Великий санный путь

Пора было отправляться на поиски местных жителей. В эту поездку Расмуссен взял с собой Фрейхена и Насайтордлуарсука, по прозвищу Боцман. Вместе с ними он двинулся на северо-запад, сначала до острова Ванситарт, затем вдоль его северного берега, пересек юго-западную оконечность полуострова Мелвилл и снова оказался на морском льду в заливе Хавеланд. Расмуссен немного опередил своих спутников и первым заметил эскимоса, которого звали Папик - Маховое перо. Вместе с ним Расмуссен пошел к каравану саней. Спутники Папика двинулись навстречу, а женщины остались у саней. Они непринужденно лежали на снегу под лучами солнца, будто мороза и не было. Несколько женщин кормили грудью полуголых детей. Хотя сам Расмуссен был привычен к жизни в северных широтах, он поразился закаленности своих новых знакомых. Это были акилинермиут, люди "из страны за большим морем", как их называют гренландцы.
      Расмуссен знал и раньше, что канадские эскимосы говорят на том же самом языке, что и гренландские, но не предполагал, что языковые различия между теми и другими столь незначительны.
      Эскимосы рассказали Расмуссену, что недалеко от Датского острова (эскимосы, конечно, называли его иначе) есть много стойбищ, в которых живут люди племен айвилик, иглулик и нетсилик.
      За несколько дней жизни с эскимосами Расмуссен завел несколько интересных знакомств. Особенно полезным из них оказалось одно - с седобородым стариком по имени Ивалуардьюк. Он оказался "географом" племени иглулик, замечательно знавшим страну и ее обитателей на протяжении многих сотен километров от Честерфилда на берегу Гудзонова залива и до далекого Понд-Инлет на севере Баффиновой Земли. Ивалуардьюк начертил береговую линию от залива Репалс до Понд-Инлет. Эта карта-схема очень помогла Расмуссену и его коллегам в их картографической работе, так как позволила привязать к местности около сотни эскимосских названий.
      Полмесяца провел Расмуссен в стойбище Ауа, днем охотясь за морским зверем, а вечерами слушая и записывая рассказы старого эскимоса.
      В конце марта Расмуссен отправился на Баррен-Граунде. Эти пустынные равнины к западу от Гудзонова залива служили прибежищем эскимосов-карибу, о которых во времена Расмуссена было известно только в самых общих чертах. С севера эту область ограждали льды полярного моря, с юга и юго-запада огромные лесные чащобы, с запада - тундра. Сюда проще всего было проникнуть с востока, с Гудзонова залива, но и здесь прибрежные воды 9-10 месяцев в году забиты льдом. До Расмуссена и Биркет-Смита лишь несколько белых побывали на землях эскимосов-карибу.
      И каково же было разочарование Расмуссена, когда, добравшись сюда, он увидел людей, уже затронутых европейским влиянием, к которым проникли даже фабричные изделия. На шее у многих висели части от часов: у одного крышка, у другого - циферблат, у третьего - пружинка, чтобы никому не было обидно. В одном из островерхих чумов, крытых оленьими шкурами, гремел граммофон. И Расмуссену показалось вначале, что он лет на сто опоздал посетить этих людей, которых собирался изучать вместе с Биркет-Смитом.
      Но это были воистину новые люди, какие еще не попадались на пути Расмуссена. Ему захотелось узнать, откуда они пришли, что думают о жизни и смерти. Оказалось, что о последней они думают мало, потому что верят, "что все люди возрождаются, ибо душа бессмертна и всегда переходит из жизни в жизнь! Люди хорошие опять становятся людьми, а дурные возрождаются животными; таким образом населяется земля, ибо ничто, получившее жизнь однажды, никоим образом не может исчезнуть, перестать существовать".
      В конце июня сначала Биркет-Смит, а за ним и Расмуссен отправились в обратный путь. К середине сентября Расмуссен вернулся на Датский остров, где узнал, что Фрейхен и Матиассен хорошо поработали на Баффиновой Земле и что Матиассен снова отправился в путь, на этот раз раскапывать старые поселения эскимосов-садлермиут на острове Саутгемптон.
      Расмуссен же остался на Датском острове. Прежде чем отправиться в дальний путь на запад, надо было еще многое сделать: разобрать коллекции, дождаться в штаб-квартире всех участников экспедиции, наметить план их дальнейших работ и самому подготовить снаряжение к дальнему путешествию.
      В марте Расмуссен попрощался со спутниками и начал свое путешествие к берегам Тихого океана. В дальний путь лучше отправляться "маленькой компанией", считал он, и потому взял с собой только двух полярных эскимосов: Кавигарсуака по прозвищу Гага и его кузину Арнарулунгуак, которую все в экспедиции ласково называли Малышкой. Эти двое стали первыми эскимосами, которые посетили все племена своего народа, живущие вдоль арктических берегов Америки.
      Доехали до зимнего стойбища эскимосов-нетсилик, расположенного на льду залива Пелли. В разных стойбищах этих эскимосов, зимних, весенних и летних, на полуострове Бутия, на озере Франклин и на острове Кинг-Вильям, Расмуссен оставался до начала ноября. Всюду он находил много интересного и нового: в способах охоты и рыбной ловли, в обычаях и верованиях. На острове Кинг-Вильям Расмуссен открыл и раскопал остатки древних жилищ из камня и торфа.
      Это означало, что эскимосы с культурой Туле когда-то жили и здесь. А на полуострове Бутия Расмуссен, покупая амулеты, охраняющие своих хозяев от злых духов, чуть было не лишился всех волос на голове. Эскимосы решили, что у такого великого путешественника, как Расмуссен, должны быть могучие духи-помощники, дающие ему силу, а проявляется она, по представлениям эскимосов, прежде всего в росте и обилии волос. И шаман племени предложил Расмуссену дать прядь своих волос каждому, кто продал ему амулет и тем самым лишился каких-то духов-помощников. Расмуссен был в ужасе, потому что он купил у местных жителей больше двухсот амулетов: оленьих зубов, когтей ворона, полосок лососьей кожи и т.п. Кое-как ему удалось убедить шамана, что пряди волос надо отдавать только за самые ценные амулеты, а не за все.
      К ноябрю в проливе Симпсон, что отделяет остров Кинг-Вильям от материка, и дальше на запад в заливе Королевы Мод установился прочный лед.
      Полмесяца спустя Расмуссен уже подъезжал к первому стойбищу охотников на мускусных быков, больше известных в научной литературе под именем медных эскимосов, так как они живут недалеко от устья реки Коппермайн. У них он оставался только два месяца, записывая главным образом песни, замечательными сочинителями и исполнителями которых показали себя его новые друзья.
      К западу от Коппермайн и до устья Макензи во времена Расмуссена не было постоянного эскимосского населения; здесь можно было встретить только отдельных охотников-эскимосов или белых. Поэтому Расмуссен постарался как можно скорее проехать две с лишним тысячи километров, разделяющие устья этих двух рек. В середине апреля он был уже на берегах Макензи.
      В начале мая Расмуссен выехал на Аляску и, проехав вдоль ее северного побережья, остановился на неделю у эскимосов мыса Барроу. Дальше путь Расмуссена лежал на юг вдоль западного побережья Аляски в город Коцебу. Оттуда на шхуне Расмуссен добрался до города Ном. Спустя месяц он отплыл в Сиэтл, а затем на родину. К этому времени к себе домой вернулись и другие участники экспедиции.
      Так закончилась Пятая экспедиция Туле. Раемуссен исследовал все эскимосские племена (айвилик, иглулик, нетсилик, медные, макензи и многие другие), жившие в то время к от Гудзонова залива до Берингова пролива. Он установил, что все эти племена, имеющие единую духовную культуру и единый язык, представляют собой один народ, пожалуй, наиболее широко расселенный из малых народов земного шара.
      Расмуссен собрал уникальный материал по фольклору и обычаям эскимосских племен американского севера. Труды Расмуссена о духовной культуре различных племен американских эскимосов, которые продолжали публиковаться и после его смерти и составили много томов, содержат богатейший материал для этнографических и фольклористических исследований и полностью сохраняют свою научную ценность до сегодняшнего дня.
      Пятая экспедиция Туле провела также значительные археологические работы на восточном берегу Гудзонова залива, на острове Саутгемптон и около Понд-Инлет на севере Баффиновой Земли. Были раскопаны десятки старых зимних жилищ из камня, торфа и китовых костей, собрана археологическая коллекция, включающая несколько тысяч предметов.
      Экспедиция привезла в Данию коллекцию, насчитывавшую 20 тысяч предметов: старинные и современные изделия эскимосов, скелеты млекопитающих, птиц и рыб, засушенные насекомые и растения.
      Расмуссену была присуждена золотая медаль Лондонского королевского географического общества.
      В 1931 г. Расмуссен вместе с Матиассеном и археологом Холтведом на быстроходном моторном боте "Дагмар" проплыл от Юлианехоба на юго-западе острова до Ангмагсалика на восточном побережье. На шестисоткилометровом участке побережья от крайней южной точки Гренландии до Ангмагсалика Расмуссен и его спутники обнаружили остатки почти полутораста поселений и примерно четырехсот жилищ разных типов, относящихся к XVII-XVIII вв. Когда-то здесь кипела жизнь, а в одном из селений Алуке, что находится на самом юго-востоке острова, ежегодно устраивались ярмарки, куда приезжали люди и с севера, из Ангмагсалика, и с юго-запада, из Юлианехоба. А теперь все было пустынно. Люди ушли из этих мест.
      Во время Шестой экспедиции Туле, а именно так именовалась рекогносцировочная поездка на мотоботе "Дагмар", Расмуссен не только углублялся в прошлое жителей восточного побережья, но и намечал планы будущих комплексных исследований этой обширной области. Эти планы он осуществил в 1932-1933 гг. во время Седьмой экспедиции Туле.
      Седьмая экспедиция Туле во многом отличалась от предшествующих шести. Это была крупная государственная экспедиция, главной задачей которой были не этнографические или археологические исследования, а картографические работы - создание карты юго-восточной Гренландии в масштабе 1:250.000. Кроме этого, намечалось провести большие геологические, гляциологические и биологические исследования, а также создать документальные фильмы об этом районе и художественный фильм о жизни эскимосов восточного побережья в прошлом. Соответственно увеличилась численность участников экспедиции и выросло ее техническое оснащение. В состав экспедиции вошло около 100 человек, три четверти из них - европейцы разных специальностей, а четверть - гренландцы. У экспедиции было восемь моторных судов, самолет, радио- и киноаппаратура.
      За два года работы группа замерила несколько сот тригонометрических знаков и несколько тысяч точек на побережье. На основе этих измерений, уже после смерти Расмуссена, были составлены и изданы 13 листов карты восточной Гренландии. Во время Седьмой экспедиции Туле впервые в Гренландии проводились аэрофотосъемки. Были изучены геология, флора и фауна этой обширной области.
      Осенью 1933 г., в Ангмагсалике, Расмуссен отравился мясом. Его перевезли сначала в Юлианехоб, а затем в Копенгаген, но болезнь прогрессировала, и 21 декабря 1933 г. Расмуссен скончался. Хоронили его не только датчане, но и друзья из Гренландии, много лет знавшие Расмуссена и помогавшие ему в его деятельности. Один из них, эскимос Карало Андреассен, провожая Кнуда Расмуссена в последний путь, сказал: "Хотя ты умолк, твой великий труд всегда сам будет говорить за тебя".
      Со дня смерти Расмуссена прошло много десятилетий, но его не забывают ни в Дании, ни в Гренландии. В Дании при Географическом обществе есть Фонд имени Кнуда Расмуссена, субсидирующий исследования по этнографии и географии Арктики. В Гренландии работает Высшая школа имени Кнуда Расмуссена, в которой молодежь острова продолжает свое образование. А на крайнем севере Гренландии, на горе Уманак, недалеко от Туле, полярные эскимосы соорудили из камней памятник Расмуссену как дань уважения человеку, столь живо болевшему за их судьбу и столь много сделавшему для них. Имя Расмуссена увековечено и на географической карте. Рядом с Землей Пири на севере Гренландии находится Земля Кнуда Расмуссена.
      Добрую память о Расмуссене особенно хранят в Гренландии потому, что он был не только замечательным ученым, но и общественным деятелем, постоянно заботившимся о гренландцах, об их жизни, о подъеме их культуры. Мы уже говорили о том, что Расмуссен сделал для полярных эскимосов. Но этим никак не ограничивались его общественные начинания. В 1908 г. Расмуссен стал одним из инициаторов создания Гренландского литературного общества, выпустившего серию книг на эскимосском языке. Сам Расмуссен опубликовал в этой серии повесть о своем путешествии к полярным эскимосам, а его спутник по Пятой экспедиции Туле Якоб Ольсен описал, как проходило исследование центральных эскимосов. Расмуссен выступал и как пропагандист эскимосской художественной литературы в Европе. Так, он перевел на датский язык роман М. Сторка "Мечты", первое большое произведение гренландской эскимосской литературы, и написал к нему большое предисловие. И эскимосские писатели Гренландии отражали в своих произведениях деятельность Расмуссена. Так, например, роман известного гренландского прозаика Г. Линге "Незримая воля" посвящен Пятой экспедиции Туле и написан по ее материалам.
      В начале 1920-х гг. Расмуссен содействовал проведению первых демонстраций художественных фильмов на острове. Его многочисленные научно-художественные произведения, в том числе и переведенный на русский язык "Великий санный путь", знакомили европейцев с жизнью и культурой эскимосов.
      Центкевичи А. и Ч.
      ОСАЖДЕННЫЕ ВЕЧНЫМ ХОЛОДОМ (фрагменты)
      Центкевичи А. и Ч. Осажденные вечным холодом. Л.: Гидрометеоиздат. 1975. - 208 с.
      OCR и корректура: Готье Неимущий (Gautier Sans Avoir)
      Апрель 2003 г.
      Загадка миграций самого северного племени
      <...>.
      "Не найти каменного дома, столь же укрытого и теплого, как иглу, пишет в своих дневниках Кнуд Расмуссен. - Однако, - добавляет он, - нелегко вновь прибывшим привыкнуть к тому, что уже давным-давно не раздражает ни мой взор, ни обоняние, ни слух.
      Мой молодой друг, метеоролог-датчанин, другого мнения на этот счет. Вот как вспоминает он о своем первом пребывании в снежном доме:
      "Ослепленный метелью, насквозь промерзший, вползаю с чувством отрады в узкий туннель, расталкивая по пути мокрых, лохматых собак. Они тоже укрылись здесь от ураганного ветра, но в иглу их не пускают. От спертого воздуха сразу же перехватывает дыхание. В нос бьет тошнотворный запах гнилого мяса и мочи. Колеблющееся, мерцающее пламя еле тлеющего мха, погруженного в тюлений жир, не рассеивает мрака, с трудом различаю отдельные фигуры людей.
      Невыносимо жарко. Торопливо стаскиваю с себя анорак [11] и сажусь рядом с охотниками на устланной шкурами белых медведей снежной скамье. Посредине иглу краснеют крупные куски мяса недавно освежеванного тюленя. Тугто привез их, видимо, из тайника. Но зловоние исходит не от них. Когда глаза привыкают понемногу к полумраку, замечаю близ входного отверстия вырытое в снегу углубление, сплошь заполненное мясом. Время от времени один из охотников достает из этой "кладовки" приглянувшийся ему кусок, обгладывает кости, выплевывает некоторые куски обратно - быть может, пригодятся когда-нибудь.
      Так же как и остальные, пристально гляжу на крупные жиринки, плавающие в наполненном мясом котле. Пожилая эскимоска жадно косится на них, не переставая ни на мгновение соскребать костяным ножом сало с какой-то кожи. Заметив мой взгляд, она дружелюбно улыбается, обнажая стертые до корней зубы.
      Быстрым движением хозяин вылавливает из котла первый кусок заплывшего жиром мяса, подает мне его, а сам жадно хватает большую кость, мгновенно дробит ее своими челюстями и, смачно причмокивая, высасывает из нее полусырой мозг - этот деликатес из деликатесов.
      ...Кто знает, как долго мы разрываем пальцами, громко жуем, пожираем недоваренное мясо, целые груды мяса. Час, два, три? Хлопаем себя по животам, плюемся, курим, запиваем еду кружками черного как смоль чая, облизываясь в перерывах между порциями.
      Проходит мгновенье, и все опять хватают новые куски, как бы опасаясь, что не успеют насытиться. Забыв о ножах, работают зубами, этими великолепными зубами, которые обгладывают кость дочиста.
      Жалобно воют и громко лают собаки, которых непрерывно отгоняют от входа. Каждый из нас снова хватает жирными пальцами новый кусок мяса или впивается жадным взором в огромный котел, в котором нас ждут оставшиеся куски. Растет груда тщательно обглоданных костей. Наконец перестаем есть. Кажется, мы уже не можем проглотить ни кусочка и... начинаем все сызнова. Кто-то затевает длинный охотничий рассказ. Понимаю из него очень мало. Короткие горловые звуки - не то песня, не то декламация - заполняют иглу. Монотонным звукам вторит тоскливое завывание ветра, доносящееся снаружи.
      ...Среди этих людей, перенесенных из каменного века прямо в современность, постепенно теряю ощущение реальности, погружаюсь в далекое прошлое, забываю, кто я и откуда, и кажется мне, будто я всегда пребывал здесь среди них. Чувствую, как оживают во мне какие-то давно замершие отзвуки".
      * * *
      Один из наиболее прославленных гренландцев, Кнуд Расмуссен, сын датчанина и эскимоски [12], все свое детство провел на острове. Первыми его игрушками были гарпун, каяк и нарты, первым другом - собака, родным языком - гренландский. Вместе с ватагой ровесников - десяти-одиннадцатилетних мальчуганов - он сопровождал охотников в их походах, вел одинаковую с ними жизнь в иглу. Когда ему исполнилось тринадцать лет, родители после долгих раздумий направили его учиться в Копенгаген. Это был тяжелый удар для него, и он вознамерился любой ценой бежать оттуда. Что ему дала эта перемена? Вместо свободы - затворничество в стенах учебного заведения, интерната, города. Вместо уважения друзей - снисходительное отношение чужих ему людей. Много времени прошло, прежде чем юный дикарь завоевал права гражданства в новой для него среде. Он решил, однако, выстоять и показать, на что способен. Окончил с отличием училище, весьма успешно занимался затем в университете на отделении этнографии, поражая преподавателей своими недюжинными способностями и незаурядным умом.
      Его отец, пастор, хотел, чтобы он навсегда остался в Европе. Однако голос крови, тоска по родине оказались сильнее прелестей цивилизованного мира, где перед ним были открыты все пути. Расмуссен воспротивился воле отца и вернулся в Гренландию, как возвращаются на родину, домой, к своим.
      Убедившись, как мало о его соотечественниках знают в Дании и в других странах, Расмуссен сделал целью своей жизни не столько изучение далеких материков и морей, сколько стремление познакомить мир с историей эскимосских племен, рассеянных вокруг Северного полюса на территории четырнадцать миллионов квадратных километров.
      Неутомимо странствуя от одного поселения или стойбища к другому, кочуя вместе с охотниками по необозримым просторам Гренландии, он чувствовал себя в своей стихии. Пробегал бывало за собачьей упряжкой по 60 или 70 километров в сутки, строил иглу в пути, пировал или же голодал наравне со своими товарищами-эскимосами.
      "Дай мне зиму, великий боже, дай мне снег и собак, ничего больше не прошу!" - писал он в своем дневнике, радуясь, что удалось сбросить с себя ярмо европейских привычек.
      Все это не было, однако, бесцельным бродяжничеством. Расмуссен выполнял поставленную перед собой задачу. Он знал, что дело, за которое взялся, никто, кроме него, не доведет до конца.
      Он отыскивал в поселках пожилых охотников, шаманов и тщательно записывал все, что видел и слышал. Воочию убедился, какую тяжелую жизнь ведут его братья-гренландцы на далекой, богом и людьми забытой земле у залива Мелвилл, как часто они страдают от голода, с каким трудом добывают себе пищу.
      В подробной докладной записке, первом документе такого рода, Расмуссен обратился к датским властям в Копенгагене с горячим призывом о помощи. Будучи человеком дела, он не ограничился ходатайствами, не попрошайничал, а разработал детальный план создания на северо-западных рубежах Гренландии сети факторий для скупки и обмена мехов песцов, шкур тюленей, моржей и белых медведей на продовольствие. Проект и призыв остались, однако, без ответа. Власти Дании мало интересовались в то время Гренландией. Труднодоступная, дикая, скудная земля не пользовалась популярностью и у датчан.
      Кнуд Расмуссен не принадлежал, однако, к числу людей, которые легко отказываются от своих намерений. Скандинавское упорство в сочетании с эскимосской стойкостью принесли неожиданные результаты. Видя бесцельность дальнейших официальных попыток, Расмуссен и его друг Петер Фрейхен решили сами, без чьей-либо помощи, основать первую такую факторию на северо-западном побережье острова, в маленьком убогом поселке у залива Мелвилл. Давая волю фантазии, они назвали этот пункт Туле - край света, так назывался легендарный материк Ультима Туле, о котором в IV веке до нашей эры писал древнегреческий астроном Пифей [13], первый полярный мореплаватель - европеец.
      Замысел Расмуссена увенчался успехом. Приобретая по справедливым ценам отличные шкуры и меха, которые охотники не знали, куда девать - часто их пускали просто на тряпки или пеленки, - Расмуссен давал им в обмен продовольствие, табак, оружие и патроны. А так как он торговал честно, никого не обделяя, то охотники отовсюду, даже издалека, съезжались в Туле.
      Основанное в 1910 году поселение за несколько лет выросло втрое и продолжало развиваться дальше. Однако целью Расмуссена была не торговля. Оставив на своей базе доверенных людей, он превратил поселок у залива Мелвилл в исходный пункт своих необычных исследовательских экспедиций.
      Имея уже опыт четырех экспедиций, во время которых он побывал во всех эскимосских поселках Гренландии и острова Элсмир в канадской Арктике, неутомимый исследователь организует в 1921 году свою крупнейшую и самую продолжительную в истории Арктики Пятую экспедицию Туле.
      В течение трех лет он пробежал за собачьей упряжкой свыше двадцати тысяч километров - от Гудзонова залива через Берингов пролив до Чукотки. Вдоль и поперек изучил труднопроходимую тундру, берега и острова Канадского Арктического архипелага. У жителей одного поселка он узнает о других, неизвестных поселениях, стремится побывать везде, посетить каждое, даже самое маленькое становище. Не упускает ни одной возможности, стараясь, пока не поздно, ухватиться даже за самую слабую нить, помогающую воссоздать историю его далеких предков. Всюду, где он появляется, его приветствуют как своего, как друга. Его слава - слава "того, кто жаждет все узнать", становится легендарной, она опережает его, широко распространяясь по всей Арктике.
      Во время этих странствий, в которых его сопровождают несколько эскимосов, Расмуссен находит следы кочевых племен, никому доселе неизвестных, зимует среди них, делая бесценные записи.
      Каждый охотник, каждая женщина слагает собственные песни - их не вправе петь никто другой. Расмуссен стремился поэтому услышать песни из уст каждого, уговаривал песенников, чтобы они вспомнили все, что им довелось услышать или увидеть.
      Однажды из сплошной пелены метели навстречу ему вынырнула сказочная упряжка - пятнадцать великолепных белоснежных собак легко, как перышко, везли невиданные нарты семиметровой длины, на которых восседали пятеро закутанных в меха мужчин.
      Знаменитый шаман Ауа, неиссякаемый источник таинственных, нигде не зафиксированных знаний, прослышав про Расмуссена, выехал вместе со своей свитой искать его на пустынных просторах, чтобы пригласить к себе и посвятить в сокровенные тайны своего искусства. Разве мог Расмуссен не поддаться соблазну провести несколько незабываемых месяцев в его просторном иглу, увешанном обрядовыми масками, амулетами, наполненном звучной дробью шаманского бубна и голосами вызванных на землю духов?
      Так пополнялась коллекция легенд, сказаний и песен и углублялись знания, которым со смертью стариков суждено было безвозвратно исчезнуть. Молодому поколению жизнь приносила множество новых впечатлений и на воспоминания о прошлом не оставалось уже места.
      Во время своих продолжительных странствий исследователь встречал также в тундре племена эскимосов-оленеводов, которые никогда не видели моря, не слышали о нем, не знали ничего о тюленях, моржах или китах. Еще удивительнее, что в их примитивных ярангах не горели денно и нощно светильники, наполненные жиром забитых зверей, как это принято у других эскимосских племен. Единственной экономической основой быта этих людей стал великий полярный странник - карибу. Неотступно следуя за оленями, весной и осенью кочующими огромными стадами по проложенным в течение столетий тропам с севера на юг и обратно в поисках мха и лишайников, они изготовляли себе одежду из их шкур, покрывали ими яранги, питались их мясом, а из костей мастерили охотничье снаряжение и домашнюю утварь. Случались, однако, периоды, когда карибу по неизвестным причинам меняли маршруты своих миграций. Это бывали тяжелые годы. Не хватало пищи, изнашивалась обувь, рвалась в клочья одежда и не было шкур, чтобы сшить новую, донимал мороз. Обнаглевшие волки воровали исхудавших, похожих на скелеты собак и нападали на людей, умиравших от голода и холода.
      Следуя за собачьей упряжкой по просторам Арктики, Расмуссен посещал разные племена. И у каждого были свои обычаи и верования. Они носили разную одежду, пользовались разным охотничьим оружием, по-разному охотились, но всех их, от Чукотки до Гренландии, объединял общий язык. С каждым встреченным им эскимосом он мог легко изъясняться.
      "Все мы происходим от одной семьи!" - утверждал он. Ученые внимательно прислушивались к его словам.
      Время от времени исследователь отправлялся на другие континенты, возвращаясь к жизни, от которой добровольно отрекся. "Стоя на последнем этаже небоскреба в Нью-Йорке, я мечтаю о собачьей упряжке", - писал он. В столицах европейских стран, в Соединенных Штатах Америки Расмуссен неутомимо читал лекции, иллюстрируя их уникальными снимками, демонстрировал фильмы, публиковал статьи, издавал книги. Всячески пытался пробудить интерес этнографов, археологов, чтобы обратить внимание цивилизованного мира на древнюю культуру своих предков. "Она не имеет равных себе", - с гордостью повторял исследователь.
      И вновь возвращался к себе на Крайний Север. Снова организовывал одну экспедицию за другой.
      "Нет на севере Арктики эскимоса, с которым я не ходил бы на охоту, нет ребенка, имени которого я не знал бы", - говорил он, радуясь, что в зрелом возрасте ему посчастливилось вести жизнь, о которой он мечтал смолоду.
      По возвращении из Седьмой экспедиции Туле в 1933 году Кнуд Расмуссен отошел в страну теней, о которой столько рассказывали ему эскимосские охотники. Он безвременно скончался после тяжелой болезни, вызванной отравлением мясными консервами.
      Однако двадцать пять лет арктических странствий не пропали даром. В двенадцати объемистых томах Расмуссен отобразил неповторимую картину борьбы с природой последних на нашей планете людей каменного века [14], оставив после себя уникальный труд, которого никто, кроме него, не мог бы, пожалуй, осуществить.
      Эскимосы обожали своего Кунунгуаква - маленького Кнуда, как они называли его. Разве он не был одним из них? Кому еще они рассказали бы больше, чем ему? Никто не умел так слушать, как он, охотиться, как он, съедать столько сырого мяса и никто их так хорошо не понимал, как он. Вспоминая счастливые дни своей молодости, они охотно рассказывали о том, что знали сами, что слышали от родителей. Вспоминали давно позабытые сказания, слагали для него новые. Так, страница за страницей, возникала никогда никем не записывавшаяся летопись истории эскимосов [15].
      Расмуссен воскрешал героев старинных легенд, скрупулезно фиксировал множество отмирающих обычаев и верований, заботливо зарисовывал или запечатлевал на фотопленке украшения на одежде, резьбу на костяных рукоятках ножей и гарпунов, резьбу по камню, отмечал различия в конструкциях каяков и нарт в разных районах, записывал и терпеливо переводил на датский язык эскимосские песни. Лишь благодаря ему мир узнал, как живут, как страдают и радуются, как выражают свою тоску эти первобытные люди, обитающие близ Северного полюса.
      Он торопился, понимая, что время против него, что старые шаманы и охотники один за другим умирают, а вместе с ними уходит в небытие и бесценный материал для исследований. Он опасался, что эскимосскую культуру вскоре сотрет, сметет без следа с лица Земли "цивилизация эмалированных тазов", как он с горечью говорил.
      Во время своей последней Седьмой экспедиции Туле Расмуссен писал:
      "Я от всего сердца возблагодарил судьбу, позволившую мне родиться, когда полярные экспедиции на санях с собачьей упряжкой еще не считаются отжившими свой век" [16].
      Гордость "пожирателя сырого мяса"
      Гренландского охотника всегда уязвляло прозвище "эскимос", означавшее на наречии индейцев Лабрадора "тот, кто пожирает сырое мясо". Однако оно распространилось повсеместно и бытует по сей день. Но беда тому, кто в разговоре с гренландцем - а именно так вот уже около полувека называют себя жители острова - упомянет слово "эскимос". В лучшем случае это сочтут бестактностью, в худшем - оскорблением.
      Извечный странник, эскимос-гренландец всегда отличался гордостью. Той же гордостью, которая некогда заставляла голубых всадников в сердце Сахары - туарегов закрывать свои лица, скрывая полученные в сражениях раны, чтобы ни в ком не возбуждать жалости. Гордость жителя пустыни - ее властелина и одновременно невольника.
      Повседневная борьба с враждебным миром, окружавшим гренландского охотника, борьба в одиночку с мертвой пустыней, с холодом и голодом воспитала в нем чувство огромной ответственности за каждый свой шаг. Он понимал, что может рассчитывать только на самого себя, на собственное мужество и расторопность, что он сам вершит свою судьбу и судьбы своих близких, решает вопрос их жизни и смерти. Эта ежедневная, чуть ли не ежечасная нелегкая борьба и все то, что он делал, внушали ему не только чувство собственного достоинства. Гордясь своим происхождением, он называл себя "иннук", или "иннуит", что означает "настоящий человек" [17].
      К являвшимся на его родину непрошеным пришельцам, которые чаще всего оказывались беспомощными в трудных условиях Арктики, он относился как к существам неполноценным. Но будучи по натуре доброжелательным, не питал к ним никакой ненависти и обращался с ними скорее с пренебрежительной снисходительностью.