Однако никто не выразил никаких возражений против ее прихода. Ничей гневный голос не приказан ей немедленно уходить. Никакие призраки не осудили ее действия. Она была наедине со статуями и с высокой арочной выкрашенной черной краской дверью с медным дверным молотком.
Джиллиана толкнула дверь и с удивлением обнаружила, что она не заперта. Конечно же, если бы это место было закрыто для посетителей, его бы надежно заперли! Один последний, предупреждающий шепоток прозвучал у нее в ушах. Как же она может направлять Арабеллу, если сама не соблюдает приличий?
Джиллиана уже совсем было собралась закрыть дверь, спуститься по трем широким ступеням и вернуться к себе, но в этот момент луч солнца осветил помещение через круглое окно в крыше.
Затаив от восхищения дыхание, Джиллиана распахнула Дверь, совершенно завороженная светом и тем, что он ей открыл: большое пространство под стеклянным куполом, окруженное рядом колонн и окаймленное концентрическими кругами ступеней.
Она осторожно спустилась по ступеням и медленно пошла вперед, а затем остановилась, омытая светом. Это могло бы быть солнечным убежищем даже зимой или вот в такое прохладное весеннее утро.
– Вы злоупотребляете моим гостеприимством, знаете об этом?
Джиллиана повернулась и, подняв глаза, обнаружила графа, который стоял на верхней ступеньке и смотрел на нее.
– Разве вам никто не сказал, что это моя лаборатория? – спросил он.
Внезапно она словно услышала внутри себя предупреждение быть осторожнее, когда во все глаза смотрела на него. На нем были белая рубашка и черные брюки, начищенные черные сапоги блестели на солнце. Со своими черными волосами и серыми глазами он был темным и опасным, как сам сатана. В его улыбке, казалось, сквозила насмешка над собой. Лицо его имело правильную форму, все черты не били выдающимися, но не были они и незапоминающимися. Нормальное, обычное лицо, которое отнюдь не было ни нормальным, ни обычным. Каким-то образом граф умудрялся выглядеть невероятно красивым и в то же время очень опасным.
Не сразу, с большим трудом, Джиллиана обрела дар речи.
– Прошу прощения, ваше сиятельство. Я думала, что это здание пустует.
– Нет, – отрывисто сказал он.
– Прошу прощения, – повторила она, поднимаясь по ступенькам.
– Сколько времени вы пробыли в Роузмуре, мисс Камерон?
Она взглянула на него.
– Вы знаете, когда мы приехали, ваше сиятельство.
– День, всего лишь день, не так ли?
Она кивнула.
– И тем не менее за такое короткое время вы уже умудрились найти дворец и нарушить мое уединение.
– Дворец? – переспросила Джиллиана, сбитая столку.
– Такое название было дано этому месту очень давно. Дворец удовольствии, если точнее.
– Я не собиралась нарушать ваше уединение, ванте сиятельство. Просто когда я увидела его, то не смогла сдержать любопытства Если вы считаете любопытство плохой чертой, значит, я обречена быть у вас в немилости Как граф Стрейтерн, вы, видимо, привыкли к людям, испытывающим благоговение перед Роузмуром?
Несколько мгновении он внимательно изучал ее.
– Вы всегда так правдивы, мисс Камерон? Вам следует знать, что откровенность бывает опасна. Но я могу за нее простить вам что угодно.
Пришел ее черед удивленно помолчать, но только до тех пор, пока любопытство вновь не взяло верх.
– Даже мое любопытство?
– Разве оно не было удовлетворено?
Джиллиана улыбнулась.
– Напротив, ваше сиятельство, возбуждено еще больше. Для чего именно используется дворец?
– Я ученый, мисс Камерон.
Она молчала.
– Вы этого не знали? – спросил граф.
Джиллиана покачала головой.
– Последние несколько лет я жил в Италии. Это-то вам известно?
Она снова покачала головой.
– А что вы обо мне знаете?
– Что вы граф и хотите жениться на Арабелле.
Он, казалось, был изумлен.
– И это все?
– Ну, возможно, стоит упомянуть и ваше финансовое состояние, – сказала она, стараясь быть как можно более тактичной. – Вы вполне состоятельны, насколько я понимаю.
– И ничего о моих привычках, моем характере?
– Вы пережили потерю, ваше сиятельство. Помимо этого, мне ничего о вас не известно.
– Как и мне о вас, мисс Камерон, – сказал граф голосом, который прозвучал резко, словно сдвинули жерновой камень, и зашагал к выходу.
Джиллиана растерянно смотрела ему вслед.
– Ну? – Его голос гулким эхом отозвался в просторном помещении. – Вы идете? Если не хотите увидеть мою лабораторию, тогда уходите.
– Вы трое заставляете меня ощущать собственное несовершенство, – сказала она, бегом устремляясь вслед за графом.
– Мы трое? – переспросил он через плечо.
– Вы, доктор Фентон и Арабелла. Все вы в некоторой степени ученые.
– Это не совсем так. Фентон – врач. Арабелла хочет им стать. Я же изучаю электричество.
– Электричество? А что такое электричество?
Он повернулся к ней.
– Вы действительно хотите знать? Или это просто праздный вопрос? Я не против того, чтобы удовлетворить искренний интерес, но у меня нет времени на пустую болтовню. Да и желания тоже.
– Я действительно хочу знать, – твердо проговорила Джиллиана.
– Тогда идемте со мной.
Не оглянувшись, дабы убедиться, что она последовала за ним, он зашагал дальше.
«Смотри, чтобы вся история не повторилась, Джиллиана. Чтобы даже малейший намек на скандал не коснулся Роузмура по твоей вине». Слова доктора эхом прозвучали у нее в голове, но не его предостережение заставило ее замедлить шаги. Собственные воспоминания остановили Джиллиану в полумраке коридора, и она уставилась в спину графа Стрейтерна.
– Ну, мисс Камерон? – Он приостановился и нетерпеливо оглянулся на нее. – Вы идете?
Но ведь она же не греху поддается, а всего лишь любопытству.
Джиллиана кивнула и последовала за ним.
Глава 7
Разрази его гром, если он понимал, что делает. Не было никаких причин приглашать Джиллиану Камерон в свою лабораторию, эту спасительную гавань, созданную им по необходимости.
Правда, было в этой девушке что-то, что привлекало его, какое-то выражение в голубых глазах, заставляющее Гранта гадать о его причинах. Он поймал себя на том, что разглядывает ее рот, словно в ожидании мольбы, которая вот-вот должна слететь с этих пухлых губ. Что бы она тогда сказала ему? Останьтесь? Поговорите со мной? Поговорите со мной о чем угодно, только не оставляйте наедине с моими мыслями?
Или это всего лишь отражение его собственных мыслей? Возможно, он слишком долго был один. Грант медленно приоткрыл дверь в свою лабораторию и повернулся к Джиллиане:
– Я был бы признателен, мисс Камерон, если бы вы дали мне некоторое обещание, прежде чем войти.
Джиллиана остановилась и обхватила себя руками, глядя на него так, словно собиралась с мыслями. А может, просто вооружалась достоинством?
Она настолько владела собой, что ему захотелось наклониться и выдернуть ее из этого самообладания, сделав что-нибудь идиотское, например, ухмыльнуться во весь рот или издать какой-нибудь неожиданный, странный звук. Словом, ему внезапно захотелось повести себя необычно, несдержанно и вызывающе, чтобы добиться какой-нибудь реакции от мисс Камерон.
– Какое именно, ваше сиятельство? – спросила она очень спокойным голосом. Очень сдержанно, учтиво и довольно сурово.
– Я прошу вас никому не рассказывать о том, что вы увидите в этих стенах, и ни с кем не обсуждать увиденное.
– Значит, то, чем вы здесь занимаетесь, настолько особенное, ваше сиятельство? Что конкретно вы тут делаете, если просите меня дать такое обещание?
– Пожалуй, мне трудно объяснить, почему я об этом прошу, мисс Камерон, – сказал Грант, отступая в сторону и позволяя ей войти первой, – но сейчас вы сами все увидите.
– Возможно, я не пойму, ваше сиятельство, и все ваши хлопоты окажутся тщетными.
– Возможно, – согласился он и усмехнулся, заметив неожиданное выражение негодования на ее лице. Неужели она думает, что может так легко его раздразнить?
Его лаборатория представляла собой большую прямоугольную комнату с двумя высокими окнами по одной из длинных стен и камином из красного кирпича у короткой.
Щербатый деревянный стол не менее десяти футов в длину стоял посреди комнаты, и на нем расположилось около дюжины странных механизмов. Так, один из них представлял собой конструкцию примерно в четыре фута высотой, сооруженную из проволоки, колес и металлических частей.
– Что это? – спросила Джиллиана, указывая на один из механизмов.
Грант остановился, протянул руку и повернул какой-то рычаг. На волю вырвался такой сноп искр, что Джиллиана из предосторожности отступила на шаг.
Еще один аппарат имел светящиеся провода, выходящие из него. Не говоря ни слова, граф пересек комнату и погасил газовые лампы на стене, потом задернул шторы на окнах. Комната погрузилась в полумрак, в котором стали лучше видны светящиеся провода и след света на столе.
Гранта позабавил взгляд ее широко открытых глаз, в которых читалось неподдельное изумление, а может, он был доволен, что она выглядела такой изумленной. Для непосвященных его эксперименты были грандиозными и даже пугающими. Для занимающихся тем же делом, что и он, в одних аспектах они были знакомыми, а в других – удивительными.
Почему же в таком случае впечатление, произведенное па Джиллиану Камерон, похоже, значило для него больше, чем мнение коллег, с которыми он поддерживал связь?
Будь он хоть чуть дальновиднее, ему бы следовало выставить ее из дворца раз и навсегда, а не затихать напряженно, когда она проходит мимо. Он гадал, сколько на ней надето нижних юбок под платьем. По их шуршанию предположил, что две. Чем она моет свои волосы, что они способны так сверкать золотистыми бликами? И чем она душится? От нее пахнет чем-то женственным – сладкий, девственный аромат, который он никогда не забудет и всегда определит как принадлежащий Джиллиане.
Грант не солгал ей о своем замешательстве, хотя немного приглушил его. Сейчас оно вернулось в полной мере, вынуждая его признать, что она повергнет его в смятение.
Опасное, тревожащее, отвлекающее смятение, которое исходит от этой любознательной красивой женщины.
Джиллиана повернулась и улыбнулась ему, и Грант приказал себе прогнать ее. Но секунды шли одна задругой, а он все никак не мог заставить себя сделать это.
– Ну вот, опять вы, – сказала она.
– Слишком пристально смотрю на вас, – отозвался Грант. Он кивнул и прошел в другой конец комнаты. – Возможно, вы достойны моего расположения, мисс Камерон. А возможно, просто у меня на уме что-то другое.
И как, скажите на милость, ей это понимать? Джиллиана решила не обращать внимания на него самого, а сосредоточиться на его экспериментах.
– Почему оно так светится? – поинтересовалась она, подходя ближе к столу и разглядывая странное сияние, идущее от проводов.
– Это способ создания энергии, – пояснил граф.
– А как оно работает?
– Вам это действительно интересно? – спросил он. Явное удивление в его голосе раздосадовало ее.
– Я не лишена интеллекта, ваше сиятельство. Пусть я всего лишь компаньонка Арабеллы, но у меня, знаете ли, есть мозги.
– Я также подозреваю, что вас сильно раздражает, когда к вам относятся покровительственно, мисс Камерон.
– Мне не нравится, когда люди принимают меня за дурочку.
– Мне бы такое и в голову не пришло. Идите сюда, я вам сейчас кое-что покажу.
Пока Джиллиана обходила вокруг стола, граф раздвинул шторы и подошел к одному из своих механизмов.
– Это устройство называется цинково-кислотной клеткой Фарадея. Энергетической клеткой, – добавил он. – Каждая секция состоит из двух электродов, погруженных в жидкость. Когда клетка находится в покое, она не проводит электрический ток, создавая таким образом электрическое поле между двумя электродами.
Джиллиана кивнула, не вполне уверенная, что поняла.
– Позвольте мне лучше показать вам вот это, – сказал он, очевидно, правильно поняв ее замешательство. – Это называется вольтова дуга.
Вольтова дуга представляла собой несколько проволочных рамок, содержащих множество металлических дисков. Каждая рамка была соединена с соседней металлической полоской.
– Здесь два типа дисков, серебряные и цинковые, отделенные друг от друга кусочками ткани, смоченной в соленой воде. Одна батарея может генерировать лишь небольшое количество энергии, но, соединенные вместе, они становятся довольно мощными.
Граф взял какую-то бутылку, откупорил ее и налил чуть-чуть жидкости на поднос под устройством. Струйка дыма на мгновение скрыла происходящее из виду, но когда воздух очистился, Джиллиана удивленно взглянула на графа.
– Там, куда вы налили жидкость, дырка, – сказала она.
– Предостережение, мисс Камерон. Серная кислота может ослепить или сильно обжечь кожу.
– Именно поэтому вы предпочитаете работать во дворце? – спросила она, опасливо подаваясь назад.
Он улыбнулся.
– Вообще-то мне нравится работать во дворце потому, что здесь меня никто не тревожит. Я предпочитаю ставить свои эксперименты в одиночестве. Вы считаете, это делает меня холодным и бесчувственным?
– Нет, ваше сиятельство, – ответила Джиллиана, гадая, как долго он сможет терпеть ее откровенность. – Это делает вас одиноким.
Он опять посмотрел на нее. Секунда за секундой проходили в молчании. Неужели он решил выгнать ее из своей лаборатории? Или вообще из Роузмура?
– Не хотели ли бы вы помочь мне в моих экспериментах?
Удивленная, она смогла лишь кивнуть:
– Скажите, что надо делать. – Джиллиана с сомнением взглянула на бутылку с серной кислотой. – Нужно будет работать с этим?
– У меня есть и другая работа. – Граф наклонился, вытащил из-под стола тяжелый мешок и водрузил его на видавший виды деревянный стол. – Я сооружаю более крупный аппарат, и мне нужно начистить серебряные диски. Они лучше проводят ток, если поверхность чистая.
Джиллиана получила в свое распоряжение диски, мягкую тряпицу и миску, наполненную голубоватой жидкостью. Она с опаской посмотрела на раствор.
Граф выдвинул табурет и сел с ней рядом.
– Жидкость безопасна. Вы доверяете мне?
Джиллиана кивнула, ни секунды не поколебавшись, что удивило ее саму. Некоторое время они работали молча: она чистила диски, а граф был занят тем, что размещал их в проволочных клетках.
– Что вы будете с этим делать, когда закончите?
– Докажу, что можно производить довольно большое количество энергии и к тому же сохранять ее.
– Но для чего?
– Разве вы не догадываетесь, мисс Камерон? Тогда, например, человеку не нужно будет находиться возле реки или ручья, чтобы молоть муку. А представьте себе машину, которая производит свет, и все, что вам нужно, – это повернуть ручку.
– И никакого масла? Никаких свечей?
– Ничего. Только электричество.
Лицо графа сияло воодушевлением, блеск в глазах был почти озорным.
– Неужели такое может быть на самом деле?
– Не только может, но и должно. В нашей жизни еще предстоит совершить бесчисленное количество открытий, мисс Камерон. То, о чем мы никогда даже не думали, когда-нибудь непременно произойдет.
– Если вы добьетесь своего.
– Если я добьюсь своего. Но ведь я ученый.
Что могла сказать на это Джиллиана?
– Тогда неужели вам не жалко тратить время на что-то другое? – спросила она, внимательно разглядывая аппарат.
– Меня обвиняют в том, что я слишком поглощен своей работой, – отозвался граф. – Многие считают это причудливым хобби или не более чем развлечением, забавой, которой я развлекаю себя в свободное от графских обязанностей время.
– На мой взгляд, куда интереснее быть ученым, чем графом.
– Вы были единственным ребенком, мисс Камерон? – неожиданно спросил Грант.
Джиллиана посмотрела на него. Как странно, что он кажется еще неотразимее в ярком солнечном свете. Почему-то ей представлялось, что он должен быть красивее в полумраке.
– Почему вы спрашиваете, ваше сиятельство?
– Думаю, нам все же стоит побольше узнать друг о друге.
Разумно ли это? Вряд ли, но она все же ответила ему:
– Вообще-то нет. Я была единственным ребенком, пока мой отец не женился вторично. – И тогда их дом внезапно наполнился детьми. Шестеро братьев и сестер, за каждым из которых она должна была присматривать.
– У вас с отцом были теплые отношения? – поинтересовался граф.
Джиллиана кивнула:
– Мы были очень близки, пока он не женился.
– И тогда у вас появилась мачеха.
– Всем девочкам нужна мать, чтобы направлять их.
– Вас направляли, мисс Камерон?
– В некотором смысле. Моя мачеха полагала, что я должна сделать выгодную партию.
– Но вы предпочли жизнь в качестве компаньонки мисс Фентон? – На лице графа отразилось сомнение, однако Джиллиана не собиралась посвящать его в подробности своего прошлого. – Что родители думают о вашем выборе, мисс Камерон?
Она не ответила.
– Вы не видитесь с ними, мисс Камерон?
Она не виделась с ними с тех пор, как ее выгнали из дома, но этого Джиллиана не сказала графу.
– Не часто, ваше сиятельство, – солгала она.
– Скучаете по ним?
Как он умудряется задавать самые сложные вопросы?
– И да, и нет, – ответила Джиллиана, надеясь, что он не потребует разъяснений.
– А я скучаю по своим братьям, – сказал он, выдавая малую толику своей уязвимости, чтобы уравнять их. Как трогательно и как удивительно.
– Это ужасно – потерять обоих в течение одного года, – посочувствовала Джиллиана.
– Я был во Флоренции, когда умер Эндрю. Я не знал о его смерти целых два месяца.
– Как это ужасно для вас.
– Я часто спрашиваю себя, что я делал, когда он умер. Ставил свои эксперименты или обедал с друзьями? Было ли это таким важным, что я даже не почувствовал, что он умер?
– Но вы же не могли знать, – сказала она, желая как-нибудь утешить его.
Граф не ответил, и Джиллиана подумала, не жалеет ли он о своих словах.
– Я так сочувствую вам, – проговорила она. Ни состояние, ни титул не защищали его от горя и боли. Все любят, все теряют, и даже положение графа не может оградить от этого.
Некоторое время он хранил молчание, потом заговорил, и его голос прозвучал резче обычного:
– Благодарю вас, мисс Камерон. Я ценю вашу доброту.
– Это не было добротой, ваше сиятельство, – возразила она. – Мне тоже известно, что значит потерять того, кого любишь.
– По ком вы скорбите, мисс Камерон?
Этого она ему не могла сказать, и граф не стал настаивать, когда она покачала головой.
В течение часа Джиллиана сидела с ним рядом, наблюдая краем глаза, как он прилаживает провода к своему устройству. Время от времени граф объяснял, что он делает, но по большей части они работали в дружеском молчании.
Покончив с дисками, Джиллиана сложила мешок вчетверо, вытерла руки о тряпку и встала.
– Мне пора. Голова Арабеллы уже, должно быть, прошла.
– И часто у нее болит голова?
Только когда она хочет, чтобы ее оставили в покое, но такое ведь говорить неприлично, не так ли?
– Вы уверены, что хотите жениться, ваше сиятельство? – Еще более неприличный вопрос.
Граф не сводил взгляда с проводов, которыми обматывал какой-то медный отводок.
– А почему вы спрашиваете, мисс Камерон?
– Арабелла предпочитает находиться в компании лишь с собой, ваше сиятельство. Она целиком погружена в свои книги, в медицину. Я думаю, она хотела бы всю жизнь оставаться одинокой.
– Но именно такая женщина будет мне во всех отношениях прекрасной женой.
– Вам не нравится, когда до вас дотрагиваются, ваше сиятельство?
Он, казалось, был удивлен таким вопросом.
– Арабелле это не нравится. Она вздрагивает и съеживается всякий раз, когда кто-нибудь случайно коснется ее, – если служанка дотронется до ее руки или даже отец потреплет ее по плечу.
– Вы придете завтра?
Смена темы была настолько резкой, что Джиллиана моментально поняла: она не должна обсуждать его женитьбу на Арабелле.
Она заставила себя посмотреть графу прямо в глаза. Хотя это было и трудно.
– Не думаю, – ответила она. – Разумнее будет не приходить.
– А вы всегда поступаете разумно? – спросил он.
– Нет. Возможно, именно по этой причине я завтра не приду. Опыт научил меня быть осмотрительной.
– Что ж, прекрасно, – небрежно бросил граф. – Наслаждайтесь жизнью в страхе, если вас это устраивает, мисс Камерон.
Она недоуменно уставилась на него.
– Что, простите? Мое решение кажется вам смешным?
– Да, – подтвердил он. – Именно так.
– По-вашему, это справедливо?
– Вы боитесь чего-то воображаемого. Но знайте, я бы никогда не позволил ни электричеству, ни экспериментам, которые я ставлю, причинить вам вред, мисс Камерон. Если какие-то опыты покажутся мне опасными, тогда я просто подожду устраивать их, пока вы находитесь в лаборатории.
– Вы думаете, я боюсь ваших экспериментов?
– Я думаю, вы должны относиться к ним с некоторой опаской, но не со страхом.
– Могу заверить вас, ваше сиятельство, что я нисколько не боюсь ваших экспериментов. Или вашего электричества.
– Тогда чего же вы боитесь?
Граф поднял глаза, устремив взгляд прямо на нее, сосредоточив на ней все свое внимание, как будто она была одной из его машин. Джиллиану это смутило, хотя, видимо, недостаточно, чтобы придержать язык.
– Вас, – просто ответила она.
Как ни странно, граф не выразил удивления ее ответом. Он помолчал немного, потом заговорил:
– Я дал вам какой-нибудь повод бояться меня?
Что бы он сказал, если бы она выложила ему всю правду? Ей слишком нравятся его улыбки, и она часами могла бы сидеть и любоваться цветом его глаз. Помимо внешней привлекательное! и, ее пленяет его ум, а это кажется ей еще более опасным. Когда и почему он заинтересовался электричеством? Чего он желает достигнуть в жизни? Когда он понял, что хочет быть не просто титулованным и богатым человеком? И это всего лишь малая часть тех вопросов, которые она хотела бы ему задать и которые являются слишком личными и слишком навязчивыми.
Вот почему у нее было достаточно поводов бояться его. Слишком хорошо Джиллиана сознавала, насколько одинока и уязвима и граф самый последний человек, рядом с которым ей следует находиться.
– Обещаю, что не причиню вам вреда, мисс Камерон.
– Я не вполне уверена, что вы можете обещать это, ваше сиятельство.
Граф обошел стол и приблизился к ней; Джиллиана заставила себя стоять там, где стояла, – у двери.
– Любой скажет вам, – начал он, затем замолчал и нахмурился. – Я страшно нетерпелив в своей лаборатории, мисс Камерон. Но я обнаружил, что мне приятно, когда вы мне помогаете. Если я дам слово графа Стрейтерна, вы придете?
– И что же это будет за слово, ваше сиятельство?
– А какого слова вы требуете?
– Вы можете перестать быть таким обаятельным? – выпалила она и тут же пожалела, что не может взять свои слова обратно.
Графа, судя по всему, позабавил ее вопрос, и Джиллиане хотелось сказать ему, что он правильно делает, что улыбается, – это была шутка. Но вместо этого она повернулась и вышла из лаборатории.
– Мисс Камерон! – Она остановилась в коридоре, не оборачиваясь, ожидая, что он скажет. – Так вы придете завтра?
Нет, конечно, она не должна. Джиллиана взглянула на него через плечо.
– Если смогу, ваше сиятельство. Если не понадоблюсь Арабелле, – ответила она, задаваясь вопросом, не решила ли свою печальную судьбу этими несколькими словами.
Джиллиана открыла массивную входную дверь дворца, затем плотно прикрыла ее за собой, приложив ладонь к резьбе, и несколько мгновений постояла так.
Она всегда тянулась к знаниям, находя утешение в книгax, когда новая семья отца неожиданно поглотила все его время и он перестал уделять ей прежнее внимание. Мачехе, у которой достаточно скоро появился собственный ребенок, тоже было не до нее. Школа для девочек, которую Джиллиана посещала, была больше нацелена на обучение мастерству ведения домашнего хозяйства, чем на чтение трудов Аристотеля. Тем не менее, Джиллиане было позволено продолжать образование, по большей части самостоятельно.
Отцовская библиотека была сокровищницей неизведанных стран и трактатов древних философов. В мягкой тиши дня, когда солнце приглушалось плотными шторами на окнах библиотеки, Джиллиана открывала для себя размышления других людей, а потом прочитанное переплеталось с ее собственными мыслями и сомнениями.
Неуемность ее любознательности и изумляла ее, и забавляла, когда она, бывало, переходила от одного рассуждения к другому, словно распутывала моток пряжи.
Джиллиана только теперь осознала, что последние два года она, оказывается, очень скучала по интеллектуальной деятельности.
Когда она быстрым шагом уходила от дворца, ей в голову пришла нелепая мысль. Граф, возможно, пригласил ее к себе в лабораторию, чтобы она могла удовлетворить свое любопытство, но пленил он ее своим обаянием. Она легко могла бы увлечься графом Стрейтерном вовсе не из-за его научных поисков и стремлений. Ее интересовал мужчина, мужчина с загадочной улыбкой и серебристыми глазами, в которых временами отражалась боль.
Разве это не серьезная причина покинуть Роузмур как можно скорее?
Глава 8
Мать сверлила его сердитым взглядом. Графиня могла быть настоящей фурией, когда того желала, но Гранта этим не проймешь. Он выдержал взрывной темперамент не одной горячей любовницы за последние пять лет, а уж материнскую благовоспитанную вспышку раздражения и подавно вытерпит.
– Мы должны представить Арабеллу соседям, Грант. Если ты все-таки настаиваешь на этом браке, она должна по крайней мере быть принята в их домах.
– Я считаю, что соседи будут больше обсуждать то, что мы устраиваем прием так скоро после смерти Джеймса, чем мою невесту.
– Из каждого правила есть исключения, Грант, даже из этого. Я потеряла своего ребенка, и все же считаю, что представить Арабеллу будет правильным. Небольшое суаре, ничего безвкусно экстравагантного.
– Нет.
Она снова нахмурилась.
– Ты стыдишься ее, Грант? Хочешь, чтобы свадьба прошла тихо и незаметно? Уже намереваешься бросить ее?
– Арабелла – красивая девушка, – возразил он. – Любой мужчина был бы рад получить ее в жены. Я просто хочу избежать какого бы то ни было скандала в Роузмуре. Необходимость требует, чтобы наша свадьба была как можно более тихой. Позже будет достаточно времени, чтобы познакомить Арабеллу с соседями.
Графиня смотрела на сына внимательным, испытующим взглядом, который начинал раздражать его. Грант взглянул на бумаги, дожидающиеся его на столе, и с грустью подумал о том, что раньше он всегда перекладывал бумажную работу на Эндрю. Брату хорошо давалась арифметика, и его любимым делом было подсчитывать колонки с цифрами. Грант же с куда большим удовольствием занимался своими опытами.
– Ты не можешь стереть грехи прошлого своим сегодняшним поведением, Грант.
Какое-то мгновение он не поднимал взгляда, а когда поднял, встревожился, увидев слезы в глазах матери.
– Ты не твой отец, и никто не считает, что ты такой, как он.
Что, черт побери, он должен на это сказать?
Несколько долгих, затянувшихся секунд они смотрели друг на друга. Вернувшись из Италии, Грант удивился, обнаружив, что мать совершенно не изменилась за прошедшие годы. Сейчас, однако же, было заметно, как она постарела; ее черные волосы поседели, а уголки век опустились, почти доставая до мешков под глазами. Но больше всего Гранта тревожило выражение ее глаз – как будто в их голубых глубинах таилась вся скорбь и боль мира.
Это выражение, как ни странно, заставляло ею вспомнить Джиллиану Камерон.
Он встал и выдавил из себя улыбку.
– Устраивай свои бал, мама. Развлекай кого хочешь.
– А ты не будешь присутствовать, Грант?
Он направился к двери, охваченный внезапным ощущением, будто в библиотеке слишком жарко и слишком тесно.
– Буду, – сказал он. – Я приду и буду почтительным женихом.
Даже просто быть внимательным – это уже подвиг, а находиться рядом с Арабеллой – тяжкий труд.
– Как я могу лечить вас, Блевинс, если вы все время пытаетесь от меня сбежать?
Арабелла ходила за мажордомом из комнаты в комнату, Джиллиана следовала за ней.
– Заверяю вас, мисс, со мной все в порядке. Это всего лишь небольшой прострел. Боль в суставах, которая возникает у нас у всех.
– И все же, Блевинс, диагноз вам поставлю я. В ваших же интересах позволив мне осмотреть ваше колено.
– Я был бы вам признателен, мисс, если бы выдали мне возможность выполнять свои обязанности. Серебро нуждается в чистке, а служанки должны заняться уборкой помещений.
– Вам лучше сдаться, Блевинс, – посоветовала Джиллиана. – Арабелла твердо намерена лечить ваше увечье.
Мажордом посмотрел на нее с некоторой досадой.
– У меня нет увечья, мисс Камерон. Просто дает о себе знать старость, вот и все.
– Глупости, – решительно отмела его довод Арабелла. – Вы еще относительно молоды. Мне известны некоторые мази, которые могут помочь вашим коленям.
Блевинс выглядел оскорбленным. Только положение Арабеллы спасло ее от головомойки. В конце концов, будущую графиню Стрейтерн не отчитывают.
– Пожалуйста, Арабелла, – попросила Джиллиана, от всей души сочувствуя старику. – Если Блевинсу понадобится помощь, я уверена, он придет к тебе. – Она взглянула на него, ожидая поддержки, и он неохотно кивнул. – Ну вот, видишь? Блевинс не только сам обратится к тебе, если ему понадобится помощь, он еще и обязательно будет направлять к тебе тех слуг, которые почувствуют недомогание. Верно, Блевинс?
