Легенда о Стиве и Джинни - Любовь сладка, любовь безумна

— Поторопись, приятель! Не забывай, нам еще нужно допить все, что осталось!

Один из собеседников Хейнса нервно рассмеялся, но Уитейкер только пожал плечами и, шагнув вперед, медленно направился к противнику, поднимая крошечные облачка пыли. Джинни против воли отметила почти кошачью грацию, с которой он двигался. Почему он не останавливается?

Было нечто зловеще-опасное в том, что он продолжал идти так спокойно, высокомерно. Хейнс; казалось, почувствовал это и насторожился:

— Черт возьми! Что ты о себе возомнил?

— Хейнс, я гуляю. Ты передал, что у тебя есть ко мне дело. Начинай.

Тон Уитейкера был мягок и почти безразличен, словно говорящему было все равно, но он продолжал идти, и расстояние между противниками все сокращалось. Раньше Джинни считала, что из этих двоих Барт опаснее, но сейчас изменила мнение. Очевидно, Хейнс тоже понял это. Уитейкер напоминал пантеру, преследующую добычу.

Пробормотав неразборчивое проклятие, Хейнс отступил назад и вбок; рука метнулась к револьверу.

Только потом Джинни сообразила, что Уитейкер тоже не терял времени. Неожиданно прогремели три выстрела, слившиеся в один непрерывный грохот. Оружие выпало из пальцев Хейнса, который даже не успел прицелиться. Он рухнул на грязную мостовую, отброшенный безжалостными пулями, врезавшимися в тело.

Джинни навалилась на подоконник; ноздри щипало от порохового дыма; взгляд был не в силах оторваться от распростертого тела, лежавшего в пыли, словно уродливая сломанная кукла; красные струйки сочились из дыр в черном сюртуке.

Она почти не слушала возбужденных криков бегущих мужчин:

— Господи! Хейнс даже выстрелить не успел!

— В жизни не видел, чтобы кто-то сумел так быстро выхватить оружие!

— Кто-нибудь, сбегайте за шерифом! Правда, Хейнс сам напрашивался.

— Если шериф захочет поговорить со мной, я буду в салуне.

Как может человек, только что убивший другого, говорить так холодно-безразлично? Дуэли всегда казались столь романтичным событием, но в этой дуэли не было ничего романтичного или благородного — даже с закрытыми глазами Джинни по-прежнему видела мертвое тело, лежавшее посреди мостовой. Полубольная от отвращения, она, спотыкаясь, отошла от окна и почти свалилась на постель, пытаясь подавить волны тошноты.

Глава 7

Сенатор Брендон велел принести ужин в отдельную столовую, чтобы семья и приглашенные гости могли поесть спокойно. Шеф-повар гостиницы, как было объявлено, приехал из Франции, вина тоже прибыли из Парижа.

И верно: бальный стол был накрыт снежно-белой льняной скатертью, сервирован тонким фарфором и серебряными приборами, официанты хорошо вышколены и не надоедливы.

Джинни пригубила вино, заставляя себя забыть о сцене, которую наблюдала днем. Убили человека на ее глазах… Неужели придется привыкать к подобному зрелищу? Видимо, гораздо худшие веши могут случиться на пути в Калифорнию.

— Дорогое дитя, — предупредил ее отец. — Я хочу объяснить тебе — подобное путешествие связано с риском. Могут встретиться враждебные индейцы, беглые, которые еще хуже любого индейца, — дезертиры, бандиты, всяческие негодяи.

Отец был явно встревожен — ему совсем не по душе, что жене и дочери приходится одним отправляться в Калифорнию.

Но все же Уильям, как практичный человек, не мог не признать, что с политической точки зрения такое путешествие может принести ему огромные преимущества, если Джинни и Соня проделают тот же путь, что и другие переселенцы, да еще в фургоне. Кроме того, нужно позаботиться о том, чтобы благополучно доставить золото. Никто не должен заподозрить, что Уильям Брендон посылает помощь французам, сражающимся в Мексике. Даже если на него падет подозрение, никому и в голову не придет, что он может доверить жене и дочери подобное поручение! Здесь, в этой глуши, «хорошим» женщинам поклоняются — все будут восхищаться мужеством Сони и Джинни, так что золото и вооружение успеют доставить в нужное место без всяких осложнений.

Взглянув на отца, Джинни заметила его одобрительный взгляд — сегодня она и Соня надели в честь приглашенных гостей парижские вечерние платья. Кроме них, на ужине присутствовали еще пять женщин — жены богатых ранчеро, гостей Брендона, — их платья с кринолинами, всех оттенков темно-коричневого цвета, были закрыты почти до ушей, несмотря на гнетущую жару.

Джинни ощущала неодобрительные взгляды этих уродливых созданий и, хотя старалась не выказывать смущения, чувствовала себя не в своей тарелке. Она была рада, что сидит рядом с Карлом Хоскинсом, молодым управляющим ранчо отца, и обрадовалась еще больше, узнав, что Карл отправляется вместе с ними в Калифорнию.

Карл Хоскинс оказался очень красивым молодым человеком, со светлыми волосами, сверкающими в огоньках свечи, и маленькими, тщательно подстриженными усиками, подчеркивающими правильность черт. Джинни узнала, что Карл был младшим сыном обедневшего плантатора и служил в армии конфедератов в чине капитана. Теперь он собирался поискать счастья в Калифорнии.

— Я намереваюсь узнать все, что смогу, о разведении скота, — признался он Джинни, опьянев от ее красоты. — Не хочу тратить время, искать золото — есть более надежные способы заработать состояние. А когда скоплю достаточно денег, куплю свое ранчо и буду разводить герфордскую породу на мясо и джерсейскую или гернсейскую на продажу… — Но тут молодой человек смущенно замолчал, вспомнив, что говорит с дамой из общества.

— Продолжайте, — тихо сказала Джинни. — Я совсем не устала и хочу побольше узнать о Калифорнии.

Зеленое бархатное платье так шло к ее глазам, а когда Джинни наклонялась. Карл видел очертания белоснежной груди в очень глубоком вырезе платья. Карл ощущал, как кружится голова от близости и красоты этой необыкновенной девушки. Внезапно ему захотелось, чтобы их совместное путешествие скорее началось.

Карл, как истинный джентльмен, южанин, обладал обаянием и прекрасными манерами, хотя не считал нужным обременять себя образованием. Книги и иностранные языки никогда его не интересовали — существовало много других вещей, занимавших его ум и время. Когда, возвратившись с войны, он узнал о разорении отца грабительскими налогами правительства, то нашел в себе достаточно сил и воли начать жизнь сначала. Отец написал Уильяму Брендону, своему старому знакомому, и тот взял его на службу. Брендон доверял Карлу и, кроме того, имел на него свои виды. И хотя обычно Карл знал, как развлечь соседку по столу, сегодня смущался, будто школьник. Никогда еще он не встречал такого создания, в котором грация и обаяние молодой девушки сочетались с умом и образованностью зрелой женщины. И она флиртовала с Карлом, хотя тот не понимал, как на это реагировать.

Однако Хоскинс не понял, что Джинни умирает .от скуки, ведь ей прекрасно удалось это скрыть. А когда девушке бывало скучно, она говорила больше обычного, весело, живо, остроумно.

Неужели мужчинам не о чем говорить, кроме как о выращивании и продаже скота? Неужели у женщин нет других интересов, кроме дома и детей? Хотя вряд ли здесь, в этой дикой стране, существуют какие-либо другие темы…

Подали третье блюдо. Джинни позволила, чтобы ее бокал наполнили вином, и, улыбнувшись, поймала предостерегающий взгляд Сони. Остальные женщины не пили, лишь подносили бокалы к губам и, по-видимому, не одобряли Джинни. Теперь будут сплетничать, что дочь сенатора слишком много пьет!

При этой мысли Джинни снова улыбнулась, и Карл, вообразив, что улыбка предназначена ему, почувствовал, как забилось сердце.

Отец разговаривал с мистером Влеком, соседом справа.

Видя, что отец хмурится, Джинни прислушалась к беседе:

— Вы знаете человека, именующего себя Уитейкером? Я говорил сегодня с шерифом, спрашивал, может ли он порекомендовать хорошего проводника для моих фургонов, и он заявил, что этот человек знает каждую тропинку между Техасом и Калифорнией. Странно, правда, что я не слышал этого имени раньше.

Блек, коренастый, жизнерадостный человек с густой бородой, хмыкнул:

— Шериф Тревор всегда немного нервничает, когда в городе появляются известные дуэлянты, а тот, о ком вы говорите, сегодня утром пристрелил Барта Хейнса. Барт был прославленным стрелком, но, если то, что я слышал, правда, не успел даже револьвер выхватить.

Пальцы Джинни непроизвольно сжали ножку бокала. Она замерла, боясь шевельнуться. Но остальные джентльмены присоединились к разговору, и никто не обращал на нее внимания.

— Он Наемник?

Ване Портер, сидевший справа от Джинни, наклонился, чтобы ответить Уильяму:

— Конечно. Один из лучших в своем деле. Но я слышал, он работал на Барлоу, служил проводником в армии и перегонял стада в Эбилен.

— Он уроженец вашего штата, сенатор, — вмешался кто-то. — И его настоящее имя — Морган, Стив Морган.

Соня со стуком уронила веер; кто-то из мужчин, наклонившись, с поклоном вручил его хозяйке. Лицо Сони, обычно такое спокойное, раскраснелось; опустив веки, чтобы скрыть смущение, она невнятно поблагодарила соседа.

«Это уж слишком, — подумала Джинни. — Сначала скот, теперь наемники!» Она уже хотела сказать, что видела утреннюю стычку, но, бросив взгляд на внезапно побледневшее теперь лицо Сони, решила держать язык за зубами. Может, разговоры об убийствах расстроили мачеху?

Мужчины принялись оживленно обсуждать новую тему.

Даже Карл Хоскинс, казалось, больше заинтересовался новым проводником, чем своей соседкой. Бросив на него озорной взгляд, Джинни совсем уже решилась оторвать бархатную розетку на правом плече, чтобы привлечь его внимание, но, вспомнив о гостях с их неодобрительными взглядами и поджатыми губами, передумала. Хотя Карл Хоскинс и красив, но не стоит такого риска.

— Джинни, дорогая, — тихо сказала Соня. — Если не трудно, принеси, пожалуйста, наши шали. Что-то холодно становится.

«Бедняжка Соня выглядит совсем больной», — подумала Джинни и, улыбнувшись мачехе, поднялась из-за стола.

Официант проводил ее до черного хода — не стоило спускаться по лестнице, ведущей в вестибюль, и проходить сквозь строй мужских взглядов.

Приподняв длинные юбки, Джинни быстро сошла по узким ступенькам на второй этаж и остановилась, чтобы перевести дыхание. Тускло освещенный коридор выглядел безлюдным, и почему-то эта пустота и тишина пугали Джинни больше всего. Строго сказав себе, что все это чушь и глупости, она пошла по коридору. Но неприятное чувство лишь усиливалось. Все двери выглядели одинаково, и в полумраке невозможно было разобрать номера. В довершение ко всему, когда она почти добралась до противоположного конца, одна из ламп погасла, и стало совсем темно.

— О дьявол, — прошептала Джинни себе под нос, сообразив, что не помнит точно, где ее комната. Но, заметив, что из-под одной двери пробивается луч света, подалась вперед, чтобы прочесть выцветшие цифры. Два… пять… кажется, ее номер — 257. Кроме того, Тилли обычно зажигает свет, может, она еще не легла спать!

Джинни чуть поколебалась и еде слышно постучала в дверь, ожидая, что откроет Тилли. Но то» что произошло, застало девушку врасплох. Дверь распахнулась, и не успела Джинни открыть рот, как чьи-то руки втащили ее в комнату. Послышался стук вновь захлопнувшейся двери, и Джинни обнаружила, что уставилась в изумительно красивые темно-синие глаза, обрамленные самыми длинными в мире ресницами.

Темная кожа лица с разлетающимися бровями почти пугающе контрастировала с этими синими, чуть суженными глазами, рассматривавшими Джинни так откровенно и дерзко. Девушка застыла от страха и изумления; губы приоткрылись, во рту пересохло, из сжавшегося судорогой горла не вырвалось ни звука.

Мужчина неожиданно улыбнулся, показав ослепительно белые зубы, и она, непонятно почему, заметила веселые ямочки на щеках.

— Клянусь Богом, — медленно протянул он, раздевая ее взглядом, — значит, ты и есть та француженка. Мими превзошла себя, это уж точно!

Он по-прежнему держал Джинни за руки, и прежде чем она смогла найти в себе силы что-то пробормотать, мужчина притянул ее к себе и обжег губы властным, грубым поцелуем, поцелуем собственника.

Джинни целовали и раньше, но никогда вот так! Ни один человек не смел обнимать ее, прижимать к себе! Его рот был жестким и безжалостным, и, вместо того чтобы нежно коснуться ее губ, он обжег их, словно пламенем, насильно раскрывая, как лепестки цветка. Одной рукой он держал Джинни чуть повыше талии, а другой обвил плечи так, что она чувствовала себя будто в тисках и почти не могла дышать, а когда попыталась отвернуть голову, ощутила, как его ладонь скользнула вверх, пальцы запутались в локонах на ее затылке.

Голова Джинни закружилась, беспомощно откинулась назад — волны жара и дурноты накатывались на девушку. К своему ужасу, она осознала, что его язык проник в ее рот, вынуждая ее тихо стонать.

«О Боже, Боже, — словно в бреду, думала она, — неужели все мужчины целуются так? Что он делает со мной? Что он сделает потом?»

И неожиданно, когда она, казалось, вот-вот упадет в обморок, безжалостная хватка ослабела, он слегка поднял голову, чтобы взглянуть ей в лицо.

— Не думал, что женщина может быть так прекрасна, френчи[1], — прошептал незнакомец.

Его суженные глаза горели страстным желанием, которое она чувствовала, но не могла до конца понять. Джинни пыталась опомниться, взять себя в руки, удержаться на слабых, дрожащих ногах, а он… он снова наклонил «голову и обжег губами впадинку у шеи.

— Нет… — Единственное слово, которое удалось выдавить Джинни, прозвучало отчаянным воплем.

Его пальцы шутливо потянули за болтающуюся на нитке розетку. Девушка снова охнула, на этот раз от возмущения, и почти бессознательно перешла на французский:

— Месье… нет! О, что вы делаете?

Розетка упала на пол; незнакомец рассмеялся:

— Забудь о дурацкой розе. Я найду тебе другую. — Его губы заглушили крик протеста. — И куплю тебе другое платье, милая, — прошептал он, — потому что сорву это с твоего тела. Ты ведь знаешь, я хочу тебя и сгораю от нетерпения.

Он вновь впился губами в ее губы, сжимая ее в объятиях.

Джинни почувствовала, как подгибаются колени, и невольно качнулась к нему. Она понимала, что теряет голову, но охватившее ее странное томление, ужасающая покорность тому, что сейчас должно произойти, не имели ничего общего ни с ее волей, ни с решимостью. С чем-то вроде непонятной отрешенности Джинни ощущала, как его язык ласкает ее рот, гладит, лижет… Платье соскользнуло с плеч, сильная ладонь сжала грудь. Руки Джинни были зажаты между их телами; беспомощные попытки освободиться, казалось, лишь сильнее воспламеняли его, побуждая ко все более откровенным ласкам.

Окончательно обезумев, Джинни ощутила, как его пальцы отыскали и стиснули быстро твердевшую пуговку соска.

Словно молния пронзила Джинни, возвратив ее к реальности. Теперь она начала сопротивляться по-настоящему, пытаясь вырваться из цепких рук, с ужасом сообразив, что его рубашка распахнута до пояса и ее груди, прикрытые лишь тонким шелком сорочки, прижаты к голой мужской груди.

Животное тепло, исходившее от него, голодная жадность поцелуев окончательно свели Джинни с ума. Чувствуя, как голова идет кругом, она заставила себя обмякнуть в его руках.

Подумав, что девушка потеряла сознание, он, конечно, оставит ее в покое!

Незнакомец отпустил ее так внезапно, что Джинни едва не упала, но тут же со смятением поняла, что в бедра впился край кровати. Завопив от ужаса, Джинни скрестила руки на груди и заметила, что он направляется к ней этой грациозной кошачьей походкой, так хорошо знакомой девушке.

— Френчи, прекрати вести себя как застенчивая девица и раздевайся. Немедленно, или я сам тебя раздену!

Джинни увидела, как его руки снова протянулись к ней, и, словно загнанное в угол животное, размахнулась изо всех сил и ударила его по щеке.

Выражение ошеломленного изумления на лице незнакомца наполнило ее безумным наслаждением; она инстинктивно подняла другую руку, но на этот раз он был начеку. Поймав ее запястье, он грубо вывернул его, пока девушка не закричала от боли. Противники стояли лицом к лицу. Его глаза сверкали яростью, ее — слезами боли и отчаяния. Джинни ударила бы его еще раз, но незнакомец схватил ее за другую руку и с силой сжал.

— Черт бы тебя побрал, французская стерва, — процедил он сквозь зубы. — Что за дурацкую игру ты затеяла?!

Холодное бешенство в голосе и зловещий блеск глаз в другой обстановке заставили бы ее в страхе отпрянуть, не будь она настолько рассержена.

— Вы… вы грубое, наглое чудовище! — Голос Джинни дрожал от гнева. — Как вы смеете так обращаться со мной?

Как посмели затащить меня в эту комнату и… и напали, словно я… я…

Негодование девушки было столь велико, что она не находила слов, только старалась высвободить руки, чтобы можно было снова ударить его. Разъяренный взгляд стал недоуменным, и наконец до незнакомца что-то дошло. Его черные брови сошлись вместе, мужчина отступил-; продолжая удерживать Джинни на расстоянии вытянутой руки, и стал внимательно рассматривать ее. Джинни, всхлипывая от злости и унижения, неожиданно осознала, в каком состоянии находится, — платье соскользнуло с плеч, спутанные волосы рассыпались по плечам.

— Если ты не та девушка, которую должна была прислать Мими, тогда кто?..

— Да отпустите же меня! Я не та дрянь, которую вы, очевидно, ждали… Неужели нельзя было спросить, прежде чем набрасываться, как дикий зверь?!

Глотая слезы, Джинни пошла на противника: ярость сделала ее храброй.

— Вы… вы хуже любого дикаря, убийца! — Она заметила, как глаза незнакомца, заледенев, сузились, и превратились в щелочки; скошенная черная бровь дернулась.

— Никогда не убивал прекрасных дам, — задумчиво протянул он, но тут же неожиданно резко добавил:

— Пока!

Все еще не выпуская ее рук, он оттолкнул Джинни так, что та приземлилась прямо на кровать, и, от неожиданности охнув, она заметила, как уголок его рта подозрительно дернулся.

— Можете вы посидеть минутку спокойно и объяснить как можно быстрее, мэм, кто вы и почему стучали в мой номер? Не забывайте, — рассудительно добавил он, — что я ожидал гостью. Откуда мне было знать, что вы не она?

Несмотря на спокойный тон, в его голосе слышалась стальная решимость, заставившая Джинни немедленно, хотя и угрюмо, ответить ему:

— Я… ошиблась комнатой: в коридоре не было света, и я перепутала номера. А потом… — Она бросила на него ненавидящий взгляд. — Вы затащили меня к себе, не дав возможности объяснить, и… и…

— Набросился на вас? — докончил он, и Джинни вновь охватила ярость при виде широко улыбающегося лица.

Значит, он находит все это очень забавным, не так ли?

Джинни резко вскочила, забыв о страхе, и на этот раз именно он осторожно отступил, хотя издевательский блеск в его глазах вспыхнул ярче.

— Вы самый омерзительный, гнусный…

— Но это вы виноваты, мэм: Именно ваша красота лишила меня рассудка. Да я просто не в силах был поверить своему счастью, когда увидел вас… Не смог противиться желанию поцеловать и…

— Немедленно прекратите издеваться!

Он смеялся над ней, имел наглость считать ее глупой, наивной девчонкой, которая позволит уговорить, рассмешить себя и забудет о своем праведном гневе.

— Не понимаю, как можно принять меня за женщину того типа, с которым вы, очевидно, привыкли иметь дело, — холодно продолжала Джинни, пытаясь игнорировать раздражающую улыбку на его лице. — Хотя, должна признаться, что жалею ваших… дам, если вы всех их привыкли приветствовать столь насильственно-дружеским образом. Боитесь, что иначе вас отвергнут?

Он снова оглядел Джинни с головы до ног, и этот взгляд заставил ее съежиться. Джинни никогда не сталкивалась с таким неприкрытым грубым нахальством в мужских глазах.

Он словно раздевал ее этим взглядом.

— Пусть мадам извинит меня, — протянул он с нарочитой медлительностью. — Я, естественно, не привык видеть леди, одетых подобным образом; во всяком случае, не в этом городишке. Не то чтобы я жалуюсь, поверьте, — добавил незнакомец ехидно. — Собственно, в таком виде вы выглядите еще соблазнительнее.;:

Джинни почувствовала, как по щекам, шее, всему телу поползла горячая волна, и снова с ужасом осознала, как должна выглядеть в эту секунду; слезы гнева и обиды вновь выступили на глазах.

— Вы самый грубый и отвратительный человек из всех, кого я знала, — выкрикнула она, задыхаясь. — Может, все-таки дадите мне пройти? Я больше не останусь здесь ни одной минуты!

Он, однако, не сделал попытки пошевелиться, лишь нахмурился.

— Немедленно отпустите, или я закричу, — истерически пробормотала Джинни, пытаясь взять себя в руки. Неужели после всего, что наделал, он снова попытается…

— Вам нельзя выходить в таком виде, — спокойно объяснил незнакомец. — Что же касается крика… вы же не звали на помощь раньше, верно? Уверен, вы достаточно умны, чтобы не поднимать скандала, не так ли?

Он явно угрожал ей, пытался шантажировать. Джинни уставилась на негодяя со смесью страха и презрения, спрашивая себя, что он собирается делать.

Незнакомец, казалось, прочитал ее мысли, потому что, нахмурившись, нетерпеливо тряхнул головой:

— Послушайте… я обещаю, что не попытаюсь… э… напасть на вас снова, пожалуйста, постарайтесь быть разумной.

Нельзя же…

Он замолчал; послышался тихий стук, испугавший обоих, — на секунду они как бы стали союзниками, обменивающимися тревожными взглядами. Опять стук — на этот раз громче и настойчивее. Джинни в испуге зажала рот рукой.

Что будет, если ее обнаружат здесь?! Репутация ее навеки погибнет. Никто не поверит… Почему она не закричала? О Боже, что же теперь делать?

Послышался женский голос с сильным акцентом:

— Этьен? Стив! Стив Морган! Откройте, это я, Соланж! Мими сказала, что вы меня ждете!

Джинни изо всех сил боролась с непрошеным смехом.

Должно быть, Стив прочел что-то по лицу девушки, потому что ее запястье неожиданно сжали жесткие пальцы. Джинни поморщилась.

— Это, должно быть, и есть ваша «френчи», — прошептала она уничтожающе. — Может, вы будете так добры, что отпустите мою руку и объясните, как собираетесь поступить дальше?

Она удовлетворенно отметила, что Морган несколько секунд выглядел совершенно растерявшимся, но тут женщина снова окликнула его, громче и капризнее, и Морган немедленно начал действовать.

— Вот что, — решительно заявил он, — нельзя допустить, чтобы она подняла шум! Сейчас все обитатели этой чертовой гостиницы сбегутся сюда, чтобы узнать, в чем дело.

Морган отпустил Джинни и, двумя прыжками подскочив к двери, распахнул ее. В комнату со смехом ворвалась женщина лет двадцати пяти, с пышными формами, в красном атласном платье, совершенно не подходившем к огненно-рыжим, завитым в локоны волосам.

— Почему так долго не открывал? Я думала, тебя здесь нет… но теперь рада, что это не так — ты очень красив. Мими оказалась права!

Стив Морган закрыл дверь и повернулся к француженке. Та бросилась ему на шею, прижалась всем телом. Пораженная и зачарованная, Джинни, невзирая на смущение, заметила, как ярко накрашенные губы приоткрылись и впились в плотно сжатые губы мужчины, несмотря на его очевидное нежелание.

Но через мгновение женщина откинула голову и взглянула в лицо Моргана:

— В чем дело, любовничек? Не нравлюсь тебе?

Но тут ее темные глаза встретились с холодным взглядом Джинни. Кипя от ярости, Соланж отпрянула от Моргана.

— Кажется, понимаю, — процедила она сквозь зубы. — Кто это? И что здесь делает?

Француженка театрально показала пальцем на Джинни и сделала шаг вперед, но Стив Морган быстро схватил ее за талию:

— Подожди минуту… это ошибка.

— Ошибка, вот как?! И ее платье спадает с плеч тоже по ошибке?!

Джинни с деланным спокойствием пожала плечами:

— А вот это не ошибка. Мистер Морган, по-видимому, ждал вас, и, не дав мне времени объясниться или защитить себя… впрочем, почему вы не расспросите его? Уверена, он может рассказать обо всем гораздо лучше.

— Думаю, вы тоже неплохо справитесь, — мрачно про-. бурчал Морган и, отпустив француженку, насмешливо усмехнулся:

— Прости, милочка, но она права. Эта дама постучала в дверь, я принял ее за тебя… и, кажется, увлекся.

Выражения гнева, сомнения, недоверия и, наконец, изумления попеременно сменяли друг друга на лице француженки.

Затем, к удивлению Моргана и Джинни, она расхохоталась, откинув рыжеволосую голову:

— О… это лучшая шутка, которую я когда-либо слышала! Значит, он подумал, что ты — это я?! Ну что ж, вряд ли стоит его за это осуждать — ты очень хорошенькая! Мужчины иногда так нетерпеливы!

— Вряд ли бы я обозначила действия мистера Моргана именно этим словом, — отрезала Джинни.

Стив Морган с непроницаемым лицом подошел к бюро и налил стакан виски.

— Думаю, — вежливо сказал он, — нужно обсудить, как доставить мисс… — Он вопросительно взглянул на Джинни, но Джинни плотно сжала губы, отказавшись назвать свое имя. — Эту молодую леди в ее номер так, чтобы платье ее выглядело прилично.

Эти слова напомнили Джинни о том, что Соня, должно быть, встревожена долгим отсутствием падчерицы и может послать кого-нибудь на розыски.

— О нет! — охнула она. — Если мой отец узнает 6 том, что случилось, он убьет вас, а я… я буду навеки погублена.

Что мне делать?

— Да уж, нужно что-то придумать, — хмыкнула Соланж. — Нам здесь разгневанные отцы ни к чему, правда, Стив, дорогой?!

— Совершенно верно, — мрачно кивнул Морган. — Может, вы, мисс, незаметно сумеете пробраться к себе и починить платье? Я только оторвал эту дурацкую розу с плеча… она, должно быть, где-то здесь на полу.

— Только?! Вы позволили себе непростительные вольности и теперь притворяетесь, что…

— Подождите! — Соланж смерила взглядом Моргана и повернулась к Джинни:

— Он прав, здесь требуется всего лишь несколько стежков. У меня всегда с собой иголка с ниткой. Сейчас пришьем. А ты, бесстыдник, найди розетку!

Опустив голову от ярости, раздражения и унижения, Джинни вынудила себя стоять спокойно, пока Соланж пришивала розетку. Француженка с поразительной ловкостью орудовала иглой. Кроме того, она была в восторге, узнав, что Джинни прекрасно владеет ее родным языком. И несмотря на то что Соланж была, несомненно, «плохой» девушкой, Джинни не могла не проникнуться симпатией к ней — француженка была настолько дружелюбна, честна и пряма, что было невозможно не жалеть ее. И конечно, Соланж успела признаться, что именно мужчина стал причиной ее падения.

Джинни еще больше уверилась, что только в мужчинах кроется корень всех женских бед. Сколько неприятностей доставил ей презренный Морган!

Она осторожно взглянула на него из-под прикрытых ресниц и заметила, что он смотрит на нее, но на этот раз в поразительно синих глазах было задумчивое, почти мрачное выражение.

О чем думает Морган? И вообще, что он за человек?

Бандит, откровенно ответила себе Джинни. Негодяй, для которого человеческая жизнь ничего не стоит. Он, видимо, привык брать все, что пожелает, даже если его жертвой станет беззащитная женщина… Она вспомнила его безжалостные объятия, грубые поцелуи и невольно вздрогнула.

Соланж сочувственно осведомилась, уж не замерзла ли Джинни.

— Я сейчас закончу, а потом вы можете пойти за шалью.

Если спросят, где вы были; скажете, что плохо себя почувствовали, согласны?

И хотя Джинни вовсе не хотелось лгать отцу и Соне, она поняла: другого выхода нет. В конце концов, она довольно много выпила за обедом.

Глава 8

Предлог, выдуманный француженкой, сослужил Джинни прекрасную службу, после того как она, перекинув через руку свою и Сонину шали, возвратилась в столовую.

— Джинни! Что случилось? Я уже начала беспокоиться!

И верно, лицо Сони казалось побледневшим и встревоженным.

Терзаемая угрызениями совести, Джинни закутала ее плечи шалью и прошептала, что слишком быстро бежала по лестнице и из-за этого закружилась голова.

— И тут, представь себе, обнаружила, что розетка на плече болтается буквально на ниточке! Пришлось пришивать! Прости меня, пожалуйста!

Соня ответила чуть-чуть деланной улыбкой:

— Не волнуйся, дорогая! Джентльмены были так заняты беседой, что ничего не заметили!

Уильям Брендон усмехнулся:

— Уж эти женщины! Вечно прихорашиваются перед зеркалом, правда, дочка? Вот, попробуй знаменитого техасского кофе и скажи, что ты о нем думаешь.

После того как ужин закончился, все остались за столом; мужчины — по-прежнему были заняты деловым разговором, женщины тихо беседовали между собой. Карл Хоскинс теперь уделял Джинни гораздо больше внимания — его восхищение бальзамом проливалось на раненые чувства Джинни.

Интересно, каково это — испытать его поцелуй? Наверное, он нежен и нетребователен, будет относиться к ней с уважением! И он вовсе не выглядит как пират! Светлые волосы тщательно подстрижены, маленькие бачки почти не видны. У Моргана бачки доходили почти до челюсти, с отвращением вспомнила Джинни, а черные волосы, слишком длинные, завиваются на затылке. Не хватает только бороды и усов, чтобы выглядеть настоящим бандитом!

«Ненавижу, — думала она, — ненавижу и презираю его!

Только бы больше его не встретить!»

В эту ночь в соседнем номере было тихо. Интересно, осталась ли там француженка? Джинни вздрогнула. Прошлой ночью — та женщина с визгливым голосом, сегодня… нет.

Хватит! Этот распутник, негодяй… не стоит думать о нем!

Так или иначе, они больше не встретятся.

Только когда она уже легла, внезапная мысль поразила, словно молнией: ведь отец нанял Стива Моргана! Он сам говорил, что нуждается в проводнике, который знал бы каждую тропинку! Что делать? Как может отец доверять такому бесчестному человеку?!

— Наемники с Запада — странный народ, — сказал Уильям Брендон. — Профессиональные убийцы, работают за деньги и, безусловно, верны хозяевам. Это и для них вопрос гордости и репутации. Кроме того, очень немногие бандиты осмеливаются связываться с наемниками — боятся. Лучшей охраны не придумаешь.