Люди Льда (№4) - Томление

Маргит Сандему

Томление

1

Все случилось так, как и предсказывала Суль. В год ее смерти появилась на свет новая, маленькая Суль. Она была вторым ребенком Лив и Дага, и ее окрестили именем Сесилия, в честь Силье и Шарлотты. И несмотря на то, что малышка так напоминала саму Суль, ей все же недоставало того загадочного чувства вины и непостижимой трагичности.

Правда, лишь до тех пор, пока эта чудесная крошка не подросла…

Эйкебю, один из хуторов Гростенсхольма, доставлял одни неприятности своему хозяину, барону Дагу Мейдену, и его матери Шарлотте. Они так старались прокормить свою семью, но что толку, раз старый крестьянин из Эйкебю вознамерился буквально следовать словам Библии и населять землю сию? Уже и старший сын его женился, а остальных детей было мал мала меньше. Сын следовал по стопам отца, продолжая населять землю, плодиться и размножаться, и в 1607 году у него было уже пятнадцать человек детей, которые спорили о куске хлеба со своими тетушками и дядюшками. А те были ненамного старше их.

Одной их пятнадцати была Ирья, девчушка, которой Тенгель помог родиться, хотя она прижилась в этом мире с трудом. Весьма типично для нее, ибо все у нее получалось вкривь и вкось.

Ирья чуть не умерла в младенчестве. Истощенная мать ее не смогла выкормить девочку своим молоком. И потом тоже Ирья развивалась плохо, она никогда не ела вдоволь за столом. Тело у девочки было слабым и худосочным. Она болела рахитом. Эту болезнь она получила потому, что мать ее, будучи беременной, повстречала на дороге калеку. В этом никто в доме не сомневался.

Ирья всем мешала. У матери уже появились младшие дети, и ей не было никакого проку от этой Ирьи, которая ничего не умела.

Отец все время был занят на усадьбе Гростенсхольм. Но однажды мать в отчаянии попросила его взять с собой Ирью.

— Хоть на день у меня будет одним ребенком в доме меньше.

Крестьянин заупрямился, не желая брать с собой девочку: ведь ему надо работать, а не следить за ней.

— Ну так привяжи ее к дереву, пока будешь работать! — настаивала мать. — Мы сегодня затеваем большую стирку, и с меня хватит младших детей. А старшие помогут по дому.

Так и сделали. Ирья пошла с отцом. Ей было шесть лет от роду, и она унаследовала внешность и повадки своего отца. Она казалась большой и неуклюжей и в то же время походила на криво выросшую былинку.

Дети барона играли и веселились в усадьбе — это были Таральд и Сесилия и их кузина Суннива. И вдруг они заметили маленькую девочку, которая стояла привязанной к дереву возле амбара. Она склонила голову, уставившись в землю, но время от времени бросала украдкой жадные взгляды в сторону играющих детей. Лицо ее и фигура, казалось, выражали одно: если бы мне позволили поиграть вместе с ними…

От своих многочисленных родственников Ирья слышала рассказы о том, как живется детям в усадьбе. И что сами крестьяне тоже бывали там. Когда господин Даг был еще совсем маленьким.

Сесилия была младшей из детей, но предводительствовала среди них.

— Ей нельзя играть с нами?

Двое других придирчиво осмотрели девочку, привязанную к дереву. Смотреть там особенно было не на что: Ирья была неуклюжей и некрасивой. Вроде карлика, у которого растет один горб и которому вся еда не в прок.

— Почему бы и нет? — беззаботно спросил Таральд. — Нужно спросить у нее самой.

Они подбежали к девочке и остановились невдалеке от нее.

Ирья лихорадочно начала копать ногой землю.

— Здравствуй, — сказал Таральд. — Как тебя зовут?

Она пробормотала что-то невнятное, не поднимая на мальчика глаз.

— Что ты сказала? — переспросила Сесилия и подошла к ней поближе.

Девочка чуть не задохнулась. Голос отказывался ее слушаться. Она закрыла лицо руками.

— Ирья, — выдавила она наконец.

— Ирья? Так ты сказала?

Она кивнула головой, не осмеливаясь взглянуть на них.

— Ирья? — повторила Суннива. — Первый раз слышу такое имя!

Бедная девочка готова была провалиться сквозь землю.

— Ты ничего не понимаешь, — вступилась Сесилия перед Суннивой. — Ты же не можешь знать всех имен в мире!

— Ты хочешь играть с нами? — спросил Таральд. Ирья подняла на него глаза, готовая умереть от счастья.

Но затем она снова поникла головой.

— Мы пойдем и спросим у твоего отца, — решила Сесилия. — Это ведь крестьянин на Эйкебю, не так ли?

Ирья горячо кивнула. Отец, конечно же, не согласится, подумала она про себя. Но пусть они все равно спросят!

И когда дети побежали на гумно, где находились крестьяне, она наконец подняла глаза и посмотрела им вслед.

Мальчик был таким статным, темноволосым, а глаза у него были как стремительные чайки, подумала она. А одна из девочек напомнила Ирье роскошную фарфоровую вазу, которую она однажды видела. А младшая из них была самой энергичной и заводилой.

Вот они стоят возле ее отца и упрашивают его отпустить с ними его дочь. Он недовольно отвечает им.

В этот момент из господского дома вышла дама. Прекрасная, восхитительная дама. Ирья узнала ее. Это была хозяйка Линде-аллее*.[1]

Дети, завидев ее, бросились ей навстречу.

— Бабушка, бабушка, можно Ирья поиграет с нами? Скажи об этом ее отцу, ну, пожалуйста.

Силье улыбнулась им.

— Конечно, играйте вместе. Я поговорю с ее отцом. Не может быть, ведь это та самая девочка… Ну, конечно же!

Она махнула крестьянину из Эйкебю, и они оба подошли к Ирье, которая все еще стояла привязанной у дерева.

— Послушайте-ка, дети, что я вам сейчас расскажу, — начала Силье. — Маленькая Ирья родилась на следующий день после тебя, Таральд. Мой муж Тенгель помогал вам обоим почти одновременно. Целые сутки ездил он между Эйкебю и Гростенсхольмом, а расстояние между ними — семь часов езды. А ты, Суннива, родилась через пять дней.

— А как же я? — встрепенулась Сесилия. — Я-то ничем не отличилась?

— Тебе еще только пять лет, — снова улыбнулась Силье. — И ты сама хорошо знаешь об этом. Через несколько недель будет твой день рождения. Но разница в один год, конечно, мало что значит. Есть нечто большее, что связывает тебя с ними. Ты точная копия матери Суннивы, Суль. Правда, волосы у нее были потемнее и более красивые. Она и сама была редкой красавицей.

Таральд согласно кивнул.

— Я видел ее портрет в Линде-аллее.

— О, он не в силах передать ее красоты, — сказала Силье, зная, что Суннива нуждается в подтверждении исключительности своей матери. — Жизнь в ней била ключом.

— Суль была моей матерью, — гордо заявила Суннива. — А я не такая же красивая, как она?

Силье взглянула на девочку.

— В целом ты не очень похожа на нее, ведь у тебя белокурые волосы и голубые глаза. Но в тебе есть свои достоинства, не сомневайся в этом.

Никто из детей не слышал этой ужасной истории о судьбе Суль. Как ее приняли за ведьму и должны были сжечь на костре, после того как она убила отца Суннивы, Хемминга, заколов его вилами. И как Тенгель в самую последнюю ночь дал ей яду, чтобы она не мучилась в пламени костра. Дети знали только, что она умерла вскоре после того, как появилась на свет Суннива.

Суннива не раз спрашивала о своем отце, но всегда получала ответ, что он умер и что она похожа на него. О его зловещей кончине здесь было не принято вспоминать. И никто не называл его имени вслух.

— Таральд, отвяжи Ирью, и когда вы наиграетесь в саду, то позови ее к нам на обед, — сказала Силье.

Так Ирья познакомилась с обитателями усадьбы Гростенсхольм, и с того самого дня она часто бывала там. Четверо сверстников неразлучно играли вместе. Но Ирья не была им ровней. И разделение обязанностей в их играх тоже было неравным. Именно Ирья была обязана выполнять всякую скучную работу, сидеть на страже или еще что-нибудь в этом роде. Суннива вообще ничего не делала, она была совершенно беспомощной, тогда как Таральд и Сесилия без конца соперничали друг с другом. Сесилия была слабее, но всегда стремилась быть первой.

Даже взрослые изумлялись, как легко вошла Ирья в круг этих детей. Лив полагала, что им нужен был кто-то, восхищающийся ими. Так ведь бывает и среди взрослых людей.

Для самой же Ирьи, как и для ее семьи в Эйкебю, появление новых друзей значило многое. В усадьбе ее кормили, и она стала покрепче здоровьем. А через несколько месяцев Силье взяла ее в прислужницы в Линде-аллее. Ирья приходила туда несколько раз в неделю и помогала Силье в мастерской или по дому. Все были довольны, ведь Силье время от времени приплачивала девочке — то лакомым кусочком, то постельным бельем, а то и деньгами. Суннива тоже хотела помогать бабушке, хотя бы в мастерской — там было так интересно. Так обе девочки и были рядом с Силье попеременно.

Прошло много времени с тех пор, как Суннива переехала в Гростенсхольм, где она росла вместе с двумя детьми Лив и Дага.

У Силье не было уже сил ухаживать за маленькими детьми, и тогда Лив предложила взять сироту к себе.

Аре, младший сын, огорчал Силье. Похоже, он не собирался жениться. Ему хватало усадьбы, животных, полей и лесов. Силье казалось, что он пропадет, и она переживала за него. Ей хотелось иметь больше внуков, и усадьбе недоставало женских рук.

А тут еще вот что случилось… Да, это была целая история!

Она произошла в первый год с тех пор, как Ирья работала в Линде-аллее. Однажды дети играли как обычно, у бабушки с дедушкой. Но внезапно что-то другое отвлекло их внимание, и об Ирье позабыли. Девочка тихонько сидела, спрятавшись в хлеву, как мышка, и удивлялась, почему это никто не ищет ее.

И вот кто-то пришел! Но услышав тяжелые шаги, Ирья забилась еще глубже в свой угол.

Оказалось, что Клаус, батрак из Гростенсхольма, пришел по делам в Линде-аллее. Это он вошел в хлев и принялся искать старый недоуздок, не замечая Ирьи. А тем временем в дверях появилась еще одна фигура. Это была Мета, которая много лет прислуживала в усадьбе.

Клаус большим умом никогда не отличался. Много лет он все томился по Суль, но внезапно проявил интерес к хрупкой белокурой Мете. И вот неожиданно он оказался с ней лицом к лицу, здесь, в хлеву. Это было слишком. Кровь ударила ему в голову. Он бросился на Мету и схватил ее.

Ее крик резко отозвался в ушах Ирьи. Девочка обезумела от страха и опрометью кинулась в дверь, а за ней бросилась Мета. Обе выскочили вон, в то время как к хлеву направлялась Силье: она увидела побледневшую Мету, которая отбежала в угол, где ее и вытошнило. Но перепуганную Ирью никто не заметил.

— Бедняжка, тебе нездоровится? — участливо спросила Мету Силье.

Служанка стучала зубами, еле выговорив ответ:

— Клаус… Он схватил меня, — задохнулась она. — Он схватил…

— Успокойся, милая! — Силье поспешила в хлев, где все еще стоял Клаус, глупо ухмыляясь. Он уже успел натянуть свои штаны.

Силье гневно и твердо обратилась к нему, все еще не замечая Ирьи позади себя:

— Ты не должен так поступать, Клаус! Не с Метой.

— Но она мне нравится, — тупо ответил он.

— Забудь о ней, — продолжала Силье. — С Метой уже поступали так же нехорошо, как и ты, и она страшится всего этого… И если ты будешь вести себя, как тот напугавший ее батрак, то она снова вспомнит свои кошмары и совсем заболеет. Понимаешь?

Клаус погрустнел.

— Но Суль это нравилось. И я хочу спать с Метой.

Силье поджала губы, услышан, что он говорит о Суль.

— Забудь об этом, повторяю тебе. И забудь Мету, батрак! Разве ты не замечаешь, что есть в усадьбе одна девица, которая бросает на тебя долгие взгляды?

— Бросает долгие?..

— Которой ты нравишься.

— Я? Которой я нравлюсь?..

Силье выдумывала на ходу. Она хотела спасти Мету от этого человека, который был ей совершенно не пара.

— Кто же это, госпожа Силье?

— Роза. Роза с румяными щеками и горячей улыбкой.

Клаус оторопел. Он никогда и внимания не обращал на кухарку с толстыми ногами. Роза, как и он, была глуповата, не замужем и слишком стара, чтобы привлечь к себе внимание молодых холостых парней. И она была по меньшей мере лет на пять старше Клауса, отличаясь своей любвеобильностью. Силье не имела никакого понятия о том, как Роза относится к Клаусу, но она исходила из того, что кухарка будет рада любому мужчине, обратившему на нее свои взоры.

В этот же день Силье поговорила с Розой.

— Ты не заметила, с каким восхищением на тебя смотрят, Роза? — спросила она ее.

Застигнутая врасплох кухарка залилась румянцем.

— С восхищением? На меня? Нет, госпожа изволит шутить со мной. Кто же это?

— Клаус из Гростенсхольма. Он был сегодня снова здесь, чтобы бросить на тебя взгляд украдкой.

Между тем Клаус после разговора с Силье отправился к кухне и заглянул туда через окошко, желая узнать, кто же такая эта Роза. Главное, чтобы Мета не сболтнула ничего лишнего, — да вряд ли она это сделает, — а уж сам он будет помалкивать о том, что бегал совсем за другой. Так Роза ничего и не узнает.

— Да… Я видела его в окне. Никогда бы не подумала, что этот статный красавец…

— Умом он не блещет, Роза, но он очень мил.

— Да и меня тоже Бог умом не наградил, насколько я разумею. Так значит, Клаус? А он не сказал, когда придет снова?

— Определенно — нет, но он заглядывает сюда по делам время от времени.

Роза задумалась.

— Можно мне угостить его пирогами, госпожа? Я возьму из старых запасов.

Силье улыбнулась.

— Угости его самыми лучшими, Роза! Он заслужил это.

«Ну и ну, Силье, — подумала она про себя, направляясь к дому. — Что это ты затеяла?»

Когда она скрылась из виду, Роза схватила Ирью, которая собиралась было уже уходить.

— Ирья, ты ведь частенько бываешь в Гростенсхольме, не так?

— Да.

— Ты не могла бы передать от меня Клаусу, тому батраку-красавчику, ошибиться невозможно, чтобы он приходил ко мне поужинать? Скажи ему… скажи, что это за то, что он так удачно вылечил лошадь Тенгеля зимой!

Ирья кивнула и пообещала передать сказанное. Она-то хорошо знала, кто такой Клаус, но чтобы называть его красавчиком? Нет, этого она не могла понять.

Роза осталась довольна маленькой девочкой. Как бы теперь дождаться, когда этот батрак снова заглянет сюда по делам!

Ирья проскользнула в господский дом, как раз в тот момент, когда госпожа Силье переживала новое потрясение. С ней находился господин Тенгель, громадный и грозный на вид. Но Ирья-то знала, что за этой обманчивой внешностью скрывается сама доброта. На следующий год ему исполняется шестьдесят. Но выглядит он гораздо моложе ее собственного отца, которому нет еще и пятидесяти.

— Что все это значит, Силье? — сказал господин Тенгель. — Мета ушла от нас. Ушла в дом Тенсбергов, которые давно хотели нанять ее к себе в служанки. Она сказала, что кто-то один из них должен уйти — либо она, либо Клаус, — и она решила, что нам она менее нужна, чем он.

Входящий в комнату Аре застыл в дверях, услышав последние слова Тенгеля.

— Что ты сказал? Мета ушла? Но мы должны вернуть ее!

— Но как нам это сделать, если служанка сама не хочет оставаться у нас, — возразил господин Тенгель. — Да и ты постоянно жаловался на ее нерадение в работе. Что же это значит?

Горничная, которая сообщила Тенгелю об уходе Меты, сказала:

— Да я и сама не знаю. Похоже, между ней и Клаусом что-то произошло, так как Мета явилась перепуганная и заплаканная и тотчас же решила оставить усадьбу.

— Когда она ушла? Куда? — воскликнул Аре.

— Ушла она с маленьким узелком в руках. Примерно час-два назад.

— Я сейчас же поскачу за ней вслед, — взволнованно вскричал Аре.

— Аре… будь благоразумен! — встревожилась Силье. — Однажды Мете пришлось пережить неприятные вещи. Именно поэтому она и убежала сегодня прочь.

— Клаус?.. — побледнел Аре.

— Он не причинил ей вреда. Он только намеревался. И это пробудило в ней прежний кошмар.

— Я разорву его на части!

— Нет, о Клаусе я уже позаботилась. Он больше не опасен для Меты.

— Ты уверена в этом?

— Можешь не сомневаться. У него появились другие интересы.

Аре только склонил голову. Он знал, что Клаус по натуре не развратник. Он просто глуп.

А вскоре за этим Ирья услышала стук копыт по аллее. Аре поскакал за Метой, чтобы вернуть ее.

Что случилось в результате этой поездки, Ирья никогда не узнала. Во всем этом она мало что поняла. Клаус совершил в хлеву что-то нехорошее, но она не успела увидеть из своего уголка, что же там произошло.

Силье и Тенгель тоже ничего не знали о поездке Аре. Разумеется, они были посвящены в результаты поездки, однако, что же произошло во время самого путешествия, осталось загадкой.

Они так никогда и не узнали, что Аре гнал лошадь как сумасшедший к усадьбе Тенсбергов и что он с тоской вспоминал о потерянных впустую годах.

Ему удалось довольно быстро настичь Мету. Милый друг, какая же она беззащитная, с нежностью подумал он, вспоминая один прекрасный день, семь лет назад, когда Суль привела к ним в дом это жалкое и обездоленное существо. Как он дразнил ее сконским диалектом, на котором она говорила. Он так дурно поступал с ней тогда.

Он соскочил с коня. Она с испугом обернулась на него. В глазах у нее стояли слезы.

— Мета, — сказал Аре суровым тоном. — Как ты могла уйти, вот так?

У девушки задрожали губы, и он сообразил, что взял неверный тон.

— Нам будет не хватать тебя в Линде-аллее, разве ты этого не понимаешь, — почти простонал он.

Она попыталась снова идти.

— Мне будет не хватать тебя, Мета.

— Вам, господин? Но вы были всегда недовольны мною.

— Разве? — со злостью выпалил он. — Вначале, возможно, но не в последние же годы?

Мета задумалась.

— Пожалуй, да, — вымолвила она с некоторым изумлением. — Я не заметила этого.

— Вспомни же, Мета, — продолжал Аре. — Ведь нам так хорошо работалось вместе, разве нет?

— Да, — шепнула она и опустила голову.

Аре не давала покоя мысль об этой нежной тени, преследующей его всюду, куда бы он не пошел. Теперь он должен решиться!

И он выпалил без пауз:

— Метатыхочешьвыйтизаменязамуж?

Более смущенного лица он еще не видел в своей жизни. И он сам испугался того, что сказал.

— Я? — прошептала она. — Но я ведь самая обыкновенная батрачка!

— Нет, ты выше этого. Прежде я не понимал, как много ты значишь для меня, пока я чуть не потерял тебя навсегда.

На глазах у нее снова показались слезы. Аре и сам не понимал, как это он решился выговорить такие слова и откуда они пришли к нему. Женщины не занимали его чувства. И он не имел ни малейшего понятия о том, как ему вести с ними. Вот почему его понесло напролом.

— Ты не хочешь? — снова спросил он.

— Я не могу, — пролепетала она.

— Это из-за того, что произошло когда-то?

Она кивнула.

Как же ему выразить свои чувства? Он рванулся к ней.

— Ты любишь меня, Мета? Хоть немножко?

— Очень, — потерянно прошептала она.

— И если бы всего этого в прошлом не случилось, то ты ответила бы мне «да»?

— Но я недостойна вас, господин.

— Не говори так! — Нет, так дело не пойдет, он снова заговорил с ней слишком резко. Поможет ли ему хоть кто-нибудь? На дорога была пустынной, кругом — ни души. Нужно было справляться своими силами.

— Мои родители тоже ведь были не всегда такими богатыми и знатными, — начал он. — Они тоже бедствовали, и только тетя Шарлотта спасла нас от голодной смерти. Понимаешь?

— Я стараюсь, господин.

— Зови меня Аре.

— А… Аре, — в замешательстве выговорила она. Ей было непривычно называть его по имени.

— Послушай, Мета, — он взял ее за плечи. — Если ты не захочешь… — Как же ему выразить это?.. — Словом, если ты не захочешь делить со мной постель, то мы не будем делать этого, понимаешь, — я и сам не отличаюсь особой пылкостью…

Не глупо ли это прозвучало? Наверняка, глупо, но он не мог никак найти нужных слов.

— Ты просто выходи за меня замуж, чтобы я окружил тебя… своей любовью.

Наверное, она смеется надо мной? Хотя вроде бы нет.

— Конечно же, я… да… хотел бы иметь одного или двух детей, как ты понимаешь. Да и мать все время напоминает мне об этом.

Мета наклонила голову, так что ему был виден лишь ее белокурый затылок.

— Я не такая уж бесчувственная, — прошептала она. — Только тогда, когда со мной творятся такие ужасные вещи, как сегодня.

— Ты считаешь, что я похож на Клауса?

Она с испугом взглянула вверх, на рослого и сильного Аре. Его серьезность показалась ей такой надежной и прочной.

— Нет-нет, у меня и в мыслях этого нет!

Он осторожно привлек ее к себе и поцеловал в лоб.

Ничего больше. Он радовался, что сумел сделать это. А она лишь задрожала, но не отпрянула от него.

— Подумай об этом, — шепнул он. И голос его дрогнул. — И пожалуйста, вернись домой! Матери удалось, по-моему, «обезвредить» Клауса, так что тебе больше нечего бояться.

Все это осталось неизвестным для Силье. Она да большеглазая Ирья только и увидели, как Аре привез сияющую и счастливую Мету верхом на лошади в усадьбу. По дороге домой они успели все обсудить.

— Матушка, мы поженимся! — еще издали крикнул Аре, как будто бы для того, чтобы сразу же отмести любые возражения.

Но возражений и в помине не было. И Силье, и Тенгель, и все остальные родственники Аре были счастливы за него.

А что же Клаус?

Через несколько дней после того как Силье сосватала Розу Клаусу, она заметила, как оба они тайком пробираются в амбар. Силье усмехнулась своим мыслям. Теперь-то Роза уж увидит, на что способен ее суженый.

— Разве в это время года обмолачивают зерно? — удивленно спросила Ирья.

— Пожалуй, что так, — снова улыбнулась Силье. Тенгель с Шарлоттой отписали Клаусу небольшое хозяйство, которое нуждалось в хозяйских руках. И Роза, живя вместе с Клаусом, превратилась в добропорядочную хозяйку. У них родилось двое детей: обычные дети, идущие по стопам своих родителей.

Да и у Меты дела обстояли не хуже. Она родила троих, причем одного за другим. Вот как вышло: Аре она не побоялась.

Маленькая Ирья очень привязалась к обитателям Линде-аллее. Ей нравились они все, но больше всех, конечно же, госпожа Силье.

Ирья не могла толком понять своих собственных родителей. Она по-прежнему жила у себя дома, но мать ее каждый день задавала один и тот же вопрос:

— Ты сегодня не идешь в Линде-аллее?

И тогда Ирья отвечала, что сегодня госпоже Силье помогает Суннива, а мать начинала сетовать на то, что девочка будет путаться под ногами.

Ирья была слишком слабенькой, чтобы ухаживать за младшими детьми в семье. Когда же она стала покрепче здоровьем и предлагала матери свою помощь, то родители словно бы не замечали ее.

— Ты должна беречь свою спину и не поднимать тяжестей, — отвечали они дочери. И отсылали ее заниматься тремя сыновьями Аре и Меты.

Ирья не понимала, в чем тут дело. Ей и в голову не приходило, что она главный кормилец своей семьи. Ведь все те подарки, которые она получала в Линде-аллее, а иногда и в Гростенсхольме, — она, не задумываясь, отдавала родителям. Ей самой ничего не было нужно. И родители побаивались, как бы Ирья не надорвалась дома: тогда она не сможет пойти к этим господам, а ведь то, что давала девочке Силье, было существенным подспорьем в семье.

Ирья и сама была рада почаще бывать в Линде-аллее. В ней постепенно исчезала умственная скудость, неуверенность в себе и недоразвитость — все то, чем ее наградил родительский дом. Ирья охотно воспринимала любые уроки, которые давали ей Силье, Тенгель или Мета — эти люди стали для нее настоящими наставниками в жизни.

Ее способности и чувства постепенно развивались все больше. Но девочка была всегда такой тихой и незаметной, что ее преображения никто и не заметил.

2

Юная девушка шла через аллею по направлению к усадьбе. Походка ее была не очень-то проворной, ибо рахит, перенесенный в детстве, искалечил ее ноги. И теперь она достигла того возраста, когда сама, к своему огорчению, смогла заметить последствия перенесенной болезни. Ноги ее были кривыми, и это было видно, несмотря на длинную юбку. Люди и раньше замечали это, приходя в дом к ее матери. Но девушка не могла ответить на усмешки, ибо ей были несвойственны задиристость и нахальство.

Выражение ее лица всегда отличалось какой-то просветленностью и дружелюбием, и глаза ее сияли навстречу каждому. Она была очень прилежной и никому не отказывала в просьбе.

Ирье исполнилось девятнадцать лет. Былинка выросла.

В этот день в конце августа она чувствовала себя особенно счастливой. Таральд, Суннива и она будут справлять день рождения. Это была идея Силье — объединить трех именинников и устроить один грандиозный праздник. Соберется вся большая семья. Конечно же, Суннива, такая нежная и прелестная. Она напоминала воздушного эльфа, и Ирья не уставала восхищаться ею. Сколько раз в своих мечтах она представляла себе, что хоть чуточку похожа на красивую Сунниву, не понимая при этом своей собственной привлекательности.

Сегодня она встретит и Сесилию. Жизнерадостную Сесилию Мейден, самую смешливую и остроумную на свете. Как она умеет всех развеселить! При одной мысли об этом Ирья заулыбалась.

Милая Сесилия, она была на год младше остальных и часто бунтовала против такой несправедливости. Но все вокруг признавали ее бесспорное превосходство. Сесилия отличалась острым и развитым умом.

Ирья невольно залилась краской. Таральд тоже будет там. Она не осмеливалась даже подумать о нем.

Прошло два месяца с тех пор, как она обнаружила, что любит юного наследника Гростенсхольма. Никто не должен догадываться об этом!

Кто такая Ирья? Нищая крестьянка, неуклюжее и искалеченное болезнями создание. Она ведь знала, что ее прозвали «былинкой».

Ирья уже приготовилась к тому, что ей придется куковать всю жизнь в одиночестве. И отец, и мать твердили ей об этом, и она смирилась перед неизбежным. Но как жестоко, что Бог наградил ее чувствительным сердцем, которое жаждет любви.

Она почти уже прошла аллею до конца. Об этой алее ходили предания, а именно — о первых восьми липах, посаженных здесь когда-то. Каждое из деревьев было посвящено одному из обитателей усадьбы, и деревья эти умирали вместе с людьми. Так, два дерева в аллее уже погибли, и вместо них были посажены новые. Одна липа была посажена для старой вдовствующей баронессы, которую Ирья никогда в жизни не видела, а вторая — для матери Суннивы, красавицы Суль. Оба дерева засохли уже много лет назад, и на их месте стояли теперь новые. Одно из старых деревьев показалось Ирье слишком разметавшим свои ветви, но она подумала об этом с некоторой рассеянностью.

Сам нотариус, Даг Мейден, тоже имел здесь свое дерево, как и его прекрасная жена Лив. Они были родителями Таральда и Сесилии.

Наконец девушка подошла к усадьбе. Хорошо ли выглядит Ирья? Конечно, трудно было скрыть свои физические недостатки, но она постаралась украсить себя как можно лучше. Старенькая кофточка была выстиранной и пахла свежим ветром и солнцем, темная юбка вычищена от кошачьей и овечьей шерсти, приставшей к ней то там, то тут. Шерсти было много в доме Эйкебю.

Силье сидела в доме у окна и наблюдала за тем, как на улице играют три сына Аре.

Как они были не похожи один на другого. Вот они собрались вокруг среднего, Тронда, стоящего на большом камне. Он живее и сообразительнее других. Силье была почти уверена в том, что однажды Тронд займет главенствующее положение среди своих братьев: это было заметно в нем уже сейчас.

Бранд, младший из братьев, был рослым и здоровым, походя на своего отца. Он пытался забраться на камень, но постоянно скатывался обратно.

Старший, Тарье, не вмешивался в потасовку младших братьев. У него рано обнаружился острый и проницательный ум, и он всегда выглядел серьезным и старше своих лет.

Силье задумалась. Тарье… Любимчик Тенгеля. Она вспоминала, как рос этот мальчик. И каким спокойным делался Тенгель. Кончилось долгое, долгое ожидание.

Она отвлеклась от своих мыслей, ибо на двор вышла Мета и начала звать мальчиков в дом. Как, они еще не готовы принимать гостей? Они еще не переоделись? И не стыдно им будет перед Мейденами?

— Марш домой!

Силье улыбнулась. Она подумала о том времени, когда Мета сделалась хозяйкой Линде-аллее. Прошло, пожалуй, лет тринадцать-четырнадцать? Конечно, ведь Тарье родился между Рождеством и новым годом в том самом году, и теперь ему исполняется тринадцать лет. Грустно смотреть, как мчатся годы и взрослеют дети. Но они будут надежной опорой семьи в будущем.

Сравнивая себя с ними, видишь, как состарился сам. Дети наглядно воплощают бег времени. И Силье вновь припомнила события прошлых лет.

Тогда Мета стала полноправной хозяйкой. Тенгель и Силье добровольно отошли на второй план. Деятельный Аре расширил усадьбу, выстроив дополнительные помещения для разросшейся семьи. Тенгель и Силье оставались в старой части усадьбы, — той, которая некогда казалась такой просторной, а на самом деле была маленькой и тесной. Но Силье любила свой дом, и остальные члены семьи охотно наведывались к ней в гости.

История повторяется, думала она. Как и Мета, она сама пришла однажды в Линде-аллее нищей и беспомощной. С таким невысоким положением в обществе трудно рассчитывать на моментальный успех. Нет, все же Мета стояла ниже ее. Она поднялась из самых низов.

И все-таки Мета показала себя чудесной хозяйкой, и Силье вынуждена была признать это. Мета была способной и деятельной, и она очень старалась заслужить похвалу окружающих.

Силье не могла не нарадоваться на своих внуков.

Их уже шесть. Да, она считала своей внучкой и Сунниву, хотя та не состояла с ней в родстве. Жаль, что Силье сама не смогла заниматься девочкой, и ее воспитали Лив с Дагом. Теперь Суннива стала совсем взрослой и часто оставалась в Линде-аллее, помогая Силье в мастерской.

Она начала считать по пальцам: Суннива, дочь Суль, Таральд и Сесилия, дети Лив и Дага. Таральд, правда, был несколько слабым по характеру, но он наверстает свое с возрастом. И еще сыновья Аре: Тарье, Тронд и Бранд.

Лучших внуков нельзя было и желать!

К усадьбе подошла Ирья. Силье порадовалась ее приходу, но вместе с тем подумала: «Бедное дитя, ей никто не помог даже уложить волосы как полагается! Одежка на ней старенькая и не к лицу. Ее мать нисколько не заботится о внешности своей дочери».

Ирья встретила на дворе Сунниву. Какая разница! Какая пропасть между этими девушками! Ирья — словно тяжелая, громоздкая махина перед миниатюрной, изящной Суннивой.

Силье вытянула вперед больную ногу. Она все еще беспокоила ее при ходьбе.

— Это подагра, — сказал ей Тенгель. — Не думай об этом.

Она надеялась, что он говорил правду.

Позади Силье раздались шаги: кто-то вошел в комнату, и она уже знала, что это Тенгель. Но она все равно обернулась, чтобы убедиться в этом.

Его волосы и борода сделались белоснежными, но осанка была все той же, как в юные годы. А ведь ему перевалило за семьдесят, но он продолжал держаться с достоинством, и годы не сломили его.

Он положил ей на плечо свою руку, морщинистую, с набухшими венами, натруженными за долгую жизнь. Силье знала, как он недомогает. Он был невероятно изнурен. Но он никогда не позволял говорить об этом. Он по-прежнему принимал время от времени больных, хотя ему трудно было лечить людей. И окружающие, зная это, обращались к нему за помощью только в крайних случаях, когда уже никто им не мог помочь.

Он посмотрел на играющих во дворе мальчиков.

— Когда пожалуют гости?

— Не раньше, чем через час. У них еще достаточно времени.

Тенгель улыбнулся.

— Тогда я хотел бы поговорить с Тарье.

Силье согласно кивнула ему. Она догадывалась, что значил для него этот смышленый мальчуган. Тенгель любил, конечно, всех шестерых внуков, но Тарье занимал в его сердце особое место. Он был именно тем ребенком, которого Тенгель ждал многие годы, в течение жизни двух поколений. И вот этот ребенок родился, став ему радостью и утешением.

Тарье явился на зов деда, переступив порог комнаты, которую называли в усадьбе приемной для пациентов.

Тарье был необычным ребенком. В нем было что-то от темноволосых Тенгеля и Аре, однако глазами он был не похож ни на кого. Аре не отличался столь острым умом, тогда как в этом тринадцатилетнем подростке проявлялись умственные способности, унаследованные от Тенгеля, Силье и Лив. От Меты мало что было заметно в сыне, она ведь была просто мила и приятна. Неутомимая пчелка без лишних претензий. И блестящие способности сына ее даже иногда пугали.

Но главное было в том, что внук унаследовал от Тенгеля волю к добру, которое надо вершить в жизни.

— Тарье, — сказал Тенгель, — ты слышал предание о Людях Льда, не так ли? И о Тенгеле Злом, который вступил в сделку с дьяволом на четыреста лет вперед, прокляв тем самым свое потомство… но также и наделив его сверхъестественными знаниями?

Мальчик кивнул. Он был не как остальные дети, которые только и дожидались, когда же можно будет выбежать во двор и поиграть; нет, он внимательно прислушивался к тому, что рассказывал ему Тенгель.

— Да, он дал нам в наследство много дурного, — продолжал Тенгель. — Но также и кое-что хорошее, и наш долг преумножать последнее. В этой комнате ты видишь, Тарье, мое собрание различных трав и снадобий. Большая часть принадлежала Суль, а она получила все это от Ханны. Она была главной носительницей тайных знаний. Я собирался рассказать тебе об этом в день твоего рождения, через четыре месяца, но решил, что могу сделать это и раньше. Тебе предстоит многому научиться, и никто не знает, сколько у нас будет времени. Я пока здоров, но в моем возрасте, как ты знаешь, все может случиться. С сегодняшнего дня я начинаю твое обучение. Ты получишь наследство, которое затем передашь дальше. Ты не принадлежишь к тем несчастным созданиям, которых погубил Тенгель Злой. И ты единственный из моих родичей, кто сумеет управлять этим наследством. Ибо в тебе есть что-то, не поддающееся объяснению…

— Я понимаю тебя, дедушка. И я готов начать обучение.

— Вот и хорошо! Я знаю, что ты достаточно умен, чтобы не злоупотреблять данной тебе властью. Многие из тех, кто раньше владел ею, перестарались, и злая воля обернулась против них самих. Точно так же, и сам Тенгель Злой думал сперва, что эти знания следует поставить на службу злой воле. У тебя нет злой воли. И когда ты состаришься, как и я, ты подыщешь себе молодого наследника из рода Людей Льда, чтобы передать ему наши знания. Ты должен сделать верный выбор. Ты ведь понимаешь, что с этими вещами не шутят.

— Я буду осторожен, дедушка.

— Что ты думаешь делать дальше, Тарье?

— Я хочу учиться.

— Ты пойдешь учиться.

— Больше всего мне хотелось бы поучиться у великих ученых — таких, как Тихо Браге, который, к сожалению, уже умер, — или у Кеплера[2], или Иоанна Рюдбека. Я понимаю, что это дело трудное.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь тебе, мой мальчик. Поговорим завтра, скоро пожалуют гости.

— Дедушка… — обернулся Тарье у двери. И его карие глаза сверкнули. — Хотя сегодня и не мой день рождения, но я чувствую, что получил самый прекрасный подарок в мире.

Тенгель не мог не улыбнуться при этих словах.

— До завтра, — прибавил он.

— До завтра, дедушка!

На праздник пожаловали владельцы Гростенсхольма. Ирья пылала от счастья, увидев, наконец, юного, темноволосого Таральда, который пришел вместе с сестрой. Сесилия своими рыжеватыми волосами напоминала Лив, ее мать, но все же дочь казалась темнее. Она была не так ослепительна, как мать, но обладала привлекательной внешностью и была очень жизнерадостна. Она одевалась очень изысканно, следуя новым веяниям моды. Никто не осмеливался вступать с ней в спор, и она поражала мужские сердца без особых усилий. Она во всем походила на Суль, за исключением того, что за ней не стояли никакие загадочные тени из прошлого.

Представители старшего поколения семьи печалились, глядя на Сесилию и вспоминая при этом Суль: ибо та все еще жила в их сердцах, и память о ней не изглаживалась со временем.

Пожаловали, разумеется, и Лив с Дагом, этим достойным нотариусом, с поредевшими волосами, но все таким же моложавым. Лив была сильнее его, и именно к ней ехали гости в Гростенсхольм, тогда как Даг часто отсутствовал, занятый делами. Оба приближались к сорокалетнему возрасту.

С ними явилась и Шарлотта, вместе со своим супругом, Якобом Скилле. Она постарела, но в ее глазах все еще сохранялся прелестный отблеск, и было видно, как она счастлива с Якобом. Он пришелся ко двору, и именно Якоб вел в Гростенсхольме хозяйство. Однажды его сменят в усадьбе наследники, и он будет доволен тем, что останется дома играть в карты с Шарлоттой.

Итак, в праздничном зале собралась вместе большая счастливая семья.

Шел 1620 год. В Богемии царила смута, разгорались распри между католиками и протестантами. Начавшаяся война грозила докатиться и до маленькой Норвегии, — да, даже на усадьбу Гростенсхольм уже упала ее тень. Но Силье не думала об опасности, глядя на свою большую семью.

Они столько лет прожили вместе, в мире и ладу друг с другом, размышляла она, озирая гостей со своего почетного места за столом. Чудесные годы это были! Есть ли кто-то на свете счастливее ее?

Только Ирья была не слишком рада. Как она ни старалась, она не могла завладеть вниманием Таральда. Было слишком явно, что его интересовала совсем другая девушка.

Нежная Суннива сидела, потупив глаза, и не осмеливалась взглянуть на своего троюродного брата Таральда. Однако Ирья, чувства которой были обострены, успела заметить, что витает в воздухе вокруг этих влюбленных. Ей казалось, что ее сердце истекает кровью.

Но чего же она ожидала?

Как тяжко наблюдать все это!

Праздник весьма удался. Остроумный разговор поддерживала Сесилия и смышленый Тарье. Они понимали друг друга с полуслова, — заметила Ирья. Тронд явно не дотягивался до их уровня, а взрослые были заняты своей беседой, смысла которой Ирья не могла уловить.

Толстый Бранд поедал одно пирожное за другим, пока Мета не хлопнула его по рукам. А три ровесника — Даг, Лив и Аре — сидели рядом и обсуждали какие-то пограничные распри.

Ирья чувствовала себя одинокой, несмотря на то, что все окружающие видели в ней свою, и к тому же она была одной из именинниц на празднике. Однако чувство одиночества разъедало ее тоскующую душу. Ирья хотела взглянуть на вещи трезво и признать свое поражение. Ей представлялось, что все ее физические изъяны несомненно бросаются в глаза — согбенные плечи, отсутствие талии, худые руки… к тому же запах пота под мышками. Нос у нее был красный… а на лице выступали лихорадочные пятна. Былинка и есть былинка, с горечью думала она.

И все же она не испытывала ревности к Сунниве. Ведь та была так беспомощна и хрупка и настолько очаровательна, что покорила даже добрую Ирью. Подумать только, она осталась без матери еще в детстве, при столь ужасных обстоятельствах! Ирья слышала разговоры об этом у себя дома в Эйкебю, но она никогда не знала, правда ли это. Возможно, никто в деревне толком не знал, как же все обстояло на самом деле.

Тенгель решил взять слово, и шум за столом утих.

— Теперь, когда мы собрались сегодня вместе, я хотел бы кое-что обсудить с вами. Я думал об этом давно. Нам нужно уточнить свое родовое имя.

— Я тоже думал об этом, — сказал Аре. — Ведь меня зовут просто сын Тенгеля, Тенгельссон, а это не так-то много для моих сыновей. Тарье, Тронд и Бранд будут просто Арессонами…

Тенгель кивнул ему.

— Вы помните, что наша семья ведет происхождение от двух разных родов? Даг и Лив, а также Таральд и Сесилия носят славное имя Мейденов. А остальные? Меня зовут Тенгель сын Людей Льда, но это имя целого рода, и одна семья не может носить его… Что ты думаешь об этом, Ирья?

Девушка горячо закивала Тенгелю, радуясь, что он обратил на нее внимание, и в то же время смутившись, что оказалась в центре.

— Я никогда не принадлежала к Людям Льда.

— Хорошо. Вы знаете, что многие получают имя по названию своей усадьбы или деревни, где они родились. Вроде тебя, Ирья. Ведь тебя зовут Ирья дочь Маттиаса Эйкебю, верно?

— Да, это так.

— Но мы же не можем зваться Линде-аллее, это уж слишком… Это никакое не имя, и никто в этих краях нас так не называл. Я долго думал над этим. И жду ваших предложений.

Гости задумались, а затем начали предлагать разные варианты. Больше всех старались, конечно же, Сесилия и Тарье.

— Мне кажется, что неплохо звучит имя Линдане, — сказала Шарлотта.

— А почему бы не Ледяные? — возразила Силье. — Это ближе к Людям Льда.

— Тогда, может, Лед-Линдане, — предложила Сесилия.

Все новые имена выдумывались Тарье, Трондом и Сесилией. Ледяная аллея, Линде-лед, Ледяные липы…

— Нет, я знаю, что лучше, — сказала Сесилия. — Нам нужно взять себе фамилию по тому прозвищу, которое придумали нам люди. Мы будем зваться «Там-где-живет-искусный-доктор».

— «И-его-дерзкие-потомки», — добавил Тарье.

— Ну, нет уж, — усмехнулся Тенгель.

Ирья сидела молча. В этом доме младшие перебивают старших, а Тенгель только улыбается им! Не так заведено в Эйкебю! Конечно, они все лишь бедная крестьянская семья, но дети никогда не перебивают родителей, и считается просто неуважительным раскрывать за столом рот. Ирья точно знала, что уважение к старшим царит и в домах соседей в их деревеньке. Скромность, почтительность и страх Божий.

Но в этой необычной семье были другие порядки. И даже знатная баронесса Шарлотта вела непринужденный разговор за столом.

Необычное было даже в том, что они вот так справляли общий день рождения. В доме у Ирьи почитали только церковные праздники — такие, как Рождество, Пасху, Троицу, Иванов день, день смерти короля Улава Святого, Михайлов день и некоторые другие. И при этом молились и ходили в церковь.

В конце концов Таральд предложил называться просто Линд.

Семья снова разделилась — между именем Линд и Линдане.

— Линд из рода Людей Льда, — сказала Шарлотта. — Это звучит весьма благородно.

— Так мы, наверное, и решим, — сказал Тенгель. — Это имя будет носить Аре, Мета и трое их сыновей — Тарье, Тронд и Бранд. А также Суннива, пока она не выйдет замуж. Мне хотелось бы, чтобы у Суннивы тоже было свое имя. Иначе тебе придется зваться просто дочь Суль, но по имени матери фамилии не наследуются.

Девушка, сидящая за столом, улыбнулась незаметной улыбкой.

— Да и у самой Суль не было достойного имени, — продолжал Тенгель. — Она звалась Суль Ангелика из рода Людей Льда.

— Но у нее же был отец?

— Да, но я никогда не слышал его имени. Итак, можно выйти из-за стола.

Позднее вечером Силье была у себя в комнате и готовилась ко сну.

— Такой прекрасный праздник, — вздохнула она. — Похоже, все остались им довольны, не правда ли?

— Да, — пробормотал Тенгель. Он присел на край постели и вытирался мокрым полотенцем. Силье сделала вид, что она ничего не замечает. Старым людям тяжело менять свои привычки.

— Как, должно быть, приятно Ирье побывать у нас в гостях! — сказала она. — Она так обрадовалась подаркам. Но я заметила, что она была несколько рассеянной в этот вечер.

— Гм, — произнес Тенгель, слушая ее без особого внимания.

— Знаешь, о чем я думаю, Тенгель?

— Нет…

— Мне кажется, что Таральд и Суннива влюблены друг в друга.

— Не может этого быть! — резко ответил Тенгель. Силье не успела еще снять с себя юбку.

— Почему бы и нет? — спросила она и выглянула из-под одежды. — Думаю, что они очень прелестны вдвоем, эти юные создания.

— Как ты не понимаешь! Они оба из рода Людей Льда!

Силье наконец сняла юбку и забралась под одеяло.

— И все же, Тенгель! Я полагаю, что злое наследие уже исчезает. Ты и Суль были последними, на ком еще лежало проклятие. Ты же видишь, как оно медленно отпускает нашу семью.

— Нет, Силье, мы не должны быть легкомысленными. — Таральд мой внук, и я несу на себе гнет этого рокового наследия. Суннива — дочь Суль и тоже моя внучка! Нет, этого допустить нельзя, слишком опасное переплетение судеб!

— Ну, хорошо, — сказала Силье примирительно и положила свою руку ему под голову. — Но разве они не могут иметь просто романтическое любовное приключение? Никто не говорит о том, что они должны пожениться и произвести на свет детей.

— Ты утверждаешь, что они действительно полюбили друг друга? Не лучше ли будет отослать одного из них из усадьбы?

— В таком случае, не Сунниву. Она неспособна к самостоятельной жизни.

— А я думаю, что Лив или Шарлотта никогда не отпустят из дома Таральда. Он еще слишком слабый и незрелый. Посмотрим, как будут развиваться события.

— И все же мне кажется, что ты совершаешь ошибку, — настаивала Силье на своем. — Проклятие зла уже исчезает. Взгляни на нас! У нас с тобой двое детей, и они совершенно нормальны. У Суль родилась тоже нормальная дочь. У нас с тобой шесть внуков, включая Сунниву. И никто из них пока еще не пострадал.

— Не знаю… — вымолвил Тенгель задумчиво. — Я не уверен в этом.

Она приподнялась на кровати.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю, Силье. Но я увидел нечто. Нечто тревожащее. Кошачий желтый отблеск в глазах…

— Что ты говоришь? У кого?

— Нет, не скажу. Я сам еще в этом не уверен. Но однажды это может прорваться наружу. Или же исчезнуть навсегда.

Силье снова улеглась, взгляд ее блуждал по потолку. Комната нуждается в ремонте, подумала она, по углам образовались темные пятна от сырости.

Кто же это? Кто из шестерых? Желтый отблеск в глазах…

Нет, она даже представить себе не могла, кто это может оказаться.

Суннива? Милая, приятная и хрупкая. Как маленькая мышка в норке, боязливая, невзирая на свою ослепительную красоту.

Таральд? Прекрасный, как юный бог, хотя и слабый характером, в нем соединились решительность Мейденов и мягкость темноглазых Людей Льда. Таральд собирался заниматься усадьбой, и в этом ему помогали Аре и Якоб Скилле.

Да, землевладение, пожалуй, наиболее подходящее для Таральда, подумала Силье и с неудовольствием припомнила тягостные годы в Осло, когда приходилось заниматься продажей пиломатериалов. Даг и Лив вынуждены были закрыть торговлю, а Таральд не испытывал к ней никакого интереса. Сам Даг был нотариусом, Аре был занят Линде-аллее, а Лив воспитывала детей. Кроме того, в их роду никто не был торговцем, и они приходили в отчаяние от всяческих налогов короне, расходов и отчислений. И когда они наконец продали свое дело, то вздохнули поистине с облегчением. Конечно, им удалось скопить немного денег на этом. Нет, она что-то потеряла нить в своих мыслях. О чем это она?

Таральд… Нет, о нем и думать нечего. В нем не может такое проявиться.

В Сесилии, пожалуй, может, она вызывала наибольшие опасения. Но она вряд ли была по-настоящему злой, у нее только искрились ум и ирония. Сесилия никого не обидит по своей воле, намеренно. И потом, она такая одаренная девушка, столь разносторонне развитая, зачем же ей причинять другим зло? Нет, Силье никогда не замечала за ней ничего подобного.

Оставались трое маленьких братьев. Не заметил ли чего Тенгель в разговоре с Тарье? Может, у них что-то случилось, и он начал подозревать мальчика?

Маленький Тронд, такой проворный, двенадцати лет, всегда бегал по поручениям Силье. А потом получал от нее лакомства за услугу. Он еще не вышел из детского возраста, и совсем непохоже, чтобы в нем проявилась злонамеренность.

Еще труднее было вообразить себе что-либо похожее с Брандом. В нем тоже не замечалось этого желтоглазого, злого начала. Бранд трогательно заботился о животных, приносил их Силье и выхаживал их. И Силье помогала ему ухаживать за животными: мальчик был ей очень дорог.

Нет, Тенгель может подозревать кого угодно, но она лично уверена во всех своих внуках, и никто, никто из них не несет в себе печать зла.

Почти двадцать лет прожили они без зловещего наследия, которое прежде держало их в непрерывном и боязливом напряжении. Но Силье знала кое о чем, что скрывал сам Тенгель, полагая, что его поведение незаметно для окружающих. Она-то знала: чем старше он становился, тем труднее ему сдерживать ту злую волю, которая гнездилась в нем всю его жизнь. Пока он был молод и силен, он умел обращать волю на добрые дела. Но только теперь она поняла, с каким трудом ему давалось это. Иногда, в моменты усталости и изнеможения, она видела выражение его лица — и это пугало ее, она отворачивалась. Тенгель не хотел никому навредить, и потому его борьба с самим собой делалась все суровее с каждым годом. И она понимала, почему он так измучен жизнью. Она повернулась на кровати.

— Как твоя нога вечером? — спросил он.

— Получше. В колене сгибается нормально.

Тенгель положил свою горячую руку на ее колено.

Его глаза были потемневшими от тревоги, но Силье ничего не замечала.

— В тебе еще есть силы, я это чувствую, — прошептала она.

3

Несколько дней спустя произошло одно событие, весьма неожиданное и необычно приятное. К усадьбе Гростенсхольм подъехала карета, невероятно красивая и изысканная. Мальчики сгрудились вокруг этого блестящего экипажа и горячо обсуждали, как же он приводится в действие.

Из кареты вышел молодой человек, примерно двадцати лет, на лестнице его уже встречали Шарлотта и Лив.

Он поклонился и представился на чистом датском языке.

— Не знаю, знакомо ли вам мое имя? Меня зовут Альбрехт Страленхельм.

— Страленхельм? — повторила за ним очарованно Шарлотта. — Именно у вас жил в Копенгагене мой сын Даг!

— Это действительно так. Не могу ли я повидаться с ним?

— Лив, позови Дага. Я думаю, он сейчас в своем кабинете. Как мы рады принять вас у себя! Я распоряжусь, чтобы вам показали комнату, где вы сможете остановиться.

— Благодарю, я сам доволен этой поездкой.

Молодой граф приводил себя в порядок, а тем временем показался Даг.

— Вы помните меня? — спросил гость, после того как они раскланялись друг с другом. — Я тот самый маленький мальчик, который пропал и которого тогда отыскала ваша любезная сестра.

— Конечно же! — ответил Даг. — Как приятно вновь увидеть вас! Как поживают ваши родители?

— Благодарю, отлично! Это они послали меня сюда, когда я собрался ехать в Норвегию. У меня есть здесь поручение.

После того, как он отведал разнообразные кушанья, предложенные ему за столом, а также лучшее в доме вино, он продолжил:

— Мои родители никогда не забудут вашу сестру. Она была лучшей няней, какую только можно было отыскать. Сам я ее почти не помню. И теперь придворные подыскивают приличную няню для детей короля Кристиана. Я имею в виду его брак с Кирстен Мунк. Вы знаете, что у них морганатический брак? Но пока поиски не увенчались успехом. Обращались и к моим родителям тоже, и так как я собирался в Норвегию, то они послали меня в вашу усадьбу, чтобы узнать, не сможет ли ваша сестра Суль взять на себя эту почетную обязанность. Хотя она, вероятно, сама замужем, и…

Хозяева склонили головы.

— Все обстоит гораздо хуже, — ответил наконец Даг. — Моя сестра умерла вот уже восемнадцать лет назад.

— О, как печально слышать это! Мой отец так стремился сделать что-нибудь для нее. Он очень сожалел, что не смог отплатить ей по достоинству в прошлый раз за ее услуги. Я надеюсь, что ее смерть не имеет ничего общего с беспорядками в Копенгагене?

— Нет, конечно же. Так ей было предопределено судьбой, что она умрет молодой, граф Страленхельм. Она не могла жить в этом мире.

Они умолкли. Воспоминания нахлынули на них. И юный Страленхельм, казалось, был очень удручен новостью, которую он здесь узнал.

Наконец Шарлотта прервала молчание.

— Знаете, о чем я сейчас подумала, — сказала она. — У нас ведь есть точная копия Суль…

— Нет, матушка, мы не можем отправить такую юную девушку в Копенгаген, — сказал Даг.

— Почему же не можем? А как же ездил ты? Да и сама Суль тоже? Граф, моя внучка Сесилия — точная копия Суль: ей восемнадцать лет. Думаю, что лучшей няни детям короля Кристиана нечего и желать. Она очень любит маленьких детей и добра к ним, в отличие от Суль.

— Но Суль была добрейшим созданием, — удивленно возразил граф.

— У нее были тем не менее свои недостатки, — сухо прибавил Даг.

Входная дверь хлопнула, и послышались голоса.

— Сесилия и Таральд! — позвала Шарлотта. — Идите сюда, милые дети, и поприветствуйте графа Страленхельма, который пожаловал к нам.

Ясный девичий голосок раздался за дверью:

— Граф? А он красивый?

— Сесилия! — возмущенно прервала ее Шарлотта.

Юный граф поднялся со своего места, когда парочка вошла в залу. Его взгляд заблестел, когда он увидел Сесилию.

— Видит Бог, я припоминаю черты моей няни, когда гляжу на вас, фрекен Сесилия! Хотя я и был совсем еще ребенок. Вы напомнили мне ее грацию и очарование.

Он поклонился и поцеловал ее руку. Сесилия приняла эту мужскую лесть как должное, хотя раньше к ней так никто не обращался.

— Дети, — торжественно начала Шарлотта. — Граф Страленхельм приехал сюда затем, чтобы просить Суль стать няней у детей короля Кристиана. Я предложила ему взять с собой Сесилию, но твои родители против, девочка.

— Я тоже буду против, — вмешался Таральд. — Ей ведь только еще восемнадцать лет.

— Но скоро исполнится девятнадцать, — быстро вставила Сесилия, хотя ее день рождения должен был быть еще через несколько месяцев.

— Вот как? — многозначительно произнес Таральд.

— Хотя… — задумчиво произнесла Шарлотта. — Почему бы не отправить Сунниву?

— Нет, только не Сунниву, — быстро выпалил Таральд.

— Но почему же? — настаивала Шарлотта. Сесилия, увидев, что перспектива заманчивой поездки в другую страну исчезает, уверенно произнесла:

— Суннива слишком беспомощна, она растеряется. Она не умеет противостоять людям и обстоятельствам. Она только и сделает, что улыбнется своей слабой улыбкой.

— Какая ты злая, — ответил Таральд.

— Ничего подобного. Я просто высказываю очевидные вещи.

Лив решила покончить с этим спором.

— Я согласна, что нам не следует посылать ко двору Сунниву. Она не сумеет справиться с порученным ей делом. Ведь нужно не просто ухаживать за королевскими детьми: я представляю себе, что здесь нужна твердая рука и хорошая подготовка. Потребуется одновременно уважение к королевским наследникам и строгость, чтобы удержать их от неразумных поступков. Суннива не справится с последней задачей. Она будет сидеть и плакать, если кто-то из детей нагрубит ей.

Сесилия согласно кивнула. Она была во всем согласна с Лив.

— Баронесса права, — подтвердил граф. И Лив выпрямилась. Она и через двадцать лет никак не могла привыкнуть к своему титулу. — Я лично считаю, — продолжал граф, — что Сесилия превосходно справилась бы с воспитанием детей. И мои родители одобрили бы мой выбор, когда они узнали бы, что Суль больше нет в живых. Двор просил совета у моего отца, и, конечно же, тот счел за честь порадовать короля наилучшей няней для его детей.

— Но для чего же искать в Норвегии? — спросила Лив. — Есть же ведь и в Дании способные девушки!

Граф сдержанно кашлянул.

— Разумеется, и многие из них хотели бы нянчить королевских детей. Но эти девушки часто менялись во дворце. Я должен сказать, что Кирстен Мунк не из тех, с кем легко иметь дело. И она считает, что ее маленьких дочерей следует воспитывать соответственно их высочайшему положению. И мать, и ее дочери твердо держатся своего и не желают довольствоваться полумерами. Поэтому мой отец сразу же вспомнил о фрекен Суль. Ведь она была в высшей степени образованной и искусной.

— Сесилия похожа на свою мать, — гордо прибавила Шарлотта. — Это она обучила всех здешних детей.

— Прекрасно! Другая же причина в том, что король Кристиан хотел бы не забывать о своем втором королевстве, Норвегии. Так что если фрекен Сесилия соблаговолит приступить к своему почетному поручению, то она изберет правильный путь.

— Я подумаю об этом, — ответила Сесилия.

— Подумай же хорошенько, — сказал Даг, который помнил, что произошло с Суль в Копенгагене и поэтому очень неохотно отпустил бы туда собственную дочь.

— Даг, — начали просить Лив и Шарлотта одновременно. — Отпусти ее!

— Но она не может совершить это путешествие в одиночестве, — возразил Даг, все еще упорствуя.

— Конечно же, нет, — ответил граф Страленхельм. — Она поедет туда вместе с нами. Моя жена ждет нас в Осло, так как плохо переносит морскую качку. Мы вернемся в Данию через три недели, вам это удобно?

На том они и порешили. И только Даг потихоньку вздыхал. Он все же беспокоился за свою юную дочь.

Сама же Сесилия не могла скрыть радости и с нетерпением ожидала заманчивой поездки.

Незаметно наступило лето. Но вот и оно уже отцвело.

Однажды Силье не смогла подняться с постели: нога не желала слушаться ее.

Ей помогала Ирья. Девушка усердно исполняла все пожелания Силье, так что та могла даже писать небольшие акварели с изображениями интерьера своей комнаты.

— Милая Ирья, почему бы тебе не зачесать свои волосы иначе?

Ирья заулыбалась от радости, слыша, что кто-то назвал ее милой. Своей прической она, действительно, не могла похвастаться. Волосы у нее были непослушные и лежали плохо.

— Как же мне лучше сделать, госпожа Силье?

— Иди-ка сюда и присядь на кровать, я покажу тебе, как надо делать! У тебя есть расческа?

Ирья достала ее, и Силье отметила, что расческа у девушки целая и чистая. Ирья отличалась опрятностью, и Силье нравилось спокойное, ровное настроение девушки и то чувство уверенности, которое она вселяла в окружающих. И Ирья помогала ей гораздо лучше Суннивы.

Пока Силье распускала длинные белокурые волосы Ирьи, она продолжала вести разговор:

— Ты в нашем доме уже много лет, Ирья. Я помню, как вы вчетвером, — Суннива, ты, Таральд и маленькая Сесилия, — любили играть с мячом или деревянной лошадкой в аллее. Сесилия всегда отставала от остальных, и это ей очень не нравилось. И я замечала, что ты иногда уступаешь ей, чтобы и она тоже выиграла хоть разок.

— Но это было не так уж часто, — улыбнулась Ирья, пытаясь не замечать, что Силье иногда присочиняет ради нее. — Фрекен Сесилия прекрасно умела вести себя и справлялась со всеми трудностями. Как и теперь, когда она покинула Гростенсхольм. Но Сесилия была самой младшей и поэтому нередко проигрывала. Хотя она никогда не признавала своего поражения. Однажды она упала, не успевая догнать старших. И тогда она изорвала на себе одежду в клочья — я никогда не видела ее в таком гневе! Она была лидером, несмотря ни на что, и ее мало заботила победа над другими. Я не один раз наблюдала это, хотя сама и не участвовала в тех играх.

— Как это похоже на нее! — улыбнулась Силье. — Конечно, Сесилия справится со всеми жизненными трудностями на своем пути. Хуже обстоит дело с Суннивой. Я пыталась привить этой девушке большее упорство в жизни, но она такая робкая и боязливая. Таральд очень заботится о ней.

Ирья умолкла. Ее лицо омрачилось печалью, и Силье заметила ее переживания.

Милая, добрая Ирья! Как жаль, что у нее столь неказистая внешность, из-за которой Таральд никогда не оценит ее. Силье бросила взгляд на руки девушки, грубые от работы, на ее чересчур скуластое лицо. Но глаза Ирьи были лучистыми от доброты и душевного тепла — нужно было только заглянуть в них, чтобы понять это.

Силье перевела разговор на другую тему.

— Возьми со стола зеркало и посмотри сама, как я буду укладывать тебе волосы!

Ирья послушалась.

— Я делаю тебе прямой пробор и зачесываю их со лба наверх, чтобы они образовали дугу над ушами, вот так.

— Но не окажется ли мое лицо еще шире от этого?

— Да нет же, напротив, такая прическа скроет твои скулы. А затем я заплетаю волосы в две тугие косы…

Это занятие продолжалось некоторое время, и Силье спросила у девушки, как у нее дома.

История, поведанная Ирьей, оказалась малоутешительной. Дома никакой радости, только труд и нужда. Младенческая смертность в приходе была высокой, и тем не менее семейство в Эйкебю оставалось многочисленным, так что в доме им было тесновато. Ирье негде было даже поместиться. И было совершенно очевидно, что она с нетерпением поджидала, когда же в очередной раз можно отправиться в Линде-аллее.

Когда Ирья помогала по дому, то Силье стыдилась иногда того, что совала украдкой девушке то деньги, то лакомства, — все же она была товарищем по играм для господских детей. Но впоследствии она поняла, что поступает правильно. Хотя Ирья сама не говорила об этом, но родители ее видели в приношениях из усадьбы существенную поддержку своей семье и сами посылали дочь в Линде-аллее — не просто поиграть, а услужить хоть чем-то. И Ирья постепенно превратилась в служанку госпожи Силье. Родители девушки не признавали дружеских отношений с этой семьей. И они наверняка забрали бы девушку домой, если бы узнали об этом.

Силье виновато думала о том, что надо бы поприличнее платить Ирье за ее работу в усадьбе. Она не догадывалась, как много значили для Ирьи даже те мелкие монеты, которые она получала от своей госпожи.

В Эйкебю было много голодных ртов.

Какая жалость, что эта достойная девушка не привлекает к себе внимания, а тем временем она была бы прекрасной матерью и женой. Однако ее отец, выдавший поочередно замуж остальных своих дочерей, уже решил, что Ирья останется в девках и будет помогать дома родителям, когда те состарятся. Решил он так по своей воле, никого не спрашивая, и меньше всего саму Ирью. Что и говорить: девочек даже не считали за настоящих детей в семье, заботясь только о сыновьях. Привычным было услышать, как крестьянин отвечает, что у него «четверо детей», добавляя при этом: «И три дочери».

Глаза Ирьи делались печальными, когда она заговаривала о своем будущем. Остаться вместе с престарелыми, ворчливыми родителями было делом нелегким.

— Ну-ка, взгляни теперь в зеркало, — сказала наконец Силье. — Теперь я обвиваю голову косами, закалывая их жемчугом. Вот так… жемчужная нитка на лбу! А теперь я немного припудрю твое лицо, иначе нос у тебя блестит как маяк. А где сейчас Суннива?

— Я… видела ее вместе с Таральдом.

— Где это? — спросила Силье более строгим тоном, чем сама ожидала.

— Я не знаю, куда они пошли, госпожа Силье. Они просто проходили через усадьбу.

«Боже правый, нельзя говорить Тенгелю об этом, — подумала Силье. — Я сама должна поговорить с одним из них».

— Ну как, ты довольна прической? — произнесла она вслух.

Ирья очарованно гляделась в зеркало.

— Как мне нравится! — прошептала она наконец.

— Да, ты красива, — подхватила Силье, хотя и сознавала, что это легкое преувеличение. Но в самой непривлекательности Ирьи таилась такая необъяснимая красота. — Эту жемчужную нитку ты можешь оставить себе, камни на ней поддельные.

— Благодарю вас, — сказала Ирья со слезами на глазах. — Благодарю, милая госпожа Силье!

В этот миг в комнату вошли Суннива и Таральд.

— Добрый день, бабушка, — сказала Суннива с сияющими глазами. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо. Где вы были?

— Мы просто прогулялись немного, — уклончиво ответила Суннива.

Таральд, в свою очередь, приветствовал бабушку. При этом он равнодушно кивнул Ирье, в ожидании стоявшей со своей новой прической:

— Здравствуй, и ты здесь? Хорошо.

Блеск в глазах девушки померк. Силье поняла, что мысли этой парочки витали далеко отсюда.

Суннива держалась увереннее, чем обычно. Она улыбалась, бросая незаметные взгляды на Таральда. И она с восторгом слушала, как он рассказывал об их прогулке.

Наконец, Суннива заметила перемену, происшедшую с Ирьей.

— Ирья, — изумленно усмехнулась она, — что это ты вырядилась?

Ирья, простая крестьянская девушка, бросила беспомощный взгляд на Силье.

— Это я сделала ей новую прическу, — ответила Силье. — И я считаю, что она очень мила.

Слава Богу, и Таральд наконец заметил, как изменилась Ирья. Но мысли его были все еще далеко отсюда.

— Да, я обратил на это внимание, — прибавил он. — Тебе это очень к лицу, Ирья.

Суннива смутилась. Она не хотела обидеть Ирью.

— Я тоже заметила, что тебе идет новая прическа, — коротко сказала она. — Я просто не сразу узнала тебя. Пойдем в столовую, я проголодалась.

— Мне можно пойти? — спросила Ирья у Силье.

— Конечно, иди же, я справлюсь без тебя.

— Я скоро вернусь. Госпожа Силье желает, чтобы я принесла что-нибудь?

— Пожалуй, — ответила Силье. — Принеси мне медовый пряник.

Она позволила себе это. Она всю жизнь ограничивала себя во всем, и теперь ей захотелось полакомиться, чтобы отвлечься от боли в ноге.

Она уже с трудом писала картины. Изредка она принималась ткать, но и это занятие утомляло ее. Время от времени она все же писала небольшие акварели, чтобы чем-то заняться. Ей казалось, что она съеживается с возрастом, все платья на ней болтались, и ей приходилось ушивать их.

Так что лишний медовый пряник здоровью не повредит.

Тенгель был очень занят в эти дни. Он обучал юного Тарье, брал его с собой к больным, и они лечили пациентов старыми травами и настоями, секреты которых хранились потомками рода Людей Льда. Тенгель подчас поражался смышлености Тарье. Он считал себя весьма одаренным, но мальчик превзошел даже его. Тарье изучал растения и травы, пытался определить их воздействие на человека. Однажды он решил на себе испытать приготовленную им смесь, однако в результате этого опыта испуганному Тенгелю пришлось приложить большие усилия, чтобы вернуть мальчика к жизни. Тарье пришел в себя и первым делом воскликнул:

— Теперь я знаю, что это такое! Эти травы смешивать нельзя, они не сочетаются.

— Но зачем надо было пробовать их действие на себе? — спросил Тенгель сердито.

И все же они прекрасно уживались друг с другом. Силье улыбалась, когда она вспоминала их серьезные лица: Тарье обращался к Тенгелю за разъяснениями, а тот, никогда не задавая себе этих вопросов, пытался теперь найти на них ответ.

В комнату вошла Суннива, неся бабушке медовые пряники.

— Кухарка хотела заставить меня помогать на кухне, но я не стала разговаривать с ней и прислала вместо себя Ирью, — с улыбкой сообщила она.

— Тебе не следовало этого делать, потому что Ирья нужна мне здесь…

Глаза Суннивы округлились и стали изумленными.

— Ты не хочешь говорить со мной, бабушка? Ты хочешь, чтобы здесь была Ирья?

— Ну, конечно же, нет, милая девочка. Я только подумала… Забудем это. Так о чем же ты собираешься поговорить со мной?

Суннива взяла со стола зеркало и посмотрелась в него, явно довольная своим видом. Затем она положила зеркало на место и глубоко вздохнула.

— Бабушка, я так счастлива!

— Вот и прекрасно, — осторожно ответила Силье, не любившая разговоров подобного рода. — А где Таральд, на кухне?

— Нет, он отправился домой в Гростенсхольм.

И так как Суннива готова была уже продолжать свои излияния, то Силье поспешила сказать:

— Милая Суннива… Я думаю, тебе не следует так часто встречаться с Таральдом.

Глаза девушки в непонимании остановились на ней.

— Но почему же?

— Вы слишком близкие родственники.

— Но он мой троюродный брат. Разве это близкое родство? Троюродные могут вступать в брак, я знаю это. Даже двоюродные братья и сестры вступают в брак!

— Да, но не из рода Людей Льда.

— Ну, это старое предание! Просто выдумки!

— Нет, Суннива, это не выдумки. Разве ты не заметила, что дедушка Тенгель не похож на других людей?

— Я, конечно, вижу, что он отличается от остальных, но ведь он добрейший в мире человек. — И она шепнула: — После Таральда. — Но затем слезы брызнули у нее из глаз. Она закрыла лицо руками. — Сесилия отправляется в Данию, и все так любят ее. Тарье всегда держится вместе с дедушкой. Тетя Шарлотта боготворит Таральда, как и его родители. Ты, бабушка, всегда предпочитаешь, чтобы тебе прислуживала Ирья. И только меня никто не любит, я в доме словно какое-то несчастное исключение. Я знаю, что ты, бабушка, не хотела, чтобы я жила в доме, и еще ребенком отдала меня Дагу и Лив. А теперь ты хочешь отнять у меня то единственное, что мне дорого?

Силье была в смятении. Почему эта девушка решила, что она никому не нужна?

— И все же, Суннива, ты не права, — сказала она, положив свою руку девушке на плечо. — Я отдала тебя Лив и Дагу только потому, что мне в моем возрасте было уже тяжело ухаживать за ребенком. Хочешь, я расскажу тебе кое-что? Когда у меня было четверо маленьких детей — твоя мать, Даг, Лив и Аре, то я была, наверное, самой обремененной хозяйкой и матерью в Норвегии. Но я любила их, как я люблю тебя и всех остальных моих внуков. И ты помнишь, что я, конечно же, временами была раздражительной! Можешь себе представить все эти тряпки и корыта, которые оставляли меня без сил. Даг может рассказать тебе, как я иногда убегала в лес или как у меня пригорала каша, которую я должна была приготовить для своих детей. Или он поведает тебе о детских одежках, так плохо сшитых, что соседи смеялись надо мной. А ведь в то время я еще была молодой и полной сил. Когда же становишься старше, то все труднее выполнять обязанности по дому и уходу за детьми. Лив — прирожденная мать и хозяйка, но я — нет.

Суннива перестала плакать. Невинное лицо девушки с беспомощным взглядом выражало теперь только удивление, но также и проблеск надежды.

— Я понимаю, что ты чувствуешь себя иногда одинокой, — продолжала Силье. — Ты ведь осталась без отца и матери. Но ты должна помнить, что все тебя любят, — и в усадьбе, и в Линде-аллее, и заботятся о тебе, видя твою беззащитность.

На лице девушки появилась робкая улыбка.

Суннива была слишком уж нежным созданием. Она не умела противостоять жизненным обстоятельствам. Она постоянно нуждалась в заботе, но сама мало что могла дать другим. В ее красивом лице не было и тени от силы воли ее матери, Суль. Силье всегда видела в Сунниве свойства ее отца, Хемминга, и дочь, к тому же, унаследовала многие черты его характера. Это стремление всегда бежать прочь от любых трудностей, жить за счет других и пользоваться чужой милостью. Особенно Суннива льнула к рослой и крепкой Ирье. Именно Ирья выполняла различные тяжелые обязанности по дому, освобождая от них Сунниву.

Но с другой стороны, Суннива была так очаровательна в своей слабости, она никому не причиняла зла и всегда как будто извинялась перед другими.

Силье похлопала девушку по плечу.

— Что же касается Таральда…

Девушка покраснела.

— Что касается Таральда, то вы должны оставаться только друзьями, помни это. Конечно, вы можете взяться за руки и иногда даже поцеловаться. Но не более того. Ничего больше, помни это!

Казалось, что Суннива была поражена откровенностью бабушки.

— Но мы никогда и не думали ни о чем! Мы просто хотим пожениться.

На миг Силье потеряла дар речи. Неужели она так плохо знала эту девушку?

— Даже речи не может быть об этом! — отрезала она и теперь была согласна с Тенгелем. — Иначе вам придется расстаться навсегда.

— О нет! — воскликнула Суннива порывисто.

— И все же вам придется расстаться, чтобы не случилось еще чего похуже.

— Нет, бабушка, будьте же добры ко мне. Вы не знаете, что такое любить другого!

Силье едва удержалась от очередного выпада. Ей хотелось сохранить серьезность, и она продолжала:

— Обещай мне только одно: вы никогда не переступите границы в вашем общении! Слышишь: никогда!

— Конечно же, бабушка, это пообещать несложно.

Вечером Силье пересказала Тенгелю разговор с Суннивой. Он поджал губы и насупился.

— Суннива сама не понимает, что она говорит. Я обязательно должен серьезно обсудить все с Таральдом.

— Пожалуйста, сделай это. Меня очень они тревожат, и сегодня я поняла, что не сумею уследить за ними. Тенгель, ты не думал о том, как повторяется история? Лив и Даг выросли вместе, как двоюродные брат и сестра. И они полюбили друг друга. Но для них все сложилось благополучно, потому что Даг из другого рода. И вот теперь в нашем доме выросли вместе Таральд и Суннива — настал их черед. Похоже в нашем доме благоприятное место для влюбленных!

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.