Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Выверить прицел

ModernLib.Net / История / Саббато Хаим / Выверить прицел - Чтение (стр. 8)
Автор: Саббато Хаим
Жанр: История

 

 


Мы должны их остановить. Мы можем их остановить. У нас нет выхода. Долго раздумывать над этим времени не было. Мы поднялись на лучшую позицию. Сейчас мы их видим. Еше несколько наших танков сделали то же. Положение улучшилось. Мы получили сообщение, что несколько сирийских танков уже подбиты. Ханан передает, что видит танки, которые пытаются уйти. Два грузовика повернули назад. По-видимому, это грузовики с боеприпасами, которые следовали за танками. Мы тоже поразили две цели. Кажется, мы их одолеваем. Слава Богу. После войны нам стало известно, что в тот день мы отразили последнюю сирийскую атаку на этом участке. Продолжаем стрелять. Ханан передает, что Синдиана стала долиной смерти для сирийских танков. Вообще для всего, что двигалось, включая их грузовики с боеприпасами и другие средства передвижения. Все было сожжено. Несколько танков - они скрывались под деревьями и не были нами замечены - начали отступать, и за ними потянулось облако пыли. Их подбили тоже.
      Мы еще не успели переварить происшедшее, как поступил новый приказ: идти на Хушние. По проселочной дороге, которая отходила от шоссе Йосифон и называлась "катакомба". Мы следовали за танком Данона. Рами передал, что наша колонна состоит из десяти танков. Серьезная боевая сила. Данон шел первым и очень быстро. Мы же, наоборот, медленно, из-за неисправной коробки передач. На четвертой скорости мотор вообще останавливался, поэтому весь путь я шел на третьей - медленно, но, по крайней мере, не застревая. Перед нами был танк Хагая - командира роты "ламед". Данон все время просил по рации, чтобы мы его догнали. "Что с вами? - спрашивал. - Я наткнулся на крупные силы противника. Я против них один. Подходите же!" - "Еще немного, и мы прибудем, - отвечали мы. - Мы уже близко".
      Не объяснять же ему, что у нас не в порядке коробка передач, что заклинивает рычаг. Мы идем в самом хвосте. Впереди Хагай, за ним - все остальные. Идем по дну ущелья. И вдруг танк Хагая озаряет вспышка. Мы все ее видим. Но что произошло, не знаем. Боимся, что его подбили, но еще надеемся, что это стрелял он сам. Рами кричит по рации: "Хагай! Хагай! Прием. Хагай, прием! Хагай! Хагай!" Ответа нет. Напряжение усилилось. Из танка, который шел следом за ним, передали, что у Хагая прямое попадание в башню с левой стороны. Они пытаются до него добраться. Ханан обнаружил к востоку от дороги противотанковое орудие, прижатое к руслу высохшего ручья - вади, хорошо укрытое и хорошо защищенное: его трудно вывести из строя. А оно между тем способно подбить каждый танк, который попытается пересечь вади. Отходим назад искать другой путь. Данон снова спрашивает: "Почему вас еще нет? Что случилось? Скорее же! Я один!" Нахман кричит: "Сирийские танки!" Он обнаружил три танка восточнее ущелья над его ответвлением. Ханан среагировал быстро, и Нахман выстрелил быстро. Идущий перед нами танк выстрелил с нами одновременно. Попали. Но танк Хагая застрял, мы все стоим за ним, а пересечь вади нет никакой возможности из-за противотанковой пушки. И другого пути вперед тоже нет.
      Я предложил Рами такой план: я и кто-нибудь еще, вдвоем, взберемся на холм с пулеметом и гранатами. Я же в прошлом пехотинец, на это и тренирован. Оттуда, с холма, я поведу бой против их расчета, а в это время наша колонна пересечет вади. Рами не ответил. Почему он не отнесся к этому серьезно? Мое предложение кажется таким логичным. Тем более что Данон ждет нас. Я снова говорю Рами об этом. Он не отвечает. Обидно, что не отвечает. Я начинаю на него давить. Понимаю, что танкисту трудно мыслить категориями пехоты. В конце концов он сказал, что предложение ему не нравится. Я промолчал. Он командир. Может быть, он боится оставить танк без водителя? Но ведь так важно идти на подкрепление к Данону. Против него сосредоточен враг. У Рами другая идея: он знает место недалеко от Синдианы, где можно незамеченными перебраться через вади. Правда, дорога туда трудная. Мы двинулись. За нами еще два танка. Вот здесь, недалеко от рощи, мы и будем переходить. Высохшее русло потока довольно широкое, намного шире, чем раньше. Но едва лишь мы спустились в лощину, как по нам открыли огонь. Видно, где-то еще оставались сирийские танки, о которых мы не знали. Рами вынужден высунуть голову наружу, чтобы указывать мне дорогу. По нам лупят пулеметными очередями, мы слышим, как пули бьют по броне. Рами стоит, высунув голову. У него нет выхода. Снова вокруг рвутся снаряды. Непонятно, что стреляет: противотанковая пушка или танки. Невозможно также определить, откуда стреляют. Я жму на газ до предела. Данон умоляет: "Скорее же!" Мы спускаемся по базальтовым террасам "вприпрыжку", как по лестнице многоэтажного дома, под градом пулеметных очередей. Наконец достигаем южного ответвления лощины и входим под защиту ее стены. Обстрел прекратился. Неужели мы все-таки пересекли русло? Вышли из-под огня? И снова мои губы шепчут эти слова из арвит: "...сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги".
      Но повреждена внутренняя связь, и не действует электропривод поворотного устройства башни. Уже четыре часа. Докладываем Данону, что возвращаемся в Алику. Я заглушил мотор и сейчас никак не могу его завести. К счастью, нам предстоит спуск. Мотор заработал, и я его больше не выключал.
      Поскольку нет внутренней связи, Рами руководит движением, сидя на крыле танка, в каске, держа наготове "узи" на боевом взводе, со снятым предохранителем. Вполне можно наткнуться за какой-нибудь террасой на сирийского солдата.
      На всем обратном пути в Алику мы видели подбитые сегодня вражеские танки. Вот мостовой танк с расколотым надвое мостовым устройством. Мы знаем, что могло случиться, если бы мы их не остановили. Целый батальон танков прошел бы по этому мосту через Иордан на Тверию.
      Вся местность усыпана кусками обгоревшей брони и стали. Стоят подбитые, сожженные грузовики, джипы, танки Т-54, Т-55. Ханан возле каждого останавливался: искал живых. Одни трупы. Он взволнован и потрясен. "Творец! Сколько смерти, сколько мучений, сколько страдания в Твоем мире!"
      Слушая Эльханана, я вспомнил один мидраш: "Когда Господь, Благословен Он, создал первого человека, Он поместил его в райском саду и показал ему все деревья, что в нем росли. И сказал ему: посмотри, как прекрасны они и сколь искусно сделаны. Все это Я сотворил для тебя. Постарайся же не портить и не разрушать Мой мир, ведь если испортишь - его некому будет исправить..."
      Эльханан продолжал:
      "...Потом мы увидели наши танки. Ханан и Рами поднимались на каждый в поисках раненых. Раненых они не нашли, но возвратились в шоке от того, что видели. На этот раз они ничего не рассказывали, нам ведь еще предстояло воевать. Но мы все прочли на их лицах. И в потухших глазах Ханана, до того всегда излучавших свет.
      К вечеру пришли в Алику. Для меня закончился второй день войны. Эти дни были слишком долгими. Какое счастье, что танки не могут воевать ночью. Ни у нас, ни у них нет средств для ведения ночного боя. Ханан пошел в мастерскую искать электрика. Все смертельно устали и к тому же очень голодны. Еще нужно заново загрузить танк снарядами и прочими боеприпасами. Рами отправился за ними и за горючим. Нужна была также вода. Доставка продолжалась долго, грузовики приезжали с разными грузами. Времени на отдых не было. Наконец пришел грузовик со снарядами. Нам не впервые пришлось загружать снарядами целый танк. Но сегодня мы очень устали, а прибывшие ящики были очень старыми, я открывал их с трудом. Настолько был вымотан, что не хватало сил действовать аккуратно; ящики и снаряды упали на меня, и я поранился. К тому же металлические скобы порезали мне ладони, по рукам текла кровь.
      Время уже после полуночи. Нам сообщили, что в лагере Ицхак формируется новое танковое соединение. Мы прибыли туда. Ханан пошел выяснять, кто командир и каков план на завтра. Я открыл банку с едой, даже не взглянув, что на ней написано: мясо, кукуруза или просто компот. Зачерпнул ложкой смесь, которая там была, положил в рот и не почувствовал никакого вкуса. Не смог проглотить более двух ложек.
      Во вторник нас разбудили в темноте, еще не было четырех. Через полчаса все соединение было готово. Вышли в строгом порядке, без огней, не зажигая даже задний свет.
      Идти трудно, местность незнакомая. Иду впритык к танку, который впереди меня. Во главе колонны, на джипе, разведка. Указывает дорогу. Соединением снова командует Данон..."
      - Когда Данон вернулся в лагерь Ицхак? - спросил следователь.
      - Не знаю, - отвечал Эльханан. - Не надо забывать, что в первые дни войны бои велись на небольшом участке Голан, расстояния были короткими. Каждую ночь силы стягивались к лагерю Ицхак или Суфа для перегруппировки на завтра.
      "...Во вторник настроение резко улучшилось, хотя продвигаться трудно. Но мы организованны, соблюдаем порядок. Как раз этому нас обучали.
      В пути колонна несколько раз останавливалась, но вот мы наконец на месте. В Синдиане. Заняли позицию. Ханан объяснил, что предполагается устроить сирийцам засаду на рассвете: они готовят контратаку в направлении Нафаха. Мы дожидаемся момента, когда начнет светлеть восток. Позиция у нас хорошая, на покатом холме, где растут деревья и стоят несколько давно заброшенных развалюх. Все наше соединение занимает два смежных холма. Танк Данона справа от нас, рядом - еще два танка, с которых ведется наблюдение. Видимость плохая. Утренний туман еще не рассеялся, но восходящее солнце уже снова светит в нашу сторону. Ханан стоит на башне, пытаясь что-нибудь разглядеть. Рами решил поменять позицию. Но и отсюда видно плохо. Пришло предупреждение по связи, что сирийцев засекли, но они еще на далеком от нас расстоянии. Такое ощущение, что на этот раз мы готовы. Мы ждем, чтобы они приблизились, вышли на прямую наводку. Ход предстоящего сражения выглядит обнадеживающе.
      Наши танки от них скрыты, да еще фактор внезапности. Плохо, что мы опять стоим против солнца. Густое облако пыли выдает продвижение сирийских танков. По связи передали, что они уже пришли в Эйн-Варду. Дан четкий приказ: не стрелять, пока они не приблизятся на короткую дистанцию, чтобы бить наверняка. Все время поступают донесения об их точном местоположении. И вдруг!
      Данон - безо всякого предупреждения - открывает огонь. Что-то непредвиденное вторглось в первоначальный план. Потом мы узнали, что их обнаружило и атаковало другое наше подразделение. Поэтому Данон и стал по ним стрелять. Сирийцы сориентировались быстро и заняли оборонительную позицию. Мы понимали, что тоже должны открыть огонь, но не могли определить цель, потому что пока нам не было их видно. А стрелять вслепую бессмысленно и может повредить нашему плану. Но тут Данон сообщил о попадании, сирийцы открыли ответный огонь, и по вспышкам мы определили их местоположение. Нахман выстрелил, скорректировал наводку и вторым снарядом попал в цель. Снова мы под огнем, и снова снаряды ложатся рядом с нами. Снова шепчут мои губы: "...сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги". Снаряд угодил прямо в пушку танка, что стоял неподалеку от нас. Он дает задний ход. Следующий снаряд может попасть в нас. Быстрее! Мы меняем позицию. По линии связи передают, что мы их бьем. Много попаданий. Их движение приостановлено. И они больше не стреляют. Но это всего лишь минута. Минута тишины. К ним прибыло подкрепление. Они снова открыли огонь. А я уже было подумал, что этот бой мы выиграли. Оказалось, однако, что скопление сил против нас гораздо большее, чем мы предполагали. Нахман продолжает стрелять, руководствуясь в основном вспышками их выстрелов. Снова снаряды рвутся близко, и снова мы меняем позицию. Фактор внезапности нами утерян, а их позиция лучше нашей. Мы стоим против солнца..."
      Я слушал Эльханана и вспоминал, как я молился о том, чтобы хоть на минуту скрылось солнце.
      "Рами крикнул: "Водитель! Назад!" Я решил, что нас подбили. Но нет. Снаряд разорвался рядом. "...Сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги". Рами легко ранен в щеку. Ему трудно говорить. Ханан перевязывает рану. Еще один наш танк загорелся. Вытаскиваем из него раненых. У нас не работает поворотное устройство башни. Как дальше стрелять? Рами почти ничего не может произнести. Ханан принимает команду и занимает место Рами. Докладывает Данону, что башня танка вышла из строя. В это время по линии связи идут переговоры об эвакуации раненых. Дело непростое, опасное, надо пересечь открытую местность. Ищут тех, кто может это сделать. Поскольку наш танк стал к бою негоден, Данон приказывает Ханану подобрать раненых, идти в Алику, починить танк и как можно скорее возвращаться. У него остался всего один танк. Каковы сила и мужество этого человека! Я подумал тогда, узнает ли кто-нибудь об этих людях и о том, что они сделали? Мы двинулись. Ханан часто меня останавливал, чтобы "не засветиться" в этом опасном месте. Спрыгивал с танка, подбирал раненых и тащил к нам. Один был ранен очень тяжело - в живот и обе ноги. Ханан принес его на плечах. Молчал. Мы пробовали внести его внутрь, не получилось. Уложили на броне. Раненый не издавал ни звука. Ханан ушел снова, а мы тем временем освободили внутри места для раненых. Быстро пошли на Алику. По дороге встретились два танка. Мы не знали, откуда они и куда направляются. Надеялись, что к Данону. Ему так нужен сейчас каждый танк.
      В Алике мы начали вытаскивать раненых и не сразу поняли, что происходит вокруг. Говорившие по-французски люди с разного вида камерами окружили танк, фотографируя его и раненых со всех мыслимых ракурсов. Один почти уселся на раненого верхом, чтобы получить нужный снимок. Мы не понимали, кто эти люди и что им нужно. Нам помогала выносить раненых лагерная обслуга, пожилые люди. Они смотрели на нас как на героев. Не хотелось говорить им, сколько раз я чувствовал полную свою беспомощность, когда кругом рвались снаряды, а я не мог справиться с коробкой передач. Ханан побежал за ремонтниками. Упирая на то, что время сейчас критическое, он привел с собой двух танкистов, чтобы сменили Рами и Нахмана. Они сказали, что служат в 188-м полку. Их полк понес огромные потери в Йом-Кипур. В первый день войны он один сдерживал сирийские танки на южном направлении Голанских высот. Эти ребята выглядели совершенно подавленными. Кто знает, через что им пришлось пройти. Мы не спрашивали. Починили танк, запаслись боеприпасами, горючим и сменили пулемет, пострадавший, когда в башню ударил крупный осколок.
      Ханан пошел к заместителю командира полка доложить, что мы возвращаемся к Данону. Замкомполка Леви из Бет а-Шита, абсолютно спокойный, стоял возле джипа и принимал по рации какое-то донесение. Он сделал нам знак подождать. Мы знали, что нас ждет Данон, что положение у него тяжелое, и не хотели задерживаться.
      Замкомполка тихо сказал Ханану: "Вы остаетесь здесь". Немного помолчал и добавил: "Вертолеты сирийских коммандос только что приземлились у перекрестка Нафах. Некому оборонять лагерь. Все танки, которые могли хоть как-то двигаться, я отправил в помощь Данону. Ваш танк сейчас здесь единственный исправный танк. Вы мне нужны. Оставайтесь на своих местах". Слух о десанте распространился быстро. О нем слышали все, у кого работала связь. Доносили о двух вертолетах. Кто-то передавал, что даже видел, как из них высаживаются солдаты. Другой говорил, что они идут к Нафаху..."
      Я сидел и слушал рассказ Эльханана о вертолетах сирийских коммандос, которые приземлились утром во вторник у перекрестка Нафах. Рядом с нами. Я едва не вскочил с места и не вмешался, хотел сказать: "Да, да! Я их видел! Видел, как они выпрыгивают из вертолетов прямо напротив нас. Но их в ту же минуту уничтожили". Я промолчал. В конце концов, главное я теперь знаю: это мне не померещилось.
      Эльханан:
      "...В лагере были в основном штабные. Все в напряжении и беспокойстве: кто их защитит? Замкомполка держался здорово. Стоял, прислонясь к джипу, и отдавал распоряжения. Мы услышали самолеты. Высоко над нами, описывая в небе широкую дугу, летел МИГ. Кто-то сказал, что он, видимо, защищает те вертолеты. Но тут прилетел наш самолет, и завязался воздушный бой. Какой-то из двух истребителей стал падать. Непонятно чей. Раскрылся парашют. Летчик повис - один - между небом и землей. Между жизнью и смертью. Молимся за него. Еще один МИГ показался из-за холмов. Люди нервничают. Я понимаю: это означает, что мы еще не окончательно остановили сирийцев.
      Вызвав Ханана, замкомполка приказывает ему идти на помощь к Данону. Сирийские коммандос уничтожены, говорит он. На этот раз мы идем быстро и вместе с еще одним танком. Прибыли в Синдиану. Положение там не из легких. Несмотря на прибывшее еще до нас подкрепление, сирийский напор не ослабевает.
      Как раз сейчас они предпринимают контратаку. Я вижу танк Данона, стреляющий без передышки. Мы занимаем позицию недалеко от танка заместителя командира роты. И тут этот танк подбивают. Командир выпрыгивает из него и переходит к нам. Наш заряжающий сошел и дал место Ханану. Замкомроты теперь наш командир. Получаем приказ двигаться вперёд, потому что сирийская контратака захлебнулась и стрельба поутихла. Некоторые их танки начали отступать. Теперь в атаку идут наши силы. Заходим с запада, с их правого фланга. Пока все тихо, но уже начало темнеть, и местность трудна. Огромные валуны. Нам приказывают осуществить штурм-бросок на Рамтание. Наше продвижение едва ли можно назвать "броском". Мы в основном по этим камням ползем. Вступает в действие их артиллерия. Откуда? Кто нас обнаружил? И опять стреляют танки, опять снаряды ложатся вокруг нас, и наш танк опять в своем репертуаре: заглох мотор. Я высвободил тормоз, и танк завелся. Данон кричит: "Рассредоточиться! Идти вперед! Подавить все цели, все огневые точки, которые ведут по нам стрельбу!" Но наш командир никаких целей не видит. Может, это потому, что мы находимся позади. Данон повторяет свой приказ снова и снова. Место нехорошее. Вокруг беспрестанно свистят пули. Уже почти стемнело. Ничего не видно. Данон приказывает повернуть назад. Нельзя атаковать в темноте. Жаль, конечно. Наши силы подошли достаточно близко к сирийцам. Они продолжают по нам стрелять. Назад идти тоже трудно.
      Впереди у нас снова ночь перегруппировки сил. Закончился еще один день войны - вторник..."
      Эльханан замолчал. Он не стал рассказывать дальше. О прорыве на Хан-Арнабе, о боях за Кфар-Насаж и Халас. И еще очень и очень много о чем он бы мог рассказать.
      Судный День, Йом-Кипур, пришелся в этот раз на Субботу. На его исходе, на исходе Субботы, наш полк поднялся на Голаны и воевал там всю неделю вплоть до вечера Субботы в праздник Суккот. Мы сдерживали натиск сирийцев до среды. А в четверг мы осуществили прорыв в сирийский анклав. Но об этом, и о Хан-Арнабе, и об иракских танках им расскажет Шломо. В первые дни войны он со своим неисправным танком стоял у моста Бнот-Яаков.
      Эльханан встал и пересел ко мне. Офицеры открыли свои папки и писали, писали.
      Я слушал все, что говорил Эльханан. Прояснились многие вещи, которые были для меня загадкой. Но того, о чем надеялся услышать, того не услышал.
      ЙУД
      Встал Шломо. На голове - белая вязаная кипа, подарок молодой жены к свадьбе. Они поженились за месяц до войны. Из-под рубашки аккуратно свисают белые цицит. Глаза блестят, и губы всегда готовы растянуться в улыбке. Шломо будет рассказывать, как прошел для него день прорыва в сирийский анклав. Он был наводчиком у Вагмана, командира батальона.
      Я уже слышал про иракский полк, про то, что Шломо первым обнаружил их танки и подбил семь из них - один, - пока не подоспели наши, но подробностей не знал. Сейчас узнаю. В свой рассказ он привычно вплетал стихи из Писания, и получалось так, словно и они являются частью повествования. Он начал с того, что заявил трем сидящим против него офицерам:
      - Так как сейчас я в первый раз говорю о том, что произошло с нами на этой войне, вначале я хочу возблагодарить Всевышнего, пастыря моего, согласно написанному: "Господи, открой уста мои, и язык мой возвестит хвалу Тебе"42. С вашего позволения, я прочту несколько стихов из книги Псалмов.
      Шломо вынул из кармана гимнастерки маленькую книжицу Псалмов в пластиковой обертке, которую всегда носил с собой вместе с карточкой военнопленного и перевязочным пакетом. Он раскрыл ее и прочитал медленно и с выражением, сосредоточиваясь на каждом слове, как в молитве:
      "Псалом Асафа.
      Зачем, Боже, ты оставил навсегда, возгорелся гнев Твой на паству Твою!
      Вспомни общину Свою, издревле приобрел Ты, спас Ты племя наследия Своего, эту гору Сион, на которой Ты пребываешь.
      Подними стопы Свои на развалины вечные, на все, что разрушил враг в святилище.
      Рычали враги Твои в собраниях Твоих, символами сделали знаки свои.
      Подобно топору, занесенному над древесными зарослями.
      И ныне резьбу молотом и топором отбивают. Предали огню святилище Твое, до земли осквернили обитель Имени Твоего.
      Сказали в сердце своем: уничтожим их вместе; сожгли все собрания Божие в земле.
      Знаков наших не видим мы, нет более пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе
      Доколе, Боже, будет поносить враг, вечно ли будет противник хулить имя Твое?
      Почему отвращаешь Ты руку Свою и десницу Свою? Из среды недр Своих порази!
      Боже, Царь мой издревле, творящий спасение посреди земли"43.
      Шломо закрыл книгу, спрятал в карман рубашки и продолжил:
      "Сейчас нет пророков, которые могли бы объяснить, какую весть передают нам свыше, хотя мне ясно, что нам что-то говорят, и мы должны понять это сами.
      Об этом сказал царь Давид в псалме: "Рычали враги Твои в собраниях Твоих, символами сделали знаки свои... Сожгли все собрания Божие в земле".
      Эта война велась в святые времена. Ее начало пришлось на Йом-Кипур, а прорыв в сирийский анклав мы совершили в Суккот. Тогда, на исходе Судного Дня, в душе еще звучали строфы молитв о прощении и напевы покаянных признаний. А в Суккот со мной были слова молитв о спасении и стихи во славу Всевышнего. Когда мы сидели в сукке в Алике, перед тем, как пойти в прорыв, мне подумалось: "И простри над нами шатер мира Твоего". А когда мы воздели лулавы, я вспомнил слова мудрецов: "В заслугу того, что исполняют евреи написанное: "И возьмите себе в первый день плод дерева красивого..."44, победят они Эсава, названного "первым": "И вышел первый, красный..."45
      В ночь Суккот мы начали подготовку к прорыву.
      Все танки, которые еще остались у полка, и все танкисты, прошедшие Нафах и каменоломню и там уцелевшие, собрались в Алике. Наш танк в этих боях не был: ни там, ни сям. Он застрял по дороге. Только вечером в понедельник мы пришли в Нафах и увидели, что там произошло. В ту ночь в Алике ремонтники работали без отдыха, трудясь во всю мочь: чинили танки. А наш экипаж загружал в них снаряды и заправлял горючим. В воронке из-под минометного снаряда Адир устроил сукку и попросил меня ее проверить. Сукка отвечала всем требованиям закона. Правильных размеров, навес устроен из ветвей эвкалипта, выросшего из земли и не принимающего нечистоту. Чего же ей не хватало? Только одного: чтобы кто-нибудь из народа Израиля пришел, и освятил ее, и произнес благословение, и устроил праздничную трапезу - тогда пребудет в ней Шхина. Сказали мудрецы, что заповедь пребывания в сукке подобна заповеди заселения Эрец-Исраэль, и хотя нет тому доказательства, намек на то есть в Псалмах: "И была в Шалеме сукка Его и в Ционе Его обитель"46. И в сукке, и в Земле Израиля человек окружен святостью. И в обоих случаях заповедь состоит в том, чтобы войти и поселиться там, есть, пить, и спать, и заниматься своими делами. Так и в Земле Израиля: тот, кто живёт в ней и ходит по ней, сажает деревья и выполняет свою работу, - исполняет он этим заповедь. Сказал один из великих: "Обе заповеди исполняют всем телом". И добавил: "Даже сандалиями и сапогами".
      И я пошел и принес из танка бутылку вина.
      Я раздобыл вино у офицера военного раввината, который в Нафахе раздавал солдатам Танах и книжечки Псалмов. Я взял книги и несколько бутылок вина.
      Одна из них потом разбилась по дороге на Хан-Арнабе, на остальное вино мы произносили кидуш в Субботы и праздники.
      Экипаж за экипажем заходили в сукку и произносили благословения. Каждый экипаж отдельно, неся с собой весь груз происшедшего. Я произнес праздничный кидуш: "Ты избрал нас из всех народов и выделил из всех языков, и освятил нас заповедями Своими". Мне вспомнилась хасидская мелодия, сопровождавшая кидуш в отцовском доме, и я напевал ее про себя. Первый день Суккот. "И будешь радоваться в свои праздники", - говорит Тора, а я здесь один. "Первый год посвяти себя устройству дома твоего и радуй жену твою", - говорит Тора, а я здесь один. Мы поженились всего месяц назад.
      Сегодня был трудный день. Тяжелый бой у Рамтание. Бой, о котором упоминал Эльханан. Массированный обстрел из "базук". Мы тоже беспрерывно стреляли. Очень близко от танка, что стоял перед нами, разорвался снаряд. Танк быстро дал задний ход. Но он нас не видел и наехал прямо на наше крыло. "Подай вперед!" - изо всей силы крикнул Вагман командиру того танка. Когда он с нас слез, выяснилось, что повреждено управление. Все-таки пытаемся продвигаться вперед. И тут я слышу, как Вагман палит из "узи" очередь за очередью и кричит водителю, чтобы тот беспрерывно менял направление - то вправо, то влево. Оказалось, что какой-то сирийский солдат-пехотинец с двумя гранатами старается взобраться на наш танк, чтобы вступить с нами в бой. Он храбро и настойчиво шел против танка один и не оставлял своего намерения. Я не знаю, сколько времени все это продолжалось. Я сидел в своем отсеке наводчика. Был момент, когда ему почти удалось влезть на башню. В конце концов Вагман сказал тихо: "Я его убил".
      Дальше вести бой в плохо управляемом танке мы не могли. Тогда нам дали приказ эвакуировать раненых. Вагман бегал под огнем и притащил в танк пять человек. Мы наложили им повязки, напоили и отвезли в Нафах.
      Там, у пункта сбора раненых, я увидел стонущих на носилках людей и накрытые простынями тела убитых. Понял, что здесь происходило в последние дни. Тяжело. И тут мне была явлена милость: я увидел служебное помещение и зашел туда. На столе стоял телефон. Я машинально поднял трубку. Ответил телефонист. "Можно получить линию?" - так же бездумно спросил я. "Почему нет, - сказал он, - минуту". Невероятно! Отсюда - домой? Прямо с войны? Из этого ада? Домой? Я набрал номер. Жена взяла трубку. Слова застряли у меня в горле. Мы поженились за месяц до войны. "С праздником! - прокричал я в трубку. - Я в порядке. С праздником!"
      Я попросил у Вагмана разрешения переночевать в сукке. Он из кибуца Сдот-Ям и не очень-то понял смысл моей просьбы, но разрешил. Я заснул мгновенно, ни о чем не думая. Спустя два часа он меня разбудил и велел быстро перебираться в танк. Сирийская артиллерия обстреляла лагерь. Все должны быть на местах.
      Утром мы еще успели помолиться, взять в руки лулав и этрог. Этрог я привез еще из дома. Я всегда покупаю его до наступления Йом-Кипур: как знать, может, именно эта заповедь перевесит чашу весов в мою пользу. Говорили мудрецы наши, что человек должен всегда относиться к себе так, словно он наполовину виновен, наполовину оправдан. Так же и весь мир: наполовину виновен, наполовину оправдан. Выполняет человек одну заповедь, и чаша весов - и для него, и для всего мира - склоняется в сторону оправдания. Но не только это: этрог символизирует тех, у кого есть знание Торы и добрые дела, подобные запаху и вкусу. Кто-то из раввината принес пальмовую ветвь, мирт и иву, и мы произнесли благословение и склонили их на четыре стороны света, чтобы поставить преграду духу зла. Я представил себе синагогу и свитки Торы, мысленно обошел вокруг них, как положено, и произнес слова молитвы о спасении: "О, спаси нас! Ради Тебя, Бог наш, спаси нас! Ради Тебя, Избавитель наш, спаси народ Твой, и благослови удел Твой, и веди и храни народ Твой во веки веков!"
      В одиннадцать часов Вагман сказал, что до начала прорыва нам следует прибыть на место сбора. Мы двинулись в направлении горы Авиталь. Из всех, кто остался в полку, образовали четыре боевых соединения. В нашем было одиннадцать танков. Командиром назначили Саси, а Вагмана - его заместителем. Уже вовсю шла артподготовка, и авиация бомбила сирийские позиции. На этот раз атакуем мы. Наконец-то организованное наступление. Как описано в книгах. Как нас тренировали на учениях.
      В два часа дня передали приказ: идти на Кунейтру. Первыми шли танки другого полка нашей дивизии. Этот полк понес большие потери. В основном от противотанковых орудий. Мы были в прикрытии, и с нашей позиции было хорошо видно, как на главном направлении удара подбивают наши танки и они горят. В одном из них наводчиком был брат моей жены.
      Получен приказ командира нашего полка, Ори: идти на прорыв! По связи передали, что ранен Амос, командир одного из соединений. Все время слышим голос Ори, уверенно и спокойно отдающего команды.
      И вдруг он исчез. Молчание. Все в тревоге: что случилось? Мы шли за ним с первого дня. Но через несколько минут мы снова его услышали: "Я к вам вернулся. Пересел из командирского бронетранспортера в свой танк". Он не объяснил почему, но все и так поняли: бронетранспортер подбит, но он спасся.
      Во главе нашей колонны идет Саси. Идет быстро. У него новый "центурион", развивающий хорошую скорость. У нас "центурион" старого образца, работающий на бензине. Мы от него отстаем, а из-за нас - и все остальные танки. Саси торопит. Водитель увеличивает скорость, но тут не срабатывает управление, и мы проваливаемся в огромную яму. Орудие уперлось в ее край, в него набилось полно камней и земли. В последний момент я успел поднять ноги, чтобы их не защемило, - кошмар, который всегда преследует наводчика. Остальные танки прошли мимо нас и присоединились к Саси.
      Мы выбрались из ямы и двинулись вслед за ними. Пушка свернута на сторону. Неизвестно, можно ли вообще стрелять из пушки, в которой полно камней. Однако времени на сомнения у нас не было: стреляли в нас. Вагман приказал дать ответный залп. Я выстрелил и даже попал, но вместе с этим выстрелом сорвало треть ствола. Остались с "мини-стволом". Понятно, что я ни в кого больше попасть не мог, хотя и пытался. В башню набился порох. Пушка пришла в негодность. Перешли на пулеметы. Нас обстреливали из "базук" и ракетами. В таком виде дошли до Хан-Арнабе. Мы тогда думали, что серьезных сирийских бронетанковых сил уже не встретим, но и "базуки", и ракеты приводили к ощутимым потерям.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10