Один день Григория Борисовича

      - Позвольте представиться, Андрей, - он протянул руку.
      - Григорий Борисович, - назвался учитель пожимая руку, - а как вас по отчеству?
      - Просто Андрей, - тоже подражание американцам, - я торговый представитель фирмы Верболайф. Вы знаете такую фирму?
      - Что-то слышал, - Григорий Борисович начал понимать в чём дело, - но, извините, я не ваш клиент, ваши препараты от лишнего веса, а у меня его нет.
      - Но я ещё не успел рассказать вам о нашей фирме, её продукции. Наши продукты не только от лишнего веса. Я вижу, что у вас проблемы со здоровьем, цвет лица не очень хороший, - и у тебя не лучше, подумал учитель, - вам бы попринимать препарат фейсогуд...
      - Андрей, вы на меня только время тратите, у меня ни копейки денег нет, и не предвидится, извините.
      Они попрощались за руку и пошли в разные стороны. Григорий Борисович успел заметить разошедшийся шов на пиджаке торгового представителя. Лет пять, пожалуй, пиджаку, никак не меньше, нитки сгнили. Видно, учителем работать это ещё не самое плохое: Посмотрел на часы:
      12 часов 2 минуты.
      Как это он звонок на урок пропустил мимо ушей? Начался шестой урок первой смены.
      Потом будет седьмой, потом "нулевой" второй смены, и лишь после него, в два часа дня, у Григория Борисовича будет следующий урок. Целых три урока ещё свободных!
      Скорей в учительскую. У окна остановился, портфель на подоконник поставил, он не любит его на пол ставить, высморкался, пока никого рядом нет, смотрит, а на платке кровь. Не сказать, чтобы много, но есть. Ничего, главное, чтобы не текло сильно: Портфель в руки и дальше пошёл. Что нужно за это время сделать?
      Контрольную девятых классов начать проверять, всё, конечно он не успеет, но хотя бы один класс. Пообедать. Для этого ещё надо место найти. Хорошо, если учительская пустая будет, ведь со своими баночками в столовую не пойдёшь, засмеют, и ученики, и учителя, да, не ровен час, начальству, комиссии попадёшься на глаза, плохое впечатление о всей школе, о всех учителях произведёшь... Кроме этого, надо ещё свои планы на сегодняшние уроки посмотреть, придать им более солидный вид. Может повезёт, и в кабинете информатики окажется свободный компьютер, Григорий Борисович давно уже статью пишет о постановке воспитательной работы в школе, о неверности той, которая принята в последние лет шестьдесят...
      Без компьютера эту огромную работу ему не осилить, особенно с таким почерком. Он бы и планы урочные на компьютере делал, да возможности нет, в школьном кабинете информатики почти никогда свободных компьютеров нет, хорошо ещё, Илья Давыдович входит в положение хоть иногда... Будь Григорий Борисович в своё время поумнее, так лет десять назад переквалифицировался бы в учителя информатики, с его университетским образованием это было бы легко, жена об этом сколько говорила, да и сейчас говорит. Ему ведь и предлагали. Но у него тогда и без информатики большая нагрузка была. Кроме того, в 1985 году, когда вводилась информатика, надо было её совмещать с математикой, только четыре часа в неделю информатики на всю школу. Да без компьютеров её преподавать. В то, что в школе скоро будут персональные компьютеры, как газеты обещали, не верилось, мало ли чего обещают.
      Тогда только Горбачёв к власти пришёл, обещал много чего, Перестройку провозгласил... В общем, информатика тогда представлялась дополнительной морокой учителю. Да и зарплату в тот год учителям сильно добавили. На полторы ставки работая рублей триста-четыреста учитель получал! Только учителя и начали тогда жить по-человечески. Начать то начали, да быстро кончили, недолго их человеческая жизнь длилась. Года через три инфляция вернула учителей к доперестроечному уровню жизни, а вскоре и гораздо ниже опустила, так низко, как они и не были никогда. Если советские годы для них просто бедными были, то годы реформ - нищими. Сколько судеб сломалось, сколько семей развалилось, сколько людей себя потеряли...
      В общем не взялся тогда Григорий Борисович за информатику. Сейчас, пожалуй, и жалеет. Что ни говори, а у информатика школьного жизнь чуть получше, чем у математика во всех отношениях. И на платные занятия спрос есть, подспорье к зарплате. И тетрадей, тетрадей проверять не надо почти даром! И классного руководства нет! И в кабинете твоём никто посторонний не работает! И работу информатика поди проверь. За десять лет никак не решат, что, собственно, составляет предмет школьной информатики. Так большинство учителей и решают вопрос этот каждый по своему усмотрению. А, значит и у начальства дергать по пустякам информатика возможности мало. Информатик себя в большей степени независимым человеком чувствует. И при поступлении в почти все ВУЗы информатика не сдаётся... Ну не сказать, конечно, что у информатика работа совсем лёгкая, Илья Давыдович все дни безвылазно в школе от восьми до восьми, и выходных у него почти нет, и научно-методическую работу по своему предмету ведёт, и для школы, для начальства много всякой работы делает, и как программист очень много работает, много учебных программ сделал, и кружок юных программистов создал... А всё-таки ему лучше, легче живётся, чем обычному учителю, надбавки всякие ему положены, да и "режиковских" больше перепадает, большое дело с начальством постоянно общаться, а начальство к нему постоянно со всякими просьбами обращается... Впрочем, всё это относится и к учителям труда, и физкультуры, особенно к работникам бассейна. Вот школьная работа для мужчин, как жена говорит! На ум Григорию Борисовичу вдруг пришло сравнение школы с ГУЛагом:
      Солженицын пишет, что заключённые все делятся на два сорта, на простых зэков, работяг, которые заняты на "общих" работах, основных по профилю и самых тяжёлых физически, которых, тем не менее, хуже всех кормят; и зэков, занятых на облегчённых работах, "придурков". К ним относились не только всякие кладовщики, повара, нормировщики..., но и инженеры, врачи и даже учёные, а также сапожники, портные, парикмахеры... На "общих" работах большинство заключённых умирало в первые месяцы. А "придурки" почти все выжили. Вот и в школе есть работы "общие"
      - математика, физика, литература... А есть и "придурочные" (но завуч не "придурок"!). На "общих", если совсем без туфты работать, долго не протянешь...
      Так, сейчас в учительскую, пора бы и перекусить. Григорий Борисович подошёл к учительской, она как раз рядом с лестницей. Маленькая комнатка, почти каморка в одно окно. Три письменных стола неопределённого возраста, несколько стульев.
      Захоти все учителя одной смены прийти сюда одновременно, а это человек шестьдесят, они бы просто не поместились. Но у физкультурников есть отдельное помещение для отдыха и самостоятельной работы, у трудовиков тоже есть, у начальства - само собой... А вот для простых учителей, работяг, одна маленькая комнатка. А ведь по расписанию у большинства много "окон" в течение рабочего дня. В это время работы всегда полно, да вот школа переполненная, почти тысяча семьсот учеников, для нормальной учительской места не хватило. Правда, во многих кабинетах: информатики, физики, химии, биологии, географии есть лаборантские, но как быть учителям математики, русского и литературы, истории, иностранных языков?.. Вдруг песня слышится под баян:
      Ра-асцвета-али яблони и гру-уши, По-оплыли-и туманы над реко-ой...
      Понятно, Николай Александрович, учитель пения, урок проводит. Его голос громче всех слышен, а класс подпевает, кто как может. Было бы время, так постоял и послушал бы, хорошо Николай Александрович поёт, да в учительскую торопиться надо.
      К сожалению, учительская оказалась не пустой. Учительница русского языка Лариса Григорьевна сидела с тетрадями. Учительница математики Дарья Петровна занималась с ученицей то ли седьмого, то ли восьмого класса. Может это дополнительное занятие с отстающими (их учителя должны проводить обязательно), а может и репетиторство. Один стол свободен. И на том спасибо. Григорий Борисович расположился на нём поскорей, пока он свободен. Пожалев, что прямо сейчас перекусить не удастся, хотя было бы очень кстати. Неудобно как-то при ученице, достал тетради для контрольных работ. На поверхности оказались тетради девятого "Б", с них и решил начать. И начал уже было, да решил, пока ещё идёт шестой урок в уборную зайти. Вот ещё проблема, опять ГУЛаг на ум приходит. Могут же у нас из любого пустяка неприятность сделать, унижение для человека. Во всех школах, по крайней мере где Григорию Борисовичу бывать доводилось, есть уборная специально для учителей. Об этом деле и говорить как-то неудобно, не принято в культурном обществе. Но учителя разве не живые люди, тем более, что школа здоровье сильно подрывает? В их школе, вроде и есть отхожее место учительское, но почти всегда на ремонте. А когда не на ремонте, то закрыто на замок. А ключ у вахтера. Это надо идти на вахту и у старушки-вахтерши громко, она слышит плохо, этот самый злополучный ключ просить. Да в журнале за него расписываться. А вокруг всегда народу много, детей в том числе. Получается, это надо всей школе докладывать куда и зачем ты идёшь! Чем не тюрьма? Как ещё сильнее можно унизить человеческое достоинство учителя? Григорий Борисович за этим ключом никогда почти не ходит, неприятно это, уж лучше потерпеть или в ученический туалет зайти. А это лучше всего не на перемене, а во время урока, когда учеников там нет. Неловко как-то при учениках. Вот жизнь, чёрт возьми! Он уже дверь открыл, но увидел, что там уборка идёт, только началась, и не останавливаясь развернулся и пошёл обратно как ни в чём не бывало. Уборка ещё минут десять займет, у двери туалета ждать неудобно. На часы посмотрел:
      12 часов 14 минут.
      В учительскую вернулся, тетради проверяет с контрольными. Настроение улучшилось, неплохо написали, он с середнячков начал. Одну, другую работы проверил, четвёрки поставил, третью проверил, думает: что ставить, тройку или четвёрку.
      Думал-думал, решил пока погодить, с другими работами сравнить. Отложил, взялся за следующую. Слышит, как Лариса Григорьевна Дарье Петровне говорит:
      - ... в этом году списки на подарки методобъединения подают...
      Насторожился, подарки к новому году для учительских детей. А в прошлом году сами записывались в приёмной. Григорий Борисович на своих четверых дочек записаться должен. Года два назад подавали списки по объединениям и про него забыли, а он узнал об этом только тридцатого декабря, когда уже вечером домой идти. Тут и выяснилось, что его в списке нет и значит подарков его дочкам нет. Будь у него деньги, он бы пошёл и четыре подарка детских в магазине купил, а денег, как всегда не было. Да если бы он заранее знал, что так будет, то с получки бы отложил... В общем, досталось ему крепко в тот раз, и жена высказалась, как он, наверное, работает, что его в школе не знают, и тёща по этому вопросу прошлась:
      Дочки, правда, тогда твёрдо встали за отца, но настроение новогоднее было подпорчено... Зайти узнать надо к руководителю методобъединения математиков, уточнить, есть ли он в списке, до Нового года всего три неполных недели осталось.
      - Дарья Петровна, вы не в курсе, Любовь Семёновна в каких классах преподаёт, - спрашивает он.
      Любовь Семёновна - руководитель м.о. математиков.
      - В шестых "А" и "Б" во вторую смену и в пятых "Б" и "В" в первую.
      Это надо записать, чтоб не забыть, и сегодня её обязательно разыскать. Что там с четвёртой работой? Да, кстати, сколько времени?
      12 часов 28 минут.
      Через семь минут с урока звонок, успеть бы в туалет до перемены. Тетрадь отложил и пошёл. Уборка там уже закончилась, но, как на грех оказалось трое учеников, класса из седьмого. Похоже, курили, по запаху судя, но с сигаретой не попался никто. Про себя Григорий Борисович обрадовался даже, что никто не попался. Он на эту троицу посмотрел строго:
      - Вы курили?
      - Нет, нет, - и быстрей ноги уносить.
      Он вздохнул спокойно...
      С этими курильщиками - морока. И мимо пройти - непедагогично, и как с этой заразой бороться, непонятно? Не только мальчишки, но и девчонки многие лет с двенадцати курят! А сам Григорий Борисович некурящий, в юности попробовал - не понравилось, да и здоровья лишнего не было никогда. С его язвой курить только: А и расходов немалых эта привычка требует, тысяч пять в день, если самые дешевые папиросы курить. Где деньги взять? Да на эти деньги можно две булки хлеба купить! Если бы у него сейчас в кармане столько денег было, он, пожалуй, хлеба бы и купил (представил сразу булку хлеба свежего, горячего ещё)! А ведь надо не только на себя тратиться. По улице идёшь, на каждом шагу "дай закурить", а не дать, если сам куришь, неудобно. А ученики многие при деньгах, импортные сигареты дорогие покупают, не все семьи бедно живут. Он как-то одного курильщика юного поймал (хорошо, что мальчишка лет двенадцати попался, не старше, так потом не знал, как от него избавится. Директора нет, завуч на уроке, хорошо, чудом попалась классная руководительница нарушителя, ей и сбагрил...
      В учительскую возвращаясь у расписания остановился, когда уроки у Любови Семёновны? Так, в пятых уже уроки были, а в шестых - во вторую смену третий и четвёртый уроки в его же кабинете, хорошо. Кстати, на третьем уроке класс, где его дочка средняя учится, Аня. Звонок прозвенел на перемену, 12 часов 35 минут.
      Скорей в учительскую, как бы его место не заняли. Подумал, сейчас бы перекусить, желудок своё требует, может, учительская пустая. Как бы не так, пришёл, успел вовремя, Дарья Петровна хоть и ушла, а её место уже занято, Софья Павловна, историк сидит с планами. Лариса Григорьевна Софье Павловне рассказывает:
      - Наталью встретила вчера, говорит, что на той неделе уже виза готова будет, и полетит она к Джону своему в Австралию:
      Наталья Николаевна это их учительница английского языка. Недавно со своим мужем развелась, за австралийского фермера замуж вышла через газету и к нему уезжает.
      Об этом вся школа говорит. Кто осуждает, а кто завидует.
      - И правильно делает! С наших мужиков толку нет. Не способны они семью содержать. Наталья хоть своих троих детей поднимет в Австралии: А наши пьянчужки:
      - Да Иван её как раз непьющий, детей любит: Теперь запьёт, пожалуй.
      - А кто ему виноват, что заработать толком не может:
      Григория Борисовича заметили, замолчали сердито. Сидят, работают. Зашла математик Зинаида Тимофеевна, ищет куда приткнуться. Григорий Борисович у неё спросил:
      - Вы не знаете, как у Татьяны Ивановны проверка прошла?
      - Только что её видела, сидит, плачет. В пух и прах её разнесли, сказали, что так нельзя работать. Администрации указание дали её в этом месяце диффонда лишить. Чего там лишать, ей и так из него почти не достаётся! У неё седьмой разряд, она в два раза меньше уборщицы получает, а у неё ребёнок маленький, она только из декрета, из-за этого не успела в институте экзамены сдать, диплом получить. Конечно, ей ещё учиться да учиться, пока ещё настоящим учителем станет, но ведь старается человек... Да, кстати, Мария Николаевна по секрету сказала, что математиков сегодня скорей всего больше трогать не будут, пронесло!
      Григорию Борисовичу опять совестно стало, будто он взял, и проверяющих, что его самого должны были проверять, на Татьяну Ивановну переадресовал. Будто это в его власти. Эх, до чего мы дошли, да если бы учителя друг за друга стояли, разве так бы мы жили и работали!.. Звонок прозвенел на седьмой урок, 12 часов 40 минут.
      Григорий Борисович половину стола освободил, Зинаиде Тимофеевне говорит:
      - Садитесь рядом, в тесноте да не в обиде! - в самом деле, сколько можно шкурничать.
      Она рядом села, тетради свои достала, за работу принялась, хоть и неудобно так сидеть, а лучше, чем никак. Ну ладно, что там с контрольными?.. Только за работу взялся, как дверь открывается и в учительскую заходит Людмила Александровна, английского языка учительница, а с ней ребятишек человек пятнадцать.
      - Товарищи, извините, - говорит она, - но у меня в кабинете ужасный холод, - Мария Николаевна велела мне здесь урок вести.
      Не везёт, так не везёт! Они все свои вещи быстро сложили и учительскую освободили. Зинаида Тимофеевна в столовую обедать пошла, Лариса Григорьевна - домой, у неё три урока свободных, она рядом со школой живёт:
      Григорий Борисович шёл со своим огромным портфелем по коридору и думал, куда теперь? В два часа дня у него урок, до того времени осталось ещё два свободных урока, за это время надо поесть, чёрт возьми, и поработать. Тут ему в голову интересная мысль пришла: если Людмила Александровна со своими учениками в учительской, то значит её кабинет английского свободен! Он туда скорей направился, на третий этаж, где тут этот кабинет? Вот он (хорошо, открыт оказался), маленький такой кабинетик, не на целый класс, а на полкласса, с одним окном. Как это столько парт сюда запихать удалось? А тут действительно холод, батареи те ещё, что строители поставили. Эх, да разве у нас в Сибири такие нужны?! Да и какой дурак вообще школу проектировал? Это надо додуматься, во многих кабинетах три (!) внешние стены, нарочно не придумаешь, а ведь интенсивность теплообмена пропорциональна площади поверхности! Да и сколько лишних стройматериалов ушло, экономия называется. Даром, что школа проектировалась и строиться начинала ещё при советской власти. Да и построили как, сколько швов оставили между бетонными блоками незаделанных нормально. А отопление, сантехнику, канализацию в каком виде сдали? Ну ладно, сейчас не до этого, поесть надо, ведь уже 12 часов 54 минуты.
      Он за учительским столом устроился, из портфеля обед свой достал, банки с картошкой и чаем открыл. Эх, ну и холодина здесь, в спину от окна (а в стекле оконном щель незаклеенная) так и дует. Тут опять спину как утром заломило, а то он про болезнь свою за работой и забыл, опять подумал: "Лежать бы сейчас дома под теплым одеялом и спать..." Но не до этого сейчас, есть надо. Он картошку варёную ложкой из банки достаёт и в рот отправляет. А отверстие у банки небольшое, чтоб есть из неё сноровку иметь надо, с непривычки и уронить на пол еду можно. Своему правилу следуя, он во время еды только о ней и думает, при этом КПД самый большой. Думал, может всё сейчас сразу не съедать, половину, или треть, или хотя бы четвертушку на вечер оставить. Домой ведь сегодня раньше полдевятого вечера не попадёшь. Так и решил сперва. Картошки чуть больше половины съел, яйцо, вкрутую сваренное, ложкой аккуратно разрезал пополам, одну половину в рот. Из другой банки чаю отхлебнул, хороший чай, сладкий. Дома он налит горячий был, сейчас ещё тёплый, не холодный, холодный сейчас пить не очень... Посмотрел, а в мешке полиэтиленовом ещё три бутерброда, ну не совсем бутерброда. Бутерброд в переводе с немецкого - хлеб с маслом, а у него хлеб с сыром. Подумал Григорий Борисович: "Картошку с яйцом, так и быть, сейчас доем, а хлеб на вечер оставлю". Вдруг за дверью шаги послышались, да не просто шаги, а начальственные. Григорий Борисович такие сразу отличает. Кажется уже и дверь открывать хотели, за ручку взялись. У бедного учителя душа в пятки ушла, в таком виде с баночками своими начальству из городского департамента лучше на глаза не попадаться, позору потом не оберёшься. Что это у вас учителя так питаются, у них что, денег на столовую нет? Так некультурно, так только бомжи едят! Он так с ложкой во рту и застыл, дыхание затаив: Тут голос Марии Николаевны послышался:
      - Забыла совсем! У них сейчас в учительской урок, этот кабинет холодный.
      Пойдёмте в учительскую. Да, кстати, после этого урока кушать будем, нам в кабинете директора накроют, из столовой обед принесут.
      - А на урок физики когда пойдём?
      - Сегодня не получится, учитель заболел, ещё на один урок математики пойдём в два часа:
      Шаги удалились. Пронесло!.. Он крошки картофельные ложкой из банки доскрёб, чтоб не осталось ничего, чаю ещё немного отпил. Подумал, жалко, банка не тарелка, её изнутри хлебом не вымажешь. Да, что-то картошки мало сегодня. Он сам когда себе накладывает (если тёща приболеет или забудет), то пригнетает, трамбует то есть, кашу, вермишель или картошку, чтоб поместилось побольше, чтоб на целый день хватило, а тёща, та наоборот внатруску накладывает, так что половина банки пустая останется, да ещё и не доложит доверху. А, вообще, каша гораздо лучше, чем картошка, особенно пшённая каша: сытности в ней гораздо больше, и в банку гораздо плотнее укладывается, да и с маслом часто бывает или с жиром каким, а то и с сахаром. Оно вроде и пустяк, граммов пятьдесят-сто лишних, да как Солженицын писал, сто граммов жизнью правят. Ходишь весёлый целый день с такой каши, чего не работать? Одно дело, когда на сытый желудок работаешь, совсем другое - на голодный. Сейчас бы ох как кстати ещё хотя бы две картошки съесть! Тут только заметил, что банка картофельная не та. Раньше, вроде, была литровая, он сам брал, а сейчас - ноль-семь! Подменила тёща... Думает, может бутерброды прямо сейчас и доесть? Может вечером возможности не будет или времени. Но эту мысль, пришедшую от слабости минутной, сразу прогнал математик. До вечера ещё ох как долго, можно и ноги протянуть. А впрок не наешься. Желудок добра не помнит! А, вообще, это хорошо ещё, что аппетит есть, это значит, что со здоровьем ещё нормально. Когда уже и аппетита нет, когда тошнота вместо голода, тогда уже плохи дела, приехали:
      Остатки все аккуратно в мешок сложил, мешок - в портфель, платком губы и усы утёр. После обеда ещё одна проблема: как запах еды изо рта удалить, нехорошо работать, когда изо рта пахнет, некрасиво, а лет ему уже под сорок, зубы больные, гниют вовсю, да, если приглядеться, не хватает некоторых (надо бы протезироваться, да где на это денег взять!). Чтоб запах изо рта удалить, надо или зубы почистить или резинку жевательную пожевать. Из портфеля початую пачку "Дирола" достал, от пластинки небольшой кусочек откусил, дело не только в экономии, но и в том, чтоб самой резинкой изо рта не пахло. Пожевал. Платок достал, посморкался, вроде крови нет больше. С минуту ещё посидел расслабившись.
      Хорошо... Хорошо, да холодно, уходить отсюда надо, сколько там времени?
      13 часов 8 минут.
      Куда теперь податься? Учительская занята. Сейчас бы посидеть, планы для шестых классов посмотреть, ещё раз уроки обдумать, вдруг проверка придёт, ведь сказала Мария Николаевна, что ещё к математикам зайдут. А до конца урока, а значит и до освобождения учительской, ещё десять минут. Надо бы это время в кабинете английского поработать, да уж больно холодно в нём. Да и что-то самочувствие неважное, пожалуй, опять температура поднялась. Мысль пришла: может пойти всё-таки, завучу о болезни сказать, домой отпроситься, а завтра врача вызвать. А как с уроками второй смены быть? Если уж болеть, так с утра болеть, да и кружок сегодня... Нет, уж лучше потихоньку доработать до вечера, а завтра видно будет.
      Да и к Сидорову зайти надо, уж болеть, так болеть, а работать, так работать! Да и про тёщу дома как вспомнишь, так все болезни мигом проходят... Возле расписания проходя увидел Сергея Петровича, молодого учителя математики. Совсем молодой, из института только. Стоит, портфель свой учительский в руках держит.
      Григорий Борисович с ним за руку поздоровался, спрашивает:
      - Что вы тут стоите ?
      - Да вот "окно", надо бы тетради попроверять, да приткнуться негде. Хорошо, кто живёт близко, а мне домой добираться далеко, часа полтора.
      Ну, далеко-близко, не только в этом дело, привыкай к школьной жизни. Поговорили о том - о сём, чтоб время протянуть... Тут видит Григорий Борисович: Светлана Ефимовна, завхоз идёт. Он к ней сразу:
      - Добрый день, Светлана Ефимовна!
      - Здравствуйте, Григорий Борисович, - отвечает не останавливаясь.
      - Светлана Ефимовна, не известно, когда зарплата будет? - Григорий Борисович рядом идёт, чёрт возьми, что опять с голосом случилось? Вообще-то, он у Григория Борисовича низкий и громкий, настоящий мужской голос, как раз, чтоб уроки вести.
      Но порой в разговоре с вышестоящими что-то с ним делается, не узнать. Какой-то высокий и тихий, почти мальчишеский, заискивающий, униженный голос какой-то.
      Злится на себя за это Григорий Борисович, а поделать ничего не может, хоть и старается держаться посолидней. Многие учителя стараются запанибрата быть с начальством, с завхозом, с завучами, с директором, многие в этом преуспели.
      Совсем по приятельски с ними держаться, на ты обращаются, а он так не может.
      Порой и хотел бы, да не может через себя переступить.
      - Не известно, в декабре вряд ли будет! - как отрезала Светлана Ефимовна.
      Она строго с простыми учителями держится, себя не роняет. И пошла дальше по своим делам, а Григорий Борисович стоять остался. Собственно, что можно было ещё в ответ услышать? И прошлый раз, накануне выдачи денег, такой же ответ был, а на другой день привезли. Одно ясно, сегодня денег не жди. А жена велела хоть сколько раздобыть. У кого бы можно было бы занять? Из примерно ста двадцати учителей, есть человека три-четыре у кого деньги водятся, но занять - дело почти безнадёжное. Ведь желающих так много, а и у тех не всегда есть. К начальнику бассейна зайти? Их школа новая, так и бассейн шикарный есть. Однако, чтоб его содержать, выделяемых денег не хватает. Вот и приходится организации разные и просто частных лиц пускать за деньги, в свободное от уроков время. Разумеется, в обязанности работников бассейна это не входит, так им приходится с этих денег часть себе на зарплату оставлять. И в кабинете информатики ситуация похожая.
      Учителя труда в школьных мастерских на школьных станках кое-какую "левую" работу выполняют, на взаимовыгодных условиях со школой, разумеется. А то у них так бы совсем маленькая, не мужская, зарплата получалась. Начальство их жалеет, мужчины всё-таки, кормильцы семьи... Вот ведь ставят же себя настоящие мужики, и в школе работают и лямку семейную тянут!.. Маловероятно, конечно, но попробовать надо у них занять, попытка не пытка. Да, кстати, есть ещё Евгений Иванович, учитель черчения. Вообще, он такой же бедолага, как и сам Григорий Борисович (тоже, кстати, с тёщей живёт), но недавно он себе подработку нашёл: в ресторанах на банкетах разных речи произносить, говорят, языком работать он мастак. Быстро учитель в солидного человека превратился, одеваться лучше стал сам, и жене, говорят, пальто новое, а то и шубу справил. Даже походка у него изменилась.
      Вчера вечером он на банкет собирался, у него могут деньги быть. Хорошо бы его встретить: А тут и звонок, времени уже 13 часов 20 минут.
      Междусменье. По коридору ученики с вёдрами ходят, в кабинетах уборка идёт. А с водой целая проблема. Горячая вода есть только в женском туалете, в мужском вообще никакой, если дежурные мальчишки, то просто беда, надо кого-то из девчонок просить, чтоб воду набрать. Тоже воспитание, как в тюрьме, после туалета руки не помыть, считается, руки мыть после туалета - интеллигентские предрассудки. В некоторых кабинетах есть, правда, холодная вода, но её в ведро набрать - целая проблема, для этого должен шланг иметься. Уборщицы рьяно по всем коридорам работают, полы моют, стены, с подоконников и стен ученические надписи и следы от обуви, а то и плевки смывают. В их школе сравнительно чисто, к уборщицам не придерёшься, хорошо работают. Да и, к слову сказать, получают они за свою работу как учителя второй категории, если по рабочему времени смотреть.
      А если сравнить их зарплату с начинающими учителями, так у последних раза в два меньше выходит. Вот, что значит "режиковские"! Ну, ладно, надо работать. До первого урока второй смены всего сорок минут осталось. Сейчас ещё будет "нулевой", укороченный, всего тридцать минут. Тут Григорий Борисович заметил Евгения Ивановича, обрадовался очень, навстречу к нему пошёл. Но, когда они почти уже поравнялись, перед тамадой как из под земли вырос торговый представитель давишний. И разговор у них начался. Чужой разговор неловко прерывать, некультурно как-то. Да что-то затянулся разговор у них. Евгений Иванович, и правда, лишней полнотой страдает, кажется заинтересовался. Ладно, потом, ждать некогда:
      К учительской подошёл, а там уже новый класс на урок располагается. Что делать?
      Может свой кабинет уже освободился. Вообще-то там сейчас уборка должна быть, но вдруг, уже закончили. Сегодня ребята надёжные дежурят, Петров и Семенов, их можно и не контролировать. Тут он заметил, что Петров, уже одетый, к выходу идёт. Он его, спрашивает, как с уборкой, тот отвечает, что всё нормально, уже сделали на прошлом уроке, кабинет свободен был, учительница русского, что должна была там урок вести, заболела. Григорий Борисович ключ на вахте взял, к себе направился, времени уже 13 часов 28 минут.
      Пришёл, смотрит, как убрались? Нормально, Подмели хорошо, мусора нет и не напылили. Помыли полы чисто. Уборка тоже дело не такое простое. Большинство детей нынешних подметать совершенно не умеют. Да что дети, по улице идёшь, дворники улицу так, метут, что только пыль в воздух поднимают, она на прежнее место и садится... Тряпку отжали, молодцы, инструмент убрали куда надо, с доски стёрли. Вот, что значит надёжные ребята... Дежурные плохо убрались - классный руководитель за них доделает. Ну ладно, с планами надо поработать. Только расположился, а что это там на предпоследнем столе правого ряда? Подошёл, опять стол расписали, с-сволочи! Да как расписали, мужик взрослый покраснеет, и нарисовали ещё, так их... Ну, Татьяна Ивановна, как у тебя под носом такое делается, да прямо во время проверки! Ох уж эти специалисты молодые, помогаем мы вам, учим, всё без толку! Другое начальство давно бы послало вас в ...! Но ругательствами делу не поможешь. До прихода шестиклассников ещё минут двадцать.
      Паста хозяйственная у него ещё осталась. Тазик небольшой из шкафа достал, пошёл в кабинет химии, воды набрал тёплой, побыстрей к себе вернулся, стол отмывать от мрази начал. Посмотрел, остальные, вроде чистые. Надо найти, кто это сделал, разобраться с похабником... Тряпку намочил, слегка отжал, в пасту обмакнул немного, экономить надо... Хорошо ещё ручкой обычной нарисовали, стирается потихоньку, ещё раз, ну всё, грязь оттёр, теперь можно смывать. Тряпку прополоскал, отжал, вытер стол, ещё раз, ещё раз, ну всё. Порядок, теперь можно детей пускать, а то какой был бы позор! Шестиклассники вслух бы читать начали, да рисунок обсуждать... Пошёл, воду вылил, тазик, тряпку, пасту убрал в шкаф.