Реставрация (№2) - Преследуя мечту

Весь остаток ночи Кассия спала спокойно. Кошмар, похоже, больше не преследовал ее. Рольф неотступно находился при ней. Перед самым рассветом, когда солнце уже начинало подниматься из-за горизонта и первый неровный свет стал проникать в спальню через окна, у Кассии поднялась температура.

— Господи, как жарко!

Кассия оттолкнула от себя Рольфа и попыталась освободиться от одеяла:

— Пожалуйста… воды…

Рольф поднялся с постели и откинул с нее одеяло. Он приложил руку тыльной стороной ладони к ее щеке. Щека была не горячая, и он подумал, что все дело в том, что в спальне душно. Подойдя к окну, он немного приоткрыл его. Потом налил в чашку воды из глиняного кувшина, стоявшего на столике у двери. Когда он вернулся к постели, Кассия уже тихонько постанывала, голова ее металась по подушке. Волосы ее были влажные и прилипли ко лбу. Рольф вновь коснулся ее щеки. Теперь она горела огнем.

Он приподнял ее голову с подушки и поднес чашку с водой к самым ее губам. Ему удалось влить ей в рот несколько капель, перед тем как она вырвалась.

— Нет…

В комнату вошла служанка, держа в руках стопку чистого постельного белья. Увидев Рольфа, склонившегося над кроватью и держащего Кассию, она остановилась:

— Милорд?..

— Мне нужен таз с водой и полотенце. У леди Кассии жар. Быстро!

Служанка управилась за несколько минут, но Рольфу показалось, будто прошла целая вечность. Вместе со служанкой в спальню вошла, на ходу натягивая на себя ночной халат, жена Адриана Мара, видимо, ее подняли прямо с постели.

— Что случилось, Рольф?

— У нее жар. Я хотел напоить ее, но она не принимает воды.

Мара коснулась рукой лба Кассии. Лицо ее тут же приняло весьма озабоченное выражение.

— Продолжай обтирать ее, а я сейчас.

Рольф почти не слышал ее. Все его внимание было сосредоточено на Кассии: он отчаянно пытался сбить ей температуру, так как прекрасно знал, что такое лихорадка. Нередко люди погибали на поле боя прямо у него на глазах от сильного жара.

Через минуту появилась Мара. Она держала в руках маленькую бутылочку.

— Приподними ей голову, — приказала Мара, вынув пробку. — Мы должны влить ей хотя бы несколько капель.

Рольф повиновался беспрекословно. Мара разбиралась в травах, обладающих целебными свойствами, и он доверял ей. Он сел на постель и положил голову Кассии себе на колени:

— Кассия, если вы слышите меня, выпейте немного из этой бутылочки. — Рольф разомкнул ее губы, чтобы Мара могла влить ей в рот свое зелье. После первого глотка Кассия попыталась было вырваться, но Рольф крепко держал ее. — Еще чуть-чуть, Кассия. Ну вот, хорошо.

Мара поставила бутылочку на столик у кровати:

— По-моему, пока достаточно. Впрочем, все зависит от того, насколько сильно овладела ею лихорадка. — Она глянула на Рольфа. — Неважно выглядишь. Бьюсь об заклад, что ты провел бессонную ночь. Хочешь отдохнуть? А я вместо тебя пришлю сюда Сайму.

— Нет. Спасибо, Мара. Если мне что-нибудь потребуется, я дерну за шнур колокольчика. — Он не отрываясь смотрел на Кассию и даже не заметил, как Мара вышла.

Прошел час. Кассия по-прежнему вся горела. Кожа у нее была пунцовая и влажная от испарины. Очень скоро Рольф понял, что в смачивании мокрым полотенцем лба нет никакого смысла: это не помогало. Подойдя к двери, он распахнул ее и окликнул служанку, дежурившую в коридоре:

— Ванну сюда, быстро.

Через минуту в спальню внесли ванну и наполнили ее прохладной свежей дождевой водой из бочки, стоявшей перед домом. Рольф попросил всех выйти из комнаты и вернулся к кровати. Он взял Кассию на руки и осторожно снял с нее ночную рубашку. Затем нежно и трепетно, словно новорожденного, положил в ванну, не забыв подложить ей под голову полотенце.

Взяв губку, он стал смачивать ее горевшее от жара тело прохладной водой. Глядя на то, как ручейки воды сбегают у нее по плечам и струятся вниз по груди, он старался не замечать того, что у нее непроизвольно отвердевают соски, старался не думать о том, каково было бы обнять ее такую и войти в нее…

«Боже, что я за мерзавец! Передо мной больная девушка, жизни которой угрожает опасность, а мне в голову лезут такие кощунственные мысли! А ведь если бы я не потащил ее на тот чертов маскарад, она не лежала бы сейчас здесь полумертвая…»

Через некоторое время Рольф поднял Кассию из ванны и обернул ее толстым сухим полотенцем. Потрогав рукой ее лоб, он почувствовал, что температура несколько спала. У него появилась надежда.

Он снова положил ее на кровать, закрыв одеялом до плеч, сам лег рядом.

Кассия спала еще несколько часов. Рольф гладил ее по волосам, которые, высыхая, закручивались завитками у нее на лбу. Он разговаривал с ней, прекрасно зная, что она его не слышит, рассказывал ей про свое детство, про свою семью и про все приключения, которыми так богата была его юность. Рольф торжественно клялся и обещал, что теперь никто и никогда не причинит ей вреда и что он обязательно поможет ей доказать ее невиновность.

А когда говорить было уже не о чем, он снова горячо призвал ее не сдаваться, коснулся легким поцелуем ее лба и прижал к себе. Только после этого он позволил усталости взять над собой верх.

Рольф не знал, сколько времени проспал, держа Кассию в своих объятиях, но когда проснулся, то увидел, что за окном уже сумерки и день переходит в ночь. Ему не хотелось вставать, выпускать Кассию, которая так удобно и доверчиво устроилась рядом с ним. Он лежал неподвижно, смотрел в потолок и прислушивался к ее тихому, ровному дыханию. Закрыв глаза, он в очередной раз воззвал к Богу, прося его сохранить Кассии жизнь.

Кассия чуть приоткрыла глаза. Ей показалось, что комнату заливает яркое дневное солнце. Она попыталась проглотить слюну, но во рту было сухо.

Сквозь прищуренные веки Кассия увидела сине-желтый камчатный навес балдахина над кроватью и поняла, что это не ее постель. Постепенно глаза привыкли к свету, и она, оглядевшись по сторонам, обнаружила, что находится в незнакомой ей спальне. Облизав пересохшие губы, Кассия скосила глаза набок. Рядом с кроватью на маленьком столике стоял графин с водой и наполовину полный стакан. Испытывая невыносимую жажду. Кассия потянулась было рукой к стакану, но тело не повиновалось ей. Казалось, ее разбил паралич. Она не отрывала глаз от стакана с водой, до которого, как ни старалась, не могла дотянуться. Горькая слеза отчаяния скатилась по щеке.

— Пожалуйста…

Каким-то чудом ей удалось выдавить из себя это одно, единственное слово. Но она не знала, есть ли кто-нибудь рядом.

— Кассия?

И снова… этот густой низкий голос… тот самый, который так часто звучал в ее снах. Это он умолял ее не сдаваться и бороться за свою жизнь. Обладатель этого голоса взял Кассию за руку и заслонил от нее свет, но она еще не могла четко различить его лицо.

— Пожалуйста… — прошептала она. — Воды… Кто-то, видно, сжалился над ней и поднес стакан с водой к самым губам. В следующее мгновение благословенная прохладная влага влилась в ее горло. Кассия жадно пила, не обращая внимания, что вода течет у нее по подбородку. Утолив жажду, она почувствовала навалившуюся на нее невыразимую усталость.

— Благодарю вас… — прошептала она, откидываясь на подушки.

Еще минуту назад все ее внимание было обращено на воду и ей было все равно, кто поднес стакан к ее губам, хоть сам Люцифер. Но теперь, всмотревшись в его лицо, она поняла, что это Рольф. Он стоял у кровати и смотрел на нее сверху вниз своими темными, полными живого участия глазами.

Кассия спросила себя, как она здесь оказалась и в чьей постели лежит? И почему Рольф выглядит таким растерянным? Она напрягла свою память, пытаясь понять, что могло привести ее сюда. Ей вспомнился бал-маскарад во дворце. Она танцевала с королем в Банкетном зале, потом пошла проведать королеву, которая лежала у себя в постели и выглядела на редкость ослабленной, а когда она вернулась в зал, то увидела Рольфа. Он был очень зол на нее. За что?

Кассия зажмурилась от нахлынувших воспоминаний.

Рольф стоял перед ней и зло выговаривал по поводу ее уединения с королем, не сомневаясь, что она его любовница.

Ей очень хотелось возразить Рольфу, сказать ему правду. Она даже уже начала говорить… Но договорила ли до конца? И слушал ли он ее?

— …Кассия, как вы себя чувствуете?

Она открыла глаза и посмотрела на него. Внезапно воспоминания о том злосчастном бале, где он говорил ей жестокие слова, бросал горькие упреки и обвинения, отодвинулись на второй план, а на первый выступили другие слова… Ей вдруг вспомнилось, как он умолял ее бороться за жизнь, не поддаваться болезни, гладил ее по волосам, прикасался ладонью к ее лицу, к глазам. И эти прикосновения были ей приятны. И в те минуты на нее нисходило удивительное ощущение покоя и безопасности.

— Я устала, — прошептала Кассия, закрывая глаза. — И хочу есть.

— Я вам сейчас принесу что-нибудь.

Но к тому времени, когда Рольф вернулся с чашкой бульона и двумя тонкими ломтиками хлеба. Кассия уже снова спала.

— Ну, как она?

Мара вышла из комнаты с подносом и поставила его на столик, стоявший в коридоре. Весь прошедший час Рольф прождал здесь, у дверей в спальню Кассии. Его выгнала Мара, которая пришла вместе со своей служанкой Саймой поменять постельное белье и переодеть Кассию в свежую ночную рубашку.

— Она все еще спит, Рольф. Очень слаба, но уже не такая бледненькая. Наш отвар еще не успел вполне показать свое действие, нужно немного подождать. Сначала ее организм должен полностью избавиться от остатков яда, и только после этого дело пойдет на поправку. Но в глубине души я теперь уверена, что с ней все будет в порядке.

Рольфу оставалось только молиться за то, чтобы Мара оказалась права.

— Она что-нибудь говорила? — спросил он и после некоторого колебания уточнил: — Я имею в виду насчет той ночи?

— Она проснулась всего на несколько минут. Я едва успела влить ей в рот немного моей целебной патоки из дягиля. Но, по-моему, она выглядит чем-то испуганной и обеспокоенной. Впрочем, это и понятно. Человек приходит в себя после тяжелейшего приступа и обнаруживает, что он не у себя дома, а вокруг него сплошь незнакомые лица. И она, между прочим, еще не знает, что ее пытались отравить. Учитывая все то, что случилось с бедняжкой за последние дни, я еще удивляюсь тому, что она, проснувшись, не бросилась отсюда в страхе куда глаза глядят. И это при том, что я еще не успела познакомить ее со своими детишками.

Рольф улыбнулся. Мара шутила, пытаясь поднять ему настроение.

— Думаю, ты зря беспокоишься. Общение с двумя твоими сорванцами будет для Кассии лучшим лекарством. — Он заглянул ей в глаза. — Даже не знаю, как и благодарить тебя за все, что ты сделала. Если бы не ты и не твое зелье, она…

Мара коснулась его руки:

— Я сделала то, что сделала бы для любого незнакомого человека. И потом одна патока ее все равно не излечила бы. Это ты, Рольф, внушил Кассии волю к жизни. Это ты не отходил от нее ни на час, упрямо отказываясь отдохнуть хоть немного. И не забывай об этом.

Крепко пожав ему руку, Мара снова взяла поднос и ушла по коридору.

Рольф, уставившись на дверь, за которой сейчас лежала Кассия, думал о том, что ему только что сказала жена друга. Ему хотелось верить ей, хотелось верить в то, что он действительно помог Кассии преодолеть силу яда и лихорадки. Хотелось верить в то, что он был небесполезен. Но что будет дальше, когда она поправится? Какова будет ее реакция, когда он расскажет ей о том, что сделал, пока она была в беспамятстве? Что скажет Кассия, узнав о том, что она теперь его жена?

Глава 18

— Доброе утро, — сказала Мара, входя в комнату, — или уже стоит сказать «Добрый день»? Я и не заметила, как быстро пролетело время.

Кассия с трудом приподнялась на постели. Все тело ее по-прежнему ныло даже от малейшего движения. Огненно-рыжая женщина, которую Рольф показывал ей еще на балу и которую звали Мара Росс, маркиза Калхейвен, приветливо смотрела на нее с порога. Она вошла в комнату с подносом, на котором было явно что-то съедобное. Кассия не могла сказать, что именно, но запах исходил очень аппетитный.

— Который час? — спросила Кассия, принимая из рук Мары чашку с чаем, настоянным на травах. Поставив блюдце себе на колени, Кассия поднесла чашку к губам и немного отхлебнула этого горячего ароматного напитка.

— По-моему, уже пробило полдень. Господи, как здесь темно. — Мара пересекла комнату, подошла к окнам и отодвинула тяжелые камчатные портьеры. Яркий солнечный свет тут же брызнул в спальню, изгнав темные тени и осветив все вокруг. — Я пришла бы раньше, — продолжала Мара, взбивая подушки, чтобы Кассии было удобнее сидеть, — но мне казалось, что вам лучше отдохнуть. Вы давно проснулись?

— Только что, перед тем как вы вошли. Неужели уже полдень? Никогда не просыпалась так поздно! И вообще никогда в жизни столько не спала!

Мара улыбнулась. Она передала Кассии фарфоровую тарелку с яичницей, ломтиками сыра и двумя тонкими ломтиками ветчины, а также небольшую вазочку с воздушным печеньем. Таким количеством еды можно было легко накормить целое семейство. У Кассии от голода уже начинало крутить в животе.

— Сон всегда идет человеку на пользу, — проговорила Мара, чуть отодвинув край одеяла и присаживаясь на краешек постели. — Сон исцеляет больное тело, он творит просто чудеса с расстроенным рассудком. Сон — лекарство, лучше которого еще ничего в медицине не придумано. Вы хорошо выспались, а теперь пришла пора как следует подкрепиться. Но не думайте, что это печенье все для вас одной. Я и сама, пожалуй, съем пару штучек. Одно для себя, а другое, — она легонько похлопала себя по животу, — для маленького.

— Вы ждете ребенка? — спросила Кассия. Мара улыбнулась:

— Да. Такое впечатление, что моему мужу достаточно просто посмотреть на меня, как у меня тут же начинает расти живот.

— А сколько у вас уже детей?

— Двое. Роберту скоро будет три, а Дане почти год. Удивляюсь, что вы до сих пор не слышали, как они носятся по дому.

— Но как вам удается оставаться такой стройной? Помнится, моя мать говорила, что если бы не я, то у нее сохранилась бы такая тонкая талия, что мужчина мог бы сомкнуть на ней свои ладони.

Мара рассмеялась. У нее был очень приятный веселый смех.

— Какая чепуха! Талия поплыла у нее вовсе не из-за того, что она вас родила. Скорее всего причина кроется в неумеренном пристрастии к различным кондитерским изделиям, которые ваша мама поглощала, лежа в постели, перед родами и после них. И потом пусть моя внешность не вводит вас в заблуждение. Да будет вам известно, что, нося под сердцем Роберта, я была размером с хороший амбар. И вдвое больше с Даной. Говорят, что девочки меньше мальчиков и их легче рожать, но вы этому не верьте. Когда я носила Дану, у меня было такое ощущение, что родится по меньшей мере двойня. А что касается моей тонкой талии, то я посмотрела бы на вас, если б вам приходилось целыми днями гоняться за не по годам развившимся двухлетним сорванцом, который, судя по всему, унаследовал отцовское упрямство, и за годовалой девчонкой, которой непременно надо все потрогать своими руками. Заметьте к тому же, что оба малыша имеют обыкновение разбегаться от меня в разные стороны и притом одновременно!

«Эта женщина явно не от мира сего. Уникум», — подумала Кассия.

— Вы хотите сказать, что сами возитесь со своими детьми?!

— Конечно. Впрочем, мне помогает муж, который любит с ними играть, и служанка Сайма… Но она еще нянчила и меня, и ей уже трудно угнаться за детьми и понять их, хоть сама она упорно отказывается признаться в этом. Вот, например, недавнее увлечение Роберта — игра в Робин Гуда. Сайма не одобряет луков и стрел, даже если они игрушечные.

— А почему вы не наняли специальную няньку по уходу за малышами? Лично я не помню ни одного дня вплоть до первого выезда в свет — да и после этого, если уж начистоту, — когда бы мы виделись с матерью больше часа, я всегда была предоставлена кому-то.

— Я никому не могу их передоверить, — возразила Мара. — Я никогда не понимала людей, которые с таким трудом рожают детей только для того, чтобы тут же повернуться к ним спиной и поручить их воспитание прислуге. Дети неизбежно все перенимают от своего воспитателя, его мораль, его ценности. Поэтому, когда родители удивляются ужасному поведению своих отпрысков, мне понятно, откуда это идет. Я люблю проводить время со своими сорванцами, оно с ними очень быстро летит. Пожалуй, даже слишком быстро. Мне нравится наблюдать со стороны за их лицами, особенно когда они на чем-нибудь сосредоточиваются. Пусть на самом простом, типа раскрывания и закрывания ладошек. Когда смотришь в их глазки, которым ежесекундно открывается в мире что-то новое, испытываешь поистине неповторимую радость. Скоро этот восторг в их глазах потухнет, так что я не теряю времени и хочу налюбоваться им всласть. Я даже могу встать на четвереньки и ползти за своей дочуркой, когда она со смехом пытается от меня удрать.

Кассия попыталась представить себе, как эта милая женщина, подоткнув юбки, ползает по комнатам за своей смеющейся малышкой. Но у нее ничего не получилось.

— Для меня это все полное откровение, — с грустью проговорила она.

— К сожалению, ваша мать была далеко не оригинальна в своих взглядах на воспитание ребенка. Многие матери не играют со своими детьми, боясь помять платье или потерять заколку с головы. Но, по-моему, все это легко поправимо, невосполнима лишь та радость, которую получаешь от игр и общения со своим ребенком.

На этот вопрос у Кассии не было ответа. В своей жизни она редко общалась с маленькими детьми, почти никогда даже не видела их. И понятия не имела, как с ними следует себя вести.

Закончив завтракать, она с изумлением обнаружила, что почти опустошила тарелку.

— Вы так восторженно говорите о детях что мне захотелось познакомиться с ними.

— С моими-то? Как насчет сегодня? Если вы, конечно, уже хорошо себя чувствуете. Роберт просто сгорает от любопытства узнать, кого я скрываю от него за дверью этой комнаты. Наверно, он думает, что я здесь держу на привязи дракона, у которого через ноздри вырывается пламя.

Кассия улыбнулась:

— Еще недавно я, пожалуй согласилась бы с таким определением в отношении себя.

— Я рада, что теперь вам гораздо лучше. — Мара поднялась. — М-да, похоже, я съела несколько больше печенья, чем намеревалась. Приношу свои извинения. Во время беременности я просто совершенно забываю о хороших манерах. Муж говорит, что дай мне волю, и я весь дом проглочу. Что ж, оставляю вас наедине с последним печеньем. Отдыхайте. Может, позже я приведу сюда своих отпрысков. Если, конечно, вы уже чувствуете себя в состоянии общаться с ними.

Она пошла к двери, но на полдороги остановилась:

— Ах да, чуть не забыла. Рольф просил кое-что передать вам. — Она подошла к высокому сундуку, стоявшему у самой двери, и, достав что-то оттуда, вновь обернулась к Кассии. — Он сказал, что, возможно, вам придется это очень кстати, когда вы почувствуете себя немного лучше.

С этими словами Мара разложила на одеяле бумагу для рисования и несколько угольных карандашей.

Кассия подняла на нее глаза:

— Это лорд Рэйвенскрофт принес?

— Да, видимо, вчера вечером, после того как я сказала ему, что вам стало гораздо лучше, он заглянул к вам домой. Сказал, что вы любите рисовать и что это занятие поможет вам убить время, пока вы будете поправляться.

Она повернулась и пошла к двери. Кассия даже не смотрела ей вслед, настолько была потрясена нежданным подарком. Рольф догадался принести ей бумагу и карандаши. Он отправился за ними в Сигрейв-Хаус. Вроде бы что особенного, но для Кассии это было самым драгоценным подарком в жизни. Она не привыкла к тому, чтобы посторонние люди принимали в ней такое участие, и даже не знала толком, как ей следует реагировать на это. С одной стороны, она была поражена этим жестом внимания Рольфа, с другой — ею овладела настороженность. До сих пор рисование являлось самой интимной частью ее жизни. Проводя время за набросками и эскизами. Кассия словно отгораживалась от всего мира. Но Рольфу, который совсем недавно появился в ее жизни, каким-то образом довольно быстро удалось проникнуть в ее потаенные уголки…

Кассия рисовала, сколько себя помнила. Многие видели ее рисунки. Мать лишь молча качала головой, а отец говорил, что уж лучше бы она с таким же увлечением искала себе достойного жениха. Уинифред неизменно каждый рисунок своей воспитанницы и хозяйки называла шедевром и произведением искусства. Корделия предпочитала отдавать свое личное время вышиванию, то есть более женскому занятию, и довольно индифферентно относилась к увлечению Кассии. И никто и никогда даже не догадывался о том, как много для нее это значит.

Догадался только Рольф. Причем догадался, увидев мельком всего лишь несколько ее набросков.

— Можно вопрос? — спросила Кассия, когда Мара уже открывала дверь.

— Конечно.

— Вы сказали что-то о том, что мне нужно поправляться здесь… — Она помолчала, осторожно подбирая следующие слова. — Со мной что-то случилось? — наконец спросила Кассия.

— Что вы имеете в виду?

— Мне кажется, что я в этой постели уже не первый день. Я проснулась в незнакомом доме и даже не представляю себе… как попала сюда.

Мара улыбнулась:

— Думаю, будет лучше, если на эти вопросы ответит вам лорд Рэйвенскрофт. Я пойду поищу его. А пока я распорядилась, чтобы шезлонг вынесли на балкон. На тот случай, если вам захочется вдохнуть свежего воздуха и подставить свое лицо солнечным лучам. Погода для этого времени года стоит на удивление теплая. Я подумала, что вам уже, наверное, стало тоскливо на душе от этих четырех стен.

Кассия кивнула, отметив про себя, что Мара уклонилась от ответа на прямо поставленный вопрос.

— Спасибо, леди Калхейвен. Это с вашей стороны очень любезно.

— Всегда рада вам угодить. И почему бы вам не называть меня просто Мара? Так ко мне обращаются мои друзья, а я надеюсь, что мы с вами станем друзьями. Большую часть времени мы с Адрианом и детьми проводим в Ирландии, в родовом замке моих родителей. Места там весьма глухие, и, если честно, мне почти не с кем пообщаться и поболтать. У меня есть Сайма, но она догматична в своих взглядах и праздным разговорам за чашкой чая предпочитает возню в саду со своими травами. Соседи тоже заняты своими проблемами, и неловко отвлекать их. Так что мне не хватает хороших добрых подруг. Когда я была еще девочкой, мама часто приходила ко мне в спальню, садилась на кровать, и мы болтали с ней обо всем, начиная от сказок и кончая мальчишками. Ну, вы понимаете, что я имею в виду.

Кассия не стала говорить Маре, что на самом деле она даже понятия не имела, что та имела в виду. Ей трудно было представить себе ситуацию, когда бы она могла вот так же свободно поболтать со своей матерью.

— Мне так не хватает мамочки, — проговорила Мара. В глазах ее сквозила тоска. Она отвернулась к окну и стала смотреть на небо. Затем, словно бы спохватившись, вновь обернулась к Кассии. — Немногие из друзей Адриана женаты, а те, что женаты, имеют таких жен, с которыми у меня нет ни малейшего желания пить вместе чай, я уж не говорю о том, чтобы секретничать. Вы другая. Мы с вами едва знакомы, но у меня такое чувство, что я могу вам все рассказать, всем поделиться. У меня такое ощущение, что вот если мы, к примеру, пошли бы с вами за покупками на Оксфорд-стрит, вы не стали бы лицемерить и говорить, что шелковый отрез на платье неприятного оранжевого оттенка, вовсю нахваливаемый продавцом, будет мне к лицу и пойдет в тон к моим рыжим волосам, если на самом деле это совсем не так. — Она улыбнулась. — Что-то я совсем заболталась. Если верить моему мужу, то это побочный эффект беременности. Он говорит, что в этот период я становлюсь страшно болтливой и моя речь течет быстрее ручья Килкенни в дождливый день у нас дома в Калхейвене. Вот шнур колокольчика, позвоните, когда захотите выйти на балкон. Я приду помочь.

Кассия кивнула. Проводив Мару глазами, она подумала, что вне зависимости от того, какая тайна свела их вместе, они станут хорошими подругами на долгие времена.

Что же привело ее в этот дом? И почему у нее такое ощущение, что никто не хочет рассказывать ей об этом? В сущности, она и не ждала, что Мара ответит на ее вопрос. Особенно после того, как с тем же самым вопросом она обратилась к служанке, которая вчера вечером принесла ей свежие проветренные подушки. В ответ девушка посмотрела на Кассию так, будто не поняла, о чем ее спросили, потом просто качнула головой и быстро вышла из спальни. Чего они все так боятся? Почему молчат?

Как только за Марой закрылась дверь, до Кассии откуда-то из коридора донесся звон разбитого стекла и веселый детский смех.

Она услышала, как Мара крикнула:

— Роберт Чарльз Росс, противный мальчишка, вернись немедленно!

Когда наступил вечер и последние лучи заходящего солнца на западе окрасили крыши домов в красный цвет, Рольф решил, что пора.

Он весь день откладывал визит к Кассии, убеждая себя в том, что ей просто нужно дать больше времени на восстановление сил, но в глубине души он не мог себя обмануть. Ему не хотелось видеть боль и гнев в ее глазах, которые неизбежно появятся после того, как он расскажет, что совершил над ней, пока она находилась в беспамятстве.

Рольф не сомневался, что Кассия возненавидит его, несмотря ни на какие разумные объяснения его поступка, и, уж конечно, перестанет доверять ему. А именно доверия с ее стороны больше всего на свете добивался Рольф.

И все-таки откладывать разговор дальше нет смысла. Рано или поздно кто-нибудь проговорится, и Кассия обо всем узнает. Мара передала ему, что Кассия уже начала задавать ей и прислуге вопросы относительно того, как она попала в дом Калхейвенов, что с ней случилось и почему она вот уже несколько дней прикована к постели.

Вечером Мара сказала Рольфу, что Кассии стало гораздо лучше. Всю вторую половину дня она провела в своей» спальне вместе с детьми, знакомясь и играя с ними. Съела большую порцию жареного барашка с молодым картофелем и даже попросила приготовить для себя ванну.

Так что время пришло. Откладывать визит дальше было бессмысленно. Рольф уже не мог найти какой-нибудь убедительный предлог, который бы позволил ему оттянуть разговор еще хотя бы на сутки. Но… Как же, черт возьми, сказать ей?!

Дверь в спальню, где находилась Кассия, была чуть приоткрыта. В комнате кто-то негромко напевал. Он не стал стучать, а просто открыл дверь и вошел.

Спальня была погружена в полумрак. Отблески заходящего солнца окрашивали все вокруг в приятные оранжево-красные тона. Пение доносилось с балкона, куда вели двустворчатые двери.

Рольф медленно и бесшумно пересек комнату и остановился на самом пороге балкона.

Кассия полулежала в окружении подушек в шезлонге, смотрела на закат. На ее плече покоилась маленькая головка девочки с огненно-рыжими кудряшками. Она спала, сунув крохотный пальчик себе в рот. Кассия ласково гладила ее по головке и тихо напевала французскую колыбельную о принцессах, рыцарях и белых замках.

Рольф стоял, укрывшись в тени спальни, смотрел на Кассию и прислушивался к песенке. Внезапно его внимание привлек рисунок, лежавший рядом с ней на столике. И не столько сам рисунок: на нем была изображена Дана в том положении, в каком она сейчас заснула у Кассии на плече, на месте обычно темного пятна было тщательно выписанное личико девочки.

Рольф вновь перевел взгляд на Кассию. Она по-прежнему не замечала его, продолжала напевать и гладить по волосам Дану, свернувшуюся калачиком у нее на коленях. Впервые он видел Кассию в совершенно новом свете, и это поразило его. Зная, с каким отвращением она относится к самой мысли о браке, он почему-то полагал, что она не должна любить и детей.

Рольф вдруг ясно осознал, что внутри него, в самых потаенных уголках души и сердца, рождается какое-то теплое чувство, которое вот-вот вырвется наружу. Возможно, это из-за той колыбельной, которую она пела, а может, из-за гармоничности картины, представшей перед его глазами: Кассия с ребенком на руках на фоне красного заката. Рольф не мог сказать, отчего появилась эта уверенность в тех чувствах, которые он сейчас испытывал, но она определенно была.

Он понял, что Дант и Адриан были правы в отношении его переживаний, хотя он и пытался возражать им. Эта женщина, с которой он и познакомился-то совсем недавно, уже стала значить в его жизни гораздо больше, чем кто-либо другой. И как бы он ни старался противиться этому чувству, он, несомненно, любит ее.

Рольф стоял на пороге балкона и, глядя на Кассию, представлял, что она держит на руках другого малыша… Их собственного. Это будет девочка, и она унаследует удивительно выразительные глаза матери и ту же упрямую вздернутость подбородка. И он, Рольф, будет оберегать их жизнь и покой, чего бы это ему ни стоило.

Последняя мысль мгновенно разрушила его идиллическую картинку, которая рассыпалась на мелкие осколки, словно битое стекло.

Откуда в нем столько глупости?! После того что сделала с ним Дафни, после того унижения, которому она его подвергла, он дал себе торжественную клятву больше никогда не увлекаться женщинами, не давать им возможности вновь выставить его на всеобщее посмешище. Но, несмотря на все клятвы, он вновь увлекся, вновь влюбился. Влюбился настолько быстро и неожиданно для себя, что даже не успел ничего сообразить.

И в кого?!

В женщину, которая никогда не ответит ему взаимностью. Какой болван! Рольф знал, что, если откроет ей свои чувства, она лишь рассмеется ему в лицо. Ведь именно так, в сущности, поступила Дафни. А если Кассия и не рассмеется в ответ на его признание, то, когда он скажет ей то, что собирался сказать… то есть что во имя ее блага и безопасности он женился на ней, женился, когда она была в беспамятстве, ибо в противном случае она бы этого не допустила, она проклянет его.