Внуки наших внуков

      Но время шло, и я постепенно стал привыкать к тому, что все происходящее со мной не соя, не видения, а реальная действительность.
      Не могу сказать, чтобы вначале я очень обрадовался. Вокруг шла непонятная для меня жизнь, меня окружали незнакомые люди, хотя и очень внимательные, но все же чужие. Ни родных, ни друзей... Я не знал, что сталось с моей семьей. Для меня эта утрата была неожиданной и преждевременной. Однако приходилось мириться с этим...
      Через несколько дней я уже окреп настолько, что мог совершать небольшие прогулки по парку. Врачи взяли с меня слово, что без их ведома я не буду отлучаться из санатория. Но совершенно изолировать меня от внешнего мира им, конечно, не удалось. Молва о моем чудесном сне вызвала бурную сенсацию. Целая армия журналистов, подгоняемая просьбами своих читателей, осаждала Кинолу, требуя, чтобы их допустили ко мне, и он вынужден был в конце концов уступить.
      Моя встреча с журналистами произошла в тенистом парке санатория под огромной пихтой, которая была, по всей вероятности, моей ровесницей. На их вопросы я отвечал, поеживаясь под объективами нацеленных на меня фото- и киноаппаратов.
      Все обращались ко мне на русском языке. Я нашел вполне естественным то, что журналисты, пожелавшие встретиться со мной, знают мой родной язык, тем более что уже в мое время это был один из международных языков. Но вдруг среди нашей оживленной беседы я услышал непонятную речь. Я повернул голову и увидел, что ко мне обращается, горячо жестикулируя, высокий худой мулат. Он повторил-свой вопрос еще раз. Я оглянулся в поисках переводчика. Выход нашелся неожиданный и чрезвычайно простой. Один из корреспондентов вдруг вынул из кармана и сунул мне в руку небольшой предмет, похожий на портсигар.
      - Что это?
      - Кибернетический переводчик.
      - Вот эта крохотная коробочка? - переспросил я с недоверием.
      - Ну, он не такой уж крохотный, - ответил корреспондент.
      С любопытством глядя на спасительную коробочку, я произнес неуверенно и робко:
      - Что вы спросили? Я не понял вас.
      Таким же, вероятно, голосом произнес свою первую просьбу Аладдин, обращаясь к волшебной лампе.
      Мулат понимающе закивал головой и стал что-то быстро говорить, все так же горячо жестикулируя. Из коробочки его речь донеслась до меня на чистейшем русском языке:
      - Простите, пожалуйста, я не знал, что у вас нет кибернетического переводчика. Я спрашивал, что больше всего поразило вас в нашем обществе, в чем, на ваш взгляд, особенно заметна разница между двадцатым и двадцать вторым веком?
      - Мне трудно ответить на ваш вопрос. На меня навалилась столь огромная масса новых впечатлений, что я не могу пока в них разобраться и определить, что тут главное, принципиально новое, а что просто небольшая частность, мелочь. Меня пока одинаково поражает все. Вряд ли я преувеличу, если скажу, что в среднем каждые полчаса обнаруживаю какую-нибудь новинку. Вот и сейчас: мы беседуем с вами всего лишь двадцать минут, а новинка уже у меня в руках. - Я показал на кибернетический переводчик. - В наше время были электронные переводчики, но размером в целую комнату и еще очень несовершенные. Знаете, мне, как малому ребенку, не терпится открыть эту коробочку и посмотреть, что внутри.
      - А вы откройте.
      Я нажал на указанную мне кнопку, и волшебная коробочка раскрылась. Там была пачка очень тонких прозрачных целлулоидных листков с маленькими золотыми точками, соединенными между собой еле заметными серебряными паутинками.
      - Обычная полупроводниковая кибернетическая система, - услышал я. - Все очень просто.
      - Для вас, может быть, и просто, - возразил я. - Мне, знаете, тоже кажется, что электрическая лампочка устроена чрезвычайно просто. А человеку средних веков она показалась бы совершенно необъяснимым чудом.
      Когда я прощался с журналистами, ко мне протиснулся низкорослый японец, который во время интервью невозмутимо сидел на высоком кедре с киноаппаратом в руках. Сверкая белозубой улыбкой, он протянул мне безукоризненно выполненную цветную фотографию, запечатлевшую меня в тот момент, когда я с недоумением вертел в руках кибернетический переводчик, не зная, что это такое.
      Но, пожалуй, еще больше журналистов заинтересовался моей особой медицинский мир. В течение недели крупнейшие ученые самым тщательным образом исследовали меня с помощью новейшей аппаратуры. В конце недели врачебный консилиум установил, что за время длительного сна я почти не постарел. Благодаря чудесному излучению метеорита мой "медицинский" возраст остался неизменным - около шестидесяти лет, в то время как на самом деле мне перевалило за двести.
      Я всегда считал, что я неплохо сохранился и для своих лет выгляжу прилично, но медики двадцать второго века заявили, что это заблуждение, и назначили мне трехмесячный курс лечения.
      - Очень рекомендуем вам провести курс гериатрии, - убеждали они меня. Вам это особенно необходимо потому, что никто не может предвидеть, как скажется длительный сон "а вашем здоровье в дальнейшем.
      Я не возражал и остался на три месяца в санатории. Когда я познакомился поближе с людьми двадцать второго века, то убедился, что врачи были правы. Изменился уклад жизни, изменился и облик людей.
      На теннисном корте санатория я часто любовался игрой румына Ионеску. Глядя на его мускулистую, подтянутую фигуру, на то, с какой завидной легкостью управляется он с мячом в этой подвижной игре, я решил, что ему лет тридцать пять. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что ему около семидесяти. И никакой седины, ни дряблости, ни ожирения, ни одышки не было и в помине.
      Придерживаясь строгого распорядка дня, составленного для меня Кинолу, выполняя все процедуры, имевшие целью омоложение организма, я вскоре почувствовал себя значительно лучше. Конечно, я не стал юношей, но все же я значительно "помолодел". Морщины на моем лице разгладились, на щеках появился румянец, исчезла седина.
      Лечась в санатории, я не терял времени даром и постепенно знакомился с окружающей жизнью. Вскоре мае разрешили понемножку читать, слушать радио, смотреть телевизионные передачи. Однако жизнь и сама врывалась ко мне со всех сторон.
      Я приехал в Сибирь сто пятьдесят лет назад. Мы называли ее тогда страной будущего. И вот теперь я увидел новую Сибирь, преображенную до неузнаваемости.
      Был конец октября, когда я проснулся. В Сибири это считалось уже началом зимы. Поэтому меня удивило, что погода стояла сравнительно теплая, лишь по утрам на почве бывали легкие заморозки. Санаторий окружал богатый парк, вернее сад. В нем росли совсем не "сибирские" породы деревьев.
      Было ясно, что изменился климат Сибири. Каким образом? Это было первое, чем я заинтересовался. И тогда я узнал, что наши праправнуки осуществили один интересный, давно уже задуманный проект: неглубокий Берингов пролив был перегорожен огромной плотиной длиною более 85 километров. Мощные насосы, установленные на этой плотине, перекачивали из Северного Ледовитого океана в Тихий океан массы холодной воды, а на их место в холодный арктический бассейн устремились теплые воды Гольфстрима. Началось таяние полярных льдов.
      Уже через девять лет после постройки этой замечательной плотины в Арктике освободилась ото льдов водная поверхность, равная девяти миллионам квадратных километров. Северный Ледовитый океан стал теперь только Северным и перестал быть Ледовитым. Эффект был поразительный. В наиболее холодных районах Сибири средняя январская температура поднялась более чем на тридцать градусов.
      В результате таяния льдов стала заметно прибывать вода в Мировом океане, грозя затоплением многим прибрежным городам и селам. Но для этого избытка воды были уже подготовлены два больших искусственных моря - одно в пустыне Сахаре, другое в Австралии, на месте Большой песчаной пустыни.
      Люди переделывали планету по своему усмотрению...
      Все было бы очень хорошо, но одна мысль не давала мне покоя. Что я буду делать по истечении трехмесячного курса лечения в санатории? Становиться "пенсионером", как говорилось в наше время, мне не хотелось. Я чувствовал в себе достаточно сил, чтобы трудиться и приносить пользу людям. Я хотел работать. Вокруг меня ключом била жизнь, и я не хотел оставаться в стороне. Работать, но кем? Кем?
      Когда-то я считался крупным специалистом в области атомной физики. Но сто пятьдесят лет - для науки срок колоссальный, наука неудержимо движется вперед, достаточно отстать на несколько лет, чтобы потерять общий язык с нею.
      Где же я мог применить свои силы в этом обществе? Менять профессию? Может быть, стать историком и в школе рассказывать ребятишкам о давно минувших буднях социализма? Нет, к этому меня не влекло. И вот после некоторых колебаний я решил попытаться изучить современный университетский курс ядерной физики. Будь что будет! В конце концов не боги же горшки обжигают, а меня никто не торопит. Разберусь как-нибудь.
      Подтолкнул меня, сам того не желая, Кинолу. Как-то уже под вечер он вдруг зашел ко мне. По многозначительному выражению его лица я понял, что у него какие-то приятные новости.
      - Выкладывайте, с чем пожаловали, - невольно улыбнулся я.
      - Нашел! - загадочно ответил он.
      - Что именно?
      - Родственников ваших нашел.
      - Моих родственников? Каких это? У меня их не может быть.
      - Ваши прямые потомки - праправнуки.
      - В самом деле? Мои праправнуки? А я как-то и не подумал, что их можно найти. Вы уверены, что не ошиблись?
      - Совершенно уверен. Могу даже познакомить вас с соответствующими документами. А кроме того, есть еще одно косвенное свидетельство вашего родства. Вы когда-то увлекались филателией, не правда ли?
      - Увлекался, ну и что же?
      - И у вас был альбом, на титульном листе которого вы написали: "Потомкам моим завещаю эту коллекцию. Лето 1931 года. А.Хромов".
      - Так этот альбом у них?
      - Да, он хранится у вашей праправнучки Елены Николаевны Хромовой.
      Я не знал, как мне благодарить Кинолу.
      - Где же она, эта моя праправнучка?
      - В Австралии.
      - В Австралии? Почему в Австралии? Как она гуда попала?
      Кинолу улыбнулся.
      - Вот этого я уже не могу сказать. Знаю только, что живет она в новом городе Торитауне, выстроенном не так давно по соседству с месторождением тория, работает в Научно-исследовательском институте атомной физики. Елена Николаевна - крупный ученый-физик, ваш коллега.
      "Праправнучка в Институте атомной физики! Вот это кстати!" - с волнением подумал я.
      - А можно связаться с нею?
      - Конечно. Я уже разговаривал с Еленой Николаевной по радиотелефону. Вот вам ее номер, можете хоть сейчас поговорить.
      Я вдруг спохватился.
      - А моя праправнучка говорит-то хоть по-русски?
      - По-русски, по-русски, - заверил меня Кинолу, рассмеявшись.
      - Вы не смейтесь. Знаете, через переводчика не получится настоящего душевного разговора. А как же она с коренными-то жителями разговаривает? С помощью кибернетического переводчика?
      - Нет, я думаю, она знает и английский. В наше время редко встретишь человека, который не знал бы по крайней мере двух языков.
      Мы прошли в комнату, где висел на стене большой плоский телевизионный экран. Кинолу с помощью кнопок на раме набрал нужный номер, и матовая поверхность экрана загорелась голубым светом. В левом углу экрана вспыхивало и гасло красное пятно вызова абонента.
      Внезапно ровный голубой фон исчез, и я увидел перед собой женщину средних лет. С жадностью вглядывался я в ее несколько суховатое лицо с правильным, удлиненным овалом и насмешливым прищуром светло-серых умных глаз. Мне вдруг почему-то захотелось найти в ней какие-нибудь знакомые черты, которые подтвердили бы наше, хоть и очень отдаленное, родство. Мое желание было, конечно, очень наивно, и все же я отыскал едва уловимое сходство между ней и моей женой - в узковатом разрезе широко расставленных глаз, в темно-русых пышных волосах. Впрочем, я не берусь утверждать, что это сходство существовало в действительности, а не было фантазией человека, не успевшего примириться с потерей своей семьи.
      Она узнала Кинолу и опросила:
      - Ну, где же мой пращур?
      - Вот он!
      Кинолу подтолкнул меня к экрану.
      - О, так вот вы какой! - воскликнула она и уставилась на меня с таким откровенным любопытством, что я смутился.
      - Вот так же и вы, Александр Александрович, разглядывали бы современника грозного Аттилы, восставшего из гроба, - рассмеялся Кинолу и заторопился: - Ну, я пойду, а вы тут знакомьтесь, налаживайте родственные отношения.
      Елена Николаевна своей непринужденностью, теплотой и искренним интересом ко мне быстро растопила холодок первых минут знакомства. Мы разговорились. Через несколько минут я уже поделился с нею своими планами на будущее. Она задумалась.
      - Сколько вы еще пробудете в санатории?
      - Три месяца.
      - Вот что я вам посоветую, - сразу же перешла она к делу. - Возьмите университетский курс атомной физики профессора Сахарова. Это, на мой взгляд, лучший из учебников, которые сейчас есть. Кроме того, недавно вышли телевизионные записи лекций того же Сахарова. Такое сочетание очень удобно. Вы сможете, прослушав сначала лекцию по телевизору, проработать потом тот же материал по учебнику. Если же что покажется сложным, звоните мне, я всегда буду рада вам помочь.
      Мы долго говорили в этот вечер. Елена Николаевна рассказывала мне о своей семье. Ее муж, Ярослав Павлович, был астрономом и работал на Луне. Там были сооружены прекрасно оборудованные астрономические обсерватории. Почти полное отсутствие атмосферы на Луне облегчало наблюдения, поэтому можно было с величайшей точностью определять положение планет, комет и астероидов, предупреждать ракетопланы о возможных столкновениях с крупными метеоритами, сообщать о прохождении метеоритных роев, следить за точностью измерения времени, предсказывать магнитные бури - словом, вести важнейшие научные наблюдения и делать ту огромную вспомогательную работу, без которой нельзя было обойтись ни одной межпланетной экспедиции.
      Дочь Елены Николаевны, Аня, работала животноводом на одной австралийской ферме. Был у меня еще один прямой потомок, брат Елены Николаевны. Но он вместе с ее мужем находился на Луне.
      - С нетерпением буду ждать вашего приезда, - сказала Елена Николаевна, прощаясь.
      Я пообещал.
      - Но сначала съезжу хоть ненадолго в Москву. Очень хочется посмотреть, какою она стала теперь. Наверное, и не узнать.
      Разговор с Еленой Николаевной, ее горячая, энергичная поддержка сразу вселили в меня уверенность. На следующий же день Кинолу достал мне учебник и телевизионные лекции профессора Сахарова - тридцать небольших пластмассовых коробочек.
      - Приступайте, что же с вами поделаешь! Но только помните: работать не более трех-четырех часов в сутки и обязательно с перерывами.
      - Конечно, конечно! - заверил я его и, тут же вставив первую коробочку в телевизор, перенесся в большой лекционный зал университета.
      Профессор Сахаров читал вводную лекцию. Он рассказывал о бессмертном научном подвиге супругов Кюри, открывших радий и давших человечеству новый мощный источник энергии - атомное ядро. Неожиданно рядом с профессором на экране возникла маленькая светящаяся точка, через мгновение она превратилась в яркий шар, затмивший свет солнца. Шар быстро рос, обволакиваясь черной шапкой дыма и белыми сгустками конденсировавшихся водяных паров. Вслед за ним снизу медленно поднималось черное облако, а по земле неслась, поднимая пыль, взрывная волна чудовищной разрушительной силы. Она выворачивала деревья, дробила огромные камни, сметала многоэтажные дома, сеяла смерть на своем пути. В памяти проснулось что-то страшное, что хотелось забыть навсегда...
      - Это было первое, проклятое человечеством применение атомной энергии, - донесся голос Сахарова. - Вы видите перед собою снятый замедленной съемкой взрыв атомной бомбы... Но почти одновременно с изобретением бомбы люди нашли способ мирного использования атомной энергии.
      На экране появилось здание первой атомной электростанции, хорошо знакомой мне: когда-то я принимал участие в создании этой станции. Теперь она после ряда реконструкций была превращена в музей.
      - Вам, конечно, сейчас странно видеть такие громоздкие электростанции с огромными атомными котлами. Они вам кажутся неуклюжими и примитивными. Но это лишь первые шаги человека в обуздании атома. В то время человек напоминал того мальчика, который, выпустив из бутылки сказочного джинна, стоит, испуганный и беспомощный, боясь, что огромная, но слепая сила этого духа обратится против него самого. Но сила разума неизмеримо могущественнее силы физической, и глупые джинны всегда покоряются своему умному и хитрому освободителю. Могучий человеческий гений разрешил чрезвычайно сложную и важную проблему, найдя наиболее удобный и экономичный способ устранения опасности вредных излучений, неизбежно возникающих при ядерной реакции. И это сделало его подлинным властелином атома...
      Легко себе представить, с каким наслаждением прослушал я эту первую лекцию! Вероятно, то же самое почувствовал бы Бетховен, если бы к нему через десять лет полной глухоты вновь вернулся слух и он услышал бы свою гениальную музыку.
      С этого дня начались мои ежедневные занятия. Конечно, я занимался отнюдь не три часа в день, а все семь, а то и восемь.
      Однако с атомной физикой мне приходилось знакомиться не только по учебникам.
      Гуляя как-то по парку санатория, я услышал, что меня зовут откуда-то сверху. Я поднял голову и на крыше здания увидел моего партнера по теннису - Ионеску. Он стоял, облокотившись о перила, и махал мне рукой, приглашая подняться к нему. Быстроходный лифт доставил меня на крышу. Здесь, на площадке под навесом, стояло несколько странных машин, отдаленно напоминавших собой обычные кресла, закрытые прозрачными колпаками. По бокам у машин торчали два коротких блестящих крыла. Это были одноместные и двухместные орнитоптеры - летательные аппараты с машущими крыльями. У них не было ни пропеллеров, ни реактивных двигателей, они перемещались в воздухе подобно птицам или насекомым - за счет движения крыльев. Я уже не раз видел их в полете. Они стали одним из самых распространенных видов транспорта.
      - Я делаю профилактический осмотр своей "божьей коровки", - сказал Ионеску. - Хотите помочь мне?
      Я охотно согласился. Мы проверили один из блоков мотора.
      - Надо бы поставить новые шестерни, - сказал Ионеску. - Вы пока продолжайте разборку, а я мигом принесу новые.
      В его отсутствие я попытался добраться до рулевого привода, но мне мешала крышка, покрывавшая весь двигатель. Я поискал болты, крепившие ее к корпусу, - их не было. Заметив с одной стороны крышки выступ, я взял гаечный ключ и, пользуясь им как рычагом, поддел ее. Крышка не поддалась. Я навалился на ключ всем телом. В этот момент появился Ионеску.
      - Стойте! - закричал он вдруг не своим голосом. - Вы с ума сошли! Что вы делаете?!
      Я выронил ключ, не понимая, что случилось.
      - Хорошо, что я вовремя подоспел, - уже успокаиваясь, сказал он. - А то бы вы тут натворили дел!
      - Но ведь я только попробовал открыть крышку...
      - Крышку трансформаторной оболочки, - сказал он мне таким тоном, как будто этим разъяснил все.
      - А что такое трансформаторная оболочка? - спросил я.
      Я привык уже к роли маленького Почемучки, который, ничуть не смущаясь, без конца задает взрослым вопросы.
      - Как, вы не знаете? О, тогда придется вам рассказать, чтобы с вами не повторялись подобные курьезы.
      Прилаживая на место новые шестерни, он стал мне объяснять:
      - Под этой крышкой расположен атомный двигатель.
      - Такой маленький?! А как же вредные излучения, неизбежные при атомном распаде?
      - Их устраняет трансформаторная оболочка.
      - Она их задерживает?
      - Нет, здесь процесс сложнее. Я не специалист, поэтому смогу объяснить вам лишь схематично, что здесь происходит. Но, я думаю, вы поймете. Для человека наибольшую опасность представляют незаряженные частицы, возникающие при распаде атомного горючего, - нейтрон и гамма-частица. Если бы их удалось превратить в частицы, имеющие электрический заряд, то задержать их было бы просто. Такие "обратные" реакции были открыты лет восемь-десять тому назад. В трансформаторной оболочке нейтральные частицы превращаются в заряженные и потом улавливаются. Вам, конечно, интересно, как это делается. Но тут уж я вам не помощник.
      - Большое спасибо, - сказал я.
      - За что же? За скверное объяснение?
      - Нет, за то, что вы спасли меня от лучевой болезни.
      Я с опаской и уважением покосился на крышку. Под нею скрывалось одно из самых замечательных чудес техники двадцать второго века - портативный атомный двигатель, который вместе с окутывающей его трансформаторной оболочкой был не больше спортивного чемоданчика. Мне и без слов стало ясно, что появление такого маленького и вместе с тем очень мощного, надежного и неприхотливого двигателя явилось подлинной революцией в технике: его можно было поставить всюду, где только была нужда в каком-нибудь двигателе.
      Мне вспомнились атомные реакторы нашего времени: заключенные в огромные толщи свинца и бетона, они могли быть использованы лишь на океанских лайнерах, а лучшие образцы их с трудом можно было втиснуть в крупные подводные лодки.
      Но что меня особенно поразило, так это кибернетика. Пожалуй, если бы от меня потребовалось коротко определить главное в технике двадцать второго века, то я, не задумываясь, назвал бы две вещи: атом и кибернетику. Это определение не было бы, конечно, исчерпывающим, но зато наглядно отражало бы главное содержание техники этих дней.
      Кибернетика! Как часто потом мне приходилось сталкиваться с этим едва начавшим распространяться в наши дни словом. Без кибернетических машин, во многом подражавшим человеческим действиям, в современном производстве просто нельзя было обойтись, как в наши дни немыслимо было обойтись без электричества. Они стали венцом автоматики, ее триумфом. Они высвободили из производства целые армии людей, заменив их на всех тех операциях, которые можно было производить без участия человека.
      Но машина, какой бы "умной" и совершенной она ни была, всегда остается лишь машиной, неспособной к самостоятельному творчеству. Творчество - это то поле деятельности, где человека никогда не заменят никакая сверхсовершенная машина.
      3. ЭЛЕКТРОН НЕИСЧЕРПАЕМ
      Спустя два с половиной месяца я с удовлетворением сообщил Елене Николаевне, что проштудировал курс атомной физики.
      - Теперь выполняйте свое слово, - сказал я.
      - Какое?
      - Вы обещали рассказать мне о своей работе.
      - Обещала, я помню. Но сначала давайте вот как сделаем. Журнал "Атомная физика" печатал регулярные отчеты о нашей работе. Там есть и несколько больших статей, написанных сотрудниками чашей лаборатории. Прочтите сначала все это. А потом уже мы с вами поговорим.
      Я прочитал статьи о работе их лаборатории и был поражен грандиозностью проблемы, которую взялись решать эти люди.
      Миллиарды лет непрерывно льются на Землю солнечные лучи. Они приносят с собой тепло и свет, а с ними и жизнь. Они дают жизнь всему сущему на Земле, начиная от невидимых глазом бактерий и кончая человеком. Без животворных лучей солнца наша планета была бы мертва и пустынна. Могильный покой, невообразимая тишина, лишь изредка нарушаемая глухим звуком падения метеоритов, царили бы на ее поверхности.
      Но солнце слепо раздает свои дары. Его лучи скользят по полюсам нашей планеты, не в силах растопить гигантские пласты векового льда. Огромные пространства, занятые ледяными пустынями, долгое время так и оставались пустынями.
      На пороге третьего тысячелетия человек заговорил о том, чтобы улучшить климат в северном полушарии. Но осуществить свою мечту люди смогли лишь тогда, когда стало возможным вести хозяйство Земли в интересах всех народов. Построив гигантские плотины и повернув морские течения, люди улучшили климат северных районов Европы, Азии и Америки...
      Антарктида - еще одна огромная ледяная пустыня. Занятые грандиозными преобразованиями в северном полушарии, люди временно как бы забыли об этом "белом пятне" на карте мира. Но вскоре Антарктида потребовала от людей пристального внимания к себе.
      Через несколько лет после растопления льдов в северном полушарии было обнаружено, что слой льда на Антарктиде из года в год увеличивается.
      Уровень Мирового океана, немного поднявшийся в период таяния льдов в северном полушарии, теперь снова упал. По всей видимости, испарявшиеся с поверхности океана воды конденсировались в новые слои льда на южном материке.
      Некоторые предварительные работы ученых говорили о том, что дальнейшее оледенение шестого материка грозит серьезными последствиями. Появились опасения, что в результате образования на Южном полюсе огромных масс льда может измениться наклон земной оси.
      Перед учеными мира возникла задача: растопив вновь образовавшиеся наслоения льда, приостановить оледенение Антарктиды.
      Группа ученых Торитаунского института атомной физики выдвинула смелую идею: создать искусственное солнце, которое, находясь на расстоянии трехсот-пятисот километров от Земли, излучало бы энергию, достаточную для того, чтобы приостановить новое оледенение Антарктиды.
      Возглавила работу ученых Елена Николаевна.
      Было ясно, что в недрах микросолнца должны были протекать мощные термоядерные реакции, подобные тем, которые происходят в таинственных глубинах настоящего солнца. Только с помощью таких циклических превращений можно было бы обеспечить длительное существование микросолнца и получить необходимое количество света и тепла. Но это были лишь отправные предпосылки. С самого начала работы перед учеными встал вопрос: как обеспечить устойчивость искусственного микросолнца?
      Настоящее солнце не "крошится", не разлетается на части в результате того, что все силы, действующие на него, уравновешиваются. С одной стороны, находящееся под огромным давлением газовое вещество, из которого состоит солнце, стремится расширяться. С другой стороны, этой страшной разрушающей силе противодействует сила тяжести самих газов. Поэтому в течение многих миллиардов, лет солнце существовало и будет существовать, имея устойчивую форму шара.
      Каким же способом сделать устойчивым искусственное солнце? Если внутри него будут происходить обычные термоядерные реакции, то за сотые доли секунды там возникнут огромные давления и температуры, то есть появится разрушающая сила, стремящаяся разорвать микросолнце на клочки. Следовательно, в результате простого термоядерного взрыва микросолнце не может быть создано.
      Как же найти противодействующую силу? Вес микросолнца будет сравнительно невелик, поэтому сила тяжести, которая спасает от разрушения настоящее солнце, здесь окажется недостаточной. Никакая, даже самая прочная оболочка, если ею окружить микросолнце, не выдержит колоссального давления.
      "Найти сдерживающую силу!" - вот задача, которую в первую очередь должна была решить группа Елены Николаевны.
      Прошли годы упорных поисков и многочисленных, порой очень опасных опытов. Много раз казалось, что выход уже найден, что проблема в основном решена, но более тщательное исследование сводило на нет всю предыдущую работу. И все же каждый отрицательный результат подводил все ближе и ближе к решению этого необычайно сложного вопроса.
      Однажды - это было два года назад - Елене Николаевне удалось искусственно создать в одной новой, очень сложной термоядерной реакции, протекавшей при температуре свыше четырехсот миллионов градусов, совершенно неизвестную атомную частицу. Она обладала чрезвычайно интересными свойствами: ее заряд был отрицательным и в сотни миллионов раз превосходил заряд обычного электрона; масса же отрицательной частицы была в сотни раз больше массы протона. Просуществовав менее секунды, частица исчезла, но точнейшая измерительная аппаратура успела зафиксировать ее существование. Опыт удалось повторить еще три раза.
      Открытие Елены Николаевны заинтересовало всех ученых, работающих в области атомной физики. Изучение свойств новой атомной частицы, названной термоэлектроном, было сопряжено с величайшими трудностями. Для получения термоэлектрона требовалось очень точное соблюдение условий реакции и, что самое главное, сверхвысокие температуры, специальные подземные камеры, охлаждаемые потоками жидкого гелия, и уникальные измерительные приборы, которые от высокой температуры часто выходили из строя. Все это чрезвычайно тормозило экспериментальное исследование свойств термоэлектрона. Одновременно торитаунские ученые пытались теоретически доказать возможность длительного существования открытой Еленой Николаевной атомной частицы.
      Прошло полгода, и Виктор Платонов, один из ведущих ученых группы Елены Николаевны, доказал, что при определенных условиях термоэлектрон притягивает к себе множество положительно заряженных ядер атомов, потерявших из-за высокой температуры свои электронные оболочки. Эти ядра, словно электроны в обычном атоме, начинают вращаться вокруг термоэлектрона по сложным орбитам. Таким образом, возникает сложный атом, в центре которого находится отрицательный термоэлектрон, а по орбитам вращаются положительные ядра - остатки обычных атомов.
      Работа Виктора Платонова, опубликованная в журнале "Атомная физика", наделала много шуму в ученом мире. Обратная модель атома! В центре атома отрицательный заряд! Уже казалось возможным создание нового вещества, состоящего из атомов с атомным номером настолько большим, что ему не находилось места в таблице Менделеева. Какими свойствами будет обладать вещество, созданное из таких атомов? Чем оно будет отличаться от известных нам веществ?
      ...Задавались вопросы, выдвигались смелые гипотезы, ученые трудились не покладая рук, а в это время в далекой Антарктиде ледяной щит миллиметр за миллиметром, незаметно для глаза, но безостановочно и непрерывно рос...
      Прошло еще несколько месяцев, и с новой теоретической работой выступил Чжу Фанши.
      Он убедительно показал возможность осуществления новой ядерной реакции, при которой миллионы термоэлектронов должны образовать очень сложные соединения - "политермоэлектроны", как он их назвал.