По следу единорога

Глава 6

Полночь — 00.27

Дрожащий Эогиппус стоял в снегу, пока Мэллори, привалившись к стенке будки, поспешно перелистывал телефонную книгу.

— Ну как, есть Каррутерс в списке? — поинтересовался конек.

— Полковник В. Каррутерс, — зачитал Мэллори. — Вряд ли их может быть двое.

Выудив из кармана монету, детектив опустил ее в щель автомата и набрал номер, но через несколько секунд объявил:

— Не отвечает.

— Наверное, празднует Новый год, — предположил Эогиппус. — Как там насчет адреса?

Мэллори снова заглянул в книгу.

— Улица Уныния, 124, — сообщил он, нахмурившись. — Что-то я о такой не слыхал.

— Это между Леностью и Отчаянием, — сказал вороной.

— Это такие улицы? — уточнил Мэллори.

— Да, в этом Манхэттене.

— А ты бывал на улице Уныния?

— Я таскал похоронные дроги, — кивнул вороной, — после одной из устроенных Гранди эпидемий чумы.

— Похоронные дроги?

— Гранди ставит на большие числа, — угрюмо бросил Эогиппус.

— Да уж, пожалуй, — согласился Мэллори, положил Эогиппуса на холку вороного и неуклюже вскарабкался следом, затем прижал Эогиппуса к груди и обвил черную гриву вокруг пальцев правой руки. — Ладно, поехали.

Вороной затрусил через бескрайнее белое поле, в которое превратился Центральный парк, словно светившееся во мраке мерцающим, переливчатым светом. Проехав четверть мили, Мэллори обратил внимание, что по белому полю там и тут расставлены странные фигуры.

— Это что еще за черт? — спросил он, указывая на самую крупную.

— Это не черт, а снежная баба, — ответил Эогиппус.

— Ни разу в жизни не видел ничего подобного!

— Вернее, на самом-то деле это снежная горгона.

— У какого-то ребенка чертовски буйное воображение, — прокомментировал детектив.

— Да, — согласился миниатюрный конь. — Ступни должны быть гораздо крупнее.

— Ты хочешь сказать, что в этом мире действительно существует нечто подобное?

— Разумеется, — подтвердил Эогиппус.

Снежные творения становились все более и более замысловатыми, достигнув кульминации в снежной крепости, которая вполне могла бы приютить целый батальон.

— Чудесная работа, — отметил Эогиппус. — Обратите внимание, что все кирпичи сделаны изо льда. Держу пари, что подъемный мост работает по-настоящему.

— А кто мог их построить? — полюбопытствовал Мэллори, озираясь в поисках хоть одного живого существа. — Снег-то идет всего минут двадцать — тридцать.

— Кто знает? — тряхнул гривой конек. — Не лучше ли наслаждаться их красотой, пока они не растаяли?

— Пребывание в неизвестности для меня мучительно, — признался Мэллори. — Наверно, потому-то я и стал детективом.

— Они не станут менее прекрасными оттого, что вы не знаете, кто их сотворил.

— Нет, для меня станут, — заупрямился Мэллори.

— Филистер! — проворчал вороной.

Мэллори решил больше не углубляться в тему и вновь сосредоточил внимание на снежных скульптурах — частью изящных и кристально-ясных, частью явившихся прямиком из его ужаснейших кошмаров. Тут и там предприимчивые работники рекламы бросались в снег, чтобы потешить свои творческие инстинкты: детальнейшим образом сработанные снежные мужчины и женщины демонстрировали тщательно скроенные смокинги, халаты, бюстгальтеры и туфли, причем каждый предмет одежды был снабжен выставленным на первый план ярлыком с указанием цены и адресом магазина, а торговец антикварными автомобилями даже воспроизвел «Дюзенберг» и «Такер» во всех деталях, вплоть до водителей, облаченных в костюмы соответствующих периодов.

— Ну, каково ваше мнение? — спросил Эогиппус, когда они миновали еще один замок.

— Пока не решил. Никак не разберусь в себе. Половина моего рассудка твердит, что это обворожительно. — Мэллори выдержал паузу. — А вторая, принадлежащая детективу, твердит, что эти штуки обеспечивают грабителям ужасно много укрытий.

— У нас в Центральном парке нет ни одного грабителя.

— А вот на это не рассчитывайте. Я только что видел движение вон за тем снежным сфинксом.

Эогиппус посмотрел в указанном направлении и почти тотчас же сообщил:

— Это всего лишь кукольный театр.

— Под открытым небом, в полночь, в метель? — не поверил Мэллори.

— А разве найдешь более подходящее время или место? — парировал Эогиппус. — В эту ночь множеству детей разрешают засиживаться допоздна ради встречи Нового года, а благодаря кукольному театру они не надоедают родителям.

Подъехав поближе, Мэллори увидел толпу детишек, одетых в такие же накидки, как он, сидевших на земле скрестив ноги по-турецки и радостно смеявшихся над накатанным представлением о Панче и Джуди, разыгрываемых мужчиной и женщиной, покрытых снегом от макушек до пят. Приглядевшись к детям попристальнее, Мэллори обнаружил, что из-под половины накидок торчат мохнатые или покрытые чешуей хвосты. По разные стороны от группы с безмерно скучающим видом стояла пара девушек-старшеклассниц, явно приставленных присматривать за детьми, — одна вполне нормальная, а вторая с парой огромных кожистых крыльев.

— А они не замерзнут? — поинтересовался Мэллори.

— Они одеты в защитные плащи и накидки, — ответил Эогиппус.

— Я об актерах.

— А с какой стати им мерзнуть?

— Но ведь они покрыты снегом, — указал Мэллори.

— Естественно. У них снег не только снаружи, но и внутри.

— Ты что, хочешь мне сказать, что под снегом людей и вовсе нет?

— Совершенно верно, — подтвердил Эогиппус.

— Не верю!

— Но это правда. Всякий раз, когда выпадает достаточно солидный слой снега, дети бегут сюда, чтобы посмотреть представление о Панче и Джуди. Не представляю, каким образом, но снеговики ухитряются помнить свои роли от зимы до зимы.

Как раз тут Джуди ударила Панча по голове сделанной из снега скалкой, и Панч, вопя и рыдая, повалился на землю под смех и радостные возгласы детей.

— Вот видите? — указал Эогиппус. — Настоящего человека такой удар прикончил бы.

— Согласен. — Мэллори сделал паузу. — Пожалуй, я просто привык к своему Центральному парку.

— Отсюда не следует, что в этом Манхэттене нет своих опасностей, — продолжал крохотный конек. — Но исходят они из иных источников.

— Таких, как Гранди?

Эогиппус кивнул.

К тому времени сценическая площадка уже осталась позади. Они приехали в унылое голое место, где единообразие пейзажа лишь изредка нарушалось случайной снежной скульптурой. Наконец вороной добрался до конца парка и свернул на узкую, покрытую свежими колеями улицу.

— Где это мы? — осведомился Мэллори.

— На улице Раскаяния, — сообщил Эогиппус.

— Ни разу о такой не слыхал.

— Она всего квартал длиной, идет от Чревоугодия до Похоти.

— В моем Манхэттене их нет.

— Конечно есть, только называются по-другому. Они вышли к перекрестку, и вороной остановился на красный свет. Воспользовавшись случаем, Мэллори оглядел поперечную улицу.

Перед всеми дверями стояли швейцары, одетые один экзотичнее другого. Интерьеры зданий, тонущие в приятном полумраке, являли взгляду сплошной плюш да бархат, холодный ночной воздух далеко разносил визгливое хихиканье. Швейцар ближайшего к углу здания — высокий, бронзовокожий человек в тюрбане, золотом блестящем жилете, бархатных панталонах и туфлях с загнутыми кверху носами — убедительно расписывал достоинства заведения прилично одетому господину, казавшемуся нормальным во всех отношениях, если бы не пара крыльев за спиной; в конце концов он кивнул, дал швейцару немного денег и вошел в здание, где воздушная, полуодетая девушка тотчас взяла его под руку и повлекла прочь.

— Улица Похоти? — предположил Мэллори. Эогиппус кивнул. — А почему она примыкает к улице Раскаяния? Что, в этих заведениях клиентов обирают до нитки?

— Нет, они дают клиентам в точности то, что обещают; разнузданный разгул плоти при полном отсутствии неприятных эмоциональных последствий.

— Похоже, они отрабатывают свои денежки, — заметил Мэллори.

— Верно. И все равно большинство посетителей рано или поздно заканчивают на улице Раскаяния.

— Как я понимаю, улица Чревоугодия сплошь состоит из ресторанов?

— И все они до единого — четырехзвездочные.

— Они тоже дают клиенту все, что он хочет?

— Больше, — мрачно бросил Эогиппус.

Красный свет сменился зеленым, они проехали короткий квартал, свернули налево, проехали еще квартал и свернули направо. И снова облик окружающих строений разительно изменился: неоштукатуренные здания из красного кирпича ухитрялись выглядеть пыльными даже под снегом, вдоль обочин стояли ржавые «нэши», «студебекеры» и «паккарды», не трогавшиеся с места уже много лет, под каждым фонарем приткнулся истощенный бродяга, а на дверях большинства магазинов висели таблички «НЕ РАБОТАЕТ».

— Улица Уныния? — догадался Мэллори.

Эогиппус кивнул, а вороной остановился.

Мэллори поглядел на черные плотные гардины за окнами.

— Тут какая-то ошибка.

— Это улица Уныния, 124, — ответил вороной.

— Но ведь это похоронная контора!

— Тут уж не моя вина.

Спешившись, Мэллори поставил Эогиппуса на тротуар, затем обернулся к вороному:

— Побудь здесь. У меня есть подозрение, что в телефонной книге какая-то ошибка.

— Тебе нужен был транспорт до улицы Уныния. Я его обеспечил. Мои обязательства перед тобой выполнены. — С тем конь развернулся и затрусил вдоль по улице.

— Отличный у тебя друг, верный — дальше некуда, — язвительно заметил Мэллори.

— Он испытывает ужасные муки, — ответил Эогиппус. — У него больные ноги, а под нашим весом, да на снегу…

— Знаю. Просто у меня сложилось впечатление, что вину за все свои несчастья он возлагает лично на меня.

— Он возлагает вину на все человечество, — возразил Эогиппус.

— Что ж, по-моему, небольшая толика молчаливых страданий подействует на него весьма благотворно. — Мэллори вновь обернулся к зданию, секунд пять молча разглядывал его, потом подошел к парадной двери, нажал на ручку и пробормотал:

— Любопытно.

— Что? — поинтересовался Эогиппус.

— Открыто.

В сопровождении крохотного конька он вошел в здание и оказался в круглом фойе, озаренном светом свечей. В дальней стене виднелись три двери, все до единой украшенные траурными венками. Слева перед элегантным столом красного дерева в ряд выстроились четыре позолоченных стула.

За столом, делая какие-то записи гусиным пером в книге в черном кожаном переплете, сидел старик, одетый в темный двубортный костюм в узенькую полоску, с галстуком мрачной расцветки — невероятно изможденный, с ввалившимися щеками и глубоко посаженными глазами. В его серо-стальных от проседи волосах зияли глубокие залысины прямо над тонкими бровями.

— Вы пришли получить тело? — осведомился он гулким, утробным голосом.

— Нет, — ответил Мэллори, — я ищу полковника Каррутерса.

Мужчина улыбнулся, показав ряд желтых кривых зубов.

— А! Значит, вам нужен Патологиум.

— В самом деле?

— Да. — Мужчина с прищуром пригляделся к Эогиппусу. — Боюсь, собакам у нас вход воспрещен.

— Он конь, — поправил Мэллори. Встав из-за стола и подойдя к ним, мужчина наклонился и оглядел Эогиппуса.

— В самом деле, — наконец признал он и выпрямился. — У нас нет никаких правил, запрещающих входить лошадям, хотя это и крайне неординарная ситуация. — Снова осмотрев крохотного конька, он пожал узкими плечами. — Впрочем, одним нарушением норм больше, одним меньше — разница невелика. Пожалуйста, следуйте за мной, сэр.

Он вышел в ближайшую дверь, а Мэллори с Эогиппусом последовали за ним по пятам в тесный коридорчик, осиянный свечами, установленными в оловянных бра, развешанных через равные промежутки по обеим стенам. Миновав коридор, мужчина вывел их к винтовой лестнице и начал спускаться.

— Так что же такое Патологиум? — спросил Мэллори, поднимая Эогиппуса, чтобы снова взять под мышку.

— Это складское помещение при покойницкой, находящейся наверху.

— Там хранят тела?

— Гробы.

— И Каррутерс живет прямо там? — с подозрением уточнил Мэллори.

— Совершенно верно.

— Пусть мой вопрос покажется глупым, но все-таки, — не унимался Мэллори, — полковник живой человек?

— Определенно.

— А вы и полковник работаете в этом Патологиуме?

— Мы живем там, — рассмеялся старик.

— В морге? — не поверил Мэллори.

— Далеко не все настолько удачливы, чтобы отложить довольно средств для ухода на покой, сэр, — сходя с нижней ступеньки, поведал старик. — Морг же обеспечивает нас теплым, сухим помещением для визитов и чудесным запасом воистину шикарных гробов для сна, а взамен мы по мере надобности делаем кое-какую работу по обслуживанию.

— И гробы передают в ваше постоянное пользование?

— Боже мой, конечно нет! Они нужны для дела. Все гробы выставлены для продажи. Но как только гроб продан, приходится пополнять запас; администрация попала бы в очень неловкое положение, если бы тел оказалось больше, чем гробов. — Он помолчал. — В общем, это вроде смены постели каждые пару дней, и помогает скрасить однообразие жизни.

— Это ж вроде бы неудобно, — заметил Мэллори.

— О нет, сэр! Современные гробы вполне просторны и роскошны. Если честно, я могу без зазрения совести признаться, что у меня ни разу в жизни не было кровати, хотя бы вполовину столь же удобной, как гроб. — Старик дошел до конца коридора. — Вот и пришли, сэр. Сейчас я вам покажу полковника.

Он распахнул дверь, и Мэллори с Эогиппусом вслед за ним переступили порог просторного помещения.

В дальнем конце комнаты стояло гробов сорок с лишком, каждый на своем столе — многие довольно изысканные, но было несколько довольно заурядных и невзрачных. Почти все гробы были снабжены подушками и одеялами, а приглядевшись, детектив обнаружил, что в полудюжине гробов спит с полдюжины стариков и старух. Один старик с плеером и в наушниках постукивал пальцами по бортику гроба в такт музыке.

Остальная часть помещения смахивала на вестибюль старой гостиницы, пребывающей в доброй исправности, но отчаянно нуждающейся в смене декора. Кресла и диваны, пусть глубокие и удобные, давным-давно устарели, узор ковра считался старомодным еще до Второй мировой войны, красивые пепельницы почти не годились для использования по прямому назначению, стены украшали эстампы в позолоченных рамках работы художников давно почивших, но забытых еще задолго до того. Фонограф с изображением собаки, слушающей голос своего хозяина [8], проигрывал на 78 оборотах в минуту одну из забывшихся любовных песенок Руди Уолли. [9]

В креслах и на диванах сидели мужчины и женщины, большей частью довольно старые. Двое мужчин щеголяли весьма неофициальными нарядами — белыми теннисными костюмами, а еще один облачился в спортивную рубашку, фуфайку без рукавов, кожаную кепку для гольфа, бриджи и шипованные туфли, но остальные были одеты в темные костюмы, белые рубашки со стоячими воротничками и галстуки сумрачных цветов. Женщины отдавали предпочтение либо ситцевым платьям, либо деловым костюмам; большинство при том были в шляпках с вуалями; некоторые дополнили наряд лайковыми перчатками, а одна — древняя, седая как лунь старуха с царственной осанкой куталась в меховую пелерину, с виду целиком состоящую из лисьих голов, хвостов и лап, и каждая последующая голова энергично вгрызалась в хвост предыдущей. Почти у всех в руках были чашечки с кофе, а большинство еще и угощалось печеньем или пирожными.

В дальнем конце комнаты, поближе к гробам, сидела дородная дама, прямо искрившаяся жизнерадостностью. В ее темно-рыжих волосах, стянутых в плотный узел, не было ни единого седого волоска, хотя на вид ей было от шестидесяти до шестидесяти пяти. Костюм ее состоял из коричневого твидового жакета, шерстяной юбки, весьма строгой рыжевато-коричневой блузки и шелкового галстука.

— Вон она, — сообщил старик.

— Кто она? — не понял Мэллори.

— Полковник.

— Вы хотите сказать, что полковник — женщина?

— А вы что-то имеете против женщин? — осведомился старик.

— Ровным счетом ничего, — поспешно заявил Мэллори. — Просто удивился.

Старик помахал женщине, она встала и широкими шагами пошла к ним через комнату.

— Тут вас хотят видеть, полковник, — сказал он.

— Я с вами знакома? — уставилась она на Мэллори.

— Пока нет. — Детектив протянул руку. — Меня зовут Джон Джастин Мэллори.

Полковник энергично тряхнула протянутую руку.

— Рада познакомиться, Мэллори. Можете звать меня Виннифред. — Она перевела взгляд на Эогиппуса, все еще зажатого у Мэллори под мышкой. — А это у нас кто?

— Конь, — доложил детектив.

— Весьма маленький, — без удивления отметила она. — У него есть имя?

— Эогиппус, — подал голос конек.

— Что ж, рада познакомиться, Эогиппус. — Протянув руку, она потрепала его по челке и гриве. Эогиппус прямо выгнулся от удовольствия. — У тебя весьма мужественный голосок.

— Спасибо, — ответил Эогиппус, а полковник повернулась к Мэллори.

— Не хотите ли чаю, а может, и оладий с заварным кремом? — Она немного помолчала. — Если совершенно честно, они не так уж и хороши, но всякий выкручивается, как может.

— Нет, спасибо, — отозвался Мэллори. — Чего я хочу на самом деле, так это информации, а может, и кое-какой помощи.

— В нынешние времена я с трудом сама обхожусь без посторонней помощи, — хмыкнула она. — А все из-за того, что тратила все свое время на изучение хищников джунглей вместо того, чтобы уделить хоть чуточку внимания хищникам с Уолл-стрит. — Она развела руками. — Впрочем, это ни к селу ни к городу. Какого рода информация вам нужна?

— Как я понимаю, вам известно кое-что о единорогах, — начал Мэллори.

— Ошибаетесь! Я знаю о единорогах все. Я изучала их чуть ли не сорок лет. — Полковник пристально взглянула на него. — А вам-то до них какой интерес?

— Я охочусь тут на одного.

— Отлично! — обрадовалась она. — Всегда рада потолковать с коллегой-охотником, Мэллори. Ничего не придает такой бодрости духа, как взгляд прямо в налитые кровью глаза самца-единорога, готового ринуться в атаку!

— По-моему, данный экземпляр был одомашнен, — известил Мэллори.

— Какая досада! Это столь благородный противник в дикой природе! Ах, вот это жизнь, Мэллори, — солнце над головой, ветер в лицо, вокруг твои верные тролли, а ты идешь по горячему следу единорога с рекордным рогом! И, эх, запах единорожьего жаркого, подрумянивающегося прямо над костром! При одной мысли об этом сердце бьется сильнее! Вот где вам следует быть, Мэллори, — на лоне девственной природы, а не охотиться на какую-то несчастную скотину, небось униженную до такой степени, что она носила седло и узду. — Она на миг задумалась. — Знаете, скинуть бы мне хоть десяток лет, да будь при мне мой верный «нитро-экспресс» пятьдесят пятого калибра, я бы вызвалась сводить вас на настоящую охоту.

— Счел бы за честь.

Полковник мечтательно улыбнулась, потом глубоко вздохнула.

— Но я буду только путаться под ногами, я всего лишь толстая старуха с одышкой, изрядную часть времени живущая прошлым. Я не нужна вам, Мэллори.

— Вы именно та, кто мне нужен. Я не охотник, я детектив.

— Детектив?

— Единорог, которого я ищу, был похищен вчера под вечер, — кивнул Мэллори. — Я должен найти его до рассвета.

— Вы хотите сказать, что он прямо здесь, на улицах Манхэттена?

— Вообще-то я сомневаюсь, что он еще на улице, но где-то в городе уж наверняка. А я, — добавил Мэллори, — даже не знаю, с какого конца подступиться к поискам.

— Любопытное предприятие, — вслух раздумывала полковник, тщетно пытаясь скрыть свою заинтересованность. — Говорите, ваш клиент хочет получить его к рассвету?

— Таково условие контракта.

— Гм-м-м… Это дает нам — простите, вам — не так уж много времени. — Она посмотрела на Мэллори. — Как по-вашему, кто его похитил?

— Я просто знаю, кто его похитил: Гранди и лепрехун по имени Липучка Гиллеспи.

— Зачем Гранди понадобилось красть единорога? — нахмурилась Виннифред.

— Это Лютик, — пояснил детектив.

— Лютик?! — воскликнула она. — Это проливает на дело совершенно иной свет! Конечно же, я помогу вам, Мэллори. — Она сдвинула брови. — Проблема лишь в том, что вам потребуется куда больше помощи, чем я могу вам обеспечить.

— Я думал, вам известно о единорогах абсолютно все.

— Об их обычаях и о том, как их выследить — да, — уточнила Виннифред. — Но я знаю не так уж много ни о рубине, что у него во лбу, ни о том, что Гранди может содеять с этим камнем. Нам понадобится включить в дело эксперта.

— По единорогам? — озадаченно спросил Мэллори.

— По магии.

— Значит, рубин все-таки обладает магическими свойствами?

— Если его свойства и не магические, то настолько близки к магическим, что это не составляет никакой разницы.

— А не имеет ли смысла попытаться выяснить, не замешано ли тут волшебство? — поинтересовался детектив. — Быть может, надо будет предпринять меры предосторожности.

— Потому-то я и намерена нанести визит Великому Мефисто, — твердо заявила полковник. — Он-то должен это знать, и если камень действительно волшебный, он сумеет сказать нам, что следует предпринять.

— Он волшебник?

— Наилучший.

— А где мы сможем его отыскать?

— Он без ума от маленького бара в соседнем квартале, — ответила Виннифред.

— А будет ли он там в новогоднюю ночь? — спросил Мэллори.

— Почему бы и нет? Больше идти ему некуда. — Виннифред посмотрела на часы. — Весьма вероятно, что он будет там в ближайшие двадцать — тридцать минут.

— Лучше бы это было так. Как ни крути, срок истекает. Если я не найду Лютика до рассвета, моего клиента приговорят к смерти.

— О-о? А на кого вы работаете, Мэллори?

— На эльфа по имени Мюргенштюрм. Вы о нем когда-нибудь слыхали?

— Это имя мне незнакомо, — покачала она головой. — А какое отношение он имеет к Лютику?

— Мюргенштюрм должен был охранять единорога, когда Гранди похитил его.

— Весьма курьезно, — промолвила Виннифред.

— Что?

— Что столь ценное животное вверили под опеку единственного эльфа. Должно быть, этот ваш Мюргенштюрм весьма основательный субъект.

— Правду говоря, — криво усмехнулся Мэллори, — такого безалаберного, любострастного, трусливого недомерка я еще ни разу не встречал.

— Что-то тут не сходится, — решительно заявила Виннифред. — Что-то тут очень не на месте, Мэллори.

— О?

Она утвердительно кивнула.

— С какой стати гильдия эльфов доверила Лютика подобному молодчику? Они пользуются репутацией самой надежной охранной службы, так с какой же стати они берут ценнейшую вещь, которую им когда-либо приходилось оберегать, и вручают ее под опеку описанного вами эльфа?

— Не очень-то это разумно, да? — нахмурился Мэллори.

— Совершенно неразумно, — согласилась Виннифред. — Может, он солгал вам, Мэллори? Может, с самого начала речь шла о преступном сговоре?

— Сомневаюсь.

— Почему?

— По трем причинам. Во-первых, он нанял меня, чтобы я оправдал его перед гильдией. Во-вторых, он искренне перетрусил, когда узнал, что Лютик оказался в руках у Гранди. И в-третьих, Гранди неустанно старается отпугнуть меня и уже пытался меня прикончить. — Детектив тряхнул головой. — Нет, Гранди просто украл единорога, в этом я не сомневаюсь. Но зато у меня возникла целая гроздь вопросов об этом маленьком зеленом прыще.

— Вы о Мюргенштюрме? — уточнил Эогиппус. Мэллори кивнул.

— Например? — поинтересовалась Виннифред.

— Я знаю, что в вашем Манхэттене есть свои детективы. Так почему же он отправился нанимать сыщика в мой Манхэттен?

— На это как раз легко ответить, — сказала Виннифред. — Любой детектив из этого Манхэттена сразу же углядел бы в его рассказе несоответствия. Описанное вами идиотское, невежественное представление никогда не провело бы человека, которому известна ценность Лютика. — Она нахмурилась. — Но вот зачем ему вообще понадобился детектив или зачем понадобилось разыгрывать это представление… — Полковник развела руками.

— Понятия не имею.

— Не только вы, но и я, — проворчал Мэллори. — Да тут еще эта Фелина.

— Какая Фелина?

— Девушка-кошка. Она привязалась к нам уже через полчаса после моего прибытия. Вот я и гадаю, не замешана ли она в происходящем?

— Насчет кошкочеловека я бы не стала особо беспокоиться. Если они вообще обладают лояльностью по отношению к кому-либо, то она не продается, а уж секрета я бы им определенно не доверила. — Примолкнув, Виннифред направила на детектива пронзительный взгляд. — Пожалуй, лучше вам вернуться домой, Мэллори. Поскольку Мюргенштюрм вам явно врал, вы более не обязаны тут задерживаться.

— Большинство моих клиентов лгут мне во время первого визита, — возразил Мэллори. — Таков мой профессиональный риск. А этот клиент платит мне достаточно много, чтобы я официально верил ему до рассвета. — Он вдруг поднялся. — Берите свое пальто. Нам нельзя здесь засиживаться.

— Но Мефисто почти никогда не показывается раньше часа ночи, — запротестовала Виннифред.

— Тогда мы подождем его.

— Мэллори, что стряслось?

— Я оставил Мюргенштюрму весточку, чтобы он встретился со мной здесь. И пусть я ему официально верю, это отнюдь не значит, что я ему доверяю.

Виннифред тотчас же направилась к гардеробу, надела белую шубу длиной до пят и пару сапожек с такой же подкладкой, после чего повела детектива и Эогиппуса из комнаты вверх по длинной лестнице.

Когда они вышли, снегопад уже прекратился. Виннифред повернула налево.

— Привет, Джон Джастин Мэллори, — промурлыкал рядом знакомый голос. — Каким вкусненьким зверечком ты обзавелся! Задрав голову, Мэллори увидел Фелину, сидящую на фонаре.

— И давно ты здесь?

— Не знаю.

— Как ты нашла меня? — требовательным тоном спросил Мэллори.

Улыбнувшись, она мягко спрыгнула на землю.

— Тебя куда легче выследить, чем единорога, — поведала она, присев на корточки рядом с Эогиппусом, и певучим голосом заворковала:

— Милый малышка, сладкий малышка, жирный малышка, лакомый малышка…

— Э-э… Мэллори! — встревожился Эогиппус.

— Это и есть Фелина? — спросила Виннифред.

Мэллори кивнул.

— Она помогла мне высмотреть единорога в парке, когда гастрономические соображения взяли над ней верх.

Фелина потянулась, чтобы потрогать Эогиппуса, за что Виннифред тут же вознаградила ее шлепком по руке. Девушка-кошка тут же прыжком отпрянула, шипя и фыркая.

— Оставь его в покое. Поняла? — твердо заявила Виннифред. В ответ Фелина зарычала на нее. — Проделайте это еще раз, юная леди, и я посажу вас на цепь.

Агрессивность Фелины тут же сменилась полнейшим раболепием.

— Это мужественная и горячая раса, — пояснила Виннифред для Мэллори. — Надо с самого начала ввести основные правила и дать им понять, кто главный, или хлебнешь с ними горя. — Она поглядела на Фелину. — Что ж, у нас больше не будет проблем из-за попыток потрогать маленького коня, правда?

Фелина с улыбкой закивала. Мэллори показалось, что улыбка чересчур зубаста, так что он решил снова поднять Эогиппуса и сунуть его под мышку.

— Бар в следующем квартале, — сообщила Виннифред. — Вообще-то это очень приятное заведение. Наливают много, запрашивают мало.

— Тогда пошли, — сказал детектив.

— Верно, — поддержала она, жизнерадостно шагая вперед. — Внезапно я снова почувствовала, что полна сил. Я вырвалась из этого заплесневелого морга, а красный зверь на тропе! — Она глубоко вдохнула. — Ах, только понюхайте этот бодрящий воздух, Мэллори! Он напоминает мне о том времени, когда я в Гималаях охотилась на йети.

— А я и не знал, что йети существуют на самом деле. Виннифред со смехом сделала пируэт, чтобы продемонстрировать шубу со всех сторон.

— А как по-вашему, что на мне надето?

— Я рад, что вы на нашей стороне, — заметил Мэллори.

— А я рада, что вы спасли меня от очередного Нового года в окружении толпы людей, просиживающих штаны в ожидании смерти, — искренне откликнулась она.

— Кстати, какого черта там делает столь жизнерадостная особа, как вы?

— Вообще-то я и сама не знаю, — честно призналась Виннифред. — Как-то ненароком меня такая жизнь затянула, там масса удобств, и со временем получилось так, что уход потребовал бы слишком больших усилий.

— Потому-то я и остаюсь в Манхэттене, — согласился Мэллори. — Пусть он и не идеал, пусть воздух смердит, а на улицах небезопасно, но как-то перебыть день кажется меньшим трудом, чем перебраться на новое место.

Внезапно Виннифред остановилась и запрокинула лицо к пасмурным небесам.

— Будь настороже, Гранди! — прокричала она. — Может, с виду мы и не ахти, и лишены твоего темного могущества, и нет у нас твоих злодейских союзников, но мы заставим тебя поплясать, уж это я тебе гарантирую!

Глава 7

00.27 — 00.45

— Вам нравится регтайм? — поинтересовалась Виннифред на подходе к питейному заведению.

Он далеко за пояс заткнет любую чепуху, которая сходит за музыку в наши дни, — ответил Мэллори. — Если спросите меня, так музыка катится под горку с тех самых пор, как Сестры Эндрюс [10] прекратили записываться.

— Хорошо, — одобрила Виннифред. — Я думаю, здесь вам понравится.

Мэллори остановился перед фасадом здания.

— А вы уверены, что пришли туда, куда надо? Это заведение — китайская прачечная.

От души хохотнув, Виннифред распахнула дверь. Из сумрачных глубин помещения ураганом вырвались неистовые ритмы регтайма.

— Следуйте за мной, — распорядилась она и решительно двинулась к пустому столику в дальнем конце забитого народом помещения. Мэллори с Эогиппусом под мышкой и Фелиной за спиной двинулся следом. Пары, четверки и большие группы людей сидели вокруг столиков и длинной стойки из красного дерева, явно недурно проводя время, а официанты в белых пиджаках разносили на серебряных подносах напитки.