По вине Аполлона

Он вдруг замер, глядя на меня так, словно увидел впервые. Он знает, подумала я, каким-то образом он знает, что он мой первый мужчина.

— Не знаю, откуда ты появилась, — прошептал он хрипло, — но уж точно не из борделя. Как же я не понял этого сразу?

Его губы снова слились с моими. Нежный сначала поцелуй вскоре стал требовательным. Его язык скользнул между моими полураскрытыми губами, посылая по всему моему телу волны наслаждения, разжигая начавшее было затухать внутри меня пламя.

Я обвила его шею руками, и он начал двигаться внутри меня, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Я инстинктивно подлаживалась под его ритм. Боль внутри затихла, осталось только наслаждение — волны наслаждения, накатывавшие одна за другой. Я испытывала чувство необыкновенной свободы, словно танцевала вальс на облаке или парила высоко в небе. Даже радость, испытанная мной, когда я поднялась с Натаниэлем в небо в его летательном аппарате, не шла ни в какое сравнение с тем головокружительным ощущением, которое заполнило меня сейчас, когда мы вдвоем парили на волшебных высотах, двигаясь навстречу восходу солнца. Прошлое и будущее перестали существовать для нас, осталось только чудесное настоящее. Больше всего мне хотелось, чтобы это настоящее никогда не кончалось, даже после того как Натаниэль завершил свой полет страсти, вознеся меня так близко к райским кущам, как мне не представлялось возможным.

Что-то, зревшее внутри меня, освободилось с силой, превосходящей силу любого землетрясения. Если бы только эта ночь не кончалась, снова подумала я. Натаниэль ощутил мою потребность и, ответив на мое невысказанное словами желание, заново начал извечный цикл любви между мужчиной и женщиной, то единственное, что не изменилось за тысячи лет и не изменится еще за тысячи.

Остальное, как говорится, относится к области истории.

Глава 15

— Ты изменилась. — Натаниэль, опершись на локоть, приподнялся в кровати, протирая заспанные глаза. Улыбка медленно расползалась по его лицу, пока он жадно оглядывал изгибы и выпуклости моей фигуры, обтянутой леотардом и ярко-розовым трико, которые я успела надеть, пока он спал. — Знаешь, подумав, я решил, что мне нужен еще один урок, чтобы усвоить, как действует эта «молния». Я с сожалением покачала головой.

— Мне пора идти.

— Идти? — На его лице отразилось недоумение, затем гнев. — Ты не можешь уйти сейчас, после того что произошло. Ты сказала, что будет землетрясение, — он замолчал и взглянул на часы — теперь уже меньше, чем через полчаса. Куда, черт возьми, ты собралась идти?

Я сжала сумочку, висевшую у меня на поясе.

— Туда, откуда я пришла. Он сел прямо и пристально посмотрел мне в глаза.

— Я думаю, — проговорил он, похлопывая ладонью по одеялу, — давно пора рассказать мне, откуда же ты пришла.

Кивнув, я подошла к кровати и села. Щеки у меня покраснели при воспоминании о тех любовных утехах, которым мы предавались на этой кровати всего несколько часов назад. Я представила его обнаженное тело и с трудом подавила почти непреодолимое желание забраться к нему под одеяло.

— Я пыталась сказать тебе об этом раньше, но ты мне не поверил.

Он вопросительно поднял брови.

— Этот вздор о том, что ты цыганка, умеющая предсказывать будущее?

— Я выдумала это, потому что ты не поверил бы, скажи я правду.

— Но почему ты не сказала мне, что ты девственница? — Он говорил очень нежно и водил пальцем по моей ладони, отчего по ней словно пробегали электрические искры. — Какие ужасные вещи ты хотела скрыть, если предпочла, чтобы я считал тебя падшей женщиной?

— Я пыталась рассказать тебе, но ты не захотел слушать.

— Увидев тебя в этом костюме, я предположил… — Он вздохнул. — Ну, хорошо, я признаю свою вину. Так скажи же мне теперь ту правду, которую я так упрямо отказывался выслушать раньше.

Я тоже вздохнула, предвидя его реакцию.

— Правда заключается в том, что я из будущего.

Он потрясение уставился на меня.

— Все эти немыслимые истории о самолетах и ракетах, летающих на Луну…

— Это все правда. Клянусь. — Расстегнув свою сумочку, я достала из нее пузырек с таблетками и протянула ему. — Может это убедит тебя.

Он повертел пузырек в руках, недоверчиво его рассматривая.

— Из чего он сделан? Я никогда раньше не видел подобного материала.

— Это пластик, — объяснила я. — Синтетический материал, изготовленный человеком. В моем времени из него делают множество вещей — молочные бутылки, игрушки, даже мебель. И пузырьки для лекарств, как этот.

— Пузырек для таблеток, — он подозрительно посмотрел на меня. Сердце у меня упало: он не поверил мне. Он зажал крышечку между большим и указательным пальцами и нахмурился. — Как он открывается? — Ты поворачиваешь ее, как указывает стрелка, вот так, — показала я. — Это для того, чтобы дети не могли открыть пузырек.

— Похвальная предусмотрительность, — он попробовал открыть пузырек и, сняв крышечку, заглянул внутрь, потом потряс его. — Твои таблетки помогли Виктории, хотя… — он замолчал, не закончив предложения — взгляд его упал на дату, обозначающую срок годности.-1990?

Он потер пальцем цифры, глядя то на них, то на меня. Затем положил пузырек и уставился на меня так, словно у меня только что выросли крылья и я полетела по комнате. Затем медленно глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.

— Ты бы не могла это подделать, это напечатано. Вот, значит, почему ты знала об извержении Везувия и обо всем остальном.

— В своем времени я была историком, — пояснила я. — Я писала магистерскую диссертацию на тему о восстановлении старых домов, относящихся к тому периоду, в котором живешь ты. Так я познакомилась с Викторией.

— Невероятно… — Он покачал головой. — Если бы я сам не был свидетелем тому, как ты предсказываешь будущее, я бы никогда не поверил, что такое возможно, — но… — Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Я знаю, это похоже на бред, — сказала я. — Это…

— Чудо, -закончил он благоговейным тоном.

— Возможно, — согласилась я. — Не буду говорить, что понимаю, как это произошло. Я читала немного о тектонических плитах и…

— Каких плитах?

— Тектонических. Это научная теория, объясняющая причину землетрясений. Огромные плиты наталкиваются друг на друга, давление вызывает колебания земной коры.

Он кивнул. В глазах зажегся огонек исследовательского интереса.

— В этом есть смысл. В этом случае высвобождается огромное количество энергии…

— …Достаточное для того, чтобы вызвать и перемещения во времени, — добавила я. — Я находилась на чердаке этого дома, когда в 1989 году началось землетрясение. Я предположила, что, если я окажусь на чердаке сегодня в момент землетрясения…

— То ты вернешься в свое время, — договорил он, и на его лице появилось понимающее выражение. — Да, я начинаю верить, что такое возможно. Да, это вполне допустимо. Может, в глубинах земли есть место, где временная последовательность нарушена. Это объясняет, кстати, почему в этом доме выходят из строя компасы.

— Геомагнитные силы, действующие с отклонением…

— …Колоссальные силы, — согласился он, привлекая меня к себе.

— Да, колоссальные, — успела прошептать я, перед тем как он накрыл мой рот своим в нежном поцелуе, от которого угольки, оставшиеся от костра страсти, горевшего в нас ночью, стали разгораться заново. Казалось, он и не думает отпускать меня. Его объятие вызвало у меня желание лечь с ним в постель и заниматься любовью — сейчас и всегда.

Я не хотела возвращаться домой, в свое время. Родители как-нибудь обойдутся без меня, а Виктория… что ж, ее жизнь была, в конце концов, почти закончена. Молодой Виктории я была нужна даже больше.

Я задержала дыхание, когда Натаниэль оторвался от меня.

— Это твое будущее, какое оно? — спросил он.

Я поколебалась.

— Ну, в нем есть свои плюсы и минусы. Транспорт и преступность вызывают беспокойство. С другой стороны, у нас есть новые технологии — сотовые телефоны, лазерная хирургия, микроволновые печи. Все эти вещи делают жизнь более удобной во многих отношениях.

— Сотовые телефоны? Лазеры? Микроволновые печи?

— Переносные телефоны без проводов. Можно поговорить с кем угодно, находясь, к примеру, в машине. Лазеры — это концентрированные световые лучи. Хирурги пользуются ими вместо скальпеля.

— Поразительно, — сказал он с восхищением в голосе. — А микроволновые печи?

— Это печи, в которых используют микроволны — электромагнитные волны очень малой длины. Мне далеко до Джулии Чайлд — это известный шеф-повар, — но в такой печи даже я могу приготовить вкусное блюдо за считанные минуты.

Он помолчал, обдумывая мои слова.

— Тебе конечно же не хватает всех этих новинок, — наконец произнес он.

— Я начинаю привыкать жить по старинке, — солгала я.

— И твоя семья, — продолжал он, будто не слыша моих слов. — Они, должно быть, с ума сходят от беспокойства.

— Мама обычно начинала беспокоиться и воображать, что на меня напали хулиганы, если я приходила из школы на полчаса позже обычного, — признала я.

С тревогой я ждала тех слов, которые заставили бы меня остаться. Ему всего-то и нужно было сказать, что он любит меня, что все еще хочет меня теперь, когда знает обо мне правду.

Я сдерживала дыхание, наблюдая за борьбой чувств, отражавшейся на его лице, но наконец оно принял решительное выражение.

— Я никогда тебя не забуду, — проговорил он, нежно гладя меня по волосам, — но мне совершенно ясно, что ты принадлежишь своему времени.

С таким же успехом он мог взять нож и вонзить его мне в сердце. Я прижалась лицом к его плечу, исполненная решимости не дать ему увидеть, как мне больно. Губы у меня дрожали. Я боролась с подступавшими слезами.

Он мягко отстранил меня и потянулся за своей курткой. Надев ее, он взял меня за руку и повел к двери на чердак.

Вынув часы, он долго, дольше, чем необходимо, смотрел на них.

— Пора, — он вложил мне в руку часы и зажал вокруг них мои пальцы. — Это на память обо мне. — Голос его дрожал от волнения, чего раньше я никогда за ним не замечала.

— Спасибо, — хрипло поблагодарила я, едва узнавая собственный голос. Я открепила одометр со встроенным компасом от своей сумочки и протянула Натаниэлю. — Компасом вряд ли сможешь пользоваться в этом твоем ненормальном доме, — я изо всех сил старалась говорить ровным голосом, хотя сердце у меня разрывалось на части, — а одометр может пригодиться тебе в полетах. Он показывает, сколько миль ты п… прошел…

Не в силах договорить, опасаясь, что вот-вот разрыдаюсь, я замолчала. Натаниэль тоже молчал с несчастным видом. Наконец он прервал неловкое молчание.

— Что ж, больше ничего и не скажешь. Я кивнула.

— Да, полагаю, это так. Я ждала, моля про себя Бога, чтобы он попросил меня остаться.

— Да, — повторил он. Его взгляд притягивало ко мне как магнитом. — Благослови тебя Бог, любовь моя.

Я сжала дверную ручку и рывком открыла дверь.

— Натаниэль… — проговорила я полушепотом, поворачиваясь к нему.

— Да?

«Я люблю тебя», — мысленно воскликнула я. Но я не могла произнести эти слова вслух. Я спала с ним, я влюбилась в него, но он любил меня недостаточно для того, чтобы попросить остаться. А может, не верил, что я смогу приспособиться к их образу жизни, подумала я, лихорадочно пытаясь найти ответ на вопрос, так ли это на самом деле. Он знает, что я здесь чужая и навсегда останусь чужой.

Я встала на цыпочки и потерлась губами о его губы. Затем развернулась и вошла на чердак, стараясь не думать о том, какое потрясенное было у него лицо. Я скорее почувствовала, чем увидела, как он уставился мне в спину. Его взгляд, казалось, прожигал меня как лазер.

Сморгнув слезы, я заставила себя идти дальше, к тому месту, где я стояла во время первого землетрясения. Неужели это было всего неделю назад? Я увидела ящик с расщепленной доской, может, тот самый, о который я тогда споткнулась в темноте. Где-то заржала лошадь. Издалека донесся лай собак. Животные знают, подумала я. Каким-то образом они чувствуют, что скоро начнется землетрясение.

Внезапно я осознала, что мне не хватает Аполлона. По крайней мере, мне не пришлось бы совершать это путешествие во времени в одиночку.

— Это все ты виноват, — поругала я вслух бросившую меня собаку. — Если бы ты не вырвался и не побежал по этим ступенькам…

Пол задрожал. Картины моей прежней жизни промелькнули у меня перед глазами — жизни без Натаниэля, мужчины, которого я любила, но который, напомнила я себе, вонзая ногти в ладонь в надежде, что боль приведет меня в чувство, ясно дал понято, что я должна оставить его. Без него у меня ничего не было… но я не обернулась. Я не могла.

Гул нарастал. Пол подо мной заходил ходуном. Я двинулась вперед, перешагнув через ящик. Внезапно меня охватила паника. Что если моя теория неверна? Что если я попаду в какое-нибудь другое время — в прошлом или будущем? Или, что еще хуже, вернусь в свое время и обнаружу, что землетрясение все разрушило, и мне незачем и не к .кому было возвращаться?

Сзади раздался оглушительный треск и почти в тот же миг Натаниэль вскрикнул от боли. Этот крик проник в мое несколько затуманенное сознание. Я быстро повернулась, стараясь сохранить равновесие. Через открытую дверь я увидела Натаниэля, распростертого на полу в спальне лицом вниз. Деревянная полка свалилась со стены и теперь лежала у него на затылке, а рядом валялась тяжелая мраморная подставка для книг. Меня окатила волна страха. Натаниэль был совершенно неподвижен, как-то неестественно неподвижен.

Я вовсе не спасла его, если уж на то пошло, именно я стала причиной того, что с ним сейчас произошло. Одному Богу было известно, насколько серьезно он ранен. И все же, если я останусь, чтобы помочь ему, я лишусь единственной возможности вернуться в свое время.

Я почувствовала головокружение и странную невесомость. Меня словно втягивало в гигантскую воронку и все вокруг двигалось в замедленном темпе. Ужас завладел моим сознанием, пока мир, казалось, вращался вокруг меня, но одна мысль оставалась ясной и четкой — я нужна Натаниэлю.

Глава 16

Я бросилась к дверному проему и вцепилась в ручку двери, со страхом думая, что, возможно, уже опоздала. Ощущение у меня было такое, будто какая-то невидимая сила разрывала меня пополам.

Пол подо мной сильно содрогнулся, и я упала вперед на колени.

— Натаниэль, — выдохнула Я, подползая к нему.

Когда я коснулась пальцами его виска, он застонал, потом сбросил с головы полку и попытался привстать на одно колено.

— Ты все еще здесь, — хрипло проговорил он, уставившись на меня так, словно не был уверен, не галлюцинация ли я.

— Ты жив, — чувство облегчения буквально затопило меня, хотя я и увидела на кончиках пальцев кровь Натаниэля.

Он достал из кармана куртки платок и прижал к виску.

— Это всего лишь царапина. Но ты… — он заговорил громче, стараясь, чтобы его было слышно за грохотом землетрясения, — ты не вернулась в свое время.

— Может, я еще успею.

Раздираемая противоречивыми чувствами, . я стояла не в силах двинуться с места, как кролик, ослепленный фарами приближающегося автомобиля. Подземные толчки продолжались, и сердце у меня все так же разрывалось на части. Но я должна уйти. Повернувшись, я решительно направилась к чердаку. Натаниэль бросился ко мне и, повалив на пол, сам упал сверху, прикрыв меня своим телом, как раз в тот момент, когда тяжелая дубовая балка над дверью на чердак рухнула вниз, а вместе с ней и часть потолка. Куча обломков и мусора загородила вход, лишив меня шанса вернуться в свое время. Я молча уставилась на завал. Слезы потекли у меня по лицу, когда я осознала, что нет никакой возможности разобрать его вовремя. Тем не менее я принялась разгребать обломки, отчаянно пытаясь добраться до двери, пока голос Натаниэля не привел меня в чувство.

— Слишком поздно, — сказал он, затем. взяв меня на руки, отнес на широкую кровать и сам лег рядом, прикрывая своим телом как щитом. Я дрожала в его руках, кровать раскачивалась, со стен и потолка сыпалась штукатурка. Осознание действительного положения вещей придавило меня, как бетонная плита. Я была заперта здесь, одна без семьи. Навсегда.

Тремя этажами ниже земля гудела и стонала как живое существо, вторя моим смятенным чувствам. Вдали я услышала зловещий грохот рушащегося здания. Окно треснуло, усыпая пол осколками стекла, холодный ветер со свистом ворвался в комнату.

Землетрясение кончилось так же внезапно, как и началось. Натаниэль и я, лежавшие на кровати, тесно прижавшись друг к другу, недоверчиво уставились друг на друга. Наступившая тишина оглушила нас.

— Все произошло так, как ты и предсказывала. — Он покачал головой, изумляясь тому, что казалось ему чудом. — Слава Богу, все кончилось.

— Не кончилось, — ответила я, вспомнив, что рассказывала мне Виктория. — Будет второй толчок, сильнее первого. Поэтому-то Виктория и пострадала. Она вышла из комнаты со свечой в руках после первого толчка, а потом…

Кровать тряхнуло, и мы ударились головами о доску в изголовье.

— Пойдем, — Натаниэль, схватив меня за руку, вытащил из кровати и потащил по качающемуся полу к двери в холл.

Я спрятала голову у него на груди. Мне казалось, что кольцо его рук защищает, успокаивает меня и даже заглушает громоподобный гул, производимый содроганием земли внизу. Раздался звон бьющегося стекла, гораздо более громкий, чем в первый раз.

— Люстра, — охнула я, взглянув вверх и увидев, как миллионы стеклянных осколков падая усыпают лестничную площадку и бальный зал внизу. Пронзительный женский крик прорезал ночь, прозвучал отдаленный звон пожарного колокола.

— Да Бог с ней, с люстрой, — сказал Натаниэль, прикрывая меня руками. Земля, вздрогнув последний раз, наконец успокоилась. — Единственное, что имеет значение, это твоя безопасность.

Как это по-рыцарски, подумала я. Хорошо бы его заботила не только моя безопасность.

— Со мной все в порядке, — откликнулась я, желая, чтобы это было правдой. — Но я не уверена относительно наших соседей.

— Пойдем. — По-прежнему держа меня за руку, он повел меня назад в спальню. Там мы пробрались через завалы осыпавшейся штукатурки к разбитому окну и застыли, глядя на картину разрушений.

— О милостивый Боже! — Натаниэль резко втянул воздух, уставившись на ужасное зрелище. — Данте не мог бы придумать более страшной картины.

Я смогла лишь молча кивнуть. Я видела много фотографий разрушенного землетрясением города, но даже они не подготовили меня к тому, что предстало сейчас моему взору.

Огромная трещина прорезала Ван-Несс-авеню, участки тротуара вздыбились под угрожающим углом. Изнутри трещины доносилось шипение пара. Поврежденная газовая труба выступала из земли и в воздухе распространялся запах газа. Стоявший на другой стороне улицы дом сварливого доктора Грили, которого мы пытались предупредить о землетрясении, рухнул. Мейбл в одной фланелевой ночной рубашке стояла перед своим домом в каком-то оцепенении. Одна стена дома обвалилась, превратившись в обломки, тщательно ухоженный цветник был погребен под грудой камней, из которой торчали остатки того, что некогда было трубой.

В тусклом предутреннем свете на многие кварталы вдаль не просматривалось ни одного целого здания. Жилые дома и учреждения лежали в руинах. Лаяли собаки. Выли сирены. Видневшаяся вдалеке центральная часть города была похожа на Бейрут после бомбардировок. Накренившиеся остовы зданий напоминали скелеты, открывая взгляду зияющую пустоту внутри. Ошеломленные жители бродили по улицам, кое-кто стоял на коленях в куче обломков. Со всех сторон прохладный апрельский ветер доносил стоны оставшихся в живых, оплакивающих свои потери. Все вместе производило необычайно зловещее впечатление.

Натаниэль сжал мне руки, согревая их.

— Слава Богу, что ты уговорила меня отослать Викторию.

— Море — самое безопасное место. — Его прикосновение было самой настоящей пыткой, мучительным напоминанием о любви, которой у меня может больше не быть.

— Пожалуй, мне надо проверить, сильно ли пострадал нижний этаж.

— Я иду с тобой.

Натаниэль попытался зажечь настенную газовую лампу, но она не загорелась. Пошарив в темноте, он нашел свечи, зажег их и поспешно натянул брюки, рубашку и рабочие ботинки.

— Тебе тоже лучше одеться, — заметил он. — Надень что-нибудь практичное.

— Миссис 0'Хара выстирала вчера мой жилет и брюки, и они еще не высохли, а длинную юбку я надевать не собираюсь. В ней запросто можно споткнуться, лазая по всем этим развалинам, и сломать себе шею. — Я указала на кучу камней. — Нет, ни за что.

— Едва ли ты можешь выйти на улицу в таком наряде, — нетерпеливо возразил он, показывая на мой леотард и трико. — Это неприлично. — Он схватил меня за руку, когда я полезла в его шкаф и стала рыться в его вещах. — Что это ты делаешь?

Я оттолкнула его руку. Меня словно обожгло воспоминание об этих же самых руках, обнимавших меня минувшей ночью… ласкавших, гладивших мое тело. Загнав эти картины в самый дальний угол сознания, я продолжала свои поиски.

— Хочу позаимствовать кое-что из твоих вещей, — я проговорила это довольно резко. — Если тебе стыдно появляться со мной на людях, одетой в мужской костюм, можешь выдать меня за одного из своих палубных матросов.

Он холодно смотрел, как я достала рабочую рубашку из плотной ткани и пару брюк.

— Я беспокоился о твоей репутации, а не о своей. В любом случае сейчас у меня есть более важные дела, чем спорить с тобой.

Я застегнула рубашку, спускавшуюся мне ниже колен, и закатала по локоть рукава. Затем надела брюки, которые висели на мне мешком, более нелепо даже, чем у клоуна в цирке. Подвернув их внизу, я потуже затянула ремень на талии, убрав под него все лишнее. Вид далеко не сексуальный, подумала я, что, может, и к лучшему, зато удобно. Я хотела было позаимствовать пару обуви, но решила, что в моих кроссовках мне будет легче идти. Быстро собрала волосы в узел на макушке и заколола их шпильками, что были у меня в сумке, затем сдернула с вешалки на стене берет Натаниэля и натянула его на голову. Он был мне велик и съезжал на лоб, закрывая лицо, зато прекрасно защищал от пыли и грязи.

— Никто не примет тебя за мужчину даже в этом костюме, — заключил Натаниэль, внимательно меня оглядев, потом взял за руку, отчего сердце у меня встрепенулось, на что я постаралась не обращать внимания, и повел вниз, неся в другой руке зажженную свечку.

Внутри дом пострадал не слишком сильно. Разбитые оконные стекла и посуда, отвалившаяся штукатурка да пара тонких трещин, змеившихся по стене кухни, были, пожалуй, самыми серьезными повреждениями. В открытые окна проникало уже гораздо больше света. Натаниэль задул свечу, и мы вышли в сад. Или, вернее, туда, где когда-то был сад.

Гигантская трещина образовалась футах в двадцати от дома, на том месте, где был розарий. На другой стороне трещины почва опустилась на несколько футов. Все постройки были засыпаны землей, запах свежей земли пропитывал воздух. Кукольный домик, в котором Виктория играла со своими куклами, помещения для слуг, беседка, мастерская Натаниэля — все это лежало в руинах. Лишь каретны сарай уцелел.

— Мой аэроплан! Он наверняка не выдержал землетрясения такой силы. Но модель, чертежи. — Натаниэль бросился к груде обломков, бывших когда-то его мастерской, и принялся растаскивать расколотые и погнутые доски.

Я положила руку ему на плечо.

— Ты их там не найдешь.

— Что-то же должно было остаться, — упрямо проговорил он, отталкивая меня и продолжая рыться в обломках.

Я встала перед ним.

— Ты не найдешь их там, потому что вчера ечером, пока ты помогал Виктории собираться, я унесла их. Они в твоем кабинете.

Он застыл, выронив доску, которую держал в руке. При взгляде на него у меня сжалось сердце. Рубашка и лицо были забрызганы грязью, волосы спутаны, но выглядел он при этом еще более привлекательным, чем всегда.

— Ты обо всем подумала, да?

— Надеюсь, что так. — Я нервно посмотрела на горизонт, где в небо поднимались пока еще не слишком густые клубы дыма, освещенные первыми лучами солнца.

Натаниэль проследил направление моего взгляда,

— Пожар. — Он резко, с присвистом втянул воздух. — Он принесет большие разрушения?

Я приготовилась сообщить ему самое худшее.

— Должно быть, это «ветчинный» пожар. Он возник, как считают, оттого, что кто-то готовил себе завтрак, когда началось землетрясение. Отсюда и название. Будут и другие пожары, десятки пожаров.

— Да, пожарным придется потрудиться.

— Все обстоит гораздо хуже. Дело в том, что во время землетрясения нарушилась система водоснабжения города.

— Боже мой! Это означает, что…

— Весь город сгорит, — увидев потрясение в его глазах, я шагнула вперед, борясь с искушением погладить его по небритой щеке кончиками пальцев. — Центр, китайский квартал, Ноб-Хилл, практически вся та часть, что существует со времен золотой лихорадки, а также большая часть портового района превратится в пепел, — продолжала я. — Но город отстроят заново. Ты увидишь, через несколько лет он станет даже больше, чем раньше.

Натаниэль покачал головой.

— Он никогда не будет прежним.

— Нет, — согласилась я, — не будет. Но иногда перемены бывают к лучшему. — Только не для меня, подумала я, вонзая ногти в ладонь. Мой мир превратился в кошмар, от которого нельзя было избавиться.

— Да, — по его лицу промелькнуло выражение, которому я не сумела дать определение, — я заметил. — Спустя минуту он вытер пот со лба. — Ты уверена, что с моим домом ничего не случится? Что он не пострадает ни от пожара, ни от утечки газа?

— Уверена. Согласно известным мне историческим данным, Пруденс — она была твоей женой, — я чуть не подавилась этим словом, — оставалась в доме все то время, пока в городе бушевали пожары, и с ней ничего не случилось.

В этот момент наше внимание привлек женский крик. Натаниэль схватил меня за руку, мы повернулись и побежали через улицу, обогнув дымящуюся трещину в середине.

— Это Миллисент! — Мейбл, рыдая, бросилась к Натаниэлю. — Она там внизу, но я не могу до нее добраться.

Она указала на нагромождение камней, в самом низу которого был узкий лаз. Выглядела эта каменная «конструкция» довольно неустойчивой.

Натаниэль встал на колени и протиснулся в лаз. Сердце у меня бешено забилось при мысли о том, что все эти камни могут обрушиться на него. Но спустя секунду он вылез назад. Лицо у него было угрюмым.

— Я вижу ее, но не могу до нее дотянуться, — объявил он. — Нам придется разобрать этот завал сверху. Пойду поищу еще мужчин.

Я откашлялась.

— Дай я попробую.

— Это не женское дело. Слишком опасно.

— Я меньше тебя. Думаю, я смогу пролезть.

Прежде чем он успел возразить, я влезла в тоннель и проползла под упавшей балкой, которая, судя по всему, преградила путь Натаниэлю. Надо мной скрипели и скрежетали тонны камней, отчего волосы у меня становились дыбом. Миллисент хныкала, а я медленно продвигалась вперед. Еще чуть-чуть и еще…

Наконец я доползла до нее. Ее рука была согнута под неестественным углом, она невнятно постанывала.

— Успокойтесь, — сказала я. — Мы вытащим вас отсюда.

На лице ее появилось потрясенное выражение, когда она перевела взгляд с моего мужского костюма на мое лицо, но, по крайней мере, она перестала плакать. Я попыталась сдвинуть камни, державшие ее в плену, закрыв глаза и приготовившись к худшему при звуке смещения камней у меня над головой.

— Тейлор, с тобой все в порядке? — донесся снаружи голос Натаниэля.

— Пока да. И с Миллисент тоже. Скрипя зубами, я тащила и толкала и каким-то образом мне наконец удалось добиться того, что Миллисент смогла распрямиться из своего скрюченного положения и лечь на живот лицом к выходу. Когда я прикоснулась к ее руке, она застонала. Поддерживая ей руку, насколько это было в моих силах, я направляла ее по тоннелю дюйм за дюймом. В какой-то момент земля снова задрожала и на нас посыпалась пыль. Во рту у меня мгновенно пересохло. Это был последний отголосок землетрясения. При моем везении меня вполне могло засыпать, похоронив заживо в этой каменной могиле.

Я не помню запаха лучше, чем запах сырого утреннего воздуха, который я вдохнула, вылезши наружу, хотя к нему и примешивался резкий запах дыма. Натаниэль прижал меня к себе. Мне было слышно, что сердце у него стучит как молот.

— Слава Богу, ты жива, — прерывисто проговорил он. — Никогда больше не пытайся сделать что-нибудь подобное.

— Я не потерплю, чтобы мной командовали, ни ты, ни кто другой, — выпалила я, прежде чем до моего затуманенного сознания дошло, что им движет беспокойство за меня.

Мейбл хлопотала вокруг Миллисент, потом она заметила ковыляющего к нам от своего дома доктора Грили в ночной рубашке с лицом, серым как пепел.

— Миллисент повредила руку, — простонала она. — Вы должны что-то сделать, доктор.

— Мой дом, труд моей жизни, — слезливо пробормотал доктор, оглядываясь на развалины, оставшиеся от его дома.

— Сейчас не время предаваться жалости к себе, — сурово сказал Натаниэль. — У вас больной, которому нужна помощь, и я уверен, что скоро таких людей будет множество.

Остекленевший взгляд доктора прояснился.

— Да, да, конечно, — закивал он, подходя к Миллисент, чтобы осмотреть ее. — Рука сломана, — объявил он некоторое время спустя. — Ее необходимо зафиксировать. Но мои лекарства, инструменты, моя медицинская сумка…

— Благодаря предусмотрительности Тейлор у меня в доме есть перевязочный материал и кое-какие лекарства. Пожалуйста, вы можете ими воспользоваться.

— Этого молодого человека? — Док Грили прищурился, приглядываясь ко мне внимательнее. — Это было замечательно — пролезть под всеми этими камнями и спасти ее, паренек. И мужество для этого нужно немалое, если хотите знать мое мнение.

— Это кузина мистера Стюарта, — Миллисент неодобрительно фыркнула, — особа женского пола.

Очевидно, то, что ей спасли жизнь, нисколько не улучшило ее характера, решила я, а доктор Грили, приглядевшись еще внимательнее, нахмурился, узнав меня.