Один день Григория Борисовича

      Было видно, что кто-то из ребят хотел что-то возразить докладчику, поспорить с ним, но перебивать нельзя, а замечания свои чтоб не забыть лучше записать, что многие и делали.
      - Давайте поближе познакомимся с самой простой позиционной системой счисления, с двоичной...
      Доклад длился уже минут двенадцать, то есть перевалил середину, согласно твердому регламенту - двадцать минут. Больше слушать тяжело, публика начинает засыпать. Петя время от времени поглядывал на часы.
      - Давайте составим таблицу умножения и таблицу сложения в этой системе: ноль плюс ноль - ноль, ноль плюс один - один, один плюс ноль - один, один плюс один - десять, по записи, конечно.
      В этом месте произошло оживление среди младших ребят, и Петя подробно объяснил им, почему один плюс один будет десять. С таблицей умножения разобрались быстрей, и для передышки докладчик предложил слушателям попрактиковаться в производстве различных математических действий и перевода чисел из десятичной системы в двоичную и обратно. На это ушло минут десять, зато все передохнули, и Петя, таким образом смог продлить своё время.
      - ... основание два при всех своих плюсах очень мало, запись чисел очень громозкая, хотя, разумеется, и не такая, как в "собачьей". Какое же основание позиционной системы счисления можно считать наиболее удачным? Как я уже сказал, наше основание десять, возникло по числу пальцев на человеческой паре рук, то есть случайно. Не надо быть великим математиком, чтоб увидеть недостатки этого основания, более удобным было бы восемь или шестнадцать, как числа вида два в степени эн...
      Да неплохой доклад получился, но вот он и кончается. Григорий Борисович записал себе в кружковую тетрадь, что на одном из ближайших занятий надо практически поработать с разными системами счисления, в первую очередь с восьмеричной и шестнадцатеричной, составить для них таблицы сложения и умножения, правила перевода чисел из системы в систему.
      - ... в компьютерах используется запись информации двоичным способом, то есть с помощью двух устойчивых состояний, это, пожалуй, главное приложение двоичной системы счисления, хотя, строго говоря, система счисления там десятичная, но цифры и все символы записаны двоичным кодом...
      Тут можно было бы сказать и почётче...
      - Вот, собственно и всё, что я подготовил по данной теме. Какие есть вопросы?
      Григорий Борисович посмотрел на часы:
      19 часов 15 минут.
      Первый вопрос задал Слава Овсов: какой литературой пользовался докладчик, и остался недоволен ответом. Две-три книги, по его мнению, совершенно недостаточно для такого серьезного доклада. И вообще, к таким выступлениям надо готовиться серьезней, вот когда он учился в школе...
      Дима Шевелюров, как председатель прервал Славу. Если ему есть что сказать, то будут прения по докладу, а пока только вопросы. Вопросов было немало, например, почему десятичную систему, раз она нехороша, не заменят на другую?
      - Решить на какую заменить непросто, - ответил Петя, - да и что-либо изменить почти невозможно. Действительно, как быть с огромным количеством написанных тысячами людей книг. Хотя, с другой стороны, подобные реформы случались не раз, и в различные сочинения вносились поправки... Например, летоисчисление от Сотворения мира заменили на от Рождества Христова, кажется не безошибочно... А если заменить десятичную систему на восьмеричную, то ведь и юбилеи справлять надо будет не через сто, а через шестьдесят четыре года, а вместо тысячелетия будет пятьсот двенадцать лет... Уж лучше старую, десятичную сохранить, не такая она плохая, за тысячу двести лет мы к ней уже привыкли!
      Маша спросила, как в древнем Риме делили и умножали? На этот вопрос Петя ответить не смог. А кто его знает, как, может римляне и не знали таких действий...
      Было ещё два-три вопроса. Потом Дима предложил всем желающим высказаться по обсуждаемой теме. Прения - самая интересная часть заседания. Слово было предоставлено Славе.
      - Я бы хотел отметить ошибочность некоторых положений доклада. Во-первых, я не согласен с докладчиком в том, что в "собачьей", как он выразился системе счисления (а на самом деле она называется единичной, больше надо читать) нет, вернее нельзя придумать простых алгоритмов для всех арифметических операций.
      - Если ты такой умный, то составь алгоритм деления, - пытался защититься Петя.
      Он уже чувствовал, что старший товарищ раскритикует его в пух и прах.
      - Пожалуйста, - ответил Слава беря мел и подходя к доске, - вашему вниманию представляется алгоритм деления произвольных чисел с остатком, в "собачьей", я бы лучше сказал в Петиной системе счисления. Запишем сперва делимое, - и он нарисовал на доске несколько чёрточек, получилось семь, потом напишем делитель, - и он нарисовал снизу три чёрточки. Теперь слева отсчитываем от делимого по столько чёрточек, сколько их в делителе и каждый раз отделяем их дугой снизу, - он раз -два - три начертил одну дугу, раз - два - три - вторую, осталась всего одна чёрточка, - смотрите, что получилось: делимое - семь чёрточек, то есть семь, делитель - три чёрточки, то есть три, у меня получилось две дуги, каждая из которых отделяет тройку и одна чёрточка лишняя. То есть:
      семь разделить на три получится два и один в остатке! Если хотите, сочиню сейчас алгоритм умножения и даже возведения в степень... Но всем и так уже была очевидна Славина правота.
      - Что касается системы названий чисел, то она в единичной системе есть. Один, два, три, четыре и "столько, сколько пальцев на руке". Древний охотник говорил:
      "Я сегодня добыл оленей столько, сколько пальцев на руке и ещё два." Далее, - продолжал Слава, - несколько слов в защиту римской системы. Она, безусловно, включала в себя правила всех арифметических действий, не могла не включать. В Риме велось строительство сложнейших инженерных сооружений, разрабатывались календари и велись астрономические наблюдения, проводились переписи населения, наконец. Да если бы в римской системе не существовало правил действий, то всё это было бы невозможно! Другое дело, что не вся античная премудрость дошла до нас, многое было утрачено и забыто в средневековье. Далее, римская система по существу была позиционная или почти позиционная, но не десятичная, а пятеричная!
      Но вряд ли римская система была абсолютно оригинальна, ведь римской цивилизации предшествовали египетская, греческая и более ранние... Что же касается проблемы основания позиционной системы счисления, то можно уверенно сказать, что были и двадцатеричная система, иначе, откуда у чисел от десяти до двадцати уникальные названия; и двенадцатиричная, раньше мерили не десятками, а дюжинами, в сутках, например, две дюжины часов; и шестидесятеричная, ведь в минуте и часе не по сто, а по шестьдесят секунд и минут, а в полном круге не сто, а триста шестьдесят градусов! Существование пятеричной системы доказывает абак. Что, не знаете, что это такое? Большое упущение, одно из заседаний кружка предлагаю посвятить истории вычислительной техники, это можно сделать совместно с кружком по информатике. Абак - древнейший счётный инструмент. Недавно по видеоканалу фильм показывали, китайский, кажется, ну: короче про мордобой. Там во время драки одной какой-то пожилой китаец на абаке считал... Известные русские десятичные счеты произошли от него, но ладно, сейчас не об этом... Вот тут был вопрос о замене десятичной системы. Но ведь не удастся даже в вышеперечисленных случаях перейти к десятичной системе! А как бы упростились расчеты, если бы в сутках было десять часов, в часе - сто минут, в круге сто градусов... Ну а вообще доклад неплохой, ты, Петя прости меня за дружескую критику.
      - Кто-нибудь ещё хочет выступить ? - спросил Дима.
      Ира Давыдова встала и говорит:
      - Как-то в передаче "Что? Где? Когда?" был такой вопрос: показали индийские написания цифр, немного отличные от наших, и спросили почему они именно такие.
      Оказалось, что в начертании каждой цифры ровно столько углов, сколько она обозначает! - и она продемонстрировала это на доске...
      Маша, дочка, добавила немного:
      - По поводу правил в римской системе счисления. Может, строгих правил, действительно, не было. Да, и умножать, и делить надо было, но ведь математика в древнем Риме, и вообще, в древнем мире была не столько наукой, сколько искусством. В древнем Египте, например, считать умели только жрецы, но они и занимали третье место в государстве после фараона и военачальников.
      - От имени всех присутствующих благодарю докладчика, очень интересный доклад и выступления в прениях, - сказал Дима, прозвучали аплодисменты, впрочем довольно жидкие.
      Григорий Борисович украдкой посмотрел на часы:
      19 часов 35 минут.
      Он несколько раз хотел вмешаться, и в Славином выступлении, видел изъяны, но не хотелось прерывать ребят. Чем больше они могут делать сами, тем лучше. Кроме того, у него начался приступ голода и слегка кружилась голова. Ничего сейчас можно просто посидеть, и так всё неплохо. Посидеть и полюбоваться на своих ребят. Дима слегка нервничает. Он явно хочет прочесть свои новые стихи (он стихи пишет и даже в конференциях начинающих писателей участвует, недавно в газете напечатали), но для этого его должен кто-то об этом попросить, без приглашения неловко. Обычно его об этом просят девочки, их, впрочем в кружке немного, не больше четверти. Так и на этот раз, Таня, Димина одноклассница (она, кажется, на кружок только из-за Димы и ходит) говорит:
      - Дима, а ты что-нибудь новенькое написал? Может прочтёшь?
      Между тем девочки чай приготовили, Григорий Борисович этого даже не заметил. А здорово, чёрт возьми стакан чая выпить, да ещё с куском торта! Без этого ни одно заседание кружка не обходится, девчонки каждый раз что-нибудь стряпают, а сейчас это особенно кстати. Всем по куску торта досталось. Откуда воду для чая взяли?
      Наверное, в кабинете домоводства. У них тут и электрочайник есть, и посуда...
      Как хорошо попивать чай с тортом и стихи Димины слушать, он себя долго просить не заставил.
      Тысяча лет - Как миг.
      Солнечный свет - Как крик.
      Памяти след - Мечты.
      Реальности нет - Есть ты...
      Пожалуй, неплохо. Как ребята реагируют? Большинство проявляют интерес разной степени, есть, впрочем и такие, кого Димины стихи совсем не трогают...
      Галактика берёт разбег Во мраке космоса глубоком, Летит по черноте без брег К финалу жизни одинокой.
      И источая звездный дождь, Умрёт, хоть медленно, но верно.
      Уйдёт, очистившись от скверны, Но снова нам оставит ложь... * Григорий Борисович, вам ещё чаю налить? Да вот ещё один кусок торта остался, кушайте...
      Он пытается отказаться, но соглашается. От выпитого чая и съеденного торта у него возникает состояние, похожее на опьянение. Он понимает, что уже пора идти домой, не домой даже, а к Сидорову Васе в гости, уже 19 часов 45 минут.
      Понимает, но сидит и слушает стихи. Ему хорошо, как редко бывает. Под конец Диму аплодисментами наградили. Петя у Маши, она тоже пишет, спрашивает:
      - А ты свои стихи сегодня почитаешь?
      Она украдкой на часы посмотрела, и говорит:
      - Да нет, пожалуй, в другой раз.
      Тут Григорий Борисович встал и просит:
      - Ребята, можно мне прочесть?
      Они эту его слабость знают, и конечно соглашаются. Григорий Борисович сам стихов не пишет, но очень любит читать своих любимых поэтов, их у него много. Он вышёл к доске и начал:
      - Кого же сегодня почитать... Хотите Иосифа Уткина?
      - А это кто такой?
      - Один из комсомольских поэтов двадцатых-тридцатых годов, наш земляк, кстати.
      - Ой, не надо. В совковое время одни ангажированные бездарности писали:
      - Что за чушь? В советское время столько талантливых, душевных поэтов было: Юлия Друнина, Эдуард Осадов, Владимир Орлов, Ярослав Смеляков: Да вы послушайте.
      Иосиф Уткин:
      Вспомним, как жили грошей не копя, Сдачи не зная, в карманах не шаря, Жизнь по душам, за душой не копья Кроме Земного шара, Кроме одной стороны родной Нас побратавшей до гроба, Я за тебя, ты за меня И за Республику оба:
      Ребята ему похлопали, как и всем, выступавшим.
      - Ну ладно, дело к вечеру, пора по домам...
      - Григорий Борисович, прочтите Шекспира напоследок!
      - Ну ладно, слушайте:
      Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж Достоинство, что просит подаянье, Над правдою глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье, И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямота, что глупостью слывёт, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока.
      Все мерзостно, что вижу я вокруг, Но жаль тебя покинуть, милый друг.
      С сонетом этим у него в прошлом году казус вышел. На День Конституции школу посетил депутат Государственной Думы по их округу, известный предприниматель Василий Осиновский. Директор очень надеялся у него что-нибудь выпросить для школы. По случаю праздника и для высокого гостя специально концерт устроили. Как водится, всё делалось впопыхах, номеров не хватало, и директор обратился к учителям: помогите. Геннадий Мефодьевич романсы пел, а Григорий Борисович стихи читал, этот сонет Шекспира в том числе. И так получилось, что при словах "ничтожество в роскошном одеянье" он непроизвольно сделал указующий жест. А в первом ряду сидел гость с начальством, и принял он этот жест на свой счёт. Да и не только он, все присутствующие так поняли и засмеялись громко. Депутат, а костюм у него был действительно шикарный, обиженно ушёл с телохранителями, а бедный Григорий Борисович пытался (бесполезно) объяснить директору, что всё по нечаянности получилось. Шибко тогда директор ругался на него, и дулся ещё долго.
      Он уже надеялся, что депутат ремонт школьных туалетов оплатит:
      - Какой у нас следующий доклад? - спрашивает учитель.
      - Мой, о бесконечно малых и бесконечно больших величинах, - сказал Дима.
      - А не слишком обширная тема для одного доклада? - усомнился Григорий Борисович.
      - Да нет, не слишком, я больше на философском аспекте остановлюсь.
      - Послезавтра практическое занятие, будем задачи решать. Ребята, проводите девочек, уже темно, - сказал учитель, впрочем это излишне, - до свидания!
      - До свидания, Григорий Борисович!
      Маша подошла, говорит:
      - Папа, пойдём вместе домой.
      - Да мне ещё домой к Сидорову зайти надо, ещё вчера надо было...
      - Но ты там долго не будь, бабушка пенсию получила, дома ужин хороший. Ты не разболелся?
      Да нет. Пенсию бабушка получила!? Здорово! - у него сразу камень с души.
      - А Аня тебе разве не сказала? Я её просила.
      Она не успела, наверное. Тебя Петя проводит?
      А он тут как тут:
      - Не беспокойтесь, Григорий Борисович, провожу, - доволен, что они вдвоём пойдут.
      Сколько времени?
      19 часов 55минут.
      Теперь к Сидорову Васе. А хорошо, что торт с чаем поел, домой когда ещё попадёшь и ужинать будешь.
      Он достал сапоги, надел их, убрал в шкаф туфли, надел пуховик, взял в руки портфель и шапку, потушил свет, вышел из кабинета и закрыл ключом дверь.
      Спустился вниз, сдал ключ на вахту, расписался в журнале. Вахтёрша уже сдавала смену ночному сторожу (Григорий Борисович с ним поздоровался) и всем своим видом выказывала недовольство, что учитель сдаёт ключ от кабинета так поздно. Впрочем, она ничего не сказала Григорию Борисовичу, ограничилась строгим взглядом.
      Григорий Борисович сказал им "До свидания", и хотел уже выйти на улицу. Но вспомнил, что родителям надо бы позвонить, как там они одни? Вроде и недалеко они живут, на автобусе минут двадцать, да видит он их не чаще чем раз в неделю, в выходные дни. Работа. А хотелось бы почаще, да и помощь им требуется постоянно, всё-таки под семьдесят лет обоим, здоровье уже неважное, хотя отец ещё работает... Он у вахтерши разрешение спросил (она кивнула), номер родителей набрал и услышал голос матери.
      - Мама, здравствуй, это Гриша!
      - Здравствуй, сынок! Как у тебя дела, как здоровье?
      - У меня всё нормально, как ты себя чувствуешь?
      - Ничего, потихоньку. Ты не болеешь, что-то голос у тебя неважный?
      - Нет, мама, просто устал, домой уже иду.
      - Так уж давно пора! Иди скорей, тебя дочки, Таня ждут... Как у них дела, не болеют? Как Вера Петровна, не болеет?
      - Да нет, ничего. Как папа?
      - Держится. У них на заводе сокращение начинается, говорят, пенсионеров в первую очередь увольнять будут. Переживает очень, как он без работы будет...
      - Ну ладно, в воскресенье увидимся, поговорим. До свидания!
      - До свидания.
      Разговаривая по телефону, видел, как Илья Давыдович, уже в рабочей одежде, прошёл сначала в туалет с пустым ведром, а потом обратно с полным. Он у себя в кабинете и за уборщицу, тысяч сто, кажется, за это платят, какой-никакой приработок.
      От короткого разговора с матерью душа как бы подзарядилась теплом. Но что по телефону сказать можно? Ничего, ещё три дня и воскресенье. Он с дочками родителей навестит, может и Таня с ними поедет. Тяжело старикам, пенсия за сорок с лишним отработанных, отданных государству лет такая мизерная, что и сказать стыдно. А как работали они! В светлое будущее верили, хоть в партии не состояли!
      У матери, она врач, и отца, он инженер, столько благодарностей, грамот почётных, медали. У отца авторские свидетельства. Завод его приватизировал непонятно кто недавно и разворовал, теперь вот за ненадобностью работников сокращать начали.
      По-хорошему он, взрослый сын, должен бы родителям в старости помогать, а пока наоборот: он у них часто до получки перехватывает. Но сейчас они тоже пенсию ещё не получали. А отец работы лишится, как жить будут? Есть у Григория Борисовича старший брат ещё, на севере живёт, геолог. Раньше он очень хорошо получал, а теперь бедствует, зарплату по полгода не получает и угроза безработицы всё время висит. Дети у него студенты, он тоже помочь родителям не может:
      Выходя посмотрел на школьные часы:
      20 часов 1 минута.
      При выходе из школы несколько девушек стоят, курят, смеются громко. В темноте их лица не видны. Ученицы и недавние выпускницы. Одна с детской коляской. И пройти, ничего не сказав им, неловко, и говорить бесполезно. Курение ещё самая безобидная привычка, кто и героином колется: У кого-то из компании магнитофон:
      Тикай, в подворотне нас ждёт маньяк:
      Что за чушь? А, да про эту песню, кажется, сегодня кто-то из учеников говорил.
      Как хорошо после целого дня, проведённого в помещении, выйти на свежий воздух!
      Вроде даже мороз ослабел, по сравнению с утром. Как здорово вдохнуть полной грудью морозный свежий воздух, нет слов! Ему хотелось идти не торопясь, растягивая это удовольствие, да и до Васиного дома путь не такой близкий, минут десять ходьбы. На улице совсем темно. А ведь он сегодня за целый день солнца не увидел! Утром шёл, ещё темно было, сейчас - уже темно. Так темно, что не видно ничего. Возле школы хоть и есть фонари, но все потушены. Микрорайон освещён, в основном, окнами домов, а в школе почти все окна уже не светятся.
      Тикай, в подворотне нас ждёт маньяк:
      Чёрт, привязалась ерунда. Вдруг шагах в двадцати от себя, в подворотне, через которую лежал его ежедневный маршрут, он услышал голоса явно нетрезвой подростковой компании:
      - Да он, наверно, уже ушёл, в натуре.
      - Нет, мы его не могли пропустить, он всегда этой дорогой ходит.
      - Да не связывайся ты с ним, Тема, он нормальный чувак, ты сам на него наехал, - Григорий Борисович узнал голос Андрея Иванова из девятого "Г", который, кажется, был в компании у бассейна. Его голос звучал очень неуверенно.
      - Не ... - это Тёмин голос, - он ... теперь будет знать, кто такой Тёма! Если :, иди домой.
      Из-за темноты они его не заметили. Что делать? Решение пришло мгновенно, учитель свернул со своей обычной дороги, сделал приличный крюк, и не повстречался с ними. Был в этом, правда и изрядный риск. Они могли его заметить, и тогда попытка к бегству сильно ухудшила бы его положение: во-первых, бой пришлось бы принимать не во дворе большого дома, где жильцы или прохожие могли бы услышать шум и выйти, а на пустынной дороге, по которой он пошёл. Во-вторых, он, своей попыткой избежать встречи выказал бы свою слабость, что полностью бы исключило благополучный исход...
      Тикай, в подворотне нас ждёт маньяк:
      Григорий Борисович шёл по совершенно безлюдной дороге и ему было очень стыдно за себя. К чему оправдания? Подумаешь, прийти на урок с синяками! Очки сломать побоялся, покалечиться. Конечно, драка могла кончиться и очень печально, ребята пьяные, за себя не отвечают. Кто потом о семье, о дочках позаботится, скорей всего никто. Но такой исход драки - большая редкость. А мужскую честь потерять разве лучше? Видели бы его сейчас дочери, как он, испугавшись каких-то сопляков, ретируется Да приди он завтра на урок, хоть и с боевыми синяками, но с сохранённой честью, ей Богу, было бы лучше. Оправдания для других хороши, себя не обманешь... У директора первого, Петра Борисовича, похожий случай был, так он не испугался, на хулиганский нож пошёл, даже небольшое ранение в драке получил, зато в героях ходил, его вся шпана признала. У него тоже дети, а не такой он человек, чтоб отступать, а Григорий Борисович, значит, такой: Да, не получилось приятной прогулки. Вот и его дом, все окна его квартиры светятся, но надо ещё к Васе зайти, это ещё минут пять ходу. Надо заранее на серьёзный разговор с Васиной мамой настроиться. Разговаривать с ней очень трудно. Трудно сказать, что у неё на первом месте стоит, но только не воспитание сына. По крайней мере, Григорию Борисовичу так кажется. Проходя мимо редкого уличного фонаря, он посмотрел на часы:
      20 часов 11 минут.
      Хорошо, если она и её сожитель сегодня трезвые, с пьяными серьезного разговора не получается. Хорошо, если Вася дома, но это вряд ли, рано ещё для него... Вот и нужный дом, огромная девятиэтажка. Дом новый, самое большое ему лет пять, планировка квартир хорошая, не "хрущёвская", но подъезд - настоящие трущобы.
      Лифт не работает, двери сломаны, окна многие разбиты, лампочек на лестничных площадках нет, темнота - хоть глаз выколи, а подниматься надо на седьмой этаж.
      Григорий Борисович осторожно, держась за перила, вернее за то, что от них осталось, начал подниматься. Идти надо осторожно, под ногами попадается всякий мусор, бутылки, банки. Кроме того, подъезд служит общественным туалетом для торговцев с ближнего стихийного рынка, всякой шпаны, собак и кошек, это по запахам сразу понятно. Второй этаж прошёл, третий... Надо считать, если со счёту собьёшься, то квартиру нужную сразу не найдёшь, из-за темноты номеров не видно.
      Осторожно, навстречу кто-то идёт. Освещая себе дорогу фонариком, жилец выводит на улицу огромную собаку. Она останавливается возле Григория Борисовича и не хочет его пропускать. Впрочем, ведет себя довольно дружелюбно, не лает, не кусает, а только обнюхивает. Пытается, встав на задние лапы и положив ему на плечи передние, лизнуть его в лицо. Хозяину стоит большого труда увести её, он на собаку свою ругается зло:
      - Ах ты, с-с-сука!
      Какой уже этаж, кажется четвёртый. Сверху слышна музыка. На пятом этаже прямо на ступеньках сидит компания. Играет магнитофон. Несколько парней и девушек сидят в обнимку, кто-то целуется, темнота им кстати... Многие курят, от этого немного светлее. Видна недопитая бутылка. Значит, не наркоманы. Григорий Борисович их осторожно обошёл, стараясь ни на кого не наступить (они, впрочем, посторонились), и пошёл дальше: Ну вот, кажется, и седьмой, если он не просчитался. Он нащупал в темноте нужную дверь, нашёл кнопку звонка и нажал на неё, но звонка не было слышно. Григорий Борисович нажал посильнее и прислушался.
      Может не слышно из-за железной двери. Сейчас многие себе железные двери ставят, от воров берегутся, да только и такие двери ломают или отмычками открывают.
      Кажется, действительно звонок не работает, этажом он вроде не ошибся, дверь железная, хотя такие почти у всех. Плохо, что темно, номера квартиры не видно.
      Григорий Борисович попытался вспомнить, работал ли звонок прошлый раз, но так и не вспомнил. Жаль, что дом ещё не телефонизирован, скоро у Васи дома телефон включат, тогда можно будет звонить. Он сильно постучал в дверь. Подождал немного, ещё постучал. Кажется, дома никого нет. Что делать? Постоял ещё, постучал. Уже обратно идти собрался, как вдруг за дверью послышались шаги, она приоткрылась и в щёлке показалась Васина мама, Марина Николаевна. На лестничной площадке темно, ничего не видно.
      - Кто это? - спросила она.
      - Это Григорий Борисович, классный руководитель вашего сына.
      - А, Григорий Борисович, проходите, - и открыла дверь, не сказать, что очень рада.
      Григорий Борисович вошёл в довольно просторную прихожую. Обстановка довольно приличная, не бичёвская, как у некоторых других учеников, чувствуется достаток.
      - Что случилось с Васей, он заболел?
      - А что, он опять в школу не ходит? Вот з...ц, - впрочем, тон почти равнодушный, - проходите в комнату.
      Григорий Борисович разделся, снял сапоги и прошёл в комнату. В комнате накурено.
      В углу сидит сожитель Васиной мамы Виталий. Он примерно одних лет с Григорием Борисовичем, очень похож на "нового русского", как их изображают на карикатурах, хотя скорее просто подражает этому роду людей: "новые русские" в таких домах не живут. Раза в два шире учителя, с брюшком, короткая стрижка, лицо нахальное довольно. Он увлеченно смотрит видеомагнитофон, какой-то боевик. Он поприветствовал учителя:
      - Здорово, Борисыч, дай пять!
      Он вообще со всеми так разговаривает, трудно понять, трезвый он или выпивши, Скорей всего рюмочку-другую после работы пропустил. Григорию Борисовичу неприятен такой тон, но он, стараясь не уронить своего достоинства пожал протянутую руку. Впрочем, разговаривать он собирается с матерью. Маме Васиной чуть за тридцать, на вид, пожалуй, и меньше. Григорий Борисович её заметно старше. Одета она довольно легкомысленно, хоть сейчас на урок в десятый класс, да вдобавок, по крайней мере учителю так показалось, тоже слегка под градусом.
      - Марина Николаевна, Вася уже неделю не появляется в школе, надо что-то делать.
      Вот сейчас он где?
      - Со Светкой своей гуляет, дело молодое, - ухмыльнулся Виталий.
      - А когда он вернётся? Мне надо с ним поговорить.
      - А кто его знает, когда, может часам к двенадцати, а может и к утру...
      - И вы так спокойно об этом говорите?
      - Слушай, Борисыч, давай поговорим по-мужски, - сказал Виталий, отвлекаясь от фильма. Он закурил дорогую американскую сигарету, предложил Григорию Борисовичу, тот отказался, но Марина Николаевна тоже закурила.
      - Может по рюмашке пропустим для разговора, Маринка, сообрази на стол.
      - Да нет, ничего не надо, да и вообще, я при исполнении, - отказывался Григорий Борисович.
      - При исполнении даже мусора пьют, - рассмеялся Виталий.
      Между тем Марина поставила на стол три рюмки, нарезала хлеба, колбасы, достала маринованные помидоры, ещё чего-то...
      - Что пить будем, водку или коньяк? - спросила она.
      - Борисыч, ты что предпочитаешь? - спросил Виталий и не дождавшись ответа сказал, - давай коньяк, по культурному.
      Григорий Борисович попробовал опять сказать, что пить ничего не будет, но на столе появилась уже бутылка начатая армянского коньяка. Марина принесла чай.
      Григорию Борисовичу тяжко было смотреть на колбасу, которую он давно уже не ел.
      Он с трудом удерживался от того, чтобы не зацепить вилкой кусок и отправить в рот. Он уже чувствовал её вкус, и это было невыносимо... Виталий разлил по рюмкам коньяк и сказал:
      - Ну, давайте выпьем за всё хорошее. Да ты, Борисыч, ешь, не стесняйся, голодный небось!
      - Я пить не буду, - твердо сказал учитель, и хозяева поняли, что уговаривать бесполезно, сами они уже выпили.
      От запаха колбасы кружилась голова, но учитель знал, что скорее согласится на голодную смерть, чем возьмёт кусок в этом доме.
      - Так вот, что я хочу сказать, - продолжал Виталий жуя колбасу, - чего вы к парню привязались? Он мне хоть и не родной, но как сын, - проговорил он с большим чувством, казалось, что он пустит слезу, - хороший мужик растёт. Ну не хочет он в школе учиться, хватит с него грамоты, да и на х... она ему, извини меня, я по-простому. Вот ты образованный, а сколько ты в месяц бабок домой приносишь? Молчишь. Ни х: не приносишь! Так на х: учиться? Не ходит он в школу и гоните его пинком под ж...! Без учения проживёт. Ему скоро шестнадцать исполнится, я его на работу к себе в фирму пристрою, сначала грузчиком, потом выучится на шофёра, да он уже умеет неплохо тачку водить. А там может и к коммерции талант откроется...
      Марина слушала мужа, было видно, что она его очень уважает.
      - Посмотри, мы живём красиво, у нас всё есть, - разглагольствовал Виталий, - телек крутой, видак, приставка игровая, скоро компьютер купим, пусть Васька играет, вот мебель новую недавно купили, тачка классная. На днях телефон ставим, звони! Васька ни в чём отказу не знает, а вы его конкретно задолбали в своей школе...
      - Но позвольте, он уже три раза в милицию попадал, последний раз чуть уголовное дело не завели, когда они прохожего избили...
      - Да по молодости всё это, по глупости, я и сам бывало...
      - ... да он так в тюрьму попадёт, пропадёт парнишка.
      - Парни-ишка! Да он мужик уже, здоровый мужик, баба у него есть, понял! В тюрьму попадёт! Ну и что? Подумаешь, испугал. Да я по малолетству сам три года отсидел, - и Виталий с гордостью показал наколку, - это тоже жизненная школа, как и армия. Вася себя и там поставит, не в шестерках будет, а в авторитете. Вот ты, Борисыч, идёшь сейчас вечером по улице, небось боишься... А Васька никого не боится, а его все боятся...
      - Если завтра Вася не придёт в школу, то мне придётся написать докладную директору, вы уже с ним дело будете иметь.
      - Ну ладно, Григорий Борисович, завтра он придёт. Пусть уж доходит девятый класс. Мы ему п... дадим, извините я по-простому, по-русски, сказала Марина Николаевна.