Пленница моего сердца

Засунув руки в карманы белоснежного кителя, он даже не заметил, как вышел на широкую авенида Рио-Бранко, и едва не оказался под колесами роскошного экипажа, запряженного парой могучих белых коней.

Возница громко крикнул, предупреждая незадачливого пешехода, и натянул поводья; испуганные кони заржали и попятились. Клей вывернулся из-под копыт в последнюю секунду – еще мгновение, и они раздавили бы его.

– Проснись, моряк! – насмешливо крикнул возница.

Не успел Клей ответить, как дверь кареты открылась и из салона донесся низкий, чуть хрипловатый женский голос.

– Вы не позволите мне отвезти вас на корабль, капитан? – произнесла женщина с заметным американским акцентом. – После того как мой кучер вас чуть не убил, – продолжала она, – я сочту своим долгом сделать для вас хотя бы эту малость.

Клей наклонился и поднял фуражку; с его лица по-прежнему не сходило мрачное выражение. Смахнув с тульи дорожную пыль, он бросил взгляд на открытую дверцу кареты. Отчего-то ему захотелось увидеть ту, чей голос произвел на него некоторое впечатление. Он неторопливо подошел к карете, моля у судьбы лишь одного: чтобы та, что находилась в сумрачном салоне, не оказалась блондинкой.

Забравшись в темный салон, Клей сел рядом с женщиной, она немедленно постучала в потолок. Карета тронулась и, бросив фуражку на свободное сиденье напротив, Клей протянул руку к лампе, висевшей под потолком, и лицо его осветилось улыбкой.

Женщина оказалась жгучей брюнеткой с пышной замысловатой прической, а грудь выглядела еще пышнее, чем прическа, и так и грозила вывалиться из тесного лифа. Необыкновенная пышность груди только подчеркивала столь же необыкновенную узость талии. Клей был уверен в том, что пальцы его сомкнутся, если он попробует эту талию обхватить, и ему немедленно захотелось это сделать.

Клей не мог ничего сказать о размерах ее бедер, поскольку женщина сидела, но он был готов поставить свое месячное жалованье на то, что бедра у нее приятно округлые, а кожа под платьем имеет золотистый оттенок.

– Ну как, я прошла экзамен, капитан? – улыбаясь, спросила дама.

– Кажется, я слишком откровенно вас разглядывал, верно? – Клей тоже улыбнулся. – Сказать, что прошли, – значит ничего не сказать, мисс...

– Миссис. – Она весело засмеялась, увидев разочарование на его лице. – Миссис Дон Ричардс Кампанго. Друзья в Америке зовут меня Ричи.

Клей почувствовал, как у него свело живот от нахлынувшего желания.

– Довольно поздно для одиноких прогулок по Рио, миссис Кампанго. Почему ваш муж не сопровождает вас?

– Потому что он лежит на глубине шести футов, – непочтительно заметила миссис Кампанго. – Бедняжка усоп пять лет назад, оставив меня одну-одинешеньку. Разве это не печально, капитан?

– Да, это душераздирающая трагедия. – Надежды Клея росли с необыкновенной быстротой.

Ричи слегка заерзала на мягком, обитом белым плюшем сиденье и дерзко положила затянутую в перчатку руку на колено Клея.

– Вам надо возвращаться на корабль или вы согласитесь выпить со мной перед сном, капитан?

– Найт. Клей Найт. Я с удовольствием составлю вам компанию, миссис Кампанго.

Попутчица высунула кончик языка и облизнула рубиновые губы. Зеленые глаза ее озорно блеснули, когда она медленно скользнула ладонью вверх по его ноге.

– Вот и замечательно. Я припасла бутылку бренди столетней выдержки как раз для такого случая. – Ричи кокетливо опустила взгляд: – Себя я тоже берегла, капитан. – Она взмахнула ресницами и посмотрела ему в глаза: – Для вас.

Грудь Клея уже часто вздымалась, форменный китель вдруг показался тесным. Он не мог дождаться, когда они приедут к ней домой.

Как оказалось, миссис Кампанго обитала на клипере, том самом, рядом с которым пришвартовалась «Морская колдунья».

Пока темноволосая красавица вела его по длинной сходне на клипер, Клей успел поведать ей о том, какое незабываемое впечатление произвело на него ее судно.

– Я знаю. – Ричи добродушно усмехнулась. – С балкона моего будуара я восхищалась вами, когда вы восхищались моим «Сахарком». – Она весело подмигнула ему и рассмеялась. – Я американка, а вот мой покойный супруг был бразильцем, и он назвал судно в мою честь. Рауль всегда говорил, что я «сладка, как сахар», и скоро вы сами сможете убедиться, что это чистая правда.

Когда капитан Найт и миссис Кампанго оказались на палубе, хозяйка парусника взяла Клея под руку и предложила показать ему корабль.

Первым делом она провела его через просторный салон в свои апартаменты. Посреди комнаты стояла круглая кровать; постель из дамасского шелка в золотисто-алых тонах покрывала приветливо распахнутая простыня, потолок был отделан дамасским шелком тех же оттенков, что и постельное белье, а непосредственно над кроватью находилось огромное мозаичное зеркальное панно. На одной из обшитых панелями стен висело витражное изображение нагой богини.

Заметив, что взгляд гостя устремлен на витраж, Ричи с гордостью пояснила:

– Это я.

– В самом деле? – Он шутливо нахмурился: – И как же я могу в этом удостовериться?

Она улыбнулась:

– Очень скоро это произойдет, а как – увидите. – Она стянула перчатки и небрежно бросила их на мраморную столешницу, потом подошла к буфету из темного дерева, открыла застекленную дверцу и достала бутылку коньяка.

Плеснув напиток столетней выдержки в два хрустальных бокала, Ричи сказала:

– Теперь вы все обо мне знаете, капитан. Расскажите мне о себе. Где ваш дом?

Клей пожал плечами:

– Я родился и вырос в Мемфисе – это в Теннесси, но мой дом – море.

– Так-так. Полагаю, в Мемфисе вас терпеливо ждет прелестная маленькая женушка? – Она протянула ему бокал с золотистым напитком и чуть пригубила свой.

– Нет. Я никогда не был женат.

– Понимаю. – Ричи качнулась к нему навстречу, соблазнительно слизнув остаток бренди с рубиновых губ.

Поставив бокал на стол, она подняла руки и начала вытаскивать инкрустированные драгоценными камнями шпильки из черных как смоль волос, пока тяжелые черные кудри Не упали на обнаженные смуглые плечи. Бренди и вид роскошной женщины согрели кровь Клея; он протянул руку и намотал черную прядь на руку. Сжав зубы так, что желваки заходили на скулах, он с силой отвел ее голову назад, наклонился и поцеловал ее в манящие алые губы.

Затем Клей поступил, как всегда поступал по отношению к женщинам, с которыми собирался впервые заняться любовью.

– Миссис Кампанго, – без обиняков заявил он, – вы очень красивая женщина, и я хочу вас, но если вы ищете любви и верности, то вы выбрали не того моряка. – Не отпуская ее волос, он неторопливо повернул голову и допил оставшийся в бокале коньяк, давая ей возможность обдумать его слова.

Небрежно уронив хрустальный бокал на толстый персидский ковер, Ричи запрокинула голову и улыбнулась:

– Вы у меня не первый, капитан. – Она приблизилась к нему вплотную, прижавшись грудью к его груди, потом согнула колено и потерлась о его пах. – Ваше сердце пусть останется при вас, мне нужно лишь ваше тело.

Клей усмехнулся:

– Раз так, чего мы ждем?

За пару секунд они избавились от одежды и, стоя по-, среди разбросанных по полу предметов туалета, нагие, жадно ласкали и целовали друг друга. Не отрывая губ от рубиновых губ Ричи, Клей отнес ее на круглую кровать и, упав на спину, увлек за собой. Наслаждаясь прохладной шелковистостью простынь и теплой тяжестью женщины с крупными возбужденными сосками, прижатыми к его груди, он с наслаждением вздохнул.

Худощавые, смуглые руки Клея обшарили роскошное тело, груди, талию, бедра, жаркие губы ласкали ее шею, мочки ушей. Ричи приподняла голову, чтобы поцеловать его, и языки их сплелись, наступая и отступая в страстном соитии. Они все сильнее желали друг друга.

Просунув руку между их телами и обхватив дрожащий от возбуждения член Клея, Ричи потерла его о свой голый живот, затем о пульсирующее лоно. Клей не возражал. Она была не первой агрессивной женщиной в его списке, но зато одной из самых страстных.

Он развел ее ноги шире, и, когда она приподнялась на колени над ним, по-прежнему сжимая его член в руке, зеленые глаза ее горели от страсти. Наконец она опустилась на него, и Клей, сжав ладонями бедра, с неожиданным проворством перевернул ее, поменявшись с ней позициями.

Когда он на всю немалую длину вошел в нее, возбужденная до предела миссис Кампанго посмотрела в серые глаза Клея и хрипло прошептала:

– Я необузданное, штормовое море, а ты капитан могучего судна, которое болтает на моих яростных волнах. Я очень опасна для всех морских кораблей, и только самые умелые из вашего племени могут сохранить свое драгоценное судно целым, бороздя мои волны. – Кошачьи глаза ее, яркие и бесовские, дразнили его. – Осторожно, – предупредила она, – не то опрокинешься и разобьешься в щепки. – С этими словами Ричи мощно качнула бедрами, приподнимаясь ему навстречу, сжимая на удивление сильные мышцы влагалища так, что у Клея сердце забилось, как молот о наковальню.

Он не был новичком в этой игре и включился в нее с яростным энтузиазмом. Волна за волной он пил наслаждение, пока бурлящее море под ним вздымалось и опускалось, втягивая его в себя.

Ричи яростно качалась под ним, крепко сжимая, словно пытаясь поглотить его копье, ловко пользуясь силой своих бедер и крепких ног, а когда обмякла, ноги ее, так крепко сжимавшие его доселе, ослабли и она попыталась выдворить его из скользкой влажной теплоты лона.

Не было еще такого шторма, в схватке с которым Клей не вышел бы победителем. Она действительно оказалась опасным и бурным морем, но и он был сметливым и умелым капитаном, способным вести свое мощное судно по самым опасным протокам.

Яростный шторм продолжался, оба они качались и изгибались дугой, вонзаясь друг в друга и поднимаясь, пока не взмокли от пота, а первобытное наслаждение не достигло пика. Разрядка была такой, что, казалось, у обоих расплавятся органы, доставившие столько наслаждения. Ричи громко закричала в экстазе, а капитан-победитель хрипло простонал, словно оповещая о своем триумфе, добытом в тяжких трудах.

Просоленный морскими ветрами капитан упал на покоренное им тело женщины, и она осыпала его смуглое, мокрое от пота лицо благодарными поцелуями. Клей удовлетворенно вздохнул и едва поверил своему слуху, когда услышал шепот Ричи:

– А теперь давай поменяемся местами. Ты будешь необузданным морем, а я – капитаном.

Глава 21

Грозовые тучи надвигающейся войны приблизились уже в конце 1850-х и сейчас висели над страной, грозя разразиться огненным ливнем в любую секунду. Жаркие дебаты о правах штатов напоминали динамитные шашки – в любой миг жди взрыва. Алабама, Джорджия и другие штаты последовали за Южной Каролиной и вышли из Союза. В начале февраля в Монтгомери, штат Алабама, была сформирована Конфедерация. Джефферсон Дэвис от Миссисипи был избран президентом временного правительства Конфедерации.

Настроение в Мемфисе в ту холодную зиму 1861 года оставалось тревожным. Югом правили страх и беспокойство. Однако этому городу выпала еще более тяжкая участь, чем другим городам южных штатов, поскольку он оказался разделенным надвое. Землевладельцы и владельцы рабов громко и недвусмысленно выступали против экономической стратегии Севера, взявшего Юг за горло; они горячо клялись, что никогда не позволят наглым янки диктовать им, южанам, как надо жить. Если придется, они будут драться с янки до последнего дыхания – таково было их твердое намерение.

Другие – в основном те, у которых не было ни земли, ни рабов, – так же страстно выступали за то, чтобы забыть личные и финансовые интересы во имя блага страны в целом. Они дали нерушимую клятву, что в случае войны горой встанут за Союз.

Каждый день на шумных улицах Мемфиса то и дело возникали ссоры, доходящие до потасовок, и в конце концов жители Мемфиса разделились на два враждующих лагеря. Впрочем, в этом они были не одиноки: вся страна превратилась в два враждующих лагеря.

Среди тех, кто полагал, что сующим нос не в свое дело янки нужно преподать хороший урок, не было более яростного, более убежденного в своей правоте человека, чем Джон Томас Пребл. Хотя Мэри Эллен и ч радовалась тому, что отец очнулся от траурной летаргии, теперь у нее появилась забота куда серьезнее: если война начнется, Джон Пребл того и гляди решит, что еще способен идти в бой.

Она поделилась своей озабоченностью с Ли Томпсон, приятной в обхождении уроженкой Нашвилла, которая вместе со своим добродушным, работящим мужем и четырьмя детьми жила теперь по соседству от Лонгвуда в особняке, купленном у Преса Темплтона.

Мэри Эллен сразу понравились Томпсоны. Ли была дружелюбной, добродушной женщиной тридцати восьми лет, искренне заботящейся о членах семьи и любящей свой новый дом на Миссисипи. Она души не чаяла в четырех здоровых и счастливых детях и просто обожала своего большого, грубоватого рыжеволосого мужа Уильяма.

Мэри Эллен быстро поняла, что она может доверять Ли. Женщины делились друг с другом секретами, обменивались мнениями по животрепещущим вопросам и иногда даже говорили о том, чего по-настоящему боялись все, – о войне и о том, что будет, если она придет сюда, в Мемфис.

Как-то зябким февральским днем Мэри Эллен, накинув на плечи шерстяную шаль, отправилась на Ривер-роуд навестить Ли Томпсон.

– Я очень волнуюсь из-за папы, – сказала она подруге, усаживаясь в гостиной перед камином. – Он поехал на конезавод к Мартину, чтобы купить там жеребца.

Ли озадаченно посмотрела на соседку:

– Не понимаю, о чем тут волноваться, Мэри Эллен: твой отец опытный лошадник, я уверена, он легко справится с резвым скакуном.

– Вот это-то меня и беспокоит. Он подбирает себе боевого коня.

Ли рассмеялась: слишком уж абсурдным показалось ей опасение подруги.

– На твоем месте я бы не стала так волноваться. Даже если дело дойдет до войны, Конфедерация не станет призывать в армию людей столь почтенного возраста. Кроме того, Уильям считает, что война долго не продлится и мы непременно выйдем победителями. Он говорит, что командование у Конфедерации куда лучше, чем у юнионистов, потому что лучшие офицеры страны родом из южных штатов. Я уверена, что все они пойдут воевать за южан. Притом многие наши отличные парни пошли учиться в морскую академию, а это значит...

Образ Клея Найта тут же вспыхнул перед глазами Мэри Эллен. Если наступит война, уйдет ли он тут же в отставку, чтобы вернуться домой и сражаться за Конфедерацию, или станет воевать за Союз?

– ... это значит, что победа точно будет легкой, – заключила Ли Томпсон.

– Надеюсь, ты права, – рассеянно кивнула Мэри Эллен. – Ну а теперь мне пора возвращаться, потому что папа, возможно, уже вернулся.

Прохладным апрельским днем Мэри Эллен отправилась с отцом в Мемфис. Она находилась в конторе отца, когда по Фронт-стрит проскакал всадник, громко извещая горожан:

– Борегар обстрелял форт Самтер! Генерал потребовал сдачи форта, и президент Линкольн издал прокламацию, призывающую волонтеров сражаться за Союз! Война началась!

Едва узнав о том, что «Старый Доминион», штат Виргиния, связал свою судьбу с Конфедерацией, Джон Томас Пребл организовал и вооружил общество ветеранов, назвав его «Драгуны Мемфиса». Сам Пребл оседлал недавно купленного чалого жеребца и повел своих «Драгунов» на север – пополнять армию генерала Ли.

Мэри Эллен с веранды смотрела им вслед.

Джон Томас, прицепив саблю, которой рубил британцев еще во время Войны за независимость его героический дед, держался молодцом: он сидел в седле прямо, гордо расправив плечи, и выглядел настоящим военным. Скача впереди своего войска, он оглянулся и весело помахал дочери.

Словно по волшебству, Джон Томас помолодел на добрый десяток лет. Куда только подевался сгорбленный, раздавленный горем пятидесятивосьмилетний затворник?! Он вдруг превратился в бравого солдата, радостно рвущегося в бой за родной край, за отчизну.

Мэри Эллен прикусила губу, и глаза ее наполнились слезами. Она стояла на широкой веранде Лонгвуда и смотрела вдаль, пока отец ее совсем не пропал из виду. Жуткое чувство одиночества, словно холодная морская пучина, накрыло ее с головой, как и предчувствие, что она видит отца в последний раз.

Проглотив в горле вставший комок, Мэри Эллен вернулась в молчаливый, словно осиротевший дом.

В июне в штате Теннесси прошел референдум, в результате которого, несмотря на значительное число тех, кто склонялся в пользу северян, было принято решение ратифицировать декрет о выходе из Союза. Объявив себя членом Конфедерации, Теннесси оказался последним штатом, вышедшим из Союза.

В конце июля, спустя три месяца, пришло сообщение о том, что Джон Томас Пребл погиб. Он потерял жизнь в первом сражении на реке Бул-Ран, ставшем главной битвой Гражданской войны.

Так Мэри Эллен осталась одна.

Состояние Преблов, значительно усохшее еще до войны, теперь и вовсе съежилось: морская блокада, установленная юнионистами, разорила торговцев хлопком, закрыв для них доступ на британский хлопковый рынок. Однако сколь глубока финансовая яма, в которую она попала, Мэри Эллен поняла, когда посыпались требования вернуть долги.

Той весной хлопка посеяли совсем мало, к концу лета большая часть рабов разбежалась кто куда. К осени война только разгорелась, конца и края ей не было видно. Число убитых все росло, и вскоре в Мемфисе не осталось семьи, которая не потеряла бы кого-то из близких: сына, отца, брата, возлюбленного.

Звуки барабанной дроби и отбивающих шаг сапог стали привычными, как и крики раненых, умирающих солдат, которых доставляли сюда, в окружной госпиталь Шелби, где Мэри Эллен добровольно работала санитаркой. Решив внести посильный вклад в общее дело, она без устали ухаживала за изувеченными южанами, и лицо ее, склоненное над бедными исстрадавшимися солдатами, часто было последним, что видели несчастные на этом свете.

Война все ближе подходила к дому, когда армия Гранта встретилась с армией генерала Альберта Сидни Джонсона в районе Питсбурга, всего в сотне миль к востоку от Мемфиса, в битве при Шайло.

Воды реки Теннесси стали красными от крови самых лучших юношей Юга.

Несколько позже, в том же месяце, пал Новый Орлеан – он сдался адмиралу Дэвиду Фэррагуту. Это стало самым страшным ударом по Конфедерации. И с этого момента всем стало ясно, что янки могут дойти вверх по Миссисипи до самого Мемфиса.

А потом они действительно пришли; правда, спустившись вниз по течению, и явились они с севера.

В мае капитан Джеймс Монтгомери повел свою флотилию на военные корабли юнионистов, делая все возможное, чтобы оттеснить их от форта Пиллоу.

Но флот повстанцев потерпел поражение. Под шквальным огнем юнионистов конфедераты были вынуждены эвакуировать форт Пиллоу – последнее оборонительное сооружение перед Мемфисом.

Город стал готовиться к самому худшему, и это худшее вскоре пришло. Утром 6 июня по спящему городу разнеслась весть о том, что броненосцы янки замечены на Миссисипи всего в нескольких милях вверх по течению.

Мэри Эллен, Ли Томпсон и четверо детей Томпсонов смотрели, как военные корабли федералов приближаются к Мемфису. Как раз тогда, когда красный огненный шар поднялся над горизонтом, первое судно янки «Королева Запада» зловеще обозначило себя расползавшейся черной точкой.

В мощный полевой бинокль Мэри Эллен не отрываясь смотрела на приближающуюся стальную махину и на высокого темноволосого офицера юнионистов, черным силуэтом на розовом небе одиноко стоявшего на легкой навесной палубе. Ее внимание привлекала не осанка его, не выправка и даже не та аура превосходства, которая окружала надменного янки, но нечто неуловимое.

Мэри невольно поежилась: в этом властном взгляде ей угадывалось нечто неуловимо знакомое.

Внезапно офицер проворно сбежал с мостика и взмахнул рукой. В считанные секунды федералы открыли ураганный огонь. Флотилия капитана Джеймса Монтгомери, хотя уже и изрядно потрепанная, мужественно приняла бой.

Так на рассвете началась битва при Мемфисе.

Над рекой плотной завесой повис дым, и все, что могла разглядеть теперь Мэри Эллен, – это лишь вспышки орудийных залпов. Она болезненно морщилась, когда ухали пушки, и, как все в городе, молила Бога о победе.

Увы, силы федералов значительно превышали возможности конфедератов защищаться, и за два часа боя мятежная флотилия исчерпала последние ресурсы. Только один корабль из восьми, имевшихся у конфедератов, остался цел, и вскоре Мемфис, оставшись совершенно беззащитным, сдался на милость победителей.

В полдень коммодор союзного флота Чарльз Дэвис смог пройти вниз по реке до Виксберга и объединиться там с Фэррагутом, шедшим от Нового Орлеана.

Однако не весь флот Дэвиса отправился вместе с ним на юг, в Виксберг: сторожевой корабль и экипаж еще трех кораблей остались, чтобы обеспечить сохранность трофея, добытого союзным флотом, – Мемфис, город, сдавшийся победителю, мгновенно заполнился Армией Союза, а комендантом его стал капитан военно-морского флота, которому коммодор Дэвис полностью и безоговорочно доверял.

К вечеру матросы-янки в синей форме расползлись по городу как орда назойливых насекомых.

В ту ночь, ложась спать, Мэри Эллен все еще никак не могла в это поверить. Впервые в жизни она боялась находиться в собственном доме. Прежде ей даже не приходило в голову, что такое возможно, но теперь она невольно задумалась о том, насколько безопасно ей оставаться одной, если не считать компании престарелого Тайтуса и старенькой кухарки Мэтти, в то время как остальные слуги покинули Лонгвуд несколько месяцев назад, а те, кто не сбежал сам, были отправлены в дома горожан побогаче. Мэри Эллен отослала бы куда-нибудь и Тайтуса с Мэтти, но никто не хотел брать к себе в услужение беспомощных стариков, которые, отдав столько лет работе на Преблов, теперь сами нуждались в том, чтобы о них заботились.

Проснувшись утром, Мэри Эллен торопливо оделась и отправилась в госпиталь; картина, открывшаяся перед ней, только усилила ее подавленное настроение. Повсюду взгляд ее натыкался на синие мундиры юнионистов, а когда над пятиэтажным зданием почты она увидела развевающийся звездно-полосатый флаг, то не поверила своим глазам.

Покачав головой, еще не вполне придя в себя от увиденного, Мэри продолжила путь. На Адамс-стрит, в одном квартале от госпиталя Шелби, она увидела, как матросы в синих мундирах поднимаются по ступеням особняка Уитли с таким видом, словно этот старинный дом всегда принадлежал им.

Потрясенная несуразностью происходящего, Мэри Эллен в недоумении смотрела на вражеских солдат, хозяйничающих в ее родном городе, даже не подозревая, что за ней тоже наблюдают.

Из окна просторной гостиной на первом этаже особняка Уитли высокий смуглый офицер союзного флота не отрываясь смотрел на стройную светловолосую женщину, остановившуюся напротив окна на другой стороне улицы. Это был тот самый капитан, который своими умелыми действиями обеспечил победу федеральному флоту и теперь командовал всем оккупационным корпусом.

Мэри Эллен, конечно же, даже не могла предполагать, что, несмотря на обилие возложенных на него обязанностей, этот человек точно знал, куда она направляется и что делает, когда возвращается домой, когда задувает лампу возле кровати, когда ложится спать, и еще многое-многое другое относительно ее сегодняшней печальной жизни.

Глава 22

Теперь у Мэри Эллен появился новый повод для беспокойства: она боялась, что янки могут навсегда оккупировать Лонгвуд. От этой мысли ноги у нее подкашивались и на лбу выступал липкий холодный пот.

Шли дни, но всякий раз при виде синего мундира вблизи от своего дома Мэри Эллен задерживала дыхание. Многие городские дома уже были захвачены, и она не без основания боялась того, что ее дом тоже станет достоянием врагов, способных глумиться над самым для нее дорогим – памятью отца.

Однако прошла целая неделя с того дня, как янки вошли в город, и Мэри Эллен вздохнула спокойнее. Она говорила себе, что в Мемфисе полно красивых богатых домов и ее дом захватчикам вряд ли может понадобиться. Тем не менее сердце ее сжималось от ненависти всякий раз, как она видела похотливые взгляды, которые бросали на нее янки.

Но и через две недели оккупации ни один из пришельцев так и не ступил на запущенные лужайки Лонгвуда. Очевидно, ее решили пощадить. Мэри не знала, почему ей так повезло, но, какова бы ни была причина, она была благодарна судьбе за эту милость.

И все же она понимала, что женщине одной, без спутника, опасно появляться с наступлением темноты в оккупированном городе, поэтому по вечерам сидела дома, не искушая понапрасну судьбу.

Так было до тех пор, пока одним душным июньским вечером жара и одиночество, сделавшись невыносимыми, не вынудили ее, покинув Лонгвуд, спуститься к реке, где она самым неожиданным образом и столкнулась с нагим капитаном вражеского флота.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 23

– Клей Найт! – Мэри Эллен не верила своим глазам.

– Да. – Это все, что он сказал.

Еще долго стояли они неподвижно, залитые лунным светом, пока наконец, обхватив молча смуглыми пальцами по-девичьи узкое запястье, капитан Клей Найт, командир оккупационного корпуса северян, не прижал Мэри Эллен Пребл к своему мокрому телу; он смотрел ей в глаза, и Мэри Эллен, глядя на этого смуглого, устрашающего своей непостижимостью знакомого незнакомца, пребывала во власти весьма противоречивых эмоций. Ярость, гнев и непреодолимое влечение разрывали ее, кровь, бросившись в голову, шумела в ушах, а в глазах щипало от жгучих слез.

Клей. Клей Найт.

Она мгновенно вспомнила все: мальчик с ангельским лицом и черной душой, он взял ее любящее сердце, доверчиво протянутое ему, и превратил его в трамплин для вожделенной военной карьеры. Теперь этот мальчик подрос, возмужал и стал бравым капитаном с жестоким взглядом и зловеще красивым лицом.

Однако, пристально вглядываясь в его возмужавшие черты, Мэри Эллен внезапно поняла, что сила любви и сила ненависти к нему, почти забытые ею, теперь способны возродиться снова.

Клей смотрел в широко распахнутые темные глаза Мэри, испытывая примерно то же, что испытывала она. Если бы не предельное усилие воли, он сейчас дрожал бы весь, от головы до пят.

Мэри. Мэри Пребл.

Эта хорошенькая стерва воспользовалась своими чарами для того, чтобы разбить ему сердце – не по злобе, а просто так, походя, невзначай. Теперь она превратилась в надменную, хотя и по-прежнему желанную женщину. Ее близость мгновенно раздула в нем не потухшую до конца страсть и ту боль, от которой судорожно сжимался живот и подкашивались ноги.

Клей перевел взгляд на ее роскошные волосы цвета белого золота, которые в лунном свете отливали серебром, потом взгляд его скользнул по ее лицу и наконец замер на полных губах.

Господи, он почти забыл, как сильно любил ее когда-то... и как сильно ненавидел!

Наваждение рассеялось, когда капитан Найт наконец заговорил.

Низким, густым, приятного тембра баритоном он сказал:

– Вы, конечно, должны осознавать, миссис Лоутон, что находиться среди ночи одной вам здесь далеко не безопасно.

Мэри Эллен не стала медлить с ответом:

– Я больше не миссис Лоутон, а Мэри Эллен Пребл, и никакой опасности для меня не существовало, до тех пор пока вы со своей языческой ордой не явились сюда. – Она предприняла попытку высвободить руку. – Отпустите меня! – Ее трясло, и она чувствовала страх, гнев, растерянность, стыд и вожделение одновременно. Мэри сама не понимала, что с ней творится.

Однако капитан Клей продолжал крепко держать ее.

Лишь некоторое время спустя он разжал одеревеневшие пальцы Мэри и забрал скомканную пачку долларов, после чего спокойно засунул деньги в глубокий вырез ее платья.

– Примите эти деньги в качестве частичной оплаты за постой, уважаемая Мэри Пребл. – Он убрал руку. – Как командир оккупационного корпуса я выбрал ваш дом в качестве моей штаб-квартиры на все время пребывания в Мемфисе. Ждите меня завтра в полдень.

Мэри Эллен была в ужасе.

– Нет. – Она затрясла головой: – Я не хочу, я запрещаю!

– Вы, кажется, не до конца меня понимаете. Я не спрашиваю у вас разрешения, а лишь сообщаю о своем намерении.

– А я сообщаю, что никогда не позволю вам появиться в Лонгвуде.

– Итак, завтра в полдень, – спокойно повторил Клей.

– Но почему? Почему именно мой дом? – Мэри чуть не задохнулась от возмущения. – Разве в Мемфисе недостаточно более комфортабельных особняков?

– Возможно, – равнодушно сказала он.

– Ну так и возьмите для своей штаб-квартиры другой особняк!

– Зачем же другой? Я уверен, что буду чувствовать себя здесь вполне комфортно. – Легкая усмешка тронула губы капитана, и это разозлило Мэри Эллен еще больше.

– Неужели вы стали настолько жестоки?

– У меня был прекрасный учитель. – Серые глаза Клея холодно блеснули.

Чуть отступив, он открыл взгляду Мэри Эллен мокрую, поросшую волосами грудь, мощные плечи и выпирающие бицепсы.

– Если вы не хотите подвергать свою скромность еще одному испытанию, то лучше вам поторопиться домой и дать мне одеться.

Испугавшись того, что он сейчас отступит еще на шаг и предстанет перед ней голым во всей красе, Мэри Эллен схватила его за скользкие предплечья:

– Не смейте двигаться, пока я не повернусь к вам спиной! – Она оттолкнула его, с плавной стремительностью повернулась кругом и, на лету подхватив юбки, помчалась прочь по песчаной полосе так, словно за ней гнался сам дьявол.

Что до Клея, то он и не думал одеваться и стоял нагой, залитый лунным светом, глядя, как Мэри бешено несется от него прочь по мокрому песку. Распущенные светлые волосы взлетали над ее плечами, юбки развевались.

То, что ей не терпелось поскорее от него отделаться, было более чем очевидно, но это не сильно волновало капитана Найта. Он займет ее дом, нравится ей это или нет; ее чувства не играли для него особой роли.