Апостол Павел

      Второе послание к Тимофею дает нам гораздо больше фактов, чем первое. Апостол в тюрьме, очевидно - в Риме 1 8, 12, 16, 17; II, 9 - 10). Тимофей в Эфесе (I, 16 - 18; II, 17; IV 14 - 15, 19), где продолжают кишеть лжеучения, по вине Гименея и Филета (II, 17). Павел в Риме и в тюрьме еще недавно, т. к. он сообщает Тимофею, как новость, некоторые подробности только что совершенной им поездки по Архипелагу: в Милете он оставил Трофима больным (IV, 20); в Троасе он оставил у Карпа вещи (IV, 13); Эраст остался в Коринфе (IV, 20). В Риме Азиаты, между прочим Фигел и Гермоген, бросили его (I, 15). Другой Эфесянин, Онисифор, один из старых его друзей, приехав в Рим, наоборот, искал его, нашел и позаботился о нем в его заключении (I, 16 18). Апостол весь исполнен предчувствием своего близкого конца (IV, 6 - 8). Ученики его далеко; Демас оставил его ради своих мирских забот, он отправился в Фессалонику (IV, 10); Кресцент отправился в Галат (там же), Тит - в Далмацию (там же), Тихика Павел послал в Эфес (IV, 12); один Лука остался с ним (IV, 11). Некий Александр, рабочий - медник из Эфеса, причинил ему много огорчения своими спорами; Александр этот потом отправился в Эфес (IV, 14 - 15). Павел уже являлся перед Римскими властями; на этом разбирательстве никто не защищал его (IV, 16), но Господь поддержал его и вырвал его из пасти льва (IV, 17).
      Вследствие этого он просит Тимофея приехать до наступления зимы (IV, 9, 21) и привести с собой Марка (IV, 11). В то же время он дает ему и поручение, это - привести к нему футляр для книг, книги и пергаменты, оставленные им в Троасе у Карпа (IV, 13). Он просит его передать его привет Присцилле, Аквиле и дому Онисифора (IV, 19). Он передает ему поклоны Эвбула, Пуденса, Лина, Клавдии и всех братьев (IV, 21).
      Уже этого простого анализа достаточно, чтобы обратить внимание на странные непоследовательности. Апостол в Риме; он только что совершил путешествие в Архилелаг, и сообщает о нем Тимофею, как будто со времени этого путешествия еще не писал ему; в том же письме он пишет ему о своей тюрьме и процессе. Может быть, это путешествие в Архипелаг есть то путешествие пленника Павла, о котором говорится в Деяния? Но во время этого последнего Павел не переезжал Архипелага; он не мог быть ни в Милете, ни в Троасе, ни, в особенности, в Коринфе, так как на высоте Книда буря погнала судно к Криту, а затем к Мальте. - Быть может, речь идет о последнем путешествии Павла, отпущенного на свободу, его обратном путешествии в Иерусалим, в обществе выборных, которым поручен был сбор? Но в этом путешествии участвовал и Тимофей, по крайней мере, начиная от Македонии (Деяния, XX, 4). Между этим путешествием и прибытием Павла в Рим прошло больше двух лет (Деяния, XXII, 27).
      Каким образом Павел рассказывает Тимофею, как новости, вещи, случившиеся так давно и в присутствии последнего, когда в промежутке они жили вместе, почти неразлучно? Трофим не только не остался больным, но последовал за апостолом в Иерусалим и был виной его ареста (Деяния, XXI, 29). He менее важное противоречие содержит и место II Тимофею IV, 10 - 11, если сравнить его с Кол., IV, 10, 14 и с Филим; 24. Если Демас оставил Павла перед тем, как последний пишет II послание к Тимофею, тогда это послание написано позднее послания к Колосянам и к Филимону. Во время написания этих посланий Марк был с Павлом; как может последний писать во II послании к Тимофею: "Возьми Марка и приведи его с собою, ибо он мне нужен для диаконства?" С другой стороны, нами установлено, что нельзя разделять всех трех писем; а чтобы мы ни делали, между первым и вторым посланиями к Тимофею непременно останется промежуток по крайней мере в три года, и надо в этот промежуток поместить второе послание к Коринфянам и послание к Римлянам. Итак, и здесь, как и в случае I послания к Тимофею, остается только один выход: предположить, что II послание к Тимофею было написано в период жизни апостола, о котором Деяния не говорят. Но если бы и была доказана допустимость этой гипотезы, послание все еще представляло бы многое, вызывающее недоумение. Тимофей в Эфесе, а Павел (IV, 12) сухо говорит: "Я послал Тихика в Эфес", как будто не туда посылалось письмо? Есть ли что-нибудь более холодное, чем место II Тим. III, 10-11? Есть ли что-нибудь более неточное? Павел присоединил к себе Тимофея лишь во время второй миссии; а гонения, которым Павел подвергался в Антиохии Писидийской, в Иконии, в Листрах, имели место во время первого периода. У истинного Павла в письме к Тимофею нашлось бы много других совместных испытаний, о которых можно было бы напомнить; прибавим, что он не стал бы терять времени на подобные напоминания. Co всех сторон встают тысячи несообразностей; но бесполезно доказывать их, так как самую гипотезу, о которой идет речь и по которой наше послание было написано после появления Павла перед судом Нерона, гипотезу эту, повторяю, приходится отвергнуть, как мы покажем то после того, как введем в круг нашего анализа и послание к Титу.
      Во то время, как Павел пишет послание к Титу, последний находится на острове Крит (I, 5). Павел, только что посетивший этот остров и очень недовольный его жителями (I, 12 - 13), оставил там своего ученика, чтобы окончательно устроить церкви и, переходя из города в город, ставить пресвитеров или епископов (I, 5). Он обещает Титу вскоре прислать к нему Артемаса и Тихика и просит ученика своего, как только он повидается с этими двумя братьями, вернуться к нему в Никополис, где он намерен провести зиму (III, 12). Затем апостол велит своему ученику как следует принять Зенона и Аполлоса, и как можно больше заботиться о них.
      И тут недоразумения возникают при каждой фразе. Ни слова для критских верных, только грубая и неподобающая жестокость (I, 12 - 13); опять жалобы на заблуждения, существование которых в так недавно основанных церквах совершенно непонятно (I, 10 и след.), заблуждения, которые отсутствующему Павлу видны и известны лучше, чем живущему на месте Титу; подробности, предполагающие, что христианство на острове уже не ново и вполне развито (1, 5 - 6); - плоские советы, касающиеся и без того понятных вещей. Подобное послание было бы для Тита совершенно бесполезным; в нем не было ни слова, которого он не знал бы наизусть. Но апокрифический характер документа, о котором идет речь, доказывается не соображениями о том, что должно было бы быть, а прямыми доводами.
      Если пожелать связать это письмо с периодом жизни Павла, известным нам из Деяний, окажутся те же препятствия, что и для предыдущих. Павел приставал к Криту только раз, именно во время кораблекрушения; пребывание его там очень кратковременно и он в продолжение его остается пленником. Несомненно, не тогда Павел стал основывать на острове церкви. К тому же, если бы Тит. I, 5 относился бы к путешествию Павла во время плена, тогда Павел писал бы письмо в плену в Риме. А как он из своей римской тюрьмы может оповещать о своем намерении провести зиму в Никополисе? Каким образом он ни разу не намекает на свой плен, по своему обыкновению?
      Пробовали построить другую гипотезу. Пытались связать между собой посл. к Титу и I посл. к Тимофею; предположили, что оба эти послания были плодом эпизодического путешествия, совершенного апостолом Павлом во время пребывания его в Эфесе. Хотя эта гипотеза не принесла особой пользы для объяснения I послания к Тимофею, обратимся к ней снова и посмотрим, обоснована ли она чем-нибудь в послании к Титу.
      Павел уже год или два живет в Эфесе. Летом у него рождается намерение сделать апостольскую поездку, о которой Деяния умалчивают. Он оставляет Тимофея в Эфесе и берет с собой Тита и двух Эфесян, Артемаса и Тихика. Сначала он направляется в Македонию, оттуда на Крит, где он основывает несколько церквей, На острове он оставляет Тита, которому поручает продолжать начатое им дело, а сам отправляется в Коринф с Артемасом и Тихиком. Там он знакомится с Аполлосом, которого до того не видал, и который был накануне отъезда в Эфес. Он просит Аполлоса сделать небольшой объезд, проехать через Крит и отвезти Титу дошедшее до нас послание. Сам он в это время намерен поехать в Эпир и провести зиму в Никополисе. Этот план он сообщает Титу, говорит ему, что пошлет к нему на Крит Артемаса и Тихика, и просит, как только тот свидится с последними, отправиться к нему в Никополис. После этого Павел совершает свою поездку в Эпир. Из Эпира он пишет первое послание к Тимофею, и поручает Артемасу и Тихику доставить его; однако, он велит им проездом быть на Крите, чтобы вместе с тем подать Титу знак приехать к апостолу в Никополис. Тит туда и отправляется; апостол с учеником своим вместе возвращаются в Эфес.
      С помощью этой гипотезы можно еще так или иначе отдать себе отчет в условиях написания послания к Титу и I посл. к Тимофею. Больше того: оказываются, по-видимому, две выгоды. Объясняются, якобы, места из посланий к Коринфянам, из которых на первый взгляд выясняется, что апостол Павел, прибывая в Коринф после долгого пребывания в Эфесе, посещает этот город в третий раз (I Кор., XVI, 7; II Кор., II, 1; XII, 14, 21; XIII, 1); объясняются, якобы, также и места, где Павел говорит, что проповедовал Евангелие до самой Империи (Римл., XV, 19). Но выгоды эти очень шатки и как приходится жертвовать правдоподобием, чтобы их добиться! Во-первых, это предполагаемое "эпизодическое" путешествие, такое короткое, что автор Деяний не нашел нужным о нем упоминать, должно было быть очень значительным, раз оно заключало в себе поездку в Македонию, поездку на Крит, пребывание в Коринфе, зимовку в Никополисе. Все это заняло бы около года. А в таком случае, каким образом автор Деяний говорит, что пребывание Павла в Эфесе продолжалось непрерывно в течение трех лет (Деяния, XIX, 8, 10; XX, 31)? Выражение это, конечно, не исключает небольших отлучек, но оно несовместимо с целым рядом путешествий. Сверх того, в обсуждаемой нами гипотезе путешествие в Никополис имело место до написания II послания к Коринфянам. Между тем в этом послании Павел заявляет, что Коринф в эпоху составления письма является крайним западным пунктом его проповеди. Наконец, и в маршруте, составленном для путешествия Павла, мало естественности. Павел сперва отправляется в Македонию, это ясно (I Тим., I, 3), а оттуда направляется на Крит. Чтобы поехать из Македонии на Крит, Павлу надо было бы, путешествуя вдоль берега, проехать либо через Эфес, в каковом случае стих I Тим., I, 3 лишен всякого смысла, либо через Коринф, но тогда трудно понять, зачем ему понадобилось немедленно после этого возвращаться туда. И каким образом Павел, намереваясь совершить поездку в Эпир, говорит о зимовке, которой она должна закончиться, но ни слова о ней самой? А это пребывание в Никополисе, отчего мы о нем ничего не знаем из других источников? Если предположить, что речь идет о Никополисе во Фракии, что на Несте, то это только увеличит сомнения и не даст ни одной из кажущихся выгод изложенной выше гипотезы. Иные экзегеты думают выйти из затруднения, изменив немного маршрут, требуемый этой гипотезой. По их мнению, Павел из Эфеса отправился на Крит, оттуда в Коринф, потом в Никополис и, наконец, в Македонию. Но этому противоречит роковой стих I Тим., I, 3. Предположим, что кто-нибудь отправляется из Парижа, с намерением объехать Англию, берега Рейна, Швейцарию, Ломбардию. Станет ли это лицо, приехав в Кельн, писать одному из своих друзей в Париж: "Я оставил вас в Париже, отправляясь в Ломбардию..."? Образ действий Павла, допуская все эти предположения, не менее нелеп, чем его маршрут. Путешествию Тихика и Артемаса на Крит не сообщено никакой цели. Отчего Павел не дал Аполлосу письма для Тимофея? Отчего он предпочитал писать ему через Тихика и Артемаса? Отчего он уже тогда не назначал Титу срока, когда тому надо было вернуться к нему, раз намерения его были так твердо решены? Эти путешествия из Коринфа в Эфес, совершающиеся все через Крит ради нужд апологетики, не совсем естественны. В этой гипотезе эпизодического путешествия, какой бы маршрут ни принять для него, Павел все время то дает, то отбирает; то, что он делает, он не кончает; из действий своих он извлекает лишь часть результатов, оставляя на будущее, если представится случай, то, что отлично мог сделать тут же. В деле этих посланий кажется, что обычные законы правдоподобия и здравого смысла перевернулись. Итак, все попытки вставить послания к Титу и Тимофею в рамки жизни апостола Павла, начертанные Деяниями, омрачены неразрешимыми противоречиями. Подлинные послания Павла взаимно друг друга объясняют, предполагают, связывают; те же три послания, о которых идет речь, образуют особый цикл, как ножом отрезанный; и это тем более странно, что два из них первое к Тимофею и к Титу, - попадают как раз в водоворот так хорошо прослеженных и известных дел, которых касаются послания к Галатам, оба к Коринфянам, к Римлянам. В виду этого некоторые из экзегетов, стоящих за подлинность этих трех посланий, прибегли к помощи другой гипотезы. Они считают, что эти послания надо отнести к такому периоду жизни апостола, о котором в Деяниях не говорится. По их догадкам, Павел, представ перед Нероном, как то предполагают Деяния, был оправдан; это вполне возможно и даже вероятно. Получив вновь свободу, он возобновил свои апостольские странствия и отправился в Испанию, что также вероятно. В этот же период жизни Павла он, якобы, совершил и еще одно путешествие в Архипелаг, к которому и относятся I послание к Тимофею и послание к Титу. Затем он якобы снова вернулся в Рим; там его опять заключили в тюрьму, и из последней он написал второе послание к Тимофею.
      Нельзя не сознаться, что все это очень напоминает искусственную систему защиты обвиняемого, которому для отражения подозрений приходится выдумывать целую совокупность фактов, не вяжущихся ни с чем, что известно. Эти одиноко стоящие гипотезы, не опирающиеся и не примыкающие ни к чему из того, что известно из других источников, правосудие считает признаком виновности, критика признаком подложности. Даже допуская возможность такого Нового путешествия в Архипелаг, весьма трудно согласить между собой обстоятельства трех посланий; передвижения мало чем оправдываются. Но подобный спор бесполезен; в самом деле, очевидно, что автор II послания к Тимофею говорит именно о том плене, о котором говорится в Деяниях, и ко времени которого относятся послания к Филиппийцам, к Колосянам и к Филимону. Это доказывает сходство II Тим. IV, 9 - 22. с заключениями послания к Колосянам и к Филимону. Лица, окружающие апостола, как тут, так и там, приблизительно, одни и те же. Плен, из которого, якобы, пишет Павел II послание к Тимофею, имеет закончиться освобождением (II Тим.. IV, 17 - 18); Павел, в этом послании, полон надежд; он обдумывает новые планы и поглощен мыслью, действительно, исключительно занимавшей его во все время его первого (и единственного) плена: мыслью о завершении просвещения евангелием, о проповеди Христа всем народам и в частности населению крайнего запада). Если три разбираемых послания относились к такому позднему времени, то непонятно, каким образом там беспрестанно говорится о Тимофее, как о молодом человеке. Впрочем, мы можем непосредственно доказать, что никакого путешествия в Архипелаг после пребывания Павла в Риме не было. В самом деле, в течение этих путешествий Павел, будто бы,· пристал к Милету (II Тим., IV, 20). Между тем, в прекрасной речи, которую автор Деяний влагает в уста апостолу Павлу при проезде последнего через Милет в конце третьего периода проповеди, Павел говорит: "И ныне, вот, я знаю, что уже не увидите вы лица моего, все вы, между которыми ходил я, проповедуя царство Божие". Нечего возражать на это, что Павел мог ошибиться в своих прегрешениях, изменить их и вновь повидать церковь, с которой, как он думал, он простился навеки. He в этом вопрос. Нам же важно, произнес Павел эти слова или нет. Автору Деяний хорошо было известно продолжение жизни Павла, хотя, к несчастью, он не счел нужным сообщить нам о нем. Нельзя себе представить, чтобы он вложил своему учителю в уста предсказание, если бы он знал, что это предсказание в будущем не оправдалось.
      Итак, послания к Тимофею и к Титу отвергаются всем ходом биографии Павла. Когда их пробуют вставить в последнюю с одного конца, они выходят из другого. Ничего удовлетворительного не получается даже в том случае, если создать специально для них целый период жизни апостола. Послания эти сами себя опровергают; они полны противоречий; даже если бы Деяния и достоверные послания не дошли до нас, и тогда не удалось бы предложить гипотезы, которая упрочила бы положение трех произведений, о которых идет речь. Напрасно будут возражать, что подделыватель не стал бы с легким сердцем погружаться в такой омут самопротиворечий. У Дениса Коринфского во II веке существует не менее странная теория странствий апостола Павла, т. к. у него Павел приходит в Коринф и отбывает оттуда в обществе апостола Петра, что совершенно невозможно. Несомненно данные три послания были сфабрикованы в эпоху, когда за Деяниями не признавался еще такой большой авторитет. Позднее подделыватель стал бы фантазировать, исходя из Деяний, как то делает автор баснословного рассказа о Фекле около 200 г. Автору наших посланий известны имена главнейших учеников Павловых; он читал некоторые его послания, имеет смутное представление о его странствиях, мысль его поражена, и довольно правильно, роем учеников, окружавших Павла, которых он рассылал посланцами во всех направлениях. Но предполагаемые им подробности неверны и не обоснованы; Тимофея он себе всегда представляет молодым человеком; он смутно знает, что Павел проездом был на Крите, и из этого заключает, что апостол основал там церковь. Действующие лица, которых он выводит во всех трех посланиях, по преимуществу Эфесяне; местами хочется думать, что подделывателю не чуждо было стремление возвеличить некоторые Эфесские семьи и унизить другие.
      Апокрифичны ли данные три послания от начала до конца, или при их составлении пользовались подлинными записками к Титу и Тимофею, переделав их сообразно с духом времени с намерением сообщить авторитет апостола развивавшейся тогда церковной иерархии? Это трудно решить. Возможно, что местами, например, в конце II послания к Тимофею, смешаны записки, написанные в разное время; но и тогда приходится предположить, что подделыватель дал полную волю своему перу. В самом деле, из всего вышесказанного нельзя не заключить, между прочим, что все три послания родственны между собой, что они, по правде сказать, все составляют одно произведение, и что в деле определения подлинности их между ними не приходится делать никакого различия.
      Совсем отдельно стоит вопрос о том, не имеют ли некоторые данные II послания к Тимофею, например, I, 15 - 18; II, 17 - 18; IV, 9 - 21, исторической цены; хотя подделыватель и не знал в подробностях жизни Павла и не имел в своем распоряжении Деяний, однако, ему могли быть известны новые сведения, особенно о последней эпохе жизни апостола. В частности мы думаем, что место II Тим., IV, 9 - 21 имеет большое значение и бросает истинный свет на заключение Павла в Риме. Четвертое Евангелие тоже в своем роде представляет апокриф; нельзя однако из-за этого говорить, что оно не имеет исторической ценности. Что касается странности, какой нам кажутся подобные подлоги, то это не должно нас смущать. В этом не видели ничего дурного. Если бы благочестивый автор подложных посланий к Тимофею и Титу мог вернуться к жизни и присутствовать при спорах, которые возбуждают среди нас его произведения, он отвечал бы также, как азиатский священник, автор романа Феклы, когда ему не оставалось больше никакого выхода: convictum atque confessum id se amore Pauli fecisse. Время составления этих трех посланий надо отнести к 90 - 100 гг. Феофил Антиохийский (ок. 170 г.) ясно цитирует их. Ириней, Климент Александрийский, Тертуллиан тоже принимают их. Марцион, наоборот, отвергал или не знал их. Намеки на них, которые будто бы находятся в посланиях, приписываемых Клименту Римскому, Игнатию и Поликарпу, сомнительны. В эту эпоху в воздухе как бы носилось известное количество готовых гомилетических фраз; наличность последних в каком-нибудь произведении ничуть не доказывает, что автор позаимствовал их непосредственно из того или другого писания, где они также читаются. Созвучие, замечаемое между некоторыми выражениями Гегезиппа и иными местами данных посланий, странно; трудно сказать, какое заключение из этого следует вывести, ибо, если в этих выражениях Гегезипп имеет в виду I послание к Тимофею, то, по-видимому, он считает его написанным после смерти апостолов. Как бы то ни было, ясно, что когда составлялся сборник посланий Павла, письма к Титу и Тимофею пользовались полным авторитетом. Где они были составлены? Быть может, в Эфесе, быть может, в Риме. Сторонники второго предположения могут сказать, что на Востоке не были бы сделаны те промахи, которые замечаются в посланиях.
      В слоге встречаются латинизмы. План, в виду которого написано было произведение - именно, желание усилить иерархический принцип и авторитет церкви, предлагая пример благочестия, послушания, "церковного духа", начертанный самим апостолом, вполне гармонирует со всем, что нам известно о характере Римской церкви в I веке. Нам остается рассмотреть послание к Евреям. Как мы уже сказали, даже если бы это послание не принадлежало к произведениям Павла, его никоим образом нельзя было бы поместить в одну категорию с посланиями к Тимофею и к Титу, так как автор и не старается выдать его за вещь апостола Павла. Какую ценность имеет установившееся в церкви мнение, будто Павел - автор названного послания? Изучение рукописей, анализ церковного предания и внутренняя критика самой вещи осветят перед нами этот вопрос.
      В древних рукописях послание озаглавлено просто: Прoc 'ЕBрaiovc. Что касается порядка транскрипции, Codex Vaticanus и Codex Sinaiticus, представители александрийского предания, помещают послание среди произведений Павла. Греко-латинские рукописи, наоборот, показывают нам пример всех сомнений, которые оставались еще в первую половину средних веков относительно каноничности послания к Евреям и, следовательно, относительно принадлежности его Павлу. Codex Boernerianus его пропускает; Codex Augiensis дает его только по-латыни, вслед за посланиями Павла. Codex Claromontanus ставит данное послание на особое место, в виде, так сказать, приложения, после общего подсчета стихов в писании, что доказывает, что послание это не находилось в рукописи, с которой списан Codex Claromontanus. В вышеназванном подсчете стихов (отрывке очень древнем), послание к Евреям не фигурирует, а если и фигурирует, то под именем Варнавы. Наконец, ошибок, которыми кишит латинский текст послания в Codex Claromontanus, было бы достаточно для возбуждения подозрений критики и доказательства того, что послание это вошло в церковный канон поздно и как бы нечаянно. Та же сомнительность и в предании. У Марциона, в его собрании посланий Павла, послания к Евреям не было; автор так называемого Мураторийского канона в своем списке его пропускает. Ириней знаком был с посланием, но не считал его принадлежащим Павлу. Климент Александрийский считает его Павловым; но он чувствует малую обоснованность такого взгляда, и, чтобы выйти из этого затруднения, прибегает к малоприемлемой гипотезе: он предполагает, что Павел написал послание по-еврейски, а Лука перевел на греческий. Ориген также допускает в известном смысле, что послание к Евреям принадлежит Павлу, но он признает, что многие сомневаются в том, чтобы его написал сам апостол; он совсем не находит в нем стиля Павла и предполагает, почти как Климент Александрийский, что только основная идея принадлежит апостолу. "Характер слога послания, озаглавленного "к Евреям", говорит он, не такой простой, как у апостола..., письмо это, в смысле расположения слов, носит гораздо более эллиническую окраску, с чем согласится всякий, кто способен судить о разнице в стиле... Что касается меня, если бы я должен был высказать свой взгляд, я сказал бы, что мысли принадлежат апостолу, но слог и расположение слов являются делом кого-то, кто на память приводил слова апостола и изложил на бумаге речи своего учителя. Поэтому, если какая-нибудь церковь считает это послание произведением Павла, с ней нельзя не согласиться, ибо не может быть, чтобы древние выдавали его за Павлово, не имея никакого на то основания. Что касается вопроса о том, кто написал это послание, то правду один Бог знает. Среди мнений, переданных нам историей, одно считает, что оно написано Климентом, епископом Римлян, другое - Лукой, написавшим Евангелие и Деяния". Тертуллиан не делает таких церемоний. Он прямо выдает послание к Евреям за произведение Варнавы. Гай, римский священник, св. Гипполит, св. Киприан не помещали его среди посланий Павла. В спорах о новатианстве, где этому посланию могло быть дано многократное применение, о нем не упоминается.
      Центром взгляда, стремившегося поставить послание к Евреям в разряд писаний Павла, была Александрия. Около средины III века Денис Александрийский, по-видимому, даже не сомневается в том, что автором его был Павел. С этого времени такое мнение на востоке становится наиболее распространенным; однако, не перестают раздаваться и возражения; особенно энергичны последние у Латинян; Римская церковь, в частности, твердо стоит за то, что послание Павлу не принадлежит. Эвзебий сильно колеблется и возвращается к гипотезам Климента Александрийского и Оригена; он склонен к мысли, что послание было составлено Павлом по-еврейски и переведено Климентом Римским. Св. Иеремия и блаженный Августин с трудом заглушают в себе сомнения и приводят эту часть канона лишь с оговорками. Разные ученые упорно называют автором послания либо Луку, либо Варнаву, либо Климента.
      Древние рукописи латинского происхождения в достаточной мере свидетельствуют, как мы убедились, о сомнениях, которые испытал запад, когда это послание было представлено ему в качестве произведения Павла. Нет сомнений, что, когда было сделано, так сказать, editio princeps посланий Павла, число их было ограничено 13. Вероятно, вскоре вошло в привычку к этим 13 письмам присоединять послание к Евреям - анонимное апостольское произведение, по идеям напоминающее в некоторых отношениях труды Павла. От этого не далеко было и до мысли, будто послание к Евреям было написано апостолом. По всем признакам вывод этот был сделан в Александрии, т. е. в церкви относительно новой, если сравнить ее с церквями Сирии, Азии, Греции и Рима. Такой вывод не может иметь никакого значения для критики, если с другой стороны веские внутренние доказательства не позволяют приписать данное послание апостолу Павлу.
      Это оправдалось и на деле. Климент Александрийский и Ориген, которые могли отлично разобраться в греческом стиле, находят, что слог нашего послания не носит характера слога Павла. Того же мнения держится и св. Иеремия; отцы латинской церкви, не верящие, что послание принадлежит Павлу, все объясняют свои сомнения одним и тем же основанием: propter styli sermonisque distantiam. Довод этот очень хорош. В самом деле, слог послания к Евреям не похож на слог Павла; он более торжественный, не такой сжатый; встречаются особенные слова. Основная идея довольно близко сходится со взглядами Павла, особенно пленного Павла; но изложение и экзегеза совершенно иные. Нет именного надписания, в противность неизменному обычаю апостола; черты, которых в послании Павла непременно следовало бы ожидать, тут не наблюдаются. Экзегеза носит по преимуществу аллегорический характер и напоминает гораздо больше Филона, чем Павла. Автор воспитан александрийской культурой. Он пользуется так называемой версией семидесяти; рассуждения его по поводу текста последней доказывают полное незнакомство с еврейским. Библейские тексты он приводит и анализирует совершенно иначе, чем Павел. С другой стороны, автор - еврей; он считает, что возвеличивает Христа, сравнивая его с еврейским первосвященником; христианство для него есть лишь более совершенное еврейство; он далек от того, чтобы считать закон отмененным. Место II, 3, где автор ставит себя в число тех, кто узнал тайны жизни Христа лишь косвенно, из уст учеников Иисусовых, идет совершенно в разрез с одним из определеннейших притязаний Павла. Наконец, заметим, что, написав еврейским христианам, Павел преступил бы самое твердое из своих решений: ни в коем случае не проповедовать на почве иудео-христианских церквей, дабы апостолы обрезания, со своей стороны, не вмешивались в дела церквей необрезанных. Итак, послание к Евреям не принадлежит апостолу Павлу. Кем же оно было написано? Где? Кому? Все это мы рассмотрим в следующем, четвертом томе. В настоящее же время нас занимает только время написания столь важного произведения. А это время можно определить с довольно большой точностью. По всем признакам послание к Евреям написано ранее семидесятого года, так как служба левитов в храме изображается там продолжающейся правильно и непрерывно. С другой стороны, XIII, 7, и даже V, 12, являются, по-видимому, намеком на смерть иерусалимских апостолов, например, Иакова, брата Господня, XIII, 13, как кажется, относится к освобождению Тимофея, после смерти Павла; X, 32 и сл., а может быть и XIII, 7, на мой взгляд суть ясные упоминания о гонении Нерона в 64 году. Место III, 7 и сл., по-видимому, содержит намек на начало иудейского восстания (66 г.) и предчувствие имеющих последовать бедствий; место это к тому же влечет нас к выводу, что 40 год со смерти Иисуса еще не прошел, скорее всего, что он приближается. Итак, все это вместе заставляет нас предполагать, что послание к Евреям написано было в промежуток времени от 65 до 70 года, всего вероятнее - в 66 году.
      После того, как мы обсудили подлинность посланий Павла, нам остается еще рассмотреть ценность их. Подлинные послания никогда не подвергались интерполяциям. Слог у апостола такой характерный, такой оригинальный, что всякая вставка немедленно выделилась бы на общем фоне текста своей бледностью. Однако, после того, как послания были собраны, при издании их были сделаны некоторые изменения, в которых необходимо отдать себе отчет. Издатели, по-видимому, стремились, во-первых, к тексту ничего не прибавлять, во-вторых, ничего не упускать из того, что считалось продиктованным или написанным апостолом, в-третьих, избегать повторений, которые неминуемо должны были иметь место, в особенности, когда дело шло о циркулярных письмах, местами совершенно сходных.