Слегка побледнев, француз послушно выполнил команду.
– А теперь медленно, не пэ-привлекая внимания ребят из того коридорчика, – Сашка кивнул на апартаменты охраны, – передай мне ключи от номеров второго этажа.
Всего набралось четыре комплекта – вероятно, хозяева остальных комнат были на месте.
Дорохов в эту минуту контролировал Грэнвилла; Ирина же, мило улыбаясь, осторожно накрыла ключи ладошками.
– Идите, – шепнул Оська, – а мы с Эмильеном тут покурим.
Уильям направился к лестнице первым; не отставали от него и Дорохов с Арбатовой. Преодолев первый лестничный марш, они заметили, как американец покачнулся – начинал действовать снотворный препарат. Шагая по лестнице, майор косил на потолок. Камеры висели над каждой площадкой, но в расходящихся в разные стороны коридорах второго этажа их видно не было.
– Где-то здесь, – прислонившись плечом к стене, вяло пробормотал постоялец особняка, – если не ошибаюсь, ее номер в левом крыле…
– Пошли-пошли, – увлек его за собой Артур.
Ирина меж тем, приблизилась к двери, цифры на которой совпадали с цифрами на массивном брелоке первого ключа. Осторожно открыв ее, прошмыгнула внутрь; мужчины последовали за ней…
– Здесь пусто, – сообщила она, закончив беглый осмотр шкафов и письменного стола.
Снова оказавшись в коридоре, девушка подошла к следующей двери…
Второй номер явно принадлежал мужчине – в зеркальном шкафу висели костюмы и сорочки; внизу стояло несколько пар мужской обуви.
– Номер, от которого вот этот ключ, находится в другом крыле. Значит, осталась последняя попытка, – посмотрела она на Дорохова.
Удерживая сонного американца, тот поторопил:
– Тем лучше. Незачем здесь задерживаться – вперед.
Однако за дверью их поджидал неприятный сюрприз – едва шагнув за порог, девушка нос к носу столкнулась с двумя парнями. Высокий рост, широкие плечи; светлые рубашки одинакового покроя с прицепленными за клапана кармашков бейджами…
В одно мгновенно собравшись воедино, все эти детали с той же молниеносностью породили чудовищную догадку: сотрудники внутренней охраны!
Глава вторая
Горная Чечня. 22 мая
Давид регулярно выходил на связь с Вахтангом, и тот корректировал движение отряда, направляя его не по кратчайшему, а по какому-то замысловатому, непонятному чеченцам маршруту.
Солнце пока не выглянуло из-за острых заснеженных пиков, но светало быстро. И именно в эти минуты рассвета стало нестерпимо холодно; даже интенсивное движение с нагрузкой не помогали хорошенько согреться – пальцы на руках окоченели, от порывов ледяного ветра перехватывало дыхание.
Наконец, мучения закончились – отряд воссоединился с двумя грузинами на невысокой вершине, с которой те вели наблюдение за русскими, расположившимися в полукилометре – на узком каменном уступе. Чеченцы побросали трупы неверных и сами в изнеможении попадали рядом, на что тут же последовал резкий выговор рыжебородого:
– Эй вы!! А ну поаккуратней с телами русских! Мы должны сохранить их в приличном виде, а не доставить к месту измолоченными до неузнаваемости!…
Вахтанг осмотрел мертвых спецназовцев, пробурчал что-то по-своему и отправился к наблюдательной позиции, где в одиночестве дежурил Гурам.
Смахнув с горбатого носа капельки пота, Усман опустился на камни рядом с Хамзатом и негромко возмутился:
– О каком месте он говорит?! Сколько мы еще будем их волочь и куда должны доставить?
– Э-э, Усман… Я сам толком не знаю, – не поднимая головы, отвечал тот. – Вроде, на север Грузии. Наша главная задача – пересечь кордон, а там у какого-то грузинского селения встретят…
– А зачем они ему там понадобились?! Кто ему даст денег за трупы?
Но земляк безмолвствовал, прикрыв лицо пропылившейся кожаной вахабиткой и намереваясь, видно, поспать, покуда позволяла спокойная обстановка.
Касаев же, взбешенный внезапным известием, не умолкал:
– Я не нанимался тащить этих мертвых собак в Грузию! Мне со своим, – указал он на пленника, – хватает мороки. Того и гляди придется нести его на себе. А тут еще ваши…
Хамзат приподнял головной убор, покосился на Давида. Молодой грузин сидел в пяти шагах и с интересом рассматривал новенький трофейный "вал".
Примирительно похлопав Усмана по плечу, друг шепнул:
– Не связывайся с ними – целее будешь. Приляг лучше, отдохни…
Грудь одноглазого ходила ходуном, ноздри вздувались, протяжно и шумно вдыхая прохладный воздух. Все внутри клокотало – и от жуткой усталости, и от бессильной злобы, распиравшей душу. Одно неприятное открытие следовало за другим, и просвета в свалившихся на голову бедах видно не было.
"А что если Вахтанг использует нас вместо вьючных мулов? И потом – когда дойдем до нужного места, меня пристрелят как отслужившего осла? как шакала?…" – лихорадочно копался он в ворохе догадок.
Однако вариантов представлялось множество. Ни с кем из троих грузин встречаться ранее не доводилось, и сейчас он не знал: доверять их обещаниям или не верить ни единому слову. Не похоже, чтобы и Хамзат, с кем-то из них был хорошо знаком – в разговорах одни предположения и недомолвки. А не договаривает, видно, для того, чтобы казаться важным в глазах земляка. Имелась у Хамзата такая слабая струнка…
С теми неспокойными мыслями Касаев и провалился в марево глубокого сна. В другое время ни за что не заснул бы – ворочался, скрежетал бы зубами, твердил ругательства и проклятия…
А тут усталость одолела: двое суток не спал, ходил по горам, таскал Атисова, потом этих русских… Намаялся до смерти.
* * *
Растолкал его приятель.
Сев и тряхнув головой, Усман с минуту взирал на окружающих осоловевшими и красными от бессонницы глазами. Он не понимал, где находится, который час и сколько времени проспал. Потом явь понемногу заполнила пустоту, заставила припомнить события последних суток…
Солнце висело высоко над вершинами гор. Чечены и грузины о чем-то радостно переговаривались и перемещались не таясь – в полный рост. Встал и Касаев. Отойдя в сторонку, стал расстегивать негнущимися пальцами ширинку…
– Ну что там, все проснулись? – прозвучал громкий возбужденный голос Вахтанга.
– Да, все на ногах, – доложил кто-то из его друзей.
– Тогда быстренько взяли наш груз и вперед!
Закинув на плечи оружие и вещи, воины подхватили двух убитых спецназовцев. Отряд перевалил небольшой взгорок, укрывавший от глаз русских, и поспешно двинулся через долину к пологому склону. Далеко впереди склон венчался невысокой горной грядой, а за ней – это одноглазый знал точно – располагалась новая, недавно построенная пограничная застава.
Иди сейчас Усман самостоятельно со своим пленником – ни за что не стал бы приближаться к данному объекту – обошел бы дальней сторонкой. Но старший ведал, что делал. Да и лезть к нему с советами после ночной стычки не хотелось.
Полукилометровая долинка меж двумя отрогами обосновалась высоко – ни дерева, ни кустика. Не попадались даже стойкие к ночным холодам зелено-фиолетовые листья исконной жительницы Кавказа – кислицы. И только под южной, солнечной стороной огромных каменных глыб теплилась жизнь – пробивалась жиденька короткая поросль. Солнце изрядно припекало, но воздух оставался холодным: даже слабые его дуновения обжигали лицо.
Вахтанг торопился – не останавливаясь, на ходу поднимал бинокль и всматривался куда-то вперед. Отряд спешно пересек долину; темп слегка замедлился, когда дорога пошла в гору.
– Быстрее, быстрее! – выговаривал старший. Однако, убедившись в тщетности увещеваний – четверо чеченцев и без того старались из последних сил – махнул рукой: – Гурам, пошли вперед! Давид, догоняйте – встречаемся на уступе!…
На небольшой плоской "ступеньке", замысловатым зигзагом перечеркнувшей косой склон, Касаев увидел странную картину, заставившую на пару минут позабыть об усталости и одышке. Рыжебородый грузин мило беседовал с молодой женщиной в красной куртке, а чуть поодаль рядком лежали пятеро мужчин, большинство из которых были одеты в пятнистую военную форму. Сначала Усману показалось, что мужчины мертвы, но, Вахтанг мигом развеял подозрение:
– Отдышитесь, пока эти молодцы не очухаются. А заодно пообедайте – следующий привал я организую часов через пять – не раньше.
Гурам успел собрать трофейное оружие, а теперь, переходя от одного русского к другому, обшаривал карманы и делал связку – накрепко обвязывал длинным шнуром правое запястье каждого.
"Понятно. Спят или без сознания, – отметил про себя одноглазый, устраиваясь вместе с Атисовым на белесом валуне. И тут же осенила догадка: – Так вот почему они целили из пулеметов по кабине вертолета! Летевшая с ними девка в красной куртке заодно с Вахтангом! А тут она вон, что придумала… Хитра стерва! Да и Вахтанг не прост…"
– Ну что, понял теперь, какое дельце? – присел на край камня Хамзат.
– Понял, чего ж не понять, – отозвался Усман.
– Вот за этим сюда и шли…
– Вода есть?
Приятель снял с пояса и протянул флягу; наклонившись, развязал рюкзак и полез за продуктами. Касаев напился сам, дозволил напиться Атисову.
– Почему ты согласился идти с ними? – вытирая губы, спросил он.
– Хорошо заплатить обещали – только по этому, – удивился тот вопросу.
– Заплатить… Они решают на нашей земле непонятные нам проблемы. Свои проблемы.
– А мне какая разница? Грузины убивают и крадут неверных – наших с тобой врагов…
– А прошлой ночью они тоже неверных убили? – перебил его одноглазый.
Хамзат не нашелся, что сказать. Распрямившись, протянул щедрый кусок успевшего зачерстветь далнаша:
– Держите.
– Спасибо, – буркнул Усман.
И трое ченецев, разных по возрасту, положению и взглядам, долго жевали лепешку. Все трое молчали; каждый думал о своем.
* * *
Со ступеньки удобного уступа снялись через час. Четверо русских кое-как очнулись от крепкого сна, а к пятому – по виду старшему группы – сознание не возвращалось. Вахтанг плескал ему в лицо ледяной водой, бил наотмашь по щекам; нервно посматривал то на небо, то на часы; о чем-то спрашивал девушку в красном, та негромко отвечала.
В какой-то момент Усман уловил ее легкий кивок в сторону отходивших от забытья мужчин и с надменной улыбкой сказанную фразу:
– Эти выпили по одной порции, а здоровяка-подполковника пришлось напоить второй – думала, не уснет. Мне и самой-то нейтрализующий препарат пришлось глотать дважды – на ходу засыпала…
Устав ждать, пока последний спецназовец придет в себя, грузин смачно сплюнул, выругался и, обращаясь к чеченцам, повелел:
– Все, подъем! Четверо русских потащат трупы. Старшего спецназовца, покуда не очнется, придется нести вам.
И опять под ногами хрустели мелкие камни. Опять, пыхтя и чертыхаясь, они по двое волокли здорового бугая, меняясь через каждые триста метров. На большее просто не хватало сил – чеченские воины хрипели, втягивали в легкие разряженный воздух, но кислорода мышцам не доставало…
Вахтанг как всегда возглавлял отряд, ведя его строго на юг – к границе. Следующей в цепочке, приотстав на десяток метров и сунув руки в карманы красной куртки, резво топала девица. За ней, конвоируемые Гурамом и Давидом, плелись русские. А замыкали шествие чеченцы.
От того местечка на склоне, где Вахтанга поджидала ушлая барышня, до пограничного перевала оставалось не более семи километров. Однако отряд преодолел их только к пяти вечера – движение замедляли русские, бессменно тащившие на себе своих мертвых товарищей. Усман же, все то время, что приходилось нести крепко спящего спецназовца, часто всматривался в его лицо и мучительно вспоминал, где и когда довелось встречаться…
Да, он определенно видел этого широкоплечего крепыша с треугольной отметиной на заросшем щетиной подбородке. Но выловить из глубин памяти подробности давней встречи и даже приблизительную ее дату – не мог.
И вдруг у самой границы одноглазый вспомнил!
Озарение пришло в самую неподходящую минуту, когда отряд с пленниками и неудобным "грузом" рассредоточился у "бруствера" последней перед кордоном складки. Рыжебородый принялся изучать с помощью бинокля перевал и подходы с обеих сторон. Остальные притихли в ожидании удобного момента для решающего рывка. Касаев лежал рядом с Атисовым и, покуда не прозвучала команда Вахтанга, опять морщил лоб и напрягал мозги…
Но теперь он копнул в верном направлении: сначала в анналах памяти промелькнул смутный намек, а затем…
Усман поправил на лице черную пропылившуюся повязку; обернувшись, еще разок глянул на спецназовца. А, закрыв единственный глаз и сосредоточившись, внезапно вспомнил обстоятельства их давней встречи – размытый и неуловимый намек в одно мгновение превратился в ясную и четкую картинку.
Однако обрадоваться трудной находке он толком не успел. В ту же секунду воздух вокруг наполнился знакомым свистом, а естественный бруствер, за которым укрывался отряд, взорвался десятками грязно-коричневатых фонтанов.
Кто-то засек их и обстреливал с правого фланга.
Глава третья
Российско-Грузинская граница. 22 мая
Сначала сквозь смутную пелену стали прорываться выстрелы, обрывки незнакомых голосов, хруст мелкого камня под чьими-то ногами…
Ничего не понимая, Бельский попытался поднять веки, и тут же взметнулась россыпь сверкавших искр, постепенно превратившихся в тонкую полоску света – глаза приоткрылись… Что-то неузнаваемое хаотически перемещалось вблизи, постоянно меняя форму и обличие. Зрение не могло восстановить резкость с остротой, точно глаза были под мутной повязкой. Но Станислав пока не понимал и этого…
– Давид, задержись здесь на десять минут – прикроешь отряд! – донеслась откуда-то издалека первая фраза, смысл которой дошел до разума с большим опозданием.
Уже ощущалась боль в суставах и затекших мышцах. И это был хороший признак – к телу возвращалась чувствительность. Пошевелив пальцами рук, он полностью открыл глаза. Какие-то неясные образы и фигуры маячили в стороне… Подполковник все еще не мог припомнить случившегося несколько часов назад и не осознавал происходящего в эту минуту.
После прозвучавшей команды двое незнакомцев подхватили его за онемевшие конечности и, пригибая головы, куда-то быстро понесли. Бежавшие рядом люди оборачивались и на ходу, почти не прицеливаясь, стреляли из автоматов. Суматошный и тряский бег прервался скоро: пара уставших бородатых мужиков сменилась другой парой, и подполковника потащили дальше…
Сознание прояснялось. Бельский понял это, когда долго смотрел на тяжело дышавшего худого человека с темной повязкой на таком же темном лице. Того, который бежал впереди, спецназовец не видел – перед ним маячила лишь пропотевшая насквозь камуфлированная куртка. А одноглазый, неудобно вцепившись в его плечи, мелко семенил из последних сил. Но тоже изредка посматривал на свою неподъемную ношу, и тогда взгляды их ненадолго встречались.
"Где-то я его видел, – вяло подумал Стас. И внезапно обожгла мысль: – Стоп!! Так ведь он же чеченец! Боевик! И тот, что тащил меня до него тоже горец! Но откуда они взялись, и почему было слышно стрельбу?! Что, черт возьми, происходит?!"
Он еще не ориентировался во времени и не мог с точностью сказать, сколько длился этот жуткий по напряжению спринтерский забег: десять минут или тридцать… Но стрельба стихла; движение сначала замедлилось – кавказцы перешли на шаг, а затем и вовсе кто-то приказал остановиться.
Его положили на холодную землю. И опять рядом под чьими-то подошвами хрустел мелкий камень…
– Ну вот, похоже, и этот очухался, – процедил кто-то рядом.
Собрав все силы, Бельский попытался встать, но мышцы, словно ватные, не слушались. Кое-как он сел, потер слабыми ладонями затекшие мышцы, заодно убедился в отсутствии оружия и снаряжения – ни разгрузочного ранца, ни ножа с пистолетом на ремне… Осмотревшись, он сделал очередное неприятное открытие: в десятке шагов плотной кучкой сидели: Иван Дробыш, два молодых погранца и гражданский парень. Головы их были опущены, руки связаны; рядом мотался вооруженный спецназовским "валом" бородатый мужик. Чуть дальше какому-то молодому незнакомцу, похожему на грузина, бинтовали башку; на бинтах проступали красные пятна… А немного левее в окровавленном камуфляже лежали без движения еще два человека, в которых подполковник без труда признал Игната и Беса. Оба были мертвы.
Дробыш, поймав на себе взгляд очнувшегося командира, вздохнул и виновато пожал плечами: дескать, извини, Станислав Сергеевич – так получилось; ты вот тоже ни хрена не смог распознать затаившейся рядом сволочи.
Взор подполковника медленно переместился вправо – к резкому пятну красной куртки. Анжелина неподвижно стояла неподалеку; меж бледных пальцев тлела сигарета. Девушка о чем-то задумалась и несколько томительных секунд не замечала пробудившегося Станислава.
Наконец, она повернула голову.
Но того, что командир спецназовцев ожидал, не произошло – в глазах не вспыхнула радость, лицо не окрасилось ни малейшими эмоциями. Она посмотрела на него так, словно он был пустым местом, неодушевленным предметом. И с тем же равнодушием отвернулась…
Офицер тряхнул головой, словно освобождаясь от химер и фантазий и, с трудом поднимаясь на ноги, прошептал:
– Глядя на эту суку, я, кажется, начинаю кое о чем догадываться.
Солнце клонилось к горизонту; день понемногу угасал.
Покачиваясь, Бельский оглянулся на оставшийся позади пограничный перевал; выплюнул скопившуюся во рту горечь; утер рукавом губы и добавил:
– То, что мы в Грузии – полбеды. Настоящая беда там, где начинает смердеть предательством…
* * *
Понурив голову, Станислав шел в связке предпоследним. На длину веревки бандиты не поскупились – метрах в трех за ним прихрамывал оператор. Столько же "свободы" было отпущено и остальным пленникам, но исключительно для того, чтобы четверо из них могли без проблем нести двух убитых спецназовцев – Сонина с Игнатьевым.
– Эй, воин, – шепотом окликнул Бельский шагавшего впереди пограничника.
Тот слегка повернул голову – так, чтобы вооруженные грузины не приметили общения.
Спецназовец спросил:
– На перевале была стрельба или мне почудилось?
Голоса молодой контрактник не подал, но дважды кивнул.
"Понятно. Это уже кое-что! – отметил про себя Стас. – Наши должны что-то предпринять. Просто обязаны! К вертолету спасатели прибыли сегодня утром; мы ушли с площадки еще раньше – почти сутки назад, но до сих пор не появились на заставе. Плюс перестрелка на границе, указывающая направление для поиска пропавшей группы. Не так уж плохо, как вначале казалось…"
Да, редко он уповал на чью-то помощь. Гораздо чаще приходилось рассчитывать на собственные разум, опыт и силу. Да что там редко! Пожалуй, только однажды довелось орать матом в микрофон рации. Свои не отвечали – дистанция была великовата. Зато нарвался в эфире на разведчиков Ивлева – с их помощью и вызывал подкрепление. На забытом богом проселке это случилось. Пару лет назад…
Мысли Станислава вернулись тот далекий день, и тут же удалось вспомнить, где и при каких обстоятельствах он встречал одноглазого чеченца, тащившего его через перевал.
Все верно! Он стоял тогда в группе таких же бородатых бандитов и глупо скалился, глядя на то, как один особо кровожадный ублюдок режет глотки парням-спецназовцам. Перед этим колонна угодила в засаду, первый "бэт" подорвался на фугасе, второму всадили в бочину несколько зарядов из гранатометов. А грузовой "Урал" просто расстреливали из автоматов. Много тогда парней полегло. Очень много… А оставшихся четверых – оглушенных взрывами, выволокли на дорогу и уложили рядком…
Подполковник перехватил поудобнее свою ношу; вздохнул, посмотрев на матово-бледное лицо мертвого Беса. И негромко выругался.
В тот день, на дороге, ему повезло. Он лежал, истекая кровью – одна пуля прошла навылет через мягкие ткани плеча; а вот вторая, пробив правое легкое, застряла в лопатке. Память то покидала его, то ненадолго возвращалась. Возможно, поэтому – чтоб подольше помучился, чеченский палач решил заняться им в последнюю очередь. Сознание изредка выхватывало из кошмарной действительности предсмертные крики ребят, отрывистую чеченскую ругань, расползавшиеся в белесой пыли черные лужи крови под бьющимися в конвульсиях телами…
Тогда Бельский не думал о скорой смерти. Наверное, потому, что болевой шок вообще лишал способности о чем-либо размышлять. Но ему распороть глотку палач не успел – в самый последний момент на дороге верхом на броне появились парни из его отряда…
Да, тогда ему повезло. И немалую роль в том спасении сыграл начальник разведки Ивлев. Хороший мужик – толковый, честный, справедливый. Побольше бы таких в русской армии!…
Увы, за долгую службу чаще попадались сволочи с недоумками в генеральских мундирах, у которых в жиденьких мозгах свербели поразительно одинаковые желания: взятки и квартиры с особняками в столице.
Но встречались, слава богу, на его пути и другие генералы. Тот же начальник разведки Ивлев или, скажем, Георгий Иванович Шпак…
Впервые он увидел Шпака в училище – его сын Олег учился в одной роте со Станиславом. Поначалу у пацанов сложилось к Олегу сложное отношение – недолюбливали, насмехались и тыкали за спиной пальцем: блатной, генеральский сынок… Но отец его был человеком прозорливым – вероятно, предвидел такое отношение и, приехав как-то навестить, решил заодно познакомиться со всей ротой…
Личный состав расположился в ленинской комнате. Георгий Иванович стремительно вошел, окинул взглядом притихших курсантов, представился:
– Генерал-лейтенант Шпак, командующий армией.
И повел неспешный рассказ о том, как сам учился в этом училище, как тяжело давались физические нагрузки; как непросто складывалась дружба, проходя этапы от вражды на первом курсе до настоящего братства на четвертом… Потом поведал о тяготах офицерской службы, о командовании взводом и ротой в училище, о войне в афганских горах. О том, как нелегко приходилось менявшей гарнизон за гарнизоном семье…
Молодые парни слушали словно завороженные, ведь им скоро предстояло повторить этот путь.
– А теперь, товарищи курсанты, предлагаю эксперимент, – улыбнулся сорокасемилетний генерал, снимая китель. – Я показываю вам три упражнения на перекладине. Если кто-нибудь из вас их повторит – завтра же уедет в отпуск на десять суток – с начальником училища я договорюсь. Слово генерала.
Рота буквально взорвалась от восторга – каждый из курсантов мечтал хотя бы недельку отдохнуть от бешеных нагрузок.
Когда же Георгий Иванович показал упражнения, вокруг турника воцарилась гробовая тишина – уровень подготовки для повторения подобной акробатики должен был соответствовать уровню кандидата в мастера спорта – не ниже. Один из смельчаков попытался было изобразить что-то подобное, да упал. Раздался оглушительный хохот…
– Хорошо, ребята, – снова улыбнулся Шпак, – упрощаем условия: отпуск за одно упражнение. И плюс в подарок мои личные часы.
Но результат вышел таким же смехотворным.
– Вот, мужики, чем надо заниматься настоящим десантникам, – подытожил Георгий Иванович на прощание. – Надеюсь, вы всё поняли…
После такой мастерски проведенной воспитательной работы боле никто из курсантов не смел упрекать Олега в том, что он генеральский сынок. Впрочем, Олег и не давал особого повода для упреков – занимался наравне со всеми и никакими поблажками начальства не пользовался…
* * *
Солнце вот-вот должно было спрятаться за неровным горизонтом. Командовавший отрядом рыжебородый грузин выбрал место для короткого привала. Все: и пленники, и чеченцы, и грузины, и даже англичанка, всю дорогу шедшая налегке, попадали в изнеможении на землю. Но мусульмане, передохнув лишь самую малость, повытаскивали из рюкзаков и расстелили небольшие коврики – вторая молитва намаза должна была прозвучать до захода солнца, третья – после заката и продолжиться, пока не погаснет вечерняя заря. Только один из чеченцев не имел принадлежности для исполнения молитвы. Этого измученного и весьма экзотично одетого для походов по горным тропам мужчину постоянно вел на веревке одноглазый боевик…
"Да, это определенно он, – наблюдая за одноглазым, покивал подполковник, – на той пыльной дороге произошла наша первая встреча. А двумя часами позже довелось свидеться еще разок – при других обстоятельствах. Но, почему он здесь? Сдается, он должен быть в другом месте…"
До наступления ночи отряд успел пройти по ущелью около семи километров. Рыжебородый, которого сподвижники называли Вахтангом, видел насколько те устали. Вероятно, усталость одолевала и его самого – стоило отряду набрести на подходящее по его мнению местечко, раздалась команда остановиться…
Лагерь разбили на пологом берегу ручья, набравшем силу и скорее походившем на узкую реку. Командир заметил неподалеку под скалой – в узкой ложбине, пласт не растаявшего серого льда. На этот ледник и приказал уложить трупы.
Бандиты, уже не таясь, насобирали в реденьком лесочке сухих ветвей и разожгли костер. Каждому из пленников накрепко спутали запястья рук, вдобавок всех связали одной веревкой за ноги. После усадили возле огромного валуна, дали напиться из помятой фляги. Грузины, не обращая внимания на голодные взгляды русских, расположились у костра и принялись ужинать…
"Все как обычно, – вяло подумал Бельский, – мусульмане в полночь исполнят обряд – четвертую молитву намаза и тоже полезут в рюкзаки за провиантом. Потом все улягутся спать, оставив одного присматривать за нами. Все как обычно, кроме… Удивляет одно: если эти суки имеют целью доставить нас в определенное место живыми, то должны были бы облагодетельствовать парочкой заплесневелых сухарей. А мы кроме воды ничего не получили. Нехороший факт и тревожный для нас сигнал".
Да, Стас неплохо изучил повадки врагов – в течение следующего часа на каменистом бережке все происходило именно так: грузины пригласили за свой "стол" девицу и обильно поглощали съестные припасы; чеченцы стояли на коленях и отбивали поклоны Аллаху. Затем рядом с кучкой пленных остался дежурить тот грузин, которого дожидались за пограничным перевалом. Кажется, его звали Давидом. А бородатые моджахеды уселись жевать какие-то куски.
Последним лег одноглазый. Предварительно он проверил надежность веревки и узлов на руке того мужика в странный одежке, когда-то имевшей вид цивильного костюма; другим концом веревки бандит обмотал свой пояс. И обнявшись с автоматом, прикрыл единственный глаз…
Заснуть Бельский не мог и даже не пытался.
Во-первых, выспался, за что был безмерно "благодарен" гостье с Британских островов; во-вторых, нещадно глодала совесть за неумение разбираться в людях, а точнее – в стервах. Ну, а в-третьих, сон просто не шел – следовало спокойно поразмыслить, набросать короткий планчик на ближайшее будущее и, по возможности, предпринять какие-нибудь действия.
Да, в отличие от вымотанных долгим переходом попутчиков, сна не было ни в одном глазу. Рядом с подполковником лежали оператор и молоденький пограничник, чуть дальше ворочался и о чем-то шептал во сне Иван Дробыш. Второго контрактника Стас не видел, но и тот, вероятно спал беспробудным сном… Им целый день довелось тащить два тяжелых тела – силы к ночи иссякли.
Чеченцы все утро поочередно несли самого Бельского, покуда он не очухался, и разбудить их теперь также было непросто.
Грузины расположились за чеченцами – немного дальше от костра. И эти выдохлись от многочасового марш-броска, от перестрелки на перевале. "Журналистку" спецназовец в расчет не брал – эта сучка сделала свое черное дело и теперь со спокойной совестью дрыхла, всецело полагалась на грубую силу своих грузинских друзей.
Единственным бодрствующим в лагере человеком оставался Давид. Сидел он рядом с пленниками; часто курил, глядя на взлетавшие от костра искры. Иногда вставал, выбирал из загодя приготовленной кучи дров парочку толстых сучьев и, подбросив их в огонь, возвращался на прежнее место…
Спецназовец лежал на спине, прикрыв лицо согнутой в локте рукой. Так было удобнее наблюдать за грузином. Несколько раз ему казалось, что тот засыпает, но в самый последний момент Давид тряс отяжелевшей головой и снова вставал…
Прошел час, за ним второй. И с каждой минутой шансы вернуть свободу улетучивались. Бельский знал: со сменщиком Давида проблем появится еще больше – человек, даже испытавший в течение дня серьезные нагрузки, но отдохнувший в начале ночи три-четыре часа, на посту уже не заснет. Мобилизованный для длительной работы организм не требует долгого покоя – то была аксиома, исходя из которой, любой неглупый командир всегда назначал первым дозорным наиболее свежего и выносливого бойца. Все остальные легко справлялись с дежурствами во вторую или в третью очередь.
Потому, невзирая на одеревеневшие мышцы, позы подполковник не менял и решил, во что бы то ни стало дождаться подходящего случая.
И приблизительно около двух часов ночи долгожданный момент наступил…
Глава четвертая
Франция. Париж. 10 мая
Как ни странно, но охранники растерялись не меньше Ирины.
Безусловно, в силу специфики службы, этим парням вменялось в обязанность быть готовыми к любой неожиданности. Но, то ли спокойная работа в тихом особняке усыпила их бдительность; то ли, услышав шаги или скрип открываемой двери, они рассчитывали обнаружить в коридорчике кого угодно, только не симпатичную молодую девушку… Кто знает, что повлияло на секундное замешательство, но в тот короткий и напряженный миг, что они стояли друг против друга, им было не до разгадки этого парадокса.
В голове Арбатовой лишь успела промелькнуть шальная аналогия с жутким случаем, произошедшим здесь же – в Париже. Это произошло почти год назад, и тогда из безнадежной ситуации помог выпутаться Артур.
