Болотные робинзоны

— Как картошка быстро выросла! — удивлялся Саша. — Смотри, дедушка, несколько дней не копали, а она уж с кулак ростом!

— Уродилась на славу, да не на счастье людское, — отозвался старик. — Ну, мешок готов, бери верёвочку, завязывай, Сашок.

Саша не пошевельнулся. Он стоял, не отводя глаз от чего-то вдали, вздрогнул и схватил деда за рукав.

— Дедушка, — прошептал он. — Вон там, у самого леса, дом стоит. Не сожгли его. Как мы его раньше не видели?

— Где? Где? — заторопился дед и, уронив верёвочку, приставил руку козырьком к глазам. — У леса, говоришь? Так это же наша кузня. Отец мой ещё… Его руками ставлена. Не усмотрели её те, проклятые, не спалили. А ну, кидай мешок, бежим. Припас там кузнецкий весь покинут.

Продолжая говорить, дед поспешил на дорогу и почти бежал по ней, увлекая за собой Сашу.

Низенькая, крытая соломой кузница стояла на опушке леса, возле спуска к реке. Сквозь широко распахнутые ворота виднелся остывший горн. Тяжёлый молот прислонился к наковальне, на ней лежал маленький молоток-ручник рядом с клещами. В клещах зажата какая-то железка.

Дед Никита, тяжело дыша, остановился у входа.

— Полжизни молотом в этой кузне ковано, — проговорил он, будто самому себе. — Хорошо, хоть Николай-кузнец жив остался, — повернулся он к Саше. — Тот, за которым Федоска ушёл. Ему я кузнечный припас свой оставил. Золотые руки у парня.

Дед Никита вдруг поднял молот и с неожиданным проворством так сильно взмахнул им, что Саша невольно отскочил в сторону.

— Бывало, орешек расколю — ядрышка не попорчу, — усмехнулся дед. — Ну, Сашок, поворачивайся, кой-чего с собой заберём. Петли на дверь будет чем сделать. Опять и гвоздей наковать не лишнее.

В углу кузницы почти до потолка возвышалась груда мешков с углём. Саша повернулся, собираясь отыскать пустой мешок, и случайно взглянул в окно. Тихо охнув, он тут же отскочил в глубь кузницы.

— Дедушка, — зашептал взволнованно. — Опять! Сюда идут!

По дороге, хорошо видные в лучах утреннего солнца, шагали три фигуры в защитных комбинезонах. Они ещё были далеко, но выйти из кузницы на дорогу, было уже невозможно. Ближе, ближе… и вот ветер донёс до кузницы обрывки немецкой речи.

Дед Никита не успел ещё сообразить, что делать, как Саша схватил его за руку.

— Сюда, дедушка, сюда, прячься!

Они едва протиснулись между стеной и мешками, как шаги и голоса послышались у самого входа.

— Ну что? Разве не моя правда? — говорил один по-немецки. — Чистая работа, никого не осталось. Можем сразу отправляться обратно.

Голос показался Саше знакомым, он не выдержал: приподнявшись, осторожно выглянул в просвет между мешками и тут же быстро присел. Тот, который у дуба с филином был. Шрам стягивал левую щеку немца, казалось, что на лице его застыла зловещая кривая улыбка.

— Поворачиваем обратно, — продолжал тот же голос. — Путь не близкий, а эта глушь мне больше не нравится. Что ты делаешь, Куно? Стой!

— Маленький фейерверк, — со смехом отозвался другой голос, — чтобы старая развалина не портила вида.

— Глупее ничего не придумал! — раздражённо крикнул третий.

— На всю округу иллюминацию устроил. Здравствуйте, мы тут! Теперь уходите и побыстрее. Всё равно эту чёртову зажигалку уже не затушишь.

Голоса и шаги немцев зазвучали глуше и наконец смолкли вдали. В кузнице послышалось какое-то странное шипение, треск, и воздух сразу сделался нестерпимо горячим и душным.

Дед Никита осторожно выглянул из-за мешков и схватил Сашу за руку.

— Выбирайся! — крикнул он. — Горим!

Глотая дым, они выбрались из укрытия и бросились в другой угол кузницы. Мешки пылали. Дым клубами тянулся в открытые двери, в них ещё можно было выскочить, но немцы шли по дороге, непрестанно оборачиваясь.

— Окошко! — крикнул Саша. — К лесу вылезем, не увидят!

— Стой! — закашлялся дед. — Припас кузнечный выкину, не дам ему погореть! — И, закрываясь рукой от огня, он шагнул к наковальне, размахнулся. Тяжёлый молот с грохотом вылетел в окошко, унося за собой осколки рамы и стекла.

— Лезь! — приказал дед и, схватив неподвижно стоявшего Сашу, просунул его до пояса в окно. Мальчик вскрикнул от неожиданности и вывалился из окна головой в высокую прохладную траву, но тут же проворно вскочил на ноги.

— Дедушка! Сам лезь! Сгоришь! — отчаянно крикнул он, не думая, что его могут услышать немцы.

— Отступись! — послышался в ответ хриплый голос деда, и Саша еле успел уклониться от стремительно вылетевшего в окно ручника.

В густом дыму мелькала фигура старика. Закрываясь от наступающего огня большим кожаным фартуком, он хватал и выбрасывал в окно какие-то предметы. Они падали в густую траву, заглушавшую железный лязг.

— Дедушка! — со слезами кричал Саша, то подбегая к окну, то отскакивая. — Дедушка, сгоришь!

Наконец в окно просунулась багровая от жары и кашля голова деда Никиты.

— Не пролезу, — захрипел он.

— Плечом, плечом лезь! — крикнул Саша. — За руки меня хватай! Вот! — Уцепившись за руки старика, мальчик потянул, что было сил, упираясь ногами в стену…

Несколько минут борьба за жизнь шла в полном молчании, слышался лишь треск и гул огня в кузнице. Саше казалось, что его руки вот-вот оторвутся. Ещё, ещё… Вдруг дед Никита двинулся и, увлекая за собой мальчика, грузно вывалился на траву. Завивающийся язык пламени, смешанного с дымом, вырвался из окна, словно в погоне за ускользнувшей добычей.

— Вниз, к речке, ползи, — прохрипел дед Никита. Они скатились с откоса прямо в реку и окунули пылающие лица в прохладную воду Малинки. Она освежала обожжённую кожу, тушила тлеющую одежду. Задыхаясь, они поднимали головы и, глубоко вдохнув свежий воздух, опять опускали лица в воду.

Но вот дед Никита выпрямился, расстегнул воротник рубашки и, — Саша даже глаза вытаращил от удивления, — заботливо вытянул из-под неё бороду и перекинул её на плечо. Затем он погрозил кулаком в сторону, куда скрылись немцы, и произнёс:

— Не добрались до моей бороды, чёртовы дети! Чуть сам не сгорел, а её сберёг. — Дед Никита ещё раз окунул опалённое лицо в воду и, поднимаясь на ноги, сказал уже озабоченно: — Гляди в оба, Сашок, не вернулись бы те разбойники. Наше дело с огорода мешки забрать, пока они их не приметили, и домой подаваться. А за кузнечным припасом ужо другой раз придём, никуда он не денется, в траве полежит. Эх, жалко кузни, отцова память… Да людей тут сколько погублено, где уж об стенах печалиться.

— Они не вернутся больше, дедушка, — Саша подошёл к мешкам. — Старший очень бранил того, что зажигалку кинул. Говорил, дым покажет, где они находятся, а им надо было потихоньку. Наверно, партизан боятся.

— Может, и так, — согласился дед Никита. — А всё-таки от беды подальше.

Переносить мешки на другой берег было трудно: хотя Сашина курточка и дедова рубаха уцелели, но кожа на спине и плечах воспалилась и болела.

Дед Никита быстро перекинул мешок Саши на свои плечи.

— Иди, Сашок, вперёд, брод указывай, — сказал он твёрдо.

Саша ничего не посмел возразить.

Домой по знакомой дорожке Мишка с Рыжухой шагали охотно и проворно, точно не их вели, а они показывали дорогу.

Вот и конец тропинки. У самого берега острова стоит бабушка Ульяна и напряжённо всматривается вдаль.

— Слава богу! — только и вымолвила она, всплеснув руками. — Где же вы их встретили? Да как спаслись?

— От тебя, бабка, не скроешься, — опустил на землю мешки дед Никита и, пошатнувшись, присел сам.

— Не видали они нас, счастье наше. И ушли. Говорили, будто совсем. Сашок их клятую речь понимает. А что было, — дай передохнуть, всё расскажу. — И, прислонившись к дереву, дед опустил голову и закрыл глаза.

— Ложись, ложись и ты, Сашок, — заторопилась бабушка Ульяна и потянула Рыжуху за верёвку. — Счастье наше, живые добрались, и на том вам великое спасибо.

Глава 9

ВОЙНА ВОКРУГ НАС КРУЖИТ…

Подготовка к зиме шла своим чередом, и в дружной семье никто не оставался без дела. Бабушка Ульяна с Андрейкой ухитрилась выкопать погреб для картошки, пока дед Никита с Сашей её ежедневно копали в огородах Малинки, а Мишка и Рыжуха перетаскивали на остров мешок за мешком.

— Вот, добро, — сказал как-то дед Никита, привязывая на широкую спину быка перекидной мешок, — отработается бычок, а как станут морозы, зарежем и мяса наморозим на целую зиму.

Саша даже лопату из рук выронил. Что? Съесть Мишку? Нет уж, этого не будет!

— Дедушка, — заговорил он дрожащим голосом. — Дедушка, я сена сам наготовлю много. Только Мишку нельзя есть, дедушка. Мишка нам друг.

— Это бык-то друг? — удивился дед Никита. — Никогда такого не слыхал. Ну ладно, наготовишь сена, — сбережёшь своего друга.

— Спасибо, дедушка, — обрадовался Саша и, обхватив руками Мишкину шею, прижался щекой к его блестящей чёрной щеке. Он поцеловал бы его, да боялся дедовой насмешки. Мишка принял ласку благосклонно: наклонив тяжёлую голову, дружески подтолкнул Сашу широким лбом так, что тот отлетел шага на три в сторону и едва устоял на ногах.

— Не балуй! — строго крикнул дед Никита Саше и, размахнувшись лопатой, стукнул Мишку по широкой спине. — Где это видано — с быком в игрушки играть? Он тебе так наиграет, что костей не соберёшь. Скотина страх должна понимать!

Глухой рокот прервал их разговор. Ближе, ближе… Из-за леса вдруг выплыли две чёрные точки, они быстро увеличивались, рокот тоже нарастал.

— Самолёт! — закричал Саша. — Дедушка, самолёт! Как бы узнать — наш это или немецкий?

Самолёты промелькнули над их головами, шум моторов быстро замер вдали. Дед Никита подошёл к быку и взялся за верёвку, привязанную к его рогам.

— Идём, Сашок, — поторопился он. — Как бы ещё немцы к нам на головы не посыпались.

Уже подходя к острову, Саша вдруг остановился и прислушался.

— Дедушка, дети кричат, — проговорил он удивлённо, — слышишь?

Дед Никита приложил руку не к глазам, как обычно, а к уху.

— Ну и что? — проворчал он, продолжая идти за Рыжухой. — Им больше и делать нечего. Не плачут и то ладно.

— Слово какое-то повторяют, — вслушивался Саша. — А что — не разберу.

— Коска, коска! — донеслось уже отчётливее из-за поворота. — Ой, коска!

Саша обогнал Рыжуху и проворно взбежал вверх по тропинке.

— Дедушка, смотри! — крикнул он.

Гришака, Маринка и близнецы тесной кучкой столпились на лужайке перед домом вокруг чего-то маленького, пёстрого. Гришака присел на корточки, протянул руку.

— Живая, — проговорил он, — ишь, глядит!

— Мя-у, — тихонько послышалось в ответ.

Кошка сидела не шевелясь, прижавшись к кустику травы. На чёрной мордочке, казалось, жили только золотые испуганные глаза.

— Вот здорово! — воскликнул Саша. — Сама, через лес, через топь пришла! Голодная, наверно.

Маринка подняла кошку и ласково прижала к груди.

— Домой снесу, — сказала она серьёзно, как взрослая. — Молока дам. Куда ей деваться-то.

— Домой! — радостно запищали близнецы и, по привычке взявшись за руки, затопали за Маринкой.

Дед Никита и Саша убрали картофель, привязали Рыжуху и Мишку. Наконец Саша открыл дверь и остановился на пороге.

Близнецы, взгромоздившись на нары, с восторгом наблюдали, как кошка, давясь и захлёбываясь, лакала молоко из глиняного черепка. Маринка, сидя на корточках, осторожно гладила пёструю спинку.

— Не мешай ей, — сказала бабушка Ульяна. — Самая это нам удача, что кошка к дому прибилась. Чья она — не припомню, только примета верная: кошка на три цвета — дому прибыль. Как она болотом-то пройти сумела?

А кошка, вылизав черепок насухо, оглянулась, прыгнула на печку и, поджав лапки, замурлыкала, точно и век тут сидела.

К вечеру всегда дружные ребята чуть не перессорились: кому спать с кошкой.

— Я её первый увидел, — доказывал Гришака и даже раскраснелся.

— А я её в избу принесла, — спорила всегда тихая Маринка.

Бабушка Ульяна с трудом заставила малышей выпустить кошку.

— На печке будет спать, вот что, — сказала она. — А ещё подерётесь — отнесу кошку в лес, ей там никто лапы ломать не будет.

— Там её волки съедят! — испугалась Маринка. — Ой, бабушка, не надо, лучше пускай с нами не спит.

— Бабушка, — тихонько спросил Саша, — разве ты правда кошку в лес отнесла бы? — Но бабушка Ульяна в ответ только засмеялась. Позже, когда все дневные дела были переделаны, она, убрав посуду, села рядом с дедом на лавку, мягко сказала:

— Скорее бы вы кончали с картошкой. Как уйдёте, ну места себе не найду.

— Скоро кончим, — успокоил её дед Никита, снимая с колодки готовый маленький лапоть. — Ну вот, Маринке есть в чём бегать. А нам с тобой, Сашок, надо ещё в подпол моей хаты заглянуть: там у меня три мешка муки закопано от лиходеев. Вот и будем всю зиму с лепёшками. Ещё ружьё Степаново и весь припас охотницкий там же схоронен. Это тоже сгодится, зимой — не миновать — волки наведаются. Ну а там, не всё войне быть. Дождёмся и тишины…

— Дедушка! — крикнул Саша в восторге и обернулся к Андрейке. — Слышишь? Ружьё у нас будет. Настоящее!.

— Ружьё, — тихо отозвался Андрейка, — отцово. Дедушка, отец-то придёт?

Бабушка Ульяна тотчас обернулась и посмотрела на мальчика. Глаза их встретились. Бабушка поставила на стол чашку, которую держала, и протянула руки.

— Дитятко ты моё бедное, — проговорила она тихо, и Андрейка с горьким плачем припал головой к её коленям. Все замолкли. Бабушка Ульяна тоже не произнесла ни слова, только гладила белую головку. Плач мальчика постепенно начал утихать и затих. А бабушка Ульяна всё гладила и гладила его волосы и, наконец, нагнувшись, проговорила тихо:

— Батька твой, наверно, уж скоро из армии вернётся, Андрейка, этим утешайся, сыночек мой родненький.

В эту ночь бабушка Ульяна положила его около себя. Засыпая, Саша слышал их тихий шёпот, а наутро Андрейка уже не казался таким угнетённым, как все эти дни. Прежняя весёлость не вернулась к нему, но он охотно начал помогать в домашней работе, и с Гришакой стали меньше шептаться. Саша по-прежнему старался отвлекать Андрейку и Гришаку от грустных мыслей, придумывал для них разные интересные дела.

У него и своего горя было достаточно. Вспоминалась мать: маленькая, худенькая, в военной форме, стояла она на площадке вагона и махала ему рукой. Такой он видел её в последний раз. По ночам Саша часто лежал с открытыми глазами. О судьбе матери он ничего не мог узнать, оставаясь на Андрюшкином острове. Тоска так щемила сердце, что он готов был встать и бежать через лес, по дороге на станцию, к людям, где можно было бы узнать, что делается на свете и получить весточку о матери.

А то он представлял себе Федоску в боях с немцами. Вот он побил много немцев. К нему подходит генерал и прикалывает на грудь орден.

— Храбрый Федоска, — говорит генерал. — А где же твой друг Саша?

Федоска смеётся:

— Саша гусака испугался. Он на Андрюшкином острове ребят нянчит. — И все тоже смеются.

Саша с горящими щеками приподнимался на локте, готовый вот-вот отодвинуть дверной засов и бежать. Но вздохнёт во сне бабушка Ульяна или завозится кто-нибудь из детей, и Саша тихонько опускался на нары и зажимал рот рукой, чтобы никто не услышал, как он плачет. После таких ночей Саша просыпался утром с тяжёлой головой и красными глазами и менее охотно, чем всегда, принимался за дневные работы, не подозревая, как зорко и грустно к нему присматриваются внимательные бабушкины глаза.

— Холодно, — жалобно говорит Маринка. Она поднимает то одну озябшую ногу, то другую и прячет их поочерёдно под тоненькое ситцевое платьице, но это мало помогает.

Саша быстро расстегнул кушак и стащил с себя курточку.

— Надень, надень, —проговорил он торопливо, — как это я раньше не догадался!

— Да-а-а… сам ты голый… — нерешительно отозвалась Маринка, глядя на Сашину майку, — сам трясёшься… — Но тут же быстро сунула руки в рукава курточки и засмеялась от удовольствия: рукава были тёплые.

Близнецы переглянулись и, взявшись за руки, подошли к Саше.

— Хо-олодно… — затянули они вместе, заглядывая ему в лицо.

Саша окончательно растерялся:

— Мне… мне и самому холодно, — сказал он, с жалостью глядя на маленькие фигурки в длинных рубашонках. — Я и не подумал: как же мы жить будем без пальто, без ботинок… — Зябко поведя плечами, он засунул руки за резинку трусиков и вошёл в избу.

— Дедушка, — заговорил он, — малыши замёрзли, и босые они. А скоро совсем холодно будет. Ты сколько раз обещал научить меня, как петли на зайцев делать. Научи, дедушка. Мы с Андрейкой их живо наловим, и всё из их шкурок сделаем.

Дед Никита, стоявший у окна, быстро обернулся.

— Замёрзли, говоришь? Так, так… — Он потоптался около окна, заглянул под нары.

— А ну, подай оттуда лыко, — сказал он Саше. — Себе на лапти берег, да обойдусь. Теперь петли важнее.

Дед Никита грузно уселся на своё место. По привычке достал кочедык, но, вспомнив, что он не понадобится, отложил, его в сторону. Саша и Андрюшка окружили его.

Вскоре на столе вырос аккуратный пучок шнурочков с петлями на концах. Свернув его жгутом вокруг руки, дед встал:

— Покажу вам теперь, как ставить петли, — проговорил он. — Но смотрите, чтобы у бабки горшок без мяса в печке не стоял, на чулки нам вместо валенок чтобы шкурки были, а лапти на них я сам сплету.

На следующий день Саша и Андрейка ворвались в хату, держа в вытянутых руках двух пушистых зверьков.

— Есть, дедушка! Есть! — кричали они наперебой. — Так и лезут! Чуть не в каждой петле по зайцу. Ну и охота!

Дед, отложив дощечку, которую он старательно стругал, деловито взвесил каждого зайца на руке.

— Хороши, — сказал он довольным голосом. — А я вот и дощечку приготовил, шкурки распяливать. Просушить их надо, чтобы не испортились.

— Ужинать идите, охотники! — позвала мальчиков вечером бабушка Ульяна. — Вам сегодня лучший кусок.

— Дедушке лучший кусок! Он всё умеет делать, — сказал Саша и глубоко втянул в себя воздух: такой аппетитный запах шёл от большого горшка на столе.

— Зай… — пропищал Павлик и покосился на Наталку,

Но она в первый раз оказалась слишком занята, чтобы ответить ему.

А дед привычным жестом пошарил на плече, забирая в горсть свою бороду, и, крякнув, сказал:

— Ай, бабка, ну и добрый суп сварила, ум отъешь.

Утром близнецы влезли на скамейку около оконца и прижались к стеклу носами так, что они сплющились в маленькие белые пятнышки. Уж очень занятно было смотреть, как на лужайку перед домом, медленно кружась, падали большие белые мухи. Падали и куда-то сразу пропадали: на земле их вовсе не было видно.

— Нег! — сказал Павлик, вспомнив, как говорила бабушка Ульяна.

— Падит, — договорила Наталка.

Затем, не сговариваясь, они сползли на пол и стали дружно дёргать за край рогожу, которой обили дверь на зиму заботливые руки бабушки Ульяны.

Дверь не поддавалась, и близнецы широко открыли рты, собираясь громко зареветь, как вдруг она сама открылась, и в хату, чуть дыша от волнения, влетел Андрейка.

— Сашка! — закричал он, — Сашка, где ты? — и, повернувшись, не закрывая двери, выбежал опять на улицу.

— Здесь я, — послышался ответ, и на тропинке показался Саша с топором в руке.

— Лось! — прокричал Андрей на бегу. — Сейчас потонет!

Через минуту мальчики, перегоняя друг друга, мчались вниз, к болоту. Там у края твёрдой земли бился огромный лось. В этом месте мох был настолько плотен, что легко выдерживал тяжесть человека, но лось ударами копыт прорвал и выбросил его далеко от себя, и теперь бился, погружаясь в чёрную густую жижу.

Лось тяжело храпел, временами опускал огромную рогатую голову в грязь, но тут же снова поднимал её и начинал биться с новой силой. Саша весь дрожал от возбуждения. Первый момент охотничьего азарта прошёл, и теперь ему было так жаль этого беспомощного зверя, что он охотно помог бы ему выбраться на берег.

Страшным усилием лось продвинулся вперёд. Последний удар его задних ног был так силён, что он скользнул по жиже и вылетел почти до половины на твёрдую землю. Голова его упала на траву, и громадные рога коснулись Сашиной ноги. Лось был мёртв.

Саша стоял, не двигаясь, и простоял бы так ещё долго, но рука деда Никиты легла на его плечо.

— Очнись, Сашок, вот так удача! И сам к нам в руки пришёл!

— Сам, — машинально повторил Саша и вдруг воскликнул дрожащим голосом: — Ах, дедушка, как жаль, ведь его можно бы вылечить, приручить.

— Пока ты его приручал — он бы тебя в лепёшку расшиб, — ответил дед Никита и, нагнувшись, положил руку на раненый бок лося. Лицо его помрачнело. — Не ружейная эта рана, — проговорил он, выпрямляясь. — Война это его достигла, война вокруг нас кружит и всё ближе к нам подбирается. Ну ладно, что суждено, тому, и быть. Зато кожи теперь всем вам на чулки хватит, получше заячьих будет. Вот беда горькая, соли нет, — не то на всю зиму с мясом были бы. А сколько её в магазине осталось… В Малинке-то.

— Так она ж там сгорела! — сказал Андрейка.

— Дурачок ты, — ответил дед Никита, направляясь к дому. — Соль разве горит? Задымилась разве. Да и то сказать — склад-то на высоком месте стоит и подвал у него, что твоя хата. Там не то что соли — всего найти можно. И как это я запамятовал… — Старик немного помолчал и, уже подходя к дому, добавил: — Обязательно сходим. А про войну вы бабке не говорите: будет а неё и того, что знает.

— Ты про соль слыхал? — тихонько спросил Саша Андрейку.

— Слыхал, — тихо ответил Андрейка. — А что?

— Так, — сказал Саша.

— И ничего не так, и ничего не так. Забожусь, что знаю…

— Ну и что?..

— Ну чего, петухи, закукарекали? — окликнул их дед. — Бабку зовите. Эх, соли-то, соли нет!

— Слыхал? — На этот раз спросил Андрейка.

— Слыхал.

— Ну и что?

— Пойдём! — отрубил Саша и убыстрил шаги.

До дому мальчики молчали. Остаток дня помогали деду снимать шкуру с лося, резали и подвешивали на высокое дерево мясо, отрубили в с торжеством принесли в избу огромные ветвистые рога и засунули их под нары.

— Вместо конька на избушку прибьём, — сказал Андрейка.

Глава 10

ШЕЙКА!

— Вы зачем мешки из-под нар взяли? — спросила утром бабушка Ульяна, возившаяся спозаранку около печки: сушила небольшие ломти лосиного мяса на сухари про запас.

— Сходим на рыбалку, — отозвался Саша и покраснел. — Мы не скоро вернёмся, бабушка. А мешки на плечи, чтобы теплее было, а то очень спина мёрзнет.

Убедившись, что за ними никто не следит, мальчики свернули не направо — под горку к озеру, а левее, на тропинку по болоту. Шли молча, напряжённо прислушиваясь. Вдруг Саша нагнулся и, захватив горсточку земли, замазал белевшую на дереве зарубку.

— Чтобы не так заметно было, — пояснил он. Андрейка только кивнул головой: говорить им не хотелось.

Дорогой они замазали и прикрыли кусочками коры все слишком явные метки, по которым можно было безопасно пройти по болоту к их острову.

Вода уже похолодела и переходить речку было очень неприятно.

— Коноплями пойдём, — шепнул Андрейка, когда они перебрались на другой берег. От волнения он побледнел так, что веснушки на его вздёрнутом носу казались почти тёмными.

Мальчики в первый раз почувствовали, насколько присутствие деда Никиты придавало им бодрости.

— Вот тут склад был, — показал рукой Андрейка. — Соль прямо в подвал ссыпали. Вот сюда.

Соль, и правда, отыскалась под толстым слоем угольев и пепла. Осторожно разгребая руками, мальчики добрались до чистого белого слоя.

— Я буду сыпать, а ты смотри на дорогу, — проговорил Саша и жадно захватил губами с ладони твёрдый комочек. — Как вкусно, лучше сахара!

Андрейка, держа в руке большой комок соли, с наслаждением лизал его.

— Вкусно, — повторил он. — Только сыпь скорее, страшно уж очень.

Улица Малинки была тиха, в воздухе, над чёрными памятниками-печами, проносились лишь блестевшие паутинки — последние вестники осени.

Саша, торопясь, пригоршнями сыпал соль в мешок, пока смог его еле-еле поднять. Затем он подошёл к Андрейке, выглядывавшему из-за кучи кирпича на дорогу.

— Сыпь теперь ты, — сказал он, — сколько сможешь поднять, а я погляжу.

Но сколько ни смотрел Саша на дорогу, в обе стороны, она оставалась пустынной.

— Готово! Пошли скорей! — наконец прошептал Андрейка, сгибаясь под тяжестью мешка.

— Смотри, в воду не урони! — говорил Саша, осторожно спускаясь к речке. — Вот так, теперь лезем вверх. Ну, всё. Ставь мешок! Отдохнём.

В густой заросли орешника было уютно и, казалось, безопасно. Мальчики успокоились, лица их повеселели.

— Вот мы и одни управились, — заговорил Андрейка. — Без дедушки. И даже не страшно, правда?

— Правда, —довольно неуверенно ответил Саша, — почти не страшно, только…

— Ничего не только, — перебил его Андрейка. — Мы всё равно углядели бы немцев. Уши у меня сквозь землю слышат. Забожусь, что…

Но тут он тихо охнул и присел, зажимая уши руками: тихий визг раздался в кустах за его спиной. Саша потянул Андрейку за рукав.

— Не шевелись, — прошептал он. — Где собака, там, наверно, и хозяин, только почему она визжит так жалобно?

Андрейка покачал головой:

— При хозяине так скулить не станет. Безхозяйная она.

— Тюсь, тюсь, — шёпотом позвал Саша и замер: из прибрежных кустов вышла на тропинку маленькая, явно не малинкинская собачка: пушистая, чёрная, с белым галстучком на шейке.

Она еле держалась на ногах от истощения. Дрожа и припадая к земле, собачка проползла под ветками орешника и легла у Сашиных ног. Саша нагнулся и погладил её. Она сделала попытку подпрыгнуть и не смогла. Слабо взвизгнув, перевернулась на спинку и замахала лапками. Мальчики в восторге смотрели на неё, потом взглянули друг на друга.

— Безхозяйная и есть, — повторил Андрейка. — От хозяев отстала. Гляди, кожа на лапах полопалась, как она ещё бежала. Как назовём?

— Белошейка! — в восторге закричал Саша и, подняв собачку, прижал её к себе, тут же сократил: — Шейка!

Шейка была согласна на любое имя. Дрожа и захлёбываясь, она проглотила холодную картошку, вынутую Сашей из кармана, и, став на задние лапки, лизнула ему руку маленьким розовым язычком. Было понятно и без слов: она нашла себе хозяина.

Стоя на коленях, Андрейка ласково гладил её пушистую спинку.

— Вот бы собачий язык понимать! — сказал он. — Всё бы она рассказала. Лапочки побила как, издалека, видать, бежит.

Мальчики осторожно промыли в речке опухшие, воспалённые лапки Шейки и перевязали их Сашиным носовым платком.

Увлёкшись хлопотами, они почти забыли об опасности.

Но вот Саша насторожился и посмотрел на Андрейку.

— Слышишь? — спросил он.

Андрейка стоял бледный, с полуоткрытым от испуга ртом: далёкий, чуть слышный рокот становился всё громче. Мальчики, не сговариваясь, присели в кустах. Серебристый самолёт, вынырнув из-за высоких деревьев, пронёсся над рекой.

— Опять самолёт, — произнёс Андрейка шёпотом, точно боясь, что его услышат. — Ой, Саша, погляди на Шейку. — Собака, вся дрожа, молча прижималась к земле. Понимает, — тихо сказал Саша и погладил взъерошенную мягкую шёрстку. — Она что-то видела, чего мы не знаем. Бежим домой, Андрейка, скорее.

Мальчики, согнувшись под тяжестью мешков, почти бегом кинулись по тропинке. Собака бежала за ними, не отставая, смешно спотыкаясь на забинтованных лапках.

Бабушка Ульяна хлопотала около печи, у неё за спиной что-то тяжёлое мягко стукнуло о пол. Она обернулась: запыхавшиеся, уставшие, но весёлые, стояли перед ней Саша и Андрейка.

— С чем пришли? — ласково провела она рукой по Андрейкиным вихрам.

— С солью! — выпалил тот и засмеялся.

— С солью?… — недоверчиво переспросила бабушка Ульяна и взмахнула руками. — Ой, да что же это, да неужто и правда, вы одни ходили?

Она хотела ещё что-то добавить, но радостный крик Маринки перебил её:

— Собачка, да какая хорошенькая! Где вы её взяли? А зачем у неё лапочки перевязанные? — Она уже подхватила Шейку на руки и крепко прижимала к себе. Шейка в ответ на ласку смело лизнула девочку в розовую щёчку.

Бабушка Ульяна покачала головой:

— Ртов-то у нас и так много, — заговорила она.

Дети испуганно переглянулись, но неожиданно вмешался дед Никита.

— Погоди, бабка, — вступился он. — Зимой, не дай бог, волки наведаются к нам в гости, а она и даст нам знать. Собака для двора — первое дело.

— Помилуй бог! — испугалась бабушка Ульяна. — И чего ты только не наговоришь, дед. — Но тут же она вытащила из-под печки битый горшок, вылила в него остатки похлёбки и поставила на пол.

— Ладно уж, покормите её. То ли будет с неё толк, то ли нет, а живая душа есть хочет.

Глава 11

СТРАШНАЯ БИТВА

Подойдя к двери, Павлик наклонился и придержался руками за высокий порог, чтобы было легче через него перелезть, но вместо этого сел на порог верхом, болтая ногами. Ему захотелось ещё раз полюбоваться на длинные чулки из заячьего меха, только что надетые на него бабушкой Ульяной. Наталке тоже захотелось сесть с ним рядышком, и она стала толкать его в спину, крича:

— Динься! Динься!

Бабушка Ульяна положила конец спору, проворно подхватив обоих ребят под мышки, она выставила их на улицу и захлопнула дверь, чтобы не выстуживали хаты.

— Далеко не ходите! — крикнула она уже через дверь и занялась своими делами,

Мирно взявшись за руки, близнецы оглянулись, ища, с чего бы начать прогулку?

Бык Мишка и Рыжуха вышли из сарая и остановились около дома. Мишка, всегда спокойный, сегодня был чем-то взволнован: он тревожно мычал, с шумом нюхал воздух и бил себя хвостом по бокам, точно отгоняя надоедливых мух.

Мелькающая в воздухе кисточка хвоста понравилась Павлику. Он направился было в сторону Мишки, но Наталка догнала его и упрямо потянула за рукав: бабушка сказала далеко не ходить, но ведь интереснее всего делать запрещённое. Павлик, как всегда, не протестовал, и близнецы, как маленькие шарики из заячьего меха, покатились по тропинке к озеру.