По вине Аполлона

— Господи, как же ты прекрасна, — проговорил он тихо и, протянув руку, убрал упавшие мне на лицо длинные пряди волос.

Сердце у меня в груди стучало как паровой молот, когда я поднялась на цыпочки и коснулась жесткой щетины на его подбородке.

— Чего же ты хочешь? — прошептала я, проводя кончиками пальцев по его мягким как бархат губам.

— Тебе, черт возьми, прекрасно известно, чего я хочу, — произнес он прерывающимся от волнения голосом. — Я уже почти не в силах бороться с искушением. После нашего с тобой полета, после того, как я узнал сладость твоего поцелуя, я не могу и на минуту забыть о тебе, ты постоянно присутствуешь в моих мыслях и наяву, и во сне.

— Правда? — спросила я, чувствуя внезапное головокружение.

Не ожидая ответа, я обхватила руками Натаниэля за шею и прижалась губами к его губам. Из груди у него вырвался низкий стон, и он весь напрягся. Проворно я просунула язык между его губами.

Он схватил меня в объятия и крепко прижал к груди. Моя щека коснулась шелкового лацкана его домашней куртки и в нос мне ударил сильный запах табака и бренди. Это было полнейшее безумие… и все же я не решилась положить этому конец. Не уверена, что я смогла бы это сделать, даже если бы захотела. Мы с Натаниэлем Стюартом были едва знакомы, и однако у меня было такое чувство, будто я знала его всю свою жизнь.

Неожиданно он отпрянул, но не отпустил меня, продолжая держать на расстоянии вытянутой руки.

— Ты заразила меня своим безумием, — проговорил он хрипло. — Но я не позволю этому зайти слишком далеко. Это я и пришел сказать тебе тет-а-тет, пока ты вновь не заставила меня потерять голову. Это единственная причина, почему я пошел тебе навстречу в затеянной тобой игре…

— Игре? — спросила я в недоумении.

— Записка, которую ты мне прислала. Прося меня встретиться с тобой здесь.

— Я послала тебе? Я никогда не посылала тебе никакой записки. Это ты прислал мне… — Внезапно до меня дошло; я почувствовала, как краска заливает мне лицо. — О Господи. Ты подумал…

Я сунула руку в карман пеньюара и, достав обнаруженную мной записку, протянула ему. И в этот момент краем глаза увидела какое-то движение за шторой в окне башенки на третьем этаже. Окне комнаты Виктории.

Натаниэль заметил направление моего взгляда.

— Похоже, — сказал он, кладя мою записку в карман, — нас обоих поймали на одну и ту же удочку.

— И я догадываюсь, кто это сделал, — добавила я, принимая про себя решение позднее серьезно поговорить с Викторией.

Натаниэль откашлялся.

— Похоже, я должен перед тобой извиниться.

— Нет… Я сама во всем виновата. Я никогда бы такого не сделала, если бы поняла… Мне следовало понимать…

— Прекрати, — обрезал он меня. — Прекрати винить себя за проделки моей сестры. Она своевольна, всегда такой была. Но на этот раз она зашла слишком далеко. Я прослежу, чтобы она понесла соответствующее наказание за свои шалости.

— Не будь с ней слишком суров, — попросила я, когда мы покинули беседку и спустились в сад. — Уверена, она желала тебе лишь добра. Натаниэль нахмурился.

— В этом, как я понимаю, и состоит проблема.

Внезапно я услышала чьи-то шаги возле кукольного домика Виктории. Посмотрев в ту сторону, откуда шел звук, я успела заметить мелькнувшую за деревьями тень, которая тут же исчезла. Аполлон замер, приняв боевую позу.

— Что это было? — спросила я, застыв на месте.

— Что было что?

— Вон там, у кукольного домика. Готова поклясться, там только что кто-то был.

Показав мне жестом, чтобы я оставалась на месте, Натаниэль быстро осмотрел домик изнутри и направился к деревьям, росшим позади строения. Аполлон рычал, я крепко держала его за ошейник, не собираясь оставаться одна, когда дядя Эфраим бродил, возможно, где-то поблизости.

Натаниэль появился через несколько минут.

— Ничего. Должно быть, тебе показалось. Думаю, нам с тобой лучше отправиться домой и лечь спать… чтобы в головах у нас немного прояснилось.

Я тупо кивнула, находясь в каком-то оцепенении.

Когда мы подошли к двери на кухню, он махнул мне, чтобы я входила.

— Я подожду здесь, пока ты будешь подниматься к себе. И, Тейлор, — наши взгляды встретились, и мне показалось, что его темные глаза о чем-то предупреждают меня, — обязательно запри дверь изнутри, когда поднимешься к себе.

Я кивнула, подумав о дяде Эфраиме. Но его ли имел в виду Натаниэль, предостерегая меня, спрашивала я себя по пути наверх, с трудом передвигая ставшие будто ватными ноги. Может он пытался уберечь меня от самого себя?

В равной степени тревожило меня и то, что свидетелем нашего ночного рандеву с Натаниэлем была не только Виктория. Кто же все-таки прятался в кукольном домике? Я не видела никаких причин, которые могли бы побудить кого бы то ни было шпионить за мной и Натаниэлем. Неожиданно я вспомнила о шорохе, который слышала, когда проходила мимо кабинета Натаниэля, направляясь к беседке. Может и там, и в кукольном домике был один и тот же человек? Но если так, то кто это был? И главное, что он делал, шныряя поздно ночью по Стюарт-хаузу?

Я долго лежала с открытыми глазами, не в силах заснуть, но наконец перед самым рассветом сон сморил меня. Я проснулась около полудня, чувствуя себя совершенно разбитой и униженной. Я почти что предложила себя Натаниэлю, и все из-за этой глупой записки Виктории… Не то чтобы он отверг мои поползновения.

Мысли мои обратились к нашей встрече в беседке, и я вновь ощутила то сладостное чувство, которое переполняло меня, когда он держал меня в объятиях. Дав волю воображению, я представила, как все могло бы быть, если бы Натаниэль не оказался настоящим джентльменом… если бы он позволил зайти всему этому дальше…

Внезапно возвращение домой, в свое время, перестало казаться мне таким уж необходимым. К своему удивлению, я вдруг поняла, что это меня совсем даже не прельщает. Я ни с кем не была особенно близка в своем времени, за исключением Алекса, но он был для меня навеки потерян. Разумеется мои родители были добры ко мне, но в сущности их доброта, которую я по неопытности принимала за любовь, была обыкновенным безразличием. По правде говоря, меня никогда по-настоящему не любили — как и я ни к одному из мужчин не испытывала таких чувств, как к Натаниэлю. Была ли это любовь? Я боялась даже гадать об этом. Я понимала, он несвободен и не сможет ответить мне взаимностью, и все же при одной только мысли о том, что я должна буду его навсегда покинуть, все у меня сжималось внутри.

Остынь, Тейлор, приказала я себе. Тебе придется о нем забыть. В мозгу у меня вдруг вспыхнула тревожная мысль. Не была ли моя неприязнь к Пруденс вызвана моим чувством к Натаниэлю? В конечном счете, мои подозрения в отношении нее были абсолютно беспочвенными. Она была не виновата, что Натаниэль пропал во время землетрясения; единственное ее прегрешение состояло в том, что она вышла замуж второй раз за негодяя. Возможно, если бы Натаниэль не исчез, они так и жили бы дальше с Пруденс и были бы счастливы…

Необходимо был разузнать все о Пруденс.

Если мои подозрения оправдаются, я представлю Натаниэлю доказательства, и он сам отменит свадьбу. В случае же, если я окажусь неправа, тогда ради Натаниэля мне придется уйти в тень и позволить ему жениться на Пруденс. Можно было найти и какой-то другой способ помешать ему проникнуть на чердак в следующую среду, а потом навсегда уйти из его жизни, оставив его — и Пруденс — в покое. Вернуться в свое время и забыть, что когда-то встречалась с ним.

Но даже в тот момент, когда в мозгу моем мелькали эти мысли, я понимала, что никогда не забуду Натаниэля Стюарта.

Глава 10

— Рано утром, когда вы еще спали, приезжала мисс Пратвелл, — проинформировала меня миссис 0'Хара, ставя передо мной на стол блюдо с горячими маслянистыми вафлями и стакан апельсинового сока. Да, никакого сравнения с моей обычной чашкой растворимого кофе за завтраком. — Оставила свою визитную карточку. Сказала, что надеется, вы примете ее приглашение на чай сегодня в пять часов.

— О? — я полила сиропом свой завтрак, размышляя над тем, что могло подвигнуть Пруденс на столь необычный поступок. Не закрались ли у нее какие-либо подозрения на мой счет? Бог свидетель, оснований для ревности у нее было более чем достаточно. Она вполне могла догадаться о моих чувствах к Натаниэлю еще до того, как я осознала их сама.

А может, приглашение было с ее стороны обычным проявлением вежливости. Как-никак, я была кузиной ее жениха. В теории.

— Сообщите мисс Пратвелл, что я с радостью принимаю ее приглашение. — Что бы за всем этим ни стояло, это давало мне шанс познакомиться с Пруденс поближе и, возможно, даже разузнать, были ли обоснованны мои подозрения в отношении нее.

Интересно, как бы отреагировал Натаниэль , узнай он о нашей встрече с Пруденс? Почему-то у меня не было никакого сомнения, что он бы этого не одобрил.

— Где мой кузен? — спросила я.

— Уехал по делам. Сказал, что вернется к вечеру.

— О! — протянула я, мгновенно расстроившись из-за того, что не увижу его весь день, хотя, как он мне дал ясно понять, ни о каких наших встречах наедине не могло теперь быть и речи. Как бы там ни было, подумала я со вздохом, нужно воспользоваться его отсутствием и попытаться проверить мои подозрения в отношении Пруденс.

В столовую вошла тетя Фейс и, усевшись напротив меня, велела миссис 0'Хара принести ей тарелку лепешек с джемом, взбитые сливки, залитые майонезом вареные яйца с ветчиной на тостах и две поджаренные до румяной корочки колбаски. Чистый холестерин — эта женщина, похоже, так и ждала, когда у нее будет инфаркт.

— Вы, я вижу, тоже устали, если спали так долго, — обратилась она ко мне, ожидая, пока прислуга нальет ей кофе. Подняв брови, она посмотрела на меня поверх очков. — Бессонница?

Вафля у меня во рту мгновенно утратила весь свой вкус.

— Почему вы спрашиваете?

— Да просто так. — Она бросила три куска сахара в свою чашку и добавила сливок. Я почти физически почувствовала, как уплотняются ее артерии. — Поздно ночью я видела свет в вашем окне.

— Я читала.

Не была ли тетя Фейс таинственным визитером, шпионившим в предрассветные часы за мной и Натаниэлем? Это представлялось маловероятным, но, с другой стороны, она заметила, что ее муженек не может оторвать от меня глаз (не говоря уже о руках). Если она услышала, как я выхожу из свой комнаты, она вполне могла подумать, что я собираюсь встретиться с ним, и последовать за мной.

В комнату, медленно ступая, вошел дядя Эфраим. Судя по его неуверенной походке, он еще не совсем оправился от своего вчерашнего знакомства с зубами Аполлона.

— А, вот ты где, Фейс. Итак… — При виде меня он умолк и стиснул в пальцах набалдашник своей трости.

— Да, дорогой? — с удивлением посмотрела на него Фейс.

Не был ли нашим ночным шпионом дядя Эфраим? Может быть, он увидел, как я вышла в сад, и решил закончить то, что начал. При этой мысли меня пробила дрожь.

Я встала, не собираясь вести светскую беседу с потенциальным насильником.

— Рада была поболтать с вами, тетя Фейс, но сейчас, с вашего позволения, я вас покину и попытаюсь разыскать Викторию.

Она медленно, с явным наслаждением, отпила из чашки.

— На вашем месте я поискала бы ее в кукольном домике.

Совет был дельный, и невольно я подумала, интересно, когда же она сама была там последний раз?

Я нашла Викторию на чердаке ее кукольного домика. Девочка свернулась калачиком, подтянув коленки к подбородку, а внизу, у подножия стремянки, ее сторожил Аполлон.

— Тебя прислал Натаниэль, чтобы ты меня отругала? — спросила она, когда я к ней поднялась.

— Нет, я пришла сама.

Она бросила на меня взгляд из-за коленей и крепче прижала к груди фарфоровую куклу, которая была у нее в руках.

— Ты тоже сердишься на меня? Осторожно пробравшись между разложенными на полу куклами и игрушками, я опустилась на колени рядом с ней.

— Я не сержусь. Немного расстроена, возможно, но не сердита. Виктория, тебе не следовало писать эту записку. Ты не имеешь никакого права вмешиваться в личную жизнь своего брата. «Или мою», — добавила я про себя.

Она выпятила нижнюю губу.

— Я лишь хотела помочь ему.

— Помочь?

Она нетерпеливо кивнула.

— Ведь это же сработало! Он целовал тебя… по крайней мере, до тех пор, пока вы оба не заметили меня в окне.

— Виктория… — Я почувствовала, что краснею. — Никому не говори об этом, в особенности Пруденс. Этого не должно было случиться…

— Почему нет?

— Потому что я скоро уеду, я Натаниэль собирается жениться на Пруденс.

— Но она мне не нравится. Я вздохнула и, поднявшись с колен, подошла к окну.

— Иногда мы вынуждены мириться с тем, что нам не нравится.

— Тебе нравится Натаниэль, ведь так? — Она последовала за мной к окну. Я повернулась к ней лицом.

— Конечно, но…

— И я знаю, что ты нравишься ему. Он сам мне об этом говорил. Так почему же дурно желать, чтобы вы двое были вместе?

— Виктория, — я опустилась перед ней на колени и сжала ее ладони в своих. — В том, что желаешь, нет ничего дурного, дурно пытаться добиться желаемого, когда это может причинить боль другим. Пруденс, например.

Она наморщила нос.

— Я не хочу о ней говорить.

В голову мне пришла неожиданная мысль.

— Виктория, ты случайно не заходила вчера ночью в кабинет к Натаниэлю… может, взять там какие-то книги?

— Нет. Конечно же нет, — она прищурилась. — Все лучшие книги находятся в библиотеке. К тому же, тебе прекрасно известно, где я была прошлой ночью. Так зачем ты спрашиваешь?

— Просто так. Я что-то услышала там, возможно мышь, только и всего. — Я огляделась. — Вижу, у тебя здесь целая коллекция кукол. Сколько же их у тебя?

— Семьдесят три. Должно было быть семьдесят четыре, но одну я потеряла, когда была совсем маленькой. Мою любимую — она была одета по моде колониальных времен, в платье из красного набивного ситца и капор а ля Марта Вашингтонnote 9.

Внезапно я почувствовала жалость к ней, такой одинокой, не имевшей никаких друзей, кроме своих кукол. Она нуждалась в обществе других детей, с которыми могла бы играть. Это заставило бы ее почувствовать себя ребенком, а не миниатюрной копией взрослого.

— Виктория, — произнесла я, повинуясь невольному порыву, — тебе не хотелось бы покататься на велосипеде?

Она понурилась.

— Я не могу Натаниэль не разрешил мне до свадьбы выходить из дома… в качестве наказания.

— Списали на берег, а? Да, дело дрянь.

— Дрянь?

— Удар. Трагедия. Незадача. Виктория ухмыльнулась. — Дело дрянь… Звучит здорово. Я оставалась с ней, пока она, проголодавшись, не решила наконец пойти в дом и что-нибудь перекусить. Сходя с последней перекладины стремянки я вдруг почувствовала, как под ногой у меня что-то хрустнуло.

Наклонившись, я подняла с пола маленький блестящий предмет и повертела в пальцах.

— Пуговица, — сказала я, разглядывая изящную золотую застежку на свет. — Виктория, она, случайно, не от какой-нибудь из твоих кукол?

Она вгляделась.

— Нет, я в этом уверена. Натаниэль не покупает мне кукол с глазами из пуговиц. И эта пуговица слишком большая для кукольного платья. Скорее, она от мужского сюртука или, возможно, от дамского пальто.

Если пуговица оторвалась не от платья куклы Виктории, тогда она оторвалась от чего-то другого. У кого-то другого. Может, у того, кто следил за нами с Натаниэлем из кукольного домика?

Я взъерошила волосы на голове Виктории.

— Хорошая работа, Шерлок. Она ухмыльнулась.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон. Холодный порыв ветра ударил мне в лицо, когда я перешагнула порог и с чувством, будто только что попала в мир одного из тех готических романов, которыми зачитывалась Виктория, вышла наружу.

— Мисс Джеймс, я очень рада, что вы согласились прийти, — любезно приветствовала меня Пруденс, когда я, в сопровождении горничной, вошла в ее гостиную.

— Спасибо за приглашение.

Мы опустились на мягкие, украшенные вышивкой подушки одинаковых чиппендейлских кресел вишневого дерева, между которыми располагался серповидный столик во французском колониальном стиле, и Пруденс, отпустив прислугу, принялась разливать чай из серебряного чайника.

— Я должна извиниться перед вами, — проговорила она, протягивая мне чашку. — Боюсь, я вела себя отвратительно вчера утром.

Я не поверила своим ушам. Подобные признания были явно не в духе Пруденс.

— Вы ни в чем не виноваты. Любой бы расстроился на вашем месте. Поведение моей собаки также оставляло желать лучшего.

Она улыбнулась и взяла в руки маленький серебряный кувшинчик.

— Согласна. Сливки?

— Спасибо, да.

— Сахар?

Я открыла было рот, собираясь попросить заменитель сахара «Свитен Лоу», но вовремя остановилась.

— Да, спасибо.

Она передала мне сахарницу. Воспользовавшись изящными серебряными щипчиками, я опустила в чашку два кусочка сахара и помешала чай серебряной ложечкой.

— Как я уже сказала, — начала Пруденс, — я совсем не хотела быть с вами грубой. Но я ужасно боюсь собак… вот я и сорвала на вас злость. Еще раз прошу простить меня и предлагаю начать наши отношения так сказать с чистого листа.

— Конечно, — ответила я, гадая, не была ли наигранной искренность Пруденс. — Почему бы и нет?

Пруденс с облегчением вздохнула и уголки ее изящного маленького ротика слегка приподнялись в улыбке. Она и вправду была великолепна — настоящая писаная красавица. Я потянула себя за ворот, почувствовав внезапное удушье; на миг мне показалось, будто на шее у меня затягивается петля.

— Вижу, вы ходили по магазинам, — заметила она. — Это чудесное платье — цвет явно вам идет.

— Спасибо. Ваше платье тоже очень красиво, — сказала я, чувствуя себя, по сравнению с ней, одетой совершенно безвкусно. — Да, на вас вчера были изумительные сережки. Жемчужные. Могу я спросить, где вы их приобрели?

Она коснулась нити жемчуга на своей шее.

— Спасибо. Мне их подарил один очень дорогой мне человек. Я обожаю жемчуг. Он такой искристый… как миниатюрные хрустальные шары.

Я догадывалась, кто был этим «очень дорогим человеком», подарившим ей жемчужные серьги, но сейчас меня занимало совсем другое. Ее упоминание хрустальных шаров напомнило мне, что в тот вечер, когда Натаниэль нашел меня на чердаке своего дома, он сказал о вере Пруденс в привидения.

Я испробовала все, что только могла придумать, чтобы помешать ему жениться на ней — однако ничто не сработало — ни правда, ни вымысел, и моя попытка соблазнить его потерпела фиаско. Какого черта! Если Натаниэль не поверил в мои экстрасенсорные способности, то почему бы мне не попытать счастья с Пруденс?

— Могу я взглянуть на вашу ладонь? — спросила я, выдавливая из себя вежливую улыбку. — Я, видите ли, читаю по руке. Мама говорит, что мне следовало бы родиться цыганкой — так много моих предсказаний сбывается.

— Хиромантка! — Пруденс хихикнула от возбуждения. — Какая прелесть. Я обожаю, когда мне гадают. — Она положила руку на стол, ладонью вверх, и я взяла ее в свою.

— Я вижу длинную линию жизни, — начала я.

— Хорошо, — Пруденс принялась обмахиваться свободной рукой. — Что еще вы видите?

Наклонившись вперед, я сощурилась, делая вид, что внимательно изучаю линии на ее холодной наманикюренной руке.

— Странно, — сказала я. — Линия любви у вас раздвоена. Как вам это нравится? Лицо Пруденс стало белым, как мел.

— Вероятно, здесь вы ошиблись. Я выхожу замуж в субботу.

Я пожала плечами.

— Я не пытаюсь что-либо объяснить; я просто читаю линии. Гм. — Я провела пальцем по ее руке и наморщила нос. — Видите это? Это означает трудный брак.

— Что?

— Сожалею, что приходится говорить об этом, но впереди вас ждет большая печаль.

— Печаль? — Ее рука задрожала. — Разве мой муж не будет хорошо ко мне относиться?

Я кивнула.

— Поначалу.

— А потом?

— По прошествии какого-то времени ему наскучат приемы и балы, которые вы любите. — Я прищурилась, вглядываясь. — Я вижу, как вас держат взаперти в вашей комнате, не позволяя никуда выходить…

— Натаниэль никогда такого не сделает! — Ее рука взлетела к горлу.

— Никаких больше красивых платьев… или драгоценностей. Я вижу, как ваш муж ограничивает ваши расходы. Ограничивает резко…

Внезапно за моей спиной мужской голос произнес:

— Чушь! Дорогая моя, зачем вам понадобилось выбрасывать деньги на все эти россказни профессиональной мошенницы?

Обернувшись, я увидела у себя за спиной Квентина Феннивика. При взгляде на мое лицо, он мгновенно побледнел, узнав во мне женщину, которую видел в магазине.

— Мистер Феннивик! — Пруденс покраснела. — Моя гостья не мошенница. По правде говоря, она почти что родственница.

— Извините меня, — сказал Феннивик, кивнув мне. — Я лишь забочусь об интересах мисс Пратвелл… ради ее отца, как вы понимаете. Говоря о котором… — он повернулся к Пруденс. — Я… пришел, чтобы передать вам послание вашего отца. Но, может быть, мне лучше вернуться позже… после того, как ваша гостья уйдет.

— Ерунда. — Пруденс встала, жестом показывая ему на небольшой диванчик. — Не присоединитесь ли вы к нашему чаепитию, мистер Феннивик? Мы с мисс Джеймс вели в высшей степени удивительную беседу. Она кузина Натаниэля.

Феннивик с трудом сглотнул.

— Его кузина?

— Да, — Пруденс разгладила складки юбки. — Уверена, она может рассказать мне немало поразительных историй о детстве Натаниэля. Скажите мне, мисс Джеймс, Натаниэль был непослушным ребенком? Я внутренне простонала.

— Спросите тетю Фейс. Мы с Натаниэлем встретились в первый раз уже взрослыми.

— О, — она облизала губы. — Ну что ж, в таком случае мне ничего другого не остается, как только с нетерпением ожидать встречи с тетей Фэтти.

Феннивик снял котелок и сел.

— Рад познакомиться с вами, мисс Джеймс. Мисс Пратвелл, вы выглядите сегодня прекрасной, как весеннее утро.

Щеки Пруденс вспыхнули; она буквально светилась.

— Благодарю вас, мистер Феннивик.

Я отпила из чашки. У чая был приятный вкус, мятный, не слишком сладкий, с легким привкусом ромашки.

— Хороший чай, — заметила я.

— Это особая смесь. Я дам вам с собой домой пакет, — сказала она, отводя глаза, словно боясь встретиться взглядом с Феннивиком.

Было абсолютно ясно, что эти двое с нетерпением ждали, когда я уйду, чтобы наконец остаться вдвоем.

— Спасибо. Это было бы чудесно. Ну, мне пора отправляться в путь. Вам же еще надо успеть подготовиться к намеченному на сегодня грандиозному балу.

Пруденс благодарно улыбнулась.

— Разумеется. Но подождите минуту. Я приготовлю пакет с чаем, чтобы вы могли взять его с собой домой.

Домой… Внезапно сердце у меня сжалось. Увижу ли я когда-нибудь снова свой дом?

Она выпорхнула из гостиной, оставив меня наедине с человеком, ответственным за смерть Натаниэля.

Я простодушно улыбнулась ему.

— Мне кажется, я уже где-то вас видела. Ах, да… в универсальном магазине вчера. Вы покупали драгоценности для дамы, не так ли? — Я вопросительно подняла брови.

— Вам не следует проявлять слишком большой интерес к личным делам джентльмена, — он обезоруживающе улыбнулся и, подмигнув мне, добавил: — Но если вам так уж хочется знать, я покупал подарок моей матушке.

Да, конечно… бывает, что и коровы летают, подумала я и вслух сказала:

— Ей весьма повезло с сыном.

— Надеюсь, — он встал, избегая встречаться со мной взглядом. — Не могу представить, что могло так долго задержать мисс Пратвелл. Думаю, мне лучше пойти и проверить, все ли там в порядке.

Какой уж тут порядок, подумала я, проводив его глазами. Пруденс вела себя в присутствии этого сладкоречивого Феннивика, как обычная влюбленная дурочка, и я ни на секунду не поверила его выдумке, будто та брошь предназначалась его матери.

Мое гадание не сработало. Но, похоже, я получила то, за чем пришла. Теперь мне оставалось лишь убедить Натаниэля, что его невеста влюблена в другого мужчину.

Я вздохнула. Легче было бы убедить Аполлона начать питаться говяжьими костями.

Спускаясь по лестнице в шелковом вечернем платье синего цвета, выбранном для меня мадам Ривьер, я увидела внизу Натаниэля, и у меня перехватило дыхание.

Он стоял у подножия лестницы, выглядя в своем фраке и шелковом цилиндре просто непозволительно прекрасным для смертного. Медленно я продолжала спускаться, чувствуя, что мой пульс участился.

Окинув меня одобрительным взглядом, он протянул мне руку. Едва я коснулась ее, как по моему телу прошла сладостная дрожь. Он заставил меня опереться на свою согнутую в локте руку, и мы вышли на веранду и направились по дорожке к ожидавшему нас «роллс-ройсу».

Слуга в ливрее распахнул для меня переднюю дверцу, и я уселась на сиденье рядом с местом водителя. Натаниэль тем временем помог тете Фейс усесться на заднее сиденье за мной и посадил дядю Эфраима рядом — как можно дальше от меня, заметила я с благодарностью. Усадив подле меня Викторию, Натаниэль сел за руль.

— Итак, — заговорил он первым, кивнув нам с Викторией, — чем вы, дамы, занимались весь день?

Вперив взгляд в приборную доску, я молчала. Момент был явно неподходящим для каких бы то ни было признаний. От Пруденс я сразу же вернулась домой и оделась почти за целый час до того, как нам нужно было выезжать, рассчитывая побыть с Натаниэлем хотя бы несколько минут наедине и рассказать ему о том, что мне удалось узнать. Но он вернулся поздно, и все мои планы полетели к черту.

— Я ничем не занималась, поскольку ты велел мне оставаться дома, — пожаловалась Виктория. — Мне было ужасно скучно. Тейлор не разрешила мне даже пойти с ней к Пруденс…

— Куда? — Натаниэль наклонился вперед, стиснув в ладонях руль.

— Пруденс пригласила меня на чай, — объяснила я. — Я не видела ничего плохого в том…

— Не видела ничего плохого? Ничего плохого? Что если бы она спросила тебя о…

Он умолк, внезапно вспомнив о присутствующих.

— Спросила бы о чем? — задала вопрос Виктория, устремив на меня пристальный взгляд.

— Господи, девочка, неужели никто не научил тебя, что дети должны вести себя так, чтобы взрослые их видели, но не слышали? — заметила с укоризной тетя Фейс.

— Девочка здесь права, — шеи моей коснулось отвратительное дыхание дяди Эфраима. — Скажи нам, Натаниэль, что такое должна объяснить Тейлор?

— Ничего. Забудьте об этом. — Натаниэль застыл, откинувшись назад. — И как ваше чаепитие?

— Все прошло чудесно, — поспешила я успокоить его. — Мы мило побеседовали… и я несомненно узнала Пруденс намного лучше. — С рассказом об ее увлечении Феннивиком приходилось ждать, пока с нами находилась Виктория и эта динамичная парочка на заднем сиденье. К тому же на балу я могла узнать что-то новое. Нужно будет понаблюдать за Феннивиком, если он там появится… Черты лица Натаниэля разгладились.

— Хорошо. Теперь ты видишь, как она очаровательна.

— Она вне всякого сомнения настоящая красавица, — заметила я. — А как прошел твой день?

У него заходили на скулах желваки.

— На одном из моих складов произошел пожар.

— Пожар? — дядя Эфраим наклонился вперед и быстро заговорил, брызжа слюной. — Ущерб большой? Что стало причиной?

— Сгорело несколько ящиков с импортным товаром, но, к счастью, огонь удалось потушить, прежде чем он успел нанести серьезный ущерб. Начальник пожарной охраны считает, что это был поджог.

— Поджог! — вырвалось у меня. — Но зачем кому-то понадобилось поджигать твой склад?

— Полагаю, это было предупреждение, — проговорил он мрачно, — посланное моим врагом, который не привык проигрывать.

Руф, подумала я, вспомнив слова Натаниэля, что ему угрожали расправой за какие-то его дела с мистером Шпреклзом. Узнать что-либо еще мне, к сожалению, не удалось, поскольку в этот момент мы въехали на подъездную аллею перед особняком Пратвеллов.

— Я думала, намечается небольшой обед — ну, ты знаешь, только для друзей и родственников, — шепнула я Натаниэлю, когда, пройдя через громадный вестибюль, в котором с легкостью уместилась бы вся моя квартира, мы вошли в бальный зал, где толпилось более сотни гостей. Зал был роскошным, даже, пожалуй, слишком, с покрытым позолотой потолком, мраморными колоннами, украшенными резными виноградными гроздьями, и фонтаном с шампанским, в центре которого возвышались на белом пьедестале статуи трех херувимов, совершенно обнаженных, если не считать стратегически расположенных гипсовых складок.

— У Пратвеллов хватает и тех, и других, — ответил Натаниэль.

— Посмотрите! — Виктория хихикнула и, поспешно прикрыв ладошкой рот, метнула головой в сторону двух молодых женщин, кокетливые наряды которых составляли резкий контраст с их мрачными лицами. — Это сестры Пруденс. Правда, они похожи на мачехиных дочек в «Золушке»?

— Нехорошо так говорить, Виктория, — сурово произнес Натаниэль.

— Как их зовут? — спросила я.

— Прюнелла и Присцилла, — ответил он.

Виктория подмигнула мне и зажала пальцами нос. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

К нам с сияющим лицом подошла Пруденс. Я не поверила своим глазам.

На ней была та самая брошь. Феннивик, как я и думала, соврал, сказав, что купил ее в подарок своей матери. Какой же надо быть дурой, чтобы накануне собственной свадьбы открыто щеголять в драгоценностях, подаренных тебе другим мужчиной! Мне не терпелось остаться с Натаниэлем наедине и поведать ему о нескромности Пруденс.

— Наконец-то, дорогой, — проворковала она, увлекая его в сторону. — Я думала, ты никогда сюда не доберешься. Ты просто обязан пойти со мной и со всеми познакомиться. Мои деревенские родственники прямо-таки умирают от желания встретиться с тобой. — Окинув взглядом всех нас, она добавила: — И, конечно же, с твой семьей.

Я почувствовала укол ревности. Прекрати это, мысленно приказала я себе. Не теряй голову. Сегодня тебе понадобится все твое хладнокровие. Желтые зубы дяди Эфраима обнажились в плотоядной ухмылке.

— Великолепную кобылку подцепил наш молодой жеребец, а, что скажешь, Фейс?