Автовор

      – Я трезв как стеклышко, – постарался подняться с колен Натюрморт.
      Девушка, поняв, что дело пахнет скандалом, спрыгнула со стола и метнулась к дивану, на котором валялась ее одежда. Сурен, даже не поглядев в ее сторону, надвигался на художника:
      – И как же ты, сволочь, собираешься выполнять свою непосредственную работу?
      – Спокойно, Суренчик. Не порть людям праздник! Люди желают веселиться. Эй, шампанского.
      Ухватившись за угол стола, он наконец смог подняться и принять вертикальное положение. Он сразу же схватил со стола открытую бутылку с шампанским, приложил горлышко к губам и запрокинул голову. Шипучее вино пеной стекало по небритому подбородку. Но Натюрморт только чуть слышно икнул, выронил бутылку и, низко присев, согнулся, после того как Сурен почти без размаха резко ударил его в живот.
      – Сейчас я тебе устрою вытрезвитель, – негромко сказал он, – по высшему разряду.
      Но он не успел даже нанести второй удар, как Натюрморт медленно завалился набок. Глаза его были неподвижны, изо рта показалась пена из-под шампанского.
      «Неужели убил?» – промелькнуло в голове у Сурена.
      Он склонился над художником и нашел на его шее место, где стучал пульс.
      – Разве такие гады помирают? – выпрямился он, заметив, что Натюрморт что-то замычал и стал вращать глазами. – Поднимайся, пень, собакам ссать…
      Он повернулся в сторону испуганной Вероники.
      – Откуда на вас, мадам, такие изысканные украшения? – спросил он и, не дождавшись ответа, ухватил за длинные волосы Натюрморта. – Откуда у тебя деньги, сволочь, на все это? Я же специально распорядился не давать тебе ни гроша.
      – Я… я… – потянулся Натюрморт в сторону, где стояла бутылка, – я свои картины продал – произведения искусства. Рожденный писать картины никогда не останется без копейки. Да у меня, знаешь, сколько всяких спонсоров?
      – Если через пару часов не отрезвеешь, я найду тебе последнего спонсора. Из бюро ритуальных услуг. А вам, мадам, – повернулся он в сторону уже облачившейся в платье Вероники, – я бы посоветовал больше никогда не показываться мне на глаза.
      Она, не сказав ни слова, направилась в сторону двери.
      – Это почти моя жена! – стукнул по столу кулаком Натюрморт.
      – Вы меня поняли? – выбив бутылку из его рук и не обращая внимания на слова, спросил Сурен Веронику.
      – Да, – опустив голову, коротко сказала она и постаралась прошмыгнуть в дверь.
      Но Сурен вытянул перед ней руку:
      – Золотишко оставьте. С его происхождением стоит еще разобраться.
      – Это я ей подарил! – хвастливо заорал на всю мастерскую Натюрморт, но тут же получив второй удар в живот, снова скрючился и закатил глаза в потолок.
      Сжав в ладони браслет и цепь, Сурен отодвинулся от двери, уступая дорогу:
      – Всего вам доброго, мадам.
      Он посмотрел на часы и устало отметил, что магическая ночь все-таки закончилась, можно было подняться к себе и часок вздремнуть. А когда приедет Шамиль, обсудить с ним вопрос о транспортировке иномарок. В столе второй день лежала телеграмма из Еревана: «Ждем обещанный товар».

8

      – Вставай, милый, вставай! – Смагер открыл глаза и увидел склонившуюся над ним Соню.
      Он потянулся к ней, чтобы обнять за шею, но Соня ловко увернулась и сунула ему в руку трубку радиотелефона.
      – Кто это? – удивленно стал вращать глазами Игорь, совершенно не понимая, кто может напрашиваться с ним на разговор в Сониной квартире.
      – Это мой муж, – улыбнулась Соня. – Он хочет набить тебе морду за совращение замужней женщины.
      – Руки коротки, – хмыкнул Смагер, нехотя приложил трубку к уху и коротко представился: – Смагер…
      – Это у меня руки коротки? – услышал он голос своего начальника Зубкова. – Да я тебя, вредитель, агент цэрэушный, даже если ты на небесах спрячешься, все равно вычислю.
      – Здравствуйте, Владимир Иванович. Я ни от кого не прячусь. Но как вы узнали, что я у Сони?
      – Да тебя, Дон Жуан, не за профнепригодность из милиции отчислять надо, а за аморалку… Тем более уже половина управления обсуждает твои любовные похождения.
      Смагер впечатляюще вздохнул:
      – Ну, что мне на себя руки наложить, что ли?
      – Я тебе наложу! Ты мне сначала того угонщика, которого упустил, поймай, да за порчу «Мерседеса» расплатись, а потом накладывай.
      – Будет сделано, товарищ подполковник, – уловив в голосе Зубкова доброжелательные нотки, отрапортовал Смагер. – Что-то у вас, Владимир Иванович, настроение приподнятое?
      – Так сегодня день-то какой?
      – Пятница, тринадцатое.
      – То-то и оно, что черная пятница. Только, похоже, не для нас.
      – Тогда чем обрадуете?
      – Один мой знакомый участковый по фамилии Колодный, в твоем письменном описании примет преступника, которого вы упустили, опознал одного знакомого ему человека.
      – Он знает, где тот живет?
      – Где живет, не знает, а где подрабатывает и часто обитает, сможет показать. Очень занимательная контора, я тебе скажу.
      – Что-нибудь с продажей машин связано?
      – Почти угадал. Только не с продажей, а с ремонтом. Это авторемонтная мастерская. Но сдается мне, что автосервис одновременно служит и перевалочной базой, на которой перебивают номера и снабжают тачки новыми документами перед отправкой в другие регионы.
      – Так что, будем брать слесарей?
      – Как-нибудь без тебя обойдемся. Ты уже взял одного, – ехидно засмеялся Зубков и добавил: – Как по учебнику…
      – Издеваетесь?
      – Нет, учу работать. Ладно, оставим этот черный юмор в стороне. Ты вот что сегодня сделай. Зайди к нашим художникам: пусть они по твоим описаниям составят фоторобот того угонщика…
      – На случай?…
      – Засветился он, Игорь. Убрать они его могут, чтобы не вывел на всю организацию. А карточка для опознания не помешает…
      – Ну, тогда я лечу на работу.
      – А что, тебе больше там нечем заняться? – хихикнул Зубков. – Впрочем, если хочешь попасть под горячую руку начальства, то можешь приходить. Руководство отмордует, а я добавлю. За компанию. Тут еще многие не успели забыть, как ты благородно подставил свою опергруппу под пули телохранителей.
      – Так что же мне вообще в управлении не появляться?
      – Пока – не стоит. Пусть все устаканится. Тем более что ты с понедельника по выходные дни включительно считаешься откомандированным в город Санкт-Петербург. Для посещения морского порта. Не забыл еще, что мы с тобой намечали по поводу паромной переправы?
      – Ну что вы, Владимир Иванович!
      – Ну так и действуй по плану. Вечерком, когда начальство разбежится, заглянешь в управление и возьмешь у себя в столе командировочные документы и деньги.
      – Будет сделано.
      – Ну, тогда передавай привет Соне.
      Игорь нажал на кнопку, положил трубку на кровать и во все горло заорал:
      – А где мой утренний кофе?
      – Вам в постель, товарищ капитан? – донеслось из кухни.
      – Еще спрашиваешь!
      Соня тотчас же появилась с подносом в проеме двери:
      – Сию минуту, мой совратитель.
      Она поставила поднос на тумбочку трюмо, и он, поймав ее за полу халата, потянул к себе.
      – Ну не балуйся, Игорь. Хватит дурачиться. – Она попыталась высвободиться, но халат сполз с плеча и обнажил грудь.
      Смагер деланно завыл от предстоящего удовольствия, как кошка, прыгнул к Соне и, обхватив ее за талию, повалил на кровать…
      – Я никогда не была в Питере, – сказала Соня и, все еще нервно подрагивая, устало закрыла глаза.
      – Хочешь, мы поедем в Питер в наше свадебное путешествие? – приподнявшись на локте, заглянул ей в лицо Смагер.
      – Ты серьезно хочешь сделать мне предложение?
      – Я люблю тебя, Соня.
      – Но прежде мне необходимо добиться развода.
      – Кстати, а почему его нет дома?
      – Ты хотел устроить групповой секс? – не открывая глаз, улыбнулась она и уже сухим голосом добавила: – Он больше сюда никогда не придет, Игорь.
      Он крепко обнял ее и дотронулся губами до носа.
      – А хочешь, мы ускорим это свадебное путешествие и я сама приеду к тебе на целых четыре дня? Туда, в Питер? – вдруг спросила она.
      – Правда? Но у тебя же дежурства? – Смагер не знал, шутит она или говорит серьезно.
      – Правда, – открыла она глаза и блаженно посмотрела на Смагера. – Мне должны отгул за одну смену. Ну что, приезжать?
      – Еще спрашиваешь…

Угон-7
Вот такой был полковник

1

      Специальных заказов на какие-то конкретные марки машин не поступало. Но угонный конвейер продолжал по-прежнему четко работать.
      Он, угонщик со стажем, всегда придерживался одного принципа: если нет конкретного заказа – бери переднеприводную «Ладу». Во-первых, как «восьмерки», так и «девятки» в любой сезон пользовались повышенным спросом у населения. Во-вторых, «приемщики» всегда без претензий расплачивались за эти модели: при их переоборудовании было меньше всего мороки. Он сам не раз видел, как сварщик легко срезал автогеном с кузова чашки с выбитыми номерами, а затем на место старых приваривал другие, с нужными цифрами.
      Он слышал, что даже оперативники, которым по долгу службы приходилось заниматься розыском угнанных автомобилей, на чем свет стоит кляли заводчан и конструкторов за подобную степень защищенности автомобиля и даже прозвали эти чашки «подарком для бандюков».
      И в самом деле, уж кому-кому, а ему-то не по рассказам было известно, что любая импортная модель, словно салат, нашпигована всякими противоугонными штучками: масса степеней защиты на кузове, двигателе, стеклах, многих самых необходимых деталях. Любой американский «Форд», французский «Рено», английский «Ровер», не говоря уже о немецком «Мерседесе», усыпаны защитными табличками, потайными наклейками под салонной обшивкой, выбитыми и вытравленными на металле номерами.
      Когда не было конкретных заказов, он по утру садился в электричку и ехал в какой-нибудь аэропорт. Чаще всего в Домодедово. Там, на платной стоянке, легче всего было подыскать необходимую тачку и добраться на ней до Москвы. При этом требовалось немного терпения и минимум хитрости. Он обустраивал свой наблюдательный пункт метрах в пятидесяти от въезда на стоянку и внимательно следил за всеми «восьмерками» и «девятками», которые въезжали на площадку и останавливались перед человеком в пятнистой одежде. Определить отлетающих на отдых владельцев «Жигулей» не составляло большого труда по нескольким причинам. Они в отличие от встречающих подолгу вели разговор с охранниками и, достав бумажник, по нескольку раз пересчитывали купюры, которые вскоре пропадали в кармане сторожа. По длительности этой процедуры можно было определить, на сколько дней покидал столицу клиент авиакомпании. Ну а самый главный признак того, что частник оставляет на несколько суток свою тачку на стоянке, он определял по стилю одежды и поведения. Человек с чемоданом, в костюме и при галстуке, приехавший в аэропорт в одиночку, редко через несколько минут возвращался к своей машине. А взгляд! О, брошенный на машину взгляд, перед тем как расстаться с ней, говорил ему не только о том, каким путем была приобретена машина, но и о годе ее выпуска, пробеге и степени ухоженности.
      Охранников на стоянке он нисколько не опасался. В дневной суете и толчее они редко прохаживались вдоль длинных рядов автомобилей. Им гораздо приятнее было трясти деньги с клиентов, выдавая липовые талоны и чеки за охрану воздуха.
      Он прекрасно знал, что еще ни один охранник, ни одна охранная фирма не понесла каких-либо убытков после того, как он уводил чью-либо машину со стоянки: Во-первых, за несколько дней отсутствия владельца, менялось несколько смен и никто не хотел брать вину на себя. Все показывали пальцем друг на друга, и никто не помнил, в какой день исчезла машина со стоянки. Хозяевам стоянок было и того легче. Когда пострадавший предъявлял претензии к руководству охранной фирмы, начальство разводило руками: знать такого клиента не знаем. В этот же день на стоянке всем клиентам выдавались на руки красочные талончики, утвержденные правительством. На липовую бумажку, которую показывал владелец угнанного автомобиля, никто и смотреть не хотел. «Где вы ее взяли? Мои охранники не могли выдать такой вздор!» – говорило начальство и отправляло пострадавшего куда подальше.
      Кроме того, при краже машины со стоянки он всегда знал, что охранники – тоже остро нуждающиеся в деньгах люди, и если уж так случится и его поймают за руку, то всегда можно откупиться.
      Но до этого он старался дело не доводить.
 
      …Мужик с кожаной сумкой перешагнул через тонкий металлический трос, который служил своеобразным шлагбаумом при въезде на стоянку. Он, по-видимому отвыкший от переноски тяжелой поклажи, поставил чемоданчик на асфальт, повернулся и в последний раз нежным взглядом поглядел в сторону, где осталась на приколе черная «девяносто девятая». Не трудно было догадаться, что это прощание с любимой на несколько суток. Тем не менее он взял свою сумку с инструментами и пошел вслед за мужиком. У него было заповедное правило: он всегда сопровождал своих клиентов до выхода на посадку и еще несколько секунд провожал взглядом оторвавшийся от взлетной полосы самолет.
      Он видел, как мужчина зарегистрировал свой авиабилет на рейс до Сочи, и ему вдруг стало грустно. За свою жизнь он, к своему стыду, никогда не видел волн и не слышал прибоя. Конечно, каждый год он собирался со своими сокурсниками посетить берега Черного моря. Но когда подходило время, он в отличие от своих друзей брал билет на поезд и вместо Черноморья отправлялся в свою деревню, успокаивая себя тем, что лучше речки и удочки нет никакого отдыха.
      Когда самолет с громом поднялся и через несколько секунд скрылся в небе, он пошел в аэровокзальный буфет, купил пятьдесят граммов коньяка, бутерброд с ветчиной и попросил приготовить чашку тройного кофе.
      Перед началом операции в аэропорту он всегда выпивал пятьдесят граммов коньяка – спиртное пробуждало азарт.
      Через полчаса он дважды обошел черную «Ладу», хмыкнул, увидев наклеенные на стеклах рекламные таблички с названием охранной сигнализации, и мысленно сказал ее установщикам большое спасибо. Это была та система, с которой он разбирался довольно споро. Правда, заглянув в салон и разглядев на коробке передач дужку «Мультилока», он негромко выругался. Конечно, он был бы рад демонтировать любое другое механическое устройство, но на этой «девятке», впрочем, как и на многих ее сестрах, был установлен «Мультилок», и он лишь поблагодарил Бога за то, что в последний момент кинул в свою сумку лобзик с алмазной пилкой. «Часа три, как пить дать, придется посвятить слесарному делу», – подумал он и успокоил себя тем, что даже космонавты за три часа работы не получают по тысяче долларов.
      Он достал из сумки тюбик с литолом, выдавил на фару чуть меньше половины и, размазав его равномерно по всему стеклу, наложил на стекло со смазкой шерстяной лоскут. От удара разводного ключа, которым он плашмя стукнул по фаре, она легко раскололась. Все стекла остались на шерстяной тряпке. Лампочка в подфарнике уцелела. Он аккуратно вывернул ее, достал длинный крючок и, поковыряв в отверстии, вытащил из него несколько заизолированных проводков.
      Теперь оставалась самая малость: найти два необходимых, закоротить их, и тогда вся система сигнализации попросту сгорит и придет в негодность. Такая операция на языке специалистов-угонщиков называлась выжиганием центрального блока через подфарник. Между прочим, его давно посещала сумасбродная мысль написать дипломную работу на предмет обезвреживания любых видов сигнализации при помощи короткого замыкания. Даже неопытному студенту автомеханического факультета достаточно было взглянуть на схему охранного электронного устройства, чтобы увидеть, как легко вывести из строя соединенный с габаритными огнями, фарами и звуковым сигналом центральный блок-процессор, если закоротить проводки, подводящие напряжение к лампочкам.
      Контакты заискрились и «девяносто девятая», коротко икнув, мигнула уцелевшей фарой и задними габаритными огнями.
      Он достал из кармана куртки связку ключей, нашел короткую отмычку из твердого сплава, сунул ее в замочную скважину и резко крутанул в правую сторону. По щелчку догадался, что дверцу машины можно свободно открывать.
      Он бросил сумку на переднее водительское сиденье, вытащил пилку по металлу с алмазным полотном и перед тем как приступить к ликвидации «Мультилока» решил пять минут просто посидеть и собраться с силами. Он откинул голову на высокое кресло и закрыл глаза. Но правая рука, не дожидаясь команды, самопроизвольно опустилась на дужку замка. От неожиданности он вздрогнул. Еще раз потрогав хромированные детали замка, он определил, что это был не настоящий «Мультилок» израильского производства. Видимо, мужичок не стал утруждать себя поиском сервисной мастерской по установке запоров на коробку передач и доверился какому-нибудь дяде Васе, какие встречались в каждом гаражном кооперативе или дворе и которые за небольшой гонорар готовы были выполнить любую работу. Подделка же, по всей видимости, была куплена на рынке.
      Он пошире открыл свою сумку, бросил в нее пилку и достал монтировку. Достаточно было одного усилия, чтобы пластина крепления замка была сорвана.
      Он радостно потянулся, звякнул «молнией» на сумке, открыл дверь и вышел из машины. Теперь, если на нее не позарится какой-нибудь угонщик-конкурент, он вернется на стоянку к восьми часам вечера. У охранников будет пересменка, и пока одна смена в течение нескольких минут будет делить выручку, а другая облачаться в пятнистую одежду, машину можно будет легко вывести. Главное, чтобы встречных въезжающих не было.

2

      Шамиль прошелся по квартире в грязных ботинках. На коврах остались комки глины. «Где он в центре покрытой асфальтом Москвы мог найти грязь и глину?» – подумала балерина, но ничего не сказала. Почему-то ей было жалко желто-оранжевые персидские ковры.
      Около входной двери в просторной прихожей в таких же грязных ботинках стояли два бандюка, которые, по всей видимости, составляли Шамилю компанию. По их молчанию и ожидающим приказа взглядам она догадалась, что по каким-то причинам он снова обзавелся телохранителями.
      Шамиль достал пачку «Мальборо», выдвинул из-под стола гнутый венский стул, закурил и уселся, вытянув на ковре ноги, с которых по-прежнему стекала грязная вода. Он поднял глаза к украшенному лепниной потолку, затянулся и, выпустив дым, словно с завистью сказал:
      – А ничего ты свила себе гнездышко…
      Шамиль повернулся к своим охранникам, которые по-прежнему стояли около порога, и, указав на кожаный диванчик, разрешил им присесть. Она поняла, что разговор предстоит длинный.
      – Сколько же денег вложил твой меценат в гнездышко для балерины?
      – Я не считала… – ответила она, почему-то начиная все больше и больше раздражаться. Она с отвращением посмотрела на его небритое лицо, снова перевела взгляд на грязные ботинки. – Он давал на обустройство, а я тратила и не считала.
      – Вот как? – улыбнулся Шамиль. – Не считала? Когда я тебе давал деньги, ты все пересчитывала до копейки и, если было мало, поднимала скандал. А у него ты не считала! Это он научил тебя быть такой щедрой?
      Она отвернулась, чтобы не видеть его пронзительных глаз.
      – Уж не хочешь ли ты выйти за него замуж, Лейла? Она резко встала с кресла.
      – Сколько раз я тебя просила, Шамиль, не называй меня никогда Лейлой. Я Лена. А лучше, как всегда, зови Балериной.
      – Когда я тебя ласкал, то всегда звал Лейлой. И ты не обижалась. А теперь вдруг так недовольна. Ты и в самом деле испытываешь к Греку какие-то чувства?
      – Какое тебе дело до моих чувств? Наши чувства остались в прошлом, Шамиль.
      – Но я иногда о тебе вспоминаю. Вот сейчас, например, решил заглянуть на огонек. Может, обогреешь нас, а?
      Она сделала вид, что не поняла подвоха насчет троих сразу. Хотя знала, что от Шамиля, когда он на кого-нибудь гневался, можно было ожидать все что угодно. И в данный момент он явился к ней со своими ребятишками неспроста. Она не сообщила ему об отъезде Грека, но по каким-то своим каналам Шамиль все-таки узнал об этом. Она так надеялась, что Грек, как и обещал, вернется в течение двух суток и не нужно будет сообщать Шамилю о его отъезде. Грек и в самом деле нравился ей все больше и больше. Честно сказать, она даже имела на него свои виды. Правда, весьма смутно и отдаленно представляла, каким образом у них могут сложиться отношения. Она выполняла, если можно так выразиться, свою работу, и с того самого памятного рейса «Баку – Москва», когда они познакомились с Греком в самолете, докладывала Шамилю о всех передвижениях, планах и мыслях своего подопечного.
      Конечно, она вскоре заметила, что и у Грека зарождаются к ней особые чувства, не такие шкурные и звериные, какие в течение года у них были с Шамилем. Да, ей часто приходилось выполнять его просьбы и приказания, завлекать на благо общего дела к себе в постель нужного Шамилю человека, а то и делить кровать со своим боссом, когда тому было невтерпеж. Тогда он пыхтел и в порыве страсти называл ее Лейлой.
      – Сомневаюсь, что в этот раз ты пришел добиваться моих ласк, Шамиль.
      – Почему ты не предупредила меня об отъезде твоего хрена? – отбросив в сторону дипломатию, повысил голос Шамиль.
      – Я не посчитала поездку важной для твоего внимания, – ответила она спокойно и улыбнулась, стараясь разрядить напряжение. Уж кому, как не ей, было знать, к чему может привести психоз, который порой находил на ее патрона. Но Шамиль не клюнул на ее обворожительную улыбку.
      – Ты знала, куда он едет? – продолжал допытываться он.
      Она опустила глаза и постаралась просчитать ситуацию, как это всегда делала, когда ребята угонщики брали ее на задание. Она любила риск и порой, ради собственного удовольствия и за ничтожные деньги, соглашалась поработать в паре. И теперь она не была уверена, что если Грек попадет в руки Шамиля, то ни под какими пытками не признается, что ничего не сообщал ей о своем калининградском вояже. Да, он говорил ей о предстоящей поездке в Прибалтику и даже звал с собой. Но она, сославшись на занятия в балетной студии, отказалась.
      – Знала. – Она пристально посмотрела в глаза Шамилю.
      – Он тебя звал с собой?
      – Звал.
      – Тогда почему ты не поехала? Ты нарушила мое приказание – быть повсюду с Греком и докладывать мне о каждом его шаге.
      – Я не могла поехать.
      – Вот как?
      – У меня были сильные боли, – попыталась оправдаться она. – У каждой женщины бывают критические дни. Тебе об этом известно?
      – Мне об этом не известно, – холодно ответил Шамиль и, поглядев в сторону своих телохранителей, щелкнул пальцами. – Ребятки, вам она нравится?
      Телохранители хищно заулыбались:
      – Да, босс.
      – Приготовь мне пару бутербродов и кофе, – сказал он ей, затушил сигарету в глиняном горшочке, в котором цвел экзотический кактус, и пошел на кухню.
      – И ты, конечно, не знаешь, какого черта он поехал в Калининград?
      Она отрицательно покачала головой.
      – У него было много денег? – засовывая в рот бутерброд почти целиком, спросил Шамиль.
      – Точно не знаю. Но думаю после того, как он потратился на квартиру, осталось тысяч тридцать.
      – Ба! Лейла! Что такое «тысяч тридцать»? – удивленно разинул рот с разжеванным бутербродом Шамиль. – Я тебя не узнаю. Или ты действительно влюбилась, или теряешь квалификацию. Ты всегда выворачивала наизнанку даже мой бумажник, когда представлялась такая возможность…
      Он свирепо посмотрел на нее:
      – Я тебя последний раз спрашиваю, сколько у него было денег?
      Она вспомнила, как Грек интересовался, какую машину ей хотелось бы иметь.
      – Сколько стоит красный спортивный «Мерседес» последней модели?
      – Что ты мне голову забиваешь? – Шамиль в гневе смотрел на нее.
      – Он обещал мне подарить красный спортивный «Мерседес».
      – Сука, что же ты раньше молчала! «Мерседес» он ей обещал. – Шамиль метнулся к телефону.
      Она присела на краешек стула прямо напротив него.
      – Сосо? – заорал Шамиль в трубку. – У тебя Грек гостил?
      Он на какое-то время замолчал и только гневно сверлил ее своими черными глазами. Потом показал пальцем на дверь.
      Через десять минут он вышел из кухни и поманил пальцем своих телохранителей.
      – Ребята, Лейла хочет ласки. Но я сегодня что-то не в форме.
      – Шамиль, только не это! – вскрикнула она и спрыгнула с дивана.
      Он, казалось, с жалостью посмотрел на нее, прошел по залу и пнул ногой дверь спальни. Широкая кровать была аккуратно застелена розовым атласным покрывалом. Он посмотрел на это спальное ложе, потом перевел взгляд на балерину:
      – Как, ты уже отвыкла от группового секса?
      – Шамиль, я тебя умоляю. Разве мало я тебе помогала?
      – Хорошо, – задумавшись, сказал он. – Тогда сделай так, чтобы Грек завтра утром был у меня.
      – Я не смогу этого сделать, – категорично ответила она.
      – Ребятки, – снова повернулся Шамиль к парням. – Лейла хочет ласки.
      Он еще раз взглянул на нее и пошел в сторону кухни.
      – Зря ты, Лейла, отказалась. Завтра Грек и без твоей помощи будет у меня. Вы хотели прыгнуть очень высоко. Выше меня. Я этого не люблю.
      Телохранители взяли ее под руки.

3

      В фотороботе, который был составлен со слов Смагера, Федосыч узнал того самого парнишку, который помог участковому перегнать «Москвич» из автоцентра до дома. Он надел очки и еще несколько секунд повертел фотографию в руках. Последние сомнения исчезли: конечно, это был тот самый малый.
      Он положил фотографию на стол дежурного и спросил:
      – Давно пришла?
      – Сегодня утром по факсу передали. А ты чего так встревожился, Федосыч? Это твой внук, что ли?
      Колодный хмыкнул и посмотрел в лицо дежурного по управлению:
      – Много будешь знать, скоро состаришься.
      – До тебя мне все равно далеко, – сострил дежурный.
      Федосыч оставил слова своего коллеги без внимания, посмотрел на телефон и хотел было уже потянуться за трубкой, но вовремя сообразил, что все его переговоры с подполковником Зубковым через десять минут будут доложены начальству. Он вышел из дежурки и засунул руки в карманы: «Во, дожили! Придется действовать методами преступников и звонить из автомата».
      Он чуть ли не бегом шел в сторону метро. Только там, по его мнению, можно было купить жетончик.
      – Вы уверены, что не обознались? – спросил Зубков после того, как Федосыч поведал ему о своем наблюдении.
      – Обижаете, Владимир Иванович.
      – Извините, Иван Федосович, у меня этот вопрос от неожиданности вырвался. Одно обидно: нет у меня лишних людей. Смагера вот в командировку отправляю…
      – Так, может быть, и я на что сгожусь? – предложил свои услуги Федосыч.
      – Даже не знаю, как и благодарить вас, капитан…
      – Давайте обойдемся без комплиментов, товарищ подполковник.
      – Хорошо. Мне нужно, чтобы кто-нибудь профессионально понаблюдал, машины каких марок и под какими номерами въезжали в ворота автосервиса и какие выезжали. Хорошо было бы разглядеть, кто был за рулем. Что за люди наведывались в гости к нашему знакомому Оганяну?
      – У меня есть видеокамера… – похвастал Федосыч.
      – Я был бы рад, если бы вы оказались отличным кинооператором, Иван Федосович.
      Федосыч повесил трубку и тут же бросил в телефон-автомат второй жетон.
      – Выручай, Глебушка, – просил он своего товарища участкового. – Пока я буду киносъемками заниматься, ты бы территорию автосервиса в качестве клиента посетил, да там внимательно все осмотрел…
      Еще через полчаса Колодный расположился на лавочке, которая находилась метрах в ста от ворот автосервиса. Он был в старом коричневом плаще, который надевал в последний раз года три назад, голову прикрывала кожаная шляпа. Если учесть, что видеокамеру он спрятал в старый портфель, в котором предусмотрительно прорезал небольшую дырку для объектива, а на портфель положил толстую газету, которую якобы читал с большим интересом, то со стороны Федосыч и в самом деле походил на частного детектива, о внешности которых так много писалось в криминальных романах.
      Глебов, обещавший подъехать на какой-нибудь машине и под видом ремонта проникнуть на ней на территорию автосервиса, так и не появился. Но камера Федосыча зафиксировала серый «Мерседес», в котором в качестве пассажира переднее сиденье занимал, как стало принято писать в газетах, мужчина кавказской национальности. «Мерс» несколько раз подавал звуковой сигнал, но с открытием ворот медлили. И тогда пассажир вышел из машины и пешком направился к металлической двери. Через несколько минут ворота открылись и пропустили «Мерседес».
      Он просидел еще пару часов, но, кроме той самой «Ауди», которая, ревя мотором, словно пантера, выпрыгнула из ворот, больше ничего особенного не заснял. Он в мыслях выматерился в адрес своего давнего товарища Глебова, который обещал помочь ему, но так и не приехал. Стало смеркаться, и Федосыч решил сам пройти на территорию автосервиса. В коммерческой палатке, которая находилась около автобусной остановки, он купил бутылку дешевой водки, плитку шоколада и бросил покупки в портфель.
      Федосыч вернулся к воротам автосервиса, подошел к калитке и хотел было уже взяться за дверную ручку, как калитка сама распахнулась и в проеме показался Глебов с карбюратором в руках. За его спиной стоял Сурен. Глебов сделал вид, что совершенно не знает Федосыча, переступил металлический порожек и, держа перед грудью карбюратор, направился к тротуару. Федосыч чуть слышно чертыхнулся, но тут же, увидав Сурена, приветливо улыбнулся:
      – Сколько лет, сколько зим?! – сказал он и протянул руку старому знакомому.
      – Что, опять машина сломалась? – нехотя пожимая ладонь милиционеру, спросил Сурен.
      – Нет-нет, работает как часы.
      Оганян подозрительно оглядел необычный наряд участкового:
      – Ты, Федосыч, на Пинкертона смахиваешь. Так что же тебя привело к нам в гости, если машина в порядке?
      – А разве мы в прошлый раз плохо посидели? – вопросом на вопрос ответил Федосыч.