Гарри Поттер и Принц-Полукровка (пер. Эм. Тасамая)

       4. Продумайте и согласуйте с близкими способы, которые позволят опознать Упивающихся Смертью, принявших облик других лиц с помощью Всеэссенции (см. стр. 2).
       5. Если кто-то из членов вашей семьи, коллег, знакомых или соседей ведет себя странно, срочно свяжитесь с департаментом магического правопорядка. Эти люди могут находиться под воздействием проклятия подвластья (см. стр. 4).
       6. В случае появления над жилым домом либо иным зданием Смертного Знака, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ВХОДИТЕ ТУДА и незамедлительно свяжитесь с кабинетом авроров.
       7. По неподтвержденным данным, Упивающиеся Смертью начали использовать инферний (см. стр. 10). Обо всех случаях появления инферний и столкновениях с ними СРОЧНО сообщайте в министерство.
      Гарри заворчал во сне. Его щека съехала ниже по стеклу, очки еще больше перекосились, но он не проснулся. На подоконнике стоял будильник, починенный им несколько лет назад, он громко тикал и показывал без одной минуты одиннадцать. Рядом лежал пергамент, исписанный тонким косым почерком; Гарри прикрывал его обмякшей рукой. Письмо пришло три дня назад, но перечитывалось столько раз, что тугой свиток полностью распрямился.

       Дорогой Гарри,
 
       Надеюсь, что не причиню особенных неудобств, если в одиннадцать вечера ближайшей пятницы прибуду на Бирючиновую аллею, дом № 4. Мне хотелось бы лично проводить тебя в Пристанище, куда ты приглашен до конца школьных каникул.
       Также, если ты согласишься, буду благодарен за помощь в одном деле, которое я надеюсь решить по дороге в Пристанище. О подробностях расскажу при встрече.
       Очень прошу ответить той же совой.
       С нетерпением жду встречи в пятницу,
 
       искренне твой
       Альбус Думбльдор

      Гарри давно выучил послание наизусть, но все равно с семи вечера — как только занял пост у окна своей комнаты, откуда неплохо просматривалась вся Бирючиновая аллея — беспрерывно в него заглядывал, хоть и отдавал себе отчет в бессмысленности собственных действий. Он ответил «да» той же совой, как его и просили; теперь оставалось лишь ждать, появится Думбльдор или нет.
      Но складывать вещи Гарри не стал. Пробыть у Дурслеев всего две недели и уехать? Счастье казалось неправдоподобным, и Гарри терзали всяческие опасения. Что-нибудь непременно пойдет не так: или его ответ затеряется, или Думбльдор не сможет за ним приехать, или вообще выяснится, что все это — чья-то дурацкая шутка. Гарри знал, что попросту не переживет, если ему придется снова разбирать вещи, а потому сумел сделать только одно — запер в клетке белоснежную Хедвигу.
      Минутная стрелка будильника перескочила на цифру двенадцать, и в тот же миг фонари за окном дружно погасли.
      Гарри сразу проснулся, словно внезапная темнота была сигналом тревоги. Он поправил очки, отлепил от стекла щеку, прижал к нему нос и, сощурившись, уставился вниз, на улицу. На садовой дорожке появилась высокая фигура в длинном развевающемся плаще.
      Гарри будто током ударило. Он вскочил, опрокинув кресло, и принялся подбирать с пола все подряд. В тот момент, когда в сундук полетели роба, два учебника заклинаний и пакет чипсов, раздался звонок.
      На первом этаже, в гостиной, дядя Вернон закричал:
      — Что за осел на ночь глядя?
      Гарри замер с медным телескопом в одной руке и кроссовками в другой. Кошмар — он же не сказал родственникам о Думбльдоре! Подавляя нервный смех, Гарри перелез через сундук, распахнул дверь комнаты и услышал:
      — Добрый вечер. Вы, должно быть, мистер Дурслей? Надеюсь, ваш племянник предупредил, что я за ним заеду?
      Гарри огромными скачками сбежал по лестнице, но резко остановился за пару ступеней до подножья: богатый жизненный опыт научил его держаться от дяди подальше. На пороге стоял высокий худой человек с длинными, до пояса, серебристыми волосами и бородой. Он был в черной дорожной мантии и остроконечной шляпе; на крючковатом носу сидели очки со стеклами в форме полумесяца. Вернон Дурслей, в красновато-коричневом халате, остолбенело взирал на Думбльдора крошечными недобрыми глазками. Его черные усы своей пышностью ничуть не уступали усам гостя.
      — Судя по вашему изумлению, Гарри забылсообщить о моем визите, — приятным голосом сказал Думбльдор. — Тем не менее, давайте представим, что вы любезно пригласили меня в дом. В наше беспокойное время неразумно долго держать дверь открытой.
      Он проворно переступил порог и закрыл за собой дверь.
      — Давненько я здесь не был, — продолжал Думбльдор, взирая на дядю Вернона поверх крючковатого носа. — Смотрите, как разрослись агапантусы.
      Дурслей тупо молчал. Было видно, что дар речи вернется к нему, и очень скоро — на его виске с опасной частотой пульсировала жилка, — но пока что он едва мог дышать, не то смутившись из-за явной волшебностиоблика Думбльдора, не то понимая, что перед ним человек не робкого десятка.
      — А, вот и ты! Здравствуй, — Думбльдор заметил Гарри и радостно поглядел на него сквозь полумесяцы очков. — Прекрасно, прекрасно.
      Эти слова вывели дядю Вернона из ступора. Тому, кто считает, что Гарри — это «прекрасно», в его доме не место.
      — Не хочу показаться грубым… — весьма хамским тоном начал он.
      — …однако вам это невольно удается, причем далеко не в первый раз, — сурово закончил за него Думбльдор. — Ах, дорогой вы мой, лучше бы вам помолчать! А вот, кажется, и Петуния.
      Действительно, на пороге кухни появилась тетя Петуния в халате поверх ночной рубашки и резиновых перчатках — перед отходом ко сну она всегда протирала все поверхности. Ее лошадиное лицо выражало крайнее потрясение.
      — Альбус Думбльдор, — отрекомендовался гость, когда понял, что дядя Вернон не намерен представлять его супруге. — Впрочем, мы знакомы — по переписке.
      Гарри подумал, что одно взрывающееся письмо едва ли тянет на переписку, но тетя Петуния явно не собиралась оспаривать терминологию.
      — А это, надо полагать, ваш сын Дудли?
      Дудли, в полосатой пижаме, высунул из гостиной большую блондинистую голову. Казалось, что она висит в воздухе сама по себе, разевая рот от страха и изумления. Думбльдор помолчал секунду-другую, ожидая каких-то слов от хозяев дома, но пауза явно затянулась, и он улыбнулся:
      — Предлагаю представить, что вы пригласили меня в гостиную.
      Дудли поспешно убрался с дороги, и Думбльдор прошел в комнату. Гарри, как был, с кроссовками и телескопом, спрыгнул с лестницы и направился следом. Думбльдор уселся в кресло у камина и с доброжелательным интересом завертел головой, рассматривая обстановку, в которой, надо сказать, выглядел на удивление неуместно.
      — Разве… нам не пора, сэр? — беспокойно спросил Гарри.
      — Да-да, конечно. Но прежде я хотел кое-что обсудить, — ответил Думбльдор. —Предпочтительно в закрытом помещении. Мы лишь совсем чуть-чуть злоупотребим гостеприимством твоих дяди и тети.
      — Ах, вот, значит, как?
      В комнату ворвался Вернон Дурслей. Из-за его спины выглядывала Петуния; сзади крался Дудли.
      — Да, — спокойно отозвался Думбльдор, — так.
      Он с молниеносной быстротой выхватил волшебную палочку — Гарри даже не заметил, как это произошло — и легонько ею взмахнул. Диван тут же выехал вперед, стукнул под коленки Дурслеев, и те кучей повалились на подушки. Еще одно едва заметное движение — и диван столь же стремительно вернулся на место.
      — А раз уж так, почему бы не посидеть с комфортом, — мило улыбнулся Думбльдор.
      Он стал убирать палочку в карман, и Гарри заметил, что его рука почернела и как-то сморщилась, словно на ней обгорела вся плоть.
      — Сэр, что с вашей…
      — После, Гарри, — перебил Думбльдор. — Пожалуйста, сядь.
      Гарри занял второе кресло, избегая смотреть на потрясенно молчавших Дурслеев.
      — Хотелось надеяться, что мне предложат выпить чего-нибудь с дороги, — сказал Думбльдор дяде Вернону, — однако вижу, что ждать этого от вас было бы с моей стороны оптимизмом, граничащим с глупостью.
      Третий взмах палочкой — и в воздухе появилась запыленная бутыль и пять бокалов. Бутыль наклонилась, щедро разлила темно-золотистую жидкость, и напитки разлетелись к присутствующим.
      — Лучший мед мадам Росмерты, настоянный в дубовых бочках, — объявил Думбльдор, поднимая бокал и глядя на Гарри. Тот уже сделал первый глоток и сразу оценил удивительный вкус меда, которого раньше никогда не пробовал. Дурслеи испуганно переглянулись, безуспешно делая вид, что не замечают свои бокалы, однако те упорно тыкались им в щеки. При этом Гарри одолевало сильное подозрение, что Думбльдор искренне наслаждается происходящим.
      — Итак, — начал Думбльдор, повернувшись к Гарри, — мы попали в непростую ситуацию, которую, надеюсь, ты поможешь разрешить. «Мы» — это Орден Феникса. Однако прежде позволь сообщить, что на прошлой неделе состоялось вскрытие завещания Сириуса и что он оставил тебе все свое имущество.
      Дядя Вернон мигом насторожился, но Гарри даже не взглянул в его сторону. Слова не шли у него с языка, и он лишь промямлил:
      — А-а. Понятно.
      — В целом, все просто, — принялся рассказывать Думбльдор. — К твоему счету в Гринготтсе добавляется круглая сумма, и к тебе же переходит личное имущество Сириуса. Единственная проблема заключается в том…
      — Его крестный отец умер? — раздался с дивана громкий голос дяди Вернона. Думбльдор и Гарри дружно повернулись к нему. Бокал с медом требовательно стучал Дурслею в висок; он попытался сбить его ладонью. — Умер? Крестный?
      — Да, — подтвердил Думбльдор, не спрашивая, почему Гарри сам об этом не сообщил, и как ни в чем не бывало продолжил: — Проблема в том, что дом № 12 на площади Мракэнтлен тоже достался тебе.
      — Ты унаследовал дом? — жадно сузив глазки, переспросил дядя Вернон, но ему никто не ответил.
      — Пусть там останется штаб-квартира, — пробормотал Гарри. — Мне все равно. Пользуйтесь, мне ничего не нужно. — Ему и под страхом смерти не хотелось возвращаться в особняк Блэков, где его бесконечно преследовали бы воспоминания о Сириусе, который считал этот мрачный, замшелый дом своей тюрьмой.
      — Благородное решение, — отозвался Думбльдор. — Тем не менее, нам пришлось временно выехать.
      — Почему?
      — Видишь ли, — сказал Думбльдор, не обращая внимания на бубнеж дяди Вернона, которого долбил по голове настырный бокал с медом, — по традиции фамильный особняк должен перейти к следующему представителю рода Блэков по мужской линии. Сириус был последним: его младший брат Регулус умер раньше, и оба не имели детей. В завещании ясно сказано, что дом остается тебе, однако не исключено, что он защищен заклятиями, и владельцем может стать только чистокровный Блэк.
      Гарри живо вспомнил вопящий и плюющийся портрет матери Сириуса в холле особняка.
      — Да уж наверняка, — буркнул он.
      — Вот-вот, — кивнул Думбльдор. — И если защита существует, то дом, вероятнее всего, отойдет старшему из ныне здравствующих родственников Сириуса, а именно, его кузине, Беллатрикс Лестранг.
      Гарри, не осознавая, что делает, вскочил с кресла; телескоп и кроссовки, лежавшие у него на коленях, покатились по полу. Беллатрикс Лестранг, убийца Сириуса, унаследует его дом?
      — Нет, — прошептал Гарри.
      — Нам бы тоже не хотелось, чтобы она его получила, — спокойно проговорил Думбльдор. — Но в деле полно сложностей. Например, мы не знаем, удержится ли наша собственная защита теперь, когда дом больше не принадлежит Сириусу. Вдруг Беллатрикс в любой момент может появиться на пороге? Естественно, нам пришлось выехать — пока положение не прояснится.
      — Но как узнать, мой дом или нет?
      — К счастью, — ответил Думбльдор, — проверить это довольно просто.
      Он отставил пустой бокал на столик рядом с креслом, но больше ничего сделать не успел, потому что дядя Вернон истошно заорал:
       — Может, уберете эти чертовы штуки?
      Гарри оглянулся. Дурслеи прикрывали головы руками: бокалы выплясывали у них на макушках, разбрызгивая во все стороны содержимое.
      — Ах, простите, виноват, — извинился Думбльдор и поднял волшебную палочку. Бокалы исчезли. — Только, знаете, гораздо вежливей было бы их выпить.
      Судя по выражению лица дяди Вернона, у него на языке вертелось множество ядовитых ответов, но он лишь сильнее вжался в спинку дивана рядом с женой и сыном и молчал, не сводя поросячьих глазок с волшебной палочки.
      — Понимаешь, — Думбльдор снова как ни в чем не бывало повернулся к Гарри, — если ты правда унаследовал дом, то тебе достался и…
      Он в пятый раз взмахнул палочкой. Раздался громкий треск, и на ворсистом ковре гостиной появился домовый эльф в каких-то грязных тряпках, с носом, сильно напоминающим свиное рыло. У него были большие, как у летучей мыши, уши и огромные, в кровавых прожилках, глаза. Тетя Петуния пронзительно закричала: такая мерзость да на ее ковре! Дудли мигом подобрал с пола большие босые ноги и поднял их чуть ли не выше головы, словно опасаясь, что гадкое существо влезет на него по пижамным штанам. А дядя Вернон громко зарычал:
      — Что еще за черт?
      — Шкверчок, — договорил наконец Думбльдор.
      — Шкверчок не пойдет, не пойдет, не пойдет! — скрипуче и почти так же громко, как дядя Вернон, затараторил домовый эльф. Он топал длинными шишковатыми ступнями и исступленно тянул себя за уши. — Шкверчок служит мисс Беллатрикс, да-да-да, Шкверчок служит Блэкам, Шкверчок хочет к новой хозяйке и не пойдет служить поганому Поттеру, не пойдет, не пойдет, не пойдет!
      — Как видишь, Гарри, — повысив голос, чтобы заглушить непрерывное «не пойдет, не пойдет, не пойдет», сказал Думбльдор, — Шкверчок выражает нежелание переходить под твое покровительство.
      — Ну и наплевать, — буркнул Гарри, с омерзением поглядев на корчащегося и топающего ногами эльфа. — Мне он не нужен.
       — Не пойдет, не пойдет, не пойдет…
      — Ты предпочтешь, чтобы он достался Беллатрикс Лестранг? Зная, что весь последний год он жил при штаб-квартире Ордена Феникса?
       — Не пойдет, не пойдет, не пойдет…
      Гарри посмотрел на Думбльдора. Ясно, что Шкверчка нельзя отдавать Беллатрикс, но… Стать хозяином того, кто предал Сириуса? Самая мысль об этом казалась отвратительной.
      — Отдай ему какой-нибудь приказ, — предложил Думльдор. — Если он теперь твой, то будет вынужден повиноваться. А если нет, нам придется найти способ не пустить его к законной хозяйке.
       — Не пойдет, не пойдет, НЕ ПОЙДЕТ!
      Крики перешли в завывания, и Гарри не придумал ничего лучше, кроме как цыкнуть:
      — Шкверчок, заткнись!
      Тот словно подавился. Он выпучил глаза и, не переставая разевать рот, схватился за горло. Несколько секунд эльф судорожно пытался сглотнуть, а потом бросился лицом на ковер (тетя Петуния горестно заскулила) и в отчаянной, хоть и абсолютно безмолвной, истерике принялся бить по полу руками и ногами.
      — Что ж, это все проясняет, — обрадовался Думбльдор. — Сириус знал свое дело. Гарри, ты — законный владелец дома номер двенадцать по площади Мракэнтлен и Шкверчка.
      — А обязательно… чтобы он жил со мной? — Гарри в ужасе посмотрел на эльфа, извивающегося у него под ногами.
      — Нет, раз ты этого не хочешь, — ответил Думбльдор. — Если не возражаешь, предлагаю отправить его в «Хогварц», на кухню. Там он будет под присмотром у наших эльфов.
      — Да, — с облегчением согласился Гарри, — так и сделаем. Э-м-м… Шкверчок! Хочу, чтобы ты отправился в «Хогварц» и работал на кухне вместе с другими эльфами.
      Шкверчок — он теперь лежал на спине и сосредоточенно молотил по воздуху сразу всеми конечностями — окинул Гарри взором, полным невыразимого отвращения и, с громким хлопком, исчез.
      — Прекрасно, — сказал Думбльдор. — Но есть еще гиппогриф, Конькур. После смерти Сириуса за ним приглядывал Огрид, но теперь Конькур твой, и если у тебя есть иные соображения…
      — Нет, — сразу ответил Гарри, — пусть остается с Огридом. Думаю, самому Конькуру тоже так лучше.
      — Огрид будет в восторге, — улыбнулся Думбльдор. — Он так радовался встрече с бывшим питомцем. Кстати, в интересах безопасности мы решили временно переименовать его в Курокрыла, хотя вряд ли в министерстве догадались бы, что это тот самый гиппогриф, которому они когда-то вынесли смертный приговор. Ну-с, Гарри, ты упаковал вещи?
      — Э-э-м…
      — Сомневался, что я появлюсь? — усмехнулся проницательный Думбльдор.
      — Я сейчас… мигом… закончу, — выпалил Гарри, бросаясь поднимать телескоп и кроссовки.
      На сборы ушло чуть больше десяти минут. Наконец Гарри достал из-под кровати плащ-невидимку, завинтил пузырек с разноцветными чернилами, сунул их в сундук, водрузил поверх котел и с трудом закрыл крышку. После чего, одной рукой волоча сундук, а в другой держа клетку с Хедвигой, спустился на первый этаж.
      Он огорчился, не обнаружив в холле Думбльдора — придется еще раз заходить в гостиную.
      Там все молчали. Думбльдор тихонько напевал и явно чувствовал себя вполне комфортно, но в целом атмосфера в комнате чем-то напоминала застывший заварной крем. Гарри, не осмеливаясь взглянуть на родственников, сказал:
      — Профессор, я готов.
      — Прекрасно, — отозвался Думбльдор. — Остается последнее. — Он повернулся к Дурслеям. — Вам, без сомнения, известно, что через год Гарри станет совершеннолетним…
      — Нет, — возразила тетя Петуния. Это было первое, что она произнесла за все время.
      — Простите? — вежливо переспросил Думбльдор.
      — Не достигнет. Он на месяц младше Дудлика, а тому восемнадцать только через два года.
      — Вот как, — любезно проговорил Думбльдор. — Но колдуны достигают совершеннолетия в семнадцать.
      Дядя Вернон пробормотал: «вот придурки», но Думбльдор проигнорировал это замечание.
      — Далее. Вы знаете, что в страну вернулся печально знаменитый лорд Вольдеморт. В колдовском сообществе идет война. Гарри, которого лорд Вольдеморт неоднократно пытался убить, грозит опасность — куда большая, чем пятнадцать лет назад, когда я оставил его на вашем пороге с письмом, где рассказывалось о гибели его родителей. Помнится, я выразил надежду, что вы будете заботиться о мальчике, как о собственном сыне.
      Думбльдор помолчал. Он говорил размеренно и спокойно, без гнева, но сейчас от него ощутимо повеяло холодом, и Гарри заметил, что Дурслеи теснее прижались друг к другу.
      — Вы не выполнили мою просьбу; никогда не считали Гарри своим. Он не видел от вас ничего, кроме пренебрежения, а зачастую — жестокости. Тем не менее — и это ваш лучший поступок — вы не сумели навредить ему столь же страшно, как тому несчастному мальчику, что сидит между вами.
      Тетя Петуния и дядя Вернон инстинктивно повернули головы к Дудли, словно между ними мог оказаться не он, а кто-то другой.
      — Мы — Дудлику?! Да что вы такое…? — гневно начал дядя Вернон, но Думбльдор поднял палец, призывая к молчанию, и дядю Вернона словно поразила немота.
      — Волшебная защита, которую я создал пятнадцать лет назад, обеспечивает безопасность Гарри до тех пор, пока он может называть ваш дом своим. Он был здесь несчастен, ненужен, обижен, но вы, пусть и скрепя сердце, давали ему кров. Защита перестанет действовать в тот миг, когда Гарри исполнится семнадцать; другими словами, как только он станет мужчиной. Я прошу вас об одном: разрешить Гарри вернуться в ваш дом еще один раз, чтобы защитить его хотя бы до семнадцатилетия.
      Дурслеи молчали. Дудли хмурился, точно пытался понять, когда и в чем ему навредили. У дяди Вернона будто кусок застрял в горле, а тетя Петуния странно раскраснелась.
      — Что же, Гарри… нам пора, — Думбльдор встал и расправил свой длинный плащ. — До встречи, — сказал он Дурслеям, на лицах которых отразилось горячее желание, чтобы встреча никогда не состоялась, надел шляпу и вышел из комнаты.
      — До свидания, — торопливо бросил Гарри и поспешил за Думбльдором. Тот задержался у сундука, на котором стояла клетка с Хедвигой.
      — Это нам будет мешать, — сказал он и опять достал волшебную палочку. — Я отошлю твои вещи в Пристанище. Впрочем, плащ-невидимку лучше захватить… на всякий случай.
      Гарри не без труда извлек из сундука плащ, постаравшись, чтобы Думбльдор не заметил беспорядка внутри. Потом он спрятал плащ в карман куртки, и Думбльдор взмахнул палочкой. Сундук и клетка исчезли. Думбльдор повел палочкой еще раз. Входная дверь распахнулась. За ней чернела холодная, туманная мгла.
      — Ну-с, Гарри, вперед, в ночь, за этой ветреной искусительницей — авантюрой.

Глава четвертая. Гораций Дивангард

      Последние несколько дней Гарри только и делал, что ждал встречи с Думбльдором, но теперь, когда они оказались вдвоем, очень смутился. Раньше они общались исключительно в школе, и обычно их разделял письменный стол. А воспоминание о последней встрече лишь добавляло неловкости: в тот раз Гарри много кричал и вдобавок расколотил порядочное количество ценных для Думбльдора вещей.
      Однако Думбльдора это, по всей видимости, не заботило.
      — Держи палочку наготове, Гарри, — жизнерадостно приказал он.
      — Мне же нельзя колдовать вне школы…
      — Если на нас нападут, — сказал Думбльдор, — разрешаю тебе воспользоваться любым контрзаклятием, какое придет в голову. Впрочем, сегодня тебе вряд ли стоит опасаться.
      — Почему, сэр?
      — Потому что ты со мной, — просто ответил Думбльдор. — Этого достаточно.
      Он резко остановился на углу Бирючиновой аллеи и спросил:
      — Ты еще не сдавал на аппарирование?
      — Нет, — помотал головой Гарри, — это же только с семнадцати.
      — Верно, — отозвался Думбльдор. — Тогда просто крепко держись за мою руку. Левую, если не возражаешь; ты, вероятно, заметил, что правая у меня слегка не в порядке.
      Гарри ухватился за его руку.
      — Замечательно, — произнес Думбльдор, — поехали.
      Гарри почувствовал, что рука Думбльдора вырывается из его ладоней, и усилил хватку. В следующий миг все вокруг почернело; Гарри сжало со всех сторон. Он не мог дышать, ребра стянуло железным обручем; на глаза и уши ужасно давило, а потом…
      Он несколько раз судорожно глотнул холодный ночной воздух и открыл слезящиеся глаза. Он чувствовал себя так, словно его пропихнули через очень узкую резиновую трубу, и не сразу осознал, что Бирючиновой аллеи больше нет. Они с Думбльдором очутились на пустынной деревенской площади с военным мемориалом и парой скамеек посередине. Как только мозги Гарри встали на место, он понял, что ему впервые в жизни довелось аппарировать.
      — Ты как? — поинтересовался Думбльдор. — К этому ощущению надо привыкнуть.
      — Я нормально, — Гарри растирал уши, явно неохотно расставшиеся с Бирючиновой аллеей. — Но, честно говоря, на метле лучше.
      Думбльдор улыбнулся, плотнее запахнул воротник, сказал:
      — Нам сюда, — и быстро пошел вперед, мимо пустой гостиницы и каких-то домов. На часах церкви, стоявшей неподалеку, стрелки приближались к полуночи.
      — А скажи, пожалуйста, Гарри, — заговорил Думбльдор, — твой шрам… он вообще болит?
      Гарри машинально потер зигзагообразную отметину на лбу.
      — Нет, — пробормотал он, — я еще удивлялся. Думал, от него теперь покоя не будет, раз Вольдеморт набирает силу.
      Он поднял глаза на Думбльдора и увидел, что тот доволен ответом.
      — Я-то как раз думал иначе, — сказал Думбльдор. — Лорд Вольдеморт наконец понял, что у тебя есть счастливая возможность проникать в его мысли и чувства. И, похоже, решил защититься от тебя с помощью окклуменции.
      — Вот и великолепно, — буркнул Гарри. Он нисколько не скучал по ночным кошмарам и неожиданным проникновениям в сознание Вольдеморта.
      Они завернули за угол, прошли мимо телефонной будки и автобусной остановки. Гарри искоса поглядел на Думбльдора.
      — Профессор…
      — Да, Гарри?
      — А… где это мы?
      — В очаровательной деревушке под названием Бадли Баббертон.
      — А зачем?
      — Ах да, я же не сказал! — воскликнул Думбльдор. — Я столько это говорил, что потерял счет: наша школа в очередной раз осталась без учителя. Мы с тобой здесь, чтобы уговорить одного моего бывшего коллегу оставить заслуженный отдых и вернуться в «Хогварц».
      — А чем я могу вам помочь, сэр?
      — Уверен, ты непременно пригодишься, — неопределенно ответил Думбльдор. — Здесь налево, Гарри.
      Они шли вверх по узкой крутой улочке между плотными рядами домов. Свет нигде не горел. Странный туман, вот уже две недели окутывавший Бирючиновую аллею, стоял и здесь. Гарри невольно вспомнил о дементорах, опасливо оглянулся и крепче сжал в кармане волшебную палочку.
      — Профессор, а почему нельзя было аппарировать прямо в дом вашего коллеги?
      — Но это же все равно что вышибить входную дверь, — объяснил Думбльдор. — Правила хорошего тона требуют предоставлять людям право не принимать гостей, если им того не хочется. И потом, большинство колдовских жилищ защищены от нежелательного вторжения. Например, в «Хогварц»…
      — Нельзя аппарировать, ни в здание, ни на территорию, — бойко отчеканил Гарри. — Мне Гермиона Грэнжер говорила.
      — И это истинная правда. Тут снова налево.
      Где-то сзади церковные часы пробили двенадцать. Гарри хотелось спросить, почему Думбльдор не считает невежливым являться в гости заполночь, но сейчас, когда у них завязалась нормальная беседа, он решил обсудить более важные вопросы.
      — Сэр, я прочел в «Прорицательской», что Фуджа уволили…
      — Это так, — Думбльдор свернул в переулок, резко уходивший вверх. — Не сомневаюсь, ты знаешь и о том, что на его место пришел Руфус Скримжер, который раньше возглавлял кабинет авроров.
      — А как по-вашему, он хороший?
      — Интересный вопрос, — произнес Думбльдор. — Он на многое способен. Личность, безусловно, более решительная и напористая, чем Корнелиус.
      — Да, но я имел в виду…
      — Я знаю, что ты имел в виду. Руфус — человек дела. Он почти всю сознательную жизнь борется с силами зла и не может недооценивать лорда Вольдеморта.
      Гарри ждал, что Думбльдор скажет что-нибудь о своих разногласиях со Скрижером, упомянутых в «Прорицательской», но тот молчал. Сам Гарри не осмелился заводить разговор на эту тему, а потому заговорил о другом.
      — А еще, сэр… я прочел про мадам Боунс.
      — Да, — спокойно кивнул Думбльдор. — Ужасная потеря. Выдающаяся была ведьма. Вот сюда, вверх, по-моему… ой. — Он указал направление покалеченной рукой.
      — Профессор, а что у вас с…
      — Сейчас нет времени объяснять, — сказал Думбльдор. — Не хотелось бы комкать столь леденящую историю.
      Он улыбнулся, давая понять, что вовсе не хотел осадить Гарри — дескать, если есть другие вопросы, задавай.
      — Сэр… мне прислали совиной почтой министерскую листовку про меры безопасности, которые надо предпринимать против Упивающихся Смертью…
      — Я и сам такую получил, — снова улыбнулся Думбльдор. — Ты извлек из нее что-то полезное?
      — Не особенно.
      — Я так и думал. Например, ты не спросил, какое варенье я люблю больше всего, и не убедился, что я действительно профессор Думбльдор, а не какой-нибудь самозванец.
      — Я не… — начал Гарри, не вполне понимая, всерьез его укоряют или нет.
      — Кстати, на будущее — малиновое. Но разумеется, любой Упивающийся Смертью, прежде чем принимать мой облик, постарался бы выяснить, что мне нравится.
      — Э-м… конечно, — кивнул Гарри. — Но в листовке говорилось про каких-то инферний. Кто они? Там было непонятно.
      — Это трупы, — невозмутимо ответил Думбльдор. — Заколдованные мертвецы, действующие по указке черных колдунов. Давненько они не появлялись, с той поры, когда Вольдеморт был у власти в прошлый раз… Естественно, он стольких поубивал, что хватит на целую армию. Вот дом, который нам нужен, Гарри, сюда…
      Они подошли к маленькому аккуратному домику с небольшим садиком. Гарри был настолько потрясен рассказом об инферниях, что ничего не замечал, и, когда Думбльдор внезапно остановился у калитки, тут же на него наткнулся.
      — О боже. Боже, боже, боже.
      Гарри проследил за его взглядом, и у него оборвалось сердце. Входная дверь криво свисала с петель.
      Думбльдор быстро осмотрел улицу из конца в конец: везде было пусто.
      — Гарри, достань палочку и следуй за мной, — тихо приказал Думбльдор.
      Он открыл калитку и молча, стремительно зашагал по ухоженной садовой дорожке. Гарри не отставал. Думбльдор осторожно открыл входную дверь, держа наготове волшебную палочку.
       — Люмос.
      Палочка засветилась. Они увидели узкий коридор и слева — открытую дверь. Думбльдор, высоко держа палочку, прошел в гостиную. Гарри следовал за ним по пятам.
      Их взглядам открылась картина абсолютного разорения. Прямо под ногами лежали большие напольные часы с треснувшим корпусом и расколотым циферблатом, чуть поодаль валялся маятник, похожий на оброненный меч. Пианино было перевернуто на бок, клавиши рассыпаны кругом. Рядом отсвечивал искорками покореженный канделябр. Жестоко израненные подушки истекали перьями; все вокруг казалось припудренным осколками стекла и фарфора. Думбльдор поднял палочку выше и осветил стены. Обои были забрызаны чем-то клейким, темно-красным. Гарри тихонько ахнул. Думбльдор обернулся.
      — Жуткое зрелище, — мрачно произнес он. — Здесь произошло что-то страшное.
      Он медленно вышел на середину комнаты, внимательно разглядывая обломки под ногами. Гарри шел за ним и испуганно озирался по сторонам, словно ждал, что за сломанным пианино или перевернутым диваном вот-вот обнаружится нечто чудовищное, однако трупа нигде не было.
      — Может, была драка, а потом они его… утащили? — пролепетал Гарри. Он старался не думать о том, каковы должны быть раны, если стены забрызганы кровью чуть ли не до середины.
      — Едва ли, — задумчиво пробормотал Думбльдор, всматриваясь в пухлое кресло, которое лежало на боку.
      — Вы хотите сказать, что он…
      — Где-то здесь? Да.
      Тут Думбльдор безо всякого предупреждения наклонился и ткнул кончиком палочки в сиденье кресла. Оно завизжало.
      — Добрый вечер, Гораций, — поздоровался Думбльдор, выпрямляясь.