Белый слон

      - Ой, нет! - подружка в очках испуганно блеснула на меня своими диоптриями, метнулась к сейфу и, опять распахнув, начала как попало запихивать пухлые папки прямо поверх лоскутков. Папки грудой лежали на шатком столе без тумб и, по моему разумению, могли бы заполнить собой два таких сейфа.
      Красивая уже сидела за канцелярским столом - тем самым, который только что был постаментом для Хельги, - и возвращала на свои законные места канцелярские принадлежности, небрежно отодвинутые на край.
      Хельга шелестела одеждой за стеллажами.
      - Вы подсмотрели не самый большой секрет, - пошутила красивая. В шутке прозвучало, как минимум, два намёка - и ни один из них мне не понравился. Я вас слушаю. Вы не ОТТУДА?
      - Извините, сержант, нет. - Я усмехнулся. - Капитан резерва Тихомиров. Я тут совершенно случайно: ошибся дверью, сам себя запер. Если кабинет секретный, прошу прощения. Я ничего не видел и мечтаю выбраться. Вы меня отпустите?
      - Попытаемся, - красивая вздохнула с облегчением. - Это, увы, не так просто, как вам хотелось бы... Зина, мы отпустим капитана Тихомирова?
      - А он замки умеет чинить? - спросила подружка в очках. - Понимаете, господин капитан, у нас такой чокнутый замок, что если сам закрылся, то не откроешь. И наоборот. Ффу-у... - последний возглас относился к сейфу, дверцу которого она-таки сумела захлопнуть. Вся груда папок уместилась в его утробе, и только чуть выгнулась наружу боковая стенка из четырехмиллиметровой стали. У этой очкастой Зины просто исключительные способности... - Будете пробовать? - спросила очкастая Зина.
      - Часа два провозитесь, - пообещала красивая. - Или три.
      - И вы всегда так? - посочувствовал я. - По два-три часа?
      - А у нас удобства за стеллажами, - сообщила непосредственная Зина в очках.
      - Болтушка, - укоризненно произнесла красивая. - Ещё один секрет выдала! Теперь вся надежда на то, что господин капитан куда-нибудь спешит... Вы спешите куда-нибудь, господин капитан? - Она сделала мне красивые глаза.
      - Не так, чтобы очень, - вежливо соврал я.
      У неё действительно были красивые глаза. Но не зелёные чуть в синеву, а просто голубые. У моей Ники такие же, даже лучше... Я вдруг почувствовал угрызения совести - совершенно неосновательные. Ведь я не согрешил и не намеревался.
      Логика. Она слишком часто бывает бессильной, особенно в отношениях с любимой женщиной.
      - А замки умеете чинить? - опять настойчиво поинтересовалась Зина.
      - Тоже не очень, - опять соврал я и огляделся, ища, куда бы сесть. Сесть было некуда. Разве что на подоконник.
      - Тогда вам лучше подождать, пока сам откроется, - деловито посоветовала Зина. - Возьмите стул за стеллажами... Ой, нет, я сама принесу! - и убежала за стулом.
      - Вы умеете ждать, капитан? - спросила красивая.
      - Да, - решительно сказал я. И опять соврал.
      Мне почему-то стало наплевать на всё.
      Хельга за стеллажами перестала шелестеть и чем-то зазвенела - в Ашгабате так звенели монетки на столах у менял. Но это было давно, десять лет тому назад. Теперь и туда, говорят, добралась российская кредитная система...
      Появилась Зина со стулом.
      - Думаю, что скучать не придётся, - заявил я. - У вас тут полно секретов...
      - Уже почти не осталось: все тут! - Зина пнула сейф.
      - Зи-на! - раздельно проговорила красивая. - Забыла?
      - Это она мне позавчерашнего проснутика поминает, - объяснила Зина. Садитесь, господин капитан. Вот сюда, у стеночки, а то развалится. Это же был проснутик! - сказала она красивой. - Да ещё и парамуширец. Они же все чокнутые.
      - Парамуширцы? - спросил я, садясь у стеночки.
      - Да нет, проснутики!
      - Зи-на!
      - Представляете, господин капитан, приходим с обеда - а он уже три стеллажа перерыл и в четвёртом роется! Мы ему ещё утром сказали, что почти все их личные дела уже ТАМ, но ведь он же чокнутый!
      - Личные дела проснутиков? - удивился я. - Разве они военнообязанные?
      - Да нет, парамуширцев! Он совсем недавно заболел...
      - Зина, прекрати!
      - Ага, - сказал я. Становилось интересно.
      - Ой, а вы не парамуширец? - спохватилась Зина.
      - Парамуширец, - сознался я.
      - Тогда ваше личное дело ТАМ. Или тут, - она снова пнула сейф. - Но вечером ТАМ будет. Это последние, начиная с "Т".
      - Зина, я тебя уволю, - пообещала красивая.
      - Ой, а вы не проснутик? - опять спохватилась Зина.
      - Обижаете, Зина, - сказал я. - Разве похож?
      Зина серьезно оглядела меня; сначала сквозь очки, потом поверх стекол.
      - Вообще-то, нет, - резюмировала она. - Не похожи.
      - Проснутики редко бывают похожими на проснутиков, - назидательно сказала красивая.
      Назидание было адресовано Зине, но и я почувствовал себя как на иголках. Впрочем, я умею владеть лицом. У меня была неплохая школа.
      - Значит, начиная с "Т", и далее - до конца алфавита? - спросил я.
      - Последний был поручик Титов, - сказала Зина. - А вы Тихомиров? Значит, вы тут.
      - Последним был полковник Тишина, - уточнила красивая. - Капитан, вы говорили, что попали сюда случайно?
      - Почему Тишина? - возмутилась Зина. - Титов! Я же помню, что сверху лежал Титов!
      - Сверху, - согласилась красивая. - В последней папке. А снизу в последней папке лежал Тишина. Ты уже всё забыла, мы их перекладывали, когда сверяли список.
      - Жалко, - сказала Зина. - Значит, вы уже ТАМ. А то бы мы поискали, время есть.
      Меня научили не только владеть своим лицом, но и немного читать в чужих. Красивая лгала. И боялась. Ей не хотелось открывать сейф и рыться в папках, объявленных секретными... А может быть, ей просто не хотелось рыться и боялась она не секретности, а лишней работы.
      (Тишину я в очереди не видел).
      - Не бойтесь, - сказал я красивой. - Зачем мне моё личное дело? Я его и так знаю.
      (А вот был ли там Титов?..)
      - К тому же, вы тут совершенно случайно, - добавила она, с едва заметной вопросительной интонацией.
      - Абсолютно, - согласился я.
      (Не было там Титова).
      - А куда направлялись? В шестнадцатый или в двадцатый?
      - В шестнадцатый, - соврал я. (Двадцатым был ТОТ).
      - Так вы сами по себе? - спросила Зина. - Не по вызову?
      - Зи-на!..
      - Ох, уволят вас, Зина, - усмехнулся я. - Опять вы что-то разгласили.
      - Извините, капитан, - сказала красивая. - Такая работа.
      - Была работа как работа... - Зина вздохнула, снова пнув многострадальный сейф. - И вечно ОНИ ТАМ что-нибудь выдумают!
      "ТАМ... - подумал я, почему-то вспомнив Парамушир. - ОНИ. А также ОНО: "кащеевы авоськи", "бармалеевы торбы" и прочая нежить... И везде-то для неё хватает биомассы!"
      - А что вам нужно в шестнадцатом? - спросила красивая.
      - У меня тоже своя работа, сержант.
      - В шестнадцатом побелку затевают, - сообщила Зина. - Вы, наверное, подрядиться хотели?
      - Вроде того, - кивнул я, благодарно глянув на Зину.
      Мы помолчали. За стеллажами тоже было тихо.
      - Что-то Хельга долго возится, - сказала красивая.
      - Чай заваривает, - объяснила мне Зина.
      - Арестантский? - пошутил я.
      - Почему? - не поняла Зина.
      - Ну, мы же тут заперты. Как под арестом.
      - Да нет, что вы, мы в любую...
      - Зи-на!
      - Послушайте, сержант! - сказал я. (Обилие секретов стало меня уже раздражать). - Замок действительно сломан? Или его, всё-таки, можно открыть?
      - Попробуйте, капитан. - Красивая демонстративно посмотрела на часы. Ведь, всё-таки, вы, кажется, спешите?
      Я встал, вышел в предбанник и попробовал.
      Замок был не биотический, не магнитный и даже не электронный. Он был даже не кодовый. Он был чёрт-те какой давности, с подпружиненной задвижкой и барабанчиком. Он открывался ключом, но только снаружи. Изнутри надо было крутить барабанчик, который уже не просто проворачивался, а вращался наподобие щедро смазанного подшипника.
      - У вас есть отвёртка, сержант? - спросил я.
      - Не держим, - ответила красивая.
      - Колёсико ногтем снимается, - подсказала Зина, - а чтобы дальше разобрать, надо дверь открыть.
      - Каким же образом он открывается сам?
      - Ну, не то, чтобы совсем сам. Просто: покрутишь, покрутишь подёргаешь, покрутишь, покрутишь...
      - Ясно, - сказал я. - И так - два-три часа... Это хорошо, что удобства есть.
      - Отчаялись? - спросила красивая. - Или вам действительно не к спеху?
      - Действительно, - буркнул я, осторожно садясь на стул у стеночки (который был не иначе как ровесником замк`а). А едва усевшись и выпрямившись, я увидел Хельгу.
      Она вышла из-за стеллажей, уже одетая для улицы - в голубовато-пепельный плащ с широкой чёрной оторочкой и с таким же пояском. Волосы она убрала под чёрную шаль с единственной вышитой на ней алой розой. Она смотрела на меня с ожиданием, о чём-то явно спрашивая глазами, но я был раздражён и не понимал вопроса.
      - Виктор, ты идёшь? - спросила она словами.
      - А чай? - вскинулась Зина.
      - Извините, девочки. Я заварила, но попейте сами. А нам пора. Идёшь, Виктор?
      - Я бы с удовольствием, - проговорил я. - Но...
      - Тогда пошли!
      Хельга повернулась и шагнула обратно за стеллажи.
      А я стоял и довольно глупо вертел головой, оглядываясь то на запертую дверь, то на стеллажи, то на обеих Хельгиных подружек. Они улыбались. Разными улыбками.
      - Вы знаете, - сказала Зина, - у Хельги получается просто волшебный чай. А я бублики купила...
      - Идите, капитан, идите, - сказала красивая. - Вы - Хельгина добыча, а не наша.
      - Добыча? - переспросил я. - Там что - зал для трофеев?
      - Там налево удобства, а направо - запасной выход. Есть и ещё одна дверь, но туда не надо.
      - Последний секрет? - усмехнулся я.
      - Вы нас недооцениваете, капитан... Идите - Хельга ждёт и проводит вас. А то вы снова ошибётесь дверью и попадёте не туда.
      - ТУДА, - поправила Зина.
      - Да, - согласилась красивая. - Первый раз вы очень удачно ошиблись дверью. Не всем так везёт.
      Они уже не улыбались.
      - Спасибо, девочки, - сказал я.
      Мне было немножко стыдно.
      Глава 4. На тропе дезертиров
      Дверь ТУДА была обита листовым железом и совсем недавно окрашена суриком, в пыльной полутьме на ней флуоресцировали два могучих биотических запора, врезанных тоже недавно. А за фанерной, обшарпанной дверью направо обнаружилась захламленная винтовая лестница. В юго-западной, наружной стене лестничного колодца было два обычных окна, расположенных по вертикали. Стёкла в них были частью замазаны мелом, а частью выбиты и заменены разбухшим от дождя картоном. С этого края рифлёные железные ступени были насквозь изъедены ржавчиной и являли собой решётку в мелкую косую клеточку. Некоторые прогнулись, одна была порвана у самой стены.
      Хельга предупредила, чтобы я наступал на них осторожно, поближе к центральной опоре.
      - А то как бы не загреметь, - сказала она.
      - В каком смысле? - уточнил я.
      - Во всех трёх.
      Я не тугодум, но сразу уловил только два смысла. Третий дошел до меня спустя добрых полминуты, когда я вспомнил моего денщика - сержанта Помазанника, недавно "загремевшего" в "Ключи". А сегодня почему-то оказавшегося тут. ТАМ.
      Повестка... Запертый кабинет № 14... Очередь ТУДА...
      Неужели всё это настолько серьёзно?
      Папки с "парамуширцами"...
      - Нет-нет! - сказала Хельга. - Положи так, как было.
      С похвальным послушанием я переставил обратно к центральной опоре пустой, рассыпающийся от ветхости ящик, который только что убрал с дороги.
      - Видимо, я не первый, уходящий по этой лестнице в день призыва? спросил я.
      - Потом, - сказала Хельга. - Смотри под ноги.
      Очередное препятствие я не стал убирать. Вместо этого я ухватился за центральную опору и перенёс тело через пять или шесть ступенек сразу. Утвердился на новом плацдарме и посмотрел вниз - осталось всего ничего. Посмотрел наверх и заявил непререкаемым тоном:
      - А вот здесь я тебя перенесу.
      - Конечно, - согласилась Хельга. - Я так не смогу.
      Она присела и положила руки мне на плечи.
      Святые сновидцы! - я так давно не носил на руках женщин! Ника не в счёт, я имею ввиду незнакомых женщин. Оказалось, что это занятие требует постоянного навыка... Я, конечно же, справился - и с лестницей, и с Хельгой, и с самим собой, - но при этом я сам себе напомнил моего же бедного белого слона с электрической лампочкой кое-где. Слава Богу, я, кажется, не засветился. Во втором смысле...
      Теперь нам осталось преодолеть последние пять ступенек. Три из них отсутствовали: похоже, они были давным-давно срезаны автогеном. Верхняя, разорванная посередине, скалила из-под ржавчины точки свежих разломов. А на нижней громоздилась пузатая металлическая фляга, заляпанная давно высохшей краской. Пол под лестницей был тоже захламлен - лишь в полуметре от последней ступеньки, за флягой, я углядел свободный пятачок пыльного кафеля.
      Кажется, на нём были следы...
      До фляги вполне можно было дотянуться ногой и встать на неё, а потом уже спрыгнуть на пятачок, но Хельга сказала:
      - Нет. Давай так же.
      Я сделал так же - снова ухватился за центральную опору, пронёс тело над флягой, стараясь не задеть её ногами, и опустился. Точнёхонько на пятачок. Ну, разумеется, я не первый! Маршрут был явно кем-то подготовлен и отработан: под носом у НИХ, и такой, чтобы с первого взгляда казался неодолимым без шума. Сунешься - загремишь. Во всех смыслах.
      Ай да девочки с секретами.
      "Господин капитан, как вам нравится роль дезертира? Вживаетесь, ваше благородие?"
      "Стараюсь, Витенька. Приходится..."
      Я проследил взглядом остаток маршрута до фанерной двери сбоку от окна (точно такой же, как наверху, но чуть поновее) и повернулся к Хельге. Она снова присела и положила руки мне на плечи, а я покрепче ухватил её за бедра, готовясь поднять и перенести.
      "Нет!" - крикнула она глазами, до боли сжав пальцы у меня на ключицах.
      "А как?" - спросил я глазами.
      - Надо подождать, - шепнула она. - Замки боятся...
      И в ту же секунду наверху, в тупичке за тонкой фанерной дверью, один за другим протяжно всхлипнули два биотических запора. Мы окаменели, став похожими на необдуманно усложнённую скульптурную группу. Коварная фляга, почти касаясь мятым боком моего колена, искушала опереться на неё. Но я уже видел, что этого делать нельзя, и терпел.
      Нервная профессия - дезертир. На Парамушире было проще.
      - Эй! Ареста-анты-ы! - донесся сверху довольно приятный, низкий баритон. - Тащите ключ - вызволю!
      Это был обычный голос обычного человека: весьма занятого, предельно уставшего и даже слегка одуревшего от скучной, однообразной писанины, но неизменно доброжелательного и умеющего радоваться жизни. И не было в этом голосе ну ничегошеньки от парамуширской нежити, а очень много было от сержанта Помазанника - Леонтия моего Николаича, шутками да прибаутками отвечавшего на моё уставное хамство, а после той страшной ночи, когда выжгли мы весь наш второй взвод - всё то, во что он превратился, хлеставшего меня наотмашь по щекам и вливавшего в меня, через сжатые мои зубы, неразбавленный спирт...
      Между тем наверху пробухали в тупичок до самой фанерной двери Зинины башмаки, а следом простучали каблучки красивой, и приятный баритон проговорил с чуть насмешливой укоризной:
      - Вам бы его, девочки, снять вовсе и обычный крючок навесить, из гвоздя. Или хотя бы второй ключ заказать, пусть у нас висит.
      Красивая неразборчиво пошутила, а Зина добавила что-то про чай с вопросительной интонацией.
      - Запах аж к нам шибает, - одобрительно сказал баритон, - и сил нет, как хочется, но не могу. Зашиваемся. А вы как - хотя бы до "фэ" дошли? Сегодня к нам и на "у" и на "фэ" подвалить могут, не подведёте?
      - До "я" дошли! - отчётливо сказала красивая. - Мичман Ящиц из Отдельного Парусного - он сейчас мастер на "Кибероптике". Это последний, больше нет.
      - Ну? - обрадовался баритон. - Вот молодчики! Так я минут через пять подошлю, ладно? Вызволю вас - и подошлю...
      Один за другим чмокнули, врастая в косяк, запоры.
      Простучали обратно Зинины башмаки и каблучки красивой.
      И только теперь я обнаружил, что моё колено возле фляги перестало предательски подрагивать - Хельга, сидя на корточках и наклонившись вперёд, упиралась мне руками в плечи, и мы стояли, образуя что-то вроде арки.
      - Давай, - шепнула она. - У меня руки устали.
      - Секунду.
      Я снял левую руку с её бедра и посмотрел на часы. Было тринадцать двадцать пять - без пяти минут время явки. Ещё не поздно сдаться: плюс-минус пятнадцать минут...
      - Теперь давай.
      Спустя две минуты мы преодолели оставшиеся полтора метра до фанерной двери. За нею оказался такой же тупичок, но с единственной дверью напротив - пластиковой... Слева и справа тоже угадывались дверные проёмы увы, заложенные кирпичом и заштукатуренные.
      Мы протиснулись в тупичок (тоже захламленный, хотя и не так сильно), притворили фанерную дверь и полезли дальше. Неплотно прилегающая пластиковая пропускала свет, шумы и специфические запахи с преобладанием хлорки. Я выругался. Про себя, конечно, не вслух. Последней преградой оказались два помойных ведра и швабра, прислонённая к косяку. Вёдра были влажные, тряпка на швабре тоже.
      - Что там? - спросил я, бесшумно убирая швабру. Я уже знал, что там.
      - Сортир, потом умывальник, потом коридор.
      - Сортир, насколько я помню, мужской.
      - Конечно.
      - Значит, я первый: посмотрю, нет ли кого.
      - Есть. И не скоро выйдет... - Хельга улыбнулась и стала развязывать шаль.
      - И кабинки открытые... - сказал я.
      - В умывальнике тоже, - сообщила Хельга. - Много. Человек десять-двадцать.
      - Да, конечно. В штабе уже полно резервистов, почти все курящие... Глупо. Я-то думал: действительно чёрный ход. Куда ты меня завела?
      Хельга наконец развязала шаль и, тряхнув головой, рассыпала волосы по плечам, а шаль, скомкав, протянула мне:
      - Держи. Или сунь в карман.
      - Может быть, не стоит? - спросил я, начиная понимать её замысел. Зачем тебе?
      - Без меня ты не пройдёшь мимо вахты.
      - Мимо вахты я уже и с тобой не пройду. Поздно.
      - Посмотрим! - И она нетерпеливо затолкала шаль в нагрудный карман моей безворотки (пуховик я отдал в гардероб).
      В кармане уместилась только половина шали. Другая половина - с единственной вышитой розой - торчала наружу. Потом Хельга деловито взлохматила на темени своё червонное золото, распустила поясок и расстегнула пуговицы плаща - все, кроме верхней.
      - Вперёд, капитан! - приказала она, беря меня под руку и подставляя губы для поцелуя.
      Я толкнул дверь левой рукой - и мы, продолжая целоваться, синхронно шагнули через вёдра, уронив одно. Слева громко икнули и сказали: "О-го!" Мы тотчас отпрянули друг от дружки и ускорили шаг.
      Прокуренный умывальник встретил нас одобрительным гоготом и следом за нами высыпал в коридор. Мы быстро шли, почти бежали по длинному коридору к выходу, держась за руки. Сзади неслись восторженные комментарии (кажется, я покраснел). Хельга на бегу выдернула из моего кармана шаль и сунула её мне в руку, а метров за семь до вахты споткнулась и чуть не упала. Я успел её подхватить.
      Она висела на мне, поджав ноги и обняв меня за шею. Так и я понёс её дальше, снова целуя (не без удовольствия, почти всерьёз и даже увлекаясь), но перед вахтой непроизвольно замедлил шаги. Дежурный офицер с любопытством наблюдал за нами из своего окошечка, а потом встал и распахнул дверь дежурки. Просто для того, чтобы лучше видеть? Тогда зачем у него расстёгнута кобура с "першем"? Ну вот, уже взялся за рукоятку и кашляет.
      Да. С ним этот фокус не пройдёт. Вот если бы я был один...
      Я остановился. Я же не знал, что у Хельги был не единственный фокус в запасе! О таких вещах надо предупреждать.
      Она вдруг оторвалась от меня, забилась, выгнулась, локтем упёрлась мне в грудь, закатила пощёчину и крикнула:
      - Пусти!
      Я подчинился. Мне стало ясно, что она передумала, и что ей стыдно.
      Хельга стояла передо мной, торопливо завязывая поясок, лицо её пылало ненавистью и презрением.
      - Дурак! - сказала она громко. - И целоваться не умеешь!
      Повернулась и побежала прочь, к выходу.
      Дежурный офицер захохотал.
      Я слепо оглянулся на него, пытаясь запомнить лицо. Сейчас-то он на службе, и кобура расстёгнута, но если его скоро сменят, а я ещё буду здесь...
      Из дальнего конца коридора уже подвалили недокурившие и накурившиеся зрители первого акта: перебивая друг друга, они взахлёб излагали его содержание дежурному офицеру... Я молча мял в руке Хельгину шаль, выслушивал различные версии происшедшего и медленно свирепел.
      - Ну чего стал-мандал? - крикнули сзади. - Она же там без платочка! Замёрзнет!
      Сжав кулаки, я стал поворачиваться. Этот-то не на службе...
      - Лоп-пух... - выговорил дежурный офицер (он уже заикался от хохота). - Дыг... Догоняй!
      Я снова слепо глянул на него - понял - благодарно ухмыльнулся деревянным лицом и бросился догонять.
      - Десять минут! - крикнул мне вдогонку дежурный офицер. - На подписание мирного договора!
      - И на миротворчество! - добавили сзади. (Кажется, я узнал голос чижика-пыжика...).
      Глава 5. "Ты не услышишь"
      - Ты умный, - сказала Хельга. - Ты умеешь целоваться. Обними меня!
      Она ждала меня у старого трамвайного кольца. Плащ у неё был застёгнут на все пуговицы, поясок аккуратно завязан, волосы были рассыпаны по плечам, а глаза смеялись.
      Я молча протянул ей шаль. На бегу я успел немного подумать.
      "Обиделся?" - спросила она глазами.
      "Не на тебя", - ответил я, продолжая протягивать шаль.
      Мы были здесь не одни. Было время обеда, час пик. Переполненные конки и автобусы проносились, не останавливаясь, и пешеходы, взалкавшие стать пассажирами, сновали от остановки до остановки челночными рейсами. Отчаявшиеся просто ждали, а самые отчаянные уходили пешком. Нас то и дело толкали.
      Она подошла ко мне вплотную и погладила меня по щеке. Я вздохнул, набросил на неё шаль и свёл концы под подбородком.
      Она права: мы здесь наедине.
      И у неё зелёные глаза.
      Но я успел подумать.
      - Спасибо, - сказал я. - И... ты извини, но всё это было зря. Я должен вернуться.
      "Зачем?" - спросила она глазами.
      Ответ у меня уже был сформулирован, и я ответил:
      - Я офицер. Я получил повестку. Наконец, я женат и люблю жену. А на неё будут показывать пальцем и говорить: вот идёт жена дезертира!
      "Неправда!" - сказала она глазами и повторила голосом:
      - Неправда!
      - Что именно? - уточнил я.
      "Почти всё" - глазами. И голосом: - Почти всё.
      Да, может быть, и так, подумал я, вспомнив белого слона и звёздочки на барьере. Но я обязан считать себя офицером, и повестка была - со всеми вытекающими. Остальное неважно.
      Я повернул руку и посмотрел на часы. Тринадцать тридцать восемь остаётся меньше семи минут. И ещё добежать.
      - Тебе что-то известно?.. - я продолжал держать концы её шали. (Женщин с такими глазами надо сжигать на кострах.) - Ты что-то знаешь об этом деле?
      Подъехала конка и, скрипя рессорами и тормозами, остановилась. Она была почти пуста. Это была частная конка, и садились в неё неохотно, потому что из двух лошадей, запряжённых цугом, лишь одна была здоровая - вторым был "пегасик". Такая пара может понести.
      - Знаешь или нет?
      "Знаю. Всё". - И голосом: - Всё о тебе.
      - Тогда расскажи. - Я снова посмотрел на часы.
      Хозяин конки уговаривал толпу: "Смирнёхоньки - из одной кормушки едят, садитеся, господа, не бойтеся, у меня баба на что трусиха, а что ни воскресный день - на базар катаю..."
      - Ты не услышишь, - сказала Хельга. - Ты сейчас глухой.
      Она мягко отстранилась от меня, стянула шаль на плечи и, подойдя к "пегасику", стала чесать ему за лопаткой, там, где росло рудиментарное крылышко. Уродец по-птичьи закинул голову на спину, зажмурился и звонко застонал.
      - Хельга!.. - я снова посмотрел на часы. - Понимаешь, ещё четыре минуты, и я дезертир. Скажи мне хоть что-нибудь. Хотя бы на прощанье.
      - Беги... - сказала она, не оборачиваясь и продолжая почёсывать. Расквась им физиономии - юношам, которые смеялись над тобой. Они тебе сочувствовали и завидовали, но ведь смеялись! Ты разгневан праведно, беги. Убей кого-нибудь. Служивого, отпустившего тебя попрощаться: он тоже смеялся. Отними у него оружие и убей. - Хельга взглянула на меня через плечо. Её глаза говорили совсем другое - но я не мог разобрать, что именно. Вот зачем ты решил вернуться. Все остальные причины ты придумал потом.
      - Нет, не придумал! Вспомнил!.. Ты почти заставила меня забыть, но я вспомнил!
      "Ласковый, господа, - вещал возница, - гляньте, какой ласковый, с любой животиной душа в душу, барышня красивая и та не боится, а вы чего же..." - Конка постепенно заполнялась.
      Хельга отошла от "пегасика" (он шумно вздохнул и свесил голову, кося на неё влажным голубым глазом) и снова подошла ко мне вплотную. Взяла меня за запястья и, оттянув их книзу, прижала к своим бёдрам.
      Глаза в глаза и губы в губы.
      - Ты просил: на прощанье, - сказала она. (А глазами...) - Это было на прощанье. - (...глазами она говорила...) - Виктор, я не хочу с тобой прощаться! - (...то же самое!)
      Мне стало трудно дышать.
      - Зина предлагала тебе остаться на чай, - объявила Хельга. Предлагала?
      "Да", - ответил я. (Глазами. Говорить я ещё не мог.)
      - А знаешь, зачем?
      "М-м... нет. А что?" - Я повёл плечом.
      - Она хотела, чтобы ты отсиделся у них в "удобствах".
      Я подумал.
      "Возможно. Но, видишь ли, я..."
      - Вижу: ты бы не стал этого делать. Ни за что. Для тебя естественнее бежать, чем прятаться, и естественнее драться, чем бежать.
      - Ты мне льстишь, - сказал я (наконец-то словами).
      - Нет - и ты это знаешь. Не перебивай... Для тебя самое естественное драка. Юношей много, а ты один. Служивый вооружён. Лучше смерть в глупой драке, чем дезертирство. Или чем ТУДА... Правильно? Ты - это задумал?
      - Ты - ведьма! - Я дёрнулся, но Хельга крепко держала мои запястья.
      - Колдунья. Это больше, чем ведьма, но бесполезней. Так значит, я права?
      - Я тоже!
      - Нет! - (И глазами: "Нет!") - Но это долго объяснять, а коротко ты не услышишь. - Хельга нервно мяла руками мои запястья и даже кривила губы от огорчения: так ей хотелось, чтобы я услышал, и так она была уверена, что не смогу...
      - Ну а вдруг? - я заставил себя улыбнуться. - Попробуй. - Я снова хотел посмотреть на часы, но Хельга не отпустила мою руку, сжав её ещё крепче.
      - Хорошо, я попробую... - (Глаза в глаза).
      - Повестки не было, Виктор! - (Глазами то же самое).
      Я подумал. Думать, собственно, было не о чём, но я честно подумал. Мы стояли всё так же вплотную, мои руки у неё на бёдрах. У неё были зелёные глаза, а в глазах - ожидание и надежда.
      - Нет, - сказал я с сожалением. - Повестка была... Другое дело, что она, может быть...
      - Вот видишь? Ты не услышал.
      - Подожди, Хельга! Дай мне договорить. Я хотел сказать, что повестка могла быть инспирирована ИМИ - но это ничего не меняет. Повестку подписал мой командир. Лично, своей рукой. Я обязан явиться - и вовремя. Если я опоздаю хотя бы на полминуты, я буду дезертир.
      Хельга резко подняла моё левое запястье к лицу и разжала пальцы:
      - Ты дезертир.
      А глазами: "Ты спасен!.." - и ещё что-то, чего я уже не услышал. Было тринадцать сорок пять. С секундами.
      Я оглянулся на штаб. Две минуты бегом. Ну полторы, если очень постараюсь... Поздно.
      Ведьма! Так заговорить зубы.
      И сам хорош: побежал за юбкой...
      Я попытался что-нибудь быстро придумать. Вахта закрыта, военная дисциплина вступила в силу... А если мимо? Там, где лестница - картон вместо стёкол. И на первом этаже, кажется, тоже. Засиделся в кабинке: понос, господа! Или запор. Но - в штабе, в штабе, а не в бегах... А объясняться надо в присутствии этого хама ("стал-мандал"), он засмеётся, и - в торец. И - понеслась... Нет, господин капитан, поздно: всех уже погнали в 14-й. Или ТУДА.
      Поздно.
      Ох, перестарался ты, Витенька, вживаясь в роль дезертира. До полного перевоплощения. До бесповоротного.
      БЪдный бЪглый бЪлый слонъ...<техреду: "Ъ" - "ять">
      Конка уже ушла по направлению к центру города. Полнёхонькая - но толпы на остановке почти не убавилось... Хельга о чём-то спрашивала глазами - я не слышал. Отстранил, прощально сжав её плечики, отвернулся и побрёл в ту же сторону, куда ушла конка. Вообще-то, мне нужно было обратно, но получилось естественнее - туда. Сжать её плечики, отвернуться и уйти.
      Дезертир. Беглец. Боевой офицер... "Вы Хельгина добыча, а не наша", сказала красивая. Что она имела в виду?
      Я обхватил плечи руками - было промозгло, и октябрьское солнце уже не грело, а мой пуховик остался в штабе. Вернуться? Это никогда не поздно. Ещё немножко поживу, помёрзну.
      То есть, солнце-то грело, но не меня: я последнее время что-то стал мёрзнуть. Все мы, кто после Парамушира, какие-то мерзляки стали Помазанник, вон, и в штабе ватник не снял.
      Шагов через двадцать у меня в голове что-то забрезжило. Что-то вроде надежды. Я ведь нигде в штабе не отметился - ни в приёмной, ни тем более, ТАМ, а на вахте ещё никого не было. Надо предупредить Нику: если спросят, пускай говорит, что мы этой ночью не спали. Да нет, её не будут спрашивать. Спросят меня. Что вы, господа ОТТУДА, я не видел никакой трансляции, даже личного сна не видел, потому что не спал. Ни я не спал, ни супруга моя не спала... Повестка? Святые сновидцы, кто же мог знать? Выходит, я прободрствовал повестку? Вот это ой... То есть, как: почему не спали?