дальнейшие действия и, самое главное, по возможности сократить нанесенный королевству ущерб.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Что-то изменилось. Хратен заморгал, избавляясь от последних отстатков страшного сна наяву. Он не знал, сколько прошло времени: его окружала неприницаемая тьма, которую нарушала только пара одиноких факелов на элант-рийской стене. Даже луна не показывалась на черных небесах.

Джьерн все чаще впадал в полубессознательное состояние, его разум засыпал, отключался, пока тело стояло на коленях в извечной позе кающегося грешника. Он провел в молитве трое суток.

Хратена мучила жажда. И голод. Он умел подавлять требования тела; он постился и раньше. Но сейчас эти лишения ощущались по-другому. Голод терзал его сильнее обычного, как будто тело готовилось к переменам. Жрец понимал, что отчасти причина его страданий кроется в самом городе: в Элантрисе каждый грязный, потрескавшийся камень излучал отчаяние и тревожное ожидание.

Внезапно небо озарилось ровным сиянием. Хратен благоговейно поднял усталые, слезящиеся глаза: из темноты медленно выплывала луна. Сперва показался тоненький изогнутый ломтик серебристого света и постепенно стал разрастаться до полного круга. Хратен не знал, что сегодня лунное затмение, он перестал следить за астрономическими явлениями после отъезда из Дюладела. Старая языческая вера дьюлов придавала особое значение небесным явлениям, и для мистерий часто выбирались подобные ночи.

Сейчас, стоя на коленях на элантрийской площади, джьерн наконец осознал, что заставило последователей Джескера благоговейно поклоняться силам природы. Бледнолицая богиня небес завораживала своей красотой, окутывала зрителей тайной затмения. Казалось, что она действительно пропадала на время, улетала в неведомые края, а не погружалась в тень другой планеты, как утверждали ученые Свордана. Хратена тронуло ее волшебство.

Почти. Он понял, почему примитивные народы поклонялись луне, но не разделял их восторга. И все же его заинтересовало — это и есть благоговение, с которым он должен взирать на своего бога? Может, его вера подкосилась, потому что мысль о Джаддете не вызывала у него смешанного чувства любопытства и восхищения, подобного тому, с каким поклонники Джескера относились к луне?

Верховный жрец никогда не был склонен к неизъяснимому почитанию, он всегда выбирал понимание. Хотя он завидовал людям, которые возносили хвалу божеству, не понимая ни слова из его учения, Хратен не умел отделять веру от фактов. Джаддет наделял людей способностями по своему разумению, и джьерну достался холодный интеллект. Его не устраивала бездумная преданность.

Жреца не обрадовало подобное объяснение, но оно было единственным, и в нем он находил силу и утешение. Страсть и фанатизм не для него; Хратен следовал учению Джаддета, потому что понимал и принимал его. И этого было достаточно.

Джьерн облизнул пересохшие губы. Он не знал, сколько еще придется провести в Элантрисе: изгнание могло растянуться на несколько дней. Ему не хотелось поддаваться слабостям тела, но все же необходимо подкрепить силы. Он потянулся к корзинке с подношениями. Продукты начали портиться, их уже успела затянуть вездесущая патина грязи, но Хратен, проглотив первый кусок, не мог остановиться. Он съел все: вялые овощи, черствый, покрытый плесенью хлеб, мясо, даже зерно, немного смягченное многодневным вымачиванием в элантрийской слизи. И в один глоток запил пиршество маленькой фляжкой вина.

Жрец отбросил корзинку в сторону. По крайней мере, теперь не придется волноваться о стервятниках, жаждущих стащить его запасы. Хотя после первого нападения его никто не беспокоил. Джьерн поблагодарил Джаддета за небольшую милость; он так ослаб, что вряд ли сумел бы отразить еще одну атаку.

Луна показалась почти целиком. Хратен с обновленной решимостью встал на колени, облизнул уже не такие пересохшие губы и вернулся к молитве. Может, ему не хватало слепой веры, но упорства джьерну не занимать. Он продолжит свой путь преданного слуги Джаддета, отдавая все силы на укрепление империи.

Кроме этого, он не мог ничего предложить своему народу.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Надежды Раодена не оправдались. Некоторые из людей Шаор пришли к нему той ночью с просьбой позволить приготовить пищу, и в их глазах даже появились проблески разума. Но большая часть банды не появилась.

Они пришли позже, по иной причине.

Принц наблюдал, как несколько громил грузили огромный камень на сани Мареша. Приходилось признать, что их разум погиб безвозвратно, потонул в животном безумии, в котором они существовали с момента прихода в Элантрис. Некоторым частично полегчало, но остальным уже не помочь. Они так и не сумели установить связь между огнем и пищей; они стискивали в горстях зерно и завывали от ярости и недоумения, не понимая, почему не могут его съесть.

Нет, ему не удалось приманить их огнем. Они пришли потому, что Раоден сбросил их богиню с пьедестала.

Ему удалось войти на территорию Шаор и выйти оттуда невредимым. Он обладал властью над пищей: делал ее вкусной для одних и несъедобной для других. Его воины раз за разом побеждали в боях. В примитивных умах громил твердо жила единственная мысль: надо служить сильнейшему богу.

Они пришли наутро после попытки принца вернуть им разум. Он обходил укрепленную границу Нового Элантриса и заметил собирающихся на одной из главных улиц города безумцев. Раоден тут же поднял тревогу, думая, что они наконец решили попытать счастья и напасть всей шайкой.

Но бандиты пришли не сражаться. Они принесли принцу подарок: голову свергнутой богини. Вернее, ее волосы. Возглавлявший толпу громила бросил к его ногам золотистый парик, запятнанный у корней темной элантрийской кровью.

Как люди Раодена ни старались, они не нашли тела.

И там, перед лежащим в грязи золотым руном павшей богини, безумцы распластались на земле перед Раоденом. С тех пор они подчинялись ему беспрекословно. В награду он время от времени поощрял их послушание кормежкой, как смышленых домашних животных.

Ему претило обращаться с ними, как со зверьем. Принц не оставлял попыток излечить их, но уже через пару дней понял, что надеяться бессмысленно. Они добровольно уничтожили свое сознание, и, по вине ли магии Дор или свойств человеческой психики, оно погибло навсегда.

Безумцы неожиданно хорошо прижились в общине и показали себя послушными и понятливыми помощниками. Казалось, что боль их не беспокоит, и они охотно исполняли любую тяжелую, нудную работу. Если на постройках Раоден приказывал им толкать стену, пока та не упадет, он мог вернуться через несколько дней и обнаружить их на том же месте, терпеливо сражающихся с упрямым камнем. И все же принц им не доверял. Они убили Саолина и подняли руку на собственную богиню. Сейчас безумцы вели себя мирно и спокойно только потому, что таковым был приказ нового господина.

— Каяна, — заявил Галладон, подходя к другу.

— У них в голове немного осталось, — согласилась Карата.

Дьюл называл громил Шаор «каяна», — слово означало «лишенные разума».

— Бедняги, — прошептал Раоден. Галладон согласно кивнул.

— Ты звал нас, сюл?

— Да. Пойдемте со мной.

Получив в помощники физически сильных и нечувствительных к боли каяна, Мареш с командой приступил к ремонту и созданию каменной мебели, чтобы сохранить жалкие запасы дерева. Теперь у Раодена появился собственный стол — тот самый, при помощи которого он напомнил Таану о прошлом скульптора. Трещину посередине замазали раствором, и стол выглядел почти как новый, даже резьба прекрасно сохранилась.

На столе лежало несколько книг. Работы в Новом Элантрисе требовали постоянного присутствия принца, и ему редко удавалось добраться до потайной библиотеки, так что он принес некоторые книги домой. Элантрийцы привыкли видеть его сидящим над книгами и не беспокоили вопросами, хотя на томах даже сохранился съедобный кожаный переплет. С растущей настойчивостью принц изучал Эйон Дор. Боль усиливалась день ото дня; порой она набрасывалсь на него с такой жестокостью, что Раоден едва не терял сознание. Пока приступы оставались терпимыми, но он понимал, что балансирует на грани. Принц попал в Элантрис всего полтора месяца назад, но он сомневался, что протянет еще месяц.

— Не понимаю, почему ты настаиваешь на том, чтобы посвящать нас в мельчайшие подробности Эйон Дор, — пожаловался Галладон, когда Раоден потянулся к открытой книге. — Я не понимаю и половины твоих рассуждений.

— Ты обязан заставить себя слушать внимательно и запоминать, Галладон. Что бы ты ни говорил, я знаю, что ума тебе не занимать.

— Может быть. Но мне возня с Эйон Дор не доставляет удовольствия. Это твое увлечение, а не мое.

— Послушай, дружище. Я уверен, что секрет нашего проклятия кроется в Эйон Дор. Приложив время и усилия, мы найдем разгадку. Но, — принц поднял палец, — если со мной что-то случится, поиски придется продолжить вам.

Дьюл фыркнул.

— Скорее я превращусь во фьерденца, чем ты станешь хоедом.

«Оказывается, я хорошо скрываю боль».

— Неважно, — вслух ответил Раоден. — Глупо не иметь запасного варианта. Я запишу все открытия, но вам двоим необходимо внимательно меня слушать.

Галладон мученически вздохнул.

— Ладно, сюл. Что ты обнаружил? Еще один фактор, влияющий на зону действия эйона?

Принц улыбнулся.

— Нет, гораздо интереснее. Я знаю, почему Элантрис затянуло слизью.

Карата с Галладоном оживились.

— Правда? — спросила элантрийка и заглянула в открытую книгу. — Здесь написано почему?

— Нет, слизь появилась по нескольким причинам. Но основная разгадка вот здесь. — Он указал на иллюстрацию.

— Эйон Эйш? — спросил дьюл.

— Правильно. Вы помните, что кожа прежних элантрийцев отливала серебром? Люди даже говорили, что она светится.

— Правда, — подтвердил Галладон. — Неярко, но когда отец входил в темную комнату, его силуэт чуть светился.

— Потому что тело каждого элантрийца постоянно ощущало Дор, — объяснил принц. — Между нами существует связь. Такая же связь имелась между самим Элантрисом и Дор, хотя ученые не понимали почему. Дор пропитывала город, и камни домов и мостовой сияли, как будто внутри них горело пламя.

— Наверное, жителям было трудно засыпать, — трезво рассудила Карата.

— Можно было чем-то завесить стены комнаты, — ответил Раоден. — Но впечатление от сияющего города поражало, впрочем, многие элантриицы принимали его за должное и научились спать при свете.

— Потрясающе, — безучастно произнес Галладон. — Так что там со слизью?

— Существуют плесень и мхи, которые питаются светом. Свечение Дор отличалось от обычного солнечного света и притягивало особый вид плесени. Тончайший, почти прозрачный слой грибка покрывал все вокруг; элантрийцы не пытались с ним бороться — его почти не замечали, и к тому же сияние от него усиливалось. Плесень никому не мешала, пока не погибла.

— Свечение пропало… — начала Карата.

— И плесень начала гнить, — закончил принц. — А поскольку грибок покрывал весь Элантрис, то теперь его заменила слизь.

— И в чем смысл лекции? — с зевком спросил дьюл.

— Еще одна нить, еще одна догадка о том, что случилось во время реода. Приходится распутывать клубок с конца, дружище. Мы пытаемся выяснить, что произошло десять лет назад; возможно, если понять, что натворил реод, мы узнаем, что его вызвало.

— Ваше предположение звучит разумно, милорд, — произнесла Карата. — Элантрийская грязь всегда казалась мне неестественной. Я однажды видела, как дождь хлестал по стене и не размыл ни пятнышка.

— Слизь маслянистая и отталкивает воду. Вы же слышали возмущение Кахара, как трудно ее отскрести?

Карата закивала и принялась листать толстый том.

— В этих книгах множество сведений.

— Да. Хотя написавшие их ученые порой изъясняются до умопомрачения запутанно. В поисках ответа на определенный вопрос приходится копаться часами.

— Например?

Раоден нахмурился.

— Например, я не нашел ни одного намека на то, как создавали сеонов.

— Ни одного? — удивленно переспросила элантрийка.

Принц покачал головой.

— Я всегда считал, что сеонов создала Эйон Дор, но если так, книги ничего не говорят о процессе. Много написано о переходе знаменитых сеонов, но больше ничего.

— Переходе?

— Передача сеона от одного человека к другому. Если у тебя есть сеон, ты можешь его кому-нибудь отдать или завещать после смерти.

— Значит, даже обычные люди могут иметь сеона? — спросила Карата. — Я думала, они только для дворян.

— Все зависит от предыдущего хозяина.

— Хотя не думаю, что кто-то из дворян отдаст сеона первому встречному крестьянину, — добавил Галладон. — Сеона, как и деньги, стремятся сохранить в семье. Коло?

Карата нахмурилась.

— А что случается, если хозяин умрет и не скажет сеону, к кому тот должен отправиться?

Раоден задумался, пожал плечами и вопросительно взглянул на дьюла.

— Не смотри на меня, сюл, — откликнулся тот. — У меня никогда не было сеона.

— Не знаю, — признался принц. — Наверное, сеон сам выберет нового господина.

— А если он не захочет?

— Не думаю, что у сеонов есть выбор. Между ними и хозяевами существует некая связь. Например, если господина забирает шаод, сеон сходит с ума. Мне кажется, служение людям заложено в основу их волшебства.

Карата кивнула.

— Господин Дух! — послышался быстро приближающийся голос.

Принц вопросительно приподнял бровь и захлопнул книгу.

— Господин! — В двери ворвался Дэйш. Высокий элантриец выглядел скорее пораженным, чем встревоженным.

— Что случилось?

— Джьерн, милорд! — возбужденно выкрикнул Дэйш. — Он излечился!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

— Ты провела в Арелоне всего полтора месяца и уже ухитрилась свергнуть короля. Шустро, не поспоришь. — Голос Эвентио звучал весело, но светящееся в сеоне лицо искажала забота. Он не хуже принцессы знал, что в стране, охваченной смятением после падения правительства, опасности поджидают и чернь, и знать без разбору.

— Я не нарочно! — запротестовала Сарин. — Доми милостивый, я пыталась спасти идиота! Зачем он связался с мистериями?

Отец откровенно посмеивался.

— Мне не следовало посылать тебя в Каи. Я и врагам сочувствовал, когда мы тебя к ним отправляли.

— Ты меня сюда не посылал, отец. Замужество было моей идей.

— Рад слышать, что дочь так высоко ценит мое мнение.

Сарин охватило раскаяние.

— Прости, отец, — вздохнула она. — Я никак не могу успокоиться после… Ты не представляешь, какой ужас я видела!

— Ин, милая, я представляю. К сожалению. Только не могу понять, как миролюбивая вера Джескера породила подобный этим мистериям кошмар.

— Так же как Шу-Дерет и Шу-Корат появились из учения старика джиндосца.

Настала очередь Эвентио вздохнуть.

— Значит, Йадон мертв?

— Ты уже слышал?

— Я заслал в Арелон осведомителей, Ин. Я не собираюсь бросать единственную дочь на произвол судьбы в чужой стране.

— И кто твои осведомители? — с любопытством спросила принцесса.

— Тебе знать необязательно.

— У них должен быть сеон, — размышляла Сарин. — Иначе ты не мог узнать про Йадона так скоро — он повесился прошлой ночью.

— Я тебе ничего не скажу, — развеселился Эвентио. — Если ты узнаешь, кто он, то непременно решишь переманить у меня из-под носа.

— Ладно. Но когда все закончится, лучше тебе во всем покаяться.

— Ты все равно с ним незнакома.

— Ладно, — с деланным равнодушием повторила девушка.

Король засмеялся.

— Расскажи мне о Йадоне. Как он умудрился достать веревку, во имя Доми?

— Думаю, ему помог лорд Иондел, — предположила Сарин. Она с удобством облокотилась на стол. — Наш граф всегда мыслит, как генерал на поле боя, а повешение оказалось весьма стратегическим решением. Нам не придется отлучать короля от трона, и самоубийство сохранит монархии капельку достоинства.

— Ты сегодня очень кровожадна, Ин.

Принцесса содрогнулась.

— Тебя там не было, отец. Король не только убил ту женщину, он наслаждался ее мучениями!

— Понятно. Мои источники предполагают, что трон займет герцог Телри.

— Только через мой труп, — отрезала Сарин. — Телри еще хуже Йадона; даже если он откажется плясать под дудку дереитов, хорошего короля из него не выйдет.

— Ин, гражданская война — это не решение.

— До войны не дойдет, — пообещала принцесса. — Ты не представляешь, насколько арелонцы невоинственны. Они столетиями жили под защитой Элантриса и считают, что полк разжиревших от безделья гвардейцев — надежная защита от захватчиков. Единственная реальная военная сила находится под командованием графа Иондела, и он созывает легионеров в Каи. Никто и глазом моргнуть не успеет, как мы коронуем Ройэла.

— Знать его поддержит?

— Он достаточно богат, чтобы бросить вызов Телри, — объяснила Сарин. — У меня не хватило времени, чтобы разобраться со здешней глупой системой денежного дворянства. Люди к ней привыкли, так что мы воспользуемся ее преимуществами.

Раздался стук в дверь, и вошла горничная с подносом. После ночи, проведенной в усадьбе Ройэла, Сарин вопреки опасениям друзей вернулась во дворец. Королевский дворец представлял из себя символ власти, и она не собиралась уступать его без боя. Горничная поставила поднос на стол, поклонилась и вышла.