Бюро семейных расследований (№4) - Капкан для белой вороны

– Я просил сидеть вас дома? – словно услышал мои мысли Станислав.

С маньяками надо вести себя аккуратно. Не следует им перечить, не следует злить их. Надо как можно дольше тянуть спокойную фазу и искать спасительную лазейку для бегства. А может не надо? Может сейчас он привезет нас к Лешке?

Но Коронен уверенно рулил в сторону моего дома. Мрачно, молча вцепившись в баранку руля. Лишь время от времени он выдавал короткое, словно пулеметная очередь ругательство, заставляющее нас буквально вжиматься в сиденья. Но у нас с Лизаветой были совсем разные к тому основания.

На улице совсем стемнело, и как на зло, во дворе ни одной живой души. Хоть бы пенсионер Сидоров вышел, хоть бы Аннушка повела гулять капризную таксу. Но нет, никто не помешал злодею беспрепятственно дотащить нас до подъезда, словно слобосильных котят впихнуть в лифт и доставить по адресу. Может, надо заорать, запоздало подумала я, когда он уже закрыл дверь квартиры и для надежности положил ключ в свой карман. Саньки не было, наверное, она ушла по делам или отправилась домой. Мы оказались в капкане. Спасения не было. Господи, он с самого начала знал мой адрес. Знал, где я живу. Он все знал, а я купилась на его игру, я сама отдала ему в руки все козыри.

Знаками попросив Лизавету молчать, я попыталась немного успокоить Станислава. Предложила ему чай, от которого он моментально отказался.

– Чай потом выпьем. Объясните мне, наконец, почему вы все время пытаетесь вклиниться и все испортить?

– Не понимаю, о чем вы говорите?

– Не понимаете? – заорал мужчина, – не понимаете?! Потом быстро в два шага подскочил ко мне и рванув за макушку, стащил парик.

– Что это за цирк? А вы, Лиза? Я был о вас лучшего мнения.

– Дурак, сам дурак! – вылетевшая из укрытия Рита приземлилась на плечо Коронена и легонько клюнула его в нос.

– Вот так встреча, – опешил Станислав, – и ты здесь? Откуда она здесь? Это же ворона Иры.

– И что?

– Аркадий ей ее подарил. Совершенно безумная птица. Она же не дается никому в руки!

– Аркадий, уберись прочь, с глаз долой, мерзавец! – услышав знакомые слова, завопила ворона.

– Ну, ты в своем репертуаре, – Коронен попытался погладить ворону по пузу, но та брезгливо отстранилась, пустила бомбочку на его белоснежный свитер и тут же отлетела на безопасное расстояние.

– Чертовка, – выругался он и снова уставился на меня, – так откуда ворона?

– От верблюда. Прилетела.

– Странно… Как это она к вам прилетела? Когда?

– Тогда. В тот самый денью

– Странно, очень странно….

Коронен замолчал, задумался о чем-то своем и подошел к окну, повернувшись к нам с Лизаветой спиной.

Думала я недолго. Каких то две или три секунды. Лизавета и пискнуть не успела, как я опустила на коротко стриженный затылок владельца строительной корпорации увесистый хрустальный кубок. Станислав упал на пол под аккомпанемент истошного Лизаветеного вопля.

– Настя! Что ты делаешь? Ты сошла с ума?

– Молчи, молчи, уходим отсюда, только быстро. Я нашарила в кармане недвижно лежащего тела ключ и принялась выталкивать упирающуюся Лизавету. Быстро метнулась на кухню, мне надо было кое-что прихватить оттуда.

– Оставь меня, придурошная! Кретинка, что ты наделала? Настяяяя, – голосила Лизавета, но я молча, сцепив зубы, тянула ее вниз, на улицу, в машину, подальше от безумца.

– Ты не понимаешь, – шептала я ей, – ты не понимаешь, это же он!

– Кто он?

– Он!

– Ну что ты заладила? Кто он?

– Станислав. Станислав Олегович твой ненаглядный.

– Я и так знаю, что он Станислав Олегович. Насть, валерьяночки хочешь? Может водички? – она покопалась в своем объемном бауле, извлекла из него маленькую бутылочку, следом пузырек с настойкой и подумав, в какой очередности мне их давать, начала все же с настойки.

– Давай пей, пей!

Я послушно отхлебнула из горлышка, сморщилась и быстро запила мерзопакостное зелье. Чуть успокоиться мне сейчас и впрямь не помешает. Только что мы избежали ужасной трагической участи. Мы вырвались из рук убийцы.

Немного придя в себя, я все объяснила Лизавете. Она слушала меня, открыв рот.

– Не могу поверить…

– Но это правда!

– Настя, но что же мы теперь станем делать? А? Как нам спасти Гришку? И Лешку твоего?

– Ты пока езжай домой, а я поеду к Ларисе. Позвоню тебе от нее.

– А Станислав? Ты думаешь, он мертв?

– Наверняка. Но прошу тебя, я сама позвоню в милицию. Потом, когда все будет кончено.

– Я поеду с тобой, не спорь. Подожду тебя в машине.

Честно говоря, я даже обрадовалась, что Лизавета решила быть рядом. Катить по ночной Москве одной было страшно. За каждым придорожным столбом мне мерещился человек с остро отточенным клинком.

17. Сожаление о потере

Выезжая на пустынную в этот час дорогу, я подумала о том, что Марина может знать, где находится загородный дом Коронена, скорее всего, именно там он прячет пленников. Марина, Марина… Она тоже что-то знает. Как жаль, что у меня сейчас ничтожно мало времени. Его не хватит, чтобы отыскать нужные телефоны. Черт, может быть поехать к Ларисе позже? Наверное, это терпит. Но в моей души пушистым ласковым зверем еще мурлыкала надежда. Лариса не стала бы устраивать переполох просто так. Ей удалось что-то выяснить, она что-то знает…

Набрав номер Ларисы и услышав ее сдержанный спокойный голос, чуть не подпрыгнула от радости. Мне так нужна была сейчас ее уверенность, ее сила. Она подтвердила, что действительно к ней в руки попала потрясающая информация и кажется, дело уже решено. Сейчас я подъеду к ней и мы все решим на месте.

Она попросила быть меня у парка рядом с клиникой. Остановившись в квартале от центрального входа, мы с Лизаветой внимательно и тревожно всматривались в темноту. Прошло уже минут десять от назначенного срока, а ее все не было.

Не дай Бог, и с ней, с Ларисой, в самый последний момент что-то случится. Как там сказал Станислав, я иду по дороге, усеянной трупами? Нет. Это не я, это он шел по этой дороге. Но теперь все, теперь злоключения кончились. Черт, черт, черт! Надо было вызвать милицию, надо было заручиться их поддержкой, надо было хотя бы постучаться к Петуховым и поставить в курс дела Петю. И Санька… куда она пропала? Господи, а если она вернется в квартиру и обнаружит там труп? О боги небесные, о добрые ангелы, сделайте так, чтобы я наконец вышла к свету, чтобы мертвецы не путали больше моих карт.

– Да где же она, – нервно озираясь, буркнула Лизавета. И не успела она договорить, зазвонил телефон.

– Настя, Настя… – голос Ларисы звучал глухо, словно она разговаривала со мной, сидя в бочке или в цистерне.

– Ларис, очень плохо слышно, ты где? – заорала я.

Но телефон уже молчал. Я попыталась тут же набрать ее номер, но тщетно. Абонент недоступен. Выскочив из машины, опрометью бросилась к клинике. Пусть лежал через небольшой парк. Впереди, за черными, начинающими редеть деревьями мирно блестели огни палат, кто-то курил у двери приемного покоя. Стараясь не угодить в лужу, прибавила хода, так вдруг зябко и неуютно почувствовала себя. Хоть бы кто-то пошел на встречу. Но кто-то подошел сзади. Удар был не очень сильным, я лишь слегка осела на землю и уже поворачивала голову, чтобы рассмотреть напавшего на меня человека, как в плечо вонзилась острая быстрая игла и призрачный свет, маячивший впереди, стал медленно меркнуть. Приглушенные ночные звуки стихли, я упала в вязкое болото сна.

* * *

– Ууууааааааоооооо!.. – белая ведьма возносила к небу руки и раскачивалась из стороны в сторону. Ее волосы цвета снега падали на бледное лицо, почти полностью скрывая черты, лишь глаза, прозрачно голубые, полыхали ледяным огнем. Сотнями искр отражались в них заиндевевшие камни, выложенные в круг. Белая птица, спустившись с неба, приземлилась на плечо женщины и хищно заклокотала, вторя шаманскому кличу. Даже во сне я знала, что мне угрожает опасность. Но я не была ни ведьмой, ни птицей, я не знала, как мне спастись. Я словно бы наблюдала за действием со стороны, считая секунда, в мучительном ожидании неизбежного. Я уже знала, что еще мгновенье и я снова обнаружу себя на краю пропасти. От нечего делать, стала пересчитывать магические камни. Но постоянно сбивалась.

– Ли, пока не поздно, возьми себя в руки. У тебя еще есть шанс спастись, – услышала я вдруг голос. Попыталась открыть глаза, но с трудом разлепив тяжелые веки, уткнулась в кромешную темноту. Голос шел откуда то издалека, из другого помещения. В голове словно ураган прошел, искореженные извилины с трудом транспортировали мысль из одного полушария в другое. Пошатываясь, я поднялась на ноги и тут же рухнула вниз. Ноги меня не держали. Тогда я поползла по периметру помещения на четвереньках, внимательно ощупывая все попадающиеся на пути предметы. Таких оказалось не много. Низкая тахта, или просто положенные на пол подушки от дивана, стол, табуретка, стопка книг. Я доползла до двери и подергав ее, оставила попытки взлома. Дверь была тяжелой, обитой изнутри железом. Источник звука обнаружился над лежанкой, тут, под потолком, было выдолблено в стене крохотное подслеповатое окошко. Я потянулась к нему и с пятой или шестой попытки мне удалось, наконец, добраться до цели, поставив на тахту стул и кое как взгромоздившись на эту ненадежную конструкцию. Стена моей темницы была не меньше полуметра толщиной. Оконце, размером едва ли больше пятнадцати сантиметров, скорее всего, предназначалось для вентиляции.

Спиной ко мне сидела женщина в черном нарядном платье. По всей спине шла застежка – крохотные, в виде яблочек, серебряные пуговицы. Что-то в этой женщине показалось мне знакомым. Но в таком состоянии я и маму бы родную не вспомнила. Но вот ту, что стояла напротив, я узнала легко. Это была Марина. Громкоголосая яркая Марина. На щеках ее проступили красные пятна, глаза сверкали, волосы вздымались светло русой волной над влажным лбом.

– Ли, – еще раз обратилась она к молчаливой незнакомке, – ты не сможешь меня убедить. Я уже все знаю. Что?

Видимо собеседница ей что-то ответила. Марина нахмурилась и быстро пробормотала:

– Оставим это на их совести. Но как ты, как ТЫ могла? Почему ты молчишь? Не хочешь говорить со мной? Ведь мы тогда договорились с тобой, у нас ведь был уговор!

– Какой уговор? Какой уговор?! – вдруг закричала та, что сидела ко мне спиной. Она попыталась вскочить, но Марина тяжелой рукой остановила ее попытку, – Кто из вас думал тогда обо мне?? Кто? Вы, вы все это устроили, вы меня сделали тем, что я есть сейчас. Я всю жизнь тяну на себе этот груз, всю жизнь. Я думала, что можно оставить прошлое, как в консревную банку закрыть его и начать все с чистого листа! Но нет! Нет! Нет! Так не бывает! Прошлое настигает тебя, оно берет тебя за горло. Прошлое никогда не умирает до конца. Слышишь ты? Я слишком поздно поняла, что никогда нельзя оставлять недоделанные дела. Надо завершать их, ставить точки. Только в этом случае есть шанс начать все заново. Я потеряла столько лет, пытаясь не обращать внимания на то, что осталось там, двадцать лет назад, на то, что осталось недоделанным. А теперь, когда я решила доделать все свои прошлые дела, завершить их и зажить нормально, приходишь ты и пытаешься меня остановить.

Какой знакомый голос… Очень знакомый…

– Опомнись! – снова вступила Марина, – да, тогда произошла ошибка. Но не ты одна, все мы взяли на себя ответственность.

– Нет! Это не вы, не вы нажимали на курок! Это сделала я. Я взяла на себя всю ответственность. Ах, как мне хотелось тогда разрядить барабан до конца, как мне хотелось, чтобы каждому из вас, из тех, кто был там, на берегу, досталось по пуле. Но я не сделала этого. И я очень об этом жалела, всю свою жизнь жалела. Я не могла больше так жить, мне надо было доделать!

– Ты что же, хотела убить всех нас? Почему же не начала с меня? С Артема? Почему не со Стаса? Ты испугалась? Нашла тех, кто послабее?

– Мне все равно было, с чего начинать. Она, эта красотка Ира просто первой попалась мне на глаза. Я увидела ее случайно, она жила в том же доме… в том же доме, в общем, это неважно. Она шла, очень благополучная, очень лощеная, вся в светлом, безгрешный ангел, фея… На ее лице было написано, что она давно ни о чем не помнит, что она все забыла. Но я не забыла, нет! И тогда я поняла, ЧТО надо делать. Я поняла, что надо срочно спасаться, что надо наконец сделать то, о чем мечтала столько лет. Нельзя отдавать свою душу на заклание чужим грехам. Нельзя отдавать мужчин, которых любишь. Надо быть смелой и брать то, что хочется. Как брала эта Ира, как брала ты, эта курица Галя, как делали все вы, благополучные, устроенные, успешные, безгрешные.

– Господи, Ли… ты разбудила страшных демонов. Но если ты дашь мне хотя бы маленький шанс, я помогу тебе…

– Мне не надо помогать! Я способна сделать это сама. Я убедилась в том, что способна. Меня никто не остановит. Витольд тоже пытался, ха, смешно. Несчастный шизофреник, он оказался еще слабее, чем я думала. На вашей совести еще и он, он! Мне пришлось его отодвинуть, он слишком мешался… А этих… с этими было совсем просто.

– Как ты… сделала это? Как тебе удалось?

– Ты хочешь знать, как я их убила? Все было очень даже просто. Ведьмы… детские игры… Мне повезло. Просто мне повезло. Ты думаешь, только у тебя есть талант? А? Вы все особенные, сверхлюди? На том лишь основании, что ваши чертовы бабки изводили соседских коров? Смешно, как же смешно. Настоящий талант у меня! Я все могу! Я могу заставить человека делать то, что мне надо. Это несложно, поверь, совсем просто, надо только проявить волю. Она, как миленькая пошла за мной. Туда, где ей самое место, на помойку! Вы все бы за мной пошли, если бы я захотела. И ты, ты тоже пойдешь! Ты сделаешь то, что я скажу.

Руки мои стали как лед, а ноги задрожали противной мелкой дрожью, идущей откуда то из низа живота. Тело онемело, не в силах пережить ужас истерику души. В моей квартире лежит труп Станислава Коронена. Все очень и очень плохо. Не знаю, как Марина, но я уже сделала то, что хотела Ли.

Вдруг там за окном словно ветер, случайно ворвавшийся в окно, нарушил порядок вещей, совершил стремительный кульбит и разметал женщин по разным углам. Одна, вся в темном, отскочила к окну, другая, в светлом широком платье, метнулась в центр комнаты.

– Стой! – крикнула Марина и подскочив к противнице, с размаху ударила ее в лицо.

У той голова дернулась так, что я подумала – сейчас непременно отвалится. Но в следующее мгновение незнакомка сгруппировалась и новый удар встретила пружинистой отдачей. Ее нога, согнутая в колене, попала точно в центр живота Марина. Та охнула от боли, лицо скривилось, сразу став некрасивым, грубым. Но вместе с тем в ее чертах проступило что-то прекрасно дикое, первобытное.

– Уууаааооо! – заорала Марина во всю мощь своих легких. Верхний свет дрогнул и погас. И только тонкий сноп, идущий откуда то сбоку, освещал часть комнаты. Он выхватывал то темное платье, то светлое, то длинную прядь растрепанных русых волос, то короткие растрепанные волосы второй женщины. Постепенно глаза привыкли к темноте и я, замирая от страха, наблюдала за битвой добра и зла. Это была именно битва, красивая, слаженная, как будто бы много раз отрепетированная. Это был настоящий спор, с весомыми аргументами в виде затрещин, с давлением на оппонента ударами ног и жесткой критикой плотно сомкнутых на шее рук. Марина, большая, крепко стоящая на колоноподобных ногах, била наверняка. Но вторая, гибкая и скользкая, умела вывернуться в самый последний момент и изогнувшись в немыслимой позе, ударить сзади, там, где не ждут.

– Сучка, я тебя уничтожу! – задыхаясь, грозила Марина, – я тебя разорву на куски, шизофреничка хренова. Таких не лечить, таких сразу убивать надо. Ее жертва, все еще не растерявшая пыла, молча уворачивалась от атаки. Но по дыханию, сбитому и частому было понятно – долго ей не продержаться.

Сидя в крепко запертой комнате, я могла лишь тихо наблюдать за поединком. Обнаружить себя? А смысл? Все мое тело было по-прежнему ватно слабым, я не смогла бы пройти самостоятельно и двух метров.

– Аааааа! – истошно заорала прижатая к полу Ли. Ее лицо попало в полосу света и я поняла что хорошо знаю женщину. Я не свалилась со стула, не упала на пол, я стояла, тупо глядя на исход драки. Марина, на всякий случай еще пару раз долбанув свою жертву по голове, встала, отряхнула балахон от налипшего мусора и устало откинула со лба мокрые от пота волосы.

«Боже праведный, – шептала я про себя, – вот оно как все, оказывается. Но поверить в такое? Немыслимо. Ведь я же доверяла ей как самой себе, я делилась с ней сокровенным. К ней первой я примчалась, когда случилась нелепая размолвка с Лешкой. И никогда, и под дулом пистолета я на смогла бы заподозрить ее».

Она подкралась к Марине незаметно. Я, ошарашенная происходящим, опомнилась слишком поздно. Опустив на голову победительницы какой то темный предмет, Ли тут же отступила в тень. Но я успела различить на ее лице болезненно торжество. Она пошла в разнос. Вцепившись Марине в волосы, она долбила ее головой по тяжелой столешнице. Мне показалось, что в уголках ее рта проступила пена.

Но Марина странно изогнулась дугой и мощным сильным рывком поднялась на ноги. Они стояли напротив друг друга, замерев точно звери перед прыжком. Их глаза в темноте светились. Желтые у Марины и прозрачно серые у Ли. На пересечении взглядов воздух искрился, трещало растревоженное электричество.

Вдруг Марина мертвенно побледнела, с лица ее сошли все краски жизни, уступив место призрачным синим теням. Она будто бы сделалась меньше, незаметней, тьма наступала на нее…

Я в ужасе отшатнулась от окна. В щиколотку уперлось что-то жесткое. Пистолет! Как я могла забыть о нем. Задрав штанину я обнаружила его на том самом месте, куда в спешке примотала скотчем, убегая из дома. Господи, еще бы знать, как им пользоваться. В том, что совесть позволит мне им воспользоваться, я ни секунды не сомневалась. Отринув в сторону мысли о невинно убиенном Коронене, я пощелкала маленькой штучкой. Кажется, это был предохранитель. Так, отводим до упора назад, целимся. Есть ли в пистолете пули? Пули в нем были… Газовые.

Падая на пол, я с удивлением услышала второй и третий выстрелы.

* * *

Когда глаза стали различать свет, первым кого я увидела, был Станислав. Ну все, значит на этот раз я точно благополучно миновала границу сущего. Что мне сказать ему? Как оправдаться? Отчетливо понимая, что о прощении могу и не заикаться, сжалась от страха в комок и зажмурила глаза.

– Вы что же думаете, я вас на себе попру? – послышался недовольный голос.

– О чем это вы? – не сразу сообразила я. Потом стало медленно доходить – неужели пронесло?

Я помотала головой, открыла сначала одни глаз, потом уже более уверенно второй. В полумраке надо мной возвышалась мужская фигура, в лицо бил свет фонаря.

– Уберите, так и ослепнуть можно.

– Это вы мне говорите? Однако? Вставайте живо, некогда прохлаждаться. Здесь сейчас милиция через пять минут будет и уж тогда мы точно не попьем кофе.

– Кофе? – ошалело спросила я.

– Именно.

Я кое-как поднялась, и опершись о любезно протянутую руку, медленно поковыляла к выходу. Интересно, где это мы сейчас?

– Интересно, где мы? – спросила я Станислава.

– В гостях, – хмыкнул он, – в гостях хорошо, а дома лучше. Поедемте, Анастасия Батьковна, домой.

– Куда? К вам?

– Дудки. Мой дом не трогайте. А у вас я уже был. Спасибо. Правильнее будет сказать – по домам. Ну, разбежались, – сказал он, вытолкав меня на высокое крыльцо. Прямо в объятья Гришки.

– Гриша… – только и нашлась сказать я. Да так и застыла. Выглядел мой коллега огурцом и был совсем не похож на человека из застенков.

– Ничего другого я от тебя и не ожидал, – недобро глядя на меня, заявил Григорий, – ведь я же просил тебя, убедительно просил посидеть тихо. Ты чуть все не испортила!

– Ты?? Меня?? Просил?? – заорала я, – ты пропал, я не знала что думать! Я чуть с ума не сошла. Что с Лешкой? Плевать я хотела на все остальное!

– Нормально все с Лешкой. Насть, на парь мне мозги. Я оставил тебе записку, потому что ты напилась в хлам, разбудить было невозможно, сказал, что дело фактически решено, и чтобы его решить практически, мне срочно надо уехать.

– Никакой записки не было!!! Твою мать, ты меня за полную дуру держишь?

– Как не было записки? – растерялся Гришка, – точно?

– Еще бы не точно. Записку он оставил, а то позвонить не мог. Где Лешка? Что ты резину то тянешь!

– Дома Лешка, все в порядке, Насть. А позвонить я не мог. Нельзя было позвонить.

Я тихо стекла на перилам на нижнюю ступеньку и села, повесив голову. Сил совсем не осталось. Слезы ручьем лились на подмерзшую землю. Кажется, даже пар шел.

– Ну все, не устаивай тут глобальное потепление, – похлопал он меня по плечу и заорал в сторону припаркованного у ворот мини вена, – Мужики, снимаемся!

Машина тут же с готовностью зафырчала и тронулась в сторону дороги, уходящей в лес. В свете фар я разглядела целую кавалькаду легковушек, одна за другой они плавно трогались с места. Две снялись с места, одна осталась, тускло подмигивая габаритными огнями. Это была ярко желтая Шкода. Как то раз чешский экскурсовод Сима пыталась объяснить нам, что значит слово «шкода». Не ручаюсь за точность, но в переводе Симы это слово означало «грусть по поводу потери».

Все кончилось. Я еще ничего не знала, я все еще была в шоке от случившегося, но неумолимо сжимающиеся тиски ослабили железную хватку. Дышать стало легче и кровь, переполненная кислородом, кружила голову.

В машине за рулем сидела Марина. Курила длинную черную папироску и смотрела вдаль. Глаза ее были почти мертвыми, неподвижными.

– Давайте побыстрее, – поторопил нас Григорий. Сам он остался на даче, встречать вызванный наряд милиции и улаживать проблемы.

– А ты молодец, – одобрила меня Марина, когда после узкой лесной грунтовки мы выехали на пустое ночное шоссе, – смело обращаешься с оружием. И не только с оружием, как ты Стасика приложила.

Марина заливисто засмеялась и резко прибавила скорости. Минут через двадцать мы уже подъезжали к моему дому. За всю дорогу Марина не проронила больше слова. Не снизошла. На мои робкие попытки о чем то ее расспросить, узнать подробности, лишь презрительно кривила красивый хищный рот.

Прощаясь со мной у подъезда, пренебрежительно бросила:

– Извини, может как-нибудь потом поговорим. Ребята тебе все объяснят.

– Скажи, а зачем ты тогда на меня напала? – решила я кое-что уточнить на прощание.

– Я? На тебя? Вот это новость! С чего ты взяла?

– Твою машину видели тогда, в тот вечер… когда на меня напали. Что я пережила… страшно вспомнить.

– Ооо… – схватилась Марина руками за голову, – какой идиотизм! Настя, прости. Это не я, это мои мужики. Я ведь с самого начала, как только узнала об убийстве Иры, а потом Гали, стала подозревать Ли. Мои люди следили за домом и разведка донесла, что Ли часто бывает в вашем дворе. Несколько раз ее видели в машине, у нее темно-зеленый БМВ, пару раз она заходила в дом. Куртка, мне говорили что-то про куртку. Видимо, у вас были похожие куртки. В тот день у ребят было задание снять ее отпечатки пальцев. Они все сделали, вроде бы успешно, но мне это надолго спутало все карты. Отпечатки пальцев, которые удалось добыть и те, что обнаружили на орудии убийства, не совпадали.

– На орудии убийства? Но никакого орудия не было! Нож так и не нашли!

– Нашли, нашли… – успокоила меня Марина, – милиция все проморгала, что могла. А мне, сама понимаешь, не было никакого резона обращаться в милицию. После убийства Галины по моей просьбе как следует проверели все места, где теоретически Ли могла спрятать нож.

– И что же?

– Нашли на даче ее братца. Ничего удивительного. Но когда вышла эта история с отпечатками, я стала грешить на Витольда, время конечно было потеряно. Его убийство окончательно все запутало. Но все в конце концов встало по местам. Спасибо Стасу. А все-таки ловко вы его… – и она опять заливисто рассмеялась, на этот раз уже, закрыв дверь машины и медленно трогаясь с места.

* * *

Дома творилось что-то запредельное. То рыдающая, то смеющаяся Санька носилась по кухне с чайником, попутно пыталась разогреть какое-то мясо, одновременно с этим одну за другой опрокидывала в рот стопочки коньяка. Преуспела она только в последнем. Чайник так и остался холодным, мясо сгорело, а Санька к моменту моего торжественного появления была уже порядком не в себе.

Чего не скажешь о Лешке и Петре Петровиче, которые под весь этот тарарам неторопливо тянули водку, хрустя невесть откуда взявшимися солеными огурцами.

– Женщина – это загадка! – изрекал Сидоров и поднимал указательный палец, словно грозил кому-то невидимому.

– Да уж, – кивал головой Лешка. Его правая щека была заклеена пластырем, левый глаз украшал огромный синяк.

Однако, их внешне благопристойный вид оказался фикцией. Когда Лешка попытался подняться мне на встречу, сила тяготения неумолимо вернула его на стул.

– Настенька, – пробормотал он и бессильно уронил голову на стол. Через секунду мы уже слышали его умиротворенный храп.

– А мы тут это… так сказать, позволили себе по маленькой, – попытался объясниться со мной сосед. Но даже самые простые речевые конструкции давались ему с большим трудом.

Санька, в очередной раз схватив чайник, попыталась пристроить его на плиту и если бы я ей не напомнила в последний момент, что чайник электрический, она бы его не сомневаясь, спалила на открытом огне.

– Дурдом, – устало выдохнула я и села на пол, у холодильника. Похоже, он единственный в этом доме сохранял невозмутимость, мирно рокотал пустыми недрами и не проявлял никаких эмоций.

Дверь стремительно распахнулась и в комнату ввалилось семейство Петуховых, почти что в полном составе. Аннушка, Петька, двое старшеньких и сонная, а потому недовольная такса. За их плотно сомкнутыми спинами маячила Лизавета.

– Может быть, ты мне объяснишь, а? – обратилась я к ней. Лизавета к счастью была трезвой. Минут за пять они с Петуховыми перенесли пьяного Лешку в спальню, Петра Петровича домой, а Саньке помогли наконец заварить чай и чуть не силой усадили ее в дальний угол. Не такой уж и пьяной она оказалась, просто взвинчена до предела.

Сидя на чисто прибранной кухне, за столом, ломившемся от Аннушкиной выпечки, мы с Лизаветой ставили последние точки над «и». Как умирающая от любопытства Аннушка не упиралась, Петька ее увел.

– Ну наконец то, думала уж никогда сегодняшний день не кончится, – с облегчением вздохнула Лизавета.

Притихшая Рита, до сих пор не проронившая и звука, вдруг тоже подала голос с карниза:

– О-хо-хо, – по стариковски посетовала она, – о-хо-хо…

Повозилась, устраиваясь удобнее и задремала, а сверху на пол меленно спланировал небольшой, порядком помятый лист бумаги.

«Настя, я все узнал. Объясню позже. Оставайся дома, а мы с ребятами займемся делами. Никому не открывай, никуда не выходи. Григорий», – было написано на клочке, вырванным из моей телефонной книги.

– Зря ты так, – устало сказала я Рите, – наделала переполоху.

– Не говорит, Насть, – с готовностью подхватила Лизавета, – такие страсти, это ж подумать.

– Только не говори мне, что она тебе тоже не нравилась.

– Лариса то? А кому еще? – встрепенулась Лизон.

– Никому, – буркнула я, – никому не нравилась, одной мне нравилась. Потому что я дура. Мне все нравятся. Меня вокруг пальца обвести проще простого. Лиз, ну скажи мне, наконец, что это было?

* * *

– В двух словах то и не расскажешь, – начала Лизавета, – да я не все и знаю пока. В общем, ты как ушла, я стала Александре названивать. Все-таки сомневалась, что ты так легко этого бугая могла уложить. Думаю, отойдет от удара, вернется в сознание, мало там никому не покажется. Звоню, значит Александре, а та у соседки твоей сидит, у Нюрочки. Как уж она грохот весь не услышала, но сидит и в ус не дует. В общем, говорю ей, чтобы значит так пока там и сидела. А сама тебя жду. А тебя то и нет. Нет и нет. И телефон молчит. Ну ты понимаешь, что тут со мной сделалось. Просто думаю, какая то ужасная мистика – все пропадают. Все, как есть подчистую. Кто куда не уйдет, непременно с концами. Ты извини, конечно, за выражение. И тут Санька мне перезванивает. И орет в трубку как оглашенная. Не удержалась она, значит, пошла посмотреть. Ну и Петуховы с ней за компанию. Возникла драка. Бизнесмен то наш, по голове стукнутый, пришел в себя и принялся в очень как они говорят крайней форме, выяснять у Александры детали.

Но толком так ничего и не выяснил. Убежал, не солоно хлебавши. Александра собралась было уже в милицию звонить, а тут Гришка объявляется. Звонит на домашний телефон и застает ее. А тебя, значит, не застает. По этому поводу сказал он Саньке в категорических выражениях все, что думает. Тут и началось главное.

Лизавета перевела дух, отхлебнула из чашки остывшего чая и продолжила. С ее слов выходило, что Гришка, внимательно изучив фотоальбом Алексея, понял, кто устроил нам красивую жизнь. А помогла ему в этом база адресов подмосковных дачных кооперативов. Кооператив Генриха, как оказалось, расположен буквально в двух шагах от садоводческого товарищества «Витязь», где построил дачу Красинский. Продолжая тянуть за эту ниточку, Гришка вытянул подробности про семью Генриха. Велико же было его удивление, когда спешно вороша его досье, он увидел, кто числится в его женах. А числилась, ни много не мало, Лешкина подруга Лариса. Официальная ее фамилия – Крысанова. Соболевой ни мне, ни Алексею она никогда не представлялась.

Не случайно меня зацепила дата 25 августа.

Именно накануне этого дня случилась когда-то неприятная размолвка с Соболевым. Из его пакета выпал красивый подарочный набор элитной косметики. И я, самодовольно подумав, что Генрих встал на путь исправления, уже потянула к нему руки. На что мне было сурово сказано, что 25 августа – день рождения его супруги и это подарок для нее. Меня в день рождения Генрих облагодетельствовал сборником стихов поэта Баратынского. Подержанным. В общем, остался с той поры неприятный осадок, но причина до поры до времени выветрилась из головы.